Рыночные отношения

Антон в целом-то в курсе, что он долбоеб, но под взглядом Кати это становится как-то по-особенному очевидно. Хотя, этот взгляд можно трактовать по-разному: что Антон пёс, сожравший домашку, кот, обоссавший все туфли, сорока, склевавшая на даче всю клубнику, и так далее — только все примеры по любому приводят к выводу, что Антон долбоеб. — Ну Кать, ну спизданул, да, но я ж не это имел в виду, — Антон тяжело выдыхает и поднимает щенячий взгляд. Арсений ушёл с полчаса назад, и Катя всё это время промывает ему мозги по поводу свидания, Арсения в целом и, разумеется, касаемо этого проклятого «по-пидорски». Антон уже в тот раз понял, что налажал, но слово не воробей, а Сенька та ещё сука, которая его явно намеренно сдала. Ведь мог же просто миленько смутиться, перевести тему, но в итоге всё говно свалилось на Антона. Только Антон, так или иначе, ничего не может с собой сделать. Арсений настолько клёвый, что даже его жопностью — и жопой — хочется восхищаться. Всё равно ж так красиво переводить стрелки надо уметь. Хитрый, смелый, мелкий гад — Антон влюблён так же сильно. — Серьёзно, Антон? Прям «по-пидорски»? Ты бы ему ещё предъявил за маникюр. Будь я на месте Арсения — отшила бы тебя, а он всё равно притащился и смотрел на тебя, будто прямо сейчас готов на коленки залезть. — Чегось? — Пажжи-пажжи. Какой маникюр, какие коленки? — Для Антона этого всего слишком много. И это он Кате про обнюхивания не рассказывал. — А ты прям у нас гений сотого левела. Во-первых, у него ногти выглядят лучше, чем у меня: кутикула убрана, подстрижены идеально, никаких заусенцев, мелких ранок — вообще ничего, просто идеал. Во-вторых, ты разве не заметил, что он постоянно старается обратить твоё внимание на себя? А если получается, то цепляется за каждое слово, лишь бы поговорить. Антон с минуту сидит в ступоре. В голове из мыслей только «Чо, прям реально??????» и «Еба-а-а-а-а-а-а-ать». Если Катя не пиздит, то Арсения срочно нужно звать на свиданку, чтобы они смогли поговорить по-нормальному — Антон готов отдать всё свое внимание. Он глаз с Арсения не сведёт; моргать не будет, пока белки не пересохнут, а потом ещё чуть-чуть. Это ж они реально могут тусоваться вместе без всяких курток и тому подобного — Антон может отвести Сеньку в лес на белочек посмотреть — он знает пару прикормленных мест, и там, между деревьями, сосаться от всей души. От души душевно в душу. А потом как-нибудь можно было пялиться на плечи в веснушках, и губы обкусаны — можно с этих губ тоже пару корочек оторвать. Если Катя не пиздит, то все мечты Антона могут реально стать реальной реальностью. Хотя… Катя, вообще-то, мудрая женщина, но со всеми этими гействами как: одна ошибка, и ты ошибся. Антон с Сенькой даже дружить не сможет — а он ведь вообще не киска и зону риска не любит. — Кать, а прям реально смотрит, или это твои догадки? Просто прикинь, какой пиздец будет, если я обосрусь. Он же вообще со мной больше не заговорит. Антон гоняет остатки лапши по контейнеру в остывшей воде и всё ещё почти не чувствует рынок: башкой он с Арсением где-то там, за тремя арками. — Шастунишка, ты мне скажи, ты бы смог с ним просто дружить? — Катя произносит последнее слово с таким нажимом, будто вгоняет его как гвоздь молотком в чужую голову. — Вот так вот легко. Арсений бы в какой-то момент начал бы рассказывать тебе о своей девушке, захотел тебя с ней познакомить. Ты бы и дальше продолжил улыбаться? Даже если бы он перестал приходить на рынок? Это неприятно. Такое никак не укладывалось внутри, а желудок свело от резкого приступа тошноты. В любом из возможных будущих Антон представлял их с Арсением только вдвоем — никаких девушек. Они бы так и тусовались вместе, сидели бы на коробках с Катей, Антон бы слушал про чужую учёбу… А если Арсений начнёт прижиматься носом к кому-то другому? Смысл этого сенькиного прикола Антон всё ещё очевидно не понимает, но надо быть дураком, чтоб не догнать, что это что-то капец личное — Катю Арсений не нюхал ни разу, а его всё время. Потного, провонявшего рынком и усталостью — каждый чёртов раз. И это при том, что сам Арсений всегда опрятный, свежий, чистый, будто кукла, которую только-только достали из картонной коробки. И чо, это между ними появится какая-то девчонка? Она ж Антону все мозги выебет, если её парень будет уделять столько внимания другому человеку — Арсению наверняка придётся перестать приходить, а может и вообще общаться с ним. Антон на эту гипотетическую девчонку злится до ужаса, аж кулаки сжимаются. — Антон, прекращай протирать в кабачке дыру — он