крис
— мария, бери дефибриллятор. — но маша стоит в ступоре, смотря на тянущуюся прямую полосочку на экране, — не заставляй меня рассказывать, как он выглядит! лебедева совсем теряется, начиная нервно бегать глазами по приборам, расположенным рядом. маша прекрасно знает, как выглядит дефибриллятор, но сейчас она очень медленно соображает, потому что вдруг ощущает пустоту внутри. оля не была ей подругой. даже приятельницей её сложно было назвать, но они обе помогали друг другу очень много раз. почти с самого начала. в отличие от сестры, оля никогда не подводила её, не давала ни малейшего намека на предательство. она была жестокой, когда их дела доходили до ларисы. лариса для неё — весь мир, за который она готова рвать любого. они две половинки одного целого. одна половинка искренняя, добрая и наивная. вторая — резкая, грубая и безжалостная. они не могли существовать друг без друга точно так же, как маша без своей улыбочки. дополняли друг друга настолько, что одна без другой — ничто. такими их видела ты, такими их видели все. но даже друг от друга они скрывали свои собственные секреты, пока однажды таня чуть не убила олю. после этого все тайны были раскрыты. — дави на грудь! — лаура все ещё пытается достучаться до маши. она наконец делает, то что ей говорят, но то, с какой свирепостью она это делает, заставляет ужаснуться. неужели ей не плевать? — сломаешь ей ребра, будешь сама по кусочкам собирать. — они будут ей не нужны, если она сейчас умрет. в ход идет дефибриллятор, а твои ноги подкашиваются от этой картины. хватаешься за угол, едва сдерживая тошноту. быстро выключаешь телефон, на котором уже штук десять пропущенных от ларисы. а переживёт ли она, если сестра умрет? — мария, если ты будешь так делать, то она точно умрет окончательно. — прикрикивает лаура. — отойди блять! — отталкиваешь машу, положив подрагивающие руки на грудь кравцовой. — слушай мой счет, — спокойно говорит женщина, вглядываясь в твои глаза, пытаясь передать свою холоднокровность, но ты молишься, чтобы хотя бы не стошнило прямо на стол. понимание того, что ничего не помогает, вызывает панику. начинаешь понимать машу и её быстрый темп. сама едва держишься, чтобы не начать неистово давить оле на грудь, лишь бы очнулась. неприятный писк в ушах затмевает все другие звуки, и ты не слышишь того, что себе под нос говорит лаура. — ничего не помогает! — слышишь свой голос как из-под воды. женщина сдувает с лица выпавшую из прически прядь волос, складывая дефибриллятор. — все. оля была преданным человеком. хорошим. готовым на все ради сестры. — нет, нет! — начинаешь кричать, дергая кравцову за плечо. маша подходит сзади, стараясь аккуратно приобнять тебя, но истерика полностью завладела телом. беспорядочно машешь руками, пытаясь выбраться, но она в ответ на эти лишь поворачивает тебя к себе лицом, прижимая голову к плечу. вдыхаешь вишню, не думая ни о чем. слезы бесконечно льются из глаз, оставаясь на футболке маши, а она лишь поглаживает тебя по спине. клялась, что не будешь плакать, но сейчас это происходит само собой. и твою слабость впитывает маша. сейчас она была тёплой, совсем не такой, какой казалась раньше. прижимаясь к ней, ты не чувствуешь прежнего холода. пустота, длинный писк, нарушающий тишину, безжизненное тело на столе. в данный момент остановилось два сердца. одно у оли на твоих глазах, второе у её доброй половинки, что сейчас металась по квартире тани, сметая все на своем пути и не слыша ничего вокруг. когда лаура тянется, чтобы оторвать от оли проводки, ты улавливаешь прерывистый звук, не веря своим ушам. медленно поднимаешь полные надежды глаза на машу, а когда она, улыбаясь, кивает, сама обхватываешь её, прижимаясь крепче. что это было, если не вера в чудо? — девчонка живучая, — лаура бросается к ней, начиная зашивать порез на лбу. — и чего разнылись? все хорошо, можете отлипнуть друг от друга. мария, мне нужна помощь. благодарно смотришь на неё, вытирая слезы. включаешь телефон, набирая ларису. она принимает звонок через секунду. — она жива, — шепчешь ты, — лариса, она жива! — вскрикиваешь, порываясь подбежать к маше и обнять её снова, но тебя останавливает лишь то, что она была занята. такая красивая сейчас. собранные в хвост волосы, выбившиеся пряди, усталый взгляд — все в ней было прекрасно сейчас. она открылась тебе с другой стороны, и пелена ненависти с обидой, застилавшая все это время глаза, не мешает взглянуть на неё как на девушку, а не как на убийцу. неважно, в клубе она и в красивом платье или в непонятной