Мудрец не примет участия в государственных делах, если только к этому его кто-нибудь не принудит. Эпикур
«Раз в каждые семь лет, когда над лесом встаёт кровавая Луна, он приходит в город. Он убивает первого встречного и натягивает на себя его кожу. Живёт его жизнью. Сливается с тем, чем был убитый. А по ночам выходит на улицы и охотится на людей. И так целый месяц, пока Луна не успеет омыться в звёздной пыли. Он кормится. Делает запасы. Жиреет. Там, глубоко в чаще, его нора — она уходит на сотни километров под землю, так глубоко, что его никто оттуда не достанет. А найти эту нору можно только по сброшенной коже того несчастного, которого он убьёт первым». Когда семь лет назад изловили и отправили на электрический стул Теда Гамми, домохозяйки и дети подхватили страшилку про то, что этот серийный убийца на самом деле был чудовищем из леса, которое убивало зазевавшихся горожан по ночам. Сначала эта история служила своего рода устрашением малышни и молодых девушек, а затем медленно стала чем-то вроде городской легенды. Элмонд, лично участвовавший в расследовании, относился к истории скептически — людям следовало помнить, что происходило на самом деле, а не верить в глупые россказни. Тед убил более тридцати женщин. Далеко не все тела удалось найти и похоронить честь по чести. Это дело было самым громких изо всех, которые вёл отдел Рея, и получило широкую огласку. А теперь, спустя тот самый срок в семь лет, одним декабрьским утром на площади были обнаружены три изуродованных трупа. Де Латте, чья квартира располагалась неподалёку от места происшествия, вместо того чтобы, проснувшись, насладиться тишиной зимней рани, услышала шум сирен и увидела несколько чёрных покрывал, снег вокруг которых был залит красным. — Рей?.. Рей, это Вы? Ради бога, что здесь произошло? Он был там. Немного выше большинства своих коллег, уже сменивший пальто на шинель и надевший фуражку. Начищенные до блеска чёрные сапоги продавливали небольшой слой снега до самой плитки. На лице его было мрачное, даже несколько скорбное выражение. — Орнелла? Вам здесь лучше не находиться, возвращайтесь домой, запритесь и не выходите. Трёх человек разорвали на части, и преступник — или что это вообще было — может всё ещё находиться где-то рядом. Сейчас будут проводить осмотр тел, так что прошу Вас, уйдите. Вам… Чёрт, Вам не нужно на это смотреть. Ветер уносил немалую часть смрада, стоявшего над трупами, дальше по улице, где сейчас тошнило одного из копов. Бедняга стоял, выпучив глаза, и, вероятно, жалел, что вообще подался в полицию. Ближайшее к Элмонду покрывало начали поднимать без предупреждения, и, заметив это, профессор попыталась выглянуть из-за детектива, но он вовремя закрыл ей обзор и, крепко взяв женщину за плечи, наклонился к её лицу, стараясь звучать убедительнее. — Любопытство убило кошку, де Латте. Здесь опасно. Просто послушайте меня и уходите. — Эх... Что ж, так и быть, поняла. Удачи Вам, Рей… Увидимся. Убедившись, что его беспокойная подруга действительно пошла в сторону своего дома и позже зашла в подъезд, сыщик недовольно цокнул языком и повернулся к коллегам, уже записывавшим в блокноты состояние тел. Картина была ужасной, будто бы воспалённое воображение какого-то психбольного художника решило вытошнить свои мерзкие фантазии на невинный белый холст. Первой жертвой, судя по телосложению, был мужчина. Немолодой. Голова его была оторвана — не отрезана или отрублена, а именно оторвана — и лежала в нескольких метрах поодаль. От лица ничего не осталось. Торс был покрыт глубокими порезами, похожими на следы от огромных когтей, а живот — выпотрошен. Медведь? Или кто-то, кто хотел, чтобы следствие подумало, что это был зверь? Следующее тело опознать не удалось. То, что оно представляло из себя на данный момент, даже телом было сложно назвать — его будто пропустили через пресс и сложили вдвое. Изо всей кровавой массы было понятно лишь то, что это некогда было отдельным человеком. На третью жертву тяжелее всего смотреть, вероятно, было всему отделу, состоявшему исключительно из мужчин: у неё единственной