Pov Harry
Антону неуютно. Это совершенно неудивительно, ведь мало кому хочется крутить задом перед начальником, — но у Тони не было выбора и он действует под давлением обстоятельств. И — о господи! — как же меня радует тот факт, что эти обстоятельства — я и пара голубых купюр.
Меня постоянно бросает в дрожь от его совершенно не удовлетворенных происходящим взглядов, а может быть, в приват-комнате просто пиздец как холодно. Впрочем, я этого все равно не чувствую — мне чертовски жарко из-за этого беса в белых линзах. И я расстегиваю уже четвертую пуговицу мешающей спокойно жить белоснежной рубашки.
Антон все так же на расстоянии пары метров от меня, все так же у шеста и все так же одет. Одет, правда, относительно, потому как эту охуеть какую привлекательную задницу обтягивают только привычно-чёрные боксёры. Зато у меня теперь есть привилегия — могу трогать сколько влезет, не доходя, конечно, до крайностей. И то, я уже пятнадцатую минуту послушно соблюдаю ещё дневную немую
просьбу его не трогать, а Антон этому только рад.
Правда, просто смотреть мне вскоре наскучило. Да, он ахуенен и пиздат, и смотреть на него — одно удовольствие, но я же, блять, имею полное право изучить это тело тактильно! Значит, я обязан им воспользоваться. А потому поднимаюсь с диванчика, стоящего в тех самых двух метрах от танцора, и следую к нему.
Цепляюсь за шест за его спиной, мешая движению. Следует тихий, но дьявольски свирепый рык. Такой расклад дел его явно не устраивает, тем более, после того, как одна из ладоней переходит на его грудь, очерчивая контуры татуировок. А мне нравится. Нравится, как он злится и как готов послать меня к чертям словами, которых я, наверное, даже не знаю.
— Уберите. Руки, — ругается он и заводит собственные за спину, пытаясь отцепить мои пальцы от шеста. Назло Антону сжимаю металл крепче до тех пор, пока меня интересуют рисунки на его коже. Дальше увожу обе на талию парня, притягивая к себе. Затылком и верхней частью спины он всё ещё льнет к шесту, вдруг пряча взгляд за плотно сомкнутыми ресницами.
— Поцелуй — тогда уберу, — выдвигаю требования я, прижимаясь своим лбом к его. Антон вздрагивает и упрямо мотает головой, ещё и губы поджимает, не давая мне самому его поцеловать. — Вчера ты разговорчивей был. Может, снова тебя напоить?
Мну его бока до синяков, жадно пожирая взглядом трусливо дрожащее тело. Тони глаза все-таки открывает, и их белая мгла тут же кровожадно впивается в мои. Вот только не видно там ни злости, ни печали, сквозь линзы пробивается лишь дикий страх, с каким Антон ведет своими руками по моим и останавливается на уже перешедших на бедра и сминающих ткань трусов ладонях.
— Прекратите, п-пожалуйста, — буквально скулит он, пробуждая во мне совесть. Уже она больно ударила в голову и заставила разжать пальцы, пусть они ещё и оставались лежать на его теле.
«Пожалуйста, продолжай!» — резко и ни к месту в мыслях всплыл только Антон, разгоряченный ласками и пошло стонущий моё имя от каждого прикосновения. Хочу увидеть его таким снова. Интересно, после какого бокала он обычно так пьянеет?
Антон совсем отстраняет мои ладони и уходит по другую сторону шеста, взявшись за него и лишь слегка покачивая бедрами. Хотя мурашки уже от этого по коже шли в наступление. Неожиданно на лице Тони проявилась хитрая улыбка и он задал весьма странный, после всего случившегося-то, вопрос:
— Игорь Викторович, а Вы танцевать умеете?
Чего ты хочешь от меня, бесёнок?
— Раньше, может быть, — растягиваю слова, обходя шест следом за стриптизером. Намерения ему совершенно ясны, особенно после того, как я снова касаюсь его тела, ведя ладонью по пояснице.
Просто хочу быть ближе. Хочу трогать и ощущать тепло его рук в ответ. А он, сука такая, ломается и морозится, но губы свои кусает так сексуально, что впиться в них хочется без каких-либо прелюдий.
Отскакивает моментально, но теперь встает к шесту спиной и терпеливо дожидается, когда я вновь встану напротив. Касается последних застегнутых пуговиц, и я охотно подаюсь ему навстречу. Расстегивает. Постепенно снимает, но останавливается, стянув до локтей. Причина активирования стоп-сигнала — я, вернее, его смущение, вызванное мной.
Трусь о его пах, в шею рычу и уже просто не знаю, куда деть свои руки. Наверное, сейчас я напоминал некастрированного пса, которому лишь бы что-то трахнуть. Но, блять, псы не живут днями и ночами мыслью лишь об одном человеке и не сходят с ума от одного его вида и пары нот голоса. Псы вообще не влюбляются в особей своего вида и пола так сильно, так резко. До беспамятства.
