Возможна ли в жизни радость, когда денно и нощно приходится размышлять, что тебя ожидает смерть? Марк Туллий Цицерон
— Я хотел сообщить, что наткнулся на кодовое имя, пока опрашивал местных в Трущобах. Видимо, пришло время посвятить тебя в мои собственные исследования — это связано с группой лиц, называющих себя «Лотосом». Мне неизвестны ни мотивы, ни, к сожалению, происхождение этого сборища… Но в одном я уверен точно. Полиция знает. Мужчина похлопал себя по карманам и с разочарованием удостоверился в том, что забыл и портсигар, и зажигалку дома, из которого они с напарницей не так давно вышли «поговорить». Коротко усмехнувшись, Орнелла, замечая, как её партнёр кривит губы, ловко вытаскивает из кармана шубейки коробок «Корделии». Дорогие, хорошие сигареты, которые чёрт достанешь в простом магазине. Стоит детективу принять спасительный табак в дар, дама уже достаёт зажигалку и со щелчком высекаемой искры поддаёт огоньку. — Спасибо... Гх, во что ж мы, чёрт возьми, ввязались. За нами ещё и слежку устроили. Днём, после вызова в участок, я решил заглянуть домой и заметил, что парочка вещей лежала как-то не так — и это явно было не твоих рук дело. Тут-то до меня и дошло, какого дьявола меня подорвали с места. Избавился бы от лишних ушей, но нам же от этого хуже... Обыскивать квартиру не стал, чтобы не поднимать шумиху. Благо, все бумаги на месте, их, судя по всему, даже не трогали. Придётся быть начеку, Орнелла. Не говори лишнего там, где это могут услышать. Это дело… Возможно, замешана не только полиция, но и Министерство. Боюсь, что теперь мне действительно придётся везде тебя сопровождать — кто знает, что они могут выкинуть. Даже у меня дома теперь уже не так безопасно. — Всё ещё лучше, чем у меня в квартире, Рей. Вовремя же я решила поделиться с любопытными учениками новостями об обручении. Так мы не вызовем особых подозрений, верно? Просто влюблённая пара, которая не хочет расставаться. Да и мой внезапный переезд также будет оправдан. — Опять ты… Впрочем, ты права. Так будет лучше всего. Но вернёмся к теме: этот «Лотос» существует уже давно. Есть вероятность, что он подконтролен Министерству, но мне пока не удалось выяснить ни род деятельности участников, ни конкретные цели. Я знаю только, что они ответственны за ряд убийств и похищений, дела по которым были закрыты то за недостаточностью улик, то по истечении срока давности. Некоторые случились, когда я уже был на службе, но к делам меня не подпускали. Понимаешь, к чему я клоню? — Да, прекрасно понимаю. Меня ведь тоже не просто так решили вплести в это дело. Я допускаю, что отцу попросту не нравятся мои исследования, что не делают его «приёмной дочери» громкого имени, и он решил, что мне будет лучше заняться активной деятельностью… Но это даже звучит глупо, согласись. — Отцу? Так это он… — Да. Он шлёт эти «рекомендации». Так… Иронично, правда? Формально он исполнял роль отца, хоть я его не видела с тех пор, как меня отправили в пансион. Платил за меня всю мою жизнь — я ни в чём не знала нужды, — и теперь он распоряжается мной, как ему вздумается. Вот так это — быть собственностью. Скажет — буду повиноваться. Захочет, чтобы бросила всё — брошу. Внезапно выговорившись, она замолкает и болезненно щурится. В её тоне слышались и раздражение, и горечь, и сожаление — Рей понимает и сочувственно вздыхает, однако не решается оборвать повисшую тишину. — Прошу прощения, зря я это начала. Вернёмся к работе. Я могу попробовать поискать в Архиве записи по поводу «Лотоса». Сейчас нам, пожалуй, будет полезна любая информация… — Искать эту информацию придётся в Трущобах, а не в отчётах. Я не хочу, чтобы ты ходила туда со мной, но и здесь оставить не смогу — опасно. Пока лучше вернёмся домой. Вновь оказавшись в квартире после недолгой прогулки и скинув шинель, Элмонд прошёл к своему дивану, небрежно улёгся на него и начал растирать виски. Видимо, днём выпил слишком много кофе, отчего у него подскочило давление. А может, интенсивная работа начала сказываться и напоминать о том, что кое-кому следует побольше отдыхать. Но разве было сейчас у него время на нечто под названием «отдых»? Как бы не так. Это заманчивое, сладострастное слово временно исчезло из походного словаря детектива, а потому ему нужно было компенсировать эту пустоту чем-то другим. Раньше он мог прогуляться до бара, однако с появлением внезапной гостьи в доме этот вид деятельности пресекался самим же мужчиной — разве можно убегать в ночь из дома ради спирта, когда в городе творится чёрт знает что, а твой напарник — беззащитная на вид дама? О нет, каким бы периодически бесчувственным детектив ни был, такое было ему не по зубам и не по совести. И если зубы его уже начали желтеть и побаливать, то совесть всё ещё работала как часы. — Знаешь... Когда я с тобой, я ничего не боюсь. Пойдём вместе. За окном раздался громкий хлопок, за которым последовала ругань — видимо, у кого-то на дороге лопнуло колесо, однако распахнутыми глаза Элмонда оказались вовсе не из-за внезапного шума, а из-за такого же внезапного