бэлла
твоя жизнь превратилась в ад, когда бабушка вдруг потеряла работу. вода и хлеб с сахаром на завтрак, обед и ужин. несколько часов на холоде каждый день в попытках продать вязаные носки и шарфики. заплатки на и так заношенной одежде. двойки в дневнике от того, что электричества нет, а в темноте уроки не сделаешь. затем детский дом. все было бы не так плохо, если бы не кучка отвратительных подростков, сразу же не полюбивших маленькую голубоглазую девочку. ежедневно они поджидали тебя везде: в комнатах, в столовой, во дворе, в школе. портили одежду, разрывали тетради, проливали воду на постель и смеялись. бесконечно смеялись. — тупая сука, а ведь он засмотрелся на твои палки, которые ты называешь ногами! — говорит одна из старших девочек. ей, наверное, лет пятнадцать. у неё длинные оранжевые ногти, от которых на бледной коже много незаживающих царапин. волосы, окрашенные в цвет белого снега с темными корнями, браслетики и цепочки, ресницы и розовые губы. короткая розовая юбка и колготки в сетку, яркие следы от дырок которой служат напоминанием на коже о вчерашнем дне. все в ней и этот ее образ дрянной девчонки говорили о том, как несправедливо старшие относятся к тебе уже несколько лет. сначала ты ждала, что им надоест, когда перестала бороться, но издевательства не проходили. они просто нашли того, на ком можно отыграть свои собственные обиды за несправедливую жизнь детдомовских детей. они были жестокими. все, кто тебя преследовал, без исключений. но особенно жестоким был мальчик, в которого когда-то ты была по-детски влюблена. он никогда не бил тебя, но ведь моральная боль бывает похуже физической? — может сказать ему, что она шлюха, и ее можно спокойно оттрахать? как думаешь, юль? — говорит он, отвечая блондинке. и отовсюду слышится смех. смех появляется даже в твоей голове, отдаваясь эхом по всему телу. — можно не говорить, — хмыкает его друг, разжевывающий жвачку, издавая самые неприятные на свете звуки. — он и сам по-любому видит. тебе было девять, когда ты в первый раз столкнулась с жестокостью, переплюнувшую голод и холод, которые ты испытывала с бабушкой. она любила тебя и пыталась заботиться, а сейчас тебе двенадцать, ты стоишь перед кучкой тупых подростков в милой серой кофте с микки маусом, испытывая страх и обиду. страх от того, что они могут сделать в следующую секунду. обиду от лжи, звучавшей в их словах. мальчик, который, по их словам, разглядывал её ноги, был единственным человеком, который хотя бы разговаривал с тобой. остальные их боялись, никто не смел идти против необузданных старших. даже воспитатели побаивались их, избегая. и если хотя бы один из них сказал, что бэлла плохая, то для всех остальных она автоматически становится плохой. — малолетка возомнила себя продажной шлюхой? сейчас она увидит, что это такое, — из толпы выходит парень с очень мерзкой ухмылкой и глазами, настроенными на определенно ужасный конец встречи для бэллы. — доставай телефон, она реально ему отсосет, — смеется юля, толкая брюнетку в бок. они были похожи, как близнецы, только выкрашенные волосы отличались, но они не были даже сёстрами. ты медленно отходишь, не зная, что они собираются делать, но явно что-то жестокое, чего ты пока ещё не понимаешь. — вы че охуели? сейчас каждая из вас будет ему сосать, а я с удовольствием сниму на камеру, — в дверном проеме появляется девушка их возраста. её зычный голос прокатился по комнате, вызывая звон в твоих ушах и заставляя улыбки пропасть с лиц обидчиков. — петрова? — слишком мило улыбнувшись, поворачивается к ней юля, — съебись, не мешай. мелкая отвечает за свои поступки, — пожимает она плечами. ты вжимаешься в стену, ощущая холод, сковывающий