Самая необходимая наука — это наука забывать ненужное. Антисфен
После завершения дела в жизни Элмонда началась череда спокойных, даже беззаботных дней. Небольшие инциденты разрешались менее чем за три часа, по вечерам детектив продолжал работу над своим собственным расследованием, а ближе к ночи, если это был один из будней, в которые сразу несколько старших классов школы магии задерживались допоздна, встречался в кофейне с де Латте. Их разговоры довольно скоро вошли у Рея в привычку, что он с неудовольствием отмечал, однако делать с этим что-либо не собирался. Орнелла ему благоволила, а также многое рассказывала о светской жизни города. Может, ему и не всегда были интересны темы, на которые она заводила беседы, но слушать профессора было легко и приятно. Порой ему казалось, что она говорила с ним как со своими учениками — доходчиво, красочно. Любой термин она могла объяснить как научным языком, так и простым, житейским, и всегда приправляла свои рассказы примерами и историями из своей жизни. В такие моменты она начинала напоминать ему покойную мать: та любила поболтать и зачастую подолгу толковала с подругами о том, об этом и ни о чём в общем. Одиночество детектива понемногу таяло, неловко сталкиваясь с дружелюбным теплом де Латте, и странное, отчасти неприятное чувство заполнения этой многолетней пропасти, то и дело выплывавшее на поверхность из таких глубин подсознательного, о каких он и сам не знал, заставляло мужчину смотреть на часы, ёрзать на стуле, хвататься за свою чашку, как за спасительный плот — проще говоря, нервничать. — Послушайте, мне положительно нравится с Вами общаться. Вы хороший слушатель. Как насчёт того, чтобы совершить со мной небольшую прогулку на выходных? — А Вас не потеряют, де Латте? — Вы так и не поняли?.. Рей, меня некому терять. И, я Вас прошу, называйте меня по имени. Каждый раз, когда Вы произносите мою фамилию, у меня появляется ощущение, что я на допросе. Мурашки по спине! — Леди… Орнелла. Что ж, раз никто не будет возмущаться, что я верну Вас домой позже восьми, то я согласен. Но имейте в виду, днём я буду занят, а потому встретимся мы только вечером. Устраивает такой расклад? Ответ Элмонда заставляет женщину рассмеяться, и та расслабленно откидывается на спинку стула. Прошло полтора месяца с их первой встречи, и теперь их беседы были куда менее напряжёнными. Детектив нечасто рассказывал о себе, но в те редкие моменты, когда волны сентиментальности заставляли его открыться своей собеседнице, она чувствовала себя особенной — по-настоящему особенной. Ни диплом из Академии, ни письмо из Министерства не заставляли её так остро ощутить себя единственным на всём свете человеком, заслуживавшем чьего-либо доверия, однако эта странная близость, завязавшаяся на кофе, творила чудеса с ними обоими. — Вполне, во сколько мне Вас ждать? — Как обычно, но будьте готовы к тому, что я могу задержаться. — Тогда по рукам, Рей. И не забудьте одеться потеплее, обещают похолодание. Это означало лишь одно — его пальто с вероятностью порядка 70% вновь переходило в собственность де Латте, а значит, сыщику стоило надеть поверх рубашки коричневый свитер, подозрительно подходивший по цвету к платью Орнелы, который женщина не так давно преподнесла ему в подарок на его недавний день рождения. Размер сходился, что несколько напрягало мужчину, однако он был бесконечно благодарен своей новой подруге за её заботу. В свою очередь оставаться у профессора в долгу он не намеревался. Следовало преподнести ей небольшой подарок, и именно его поискам Рей решил посвятить остаток вечера. Нельзя сказать, что у детектива не было опыта в выборе презентов, однако женщина была много моложе его, и Элмонд боялся ошибиться. Да, именно боялся — его не пугало начальство, не пугали преступники, не пугал даже именитый «Лотос», однако мысль о том, что де Латте бы не понравилось что-то, что он намеревался подарить ей, заставляла