заявления де Латте. Как гром среди ясного неба и снег посреди лета — с той лишь разницей, что детективу стоило немалых усилий, во-первых, усидеть на месте, ибо он чуть не подпрыгнул от таких разговоров, во-вторых, не покраснеть, так как подобное, представьте себе, Рей услышал впервые за свои сорок пять лет. Кто-то полагался на него — да так, что доверял ему свою собственную жизнь. Хитрая профессор знала, какое влияние её короткая фраза окажет на её спутника, однако не погнушалась обрушить на него столь несвоевременный удар — и не промазала. — Ох, Орнелла… Это тяжёлые слова. Если бы ты сейчас назвала меня трусом или неудачником, мне было бы куда легче. Ты не боишься, а я боюсь. За тебя боюсь. Какой-то урод режет горожан, всё вверх дном, а тебя заставляют рисковать своей жизнью. Голова кругом… — Ты не трус и не неудачник. Что за мысли такие? Отдохни, я займусь бумагами, это всё-таки наша общая работа. Чаю, может?.. Мужчина, наморщив лоб, пододвигает к себе табурет, на котором вальяжно развалился его наполовину пустой портсигар, и вынимает оттуда самокрутку — ещё один табачный солдатик, которому суждено потерять голову от пламени зажигалки, пока его хозяин сам медленно теряет голову — что от происходящего вокруг него, что от творящегося у него внутри. Из-под дивана выныривает пепельница, ещё чистая — вчера вечером де Латте вымыла её, — и медленно превращается в маленький аналог Помпеи, принимая на себя напряжение и усталость, сокрытые в пепле и окурках. — Я был бы благодарен, но документы оставь мне, приду в себя и займусь. Задумчиво хмыкнув, волшебница удалилась на кухню. Снегопад всё не прекращался, и за окном было белым-бело — нельзя было разглядеть ничего дальше второго переулка от дома. В этому году рано похолодало — коммунальщики били тревогу, не справляясь с нагрузкой, на дорогах стало всё больше аварий, а во дворах зрели сугробы. Более того, у Рея стала чаще болеть голова, что беспокоило женщину. Сезонное? Стресс?.. — Рей, я всё же хочу помочь. Что я могу для тебя сделать? — Не нужно ничего делать. Просто… Просто побудь рядом. Мне этого достаточно. С тем же чувством, с которым возвращаются домой после долгих командировок, она, по-хозяйски отодвинув пепельницу с выкуренной цигаркой, садится на пол рядом с диваном и, пользуясь тем, какой мебель в доме Рея была низкой, кладёт голову лежавшему там детективу на живот. Элмонд удивлённо приподнимается на локтях, но, не успев возразить, устало ложится обратно и закрывает глаза, слегка отвернувшись от женщины. В этот раз скрыть своё смущение ему уже не удаётся — предательский румянец проступает на желтоватых щеках, как пятно от кофе на салфетке, однако скрывать что-либо уже давно нет смысла — как бы мужчина и ни не хотел этого признавать. Она и так всё понимает. Всё чувствует. Её щека тёплая и мягкая, он ощущает это даже через рубашку. От смутного волнения чуть не сводит живот, и детектив тихо выпускает на волю напряжённый и вместе с тем томительный вздох, однако это состояние быстро проходит и сменяется каким-то новым, причудливым спокойствием — чувство схожее с тем, когда у него на груди засыпает Вискерс. Разве что теперь представитель кошачьих много крупнее и совершенно не принадлежит к кошачьим, однако чувствовать себя мышью сыщику это не мешает. Немного забывшись, он почти рефлекторно кладёт ладонь ей на голову и легко проводит по волосам. Мягкие, почти как шерсть его любимца. На какое-то мгновение он с внезапным ужасом пробуждается от этой идиллической эйфории и едва ли не отдергивает руку, однако отсутствие реакции де Латте и сонливое нежелание шевелиться побуждают мужчину оставить всё как есть. Пальцы переплетаются с шёлковыми прядями да так и остаются в их уютном тепле. — Ты так сильно устаёшь и совсем не отдыхаешь, да? Ложись пораньше. Я разберусь с документами, хорошо? В ответ она слышит лишь неровное сопение и, поняв, что мужчина уснул, сдержанно улыбается и, повернув голову поудобнее, еле слышно шепчет: — Знаешь… Ты мне нравишься. — Она ненадолго задерживает дыхание, не сразу решая сказать, что у неё на уме, после чего наконец продолжает. — Как мужчина, Рей.***
Как много может означать красный цвет. Это и зарождающаяся чувственность, и незрелая пылкость, и отголоски желания, потаённого в глубинах сердца. Это цвет крови. Цвет жизни и цвет смерти. Красная помада покрывает губы молодой женщины. Красное пятно расползается по дороге, освещённой фарами полицейских автомобилей и мигающих фонарей. Ещё одна жертва. Труп совсем недавно нашли недалеко от Блю-стрит, где располагались «Хвост Дьявола» и несколько мотелей. Проститутка, одна из местных. Хелена, известная своей красотой и специфичным обращением с клиентами. Несколько лет назад она произвела настоящий фурор в небольшом публичном доме, о котором сыщик знал не понаслышке. Голубые глаза были в ужасе распахнуты и так и застыли на лице — точнее, на том, что от него осталось. Нижняя челюсть была вырвана. Вероятнее всего, жертва закричала, чем и обратила на себя внимание — после чего