тело. девушку с темными волосами и татуировкой на шее ты видишь впервые. неужели она пришла защищать тебя? или просто развернется и уйдет, послушавшись юлю. ведь юлю слушаются все. — решили толпой загасить маленькую девочку? этих я знаю, они те ещё дуры, — обводит взглядом крашеных девушек в мини юбках, всех, как одна, похожих друг на друга, — но это… не совсем по-мужски, верно? — она буквально прожигает взглядом парня, который от страха проглотил свою жвачку. юля задыхается от недоумения, но молчит, лишний раз не встречаясь с петровой глазами. — настя, — хмурится самый старший, немного выйдя из толпы, — так ты теперь с ней, я правильно понимаю? ты не думаешь ни о чем, кроме того, как побыстрее отсюда сбежать. их слова тонут в пучине мыслей, пока ты, быстро бегая глазами, ищешь пути отступления. — если умеешь думать, то поймешь правильно. она теперь со мной. и чтобы я никого из вас или вашей шайки рядом с ней не видела. увижу — останетесь без зубов, — настя обводит подростков мрачным взглядом, — а ты без члена, — подмигивает парню, который хотел над тобой надругаться. толпа быстренько расходится, опустив головы, а ты думаешь: неужели свобода? настя показала, как можно просто жить, а не стараться каждый день выжить. с её помощью ты увидела другую сторону детского дома, которая пришлась по душе. а за год до её выпуска бабушка забрала обратно к себе, и ты, действительно, скучала по дому, во снах возвращаясь туда каждую ночь. домом было не место, домом ты называла молчаливую темноволосую девушку с татуировкой на шее. каждый день ты приходишь к воротам, вцепляясь маленькими пальчиками в железные прутья забора, а она шепчет, касаясь их руками, что как только выйдет из детского дома, никуда уже тебя не отпустит и будет рядом, чтобы защитить. тебе нравится, когда она говорит: «ты моя, бэлла, ты всегда будешь моей». даже не представляя, какой смысл она вкладывает в свои слова, полностью отдаваясь в её сильные руки. в силу возраста и наивности ты не понимаешь таких вещей. настя петрова — твоя до мозга костей, как старшая сестра, как самый близкий друг. бэлла кузнецова — девочка насти. это клеймо, выжженное её губами, когда она учила тебя целоваться, руками, которыми она с особой нежностью обнимала, и словами, горячившими душу, находящими отклик в самых пустых частичках твоего сознания. настя — девочка, которую ты не забыла, но перестала думать о ней каждый день, волнуясь, куда она пропала, когда в жизни появилась костья, отдающая чуть больше. чуть больше поцелуев, чуть больше бабочек в животе, чуть больше свободы. её любовь не душила. она не забирала всю тебя полностью, а давала такую нужную свободу, смешанную с заботой и невероятными чувствами внутри. ты любишь их обеих одинаково, но сама любовь к ним все же абсолютно разная. — бэлла… отойди от неё, — предостерегающе тянет костья, встретившись с серьезным взглядом насти, молчаливо говорящим ей о том, о чем она и так думала весь вечер. — костья! — возмущенно поворачиваешься, одаривая её недовольным взглядом, — мы с настей не виделись много лет, не будь такой грубой! совсем как ребенок, ничего не смыслящий в жизни. в её объятиях твой дом, поэтому слышать такие слова от костьи неприятно. — три года, — кивнув для достоверности, добавляет настя, улыбаясь. в воздухе резко кольнуло напряжением, и тебе стало не по себе, словно прямо сейчас случится что-то плохое, но что может случиться, если рядом с тобой две самые любимые девочки? они недолюбливают друг друга ещё с того времени, когда вы с костьей впервые познакомились в клубе. настя ревновала и много ссорилась с ней из-за тебя, не доверяя свою малышку никому. — где ты была? — спрашиваешь серьезно, отойдя