его понервничать. Мать сыщика любила практичные подарки и всегда отчитывала отца, когда тот приносил в дом безделушки. Редким исключением были её любимые цветы. По другую же сторону этих мысленных баррикад находились его отношения с Энджи. Та обожала бижутерию, сувениры и прочие маленькие вещицы, обычно стоившие больших денег. Сам же сыщик тяготел к чему-нибудь простому и пригодному в быту, но сомневался, что Орнелла оценила бы такой подход. Она была живой, слегка ребячливой дамой, в то же время не лишённой изящества своего возраста. Книга? Украшение? Бутылка вина? Выбор оказался куда сложнее, чем предполагал Элмонд. Решив не ломать голову, а посетить пару-тройку магазинов в поиске вдохновения, Рей тронулся в путь. Пасмурное октябрьское небо, ровно как и проносившиеся по улице навроде перекати-поля целлофановые пакеты, не предвещало ничего хорошего, но мужчина был настроен весьма категорично. Сувенирный было решено обойти стороной, а потому первым делом детектив отправился в цветочный, где вскоре понял, что не знал самого главного — предпочтений женщины. — Ну что, Эл, решил на старость лет завести себе подружку? Или как всегда, за лилиями? Невысокий коренастый торговец с густыми чёрными усами широко улыбался, стоя за прилавком. Им являлся не кто иной, как господин Журек — сплетник, интриган и один из тех немногих людей в городе, с кем Рей сохранял хорошие отношения и к кому мог сунуться за советом. Некогда цветочник нелегально пересёк границу со стороны Леграсса, того самого соседнего государства, с которым на этом веку воевала Парфедия, и каким-то образом прижился во вражеской стране без особых проблем — по крайней мере, по его собственным рассказам. Сам же Элмонд лишний раз не совал нос в дела приятеля. У каждого есть вещи, о которых лучше не рассказывать. Дочка продавца любопытно выглядывала из-за спины отца, пока тот беседовал с посетителем, но помалкивала. Видать, всё ещё побаивалась иногда заходившего к ним сыщика — вдруг папу заберут. — Не угадал, Вацлав. Смотрю подарок для знакомой. — Знакомой, говоришь? Долли, ну-ка пройдись до цветника, глянь, как там розочки. Долли послушно убегает, оставив мужчин наедине, и Вацлав не без некоторой угрозы наклоняется вперед, осуждающе упираясь ладонями в прилавок. — Что ты мне городишь, детектив. Знакомые у него. Колись, сколько ей? Где встретил? Только не говори, что во время дела, даже моя дочь тебя засмеёт. — Я абсолютно серьёзен. Да ты и прав — я слишком стар, чтобы заводить «подружек». Возможно, она мне даже скорее как коллега… — И именно поэтому ты пришёл ей за цветами, Эл. Ладно, давай, опиши её. Попробуем угадать, что бы ей понравилось. Рей недовольно скривил губы, чувствуя, как слова усатого цветочника пробираются ему под кожу. Да, Орнелла не была просто знакомой, не была и коллегой. Он считал её подругой, причём довольно близкой, но выкладывать все обстоятельства перед проницательным торговцем не собирался. Возможно, он и себе-то не хотел признаваться, что испытывал к женщине какой-то особый интерес. — Она преподаёт, Вацлав. Младше меня лет на двадцать. Одевается занятно, видимо, ей шьют на заказ. Когда встретил её, думал, певичка — красивая, как с обложки. Глаза у неё… Как у кошки. Как будто видит насквозь. — Интересная дама. Думал сначала предложить тебе фикус в уродливом горшке, но теперь вижу, что не пойдёт. Таким дарят либо обещания, либо бриллианты. А ты, дружище, можешь купить ей шаль или перчатки. Что-нибудь не особо дорогое, ты ж всё равно не потянешь, но такое, чтобы вспоминала. Смекаешь, Эл? — Смекаю. Только вот перчатки и накидка у неё и так есть. Мне иногда кажется, что у неё вообще всё есть, что ей нужно. Что я вообще могу ей предложить? Детектив осекся. Его разочарованная речь выдавала его отношение к Орнелле, что, конечно, тут же заметил владелец лавки и ехидно ухмыльнулся. — Ну, помимо себя… Черт его знает. Чего ей не хватает, то