нападавший нанёс удар по «источнику звука». А затем каким-то образом добил дробящим ударом в затылок. Сдерживать напиравших посетителей из увеселительных заведений вперемежку со случайными прохожими было трудно, а потому осмотром тела занимались только Элмонд и ещё один сотрудник из отдела — остальные прибывшие на место полицейские не давали гражданским приблизиться к участникам расследования. Внутри импровизированного оцепления находилась и де Латте, однако она стояла лицом к толпе и устало разглядывала негодовавших мужчин и женщин. Одни причитали, другие кричали. Кто-то плакал. Среди небольшой группы молодых девушек, вытиравших слёзы, высилась статная дама — вероятно, хозяйка борделя, где работала Хелена. Её лицо выражало смесь скорби и драматичной ненависти — уж не к полиции и Министерству ли? Этой ночью напарников поневоле подняло громкое дребезжание телефона. Пока Рей разбирался с причиной вызова, Орнелла, даже не снявшая свой костюм перед сном, уже вышла из душной квартиры в коридор, где увидела копию своей назойливой соседки, чьё имя лучше не упоминать без особой на то причины. Загадочной дамой, одетой, однако куда приличнее, чем предмет страшных снов волшебницы, оказалась мадам Брецель — владелица дома, где Рей занимал квартиру. Переехала Агнет — так звали хозяйку — в Парфедию уже очень давно. Она почти сразу вышла замуж и сменила фамилию, чтобы не сильно выделяться среди местных. Вместе с ней эмигрировала и её сестра-близнец, да только она бредила парфедийской мечтой, что, собственно, было делом обычным как для приезжих, так и для коренных парфедиек. Как оказалось, сестру её звали Вильгельминой, а девичьей фамилией Агнет было «Цвибельсуппе». В отличие от близнеца, эта старушка была куда приятнее — можно было даже сказать, что она представляла собой противоположность своей кошмарной сестрицы. Дела жителей дома её мало интересовали, всё своё время и внимание мадам Брецель уделяла содержанию дома и присмотру за мужем — вероятно оттого и выглядела она куда старше Вильгельмины. Эти двое не общались уже более двадцати лет, и Агнет была крайне удивлена, когда де Латте заговорила о фрау Цвибельсуппе. «Вот так, значит… Рада знать, что сестра в порядке. Хе-хе, только ей обо мне не говорите. Родственники родственниками, а покой покоем. Горбатого, как говорится, только могила исправит — а Вилли даже на том свете будет всех донимать, ничуть не изменилась. Вы-то не от неё сюда сбежали, случаем?» «Ах, лучше бы от неё». В этот раз детектив также запретил напарнице смотреть на тело, однако в воздухе вместе с вонью безветренной автострады теперь стоял тяжёлый запах свежей крови, который, проникнув в носоглотку, оседал на языке, оставляя на нём тошнотворный металлический привкус. Хоть дама и не видела, что творилось у неё за спиной, ей было нетрудно представить, в каком состоянии находилась жертва, отчего становилось не по себе. — Дым. Снова этот запах. Нет никаких сомнений, в деле замешан человек. Орнелла, идём. Может, успеем нагнать по следам. Есть вероятность, что он не успел уйти далеко и сейчас где-то затаился. Держись рядом. Женщина невольно оборачивается и краем глаза замечает то, что ей не следовало видеть. Взгляд мертвеца, стеклянный, пронизывающий, был устремлён как раз в её сторону. Холодный ветер ужаса обдаёт случайную свидетельницу своим смрадным потоком и устремляется прочь, в скопление людей. В подоспевшем рвотном позыве профессор зажимает рот рукой, и Элмонд, заметив это, спешно берёт напарницу за плечи и уводит прочь, растолкав разъярённую толпу. Найдя приют в одном из переулков потише, они останавливаются, и Рей отпускает пожелтевшую от тошноты волшебницу, чтобы та отдышалась. Она всё ещё держит руку у лица, и сыщик сердито хмурится. Всё это — вина Министерства: и то, что на свободе гуляет психопат, и то, что де Латте вынуждена принимать участие в расследовании. Негоже женщине заниматься подобными вещами. — Я же говорил не смотреть… Ох, боже. Дыши глубже. Я здесь, с тобой. Если что, могу подержать волосы. — Мне… уже получше. Прости, случайно вышло. Фу-ух… Тяжёлое дыхание тоскливо перемешивается со словами. Рэй чувствует, как ей тяжело, видит, как она старается держаться, и оттого лишь сильнее злится на себя и на тех, кто заварил эту богом проклятую кашу — если этот бог, конечно, вообще есть. — Да нет, это ты меня прости. Просто не знал, как мне оградить тебя и от угрозы, и от… этого. Мне жаль, что тебе пришлось это увидеть. Заметив, что профессор уже начала приходить в себя и выровняла дыхание, он снимает перчатки и призывно разводит руки, предлагая короткие утешительные объятия. Как маленькая тихая гавань посреди океана безумия, полного штормов и водоворотов. — Иди ко мне. Немного постоим и пойдём, нужно выследить этого ублюдка, пока не поздно. — Ты прав… Спасибо. Как только ладони Элмонда ложатся ей на спину, женщина мелко вздрагивает, и жуткую сцену в её голове понемногу вытесняют мысли о предыдущей ночи. Маленькое глупое признание, которое он не слышал. Маленькое глупое чувство, которое