кот на поводке

      Pov Tony       Фади лениво перебирает мои волосы, а я пытаюсь тупо не отрубиться, лежа у него на коленях. Он как обычно пялится в смартфон, и периодически пытается уговорить меня поехать домой. Ну а я, конечно, внимательно его слушал, правда, забывая осмыслять слова.       Мне не хотелось возвращаться в родительскую квартиру. Потому что уже давным-давно весь уют оттуда исчез, его однажды забрала с собой мама и уехала прямиком на тот свет. Теперь в тех стенах осталось только нечто, очень отдаленно напоминающее мою родню, с которым я уже который день стараюсь не пересекаться.       Мой брат мне противен. И вовсе не потому, что его влечет к парням, а я бешеный гомофоб — где вы вообще видели гомофоба, который будет увлекаться танцами на шесте перед огромной толпой пидоров? Причину отвращения по отношению к Андрею я и сам не до конца понимаю. Наверное, самая большая роль досталась тому факту, что мы, мать его, родные братья, а затем идет уже и внешность, и пол, и его стремный характер и все остальное, что может только идти следом.       — Антон, когда ты смену закончил? — раздался тот же спокойный, даже механический какой-то голос.       Его хозяин уже в который раз парализовал маленького натурала внутри меня. И все, как всегда: учащённое сердцебиение, дыхание перехватывает и глаза нервно бегают, лишь бы цепляться взглядом за все, что угодно, кроме столь привлекательного образа.       — Эм… Часа два назад? — неуверенно отозвался я, отстраняясь от колен Фади и придвигаясь ближе к нему, когда Игорь Викторович сел у моих ног.       Что-то внутри меня начало тихонько паниковать. И Фади, которого я буквально касался плечом, совершенно своим присутствием не успокаивал. Этот похуист вообще продолжал листать ленту ВК и не обращал никакого внимания на начальника, будто и не существует его тут вовсе. У Фади в голове был какой-то свой непонятный мне арабский мир, которому я все равно очень завидовал.       — И почему ты все ещё тут? — я уже чувствовал себя ребенком, которого упрекали непонятно в чем, пусть и упрека в голосе совсем не чувствовалось. Простой допрос, выяснение обстоятельств.       — Антон отец-одиночка просто, — подал голос Азима, весело чуть приподнимая один уголок рта. — У него толпа орущих детей, которые не дают ему выспаться.       Взгляд начальника саркастически пал на Фади, который продолжал игнорировать буквально всё, кроме мемов и, частично, меня. А я ощущал себя запертым в клетке с двумя животными, разборкам которых я очень сильно помешал. Но вот я снова стал центром внимания Игоря Викторовича, ощущая пару прикосновений к ногам. Ну пиздец, меня окружают одни футфетишисты.       — Кот, если ты ждёшь, когда начнут ходить маршрутки, — его пальцы поднимались к моему колену, — я могу тебя подвезти.       Я уже точно не был экспонатом для созерцания. Теперь меня могли трогать и лапать, как только душе угодно, а я продолжал панически озираться по сторонам и искать спасения в злорадно усмехнувшемуся Фади.       — Нет, — ответил я, машинально прижимая колени к себе и обнимая их. Хотелось сжаться в фигуру из пары молекул, лишь бы не ловить на себе взгляды изумрудных глаз, что бросались на меня чуть ли не сворой диких собак и все так же заставляли спотыкаться на сцене, как и в первый раз. — Не хочу возвращаться домой. Только не сейчас.       Решаюсь наконец поднять глаза на уровень его лица и, — боже, конечно же! — натыкаюсь на любопытный взгляд, направленный сторону моих глаз. Ему только смешно с того, как я дергаюсь, и ладонь снова так по-собственнически ложится на мою щёку, что я уже вовсе и не ощущаю себя своим.       — Хочешь, поедем ко мне? — я не успеваю и рот открыть в отрицательном ответе, как меня перебивают: — Я настаиваю.       «Ты спятил? Я знаю тебя чертову неделю, идиот!» — наверное, нечто подобное сейчас бы выплюнул в лицо Игорю любой адекватный человек, но я молча загипнотизированно кивнул. Моя здравомыслящая часть где-то в углу обреченно вздохнула, хлопнув себя рукой по лбу. А «Ты долбаеб, Антон!» я, кажется, услышал уже наяву.       — Жду тебя на улице, — его рука отстранилась от меня, а я сразу ощутил нехватку подобного тепла. Даже не знаю, когда оно стало так похоже на родственническое и давно забытое — вроде и не настолько он старый, чтобы годиться мне в отцы.       Сколько ему вообще лет? С этими мыслями я поднимаюсь с дивана и пытаюсь отрыть среди чужих брошенных как попало вещей свой свитер. Надевать его на себя в комнате, где температура вдруг скакнула до тридцати семи градусов, было равно самоубийству. И даже когда он оказался на мне всего на пару минут, пока я пулей не вылетел из гримерки, это стало адской пыткой.       — Кажется, наш Тоша не такой уж и натурал, — с улыбкой пробурчал Фади, продолжая пялиться в телефон.       — С чего ты взял? — рыкнул я, пытаясь отыскать теперь джинсовку. Найти кроссовки не составило особого труда, потому что хотя бы они не были завалены чужим шмотьем.       — Тох, ты смотришь на него, как на восьмое чудо света, — глаза блондина наконец уставились на меня, а он сам даже изволил сменить позу и теперь сидел на диване с ногами. — Не думаю, что каждый гетераст так залипает на своего начальника.       Мне нечего было ответить. Я мог только упрекнуть Игоря Викторовича в том, что он красив, но какой из меня стопроцентный натурал был бы после этого? Я молча сунул ноги в кроссовки, сухо попрощался с Фади и, набрав побольше воздуха в легкие, ринулся на улицу сквозь главный зал.       Шумиха продолжала стоять дикая. Но удивительно, что даже так меня выцепили пара парней, тут же привлекая к себе внимание:       — Тони!       Мне очень сильно хотелось заткнуть уши пальцами, будто ребенок, спасаясь от этих монстров, которые, однако, хотят затащить меня не под кровать, а в. Но я пока не опустился настолько низко, чтоб спать с мужчинами за деньги.       Игорь нервно стучит каблуком туфли по асфальту, выпускает сигаретный дым через ноздри. На быка разъяренного из-за этого похож, и я даже догадываюсь о причине. Однако ни на секунду упрека не появляется даже во взгляде холодно-зеленых глаз.       Скоро сигарета оказывается зажатой и между моих губ, правда, огонь по карманам я ищу безрезультатно — кто-то конечно же спиздил зажигалку. Я другого и не ожидал.       — Игорь, есть у вас прикурить? — неловко спрашиваю я, потирая шею. Начальник без лишних слов оказывается передо мной, даже успевает пару раз зажигалкой чиркнуть у конца моей сигареты, вот только эта блядская сука решила устроить себе повод для похорон.       — Сдохла, — совершенно спокойно оповещает он, еще несколько раз попытавшись поджечь воздух. Как об стену горох — зажигалке абсолютно похуй, она ушла на пенсию и её не колышет моя потребность в никотине.       Меня мигом толкают ближе к стене, удерживая около нее за плечо. Грудь, живот, бедра — кажется, он почти весь прилегает ко мне, заставляя мурашки бегать по коже. Пальцы свободной руки обхватывают фильтр почти у самых губ, и огонёк его сигареты резво сверкает около кончика моей.       Тудум. Я слышу только как сердце отдаёт пульсом в виски и неосознанно пытаюсь выловить изумрудный взгляд на себе — но тщетно, его интересует только начавший-таки тлеть табак. Голубоватый дымок начинает виться между нашими лицами, отделенными расстоянием в полторы сигареты, ибо его уже была наполовину выкурена. Я сжимаю фильтр зубами, пытаясь привести сбитое дыхание в норму — это почти так же бесполезно, как запрещать Андрею пить.       А ещё, кажется, я совсем заплутал в чаще этих глаз, потому что Викторович уже дважды дернул меня за плечо, отрывая от стены. А я неминуемо затерялся и забыл дорогу обратно, влюбившись в них по уши. Не враждебные. Не такие уж и холодные. Не злые. Красивые и таинственные, так сильно влекущие к своему обладателю.       Я наконец очнулся, нервно затягиваясь и выпуская дым через уголок рта.