и предлагай. И, слышишь, упаси тебя господь подсовывать ей свои вонючие самокрутки, понял? Она курит? — Что ты прямо как отец, ей-богу. Курит. Да и самокрутки брала… Гнев, вспыхнувший в глазах Вацлава, постепенно сменяется горестным смирением. Когда сыщик начал говорить о своей загадочной подруге, Журек сразу подумал о том, как однажды будет разбираться с ухажёрами дочери, и отношение Рея поставило его в тупик. — Тьфу. Купи ей то, что она сама себе по каким-то причинам не покупает. Вдруг угадаешь. А теперь проваливай, утомил. Не дай бог мне Долли такого, как ты, приведёт. Убью на месте. — Да уж… Ну и на том спасибо. Кажется, у меня появилась парочка идей. Увидимся, Вацлав. Здоровья тебе и дочке. — И тебе не хворать, паскудник. Удачи! И вновь гложущее послевкусие слов торговца. Неужто он и в самом деле всё ещё был способен испытывать какие-то там чувства? Сердце его билось ровно, а разум его был ясен. Копаться в себе детектив не любил, а потому в очередной раз плюнул на раздумья и поплёлся дальше — разговор навёл его на одну занятную идею. То, что было ей нужно, но чего у неё не было. Ответ оказался куда проще, чем он думал. — День добрый, мамаша, есть зонты? Женские. Конечно же, зонт. Она никогда не носила с собой зонта, а потому Элмонд периодически лишался своего пальто. Полная продавщица с лихим видом неодобрительно оглядывает сыщика, после чего проводит его вглубь магазинчика, минуя несколько полупустых стеллажей с сумками и ремнями. — Из женских только эти три, выбирайте. Перед Реем оказываются три весьма экстраординарных объекта разной формы и цвета. Первый — довольно строгий, но в то же время неописуемо вульгарный красно-чёрный зонт в полоску с бахромой по краям ткани и бордовой лентой на самой ручке. Этот пошлый предмет чем-то напоминал ему Энджи — помпезную, лёгкую на подъем и не стеснявшуюся ни в выражениях, ни в жестах. Вторым на очереди был подозрительно яркий жёлтый зонтик, походивший цветом на краску в психбольницах. Он был побольше, чем предыдущий, и ручка его представляла собой вырезанную из дерева голову слона. Смотрелась эта комбинация убого и дёшево, как бы детективу ни хотелось не произносить это слово даже мысленно. Преподносить подобное Орнелле было бы равноценно выстрелу себе в ногу — и то даже самострел был бы не таким постыдным делом. Наконец, третий, сразу заинтересовавший сыщика объект: в закрытом состоянии он был довольно обычным чёрным зонтом, из-под ткани которого высовывалась искусно выточенная голова кошки какой-то дорогой породы, а при открытии демонстрировал своё элегантное нутро — от стороннего наблюдателя скрывался изысканный узор из бежевых и коричневых фигур, напоминавших цветок пиона. Нечто в нём сразу навеяло ему мысли о той кофейне и о женщине, однажды прождавшей его полтора часа, чтобы уйти ни с чем и сесть ему на хвост. Сомнений не было. — Девушка… Девушка, беру этот. — Цену-то смотрели? Он дорогой, ручка из слоновой кости. — Заворачивайте. Беру. — Повезло же какой-то барышне. Пройдёмте, рассчитаю. Выложив приличную сумму за зонт, который продавщица осторожно, будто младенца, завернула в шёлковый чехол, мужчина с облегчением выдыхает. Оставалось лишь дождаться выходных.***
Два дня пролетели незаметно. Проспав до обеда, Элмонд встрепенулся, потянулся, взглянул на часы и под язвительный крик полуденной деревянной кукушки, выскочившей из циферблата, благополучно свалился с дивана на пол, попытавшись встать так, чтобы не разбудить кота, валявшегося у него в ногах. Нужно было успеть сходить в участок, завершить рапорт и привести себя в порядок перед встречей. Вместе с детективом теперь подскочил и Вискерс, испугавшийся грохота. — Ещё один длинный день, приятель. Зайду вечером, не проказничай. Вряд ли Констебля интересовало, куда пропадал его хозяин, однако прощаться с питомцем перед уходом, как с членом семьи, уже давно вошло у Рея в привычку. На работе было всё