он до сих пор не разглядел. Где-то в глубине души ей хочется повторить это, сказать ему в лицо, увидеть его смущение и услышать ответ, но сейчас не время для сантиментов. Пока они ничего не делают, преступник, вероятно, уходит всё дальше и дальше… И при всём этом ей не хочется отпускать ворот его шинели, не хочется поднимать голову и, посмотрев ему в глаза, отдалиться и двинуться дальше. «Неужто толика покоя — это так много?» — Ну как ты? Готова? — Да, конечно. Идём. «Неужто толика счастья — это так дорого?» По их возвращении следы на дороге всё ещё различимы. Детектив, включив фонарь, присаживается на корточки, чтобы рассмотреть их поближе, и замечает, что форма «лап» слегка изменилась — следы стали больше. Приложив рядом свою руку, он видит, что вмятина на снегу крупнее чуть ли не в полтора раза и, более того, след был слишком... натуральным. Естественным. Вне сомнений, это был не человек, — думал Элмонд, — но что же это тогда, чёрт возьми, вообще было? Какого размера была сама тварь? И какое отношение она имела к «Прибою»? Неужто кто-то в самом деле решил накачать наркотиком какое-то животное?.. Следы шли на юг, что подтверждало догадку сыщика — укрытие предполагаемого преступника находилось где-то в Трущобах. Оставалось лишь идти дальше, осматриваясь в поисках неприятеля. Де Латте, как ни странно, уже не была напугана. Хоть она и видела, что сталось с сегодняшней жертвой, хоть её саму чуть не вывернуло от кошмарного зрелища, сейчас её больше волновало то, что они могли не найти убийцу, а не то, что на них могли напасть. Всё-таки Элмонд нёс ответственность за их работу, а в частности и за саму женщину. Начальство взвалило на него слишком много, и в этом Орнелла чувствовала и свою вину. Пока помощница детектива была погружена в свои тяжёлые мысли, их своеобразный отряд из двух человек успел пройти больше половины километра, и по негромкой команде Рея женщина остановилась, едва не ткнувшись носом в широкую спину перед собой. Следы обрывались у открытого канализационного люка, и это означало только одно — предстояло замарать не только руки. — Вот чёрт… Этот урод скрылся под землей. Если хотим разобраться с ним сейчас, то придётся лезть следом. Я не хотел бы тащить тебя за собой, но… — Я пойду. Всё в порядке. Иначе мы его упустим, верно? Мужчина тяжело вздыхает. Де Латте действительно смелая — даже если смелость эта напускная. Ей бы не помешало иногда быть трусихой, отказываться рисковать, убегать… Но теперь у него нет оснований выпроводить её домой. Да, она совсем не подходит для подобной деятельности. Да, она может не выдержать. Ей может снова стать плохо. Но если он сейчас попробует отговорить её, он попросту растопчет её гордость, а она не из тех, кто прощает подобное — Орнелла так старается сохранить лицо даже когда на кону может стоять её жизнь. Разве он может разбить ей сердце подобным образом, разве он имеет на это право? Не факт, что они догонят преступника даже если последуют в канализацию. Не факт, что де Латте справится. Но выбора нет — если детектив будет медлить, убийства продолжатся. Если он будет медлить, женщина рядом с ним потеряет веру и в себя, и в него. Оба зайца будут упущены разом, а потому он решается. Пока он рядом, он сможет её защитить. Нужно просто быть начеку. — Зажми чем-нибудь нос и особо не смотри по сторонам. Придётся бежать, а потому не отпускай мою руку, как спустимся. Первым иду я. Всё ясно? Кивок. Конечно, она понимает. Она сделает всё, чтобы помочь или хотя бы не мешаться. Рука ныряет в карман и выуживает оттуда шёлковый платок, который впоследствии покрывает нос и рот волшебницы, слегка ослабляя тошнотворное зловоние, исходившее из входа под землю. Собравшись с духом, Рей надевает перчатки и начинает спускаться, а за ним, спустя несколько секунд, следует и де Латте. Несмотря на кажущуюся хрупкость, она с завидной лёгкостью продвигается вниз, держась за лестницу только одной рукой и иногда опираясь на нее локтем. Белая шубейка скоро марается, и женщина нервно сглатывает и от усиливающегося запаха, и от мыслей о счёте за химчистку. Там, в квартире сыщика, теперь стоял её патефон. Там, на кухонном шкафчике, был запас отличных кофейных зёрен. На плите стояла наполовину пустая кастрюля с овощным супом, а у дивана на полу лежала пепельница. В душевой на полочке уютно расположились её шампуни и прочие женские штуковины, а вернее, только их часть, ведь остальное осталось у неё дома. В небольшой коробочке лежали пряности, которые она добавляла в кофе, когда сама бралась за его варку — это у неё выходило на удивление хорошо, под стать её фамилии. И всё это сейчас было настолько далеко, что казалось, будто несколько дней до этого были сном, а эта проклятая бесконечная лестница в канализацию представляла собой реальность: жестокую, дурно пахнущую и полную грязи. Люк сверху становился всё дальше и со временем начал походить не то на Луну, не то на тот самый «свет в конце туннеля». Там, внизу, был серийный убийца. Зверь. Он растерзал четверых человек. Он мог прикончить