ни в чём не виноват. — Они оба понимают, что дело не в том гнилье на асфальте. — Серьёзно. Я тебе клянусь, что никакой девчонки не будет, если ты позовёшь его на свидание. Целоваться будете, детишек нарожаете. — И он будет нюхать только меня? — голос будто у ребенка, который не верит, что всю праздничную вечеринку организовали в его честь. — Чего? Шаст, ты совсем уже мозгами поплыл? Какое нюхать? — Ну, он меня нюхает всегда. Носом так тянет — я сначала думал, типа, ему запах местный не вкатывает, и он пытается всякий плов там вынюхать, ещё чо. А потом он начал нюхать чисто меня: шею там, руки, сегодня носом в живот уткнулся и, епта, будто в поле свежем-чистом. Я хз, чо это, но я не против, — Антон говорит задумчиво, сам раз за разом прокручивая все произошедшие моменты. — Пиздец. Ну вы и ебнутые оба. Антон в целом согласен — это наверняка ненормально заниматься подобным, но для большинства и хотеть трахаться с мужиком — одна из самых страшных болезней. Тут, собственно, кому что. Он уж наслушался подобных извращенств: в школе один из пацанов рассказывал, что ему нравятся женские ноги — пальцы там, стопы, пятки — и ничо страшного, никто не скончался. Катя один раз по пьяни шепнула, что ей в кайф, когда соски сжимают — кому что. Сам Антон, вроде как, ни к чему подобному пристрастий не имел — секс сам по себе прикольный. Может, конечно, есть что-то, что он сам для себя квалифицировать не может — в башке всегда что-то вроде «Бля, ляхи». Вроде это как чисто часть ноги, но вот эта часть на сгибе, когда бедро уже переходит к тазу — пиздец разъебывает. Там кожа тонкая и мягкая: хочется простого человеческого гладить кончиками пальцев, кусать. От этих мыслей башка начинает плавиться, потому что все мысли снова в сторону Арсения, его тонких ног и таких кайфовых бёдер. Хотя мечтать об Арсении в окружении кусков лапши и гнилого кабачка на асфальте как-то не то. Тут мужики разгружают рыбу, ругаются матом, когда часть падает в грязь — пожелтевшая женщина орёт на них. Не та атмосфера. Какая атмосфера для Арсения та, Антон не знает, но четко понимает, что тот должен быть закутан в объятия и защищен от всего мирского говна. — Катюх, я так его люблю. — Какие громкие слова, Шастунишка. Ну ничего, ты у меня такой сексуальный — Сеня точно мимо тебя не пройдёт. Уже не прошёл. — Антон эти катины «ты сексуальный» не любит. Ну какой он сексуальный, чес слово. Он, ну, просто не урод. Хотя все мужики (кроме Арсения) уроды. Хочется снова начать отнекиваться, но Катя вздергивает палец вверх, заставляя замолчать. Где-то слышен звук дребезжащего телефона, и тонкие руки истерично охлопывают карманы, пытаясь найти его. У Кати на лице написана паника, будто от звонка зависит будет ли она жить дальше или нет, а на экранчике телефона высвечивается «Любимый». Хуимый, блять. — На громкую ставь, — Антон говорит серьезно, так, что сказать «нет» не получится. Катя мечется с секунду, но включает. — Любимый? — а голос-то дрожит. — Когда дома сегодня появишься? — Ни здрасьте, ни насрать. Антон уже хочет начать крыть хуями через трубку, сказать, что Катя не вернется и вообще переезжает к нему на раскладушку, но так сделает только хуже. — Как обычно — где-то в час. — Она криво улыбается, будто уже пытается выпросить прощение. Антон про себя стонет: насколько же она боится этого мудилу, если даже от одного голоса в телефоне руки дрожат, голос ломается, становясь совсем писклявым. Лишь бы уже дорогой, уважаемый Костенька словил передоз — тогда точно в армию ж не придётся идти. Мысли грязные и мерзкие, и Кате наверняка будет плохо, но Антон отчаянно считает, что лучше всё же так, чем страдать до конца жизни. Мама Антону рассказывала, что когда-то там в девяностых отец людям ручки-ножки ломал — может, по наследству такое передаётся. — Ты всегда возвращаешься в три. — И у Кати за секунду глаза потерянные. Антон тяжело вздыхает и прислоняется к самому уху, чтобы прошептать: — Это неправда, Кать. Ты мне всегда смс-ки о том, что домой добралась не позже пятнадцати минут второго отправляешь. Он пиздит тебе, пытаясь запутать. Не верь. — Нет, — голос всё ещё поломанный, но Антон ободрительно улыбается. — Я, я всегда прихожу домой в час. Из трубки молчание, шипение, помехи, тихий мат. Антон знает, что выведет этого мудака. Он в детстве всегда знал, как заставить учителей выйти на диалог, сделать так, чтобы они сами поставили четверку. Антон не умеет врать, но он умеет правдой доводить до нужного результата. В чём сила? — Ну Катюш, ну ты чего, девочка моя. Ты же только вчера домой припозднилась. Совсем