Дитя

      — Привет, — голос Эдварда вывел Лилиан из задумчивости. Она сидела за кухонным столом и пыталась решить задачу по физике, но мысли ее витали где-то совсем далеко, заставляя изредка шумно вздыхать.       — С утра же виделись, — пробурчала она в ответ, вновь смотря на чернеющие буквы, раздражающие своим смыслом, а точнее полной бессмысленностью. Она ненавидела физику и назло всем не хотела ее понимать.       Ее глаза вмиг сузились в две узкие щелочки, а Эдвард мысленно ощутил вибрацию непристойных выражений в воздухе, которые в этот раз Лили решила не заглушать своим даром.       Когда дело касалось физики, в Лилиан вселялся демон, который постоянно проходил лишь две стадии: гнев и отрицание. А принятием неизбежного каждый раз занимался кто-то из семьи, решающий задачи за нее, потому что уговорить Лилиан сделать хоть что-то по этому предмету было невозможно.       Вампир подошел ближе и облокотился локтями о стол.       — Помочь или будешь до ночи испепелять учебник взглядом? — предложил он, зная, что сама она никогда первая не попросит помощи, а будет тянуть до последнего, пока он сам не предложит. Ей приносило какое-то особое удовольствие направлять свою злость на этот предмет, смакуя горечь на кончике языка. Эдварда не особо удивлял такой способ выражения отрицательных эмоций. Кто-то разбивал кулаки о стену или чье-то лицо, другие ломали вещи, занимались усиленно спортом или срывались на близких. Были и те, кто молчали, загоняя гнев внутрь себя, растворяя его по собственным венам, отрицая сам факт того, что они чувствовали нечто плохое.       — Если решишь все, то я буду тебе премного благодарна, — Лили довольно кивнула, улыбаясь ему рассеянной улыбкой.       Эдвард пододвинул к себе помятую тетрадь и взял в руки карандаш. Ему не составило особого труда за несколько секунд написать на черновике решение. Он уже давно понял, что сотая попытка объяснить Лили ненавистный ей предмет принесет лишь ее крики и слезы.       — Спасибо, — она искренне поблагодарила его и стала переписывать все на чистовик.       Вампир наблюдал за ней и прислушивался к ее мыслям, пытаясь понять, почему она сегодня такая отстраненная. Дело было уж точно не в физике, о которой она даже не думала до его прихода.       «Что мне ей сказать? Может ничего не говорить? Может вообще больше не идти в школу? Тогда мы с ней никогда больше не увидимся. Осталась неделя, совру что плохо себя чувствую…»       Машина Карлайла зашуршала по гравию в полумили от дома, отвлекая Эдварда на сотую долю секунды.       »… Почему она так со мной? Я ведь была всегда рядом, но… Черт! Не ту букву написала…»       Лили склонилась чуть ближе над листом и начала усердно тереть резинкой жирный слой грифеля, который вместо следов оставлял углубления на бумаге. Сметая темно серые крошки рукой, она чуть смазала соседние буквы и принялась писать дальше.       «Она так же меня из памяти сотрет, как этот проклятый ластик. Будто меня и не было вовсе. Уже стерла…»       Расстроенный выдох сорвался с ее губ, а карандаш в руках на мгновение замер, неуверенно завибрировав в воздухе, в нескольких сантиметрах от бумаги.       На улице послышалось, как хлопнула дверца машины, и затем голоса Карлайла и Эсми начали обсуждать очередную научную статью, которую глава семейства опубликовал в известном медицинском журнале, правда, под чужим именем.       «Зачем мне вообще друзья, если я всегда буду одна? Кроме семьи у меня никого никогда больше не будет. Этот горький урок я усвоила…»       Входная дверь, которую никогда не закрывали на ключ, практически беззвучно открылась, впуская двух вампиров в просторную прихожую. Их голоса наконец коснулись и человеческого слуха Лили, от чего она перестала думать о своем и вновь сосредоточилась на задачах.       Карлайл и Эсми были в хорошем расположении духа и едва слышно шуршали бумажными пакетами, раздражая тонкий слух Эдварда. Резкий неприятный запах еды заставил вампира скривится, задерживая дыхание.       Через пять с половиной секунд на кухне стало на двух человек больше, а живот Лили издал жалобное завывание кита на аппетитный для нее запах.       — А мы как раз привезли тебе кое-что вредное, — Эсми пропустила конец предложения, который мысленно звучал как «чтобы хоть немного поднять тебе настроение».       — То, что нужно, спасибо, — Лили улыбнулась, отодвигая тетрадь в сторону, и с предвкушением приподняла наверх крышку картонной коробки, из-под которой повалил едва видимый для человеческого глаза пар. — Вы не против, если я поем у себя? Я очень устала.       — Конечно, милая. Эдвард будет только рад. Он терпеть не может запах сыра с плесенью.       Лилиан усмехнулась, слегка толкая брата (или дядю) плечом. Она давно уже окончательно сошла с ума от всех тех ролей, что играли в этой семье, поэтому просто называла всех мысленно братьями и сестрами, так было легче.       Неспеша собрав свои вещи и взяв коробку с пиццей, Лили ушла наверх, запираясь в своей комнате.       — Ты смог узнать, что у нее случилось? — обеспокоенно поинтересовалась Эсми, разбирая пакеты с едой. Она всегда закупала слишком много, желая разнообразить рацион Лилиан, но это приносило не мало проблем. И в первую очередь ту, в которой половина продуктов просто пропадала и выбрасывалась в мусорное ведро.       — Что-то опять с Карли, — Эдвард пожал плечами, говоря про этот общеизвестный факт, который всегда был причиной плохого настроения, апатии или задумчивости младшего члена семьи. — Думаю, она хочет попрощаться, надеясь еще на что-то, но одновременно и боится этого.       — Может мне поговорить с ней? В прошлый раз мне удалось подобрать нужные слова.       Эдвард покачал головой, все еще прислушиваясь к мыслям Лили.       — Она не огородилась от тебя? — спросил Карлайл, пристально смотря на сына, и получил в ответ утвердительный кивок. — Значит в глубине души хочет, чтобы ее услышали и были рядом. Поговори с ней, сынок, — его широкая ладонь по отчески коснулась плеча Эдварда, чуть сжав подбадривающе.       Было в этом жесте так много человеческого и близкого, что Эдварду стало не по себе, и он отвернулся к окну, стараясь не смотреть на них. В начале его раздражало, что они становились так похожи на людей. Хоть они и жили среди них, но между вампирами и людьми всегда была глубокая пропасть. Но из-за Лили им пришлось заново научиться понимать людей и некоторые вещи вошли в привычку. Например частый тактильный контакт, как было сейчас.       Они всегда были семьей, странной, но семьей. Вампиры, живущие под одной крышей и играющие роли. Каждый оберегал и защищал их образ жизни, но настоящей семьей, где каждый заботился друг о друге они стали совсем недавно.       И вот сейчас, смотря на руку отца, он не мог понять, а нравилось ли ему все это? Ведь это сделало по-настоящему уязвимым каждого члена семьи.       Раньше, путешествуя в одиночку или вдвоем, никто из них особо не следил за временем, не звонил и не писал остальным. Для всех это был глоток свежего воздуха перед очередным переездом в новый город. Но сейчас, хоть Элис и Джаспер были далеко, они все же приезжали на каждый праздник и даже звонили раз в неделю, присылали открытки и фотографии.       Эдвард как-то спросил у Элис, почему она это делает, а она ответила, что помнит, как радовался Карлайл, когда получал от Лили каждое письмо, фотографию или даже весточку из нескольких строк на обороте открытки. Как Эсми с улыбкой на губах советовала, что написать в ответ и какую книгу отправить в подарок. Как она сама проверяла в нитях будущего реакции маленькой Лили и пересказывала их родителям. Каждый из них словно оживал, даже Эдвард и Джаспер.       И Элис начала со временем делать точно также. Что было самым интересным, эти небольшие письма и вправду радовали каждого, кто остался в Анкоридже. Но больше всех, конечно, Карлайла и Эсми. И Элис знала это, каждый раз подписывая своим изящным подчерком очередную открытку.       — Я свыкся с той мыслью, что все уехали и оставили Лили на меня, но я не тот, кто может решить все проблемы. Ей нужна Роуз, которая почему-то вместо того, чтобы быть рядом со своей дочерью отдыхает с Эмметтом в затяжном отпуске, — с раздражением произнес Эдвард. — Почему ты вообще позволяешь им думать, что она тут счастлива?       Карлайл снисходительно улыбнулся, как делают часто взрослые. Небольшая пауза позволила ему подсобраться, и, выдержав вопросительный взгляд сына, он ответил:       — Лили попросила, это ее решение. Ты же знаешь, что мы не можем ей отказать, если сами выстроили эти правила, где она взрослый человек, с чьим мнением считаются.       — Но она несчастлива! — воскликнул Эдвард, — Ты обманываешь всех. И думаю, Роуз будут очень зла, когда на следующей неделе они вернутся и увидят, что все совсем не так, как им рассказывали целый год.       — Эдвард, милый, — Эсми вмешалась, не желая, чтобы они опять спорили по этому поводу, — мы это уже обсуждали. Просто последние месяцы дались ей тяжело, но мы и так знали, что нечто подобное произойдет летом, просто все те события ускорили то, к которому все изначально шло. У Лили был не простой год, но до марта она была абсолютно счастлива.       Март. Отвратительный был месяц, по мнению Эдварда. Полный беззвучных рыданий и запаха соли в воздухе. Зато апрель стал месяцем безразличия и фальшивых улыбок. За ним последовал май с первыми ростками задумчивости и полный мозговой активности. И наступил наконец июнь, месяц, в котором кое-кто принял для себя неизбежную истину: «семья — мои единственные друзья».       Но до марта были месяцы радости и счастья, тут Эсми была права. Лили наслаждалась тем временем по-настоящему.       Ей нравилось жить в таком составе. Эсми, Карлайл и Эдвард были самыми спокойными из семьи, не лезли в душу, принимали ее желание побыть одной или помолчать. Но это не изменяло того факта, что она все равно безумно скучала по родителям. Они должны были вернуться еще в сентябре, но за месяцем разлуки пошел второй, а затем третий… Телефонные звонки заменяли встречи, но Лилиан не жаловалась, ведь сама хотела, чтобы родители отдохнули от нее. Она прекрасно знала, что такую вольную птицу как Розали нельзя было долго держать в семейной клетке. Ей нужна была свобода, внимание, восхищенные взгляды, смена обстановки. А Лили нужен был глоток свежего воздуха, нужно было почувствовать себя обычной и нормальной. Без постоянного контроля и кучи вампиров в доме.       На самом деле, чем старше она становилась, тем сильнее чувствовала возрастающую внутри нее мысленную дистанцию. Те вещи, которые раньше были для нее нормальными или естественными теперь заставляли чувствовать себя некомфортно. Поход в душ или в туалет, месячные, возбужденное состояние, запах ее тела, свежее дыхание… Она боялась бурной реакции на ее простые человеческие вещи, которые случались с ее телом. Даже фильм с постельной сценой или музыка с матными словами включали в ней паранойю, что за ней пристально наблюдают, напрягая свой сверх слух, и от этого становилось не по себе.       Скажи ей в семь, что она будет так ужасно ощущать себя, живя с вампирами, она бы не поверила. Поэтому в глубине души она даже не скрывала, что рада отдохнуть от тех, кто приносил ей больший дискомфорт. Роуз своей прямолинейностью и заботой, Эмметт — непристойными шутками, Элис — предвидением казусных моментов, а Джаспер — одним лишь своим существованием. Все, кто остались, были слишком тактичными, чтобы лезть в ее настолько личное пространство. За это она была им безмерно благодарна.       Первые три месяца прошли для нее как в сказке: постоянные прогулки с Карли, новая компания… Дышать впервые за последние два года стало легко. Эйфория от обычности приводила ее в восторг. Ей нравилось быть своей в компании, ходить в кино с новыми знакомыми, дурачится и быть как простой нормальный подросток. Она обожала это время и выдавшуюся возможность, в тайне надеясь, что ей разрешат остаться здесь еще на один год, а затем и вовсе окончить школу в Анкоридже.       Спустя два месяца Карли начала встречаться с Беном Уайтом. Он, конечно, не был игроком школьной команды по футболу, не занимался плаванием или еще чем-то спортивным, как она того хотела, но он работал в кафе и мечтал стать рок-музыкантом. А девочки любят такое. На небольшую зарплату и чаевые он вечно покупал что-то в мини-студию, которую он организовал в гараже у родителей вместе с ребятами по группе.       Эдвард откровенно над ними потешался в один из вечеров, когда забирал Лили домой. Во-первых, те парни только и думали о том, что они станут популярными и будут клеить телочек на каждом новом концерте. Они до предоргазменной дрожи мечтали о горах денег, в которых будут купаться, представляя сколько платиновых дисков получат за продажу альбомов. По мнению Эдварда пели и играли они отвратительно, редко попадали в такт, а голос солиста был не достаточно хорош и детсковат для такого жанра. Но куда уж простым смертным с их неидеальным слухом до столетнего вампира, которого ничего в этом мире, казалось, не могло удивить? Лили эти ребята нравились, и она была не прочь проводить время в их скромной обители, где вечно пахло сигаретами, дешевым одеколоном и потом. Сначала она просто приходила с Карли за компанию, а потом и сама влилась в коллектив.       