и их обоих. К горлу снова подошла тошнота. «Если что-то случится, мой труп останется здесь, в этой вонючей дыре. Ох господи, у меня ведь нет страховки, кто будет оплачивать похороны и чистку одежды… Нет, я не имею права умирать в подобном месте. Отец, наверное, лопнет от ярости. Ха-ха!.. А вот Рей явно расстроится… Фу, о чем я только думаю! Просто спускайся вниз, Нелли, всё будет хорошо». Рой дурных мыслей не исчезает, отчего женщина зажмуривается и на несколько секунд застывает, прижимаясь к грязной лестнице. Пусть она никогда не знала бедности, пусть её мало заботили мирские суеты, она видела так мало хорошего в своей жизни – и если обычно она старалась отгонять от себя неприятные мысли, то сейчас эта волна, подгоняемая окружением, понемногу захватывает её с головой. Уши закладывает. Паника. У женщины тут же пересыхает во рту, руки начинают трястись — и она сильнее прижимается к ступеням, чувствуя, как холодный пот стекает по её спине. В глазах понемногу темнеет, а сознание захватывают навязчивые идеи и образы: дикие звери, рвущие на части свою жертву; грязь канализации, пропитанная кровью; черви, копошащиеся в трупах; непрекращающиеся шорохи; свист и жужжание; мириады жуков и личинок, облепляющие трубы внизу; протухшая плоть, принесённая сюда уродливым монстром. Картинки, мелькающие у неё перед глазами кажутся настолько живыми, что всё её тело начинает чесаться и зудеть. На грудь давит, отчего женщина начинает беспорядочно хватать воздух ртом. — Орнелла?.. Ты в по... Ох, да что же это. Держись, сейчас я поднимусь…***
Ночь прошла безрезультатно. Рею и де Латте пришлось вернуться из-за внезапного приступа панической атаки, что довело даму до слёз. В какой-то мере она чувствовала облегчение, так как ни ей, ни ему не пришлось рисковать собой, но ощущение, что она подвела своего напарника, не оставляло её. Начальство на удивление спокойно отнеслось к происшедшему — было решено пересмотреть карты подземных ходов и обозначить, какими лазами теоретически мог пользоваться беглец. Детектив был подавлен, хоть и старался не подавать виду. Выдавал его лишь подрагивающий огонёк самокрутки, моргавший на улице, как выпавшая из Большой Медведицы и покатившаяся по ночному тротуару звезда. До дома из участка они шли молча. Миновали и закрытую кофейню, и злополучную химчистку, и круглосуточный продуктовый. Профессор всё не решалась оторвать глаза от земли, и попросту плелась за сыщиком, тяжело дыша и с трудом переставляя ноги по унылой зимней плитке, покрытой примятым и подтаявшим серым снегом, уже будто бы пропитанным нараставшим в городе ужасом. Элмонд не торопился — они оба устали, и прибавь он теперь шаг хоть чуть-чуть, вряд ли бы дошли до квартиры, а на следующее утро газеты пестрели бы неприглядными заголовками. Хоть он и был частично раздражён тем, что сегодняшняя операция провалилась, что-то в нём было радо тому, что сегодня не пришлось тащить де Латте на самое дно. Ей там не место. Шаг, ещё шаг. Стук и топот. Скрежет. Скрип. Едва переступив порог, Орнелла вяло сбрасывает сапоги и, скинув шубу прямо на пол, удаляется к себе. Недовольно вздохнув, мужчина поднимает одежду и, заметив пятна грязи, неприятно выделявшиеся на белом мехе, кладёт её на тумбу у двери, чтобы не забыть занести в химчистку, после чего подходит к двери в комнату своей соратницы и негромко стучит по косяку. — Надеюсь, ты себя не винишь. Это был мой просчёт. Нужно было тщательно готовиться, а не бежать, сломя голову... Ты… как ты сейчас? В ответ слышится приглушённое мычание, и сыщик в силу усталости и понемногу ухудшавшегося слуха — всё же он был немолод — не может разобрать ни слова. Набрав воздуха в лёгкие и нервно кашлянув, мужчина довольно-таки громко повторяет стук перед тем, как переступить порог некогда своей же комнаты. — Я вхожу. Картина маслом: волшебница лежит ничком, не отрываясь от простыни, и лишь тихо скулит, как ослабевший зверёк. Она всё ещё в своём деловом костюме, который не снимала с самого утра — не скинула даже тугой пиджак, наверняка передавивший ей грудь. Не зная, как поступить, мужчина опускается на колени рядом с кроватью и осторожно наклоняется к напарнице. Он не умеет утешать, не умеет успокаивать. Стоит ли побыть с ней? Стоит ли оставить одну? Энджи всегда говорила ему, что он бестактен. Жесты неопытной, незрелой заботы то смешили её, то раздражали. Он и в самом деле не умел выбирать слова, но всегда был искренен — насколько мог. Возможно, если бы рядом с ним был человек, ценивший это, человек, что помог бы ему эмоционально повзрослеть, он бы набрался опыта и сейчас не подыскивал в панике нужные слова. Но, увы, в мире не так много людей, достаточно терпеливых, чтобы учить других, а потому Рей остался невежей в плане чувств, что своих, что чужих. И справляться он с этой ситуаций решил, как умеет. — Может, заварить для тебя чаю?.. Тебе нужно отдохнуть. Помочь тебе переодеться? — Детектив… Ох, я бы не отказалась от чая… Но переоденусь уж я сама, благодарю покорно. Я просто устала, не переживай. И насчёт дела… Мы обязательно справимся. Плевать на то, что произошло сегодня. Элмонд незадачливо почесал затылок, понимая, что теперь уже она его успокаивала. Комично, учитывая, как развернулись события, но эти слова придали ему сил. Она верит в них — верит в него, а больше ничьей веры ему и не нужно. Решившись на вольность приготовить де Латте сменную одежду, он осторожно выудил из перешедшего под её юрисдикцию шкафа пижаму и повесил на стульчик рядом с кроватью, после чего весьма тактично удалился на кухню кипятить воду. С прошлого месяца у него остался небольшой запас травяного чая с ромашкой — в самый раз, чтобы успокоить раздразненные нервы, расслабиться и приготовиться ко сну. — Рей-Рей… Прости. Больше я тебя не подведу.***
