***
Гермиона вошла в вестибюль своего здания, услышав, как за ней закрылась дверь в Лондон и снова поднялись защитные чары. Как и ожидалось, в холле было пусто настолько, что стало почти жутко. Конечно, тишина была вызвана не отсутствием жильцов: в этом здании список ожидания был до смешного длинным. Однако в магическом комплексе, где в каждой квартире был свой камин, подключëнный к сети, и каждый жилец, скорее всего, умел аппарировать, коридоры практически не использовались. Единственными людьми, предпочитавшими пользоваться дверьми, были те, кто находил прогулку успокаивающей, как Гермиона, или те, чьи охранные системы были достаточно строги, чтобы требовать физического входа. Как ни жутко это было, одиночество нисколько не беспокоило Гермиону. Она никогда не умела знакомиться с соседями. Скучные разговоры о погоде и новостях никогда не значили для неё ничего большего, чем резкое прекращение размышлений, в которых она блуждала по дороге домой. Приятнее было не напрягаться, когда она шла, и не улыбаться, чтобы поприветствовать прохожих. Устало зевнув, она прошла через вестибюль и вошла в лифт - лифт, в котором ей ещё ни разу не доводилось ехать с кем-либо, - и нажала на кнопку, чтобы подняться на пятый этаж. Однако сегодня двери закрылись не сразу, они замешкались, словно ожидая чего-то еще. Гермиона нажала на кнопку ещё два раза, и прежде чем она успела спросить, что с этой штукой не так, в маленькое зеркальное помещение вошла ещё одна женщина. Гермиона подняла голову, удивляясь, что кто-то собирается присоединиться к ней, но это удивление быстро сменилось шоком, когда на пороге появилось знакомое, столь же ошеломленное лицо Нарциссы Малфой с расширенными глазами и удивленно раздвинутыми губами. - Добрый вечер, мисс Грейнджер, - сказала Нарцисса, озабоченно нахмурив брови. - Добрый вечер, - ответила Гермиона. Её голос был немного выше, чем следовало бы, и она сразу же почувствовала себя неловко из-за отсутствия самообладания. Она уже давно не общалась с Малфоями так близко. Поскольку Гарри и Драко после войны были в неплохих отношениях, Гермиона была вынуждена видеться с ним время от времени. Она даже научилась терпеть его, хотя и с неохотой, но его родители - это совсем другое дело. И сейчас Нарцисса смотрела на неë, удивлëнно и растерянно, её глаза с любопытством оглядывали Гермиону, как будто она была загадкой, которую нужно разгадать, или чем-то, что нужно объяснить. Гермиона ещё больше напряглась, защищаясь. - Вы тоже здесь живете? - наконец спросила Нарцисса, полностью войдя в лифт и позволив дверям закрыться за ней. Гермиона уже чувствовала раздражение от присутствия Нарциссы, навязчивой в той гавани одиночества, которую она обычно находила в холле. Но сейчас еë ещё больше раздражал тон полного шока в голосе женщины, как будто было немыслимо, что Гермиона может жить в этом здании. Нарцисса, вероятно, подозревала, что она чья-то наемная прислуга. Или, зная её, вероятно, подумала, что Гермиона грабит это место. - Да, живу, - напряженно сказала Гермиона. Когда недоумевающее выражение лица Нарциссы не ослабло, Гермиона почувствовала, как раздражение пронзает её кожу - В чём дело? Разве это делает это здание менее привлекательным для Вас? Рассматриваете возможность переезда в более престижное место? Нарцисса презрительно усмехнулась. - Пожалуйста, я ничего такого не говорила. Не нужно быть такой драматичной, - сказала она. Обычная надменность женщины вернулась оттуда, откуда её на мгновение вытеснил шок. Она повернулась к панели лифта с вытянутым пальцем, но он завис над кнопкой пятого этажа, единственной кнопкой, которая уже была нажата. Нарцисса снова повернулась к ней с недоумевающим взглядом, но на этот раз в её выражении появилось какое-то нерешительное понимание. На подсознательном уровне Гермиона знала, что та собирается сказать, ещё до того, как она это сказала. - Я в 514, - сказала Нарцисса. Естественно последующий вопрос не был произнесëн, его едва ли нужно было формировать, да и вообще отвечать на него; небольшой вдох, вырвавшийся из губ Гермионы, когда она повернулась лицом вперед, сказал обо всём. У Гермионы голова шла кругом от этой новости, нежелательной и неприятной. Она не могла переварить её. Должно быть какая-то ошибка, какое-то другое объяснение; женщина, которую она слушала, не могла быть... Гермиона прочистила горло, решив казаться менее взволнованной, чем она чувствовала, менее