заработалась, часов не замечаешь. — Антон протягивает Кате свой телефон с открытым сообщением, пришедшим в сорок семь минут первого. — Милая, давай, не зарабатывайся и приходи домой к трём ночи, хорошо? Антон отрицательно мотает головой. Голос на том конце провода неожиданно елейный, мягкий и ласковый. Должен бы Катю расслабить, но у неё тело напрягается ещё сильнее, а плечи сводит судорогой — она от этих слов не тает. Она молодец, сильная, косится на Антона, чтобы ещё этих самых сил набраться. Антон сделает всё, чтоб дать понять, что она не сходит с ума, ничего не путает — тут крыша у другого едет. Голос из трубки перестраивается — Антон чётко слышит разницу в словах. Уважаемый Константин теперь просто сам просит задержаться — сукин сын. Катя кивает в трубку по инерции, но слава богу, ничего не произносит, и Антон успевает схватить её за плечо и одними губами произнести: «Вернёшься в час». — Кость, я… ты прав, мне пора перестать так зарабатываться — постараюсь вернуться в час. — Нет, милая, ты не поняла. Ты вернёшься в три, — за телефонными помехами слышится, как Костя начинает злиться. Антон аккуратно забирает из тонких дрожащих пальцев телефон и прижимает динамик к джинсе на коленке. Катя молодец и делает всё правильно, начинает сама говорить, без подсказок, но сейчас ей нужен хотя бы короткий совет, потому что храбрость — не храбрость, а когда голос любимого человека о чём-то просит тебя, то сложно не сломаться. — Сейчас не обращай внимания. Говори, что придёшь в час — он тебе пиздит, пытается запутать, но ты не ведись. Катя, он тебе ничего не сделает, слышишь меня? Откажи ему один раз, и он испугается, обещаю. — Антон берёт её руку в свою и возвращает телефон. — Кость, ты же сам попросил, чтобы я не перерабатывала. Я уйду с рынка в двенадцать и вернусь в час. — Немного думает, косится на Антона и добавляет. — Или я останусь у… — Не смогла. Антон не злится: всегда надо с чего-то начинать, а Катя и так сегодня сделала огромный шаг, смогла поверить Антону, а не Косте. Антон не злится — гордится. Из трубки короткие гудки, и Антон не сдерживается и показывает фак телефону. Этот мудак ещё пожалеет, сам убежит, пока Катя будет зарываться в объятия Антона. Он нихуя не спасатель и не знает, что будет делать дальше, когда Костя закончится, но проблемы решаются по мере поступления. Главное, что сейчас Катя облегченно выдыхает и смотрит с лёгкостью в глазах. — Знаешь, он говорил, что ты мне врёшь. Что нам не стоит общаться. И я тогда поняла, что нельзя верить всем словам. — Катя улыбается и крепче сжимает большую ладонь. — Потому что ты умная, а он мудак. *** Антон принципиально заставляет уйти Катю раньше — ещё даже до двенадцати — и провожает до дома, показывая ей на часах пять минут первого. Ни о каких трёх часах и речи не идет. Он берёт с неё слово отписаться, если хоть что-то пойдёт не так. Она обещает взять такси и приехать к нему в случае чего. Ещё пятнадцать минут он специально стоит под окнами, вслушиваясь, не доносится ли шум из приоткрытой форточки на втором этаже панельки. Сейчас бы впору закурить сигарету, вспомнить старые привычки, чтобы хоть как-то снять напряжение, но Антон обещал сам себе, да и ларёк слишком далеко от подъезда, чтобы куда-то бежать. Домой Антон добирается только к первому часу ночи, шуршит ботинками, по привычке шатает спиной зеркала на шкафу-купе, зажмуриваясь от громкого звука. Хотя Майя уже давно привыкла поздним появлениям и прячется от шума за закрытой на заткнутое полотенце дверью — Антону всё равно как-то стрёмно. Игра не идёт, и Антон проваливает уровень за уровнем: ругается на западающие кнопки клавиатуры, на тормозящий перегревшийся системник и битые пиксели, закрывающие часть таблички с речью персонажей. Хотя хуль скрывать? Антон сам себе честно говорит, что всё это из-за Арсения. Точнее, не из-за Арсения, а из-за самого Антона, но всё-таки из-за Арсения. По факту, из-за собственной ссыкливости. Ну что ему стоит написать одну дебильную смс-ку с предложением пойти уже на свидание? Если Катя справляется, то почему он сам-то нет? Со стороны всегда виднее; хорошо там, где нас нет; хлеб всему голова — во всех этих присказках смысла нахуй ноль. Антон эту жизнь не раскусил, себя особо не понял, но выкупил, что всё оно придет со временем, если не ссать. Можно сколько угодно прикидываться умным и зрелым, а потом в носу колупаться пальцем, который только что из жопы. Антону эта зрелость не сдалась — он не помидор. Только Арсений кажется не по годам умным, весёлым, и вроде как хочется хоть чутка соответствовать.