осталось целым лицо. Это была молодая женщина, даже девушка. Её левое плечо было вдавлено внутрь грудной клетки, сама рука отсутствовала. Казалось, что её попросту отгрызли. Рваные раны находились по всей почерневшей левой части тела до паха, а на правой ноге были множественные переломы — судя по всему, жертва, находясь на земле, брыкалась и как минимум один раз удачно ударила нападавшего каблуком — на нём виднелись слабые красноватые следы, которые весьма заинтересованно исследовали сотрудники Комитета Безопасности. После пинка ногу чуть ли не оторвали, девушка попыталась закрыть лицо левой рукой или оттолкнуть убийцу — оттуда и увечья выше паха. — Что думаешь? Похоже на какую-то здоровенную тварь, только я понять не могу, на какую именно. Мишке тут взяться неоткуда, разве что из приехавшего недельку назад шапито бы смылся. Уже послали ребят разузнать, не было ли у них беглецов. Н-да… Такую девчонку попортил… Актрисой бы стала. — Что-то мне подсказывает, что это никакой не медведь и в принципе не зверь, но я пока не знаю, что это вообще могло бы быть. Впрочем, если зверь, то взяться он мог из фермерского посёлка Гроннби к востоку от города. Здесь недалеко, может, ставили петли на зайцев, выгнали шатуна из берлоги… Нужно время. — Я-то тебе время дам, Элмонд, да только трупы ждать не будут. Видел, ты жался с какой-то дамочкой — подумай хоть о ней. Чем быстрее, тем лучше. Ядовитое замечание начальника едва не заставляет Рея рявкнуть ему в ответ, что это не его дело, но он, удивившись собственной реакции, молчит и раздражённо переводит взгляд на снег. Совсем тонкий слой, с иронично нежной заботой укрывший землю от холода. Теперь он весь был в тошнотворных пятнах всех оттенков от тёмно-коричневого до красного. Откладывать расследование было нельзя, а потому сыщик тут же отправился на восток. Нужно было пешком дойти до станции на окраине, дождаться автобуса — мужчина не любил такси и, в особенности, водителей — и доехать до озера, откуда снова на своих двоих добраться до посёлка. Весь путь едва ли занимал двадцать минут, а, следовательно, если троих горожан всё же порвал медведь, то особого труда добраться оттуда до города ему бы не составило. Только вот какой был бы ему смысл сюда тащиться?.. Когда сыщик наконец забрался в автобус, мысль о де Латте, оставшейся в городе, неприятно зазвенела у него в голове. Ещё вчера они вместе ходили на небольшую выставку современного искусства, ограничившуюся двадцатью тремя довольно-таки убогими в понимании Рея экспонатами. Орнеллу же вся эта чепуха приводила в восторг — в том плане, что её смешили неказистые формы скульптур и аляповатость картин. А сегодня весь город наполнился ужасом перед неизвестным — и в одном из серых домов сейчас сидела в своей квартире эта неугомонная женщина и наверняка старалась разглядеть в окно что-нибудь интересное. В связи с инцидентом все занятия были отменены, а потому нужды выходить из дома у неё не было, что в какой-то мере успокаивало детектива. Думала ли она сейчас о нём, переживала за него? Их отношения не так уж и сильно изменились за последние два месяца. Мужчина иногда провожал Орнеллу до дома и, если у них находилось время на посиделки, даже бывал у неё в квартире. Жильё дамы представляло собой довольно-таки эксцентричное местечко, заполненное старыми картинами, книгами и виниловыми пластинками. Неотъемлемой частью была и пугающих размеров полка со старыми свитками довольно-таки зловещего вида и стеклянными колбами — иногда де Латте проводила эксперименты прямо у себя дома. Профессор, что неудивительно, варила исключительный парфедиано из зёрен какого-то экзотического сорта кофе: он обладал удивительно мягким вкусом и практически не нуждался в добавках вроде молока или сиропа, как другие виды напитка. Секрет приготовления, однако, она не раскрывала. Вместе эти двое периодически устраивали книжные вечера по инициативе волшебницы. Она любила сесть на ручку дивана у себя в гостиной вполоборота к Рею, болтать ногами, удерживая равновесие, и читать вслух, а Элмонд, утопая в этом самом диване, слушал, прикрыв