так же невыносимо душно, как и в любой другой день. Вентилятор на потолке сломался и уныло покачивался из стороны в сторону, когда кто-нибудь нарочно швырял в него комок бумаги или, ещё хуже, канцелярию. Идиллия маленького офиса, в котором собирались валять дурака все те, у кого не было настоящей «работы» на данный момент: кто-то спал, кто-то разбирал бумаги, кто-то листал порножурналы. Жизнь шла своим чередом, пусть здесь и казалось, что время и вовсе застыло, законсервировалось и не собиралось никуда двигаться. Когда стрелка часов с усилием переползает отметку в шесть вечера, уставшие взгляды сотрудников стремительно оживляются, журналы летят в ящики, ноги слетают со столов, ручки перестают скрипеть и наконец ложатся отдохнуть, а все работники скоро покидают превратившийся в подтухшее желе участок. Мнимая свобода до следующего рабочего дня, распоряжаться которой каждый волен, как вздумает. Накинув пальто на плечи, вместе с остальными уходит и Элмонд — до встречи остаётся два часа, а значит, ему нужно продышаться и поспешить домой. Возможно, он никогда не уделял столько внимания своему внешнему виду, как сегодня — он и сам не понимал почему. Обычно на встречи с де Латте он приходил после работы как есть. Она, казалось, не была против и не замечала ни его отросшей щетины, ни смявшейся в офисе рубашки — однако в этот раз всё ощущалось иначе. Поскольку они собирались на прогулку, а он намеревался отдать ей подарок в виде зонта, Рей вдруг почувствовал особую ответственность за то, как выглядел — и удалился в душ. Свежая рубашка, выстиранные свитер и брюки, тщательно выглаженный галстук, начищенные туфли. Глядя на себя в зеркало, мужчина невольно улыбнулся, вспоминая свою юность. Казалось, даже глаза его молодцевато поблёскивали в свете не софитов, но одинокой лампочки, свисавшей на проводе в центр комнаты. Наконец, последний штрих в образе истинного джентльмена — парфюм. Ему детектив уделил особое внимание, зная, как чутко женщины относятся к подобному. «Tarda serata», «поздний вечер». Это словосочетание было особенно близко Рею, который в полной мере осознавал свой возраст и не старался казаться моложе своих лет. Среди всех резких, вызывающих ароматов этот был особенным, каким-то по-своему мягким. Дама, заведовавшая салоном, с воодушевлением рассказала сыщику, что таилось под стеклянной крышкой: в основе парфюма лежали мускус, запах кожи и бобов тонка. Они создавали тёплый, тягучий, чуть сладковатый фон для более ярких, но тяжёлых ароматов гвоздики и изысканного горького шоколада. Вишенкой на торте были освежающее яблоко и пикантный розовый перец, снимавшие напряжение со сгущенных тонов основных нот и «сердца». Из всего этого описания Элмонд запомнил лишь то, что там были бобы — все красочные эпитеты благополучно миновали его уши. Теперь же, всё ещё стоя у зеркала, он осторожно распылил парфюм в воздухе и вошёл в получившееся маленькое облачко, чтобы аромат осел равномерно — к этому его еще в юношестве приучила Зои. Затем следовало немного растереть жидкость на запястьях и шее, а затем — на внутреннем сгибе локтя. Так он дольше держался. Закончив с приготовлениями, мужчина наконец-то берёт подарочный зонт и, набросив на плечи пальто, всё ещё приятно пахнущее табаком, погружается в освещённую фонарями улицу. Теперь, когда у него приподнятое настроение, всё кажется ему не таким уж и мрачным — точнее, он попросту не замечает ни тёмное пасмурное небо, ни мусор, ни грязь, ни проституток, дежурящих в переулках, ни продавцов дешёвой наркоты, поджидавших покупателей. Всё, что сейчас видит Элмонд, заключается в отражающихся в лужах огнях и приближающейся вывеске кофейни, у которой его уже ждёт знакомая хрупкая фигура. — А вот и Вы, Рей. Добрый вечер. — Вечер, Орнелла. Давно ждёте? Женщина тепло улыбается и неловко переступает с ноги на ногу, поглядывая на свои уже успевшие запачкаться сапоги. — Вовсе нет. Я сама