Чёрный галстук, красный галстук

      — Кончита… Кончита, где вода? Я же просил всегда держать на столе бутылку воды и мои таблетки! Боже мой, неужели так сложно… У меня больной желудок! Я не могу ждать!       Грузный мужчина лет шестидесяти в негодовании вскидывает руки в воздух и багровеет от злости на горничную. Эта негодная Фрюшоппен стала забывать своё место.       — У Вас больной желудок, а у меня больная спина. Вот Ваша вода, сэр. Будьте добры, не орите. Если на крик придёт Ваша жена, плохо будет всем.       Изящный графин из голубого стекла приземляется рядом с пустым стаканом, где уже лежат две беленькие таблетки, которые вскоре заливает чистейшая минеральная вода из источников Брансвик на самом севере Парфедии. Сегодня было долгое и нудное совещание, в ходе которого мужчина сильно вымотался. Обсуждали необходимость расширить полномочия ОСКБ, а также задуматься о создании нового подразделения службы. Нынешние справлялись куда хуже.       — Всем будет плохо, если я брошу работу из-за болезни. Кто будет печься о всех вас? Да вы же у меня на ниточке болтаетесь. Скажу, что необходимо… Ладно, ладно… Надо успокоиться. Лучше скажи мне, есть отчёт по её успехам?       — «Её»?       Мужчина, являвшийся одним из Министров, работавших в Комитете Безопасности, со злостью выпучивает глаза, глядя на горничную так, что, казалось, если бы не его короткие руки, он бы её задушил.       — Орнеллы. Чёрт возьми, хватит меня выводить! Проклятье… Как она? Как её работа? Я ни черта о ней не слышал с тех пор, как она стала работать ещё и на отдел. И мне некогда узнавать об этом самому!       Кончита невозмутимо взирает на своего работодателя и, чинно приподняв острый подбородок, с добродушием, на которое способна только старая подлая карга, желающая помучить ближнего своего, коротко улыбается одними только уголками рта и, наконец, выплёвывает желчь министру в лицо.       — Ах, Орнелла! Доченька! Я…       — Падчерица! Кончита, ты ходишь по очень тонкому льду. Ещё один шаг, и…       — И что? Уволите меня? Вперёд. Хочу лишь пожелать Вам удачи в поисках замены! Отчёт готов, если он Вас ещё интересует. Мне собирать вещи или читать?       Из-за стола слышится скрежет зубов. Пухлые пальцы мужчины собираются в кулак, но он, едва ли не пуская пар из ушей, умудряется успокоиться и выпивает весь стакан залпом, всё ещё глядя на внезапно ставшую ему ненавистной Фрюшоппен.       — Отчёт. Читай.       На лице старой горничной разгорается пламя победной улыбки, и она приступает к небольшой папке, представлявшей из себя сбор данных о профессоре Де Латте.       — Ну, я хотела бы Вас поздравить. Она успешно проходит тренировки и показывает отличные результаты. Не так давно она смогла…       — Дальше.       — Докуда именно?       Не удивлённая тем, что об успехах своей родной дочери министр слышать не хочет, женщина пролистывает страницы, стараясь найти что-либо, что могло бы его заинтересовать, однако слышит роковое слово, пугавшее даже высшие чины. Сам же мужчина начинает наливать себе ещё один стакан, ожидая серьёзных ударов по своей расшатанной психике.       — Расходы. А ещё скажи мне, где она, чёрт возьми, живёт? В её квартире пусто.       — Хм, дайте-ка… А вот, здесь. Насколько нам известно, сейчас она живёт… Хе-хе… О, Вы не поверите, сейчас она живёт со своим напарником! Собственно, она начала с ним жить ещё раньше, как только получила Ваше письмо. Просто Вы не интересовались её деятельностью с тех пор и потому ничего не знали.       Он невовремя делает глоток и, заслышав, чем занимается его дочь, в ярости выпускает воду через ноздри.       — Что… Что?!. Что ты такое говоришь?! Кончита, если это всё твои проделки…       — Да нет же, смотрите сами. Вот, тут и досье на него. Вполне себе порядочный молодой… А нет, уже не молодой... Зато порядочный человек! Куда порядочнее, чем Вы, сэр. Элмонд… Надо же, сын того самого Оливера Элмонда! Ну не судьба ли это, сэр…       — Молчать! Молчать, молчать, молчать!       