На ее пятнадцатилетие, в полночь, ребята пробрались к ней в комнату и устроили сюрприз. Позвали гулять по ночному городу, притащили несколько пакетов с едой из Макдональдса и даже пиво. И, возможно, их план бы даже сработал, если бы не безызвестный идеальный слух вампиров и разъяренная Роуз в дверях комнаты Лили.       Улыбка тронула уголки его губ, вспоминая недовольное лицо Розали, но тут же погасла, когда он вспомнил, как медленно все начало рушиться. Одно за другим.       Чтобы забыть Джаспера Лили начала встречаться с другом Бена Уиллом. Но не потому что была без ума от него, а потому что он просто предложил и был неплохим парнем. Он не вызывал в ее животе никакого трепета, а мысли лихорадочно не крутились в голове, постоянно думая о нем. «Но может так даже и лучше», — каждый раз он ловил эти слова в ее мыслях, прекрасно зная, что она занимается самовнушением и самообманом.       И Лили была вроде как счастлива. Эти отношения были неглубокими и спокойными как морской штиль, которые не требовали от нее никаких особых усилий. Не было в них ни искры, ни особых чувств, скорее вечное ожидание, что скоро должно было все измениться и в один прекрасный день она проснется и поймет, что любит его.       Но этот день все не наставал, а она особо и не расстраивалась. Ее устраивало то, что эти отношения, компания и Карли помогали ей забыться и проводить хорошо время. И как бы долго пресная идиллия не дарила мнимый покой ее душе и мыслям, долго так продолжаться не могло.       После рождественских каникул на лыжном курорте в Швейцарии, Лили вернулась обратно и поняла, что что-то изменилось.       Уилл наконец понял, что их отношения дальше поцелуев и обжиманий в ближайшее время не перерастут в нечто больше, и порвал с ней. Ребята из группы выбрали его сторону и попросили Карли ее больше не приводить.       Эдвард помнил, как Лили было не приятно, но это не оставило такой глубокий след, как то, что начало происходить позже.       Она никогда не держалась за эти отношения, но за дружбу с Карли готова была бороться до последнего.       В начале она не замечала, как все начало меняться. Карли просто начала проводить больше времени со своим новым парнем, потом начала отменять их совместные встречи после уроков, перестала ходить на ночевки. Лили было обидно и одиноко от предательства подруги и она очень тяжело переживала тот период. Но не прошло и насколько недель, как парень Карли бросил ее и та нашла утешение в распростертых объятиях Лили, которая с радостью позволила ей вновь войти в свою жизнь. И вот все вроде начало налаживаться, становиться как раньше, но Карли помирилась со своим бывшим и все вернулось на круги своя.       Он помнил, как подслушал разговор на пасхальных каникулах, когда Лили решила спросить совета у Эсми.       — Не понимаю, почему нельзя общаться с обоими? — голос Лилиан дрогнул, готовый сорваться и затеряться в рыданиях.       — Когда ты кого-то любишь, то бывает забываешь про всех остальных, милая, — Эсми пыталась утешить ее, когда как у самой сердце обливалось кровью. Она не понимала, почему их малышке так не везет с людьми и они так плохо воспринимают ее.       — Но ведь это неправильно. Бросит он ее, и она опять вспомнит про меня? — Лили покачала головой, словно отгоняя от себя вещи, которые она не понимала. В ее голосе было столько обиды и горечи, что даже у Эдварда кольнуло в области сердца. — Я никогда не буду забывать про друзей и семью, когда у меня будут отношения.       «Если они вообще когда-нибудь будут», — с грустью подумала Лили, вспоминая, что за свои сто лет Эдвард так и не нашел свою пару. «Повезет» ли ей также?       Мокрая от клея салфетка порвалась в самом центре на шкатулке, и уголки губ Лили досадливо опустились вниз.       — Ну вот, я все испортила.       — Ничего страшного, закрасим краской это место, нет ничего непоправимого в декупаже да и в любом другом искусстве или в жизни, — она ловко выгоняла пузыри воздуха из-под собственной салфетки, едва касаясь кисточкой поверхности, — Может я сейчас скажу одну вещь, которую не должна говорить, но… — Эсми помедлила, все еще сомневаясь, стоит ли говорить то, что думает, но в итоге продолжила: — Мне кажется это отличная возможность для вас обеих прервать общение, чтобы потом не страдать летом. Мы все равно уедем в Форкс, я знаю, ты планировала и дальше общаться с Карли по телефону и изредка видеться, но ты знаешь, что это небезопасно.       