не так давно пришла. Вы готовы? — Вы говорите, будто мы отправляемся в крайне долгое и опасное турне. Мне стоит подготовиться? — Вы уже подготовились, как могли, Рей. Идёмте, я покажу Вам одно местечко… Но сначала позвольте узнать, Вы не голодны? Мне бы не хотелось, чтобы Вам стало дурно в ходе нашей прогулки. — Умеете же Вы заинтриговать. Обо мне не беспокойтесь, всё будет хорошо. И куда же Вы намереваетесь меня вести, если не секрет? — А я так хотела перед этим показать Вам мой любимый ресторанчик… А куда — секрет! Сами всё увидите. Без тени стеснения, как ребёнок, де Латте берёт мужчину за руку и увлекает за собой — вглубь сверкающей фонарями улицы. Дома медленно проплывают мимо, как уродливые серые рыбы с горящими глазами-окнами, но взгляд детектива не покидает держащие его ладонь тонкие пальцы. На Орнелле всё те же белые шёлковые перчатки, которые он когда-то принёс ей в школу. Тепло её прикосновения перетекает на кожу сыщика, и он легко и неуверенно сжимает её руку в ответ. Какое-то щемящее, давно забытое, но такое знакомое чувство начинает свербеть под рёбрами Элмонда, а уши закладывает, как если бы он падал с высоты, зная, что неминуемо разобьётся. Возможно, это просто было смутным наваждением дождливой ночи. Возможно, октябрьский воздух попросту сыграл с ним злую шутку. Сыщик растерянно вздыхает — так, чтобы она не услышала. Всё это — краткий миг. Песчинка в часах. Одна из миллиарда капель дождя, что, как и другие, уйдёт в землю. И всё же что-то внутри него переворачивается, обнажая не то надежды, не то секундные порывы ещё не успевшего отучиться чувствовать сердца. «Прошу, не отпускайте мою руку. Боюсь, что, если Вы бросите меня на этой улице, я навсегда потеряюсь среди переулков и фонарей. Не оставляйте... Меня одного». — О чём-то задумались, Рей? Скоро придём, не скучайте. Уже скоро… Ему хотелось, чтобы это мгновение остановилось. Застыло. Чтобы тепло не пропадало с его ладони. Чтобы ему не пришлось думать о том, как он всё это время был одинок и как ему на самом деле хотелось, чтобы кто-нибудь был рядом. Он успел привыкнуть, он успел смириться, перестал замечать — и всё в дребезги. Что есть жизнь, если не бесконечная мука? И вот стук каблуков затихает. — Вот мы и на месте! Что скажете, отличное местечко, верно? Я сама не так давно узнала о нём, а потому решила, что просто обязана привести Вас сюда. Наверняка Вам негде как следует отдохнуть после работы. «Отличное местечко» представляло из себя небольшой на удивление чистый дворик с двумя выходившими в него дверьми. Над одной из них красовалась опрятная деревянная вывеска: «Ронда». — Это… Бар? — Не просто бар, не отставайте. За скромной чёрной дверью прятался совершенно иной мир, разительно отличавшийся от «Хвоста дьявола». В конце небольшого помещения ютилась узкая барная стойка, за которой стояла молодая женщина в костюме и протирала бокалы. По углам были раскиданы несколько столиков с маленькими аккуратными креслами, а в центре находилось нечто, что поначалу не на шутку смутило Элмонда. Над деревянным полом слегка возвышалась квадратная платформа, сбоку от которой находилась крохотная сцена, где на табуретках сидели три музыканта и неумело, но страстно исполняли зажигательную джазовую композицию. — Это что же… Танцпол? — Да, Рей! Великолепно, правда? И здесь даже необязательно брать что-либо, можно просто потанцевать и уйти. Мне нравится здешняя живая музыка, ребята всегда играют с чувством — даже если в зале никого нет. Подумать только — настолько они любят своё дело. — Не поспорю… И Вы хотите..? — Конечно! Но если Вы стесняетесь, так уж и быть, посидите пока у Ронды. Она и хозяйка, и бармен. Как раз все места за стойкой свободны. А я, пожалуй, пойду разогреюсь. Женщина легко, как умелая артистка, вспорхнула на танцпол и начала подстраиваться под ритм музыки, слегка поводя плечами и качая бёдрами. Её движения были простыми и