взволнованной, чем выглядела Нарцисса в данный момент. - Похоже, что я ваша соседка, миссис Малфой, - сказала Гермиона. К этому моменту Нарциссе уже не нужно было подтверждение, но она все равно кивнула, голос Гермионы, казалось, вывел её из какого-то извилистого хода собственных мыслей. - На самом деле, сейчас я предпочитаю Блэк. Фамилию Малфой я использую только по необходимости. - Ох. Точно, - сказала Гермиона, едва заметно закатив глаза. Развод. Она помрачнела от осознания, что все еë знания о женщине, живущей по соседству, теперь должны неловко складываться в воспоминания о снобистской блондинке рядом с ней. Когда каждое воспоминание обретало новую форму, Гермиона почувствовала внезапную ярость, как будто она попала в какую-то изощренную ловушку, как будто это Нарцисса виновата в том, что Гермиона слушала у стены и полюбила её под болезненно ложным предлогом. Она стиснула челюсти. - Я подумала, что Вы всё ещё можете быть Малфой, - начала Гермиона, её голос пылал от вновь обретенного гнева, - учитывая, что Вы даже не можете заставить своего мужа прекратить подавать ходатайства, не говоря уже о том, чтобы завершить дело. Она не планировала вываливать эту злополучную информацию на голову Нарциссы, но теперь было слишком поздно поворачивать назад. И было определенное удовлетворение в том, что Нарцисса выглядит ошеломленной этим комментарием или, по крайней мере, тоном, которым он был произнесëн. - Как ты... - начала она. - Стены тонкие, - злобно сказала Гермиона. Нарцисса встала немного прямее, и Гермионе показалось, что она заметила слабый, нехарактерный румянец, появившийся на этих смертельно уставших щеках. - Да, наверное, так и есть, - тихо сказала Нарцисса, - возможно, стоит наложить несколько заглушающих чар. - Возможно, - согласилась Гермиона с терпкой улыбкой. - Особенно если вы с девушкой намерены продолжать так кричать каждую вторую ночь. Как только слова сорвались с её губ, она пожалела об этом. Она ожидала, что Нарцисса будет выглядеть ещё более взволнованной, чем раньше, что её румянец станет ещё глубже, что выражение её лица будет глупым и смущенным. И на мгновение так и было. Её глаза расширились, и она резко выдохнула, в шоке глядя на Гермиону. Но это мгновение было мимолëтным, и слишком быстро она окинула Гермиону взглядом, в котором уже не было недоумения и растерянности, а сверкал гнев. - О, но ты уверена, что я не буду тебя лишать? - спросила Нарцисса, её глаза опасно блестели. Гермиона попыталась отмахнуться, но, должно быть, в выражении её лица промелькнуло чувство вины, когда в памяти всплыли подробности той ночи. Губы Нарциссы скривились в ухмылке. - Я бы подумала, что тебе нужно любое возбуждение. Поскольку тебе нечем заняться, кроме как гладить эго своего неуклюжего бойфренда, а это не может быть очень захватывающим. В конце концов, ты даже не удосуживаешься слушать, что он говорит большую часть дня, - Нарцисса сделала паузу. - О, простите, я сказала "парень", но он жених, не так ли? Как бы тебе ни было неприятно это признавать. На этот раз настала очередь Гермионы потрясенно озираться. - Как ты и говорила, - сказала Нарцисса, наклонившись ближе, - стены тонкие. Гермиона снова повернулась вперëд. Ей нечего было ответить теперь, когда еë может и не победили, но, по крайней мере, напомнили, что их ситуации идентичны. Какую бы интимную деталь она ни использовала против Нарциссы, та лишь парировала её одной из своих собственных. С каждым мгновением молчания румянец Гермионы становился всё более глубоким, от разочарования и смущения. Как бы глупо это ни казалось сейчас, она никогда не задумывалась о том, что соседка подслушивает её жизнь, будто звук может распространяться только удобным для неё способом. Лифт звякнул, и женщины вздохнули с облегчением. Ни одна из них не могла припомнить, чтобы когда-нибудь была так благодарна лифту за то, что он доехал до места назначения. Конечно, ситуация всё равно была крайне неловкой, учитывая, что у них не было другого выбора, кроме как идти в одном направлении к своим соседним квартирам. Когда они дошли до своих дверей, Гермиона могла бы закончить общение неловким молчанием, но Нарцисса, похоже, решила быть более взрослой или, по крайней мере, достаточно злобной, чтобы оставить право на последнее слово. - Приятного вечера, мисс Грейнджер, - сказала она. Мгновение спустя Нарцисса исчезла в своей квартире, не дожидаясь ответа девушки. Гермиона