глаза, и время от времени делал замечания по сюжету или диалогам в книгах. Временами сыщик засматривался на саму женщину вместо того, чтобы внимать её рассказам: когда она увлечённо модулировала голос, стараясь изобразить кого-либо из персонажей, она настолько преображалась в лице, что детектив не мог оторваться от наблюдений. Конечно же, она это замечала. Но ничего не говорила. Вероятно, ей и самой в какой-то мере нравилось это внимание — такая дама, как она, сразу бы сказала, если бы ей что-то пришлось не по душе. Помимо книг излюбленным сокровищем Орнеллы был граммофон, которому она время от времени скармливала любимые пластинки. Она особенно любила записи Джоуи Минта, виртуозного скрипача, некогда приезжавшего сюда на гастроли. Этот музыкант был из тех популярных среди молодых девушек персон, в которых влюблялись, которых обожали до одури, а после люто ненавидели. Когда запись со скрипом иглы, царапавшей виниловый диск, начинала разливаться по квартире, женщина мечтательно улыбалась, глядя на медный рупор. Вероятно, она представляла, что находится на одном из концертов Минта, смотрит на сцену… В такие моменты Рей ощущал лёгкий укол ревности — если это мимолетное желание заставить её улыбаться точно так же, даже ярче, можно было назвать ревностью. Но что он мог для неё сделать? Он не был ни художником, ни писателем, ни артистом. Его картина не украсила бы её стену, его книга не стояла бы на её полке, а пластинка с его записями не крутилась бы в её граммофоне. Но одно он знал точно — в его силах было сделать город, в котором она жила, чуть безопаснее, и именно этим он сейчас и занимался. Недолгая поездка. Старая, пережившая ещё гражданскую войну станция, выглядевшая относительно свежо благодаря стараниям местных. Небольшое искусственное озеро. Оно ещё не успело застыть, и было что-то зловещее в его поверхности, покрытой неспокойной рябью. Мужчина поморщился, вдруг вспомнив городскую легенду о Гамми, и отвернулся. Надо было двигаться дальше, пока у него ещё было время. Подняв ворот шинели, детектив угрюмо направляется в сторону посёлка. От дороги здесь одно название — земля в кашу перемешана со снегом и неприятно чавкает под сапогами сыщика. Побитые ржавчиной ворота на въезде не внушают доверия и, кажется, могут упасть в любой момент. И даже здесь, в этом захолустье, кто-то живёт. — Есть кто? Я из города. Детектив. В маленькой кабинке у ворот, где должен был сидеть сторож, в ответ на стук Элмонд слышатся тяжёлые шаги, а затем в окне появляется хмурое лицо фермера. — Чего надо? Шум и до вас там дошёл? — Шум? Значит, здесь что-то случилось? — «Случилось»?! Чёрт возьми, случилось! Какая-то поганая тварь пробралась в сарай Фишера… Стой, детектив, говоришь? Может, хоть ты тут чего найдёшь. За мной. Тучный бородатый мужчина с дробовичком распахивает дверь и, оглядевшись, кивает сыщику. Размеры появившегося охранника заставляют несколько усомниться в истинном потенциале маленького помещения, из которого он только что явился. — Ты бы, коп, достал свою пукалку. Мы тут с ночи ружья держим ближе, чем грёбаных жён, чтоб меня. И не шуми особо. Как придём, объясню, тут недалече. Уже догадываясь, что могло произойти, Рей по совету сторожа достаёт из плечевой кобуры пистолет, заблаговременно заряженный дротиками, и следует за своим проводником, периодически смотря по сторонам в поисках чего-либо странного. Краем глаза он замечает, как из окна какой-то хибары выглядывает ребёнок, и женщина — вероятно, мать — оттаскивает его и задергивает шторы. Первые несколько участков выглядят вполне себе обыденно, однако за ними кроется пепелище. В нескольких десятках метров от места пожара стоит покосившийся дом. До здания огонь не добрался, однако у детектива начало сводить желудок, когда он стал рассматривать сцену перед собой. Чутье ему подсказывало, что утренний кошмар на площади заканчиваться не собирался. — Здесь. Это ночью было. Мы с мужиками самогонку пили, услышали рёв и мычание, думали, медведь. Взяли, что у кого было — ружья, вилы — и пошли. Шум шёл от сарайки на этом