***

      — А там короче палатка стояла, из неё ноги одни торчали, и храп стоял, что пиздец… И таксист как давай орать: «Рауль! Рауль!» Мы с пацанами переглядываемся, а у меня еще камень этот ебаный в руке, ха-хах… — я снова рассказывал какую-то хуйню. Никогда б на подумал, что меня так унесет с пары бокалов винишка — но факт оставался фактом, ровно как и наполовину полная очередная ёмкость в моей руке.       Я снова бросил рассказ на растерзание паузы, заглядевшись в чужие подернутые пеленой алкоголя глаза. Потянулся к их обладателю почти машинально, рассматривая каждое вкрапление другого оттенка в них. Пара сантиметров между мной и начальником смущать перестали совершенно, и мне даже пришлось принять позицию поудобнее, отставив бокал и устраивая одну из рук, на которую я опирался, по другую сторону бедра Игоря.       Теплый, еще и в одних только брюках, — рубашку запачкал один долбаеб, слезший с шеста, — он снова манил к себе чертовым магнитом. Впрочем, он ведь и не переставал вовсе — я думал о нем днями и ночами, ожидая и одновременно страшась встречи.       Дыхание ощущается на губах так мягко и сбито. О боже, я прекрасно видел, как раз за разом Игорь облизывает их, и подобное зрелище постоянно какими-то странными порхающими ощущениями связывало живот. Это и есть те самые бабочки?..       Начальник притягивает ближе к себе, с такой легкостью накрывая мои губы своими. Секунд пять я не мог дышать, и только потом панический вдох снова вернул в реальность. Правда, в ней язык Игоря уже смело сплетался с моим, а с уголка губ текла слюна. А я на фоне его профессионализма даже в поцелуях казался никчемным стоком, пусть и старался подыгрывать, выучиваясь уже по ходу дела. Моей специальностью до этого были только легкие прикосновения губ, отлично подходящие под определение «едва-едва», так что теперь мне буквально открывали глаза на мир.       — Ты молодец, — выдыхает Игорь, отстранившись от меня наконец. Поцелуями спускается вниз, оставляя засосы. Я не нахожу сил в себе противиться, только удивляет, что он так нежен. Мой начальник, мать его, сейчас целует мою шею, и его пальцы упрямо лезут под ремень и свитер, заставляя выдыхать его имя.       Игорь, Игорь, Игорь. Он застрял в голове навсегда, так просто я вряд ли смогу выкинуть его из мыслей. Особенно после того, как он с возбужденным рыком опрокидывает меня на спину и властно нависает сверху, буквально припечатывая к матрасу. Не имею ни малейшего понятия, что в его голове, но я нетерпеливо выгибаюсь навстречу каждому касанию.       — Так кот выбрал меня сам? — вопрос звучит так странно в полной тишине, нарушаемой лишь моим приглушенным поскуливанием.       Расправляется с ремнем за секунду — кажется, он ему и впрямь надоел.       — Да-ах!.. — произношу, не узнавая собственного голоса. На столь высокие тона я никогда не переходил. Но чужие прикосновения, чужой голос, чужие глаза сами собой выбивают из меня весьма странные выходки.       Толкаюсь в чужую руку, накрывшую член сквозь белье. Там так тесно, когда возбуждение зашкаливает.       — Теперь я полноправный друг кота?       — Да хоть хозяин, блять! — ругаюсь я, но накрываю его ладонь своей. — Только дай мне кончить, м-мф…       Алкоголь пеленает туманом разум. Вряд ли я сейчас выглядел, как адекватный человек или хотя бы парень, извиваясь перед своим «хозяином» подобно дешевой сучке или, хах, мартовской кошке. Точно так же вряд ли меня волновал мой внешний вид, и растрепанные волосы продолжали назойливо лезть в глаза, а по оголенному под задравшимся свитером животу бежали мурашки от холода и чужих прикосновений.       — Я позабочусь о тебе, котенок.       Поцелуями выводит дорожку от низа груди до самого лобка. Все так же осторожно и ласково, а мне ситуация перестает казаться реальностью. Будто вовсе не наяву я медленно и верно ухожу в пучину разврата со своим начальником. Но мне каждая секунда говорит об обратном, и каждый вдох, каждая оставленная на моей коже царапина возвращают в реальность.       Я замечтался. Совсем не замечаю, когда мой член оказывается за щекой Игоря, нелепо натягивая кожу. Ха-ха, но эта нелепость только сильнее возбуждает. Зубы мешаются только немного, но кто я такой, чтобы на это жаловаться?       Ладони блуждают по моему телу, то и дело оцарапыввя бедра и пресс. Но даже это делается так аккуратно, будто меня боятся поломать. Почему-то я думал, что мужчины друг с другом более грубы, а тут такой трепет, словно я только что окончившая школу девочка, которой просто вдруг захотелось почувствовать мужское тело.       Но… Мне это чертовски нравится. Нравится, как часто Игорь осведомляется о моем самочувствии и спрашивает, прежде чем перейти к более решительным действиям, периодически мнется, проверяя мою реакцию, и так очаровательно вздрагивает в ответ на каждый мой стон, боясь, что сделал что-то не так.       — Продолжай, пожалуйста…       Я уже и сам готов принять его за девственника, для которого это такой же первый раз, как и для меня. Но, сука, как легко он вбирает в рот, заставляя головкой тыкаться в стенку горла. Какой же он, бляха, горячий во всех ебаных смыслах. У меня в голове уже толком не укладывается, как можно быть таким нереальным, словно сошедшим со страниц до дыр зачитанного женского романа.       Меня уже толком и не волнует, как сильно я хотел уйти от Игоря под утро, которое, к слову, уже начинало брезжить зарёй на горизонте. Не волнует и брат, который снова будет ожидать меня в квартире и продолжит домогаться, пока я не отвечаю ничем и снова молча запираюсь в ванной или беспомощно шатаюсь по холодным Петроградским улицам.       Толкаюсь Игорю в глотку глубже, заставляя его подавиться воздухом. По щекам течет соль, и его горло регулярно сжимает меня сильнее, когда желание уступает место рвотным рефлексам. Оргазм приходит очень скоро, но я не даю начальнику отстраниться, за волосы удерживая на месте, кончаю ему в рот.       Как сволочь себя веду, наверное, но ему хоть бы хны. Отстраняется-таки и сплевывает прям на пол. А меня жутко клонит в сон, так что прочие прикосновения начальника я ощущаю уже в полудреме. Его губы касаются моего виска, а руки заботливо накрывают одеялом, конечно, предварительно стянув с меня свитер. До джинс так и не добрался, застегнул только, чтоб я хоть прилично выглядел. Но впрямь ли оно так ему нужно?       Впервые за столько лет после смерти матери я ощущал заботу и счастье. Никогда бы не подумал, что их может дарить мне мой начальник, которого я до этого, если честно, побаивался. Но чертова реальность играла злые и весьма странные шутки, о чем мне так не хотелось задумываться перед сном.