возилась с ключами, пытаясь отдышаться и привести пульс в норму. Когда ей наконец удалось открыть дверь, она, спотыкаясь, вошла в квартиру и с жалобным стоном упала на диван. Она тут же закрыла рот рукой. Нарцисса могла услышать ее, в конце концов, а Гермиона не хотела проявлять ещё большую слабость, ни когда она уже так много раскрыла о себе непреднамеренно. Смущение поднималось в её груди, когда она пыталась обдумать всё, что могла подслушать Нарцисса, чтобы сделать эти комментарии. Мерлин, если бы она просто держала рот на замке, Нарцисса оставила бы всё это недосказанным, она была уверена в этом. Но нет, она должна была затеять драку. Крукшанкс подошел к ней, наклонив голову набок, и издал недоверчивое мяуканье, запрыгнув к ней на колени. - О, Крукшенкс, - прошептала Гермиона, достаточно тихо, чтобы Нарцисса не услышала, - Какая же я дура.***
Нарцисса готовилась к вечеру тихо, как привидение. Она держала голову высоко поднятой, а черты ее лица были стоическими, словно Гермиона могла не только слышать её, но и видеть. Только когда она покинула квартиру и вошла в относительную безопасность пустого холла, она позволила своему разуму выйти за рамки физических задач: переодеться, накраситься, сделать прическу - волны получились более выраженными, чем ей хотелось бы, но, в конце концов, она отвлеклась. А как она могла не отвлечься? Из всех людей в волшебном мире её соседкой, её неуклюжей, незадачливой, слишком легко узнаваемой соседкой была Гермиона Грейнджер. По крайней мере, никто не мог сказать, что у Вселенной нет чувства юмора. Салазар, почему она должна была оказаться в лифте именно в этот момент? Почему бы ей просто не аппарировать, как подобает ведьме? Нарцисса подумала, что, возможно, это какая-то извращённая форма кармы, что, делая всё по-маггловски, она в конце концов только навредит себе. Оставшись снова одна в лифте, Нарцисса почувствовала странную вину за то, что сказала Гермионе о своих отношениях, о том, что все это было правдой. Она так долго сочувствовала своей соседке, даже представляла, что однажды они могут встретиться, что теперь бросать всё это в лицо женщине со злобой, а не с пониманием, казалось ужасным предательством. Конечно, когда она представляла себе эту встречу, она никак не ожидала, что соседка будет насмехаться над ней так, как Гермиона. Гриффиндорцы, честное слово. Даже самые умные из них бросались в бой, как только он появлялся, не задумываясь о том, что могут пострадать в процессе. Она вздохнула с покорностью, когда двери лифта открылись в, к счастью, безлюдном вестибюле. С чувством вины она могла смириться, конечно, в её жизни бывало и хуже, и она смогла жить дальше, но то, что засело в её сознании гораздо глубже, было куда мучительнее. Она не могла перестать думать о том первом моменте, когда её глаза встретились с глазами Гермионы. В тот момент Нарцисса догадалась, она почувствовала некое узнавание, услышала ноющий голос интуиции, который подсказывал ей, что нужно присмотреться. Глаза Гермионы были именно такими, какими она представляла глаза своей соседки. Они были притягательного карего оттенка, настолько тёплые, что практически горели огнем, и всё же в них была глубина, оттенки сложности, которые так и просили задержать взгляд. При этой мысли Нарцисса почувствовала боль в груди, которая испугала её . Она ожидала смущения, раздражения, чувства собственной глупости, которое возникает при раскрытии секрета. Чего она не ожидала, так это чувства грусти, как будто она что-то потеряла - что было нелепо. Эта близость, или что бы это ни было, была скорее воображаемой, чем реальной, и она не могла потерять то, чего никогда не существовало. И всё же, маленькая разочаровывающая жизнь Гермионы стала такой же частью дня Нарциссы, как её чай и газета. Но больше нет; такие родственные отношения, как эти, могли процветать только в анонимности. Вполне естественно, что нечто столь хрупкое может треснуть и угаснуть без предупреждения, не было смысла зацикливаться на этом. Как бы рационально это ни казалось, мысль о будущем молчании всё же тяготила Нарциссу, когда она растерянным шагом вышла в вечер.***