Министр, едва сдерживаемый своим тесным сидением, истерично хватает воздух и стучит по столу. Несмотря на возраст и важное положение, сейчас он походил на ребёнка, которому испортили любимую игрушку.       — Что ты стоишь? Что ты стоишь?!. Неси валерьянку, живо! Господи, за что мне это всё… Моя дочь, моя родная дочь… И она якшается с сынком этого придурковатого учёного! Голова… Ох, голова!..       — Падчерица, сэр. Вот валерьянка, позвольте я… Вот так. Пейте.       Жадно, как антилопа после засухи, мужчина припадает к стакану и, выпив зелье, приготовленное Кончитой, откидывается на спинку своего кресла, стараясь перевести дыхание. Он всегда презирал Оливера за его сомнительные взгляды на магию и стремление «обезоружить» население посредством «Глейпнира». Миролюбивый чудак, надо же! Но больше всего он ненавидел Элмонда-старшего за то, что у того была прекрасная жена, умевшая вести себя на публике и выглядевшая, как Артемида в воображении художников и скульпторов прошлого. Такая женщина — и такому идиоту!       — Боже мой… Какой позор… Ладно… Давай… Давай дальше… Я хотя бы должен знать, на что идут деньги, что я ей посылаю… Ох, господи…       — Помяните бога ещё раз, и он спустится наказать нас всех за грехи наши.       — Заткнись! Нет, не заткнись. Докладывай уже, старая ведьма.       Он упирается локтями в стол, обхватив голову. За сегодняшний день это уже второй крупный стресс, обрушившийся на министра, однако горничная его не жалеет — не за что. Она прекрасно знала, от кого был ребёнок, и скольким людям этот распухший кабан в костюме испортил жизни, однако была вынуждена держать язык за зубами — и только в такие редкие моменты спускала на него всех собак.       — Да будет так, сэр. За осень… Мм… Только её обычные траты. Квартира, ателье, кофейня… Много счетов из кофейни. Ах да, ещё она частенько прогуливалась до пекарни… Потом химчистка… Хм… И один крупный счёт из «Софии»...       — А за зиму?       — Дайте посмотреть. Так… В декабре она перестала платить за квартиру… Ох, да тут же накопился долг! Срочно надо напомнить ей. Дальше… Ателье… Много счетов оттуда… Ах, вот оно что! Хе-хе… Снова кофейня… О боже! Здесь… Здесь несколько счетов из «Солтса», все на сумму, больше, чем… Куда больше, чем мой месячный оклад, сэр. Судя по покупкам… Батюшки! Да она за свой счёт делала ремонт! Учитывая, что она не живёт у себя… Хе-хе-хе! Ваша дочь делала реновацию в квартире напарника. Вот это поворот!       Глубокие вдохи и выдохи. Министр бледнеет, затем краснеет и, спустя добрых пять минут молчания, приходит в себя, принимая свой обычный желтоватый оттенок.       — Будь я проклят. Будь я трижды, четырежды проклят. Она настолько меня ненавидит?! Скажи мне, Кончита, да разве такое возможно?!       — Вас все ненавидят, сэр. Даже Ваша жена. Однако, здесь сыграло роль кое-что иное, вовсе не ненависть. О-о-о-о, и Вы прекрасно знаете, что это.       Мужчина вскакивает с места и злобно упирается кулаками в стол, разбрызгивая слюну как бешеная псина. Глаза его, кажется, вот-вот выпадут из орбит. Таким разъярённым горничная его не видела уже очень давно — примерно с того времени, как ему пришлось отвадить от де Латте ухажёра, явно метившего в Министерство.       — Не сметь! Даже не думай говорить при мне такие мерзости! Молчи!       — Ваша дочь влюбилась, сэр. И, судя по всему, слушаться она Вас будет всё меньше. Разве Вы теперь для неё авторитет? Хе-хе-хе…       Последний гвоздь в его гробу, забитый Фрюшоппен лично. Эти слова звучат настолько тошнотворно и тяжело, что министр снова падает в своё кресло. Ещё несколько минут проходят в полной тишине, прерываемой разве что скрипом створки форточки, безвольно болтавшейся на ветру.       — Вон. Прочь! Боже мой… Боже, боже, боже!.. Эта проклятая семья, проклятая фамилия… Не потерплю. Кончита, вызови ко мне Айриса. Срочно… Срочно!..

КОНЕЦ ИНТЕРЛЮДИИ.