месте, зверь какой-то кинулся на коров Фишера. Двери не было, снесли к чёрту. Сейчас по ночам светло, мы и разглядели, что коровки-то уже тю-тю… А вон тама, в углу в сене стояла какая-то хрень и рвала полудохлого бычка. Поменьше, чем медведь, но больше, чем волк. Голая, без шерсти. Впервые такое видели. Я выстрелил, думал, что грохнул, но эта тварь завизжала и начала метаться по сараю. Тогда-то Ли и швырнул туда бутыль керосина да зажигалку. Вспыхнуло всё сразу — Фишер почти не убирался, везде навоз с травой, а дело это хорошо горит. Понадеялись, что и зверюга подохнет, но она выдралась через дыру в крыше, а сарайка сгорела дотла. Вон, под балками видно побитых коров. То бишь, чего от них осталось. Под обуглившимися брусьями действительно можно было разглядеть закоптившиеся кости, а в воздухе стоял жирный запах горелой плоти вперемежку с едким дымом от продуктов жизнедеятельности скота. Фермер, рассказывавший Элмонду про случившееся, горестно снял свою шапку и помрачнел, глядя на хибару рядом. — Он повесился, Фишер. Утром. Эти коровы — всё, что у него было. Молоко продавал, мясо. На это жил. А тут хрясь — и ничего не стало. Совсем. Тупой мужик был, работал мало… А всё равно зудит. Думаешь всегда, смерть — это далеко где-то. А она вон, рядом совсем. Жил-жил, а тут раз — и всё. Помер. Ещё и сам себя порешил. Худое это… А ты чего на меня так смотришь, а, ищейка? Думаешь, с перепоя померещилось? Рей сочувственно вздохнул и помотал головой, после чего вновь посмотрел на дом Фишера и развернулся в сторону пожарища, чтобы случайно не разглядеть в окне окоченелый труп отчаявшегося скотовода. — Я Вам верю и хотел бы помочь. Видели, куда зверь делся потом? — В лес. Следы шли до дороги в город, там яма рядом, канализация. Он и у вас там что сделал, а? Чего б ты сюда явился, если наши никто в город не ездил. — Что-то растерзало трёх человек ближе к утру. Судя по тому, что Вы сказали, это могло быть то существо, что перебило коров. А можете показать, где оно пробежало? Вдруг остались какие-нибудь улики. — Ну идём, покажу. Только снег уже почти растаял, чего там сейчас увидишь… Ответ детектива, казалось, немного успокоил сторожа, и тот перестал хмуриться. Однако теперь это настроение передалось сыщику: фермеры пили ночью, а потому они действительно могли принять дикое животное или человека за неведомую тварь, ещё и приписать ей то, чего она не делала. Но что, если в деле были замешаны маги? Тогда вся эта ситуация принимала совершенно иной оборот. Галлюцинации? Преобразование человека? На первый взгляд звучало дико, даже нереально, но в свете лекций де Латте такая возможность существовала, хоть и была крайне низка — а значит, нужно было изучить всё, что могло касаться дела — а затем сообщить в отдел. Нечёткие следы, похожие на барсучьи, только много крупнее, действительно вели к лесу — а дальше всё было вытоптано сапогами фермеров, пытавшихся прикончить зверя. Решив, что смотреть здесь больше нечего, сыщик разворачивается, собираясь уйти и осмотреть дорогу, но замечает несколько тёмно-лиловых пятен, переливавшихся, как бензин, рядом с дорожкой. Кровь. И сладковатый запах дыма.***
Тем временем в городе поднялся шум. Каждая жалкая газетёнка считала своим долгом написать о возвращении Теда, поджаренного током семь лет назад. Мамочки зловеще шикали на своих детей, приговаривая, что всех непослушных мальчиков и девочек утащат в лес, особо опасливые отказывались выходить на работу, а полиция предпринимала тщетные попытки успокоить волнение граждан. — Мы делаем всё возможное для вашей безопасности. Продолжайте выполнять свои рабочие обязанности, не задерживайтесь на улице и проверяйте замки. К каждой улице приставлен патру… Тонкая смуглая рука со злостью выкручивает переключатель радио, и то с жалобным шипением затихает. Одна и та же запись, которую крутят уже несколько часов. За окном медленно падают снежинки, вновь окрашивая уже убранную площадь в невинный белый цвет, однако де Латте не смотрит на улицу. Целый час она пыталась дозвониться в участок, где работал Рей, однако линия практически