операционной в запачканной кровью футболке. лариса всхлипывает. слышишь голос тани где-то рядом с ней. пусть, ты не любишь каширину и не доверяешь ей, но сейчас лариса точно в надежных руках. — я бы не торопилась с выводами. то, что она жива, исключительно заслуга молодости, но, насколько я помню, у неё уже бывала травма головы. как бы не стало хуже. маша прожигает её взглядом. — горькая правда всегда лучше сладкой лжи, — пожимает она плечами, заканчивая шить разрез. — но девочка — боец. считай, на том свете побывала. — а можно как-то обойтись без комментариев? — не выдерживаешь ты, на что маша усмехается. разрядили обстановку, получается. смерть осталась где-то позади, и ты предпочитаешь благополучно забыть о ней, как о страшном сне.маша
заходишь в квартиру, пренебрежительно оставленную открытой. не разуваешься, оглядывая бардак. перевернутый стол, сброшенные с него бумаги и фотографии, разбитая посуда. сложно представить, что все это сделала хилая девчонка. единственная, казалось бы, нетронутая вещь — плюшевый медведь с ярко-зелеными глазами, восседающий на потрёпанном диване, словно возвышаясь над всем, что происходит. — они у наточий, — кидаешь ключи от своей тачки ларисе. вообще, ты, конечно, не даешь их никому, но ехать с ней сейчас невыносимо. ты видеть её не хочешь, не то что везти куда-то. ну и ты прекрасно наслышана о том, что она неплохой водитель. когда кравцова уже надевает куртку, хватаешь её за руку, потянув на себя. — одна царапина и ты труп, — лариса поджимает губы, буквально вылетая из квартиры, крепко сжимая ключи в пальцах. — какое благородство, — кривится таня, собирая с пола весь мусор, что оставила после себя кравцова. — с чего вообще ты решила помогать её сестре, если ненавидишь её. — они не один человек, в отличие от ларисы, оля никогда не подводила меня. научись различать их, и тогда твоя жизнь круто изменится. — складываешь руки на груди, терпеливо ожидая, когда она поднимется с пола. сегодня ты сама для себя открылась с новой стороны, что приятно отдалось где-то внутри теплом. — можешь уезжать, — бросает таня, — ты ничего не добьешься здесь. я люблю её и не оставлю. — да если бы ты любила её… — шипишь, хватая её за плечо, поставив на ноги. она отталкивает твои руки, нахмурившись. — если бы ты любила её, то давно отпустила. она же просто твоя игрушка, признайся — улыбаешься. — когда-нибудь ты наиграешься, и что тогда будет с ней? — я не играю с ларисой, — вырвавшись, отряхивается, как от грязи, каширина, смотря тебе прямо в глаза. — тебе-то откуда знать, что я чувствую? ты никогда никого не любила и никогда не полюбишь, потому что ты чертова эгоистка. тебе плевать на всех, раскидываешься жизнями самых близких людей, словно они ничего не стоят. — прищуривается, зная, куда надо надавить, чтобы лед тронулся и ты забыла про свою любовь к себе и к тому, чем занимаешься. — ты постоянно припоминаешь мне тот день, но, таня, когда-нибудь и у тебя настанет такая ситуация, и что ты будешь делать, потеряв самого близкого человека? — демонстративно выделяешь её слова, — ты будешь винить всех вокруг в её смерти, но виновата будешь только ты. только ты лично своими руками втянула её во все это и, к тому же, не слушая никого, продолжаешь подводить её к смерти. — перестань… — до неё начинает доходить, и ты специально начинаешь ещё больше давить на неё. ты говоришь про себя, буквально выставляешь голую правду о своих переживаниях, но она не понимает этого, слишком сильно погружаясь в свои проблемы. — сегодня чуть не умерла её сестра. думаешь, она забудет это? считаешь, она не будет думать о том, что следующей станет она? лаурита знала, что умрет, — впервые говоришь кому-то то, о чем думала на протяжении долгого времени, мучаясь от бессонницы и воспоминаний, — лучшее, что могло с ней случиться, — смерть от моих рук. таня, напрягшись, отходит от тебя, не веря. не веря жестокости, которой пропитались твои слова, не веря надменной улыбки, скрывающей боль, которую ты на самом деле испытываешь. все ещё. у тебя есть эмоции и чувства. ты не камень, но, чтобы не казаться слабой, ты прячешь их так далеко, что сама начинаешь верить тому, что у тебя их нет с рождения. — ты всегда говоришь так, будто знаешь, как будет правильно. но у тебя самой ничего не получается, — таня заставляет твою улыбку пропасть с лица, — новая девчонка, как её там зовут, крис? чего ты хочешь от неё…убить в конце концов? — что? причем тут она? — вмиг теряешься. — все, к чему ты прикасаешься, маша, обречено. ты отравляешь