Влюбляются?..
Антон отталкивает от себя и мигом до конца стаскивает рубашку, тут же надевая её на самого себя.
— Замерз? — В ответ получаю молчаливый положительный кивок, и с абсолютно безразличным ебальником Раут снова отходит от меня по другую сторону шеста. Сколько можно? Сколько ещё раз я тебя, блять, должен поймать и прижать к этому ебаному металлу, чтобы ты наконец встал на месте и перестал меня так активно игнорировать?
Ладно, это повторяется снова. В этот раз, правда, Антон уже не так сильно сопротивляется и только смотрит безразлично, сминая края расстегнутой рубашки. Как будто какие-то таблетки вдруг подействовали и ему уже все побоку. Есть ли тогда у меня какие-то шансы?
— Я могу помочь тебе согреться, — от ключиц ладонью веду до шеи, почти неощутимо сжимаю её. Чего-то здесь моему котику точно не хватает.
Тони начинает нервничать, но снова увильнуть не пытается. Глазки бегают. Нет, мне вообще не нравятся эти белые линзы, скрывающие все его десятки тысяч эмоций и выражений. Мне нравится, когда он пытается замаскировать и спрятать их своими силами, а не мухлюет с помощью линз.
— Не нужно, — прикасается в ответ, спокойно, без дрожи, но руки ледяные, как у мертвеца. — Уступлю вам свое место, а там, может, и согреюсь, — ухмыляется и снова отталкивает, в этот раз сбегая не на какие-то полтора шага, а уходя к дивану и по-хозяйски падая на него. Вот откуда столько наглости?
Почему я эту наглость постоянно прощаю?
Вернись нахер. Я хочу продолжать бесстыже тебя лапать, а не… Я же и не помню уже нихера! Когда я в последний раз-то танцами занимался? А, ну да. Около года назад. Но это ничего не меняет!
В прочем, как оказалось, тело помнит. И помнит явно намного больше, чем я сам, раз уже через пару минут я услышал удовлетворенный смешок. Кайфуешь, да? Скотина. А я не могу перестать чувствовать себя тряпкой, которая не может сказать «нет».
Прошло еще десять минут — я нашел себя на шесте висящим вниз головой и совсем стирающим и без того весьма размытые границы женского и мужского стриптиза. Восхищенное «Вау» вполголоса. Что ж, видимо, не зря я расхищаю самые потаенные закрома своих навыков и воплощаю наяву все эти акробатские чудеса.
— Мне до вас как до луны пешком, — зачарованно произнес Антон, опирающийся на руку и явно тоже не способный так запросто оторвать от меня взгляд. Да, ура! Я на что-то ещё способен!
— А должно быть не
до нас, а
под, — фыркаю в ответ и наконец изволю встать нормально относительно земли. В глазах потемнело от прилившей к голове крови. Смотри, на какие жертвы ради тебя иду!
— А
под вас наоборот — рукой подать, — он так же нахально улыбается, но тон задумчивый и, кажется, происходящее не до конца осознающий. — Но я не хочу.
— Именно поэтому у тебя встал.
Антон опускает взгляд вниз, и сам выглядит теперь крайне озадаченным, вплоть до полнейшего шока. Не имею ни малейшего понятия, что происходит в его голове, но бессмысленное щелканье шестерёнок стало слышно даже мне.
Я сажусь перед ним на колени, вопреки весьма пассивным сопротивлениям раздвигаю его ноги, выцеловывая внутреннюю сторону бедра.
— Я могу тебе помочь, — чувствую, как Антон вздрагивает от моего тона вполголоса. Но он моментально отстраняет от себя, едва я касаюсь члена, пусть и отзывается тихим довольным стоном. Да хули ты ломаешься, монашка недоделанная?
Садится более закрыто, сжато, сводит колени. Мне приходится совсем отстраниться, размещая свои руки по бокам от его бедер.
— Сколько раз я ещё должен сказать «нет», чтобы Вы от меня отстали? — хмуро, но трусливо прорычал он и сложил руки на груди.
— Пока я не услышу «да».
Антон увел глаза в сторону, по обыкновению нерешительно прикусывая нижнюю губу — странно, что теперь этот жест выглядел более очаровательно, чем двадцать минут тому назад. Мимика постепенно становилась все более открытой и менее безразличной. Ему все равно не идёт образ непробиваемой скалы.
— Я хочу не так, — Тони совсем отворачивается, мерзливо потирая плечи. Я вынужден перейти на место рядом с ним, ибо явно причинял ему дискомфорт прежним положением. — Не хочу делать это на рабочем месте…
— Мы можем поехать ко мне.
А могу я просто пригрозить тебе увольнением? Нет? Вот блядство, зачем меня вообще вырастили честным человеком!