естественными, однако Рею было трудно оторвать от неё взгляд, пока он по её настоянию, то и дело натыкаясь на столы и декор, боком проходил вглубь заведения. — Что возьмёте? Ром, вино, коктейли? Есть и безалкогольные напитки: холодный чай, сок — для ценителей — водичка с газом. Грубоватый женский голос заставил Элмонда обернуться и встретиться лицом к лицу с Рондой. Это была довольно приятного вида полная дама, внешность которой портил лишь небольшой выглядывавший из-под редкой чёлки шрам на лбу. — Будет бурбон с молоком? — Отчего же нет, будет. Джо, тащи «Джея Бина»! «Джеем Бином» являлась одна из самых любимых в народе марок бурбона, унаследовавшая имя от целой династии фермеров-виноделов, Бинов. Первым был Джейкоб Бин, последним — его прапраправнук, Джереми. Особенностью бурбона была его основа — производили его из кукурузы, а не из ячменя. Считалось, что сама идея приготовления этого спиртного принадлежала некоему пастору, решившему использовать перебродившую кукурузную кашу не по назначению, а затем этим благородным делом занялись семьи Райпи и, конечно же, Бинов. У Элмонда была и своя история, связанная с крепким золотистым напитком. Когда-то давно, когда он ещё служил вместе с Тэффи, он любил наведываться в небольшой бар, «Офелию», куда время от времени заглядывали и другие копы из отдела. Среди них был офицер Райс, довольно вспыльчивый мужичонка в годах, главной страстью которого были путешествия. Он мечтал убраться из Парфедии подальше, объездить мир и начать новую жизнь в Леграссе или в маленьком королевстве на самом юге континента — Маис-Пульке, где местные понемногу вытеснялись приезжими из соседних стран. Рей хоть и любил Парфедию, но прекрасно понимал Райса — он и сам хотел когда-нибудь на старость лет уехать на юг, поближе к океану, например в Эмпанадас, занимавший восточное побережье, где даже зимой не шёл снег. Тропический рай! Так или иначе, одним вечером, когда детектив, ещё работавший простым штатным полицейским, встретился с офицером в «Офелии», старик Райс решил поучить молодёжь искусству пить — и напоил несчастного Элмонда до тошноты. Однако самой яркой деталью для Рея остался вовсе не белоснежный унитаз бара, с которым ему пришлось не раз встретиться в тот день, а вкус бурбона — бурбона с молоком. Для молодого сыщика это было настоящим открытием, и после этого случая он пил янтарную амброзию крепостью в сорок три градуса исключительно так, как его научил старый офицер, хотя у любого нормального человека бурбон начал бы вызывать отвращение. Возможно, сейчас Райс уже попивал любимый напиток в окружении южанок и со смехом вспоминал свою жизнь в Парфедии — самой унылой и самой разрекламированной стране на континенте. Из-за двери за стойкой скоро выныривает Джо, помятый мужчина средних лет со взлохмаченными пшеничными волосами, держа в руках бутылку заветного бурбона и столь же быстро скрывается обратно под любопытным взглядом Рея. Заметив интерес клиента, женщина горестно вздыхает и перестаёт тереть уже давно высохший бокал. — Мой муж, бездельник. Охранник здесь, только толку с него ни черта. К подружке присоединиться не желаете? Ей, кажется, совсем одиноко. Кроме вас двоих сейчас всё равно никого нет, не опозоритесь, если не умеете танцевать. — Вы неправильно поняли, мы… — Конечно-конечно. Обернитесь, она на Вас смотрит. Рей беспокойно оглядывается через плечо, чтобы увидеть, как заметившая это де Латте машет ему рукой и подзывает к себе. Криво усмехнувшись, мужчина отрицательно качает головой и, развернувшись спиной к стойке, наблюдает за Орнеллой. По-детски надув губы, она отворачивается и продолжает танцевать некое подобие твиста. Только сейчас сыщик замечает, что она боса — рядом с платформой стоят, покосившись, её белые сапоги. Аккуратные маленькие ступни шлёпают по танцполу, и Элмонд находит в этом нечто очаровательное. Очертания её ног неидеальны, но это делает их особенно