Гермиона приготовила себе чашку чая и встала у двери на балкон, глядя на Диагон-аллею. Дневной свет уже начал тускнеть, уходя в темноту на несколько минут раньше, чем накануне, и на несколько позже, чем будет завтра. Укорачивающиеся дни всегда были горько-сладкими, но в данный момент это чувство было правильным. Это соответствовало её недавнему задумчивому настроению. Многое расстраивало Гермиону в этот вечер, но в основном её мысли постоянно возвращались к словам Нарциссы о Роне. Все это было так ужасно. "Потешить его самолюбие", - сказала Нарцисса. Действительно ли она делала это так часто, что было понятно сквозь стену? Она полагала, что да, хотя на самом деле никогда не собиралась этого делать; просто со временем всё это развилось. В их отношениях она привыкла брать на себя всю ответственность за поддержание мира, как это всегда было в их дружбе. У него всегда была такая хрупкая самооценка, что она привыкла поддерживать его похвалой и интересом, даже когда сама не чувствовала этого. Когда в последний раз она чувствовала это естественным образом? Она не могла вспомнить, и этот факт неприятно колол в сердце. Гермиона никогда никому не говорила о своих сомнениях по поводу брака с Роном. Время от времени она намекала об этом матери и подругам, но любое беспокойство всегда разбивалось о благонамеренную поддержку. Перед лицом их неизменного позитива она сдалась и смирилась с тем, что никто не хочет или не может увидеть недостатки в их паре. Странно, что Нарцисса Малфой из всех людей каким-то образом стала её ближайшим доверенным лицом - даже единственным. Боже, Нарцисса, должно быть, считает её идиоткой. А разве нет? Если бы ситуация была обратной и Гермиона услышала, как Нарцисса ведет себя так с Люциусом или со своей подругой, разве она не сказала бы, что та - дура? Ответ, несомненно, был положительным. Гермиона ненавидела этот новый взгляд на себя. Ещё больше она ненавидела то, что Нарцисса имеет такое мнение о ней. Гермиона пошире распахнула балконные двери, чтобы почувствовать вечерний ветерок на своем лице. Она надеялась, что он принесёт пользу и охладит её перегретые виски, хотя дневная сырость все еще висела в воздухе неприятным теплом. Выглянув на улицу, Гермиона увидела Нарциссу, идущую по сверкающей улице, и почувствовала боль в груди. Её мантии элегантно развевались на вечернем ветерке, а волосы ниспадали по спине идеальными, притягательными волнами. Куда бы она ни направлялась, это наверняка было элегантное и изысканное место, и... Гермиона вздохнула. Было больно осознавать, что, как бы ей ни казалось, что её воображаемая женщина разбилась на невосстановимые кусочки после этого разговора, Нарцисса действительно воплотила в себе все то, что Гермиона представляла о своей соседке. Она была элегантной, культурной, без всяких усилий великолепной, даже несмотря на всю свою боль и борьбу. Гермиона не была уверена, было ли ей более или менее обидно, что она оказалась права. Когда Нарцисса свернула за угол, свет из магазина осветил её лицо, и Гермионе показалось, что она выглядит озабоченной, глубоко задумавшейся, даже немного меланхоличной. Это было совсем не то, что она ожидала увидеть от Нарциссы. Женщина, по сути, сказала ей, что, по крайней мере, она занимается сексом, который стоит подслушать, и после этого Гермиона ожидала, что она будет выглядеть победительницей и гордой. Размышляя о женщине, Гермиона почувствовала, что выражение лица Нарциссы отражает что-то ее собственное, и это сходство было неприятным. Гермиона спряталась за занавеской, чтобы не создавать ещё один неловкий момент. В голове промелькнули образы её прежних фантазий, теперь уже с лицом Нарциссы - ссора с мужем, она и её любовница, стонущие в ночи. Сразу же она почувствовала всю глубину этой новой проблемы, которую она создала. Как она могла разрушить такую близость, как только она возникла? Как вырваться из фантазии, если она стала такой опасно реальной? Как ей вообще заставить себя захотеть этого?***
В конце вечера, когда Нарцисса вошла в свою квартиру, она услышала музыку и улыбнулась. Она ожидала, что вернётся в тишину, а Гермиона наложит чары и навсегда исключит их из жизни друг друга. Это была странная и утешительная мысль, что Гермиона боролась за то, чтобы сделать разрыв и положить конец этому... чем бы это ни было. Во время ужина Нарцисса неоднократно клялась, что сама наложит чары, но теперь, слушая тихие звуки незнакомой песни и стук кастрюль, когда Гермиона убирала за собой, Нарцисса поняла, что у неё не хватает духу. Она проклинала себя за то, что позволила этой сентиментальности довести её до глупости, но если Гермиона все ещё готова впустить её в дом, как она могла отказать ей в такой же привилегии?