Я

Privet. Kak u teba dela

Только отправив сообщение, Антон понимает, что, вообще-то, в два часа ночи люди не настроены на переписку. Хотя сердце греет мысль, что, возможно, сонный Арсений не сможет до конца осмыслить приглашение на свидание — если Антон всё же решится — и ответит, не задумываясь. Не будет шуток, подколов, вопросов и прочей фигни. Только «да, пойду», только хардкор. Senka Privet. Delayu doklad. Zavtra sdavat. Zaparilsa. U tebya? Антон чуть ли кипятком не ссытся: ответил! Так быстро, а потом ещё и в ответ спросил. Отвлекся от своего доклада, и вообще, была ж целая куча поводов проигнорить, а Арсений ответил. Сенька, Сенечка, Арсений вот так вот взял и забил на всё, написав сообщение.

Я

Vse super

Vernulsa domoy

Slozhny doklad? Pomoch?

Senka Da ne. Tut prosto. Tolko dolgo; -( Смайлик дебильный. А Арсений нет. Арсений умный. Антон помнит, что даже на первом курсе ему всё было сложно — это ж надо сидеть, выискивать информацию, сверяться, переписывать эти фамилии так, чтоб ничего не пропустить, а потом ещё и читать перед одногруппами. У каждого после такой подготовки понимания не добавляется, а вот человекочасы умирают у ног гранита науки. Хотя Арсений стопудов всё понимает, выхватывает нужную информацию, а потом выпендривается перед остальными. Антон знает точно, что учись он с Арсением, то всегда бы выпрашивал домашку у него — притаскивал бы потом всякие шоколадки. Хотя Сенька наверняка даже за поцелуи бы не дал списывать. Может, Антон бы и из универа не слился. Сообщение от Арсения пришло с минуту назад, и что писать дальше — непонятно. Мозг предлагает спросить «Как дела?» ещё раз, но Антон не совсем дебил и понимает, что чот как-то нет. Минутная цифра на экранчике снова сменяется, и из-за подступающего тупника приходится писать первое пришедшее в голову.

Я

Doklad skoro rasskazivat

budesh?

Chto voobche v univere?

Kak tebe pervaya nedelya?

Senka Neploho Hotya mne tut nikto ne nravitsya Антона так и подмывает спросить «А я? Я тебе нравлюсь?», но он только тупит в экран. Антону хочется, чтоб у Арсения в универе появились друзья и всё такое, но он в этой теме не шарит и советов дать не может.