от шока неожиданной встречи, впиваясь в неё выразительными глазами. — это разговор не для всех, — настя подмигивает костье, а ты видишь, как та напряглась всем телом, поджав губы. — мне нечего скрывать от неё, можешь говорить, — легко пожимаешь плечами. — зато мне есть. — отрезает, а её мягкий взгляд резко меняется на властный, не терпящий возражений. отчаянно смотришь на костью, а она кивнув, выходит. тебя мучают противоречивые мысли, но руки насти, притягивающие к себе, возвращают в реальность. реальность, где она снова рядом и снова готова защитить от всего в мире.крис
— очаровательный вечер, — улыбается твоя мать, одаривая всех ослепительной улыбкой. умираешь от скуки, устав слушать о том, как же здорово было в школе, когда отец маши добивался её. штрэфонд придерживался того же, бесконечно чокаясь с машей бокалами вина. в очередной раз, когда лебедева, сидевшая на соседнем от тебя стуле, внимательно слушала его, ты быстро читала смс на её телефоне, всплывшее на экране.от бэлла:
«костья» 23:15
толкаешь её в бок, взглядом показывая на телефон. несколько секунд не может понять смысл, а когда понимает, подскакивает сразу же, извинившись. ты встаешь следом за ней, останавливая в коридоре, когда она натягивает куртку. — что случилось? там была всего одна смска? — хмуришься, наблюдая за тем, как она не может застегнуть замок. — я с тобой поеду. — нет, — быстро отвечает она, даже не взглянув, все ещё пытаясь разобраться с замком. — ты слишком нервная. если ты поедешь, то я тоже. — ты не хочешь видеть этого, — она поднимает на тебя глаза, а в них ты видишь страх? но ты, быстро накинув куртку, уже выбегаешь следом за ней на улицу к красной спортивной машине, припаркованной во дворе. ей некогда разбираться с тобой, она давит на педаль газа, ускоряясь раза в два. напряжение и недосказанность зависли в воздухе, заряжая и так душную атмосферу салона. — скажи, что случилось. — я не знаю, — нервно прикрикивает она. — еду, чтобы узнать. больше вы не обмолвились ни словом, но ты чувствовала её страх каждой клеточкой тела. она оставляет машину, даже не заблокировав, бежит ко входу. едва успеваешь за ней, ничего не понимая, но тоже чувствуя его. с т р а х. вбегаете в распахнутую дверь особняка, оцепенев от уведенной картины. купер на полу в крови, голова бэллы покоится на её груди. они словно заставшие статуи, обе мертвы и превращены в камень, навсегда оставшись в памяти в виде слившейся воедино скульптуры. но одна из них жива. убеждаешься в этом, когда маша оттаскивает бэллу от костьи, с ужасом склоняясь над безжизненным телом. не двигаешься, пытаясь собрать пазл воедино, но ничего не выходит. сегодня ты видела её живую, разозленную, но живую, а сейчас она лежит в луже собственной крови, а бэлла рядом с ней трясется от слез, снова начавших литься, не успевших высохнуть. словно она только что пришла в себя, вернувшись в реальный мир. не подходишь, не пытаешься успокоить её, ты вообще ничего не делаешь, лишь судорожно переводишь глаза от бэллы к маше и наоборот. хочется кричать, биться в истерике, но сил нет. сил на это нет ни у кого в комнате. — настя? — тихий вопрос от маши. бэлла кивает, подсаживаясь рядом к ней, поглаживая рукой белые волосы костьи. лебедева прижимает её к себе, позволяя слезам литься на её плечо. качает, как маленького ребёнка, стараясь забрать себе хоть немного её боли. но одной маши, которую и саму она заполнила до краев, для этого не хватает. походишь к ним, положив руку на плечо маши. ты не говоришь ни слова, но тоже стараешься забрать себе их боль. ты не знала костью, не знала, насколько сильно маша была привязана к ней, ведь она никогда не показывала своих настоящих чувств. но