привлекательными. Сколько мужчин засматривалось на них до него?.. Холодное стекло стакана касается руки детектива, и тот коротко переводит взгляд на стойку, обнаруживая уже готовую выпивку. — Ну давайте, для храбрости. Она же не оставит Вас в покое. — Вы, кажется, знаете её? — Не особо. Чудная женщина, жаль, что не хочет петь у нас — у неё превосходный голос. Бросила бы свою унылую работу да шла в наш бар. Тут уж сразу бы стало веселее. Бесхитростная речь Ронды заставляет детектива в очередной раз улыбнуться. В этом районе нечасто встречались люди, не точившие на него зуб и готовые вот так по-простому поговорить с ним. Взболтав содержимое стакана, он делает глоток, затем ещё один — и так пока не допивает всё. Приятное тепло расползается по груди, а позже и по всему телу. Отличный всё же коктейль. В других барах по какой-то неведомой причине его не подавали, и сыщику приходилось пить либо кальвадос, либо просто виски. Горечь бурбона таяла в жирном сладковатом вкусе молока, оставляя на языке терпкое послезвучие. Повторявшаяся до этого композиция сменилась, и трио старательных музыкантов превратилось в дуэт с вокалистом. У мужчины, ухватившегося за микрофон, был довольно уникальный тембр: его голос чем-то напоминал звуки тубы и как нельзя лучше вписывался в яркую, хоть и неторопливую мелодию, вылетавшую из саксофона и гитары в руках двух других артистов. Только Элмонд снял пальто, положил зонт, который он до этого держал под мышкой, на стойку и достал портсигар, намереваясь расслабиться по полной, насмешливый женский голос вновь его окликнул, и сыщик растерянно поднял глаза на приближавшуюся к нему де Латте. — Вы так и собираетесь здесь просидеть весь вечер? Рей, я Вам этого не позволю, вставайте. — Орнелла, я не умею танцевать. — Отказы не принимаются, я привела Вас не штаны протирать — Вы ведь не школяр на лекции. Её рука крепко берёт мужчину за запястье и утягивает за собой. Начни он сопротивляться, она в жизни не сдвинула бы его с места, но детектив уже не особо возражал — быть может, из-за виски, гревшего ему желудок, а быть может, из-за взгляда профессора, в котором смешались и недовольство, и озорство. На улице снова начался дождь, в «Джеральдине» на сцене отплясывала «мухоловка», по обочинам Белл-стрит и улицы Св. Павла предлагали свои услуги барахольщики и проститутки, а в маленьком пустом баре на крохотной улочке, носившей номер вместо названия, играла живая музыка и танцевали двое. Периодически они брали передышки, обращались к Ронде за коктейлями и говорили — почти что обо всём. Пусть здесь и не было никого, кроме них, музыкантов и хозяйки с её непутёвым мужем, заведение казалось полным жизни. Элмонд самую малость соврал, когда сказал, что не умеет танцевать. В молодости он отплясывал свинг, а позже — линди-хоп вместе с Энджи, однако идти на столь близкий контакт с женщиной, с которой он не находился в отношениях, было опасно, а в современных направлениях сыщик не разбирался. Молодёжь увлекалась «давкой окурков» — то есть, твистом. На счастье Рея, танец оказывается несложным, без определённых правил и последовательностей, и мужчина довольно быстро подстраивается под движения Орнеллы. Туфли скрипят, руки то и дело взмывают в воздух, а на губах что волшебницы, что сыщика проступают широкие, почти что беззаботные улыбки. Прошло много времени с тех пор, как детектив занимался чем-то подобным, возможно, даже слишком много. Он чувствовал, что потерял былую прыть и гнулся куда хуже, чем раньше, что уже начал уставать, но этот факт мало его занимал — ведь в метре от него всё ещё достаточно лихо прокручивала обворожительную ножку на носке дама, в чьем дарёном свитере он сейчас щеголял. — Точно, подарок! Послушайте, у меня кое-что для Вас есть. Это, конечно, немного, но… Надеюсь, Вам понравится. — И что же это такое, Рей? Неужто Вы сейчас встанете передо мной на одно колено? — Снова Вы со своими шуточками. Я хотел