Я

A s kem sidish?

Mozhet s nim poluchitsya

podruzhitsya?

Senka Ne hochu iskat druzey specialno S toboy zhe poluchilos sluchayno Ну обосраться. Не то чтобы Антон не хочет дружить с Арсением, но Хьюстон, у нас проблемы. После такого миролюбивого сообщения приглашать на свидание уже вообще не хочется. Хорошо бы как-то перевести тему на что-нибудь пидорское, и там бы Арсений сам спросил про свиданку, и можно б было просто непринужденно вставить свои пять копеек. Затея пиздец тухлая. И Антон вроде бы не против поболтать просто так, но это лучше бы по телефону, а по телефону он спросить точно не сможет — так и будет мычать про универ, периодически вставляя «понимаю», хотя нихуя он не понимает. Циферки снова сменяют друг друга, и Арсений наверняка скоро пойдёт спать, забив на все эти попытки в неловкое общение. Заснёт, и Антон будет дальше проваливать уровни, бросаясь говном в монстров. Нет, надо точно что-то писать, потому что если зассать сейчас, то ссать он будет всю жизнь. Появится какая-нибудь девчонка, и будет пострашнее всех монстров.

Я

A my druzya?

Senka A ty ne hochesh druzhit? Антону хочется орать «Не хочу, Арс. Ваще не хочу! Сосаться хочу! С тобой!», но он тупит в экран. Остается надеяться, что где-то там Арсений тоже тупит в экран, ждёт новые сообщения с замиранием сердца, отвечая первое, что придёт в голову. Вместо того, чтобы ответить что-то вразумительное, Антон обнюхивает себя, будто так сможет понять, что у Арсения в башке. Пахнет только старой застиранной футболкой и ничем больше. Антон подумывает найти на антресолях книжку с анекдотами и зачитать что-то из неё, лишь бы повеселить Арсения и разрядить атмосферу, но это реально всё хуйня. Да почему все его идеи — хуйня?

Я

Konechno hochu

A ty?

Senka : -/ Ну охуеть теперь.

Я

Chto delaesh v sredu?

Poydem gulat?

Лишь бы Арсений понял всё правильно. Потому что иначе это всё наебка для уебка, и надо нахуй закопаться лицом в песок и там задохнуться. И вообще, «Пойдем гулять?» — серьёзно? Антону три? Он же тут весь решительный, сжал очко и пошёл приглашать любимого на свиданку, а сейчас будто собирается предложить вместе мозаику пособирать. Ответное сообщение не приходит подозрительно долго, и Антон надеется, что это из-за того, что Арсений скачет по комнате от счастья и напевает себе под нос какую-нибудь торжественную песню. Проблема, если тот просто не знает, как слиться. Экран компьютера светится оттенками красного, напоминая о проваленной миссии, но у Антона сейчас другая задача, и если тут появится «Wasted», то это будет самый главный проеб. Холодильник начинает шуметь с новой силой, а раскладушка под задницей скрипит проржавевшими пружинами, и каждый из этих звуков бьёт по ушам сотней барабанщиков. Senka V sredu uchus do 18:15 Mne prity na rynok?