сейчас, слушая тихие всхлипывания бэллы и ощущая подрагивающее тело маши, понимаешь — все слишком лично. слишком лично, а ты тут лишняя. тебе действительно не стоило ехать и видеть этого, ведь на полном серьезе только что ты приняла решение. решение остаться и помогать, а не сбежать, пытаясь забыть её и все, что она делала ещё до твоего появления. помогаешь маше подняться. вы даете бэлле последний раз проститься с костьей, на этот раз навсегда. — она была очень дорога тебе, да? — тихо спрашиваешь, отойдя с ней в дальний угол. сейчас не хочется ничего сильнее, чем того, чтобы маша лебедева поняла, что ты не издеваешься, а искренне переживаешь и хочешь поддержать. — слишком дорога, — отвечает она, опустив глаза в пол. маша разбита. она даже не пытается казаться уверенной, она просто не может сделать этого сейчас. смотришь на неё, не в силах добавить что-то ещё. слова застряли глубоко внутри, и ты не можешь вытащить их наружу. сейчас можно молчать. сейчас это нужно. — я убью её. — поднимает глаза, возвращая прежнюю самоуверенную машу. ты не возражаешь, тебе не хочется спорить, когда видишь слезы на её щеках. если маша лебедева умеет плакать, значит ты снова оказалась права. она не потерянный в мире человек, она просто потеряна в себе. она говорила, что не умеет любить, но лгала не только тебе, но и самой себе. приближаешься к ней, остановившись только тогда, когда чувствуешь её дыхание на своих губах. слишком близко, снова. слишком неправильно, больно и разбито. приподнимаешься на ногах, оставляя поцелуй чуть выше большой буквы м на лбу. прижимаешь к себе, обнимая, а она, не сдерживаясь, оставляет слезы на твоей легкой курточке, которую ты, не подумав о холоде, накинула на себя, стараясь успеть за ней. желая не оставлять её одну, словно почувствовав, что будешь нужна.даша громова
— тебе нельзя появляться на улице, какого хуя ты творишь? — аня несдержанно ходит из угла в угол, меряя комнату шагами. она бесится и злится. ей не нравится то, что происходит. — ты можешь всех нас раскрыть, — спокойно добавляешь, пожимая плечами. полностью разделяешь опасения ани, и теперь помощь другу не кажется чем-то дружеским и безобидным. темноволосая девушка кивает, слабо улыбнувшись, как будто раскаивается и понимает, но она ни черта не понимает, сколько бы раз вы с аней не объясняли. она живет у вас достаточно продолжительное время, чтобы понять, что у девушки проблемы не только в жизни, но и в голове. она помешана. — я сожгу дом, — говорит она таким тоном, словно просит передать кусок хлеба за столом. — я сожгу чёртов дом! — добавляет громче, подчёркивая свои намерения. аня, махнув рукой на этот цирк, уходит в другую комнату, а ты тяжело вздыхаешь. — пойми, ты не сделаешь этого. ты не посмеешь. ты живешь у нас на птичьих правах, а значит не можешь подставить. — растолковываешь, как маленькому ребенку, вглядываясь в глаза, которые давно перестали быть родными. девушка, стоящая напротив, совершенно тебе незнакома. темноволосая разворачивается и демонстративно уходит, запираясь в ванной. ты не знаешь, что она часами там делает, ты не хочешь знать. заходишь в спальню, замерев на проходе. аня немигающе смотрит на пакетик наркоты, который держит в руке. — в твоей сумке, — раздраженно говорит она, а затем, кинув его на кровать, подходит вплотную. — мне обыскивать тебя, как школьницу, припершуюся домой с перегаром? наркотики твои. по-другому справляться с трудностями ты не в состоянии. не вывозишь. — а ты не шарься в вещах и знать не будешь. — ты не доверяешь мне? употребляешь, — загибает указательный палец, — не слушаешь, помогаешь этой ненормальной, — средний и безымянный. останавливаешь её, взяв за руку. она