всегда была занята — только один раз ей ответил недовольный гнусавый голос, сообщив нечто наподобие речи по радио, и тут же раздались гудки. — Надеюсь, ничего не случилось… Лучше сходить самой. Возможно, он уже вернулся или скоро будет там. Ох, Рей… Белая кроличья шубка опускается на плечи женщины, и она, не надевая шапки, торопливо выходит на лестничную клетку, где уже дежурит её излишне любопытная соседка, фрау Цвибельсуппе. Якобы высокоморальная женщина в годах, любительница дешёвых романов, истратившая юность на забегаловки и интрижки, похоронившая трёх мужей и нашедшая себе на старость лет увлечение в виде слежки за своими соседями, она до сих пор считала себя привлекательной, как в молодости, и особенно донимала молодых красивых дам, которые по её профессиональному мнению вели себя неподобающе. О, она могла бы стать хозяйкой борделя, только кроме неё там вряд ли кто-либо стал бы работать из-за её дурного нрава. Звали эту исключительных размеров женщину Вильгельминой. При первом взгляде на неё казалось, что если она решит развернуться, то запросто разнесёт хлипенький шифоньерчик в коридоре своим непомерным задом, однако стоило ей открыть рот, и наблюдатель сразу понимал, что настоящую опасность представлял её язык, острый, как бритва цирюльника. — Куда Вы это, фройляйн Латте? На улице уже темно. Неужто к Вашему дряхлому кавалеру? Больше не приходит сюда? А я всегда говорила, что любовь к старым дуракам не ведёт ни к чему хорошему. Милая моя, время-то идёт… Вам бы уже и детишек пора, а Вы всё бегаете. Да ещё и по ночам! Ох, попомните мои слова, без свадьбы только мухи женятся! С трудом переваривая поток словесных помоев, торжественно вываленных на неё фрау Цвибельсуппе, Орнелла закрывает дверь на ключ и, развернувшись, чтобы поскорее уйти от назойливой женщины, обнаруживает себя лицом к лицу с Вильгельминой. Остатки её былой красоты, наштукатуренные слоем белил, которому позавидовала бы любая гейша, трепещут и колыхаются, что заставляет профессора с омерзением вздрогнуть, однако многоуважаемая Фрау не отступает. — Прошу Вас, отойдите, я тороплюсь. -— Да он того не стоит, не ходите. Ещё чуть-чуть — и на песок рассыплется весь. А Вы молодая, Вам ещё жить да жить. Вот племянничек у меня, Фредерик... Учтивый, заботливый, красавец! Не то что Ваш прокуренный плебей. Ах, будь я молода и не связана с ним кровью… — И что же Вам мешает, фрау Цвибельсуппе? Наслышана о Вашей молодости, об этом не беспокойтесь. Хотите — действуйте, как действовали раньше. А теперь будьте добры, с дороги. Мне некогда. Разозлённая речью соседки де Латте морщится и, пока та стоит с выражением морды белки, обнаружившей, что все её запасы на зиму злостно разграблены, пускается наутёк вниз по лестнице, чтобы не слышать гневливые возгласы Вильгельмины позади. Щёлк! — и все проблемы остаются за дверью. Ну или почти все, как посмотреть. Участок располагался по другую сторону площади, в одном из переулков. Недалеко. По спине Орнеллы пробегают мурашки, когда она думает о детективе — утром он отправил её домой, чтобы с ней ничего не случилось, а сам остался заниматься расследованием и, возможно, даже сейчас искал улики и расспрашивал горожан. От мысли о том, что с ним могло что-нибудь случиться, она невольно сжимает в руке ключи и нервно сглатывает. — Нет-нет, всё в порядке. Нужно просто дойти до участка и подождать его там. Дыхание выравнивается. Осмотревшись и не заметив ничего подозрительного, женщина быстро пересекает площадь и ныряет в переулок, где через несколько домов находится заветная дверь, ведущая в коридорчик участка полиции, соединявший приёмную, кабинет участкового, офис, лестницу на второй этаж и уборную. Решая воспользоваться тем, что на посту никого нет, де Латте тихо проходит к офису, где обычно можно было найти сыщика. — Да катись ты к чёрту! Я говорю тебе, легенда настоящая! Это тот же самый урод! — Я понять не могу, как тебя вообще взяли на службу с твоими куриными мозгами, придурок. Кто-то инсценировал нападение животного. — Такие-то увечья и инсценировал! Брехня! Вот в мои