Очередное утро — на этот раз не омрачённое новостями о погибших. Детектив вновь довёл Орнеллу до здания школы и, убедившись, что в округе всё спокойно, удалился на утренний патруль — сейчас для этого были мобилизованы практически все работники штаба, а потому простаивать без дела не приходилось. Де Латте тем временем уверенным шагом направлялась в кабинет Риппхена, через который намеревалась вновь попасть в Архив. Там должны были находиться ответы на многие её вопросы, которые значительно облегчили бы их с Реем работу, а такую возможность профессор просто не могла упустить. Более того, её предыдущий визит не увенчался успехом, а это могло значить только одно — она плохо искала. Следовало ожидать, что Архив не раскроет все свои тайны сразу. Даже если некоторые материалы были ограничены уровнем доступа, следовало узнать, где они хранятся и сколько гор Орнелле предстояло свернуть, чтобы добраться до этих «запретных» секций. Чувствуя себя школьницей, в первый раз пробирающейся меж бесконечных полок, волшебница пробегает глазами по бесчисленным названиям журналов и книг. Все они идеально рассортированы — по темам, авторам. Во всём Архиве царит невообразимый порядок, как если бы за ним следило целое отделение Министерства. Впрочем, это и неудивительно, учитывая, насколько была ценна эта база знаний. Единственное, что напрягало де Латте — это выбор расположения для такого важного объекта, ровно как и для лаборатории. Школа была довольно известной, что привлекло бы ненужное внимание к её институтам, а это было довольно-таки непрактично, даже учитывая научную обоснованность выбора места. Имел ли значение климат? Географическое расположение? А может быть, сам город?.. Времени рассуждать на эту тему у Орнеллы не было, а потому она отбросила ненужные мысли и вновь погрузилась в изучение содержимого Архива. Теперь перед ней стояли новые цели — записи о Глейпнире, которых не хватало в основных документах и которые могли бы свидетельствовать о тайной работе Министерства, сведения о Лотосе и хоть какие-то заметки о Прибое. Всё это относилось к табуированным темам, которые редко освещались на публику, а потому поиски были нелегкими, но чего не сделаешь ради… А ради чего или кого?.. Де Латте не была «героиней», ей не хотелось спасать мир или хотя бы этот злосчастный городок. Однако нынешние события нарушали её собственный покой, а значит, нужно было действовать. Ей в том числе хотелось помочь Элмонду, которому она в последнее время доставляла одни только неудобства и беспокойства. Вспомнив вчерашний день, женщина горько усмехается. — Надо же… Какой позор, Нелли. Еле слышный раздражённый шёпот на мгновение прерывает могильную тишину Архива и тонет в нём, вновь оставляя Орнеллу наедине с её мыслями. И почему ей было так тяжело собраться? На кону стояли жизни, благополучие целого города и её, профессора, честь и гордость. Она не может провалить первое же порученное ей задание и подвести Рея. Не сейчас. Набрав в грудь воздуха и малость бумажной пыли, волшебница берётся за дело — куда активнее и агрессивнее, чем до этого. И эта самая агрессия, направленная в нужное русло, тут же даёт свои плоды. Небольшая записная книжка, являвшая собой очередной журнал наблюдений, вываливается из груды плотно сжатых папок, которые де Латте гневно раздвигала, чтобы рассмотреть подписи. Казалось, этот предмет вовсе не принадлежал Архиву — обложка была засаленной и запачканной в каких-то препаратах, а страницы не на шутку пожелтели. Более того, на книжке не было магической печати, которая наносилась на все издания без исключений с целью охраны собственности Архива и записи чтецов. Профессор Риппхен всегда мог проверить, кто и когда просматривал ту или иную книгу или журнал, что облегчало отслеживание посетителей и сбор потенциального досье на каждого, кто оказывался под колпаком у Министерства. — И что здесь у нас? Названия нет… Может, кто-либо из сотрудников оставил? Хотя, странное местечко, чтобы оставлять личные вещи. Впрочем, сами виноваты, если это так. Научный интерес превыше всего. Найдя себе весомое оправдание, Орнелла не без некоторой тревожности открывает книжку на титульной странице — чтобы застыть на месте от удивления.О. Л. Элмонд, Т. Ф. Лиф.
Препарат особого действия «Глейпнир»
Возможные эффекты.
19хх г.