всех. — ты хочешь сказать, что во всех твоих проблемах виновата я? ты приползла ко мне, сдыхая от наркотиков, ты просила помочь. никто не заставлял тебя присоединяться ко мне. — хмыкаешь. — аня захотела выйти, она вышла. и тебя я тоже не держу, — поднимаешь руки вверх, прекрасно понимая, что она никогда не оставит тебя. слишком много ниточек, связывающих вас, держат её рядом с тобой. — не блефуй. сейчас я говорю не про себя, а про твои интриги и романы, в конце которых ты выходишь победителем, оставляя проблемы позади. ты хочешь казаться сильной, но ты такая же слабая. я хотя бы не ухожу от проблем, а ты от них убегаешь. — ты поймешь, что я была права, только тогда, когда твоя дрожайшая лариса будет корчиться в предсмертных муках прямо на твоих глазах. — почти выплёвываешь, устав слушать, в глазах гнев. растягиваешь губы в полуулыбке, увидев, как таня сжала руки. — уходи. — она бьет в стену в сантиметре от твоего лица, а ты усмехаешься, но знаешь, что подумаешь о её словах. татьяна каширина, танк в кругу таких же, как она, не плохой человек. необразованный, но и не глупый. она многое рассказала тебе, но ты уважаешь её за тайные моменты, рассказать о которых у неё не хватило сил. но на то, как она поступает с ларисой, жалко смотреть. на кравцову тебе плевать, это правда, но каширина из-за неё превратила себя в слабую наивную девочку. у неё было столько шансов порвать свои причиняющие каждой из них боль отношения, остановить все, когда было ещё не поздно. но сейчас, спустя столько времени, стольких убийств и стольких невинных смертей поставить точку практически невозможно. и всё должно закончиться так, как решит судьба, и теперь совсем неважно, чего хочет каширина, жизнь сама распределит, кому из них придётся умереть первой. и если за танком стоит сила, жестокость и холоднокровная маша, то за ларисой лишь танечка, теряющая голову рядом с ней.5 минут - rauf & faik
ночь на первое января проходит неплохо по мнению тани, слишком уставшей от прошедшего года. небольшая дорожка на столе, бутылка водки рядом с туалетом и бычки, разбросанные по полу. этот новый год никак не отличался от всех прошлых. если бы не громкий звонок домофона, заставляющий неплохое настроение улетучиться. пожелав смерти и всего самого худшему звонившему, каширина с кислым лицом поднялась на ватных ногах, двинувшись в сторону коридора. — кто? — грубо спрашивает, но долго не думая нажимает на кнопку. только потом приходит мысль: а кто звонил-то? но когда в глазке она видит мнущуюся у двери ларису с подарочным пакетом в руке, она чертыхается, отходя на пару шагов. она ждала кого угодно, но не эту глупую девчонку, мысли о которой наконец начали исчезать из головы. хочется уйти, заперевшись в ванной, выключить весь свет и не выходить, пока та не устанет стучать. но чертовы чувства буквально не позволяют этого сделать, поэтому в следующую секунду две сломанные девушки, сгорающие изнутри, испытующе смотрят друг на друга. одна не верит в то, что та пришла, другая в то, что ей открыли. — я хотела… — покрепче сжимает ручки подарка, немного разрывая картон, из которого сделан пакет. — лариса, — выдыхает, все ещё не веря тому, что видит её зеленые глаза, а не чьи-то другие. лучше бы это была оля, которую таня ненавидит. лучше бы это была она. но даже напившись, даже не соображая из-за психотропных веществ, она никогда не перепутает их. — уходи. — увидев дурацкие блестящие от слез глаза и боль, исказившую её милое личико, слишком жалобно добавляет, — пожалуйста. — я принесла подарок, — держится, из последних сил, но все же держится. — у меня нет ничего в ответ, оставь себе. не надо было вообще приходить. — не позволяет ей даже пройти в квартиру. боится, что не сможет отпустить, после того, как она пересечет порог. татьяна каширина, которая не боится ничего в мире, даже смешно. — я хочу, чтобы мы поговорили, — в её кошачьих глазах, затягивающих в омут, появилась уверенность, что пугает таню. когда такое случается, она автоматически не может отказать ей, даже если хочет этого больше жизни. — мы вроде давно поговорили и даже отпустили друг друга, так какого черта ты считаешь, что имеешь право приходить сюда в новогоднюю ночь? я планировала оставить тебя в прошлом году, но ты заявилась как ни в чем не бывало с своим никому не нужным подарком, — выхватывает из её рук пакет, швыряя его вниз по подъездной лестнице. она делает ей больнее с каждым новым словом, но делает это для её же счастья. лариса поплачет пару недель, но забудет и будет жить спокойно.ты же понимала, так не хочу, не хочу потерять я