годы… Ожесточённый спор двух сотрудников прерывается громким скрипом двери. Орнелла осматривает помещение, не замечая удивлённых полицейских и, не найдя Рея, недовольно фыркает и обращается к одному из споривших. — Подскажите, детектив Элмонд давно здесь был? — Вы что вообще здесь делаете, гражданочка? Кто пустил? Удивление вскоре сменяется раздражением, однако третий мужчина, наблюдавший за разговором, довольно спокойно реагирует на вторжение и уходит за свой стол, после чего, погремев полупустой чашкой об опустевший кофейник, решает ответить внезапному гостю. — В последний раз был утром. Слышали от начальника, что он уехал в Гроннби, опрашивать фермеров. По идее, должен был уже вернуться, задерживается. Это Вы его всё время дергаете по телефону? Снижаете нам тут работоспособность. Все аферы — после рабочего дня. — О, не переживайте, Рей вполне себе работоспособен. Могу я подождать его здесь? Скептичная ухмылка на несколько мгновений кривит лицо полицейского и скоро пропадает. Окинув женщину взглядом, он, смачно хлюпнув, отпивает свой кофе, запах которого больше напоминал вонь от дешёвых сигарет, и указывает на дверь. — В приёмной посидите. Здесь не проходной двор. Вам бы вообще штраф… Но говорить нам, судя по всему, придётся с Тормозом. Более не задерживаясь в офисе, Орнелла возвращается в коридор, однако на пути к небольшой комнатушке с диваном и вентилятором её перехватывает невысокий суховатый мужчина со смазливым лицом и блестящими чёрными волосами, старательно зализанными назад. Вся его фигура выказывала напускную значимость. Улыбнувшись во все тридцать два идеально ровных и белых зуба, он, входя в образ истого джентльмена, протягивает профессору руку, но когда дама нерешительно подаёт свою в ответ, вместо рукопожатия с напыщенной галантностью подносит её ладонь к губам и коротко целует. — Добрый вечер, мэм. Вам помочь? Со смешанными чувствами, в которых, вернее всего, выигрывало лёгкое отвращение, де Латте натянуто улыбается в ответ и несколько брезгливо отнимает руку. Сегодня она без перчаток, а оттого прикосновение незнакомца особенно её раздражает. — Благодарю за беспокойство, однако мне уже помогли. — Полагаю, вы — Орнелла де Латте. Я много о Вас слышал, причём только исключительно положительные вещи. В том числе и от Министерства. Не соизволите ли пройти со мной в мой кабинет? Какое же счастье, что Вы сегодня явились сюда, у меня как раз появилось к Вам дело. — О, и какое же? Игнорируя лесть в свою сторону, женщина сразу переводит разговор на тему того самого дела. — Мне пришло одно интересное письмо, которое я обязан Вам вручить. Скажу — конечно же, по секрету, — оно касается сегодняшнего случая на площади. Вы ведь понимаете, о чём я? Волшебница кивает и следует за «джентльменом», в котором она теперь узнала начальника Рея. Очередные инструкции из Министерства, которые она не может проигнорировать. Хочешь жить спокойно — слушай тех, кто сверху. Хочешь жить в достатке — следуй инструкциям. Хочешь жить — подчиняйся. Простых людей это касалось не так сильно, однако все маги, которым был подвластен метасхематокинез, находились на коротком поводке у государства и стояли на учёте. В их числе была и она. Кабинет располагался на втором этаже. Как бы де Латте ни хотела этого не признавать, обставлен он был элегантно, хоть на большинстве «экспонатов» при ближайшем рассмотрении и виднелись царапины, потёртости и прочие дефекты. Строгая атмосфера, заключавшаяся в явно видавшем виды чёрном кожаном кресле и широком рабочем столе из красного дерева, на котором вместе с несколькими папками под золотистой, малость облезшей лампой поблёскивала местами почерневшая серебряная ручка, искусно разбавлялась еле живой пальмой в огромном горшке, полноразмерной фигурой цапли, почему-то слегка потрёпанной, маленьким столиком с патефоном и прочими «классическими» деталями. — Итак, присаживайтесь. Не могу же я сесть, пока леди всё ещё на ногах. Вот то самое письмо, прочтите его сами. Мы хотели передать Вам его через Вашего хорошего знакомого, однако — какая удача! — Вы сами сюда