Прикоснуться не решаюсь. Ему очевидно не нравятся касания и излишняя тактильность, так чего лишний раз нервировать? Тем более, что чувственность и непреступность момента и так доставляют одно удовольствие этими хрупкостью и… Важностью разговора?
— Нет, — качнул головой Антон, — я… Я за развитие отношений. Давайте сначала узнаем друг друга получше? — с надеждой посмотрел на меня, но эти линзы, су-у-ука-а…
Какой же ты наивный, просто ебнуться. Ты из какого века вылезла вообще, принцесса? У меня таких очаровашек ещё не было. Даже интересно стало, как долго ты собираешься выебываться передо мной с этой невинностью и чистотой, если уже сейчас даже под ебучими линзами взгляд так плывет от желания.
Или ты пьян?.. Сука, да как мне тогда вчера удалось тебя уломать?
— Как скажешь, коть, — все же кладу руку на его колено, пусть и
пока без какого-либо подтекста. Антон поднимает глаза с интересом, наверное, сейчас бы у него и ушки с хвостом встали, если бы таковые имелись. — А с этим все же надо разобраться, — на секунду кидаю взгляд на очевидно очерченное его возбуждение.
Смещаю руку выше. Вроде не против, но заметно ерзает на месте. Потрогать себя дает всего несколько секунд, дальше лишь скидывает мою руку и встает на ноги. Следом с его плечей падает и рубашка. Очередной облом.
— Сам разберусь, — спешно отзывается он и уходит в основное помещение, где его уже кто-то моментально встречает бурным радостным возгласом.
Чтоб тебя, Тони.
***
Почти шесть часов утра. Народ давно разошелся, и тут не осталось никого, кроме Антона и бармена Вани, скучно протирающего рюмки, то и дело зевающего в кулак и поддерживающего активную беседу с самим танцором. На Рауте старая растянутая серая толстовка, выцветшие от времени джинсы и все те же порванные кроссовки. Что-то мне подсказывает, что теплее он одеваться не станет, пока его не пнут. Или пока не привяжут к кровати и не выебут. По-крайней мере осуществлением этого я и буду заниматься ближайшее время, пока он не сдастся.
Заметно начинает нервничать, едва я попадаю в его поле зрения. Но улыбается, кажется, даже искренне. Ну и кто я теперь, если теку лужицей от одной его улыбки?
Я человек, влюбленный по уши. И вряд ли это пройдет так скоро. По-крайней мере, я надеюсь…
— Кот, тебя подвезти? — непонятно, почему так легко позволяю себе запустить в его волосы пальцы. Почему он отзывается тихим «мурк» и активно кивает головой. Впрочем, ответ на второй вопрос быстро отыскивается в двух рюмках перед ним с Ваней. — Бухарик мелкий.
Антон обижается, но почти сразу цепляется в меня объятиями, что были так необходимы мне все это время. Даже больше, чем секс. Мне просто нужен
он. Котик, которого нужно приручить, забрать к себе, который будет со счастливыми глазками встречать утром после работы и ласкать ногтями спину. Который будет ходить в кожаном ошейнике, означающем верность мне одному. Который такими же восхищенными глазами будет смотреть на меня и будучи трезвым.
Антон чуть не отрубается в машине, вот только у своего подъезда неожиданно активизируется. Лапает колени, бедра, в губы успевает чмокнуть, едва отвлекаюсь на него, конечно, остановив машину у бордюра, которым была «обведена» территория детской площадки.
— Блядь, Антон…
Кажется, я тогда согласился с тем, что для начала стоит сблизиться в духовном плане, а не физическом. Но сейчас ведь можно позволить себе маленькую слабость в виде полноценного поцелуя, по-крайней мере, в надежде на то, что он не вспомнит или справедливо сочтет себя виноватым в этом недоразумении.
Поцелуи в шею. Оставляю блеклый засос, но зайти дальше мы не можем просто исходя из физического положения и нашего «контракта». Хотя Антон и тянется к моей ширинке, тут же осекается и одергивает руку. Дышит глубоко, опаляя мои губы, смотрит в глаза, как бы спрашивая разрешения.
— Ты сам потом жалеть будешь, — предупреждаю его, и он снова цепляется руками за плечи, притягивая к себе. Он вообще не умеет целоваться, но получает от этого явное удовольствие. А я не смею его прерывать, радуясь такой активности человека, который уже оградил нас друг от друга каменной стеной.
Антон наконец вылезает из машины и бредет домой, напоследок слабо укусив меня. Оставил с саднящими от дерзких поцелуев губами и целой кипой мыслей о себе. Ты же вроде сам меня отторгал? Сам старался оттолкнуть и вынудил все следующие дни пытаться быть с собой нежным, предельно внимательным и заботливым? Так какого черта сейчас произошло?
Хах, пьяные люди ведь самые искренние…
Маленький бесёнок.