долго пристально вглядывается тебе в глаза, но ничего не находит в них. с появлением подружки вы отдалились. жили в одной квартире, завтракали вместе, смотрели сериалы — и все равно были далеки. держались на расстоянии вытянутой руки темноволосой девушки, поселившейся под боком. — мы должны… — наткнувшись на тяжёлый взгляд, осекаешься, а затем поспешно добавляешь, — я должна ей. за помощь, которую не смогла дать в тот раз. — ты переоцениваешь мои… свои… наши способности! — говорить слово наши стало в разы сложнее. — даша, — выдыхает, видимо, все же приняв тот факт, что ты не отступишь, — я понимаю, что она дорога тебе, и ты желаешь ей только лучшего, но все не так просто. когда-то правда вскроется. я смогу защитить себя, а ты нет. пока я рядом, ты можешь не бояться, но что, если меня рядом не будет? — она не сделает этого, я не позволю ей. это все глупости, простые выдумки, — легкомысленно пожимаешь плечами, но сама тоже сомневаешься. — завтра она не выйдет из дома, и послезавтра тоже… — будешь стеречь её, как будто она песик? пора отпустить её. отправить в другой город, показать ей другую жизнь. жизнь, в которой она будет счастлива, не сделает ошибок, не потянет нас за собой в бездну. — аня обнимает тебя. ты согласна на все сто процентов, но отпускать сложно. особенно сложно, учитывая тот факт, что, отпустив в прошлый раз, допустила огромную ошибку, позволив ей самой решать, что для неё лучше. она ещё не выросла, она все ещё остается в прошлом. она слаба и уязвима, как никогда. нельзя просто выкинуть, предоставляя её жизнь на волю судьбы. но и ты тоже не спасательный круг. ты тоже хочешь жить и наслаждаться жизнью. в крепких руках ани чувствуешь спокойствие, а думая о девушке в вашей ванной, снова покрываешься холодными мурашками от сомнений в правильности своих действий. уловив плохое настроение, аня легко поднимает тебя на руки и начинает кружить, как маленького ребенка. — все у нас будет хорошо. — говорит она, и ты, обхватывая её талию ногами, приближаешься к лицу, оставляя на губах невесомый поцелуй, а взгляд падает на зеленую тойоту, стоящую во дворе. счастье всегда рядом — мы сами упускаем его.маша
подъезжаешь к кладбищу, запутавшись в туманной дороге раз десять, но все же находишь это место. место скорби, плача и унесенных в могилу секретов. оставляешь яркую красную машину далеко от мрачно молчаливого скопления людей. далеко от остальных машин, черных и серых, обычных. выделяться сегодня необязательно, сегодня надо смешаться с серой массой, стать такой же задумчивой и безмолвной. сегодня возле тихой могилки можно переосмыслить всю свою жизнь. рядом тормозит черная машинка кравцовых. громче, чем положено. камешки летят из-под колес, а визг шин неприятно трогает барабанную перепонку. там, где есть сестры, никогда не бывает спокойно. лариса выходит из машины, едва взглянув на тебя, а затем видишь дреды девушки, которую не ожидала увидеть здесь сегодня. она помогает оле, придерживая её за талию. та все ещё не пришла в себя и не вылечилась до конца, но все равно приехала. кидаешь вопросительный взгляд ларисе, но она лишь качает головой. все понимают, что крис здесь лишняя. но она так же, как и вы все, имеет право постоять, посмотрев, как прощаются самые близкие, чтобы задуматься о времени, которое предопределено ей. все в какой-то степени приходят сюда за этим, кто-то в меньшей степени, кто-то в большей. — туман ужас! — восклицает оля, но достаточно тихим голосом, и тебе даже не приходится раздраженно посмотреть на неё, — мы проехали поворот три раза. — если бы кто-то не говорил постоянно под руку, то приехали бы раньше — шипит на неё крис, весело переглядываясь с ларисой. ну хоть