— Эл…монд? В это было трудно поверить. Ещё труднее было осознать, что некто, носивший ту же фамилию, мог и не догадываться о том, какими исследованиями занимался его… Отец? Волшебница нахмурилась, вспоминая имена родителей Рея: действительно, отца звали Оливер. Инициалы подходили, однако следовало расспросить самого детектива — отчего-то де Латте совсем не хотелось принимать тот факт, что родственник близкого ей человека был замешан в подобных экспериментах, ведь это могло значить… многое. Выносить литературу из Архива было категорически запрещено, так что Орнелле предстояло пролистать все записи прямо здесь — благо страниц было не так много. Записная книжка содержала рапорты об исследованиях — а именно о воздействии версий Глейпнира на людей. В ранних отчётах упоминались амнезия, слабоумие, а также поражения почек и печени. Позже побочные действия урезались до токсикоза и возникновения аллергий. Чем старше был подопытный, тем выше была вероятность появления серьезных отклонений, чем моложе — до определённого порога, — тем ниже был риск возникновения побочных эффектов. Последние разработки Глейпнира тестировались в том числе и на детях (что заставило де Латте нервно сглотнуть), однако записи свидетельствовали об успешном блокировании «зеты» и отсутствии негативного воздействия у детей в принципе. Как оказалось, первые версии Глейпнира представляли собой раствор и вводились внутривенно, и только спустя десятилетия были разработаны более эффективные и менее токсичные таблетки. На основе нововведений также была создана и суспензия, которую принимали дети и старики. Эти записи отчётливо свидетельствовали об одном — работа над «панацеей» от магии не прекращалась и, более того, велась под крылом Министерства. Если до этого волшебница была уверена в том, что все разработки касаемо целенаправленного подавления «зеты» при приостановлены ещё после массовых отравлений подопытных, то теперь под знак вопроса приходилось ставить всё. Действительно ли гуляющий в народе вариант препарата — некая поделка подвального учёного или же это и есть часть опыта, часть экспериментов?.. Дочитав отчёты, профессор опасливо огляделась — внезапно возникшее неприятное чувство подсказывало ей, что лучше запихать книжку туда, откуда она выпала, и убираться подальше, пока её не застали за изучением потенциально опасных материалов. К тому же, сейчас ей нужно было спешить в участок — следовало обсудить полученную информацию с напарником. Всё же он сам пытался расспросить Орнеллу о Глейпнире, а значит… — Добрый день. Я смотрю, Вы здесь новенькая. Что ищете? Как только де Латте покидает злополучную секцию, звонкий мужской голос окликает её, и женщина, еле заметно вздрогнув, оборачивается. — Доброго дня и Вам. Я бы хотела найти расширенную литературу по строению «зеты», но, кажется, забрела не в тот отдел. Не могли бы Вы подсказать, где находится эта секция? Врёт и не краснеет. Придётся потерять время, однако какое-никакое прикрытие профессору сейчас просто необходимо — не будет же она выкладывать первому встречному, зачем она здесь. Её сомнительный «коллега», представлявший из себя худосочного рыжего мужчину в розовой рубашке и полосатых брюках, приветливо улыбается, вероятно, довольный тем, что ему выпала честь провести небольшую экскурсию для нового члена штаба, однако Орнелла замечает, что он внимательно присматривается к ней — к её лицу. Пытается понять, не лжёт ли она? Уж не за той ли записной книжкой он сюда явился? Нужно быть начеку. — С удовольствием провожу Вас. Архив — настоящий лабиринт. Немудрено, что Вы забрели в наш небольшой исторический уголок. Здесь можно найти записи о создании нашей школы, а также о разработке некоторых ценных препаратов и устройств. А вот секция с работами о «зете» немного дальше, на самом деле Вы чуть-чуть до неё не дошли. Кстати говоря, я Айрис. Кевин Айрис. — Ах, надо же. Какое счастье, что мне попались Вы. Так бы и ушла, не солоно хлебавши. Благодарю, сэр Айрис. Приторный голосок де Латте разливается между полок, как пение соловья или кенара, но её неприятный собеседник не торопится пленяться этой мелодией и, всё так же улыбаясь, теперь следит, куда она пойдёт. Недолго думая, профессор направляется в нужную сторону, но нарочно проходит отдел с «зетой». — М-м, постойте, Вы прошли секцию. Не настолько далеко. Розовая рубашка спешит на помощь, как и ожидалось. Слегка удивлённое и обеспокоенное выражение лица этого «кавалера» свидетельствует не то о снятии подозрений с Орнеллы, не то о разочаровании по поводу её умственных способностей. Теперь же её ждало недолгое штудирование основ, которые она и без того отлично знала, в компании незнакомого коллеги явно выше рангом. Раздражению женщины не было предела, но она терпеливо сыграла свою роль и, наконец «выяснив, что хотела», спешно направилась к выходу. — Рад, что был полезен. Надеюсь, мы с Вами ещё увидимся в скором времени. И ещё... Вы так и не назвали своего имени. Могу я его узнать? — Конечно. Орнелла де Латте. Благодарю и всего доброго. Сухо буркнув в ответ, де Латте начинает идти ещё быстрее и наконец покидает зал, а затем, проехавшись на лифте обратно до кабинета, чуть ли не бегом оставляет позади и само здание школы. Она потеряла порядка получаса, и теперь нужно было как можно быстрее добраться до участка и забрать Рея домой. Более того, ей хотелось как можно скорее выкинуть из головы типа из Архива, который за столь короткое время произвёл на неё столь неприглядное впечатление. Он чем-то напоминал ей начальника Рея — тот тоже представлял собой неприятный субъект, которого даже не нужно было обличать в ношении маски на публике — он это и не скрывал. Тряхнув плечами, будто бы пытаясь сбросить