презентовать Вам нечто крайне полезное, чего я, собственно, на данный момент ни разу у вас не замечал. Пройдёмте к стойке, мне бы как раз не помешало немного передохнуть… Шёлковый свёрток всё ещё покоится рядом с пустым стаканом от коктейля под пристальным надзором Ронды, и сыщик торжественно развязывает ленту на чехле, чтобы продемонстрировать зонт во всей красе. Глаза обеих женщин сразу же приковываются к ручке. — Слоновая кость! Вот те раз! Это ж сколько такая вещичка стоит... — Рей, Вы… Ох, кажется, она в форме головы… мейн-куна? Как необычно… Затаив дыхание, мужчина ждёт вердикт и от напряжения слегка сжимает пальцами край стойки. — Он великолепен, но стоило ли… Право, Рей… — Вы всегда выходите на улицу без зонта, всегда мокнете, если я вдруг не оказываюсь рядом и не запихиваю Вас в своё пальто. Холодает. Если я не попадусь Вам в дождливый день и Вы заболеете, с кем же мне пить кофе после работы? Краем глаза Элмонд замечает, что бармен расплылась в блаженной улыбке от их диалога, и, стараясь не обращать на Ронду внимания, слегка морщит нос от внутреннего недовольства. Внезапно всеобщее внимание переключается на входную дверь, что с шумом распахивается, впуская внутрь холодный воздух снаружи. — Чёртовы республиканцы! Я в-вас всех… Проклятье! Пьяный мужчина с лицом престарелой мартышки стремительно движется вглубь заведения, сыпля проклятиями, и детектив встаёт перед де Латте, закрывая её от потенциальной угрозы, но следом происходит нечто из ряда вон выходящее. Ронда, не теряя времени, молча перемахивает через стойку, как разъярённая пантера, и, в несколько шагов — или даже прыжков — преодолев расстояние между собой и агрессивным пьянчугой, без размаха, как профессионал, бьёт его под дых. Ярый противник республиканцев сгибается пополам, встречаясь лицом с гостеприимным коленом хозяйки бара и, нокаутированный, ложится отдохнуть прямо на танцпол. Несколько капель крови пачкают платформу, и женщина гневно рявкает, взывая к мужу: — Джо, чтоб тебя! Почему я должна выполнять твою работу?! Иди уберись! Никчёмный охранник вновь выглядывает из помещения, вероятно, бывшего складом, и, увидев лежащего ничком мужчину, торопливо покидает своё убежище и оттаскивает нарушителя куда-то на улицу, после чего принимается драить пол. — И часто здесь так? — Пьяницы? Не особо. Зато идейных хватает. То демократы им не нравятся, то республиканцы… Достали. Когда уже в этой несчастной стране начнутся мирные времена… — Пока во главе стоят дураки, плохо будет всем. Тяжко вздохнув, хозяйка уходит в уборную для гостей — помыть руки — и возвращается на своё место за стойкой. Элмонд смотрит на наручные часы и прищуривается, понимая, что потерял счёт времени. Дело идёт к полуночи, а значит, пора закругляться и расходиться по домам. — Уже поздно. Давайте я провожу Вас до дома. — Переживаете, Рей? Ах, я буду рада Вашей компании! Заодно опробуем Ваш чудесный зонт — кажется, небольшой дождик превратился в ливень. Полтора месяца назад она предсказала ему крупную удачу на кофейной гуще. Полтора месяца назад она впервые назначила ему встречу. А теперь, когда она, покрасневшая от танцев и спиртного, шла с ним под одним зонтом, он понял: вероятно, она сама и была этой удачей. Орнелла де Латте, прекрасная, как тропическая ночь. Полная опасностей, как любая другая женщина. Наверняка желанная сотней других мужчин, если не большим их числом. И всё же она была рядом, играючи поддевала носками сапог гладь неглубоких луж, о чём-то говорила, на что-то показывала... И Элмонд чувствовал себя живым, плетясь рядом с ней и упираясь головой в зонт. Впереди его ждала долгая извилистая дорога, но в этот самый момент сыщик, в кои-то веки действительно довольный своей жизнью, был уверен: ему было суждено пройти этот путь не одному, а вместе с ней. Как со знакомой, как с коллегой и как с подругой. Или..?КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.