пришли, избавляя нас от лишней возни. Хочу добавить, что искренне надеюсь на Ваше сотрудничество, Орнелла. Вы умная женщина. Вы сами знаете, что лучше для Вас — и для всех остальных. Не проронив ни слова, профессор берёт письмо и снимает сургучную печать с красного конверта. «Нелли, меня поставили в известность по поводу твоих исследований. Ты действительно заслуживаешь больше, чем место в школе — а потому разреши тебе его предоставить. У нашей полиции есть особые отделы, в которых сотрудники занимаются делами повышенной важности, и дела эти связаны с магами третьего ранга. Работа с подобными случаями наверняка откроет тебе глаза на предмет твоего исследования. Я настаиваю на том, чтобы ты время от времени включалась в работу подразделения. Новое звание откроет тебе доступ в лабораторию школы, а также в Архив. Подумай над моим предложением как следует и не глупи». Очередное письмо от отца. Он избегал свою родную дочь на публике, однако при этом занимался её жизнеустройством, как мог. На счастье неверного мужа некогда первой леди города, как минимум дважды предавшего свою семью, де Латте с возрастом стала больше походить на свою мать, и в её чертах было всё труднее узнать его кровь. — И какие же обязанности мне рекомендуется принять? — О, не беспокойтесь об этом. Вы будете участвовать в расследованиях вместе с детективом из второго отдела, Реем Лесли Элмондом. С Вас — отчёты о состоянии подозреваемых и… их непосредственное исследование. Вы будете должны описывать, с чем именно Вы сталкиваетесь. Какой маг преступил закон, какой у него был ранг, какие способности. Если же в деле окажется человек, принимавший специальный наркотик, позволявший ему использовать магию, Вы должны будете описать, какого ранга была эта магия. Лаборатория предоставит Вам все средства для исследований. Вы можете делиться информацией со своим партнёром, однако я вынужден попросить Вас не разглашать детали дел прочим людям. Надеюсь, я понятно выразился, де Латте? И вновь она молча кивает. В этот раз — слегка прикусив нижнюю губу от злости. — Вот и славно. Не сердитесь, Орнелла. Я лишь исполняю волю верхов, что поделать. Однако я мог бы предложить Вам чашечку отменного ко… — Рапорт готов. Я хотел бы… Дверь распахивается, и в кабинет с шумом входит — кто бы мог подумать — сыщик собственной персоной. В его голосе слышна сильная усталость, однако он громок и звучен. — Орнелла, что Вы здесь делаете? Я же сказал Вам остаться дома. — Ох, Рей, я вижу, Вы в порядке. Я надеялась найти Вас здесь, ибо беспокоилась, не серчайте. Взгляд мужчины падает на начальника, неприятно улыбавшегося за спиной волшебницы, и детектив щурится, чувствуя неладное. То же мерзкое ощущение, что и в утреннем разговоре с ним. — Могу я знать, что здесь, чёрт побери, происходит? — Ты должен знать, что здесь происходит. Само Министерство порекомендовало профессора де Латте тебе в отдел, и она любезно согласилась. Теперь-то твои дела пойдут побыстрее, Элмонд. Может быть, избавишься от своего прозвища. Что же это было за дело, когда тебя так проз- — Вы… Нет, вся система сошла с ума?! Сегодня на чёртовой площади растерзали троих — троих! — а Вы говорите, что хотите включить в расследование неподготовленного человека? Более того, женщину! Я… Святые угодники… — Святые угодники здесь никому не помогут. Решение принимал не я, а важные дяди сверху. Ну и наша дорогая гостья, разумеется. А ты успокойся, не горячись. Попей водички. Грубо швырнув бумаги на стол, Рей поворачивается к женщине и с долей отчаяния всматривается ей в глаза, как если бы они находились в этом кабинете одни. Возможно, он бы не возмущался так же сильно, будь на её месте кто-либо другой, но не она… Не она. Такая хрупкая, такая любопытная — с ней бы обязательно что-то случилось. Уж не потому ли начальник с таким удовольствием наблюдал разворачивавшуюся перед ним сцену? Такие люди всегда с одинаковой любовью смотрят что на свежий бутон, что на втоптанные в грязь лепестки. — Я не понимаю… Вы ведь знаете, как это рискованно... Зачем Вы согласились?.. — Рей, я могу выбрать, какое