с себя это мерзкое ощущение чьего-то присутствия, Орнелла набросила свою выстиранную после канализации шубейку и ринулась прочь, уже не гнушаясь использовать свой посох при свете дня. Миновав более не пустовавший пост со скоростью взбесившейся ракеты, волшебница влетает в небольшой офис второго отдела и скоро осматривает присутствующих. Элмонда на месте нет. Зато есть та самая неприятная троица, которую она некогда ввергла в смуту своим появлением. — Принесла нелёгкая… Чай снова Тормоза потеряли, гражданочка? Несмотря на творившиеся в городе страсти, отдел выглядел до абсурдного спокойно, что слегка охладило пыл профессора. Один из копов задумчиво пялился в газету и даже не оторвал от неё глаз, когда явилась Орнелла, а другой же с видом ушедшего в паринирвану Будды ковырялся у себя в носу. Мерзость. — Как Вы прозорливы. Посмею поинтересоваться, где же Рей. — На обходе, через полчасика будет. Вы посидите, подождите. Можете занять его стол, всё равно он первым делом пойдёт сюда. Шум только не поднимайте, все при исполнении, как-никак. Ребятки, чайку? В этот раз полицейский звучал устало и, судя по всему, не был намерен собачиться. Остальные же и вовсе не вмешивались в разговор, что избавило женщину от необходимости выпускать лишние шипы из-под языка. Найти стол напарника было легко — им являлось самое опрятное и организованное пространство во всём офисе. При обыске там вряд ли можно было бы найти какую-нибудь непотребщину, как у других — в этом де Латте была уверена, и именно исходя из своей уверенности и любопытства вперемежку со скукой решила проверить ящики стола Рея. Как и ожидалось — там не было ничего, что могло бы скомпрометировать хозяина стола. Точнее, там вообще ничего не было, только пустота, чистота и запах дерева. Увидев это, Орнелла невольно улыбнулась — её дорогой друг действительно был человеком простым и бесхитростным. Никаких секретов, никаких тайн. Что снаружи, то и внутри. Была она довольна этой новостью или наоборот слегка разочарована? Возможно, ей хотелось найти что-нибудь интересное, заглянуть Элмонду в душу без его ведома, да вот только каким бы закрытым он временами ни казался, душа у него всё одно была нараспашку. Впрочем, именно это ей и нравилось, это её и привлекало. Иногда простота куда лучше, чем тайны, загадки и прочая ересь. Иногда… — Надо же, в нашем офисе завелась мышка, причём довольно бессовестная. Даю минуту на разъяснения, затем сообщаю охране больше тебя не впускать, Орнелла. Ну-с? И вот уже второй раз за день женщина попадает в неловкую ситуацию и вынуждена выкручиваться. Только вот сейчас она слышит знакомый хрипловатый голос, уже ставший ей привычным, и вместо испуга она чувствует лишь приятное тепло в груди. Он вернулся, и с ним всё в порядке. Это самое главное. — Провожу обыск, коллега. Констебль Вискерс сообщил мне, что у Вас хранятся запрещённые материалы. Можете ли Вы что-либо сказать в своё оправдание? Иначе мне придётся поместить Вас под домашний арест. Шарм волшебницы просто невыносим. Её небольшая пародия не только выдавливает из детектива улыбку, но и зажигает в его глазах несвойственный игривый огонёк, что слегка настораживает женщину, тем не менее она не торопится отступать даже когда сыщик начинает медленно приближаться, расстёгивая подмокшую от растаявшего снега шинель. Ни дать ни взять — тигр идёт на водопой. — Что же, тогда попрошу Вас предоставить ордер на этот самый обыск. Или, может быть, сейчас придётся оформлять дело о превышении полномочий? Не забывайте, что наручники у меня при себе, а магия Вас не спасёт. Смутно чувствуя, до каких вольностей может дойти разговор, де Латте капризно фыркает и, стараясь не оказаться загнанной в угол, спешно закрывает открытые ящики и встаёт, полностью игнорируя недовольные взгляды троих полицейских, удручённо наблюдавших разворачивавшуюся в офисе сцену. В этот момент она чем-то напоминала шиншиллу или красную панду, поднявшуюся на задние лапы, чтобы казаться больше в глазах хищника. Да, хищника — сейчас их с Реем привычные роли поменялись, да так круто, что женщина не успела осознать свой промах. Кошка, игравшаяся с мышью, теперь сама оказалось на месте добычи, но сдаваться не собиралась. — Что же это такое, обвиняемый препятствует следствию. А что, если мне удалось выявить нарушения закона при обыске? Будете возмещать ущерб? — А что, если я немедленно прекращу этот разговор и за ручку отведу кое-кого к начальству? Орнелла, хватит уже валять дурака. Почему ты здесь? Лёгкие искры в его голосе скоро сменяются привычным серьёзным тоном, и профессор с сожалением вздыхает, теряя всякую надежду на незатейливый разговор ни о чём. Да сейчас и не время для таких разговоров, как бы ей ни хотелось просто взять и забыть о работе. Более того, три молчаливых наблюдателя всё ещё внимали их шутливой ссоре, а выставлять свои чувства напоказ подобным образом де Латте не особо любила, даже если подобное её ничуть не смущало. — Мне нужно было тебя видеть. Срочно. Иди отчитайся о патруле и пойдём домой, я должна тебе кое-что рассказать. И… Я рада, что ты вернулся. — Я тоже рад видеть, что ты в порядке. Взгляд сыщика смягчается, и он снова улыбается — на этот раз тепло и добродушно, отчего у волшебницы немного щемит в груди. Ей страшно. Неудобно. Неприятно. По спине пробегает холодок, напоминающий, что у де Латте нет ни времени, ни права на счастье в эти дни. Это мгновение, когда они могут быть любезны друг к другу, скоро сменится обыденной реальностью, где работа стоит выше чувств. Им предстоял долгий, очень долгий разговор… И она не знала, как Рей отреагирует, ведь речь шла не только об их текущем деле, не только о его семье. Речь шла о Министерстве. Обо всей стране.