вот только она не подумала о том, что без неё кравцова своей жизни уже не представляет, закапывая себя все глубже в зыбучие пески, имя которым татьяна каширина. содержимое подарочного пакета с грохотом бьется, а на грязный пол вываливается коричневый плюшевый медведь. тот самый, о котором она грезила в детстве и однажды рассказала ларисе. только ей, ведь никто другой не понял бы эту детскую неисполненную мечту, показывающую ту её слабость, которую она запихивала поглубже в себя. слабость, не дающую нормально жить до сих пор.ты же сказала,
что наша любовь цвести не перестанет
нахмурившись, устремляется вниз, подбирая его с пола и отряхивая от грязи. именно таким она себе его и представляла. лариса стоит у двери, поджав губы и не решаясь войти. но решать ей теперь не придётся, ведь сжимая игрушку в одной руке, другой таня осторожно подталкивала её внутрь. лариса сумела растопить ледяное сердце ещё тогда, когда после секса оставила деньги. никто никогда не поступал так с танком, и нельзя сказать, что ей понравилось это. но в том жесте определенно было нечто, приносившее удовольствие. не каждый день какая-то девчонка могла перечить ей и считать себя выше. то, во что все вылилось, не просто растопило ей сердце, оно его полностью растоптало. и сейчас, две абсолютно разбитые друг другом девушки, питающие друг к другу чувства, переросшие интерес во что-то большее, сидят друг на против друга, не решаясь начать говорить. время близилось к двенадцати, а значит скоро начнётся что-то новое, снова круто повернув их жизни. таня подрывается с места, найдя в шкафчике богом забытое шампанское — единственный нетронутый в доме алкоголь. разливает по бокалам, включая старенький телевизор. — ты хотела поговорить. я слушаю, — сделала звук на минимум, даже не собираясь слушать очередную речь президента о том, насколько трудный был год. лариса молчит, пожирая её взглядом. невыносимо.помнишь мой запах, я твоего никогда не забуду
— боишься? — я никогда не боялась тебя. даже когда ты ломала мне ключицу, мне было только жаль, что ты убиваешь себя. покрепче сжимает плюшевого медведя, словно лишь он способен дать ей такое нужное сейчас спокойствие. лариса едва сдерживает слезы, а таня не понимает, почему она плачет сейчас. через несколько минут новый год, и все, что делало ей больно, она сможет отпустить и оставить в прошлом. но она пришла именно к ней. к той, кто причинил ей так много плохого. пришла и поставила перед фактом, ведь с кем новый год встретишь, с тем его и проведёшь. — я хочу сказать только… мне важно, что ты рядом. я хочу, чтобы ты была рядом, — она не поднимает глаз с пузырьков в бокале, словно не в силах увидеть в глазах тани отрицание. но в её глазах лишь боль. боль и печаль от того, что не может ничего сделать с тем, что убивает её каждым словом и действием. боится обидеть её, сделать что-то не так, боится разговаривать и прикасаться к ней.осталось пять минут скажи, что влюблена
— лариса… — начинает непростую речь, но её прерывает бой кремлевских курантов. переводит взгляд на экран телевизора, следя за неумолимо приближающейся к двенадцати стрелкой. кравцова подскакивает, взяв бокал в руку, таня поднимается следом: — в этот раз без бумажек, — улыбается, склонив голову. улыбается впервые за прошедшую неделю. лариса тоже слабо улыбается, смахнув слезы, а про себя твердит одно и то же желание. двенадцатый удар.осталось пять минут скажи, что влюблена
— за любовь, — шепчет кравцова, перекладывая бокал в левую руку, поднимая наконец свои прекрасные, светящиеся в данный момент, глаза. — за любовь не пьют, ею занимаются, — отвечает таня, тоже загадав про себя желание. желание, которое так похоже на то, о чем лариса думала все последнее время после знакомства с ней. за окном сверкают салюты, освещая темноту комнаты разными цветами и превознося в сокровенный для обеих момент определенную атмосферу. на улице люди веселятся, отмечая такой важный для всех них праздник, а в квартире, пропахнувшей старостью и крепким алкоголем, лариса прижимается к тане, накрывая её так давно желанные губы. — счастливого нового года, — шепчут одновременно, на секунду отстранившись друг от друга. и никто не думал, будет он счастливым или нет, ведь первого января они были счастливы как никогда.осталось пять минут скажи, что влюблена
ещё пять минут, поговорю с тобой я не знаю, что мне делать,
не знаю, что мне делать
ещё пять минут,
и я расстанусь с тобой я не знаю, что мне делать,
не знаю, что мне делать