платье мне надеть. Могу выбрать, какой кофе я буду пить. Я могу выбрать мужчину, с которым проведу время. Но я не могу выбрать свою судьбу. Понимаете, Рей?.. Вы ведь понимаете, правда?.. — Лучше б я не понимал… Пойдёмте. Провожу Вас, заодно объясню, что и как. Мужчина понемногу успокаивается от тихих, почти жалостливых слов подруги и, взяв её за руку, выводит прочь, позабыв про рапорт. Сейчас важно довести её до дома, важно поговорить с ней и убедиться, что она всё усвоит. Рука его, горячая от прилившей крови, крепко сжимала ладонь Орнеллы, и прикосновение это — отчаянное, чуть грубоватое — было ей в разы приятнее, чем лицемерный поцелуй начальника полиции. Когда они добрались до квартиры профессора, за дверью фрау Цвибельсуппе послышалась возня — она стояла на дежурстве у глазка, намереваясь продолжить неприятный вечерний разговор, а потому двое спешно покинули лестничную площадку, скрывшись в жилище де Латте. В воздухе повисла напряжённая, тяжёлая тишина наподобие той, когда они впервые встретились. — Орнелла, простите меня… Я погорячился. Я… Я правда боюсь за Вас. Это может прозвучать странно, но Вы — самый дорогой человек в моей жизни, и я не хочу Вас потерять. Текущее дело опасно, я не шучу. Поэтому… Раз уж у Вас не было выбора, держитесь меня. Всегда. Обещайте, что не будете от меня отходить — не дальше моей вытянутой руки. Неожиданно пылкая, эмоциональная речь сыщика ставит волшебницу в тупик. За время их общения он стал более открытым и чувствительным, что ей крайне нравилось, однако сейчас эти перемены предстали перед ней в совершенно новом свете. Вместе с заботой проснулась и тревога, вместе с привязанностью — зависимость. С одной стороны, это немного пугало её, как пугает ребёнка то, что след, оставленный им на глине, не исчезает, но с другой… Разве не было это восхитительно? Но сейчас ей было не до этих измышлений. Раз зашевелился её отец, значит, ситуация вокруг неё становилась всё хуже. — Ничего страшного, Рей. Ничего страшного. Я могу сказать то же самое о Вас — сейчас Вы самый близкий мне человек, и именно поэтому я решила пойти в участок, чтобы найти Вас. Мне даже думать не хотелось о том, что с Вами что-то могло произойти. А там… Это проклятое письмо. Женщина болезненно поёжилась, вспоминая отцовский почерк, и помотала головой, после чего уткнулась лбом в грудь детектива, безвольно опустив руки. Старая обида, жизнь в колее, строго установленной ей родственником, который при всей своей отчуждённости заявлял права на её существование... Ей это всё уже давно осточертело. Пока она училась в пансионе, у неё была надежда на светлое будущее, на нормальное общение со своей какой-никакой, но семьей. А с тех пор, как она в первый раз взяла в руки красный конверт, всё пропало. Теперь единственным, что поддерживало её жизнедеятельность, были кофе, гордость, ответственность за учеников, тлевший интерес к собственным исследованиям и... Элмонд. Не зная, что делать, мужчина легко и нежно обнимает её, такую ослабшую и уязвимую, за плечи, как его самого когда-то обнимала покойная мать, и сочувственно вздыхает, устало прикрывая глаза. — Рей… — Что такое? — У меня к Вам просьба. Раз так сложилось… И раз Вы настаиваете на том, чтобы я от Вас не отходила… Позвольте мне побыть у Вас. Хотя бы до конца текущего расследования. Мне неуютно оставаться одной. Я не боюсь этого зверя, но… Понимаете?.. Не сняв фуражки, не разувшись — он стоит посреди комнаты в расстёгнутой шинели и мягко прижимает Орнеллу к себе, чувствуя, как его рубашка мокнет от её слёз. Его неуязвимость перед системой дала трещину. Эти слёзы точили брешь в защите от давления сверху. Он ни о ком не заботился. Ему никто не был нужен. А теперь, когда раздался залп грома и блеснула молния, он увидел, как сильно изменился пейзаж, пока царила тьма. Он совершил ошибку, привязавшись к ней и позволив ей привязаться к нему. И теперь нужно было нести за это ответственность. — Я понимаю. Я помогу собрать вещи, уйдём сегодня же. У меня не так много места, но, я думаю, как-нибудь влезем. Надеюсь, аллергии на кошек у Вас нет…