они не создают мрачную атмосферу. смотря на них, можешь забыть о том, что близкие люди тоже могут умереть. медленно двинувшись в сторону остальных людей, вы не говорите ни слова друг другу. лариса придерживает сестру за руку, а крис, поравнявшись с тобой, одобрительно кивает. даже если она лишняя, то все равно хорошо, что приехала. значит ей не все равно. людей у небольшой оградки немного. костья еще не под землей. они не опоздали. таня мнется около гроба, и ты готова поклясться, что увидела, как она украдкой вытирала слезы. бэлла разговаривает с яной, сестрой костьи, у неё на руках маленькая дочь. ты знаешь, насколько дорога купер была эта маленькая девочка, ради неё она готова была свернуть горы. но не свернула лишь одну, умерев и оставив их всех. крис подходит к тихой, стоящей в стороне, и о чём-то шепчется с ней. не получив удовлетворяющего ответа, раздраженно кивает. подходишь ближе, услышав лишь имя громовой в разговоре. — привет. — аня осторожно кивает тебе, но ты не пришла разбираться и выяснять отношения. ваша маленькая группа собралась здесь, чтобы последний раз попрощаться с костьей, а не решать свои проблемы. — привет. — отвечаешь ты, но тут же отвлекаешься от неё, когда бэлла подзывает вас. время пришло. время слишком быстро идет, чтобы успевать за ним. в твоих руках красные розы, в руках бэллы — черные. кравцовы первые подходят к гробу, оля склоняется над ним, а лариса стоит в стороне, не в силах смотреть. они тоже были близки, по-своему. аня с таней тихо шепчут своё прощание мертвому телу, а когда подходишь ты, не можешь вымолвить и слова. смотря на её лицо, казавшееся живым и просто крепко спящим, ты содрогаешься. холодок проходит по телу, ты много раз хоронила людей, но так ещё не было никогда. говорить что-то бессмысленно, говорит нужно было при жизни. судорожно вздохнув, касаешься её плеча, но касание заставляет только ещё больше ужаснуться. это не костья, это просто её холодное тело. крис возвращает в реальность, дотронувшись до твоей руки. её прикосновения теплые. поворачиваешься к ней, но она неотрывно смотрит на костью, словно ожидая, что вот-вот она проснётся. а на глазах слезы. — не жалей мертвых, жалей живых, — поджимаешь губы, покрепче взяв её руку в свою и уводя в сторону, освобождая место настоящей семье костьи. яна не подходит. она и так пролила слишком много слез, но бэлла, стараясь сохранить остатки уверенности, медленно двигается в сторону гроба.hold on — chord overstreet
— костья купер… мы столько прошли с тобой вместе. ты показала мне жизнь, а сейчас мне нужно проститься с тобой… в клубе играет громкая музыка, и повсюду носятся пьяные подростки. настя не хотела вести тебя сюда, но ты буквально умоляла её. — неплохо танцуешь, — подмигивает парень, чьи темные волосы слегка торчат из капюшона черного худи. — ты клеишься? — наигранно удивляешься, усмехнувшись. хитрый взгляд окидывает тебя с ног до головы, протягивая руку. — костья. — бэлла, — легко жмешь её, подмечая, что у него достаточно женские руки для парня. — будешь малышкой значит, — он подмигивает.любим и ссоримся,
осуждаем и отрицаем я не могу представить,
каким станет мир без тебя
— мне нужно так много сказать тебе. я все ещё злюсь, что ты не рассказала об этом раньше, что мы вместе не придумали, как быть дальше, как всегда раньше это делали.веселье и хаос —
демоны, что спрятаны в нас я пропаду,
если ты оставишь меня одного