В комнате повисло молчание, но только не в голове каждого из них. Эдвард ощущал лишь тягость мыслей, но слышать их не мог, поэтому ответ Лили стал для него сюрпризом.       — Ты права, Эсми, — она храбрилась, но дрожь неуверенности все еще колебала ее голос. — Мы бы все равно отдалились. Может и лучше, если это произойдет сейчас.       Эсми рассеянно кивнула, явно желая добавить что-то еще.       — Но мне бы очень хотелось сказать тебе и другие вещи. Сказать, что все наладится, но… Я не уверена, что такая подруга нужна тебе. Понимаешь, милая, иногда нужно отпускать тех, кого любишь, — она нежно погладила Лили по щеке, заставляя посмотреть себе в глаза, словно ей нужно было понять, что действительно смогла донести до нее эту важную мысль.       — А как же «за любовь нужно бороться»? Это противоречит «если любишь — отпусти».       Сказанное вызвало улыбку у Эсми, ей явно понравился вопрос, на который она точно знала ответ и желала поделиться своим жизненным опытом.       — Это две стороны одной медали. Здесь все зависит от обстоятельств. Если ты понимаешь, что не нужен этому человеку, и он из раза в раз выбирает других, не ставит тебя ни во что, то лучше пожелать ему счастья и отпустить. Но если вы любите друг друга или дружите, и просто на вашем пути возникают трудности, которые хотят разлучить вас или испортить отношения, то тогда надо бороться изо всех сил, за двоих. И тогда если вы оба будете бороться с двойной силой, вас ничто в этом мире не сможет сломить и разлучить.       Это имело смысл, Эдвард непроизвольно кивнул, соглашаясь с матерью.       — Значит, бороться на все четыреста процентов или отступить?       — Да, на все четыреста процентов…       В тот раз Лилиан отошла в сторону и поняла, что Карли больше не тот человек, который добавит двести к ее половине процентов.       Эсми и вправду удалось тогда подобрать нужные слова, но смог бы Эдвард их подобрать? Он мог решать проблемы только действиями. Например, сломать телефон с симкой, чтобы избавиться от красноглазого урода. Правда не на долго, в мае этот сукин сын все равно как-то смог найти ее номер и снова начал написывать, но в этот раз тон свой значительно поубавил.       Вместо разговоров он мог пойти и заставить Карли извиниться перед Лили или надрать зад ее придурку бывшему, переломать кости тому мудаку, что распускал руки на вечеринке. Но говорить с ней он не хотел. Зачем мусолить то, что и так пережевано триста раз и переварено столько же. Хотя, он догадывался, что многие люди, да и вампиры тоже, страдают несварением информации, выводов и решений. Иначе бы Лили давно уже пришла в себя и жила бы дальше.       Чтобы он ей сказал? В сотый раз то, что она и так прокручивала в голове? А что если ему не стоит говорить, а просто сделать то, что она хочет?       — Я не буду говорить с ней, — произнес наконец он и уловил мимолетное движение губ Эсми, которая готова была возразить, но тут же продолжил: — Ей нужно не это. Просто позвольте ей не идти в школу, устройте ей каникулы раньше срока и она будет счастлива. Все мы знаем, как Лили любит нарушать правила и прогуливать школу, поэтому просто проведите с ней время. Съездите к Тане и остальным или сходите в поход в горы, покатаетесь на байдарках, она это обожает.       — Хм… — Эсми задумалась над его словами. — Думаешь, ты смог бы взять неделю отпуска, дорогой? — обратилась она к мужу. Эта идея ей понравилась. Они как раз смогли бы хоть немного порадовать Лили и привести ее в более менее счастливое состояние, прежде чем вернуться Роуз и Эмметт.       Карлайл улыбнулся жене, и поцеловал ее в висок.       — Думаю, да. Элис говорила, что следующая неделя должна быть солнечной, а это хорошая причина, чтобы провести время с семьей.       — Замечательно, — широкая добродушная улыбка тронула ее пухловатые губы. — Тогда я пойду обрадую ее и заодно спрошу, чем она хочет заняться, — Эсми направилась наверх, грациозно двигая бердами. Крупные карамельные локоны пружинили при каждом ее шаге, отливая в свете настенных бра оранжево-красным сердоликом.