роза хутор. снег не валит хлопьями, что радует вас обеих. значит сегодня совершится давно задуманное. то, ради чего вы сюда и приехали. со сноубордами, прикреплёнными к ботинках, в кабинке, медленно набирающей высоту, восторг бэллы увеличивается, а вот твой идет на спад. не можешь признаться даже себе, что боишься. — смотри, какая красота! — показывает рукой на заметённый снегом лес. она с детской радостью наблюдает за раскидывающимися её взору видами, а ты поглубже вжимаешься в сидение. горка небольшая, но пугающая. ты каталась на сноуборде давно, но все равно пошла за бэллой. ты бы пошла за ней на край света. она берет тебя за руку, и весь страх в мгновение исчезает, как будто его и не было. если бы не шлем, то ты бы поцеловала её для ещё большей уверенности. она съезжает первая, а ты сразу за ней. страх возвращается, когда она, не удержавшись на ногах, падает в сугроб. стаскиваешь с ног мешающую доску, подбежав к ней. она испуганная, но довольная показывает большой палец вверх. стягивает шлем. её волосы разлетаются на ветру, а щеки горят. — кажется, я не могу двигать рукой. всю дорогу причитаешь, а в травмпункте вообще отчитываешь её, как маленькую девочку. бэлла лыбится, показывая зубы, счастливая, довольная собой, но со сломанной рукой. — почему жизнь так жестока? — вопрос летит в пустоту, ведь девушка не ответит. — я так хочу снова увидеть твою улыбку, почувствовать твои руки, вдохнуть твой запах. у нас ведь было столько планов, столько желаний. у нас была счастливая жизнь впереди.я прижался к тебе, чтобы узнать,
бьется ли твое сердце, ты слышишь мой крик?
пожалуйста, не оставляй меня
— ты твердила весь вечер, чтобы я никогда не винила себя, но как ты представляла себе это? ведь виновата я, ведь тебя нет из-за меня. прости… прости, что подвела. я люблю тебя, костья. люблю и буду любить всегда. я постараюсь жить дальше, постараюсь, потому что ты бы хотела этого, я знаю. мне сложно. сложно, ведь тебя рядом нет, тебя нет, чтобы сказать, насколько я красивая, чтобы ещё раз уверенно сказать, как ты любишь меня, укоризненно посмотреть, если я делаю что-то не так. костья… знала бы ты, как мне не хватает тебя.подожди, я все еще хочу тебя, вернись, ты все еще нужна мне, разреши мне взять тебя за руку,
и я смогу все исправить
дома спокойно. дома всегда спокойнее, и неважно, твой это дом или дом твоей любимой. яна ушла гулять с подругами, бессовестно оставив дочь на вас, но тебе только за радость, ведь ты так любишь маленькую лерку. костья носится с ней, прямо как мамочка, а ты с веселой улыбкой наблюдаешь за ними. девочка подходит к тебе, трогая за волосы, чуть оттягивает, а затем наклоняется и оставляет поцелуй на щеке. умиляешься, поднимая её на руки. подходишь к зеркалу, костья встает сзади. когда-нибудь, ты снова увидишь эту картинку, только на твоих руках будет ваш с костьей ребенок. она не хочет детей, но она станет прекрасной мамой вашему малышу. ведь из большой любви рождается ещё большая.клянусь любить тебя всю жизнь
подожди, ты все еще нужна мне
— я люблю тебя. люблю тебя так, что иногда мне самой страшно, может ли вообще человек так сильно любить кого-то. — шепчет она. ты пропускаешь из памяти тот момент, когда вы опускаете гроб в яму и засыпаете его землей. как в замедленной съемке кладете розы на могилу, каждый по две. возвращаешься в реальность только тогда, когда бэлла мягко касается твоего плеча. тело навсегда под землей, цветы уже на могиле. костья, смотрящая с фотографии, не улыбается, как и при жизни. она улыбалась только, когда рядом была бэлла, а сейчас они далеко друг от друга. — я думаю, это твое. — в раскрытой ладони ключи от знаменитого клуба в центре города. в её руках твоя детская мечта. — бэлла, клуб твой. твой, потому что в нем ваша история, не моя. она кладет ключи в твою руку, для достоверности сжимая её. — мне он не нужен. ты теперь его хозяйка. — она правда не видела других вариантов, — тяжело выдыхая, тянешь ты. — она бы никогда не предала тебя, если… — я знаю. маша, думаешь, я не думала об этом? я теперь думаю о ней постоянно. больше, чем когда она была жива. туман, казалось, ещё больше затянул округу, поэтому, кроме бэллы, ты не видишь больше никого, как будто все исчезли. — и что собираешься делать? она вздрагивает, как будто не ожидала этого вопроса, но ответ у неё на него есть. — уеду из города. завтра или послезавтра. сначала заеду к бабушке, потом отправлюсь в неизвестном направлении. начну новую жизнь. забуду обо всем, как о страшном сне. понимающе киваешь. тут же к вам подходит крис, выходя из тумана, как будто появляясь из ниоткуда. погода, конечно, что надо. — можешь пожить у меня, пока будешь здесь. — предлагаешь ты, зная, как не просто ей будет вернуться ни в одно из мест, где есть её вещи. в квартиру насти — точно нет. в дом костьи — слишком тяжело. — спасибо. думаю, то, что надо. — она уходит, когда яна зовет её, оставляя вас с крис наедине. — как она может забыть все, что было между ними? — это её выбор. — хмуришься ты. крис не начинает спорить и доказывать свое, сегодня она подозрительно молчалива, как будто действительно прониклась. стоите в тишине, и каждый думает о своем. — маша! — неожиданно вскрикивает она, заставляя тебя чуть ли не подпрыгнуть. — там кто-то за деревом! ты и сама видишь тень, хотя сквозь дымку это практически невозможно. подсматривающий за вами человек, поняв, что его рассекретили, устремляется вдаль, а вы бежите следом. — думаешь, настя? — задает крис вопрос, на который тебе и не нужно отвечать. наверняка, это настя.таня
маша и крис убегают. яна забирает бэллу. аня уехала, как только они засыпали гроб землей. осталась ты и близняшки. как только оля уходит, махнув на вас рукой, ты не сдерживаясь, падаешь на колени, утыкаясь в руки, чтобы скрыть слезы. сдерживалась слишком долго, а дала слабину только тогда, когда остался единственный человек, уже видевший тебя слабой. лариса присаживается рядом, давая такие нужные сейчас прикосновения. она жива, она обнимает тебя, она рядом. под землей костья, а не кравцова, но ощущения были такими, словно она только что её хоронила. сомневаясь в самой себе, а также не желая сейчас делить с ней свою боль, отталкиваешь. но лариса подходит снова. хочешь ты или нет, но часть твоей боли она возьмет на себя, сделав её вашей. — я боюсь… я боюсь потерять тебя. — кое-как выдавливаешь из себя эти слова, а она лишь прижимает крепче. кричит: я жива, я с тобой, все хорошо! но не издает ни звука. смотрела на бэллу, на трогательное прощание, тебя прошибал холодный пот. три раза ты едва сдерживалась, чтобы не развернуться и не уйти, пять раз сдерживала слезы, рвущиеся из глаз. — я не боюсь, ведь ты рядом. ты защитишь меня. — наконец отвечает кравцова. она тоже переживает, но верит в лучшее. смерть костьи научила тебя тому, что всегда нужно верить своим любимым. — я не оставлю тебя, даже если узнаю, что из-за этого умру. — ты просто глупая… — тянешь ты, но осторожно обнимаешь в ответ. ты и сама не отпустишь её, потому что такая же глупая. на нос приземляется что-то холодное, поднимаешь голову, прищурившись. не заметила, что туман сменился снегом. помогаешь ларисе подняться с холодной земли и ведешь её подальше от жуткого места, надеясь, что больше никогда не вернешься. оставляете позади розы, сейчас слегка накрытые тонким слоем снега. шестнадцать красных и две черные. выделяться необязательно, но это нужно, если ты единственный человек, которого она искренне любила всем своим сердцем.подожди, я все еще хочу тебя, вернись, ты все еще нужна мне, разреши мне взять тебя за руку,
и я смогу все исправить
клянусь любить тебя всю жизнь
подожди, ты все еще нужна мне