Я

Ne, ya zokonchu poranshe

Zaidu za toboy

Senka Horosho. Budu zhdat Антону хочется добавить последним сообщением «Люблю, спокойной ночи», но что-то подсказывает, что не стоит. Это всё очень странно, потому что Антону в целом никогда не хотелось признаваться в любви. Понятно дело, что он говорил это маме, бабушке там, но никому из тех, с кем встречался. Он мутил в девятом классе с Анютой из параллели, но в пятнадцать лет никакой речи о любви не идёт — куда там. Потом был Женя, но он всегда так трясся из-за возможности спалиться, что это была сплошная запара, а не любовь. Соня сама призналась ему в любви во время секса, и Антон тогда не смог кончить от напряга — расстались через три дня. Был, конечно, ещё Санёк — ему почти хотелось такую романтишную хуйню сказать, но как-то вспомнилось, что если признание в любви воспринимается просто как какая-то «романтишная хуйня», то говорить ничего не стоит. В итоге Антон так и не смог, хотя сам Санёк признался на Новый год — как следствие праздничным сексом заниматься вообще не захотелось. Нельзя вставлять человеку, который тебя не вставляет. Антон пиздец романтик. И говорить «Я тебя люблю» Арсению хочется постоянно, чтоб вдалбливать ему это в голову, чтоб было понятно, насколько это важно самому Антону. Если так разобраться, то он настолько любит, что даже готов не посягать на чужое тело, хотя и хочется. Гуляй рука — кайфуй писюн! Не на всю жизнь, конечно, но они могут даже не сосаться, пока Арсений сам не захочет — лишь бы быть вместе и хотя бы обниматься. Антон пиздец любит. По ощущениям до среды ещё дохуя как долго, но Антон уже планирует, как закроется пораньше, забежит к Кате, та пожелает ему удачи, и он будет счастливо огибать лужи, стараясь как можно быстрее добежать до универа Сеньки. Там они пойдут гулять, обсуждать, как Арсению не нравятся одногрупники — Антон будет поддакивать, мол, «да-да, ваще они все лошары» и улыбаться. Глядишь, можно будет и за руки подержаться где-нибудь, где никто не увидит. И Сенька будет улыбаться сыто и счастливо, когда Антон купит ему какую-нибудь сладкую вату, от которой пальцы сладкие и липкие. Антон даже готов тусоваться у универа лишние пятнадцать минут, если Арсения задержат после пар. Скажет охраннику, что друга ждёт, чтоб не доебался, хотя в двадцать два сложно выглядеть педофилом. Конечно, где-то глубоко внутри до сих пор напрягает тот факт, что Арсению восемнадцать — башка ещё не до конца варит, и по жизни непонятно, кто ты. Только Антон и про себя так сказать может. Он нихуя не закончил универ, работает на рынке, пытаясь прочухать основы бизнеса. Из понятного только то, что его в армию не заберут — всё, дембельнулся уже. А дальше-то что? Ужас, он разговаривает как собственная мама. Нет, хуже — бабушка. Единственное, что понятно: в универ Антон не вернётся, сколько бы ни врал. «Время сейчас такое — образование надо получать. Обязательно», «Даже если работать не по профессии, диплом нужен» — а Антону ничего не нужно. Та же самая Дашка, которая рядом торгует, она ж вон в прошлом году закончила свой юридический и всё равно справа от Антона стоит. Сейчас не корочки нужны — сейчас бизнес мутить надо. Уже не девяностые и даже не двухтысячные — проблем быть не должно. Они входят в новую декаду — надо делать что-то своё. И рынок это, конечно, хорошо, но лучше иметь свой магазин, где ты сам себе начальник — так денег будет больше, да и в целом статуснее. На рынке куртки, мочалки, гайки и ботинки — а своим делом надо что-то особенное. Антон уже пару месяцев думает, что Катька же ювелир, причем охуенный — показывала ему свои работы. Сейчас с легкой подачи Кости занимается не любимым делом, а его подобием. Вместе они могли бы такое заебашить — продавали бы тем дамочкам в соболях. — Бля-а-а, — Антон тихо выдыхает в пустоту, потому что пиздец сложно это всё. Понятно дело, что накопленное есть — лежит в долларах. У них вообще в семье принцип — переводить каждый месяц большую часть выручки в доллары. Антон не спорит — мать так делала ещё до банкротства страны, и, конечно, хочется верить, что рубль больше не упадёт, но лишнего думать не надо. В долларах надёжнее. Дядь Вася так же говорил — сейчас купил трехкомнатную в центре Питера. Антон тоже маме предлагал, но она только головой качает, говорит, что окраина лучше — ничего не жмёт. Антон не спорит — у них с такими установками на Новый год икра и хорошее шампанское, поэтому не доверять не получается. Да и ко всему прочему, Антон свою раскладушку любит. Глядишь — в один день доллар будет стоить не тридцать, а сорок, и все те деньги в коробке из-под обуви станут ещё круче. Только хочется надеяться не на них, а на себя — это ж всё мамино, и она его обеспечивает. Антону стопудов нужен бизнес: всё сам, и сам мать содержит, не оглядываясь на обувную коробку. Антон хочет дать счастливое будущее всем, кто есть рядом. Он хочет, чтобы мама потратила все деньги на себя. Он хочет, чтобы Катя стала самым лучшим ювелиром и создавала такие кольца, браслеты и ожерелья, какие ей подкинет фантазия. Он хочет, чтобы в будущем Арсений мог видеть в нём сильного партнера, который не заставит жить впроголодь, с которым у Арсения будет время, чтобы свободно развиваться. — Бля, бля, бля. — Антон бьётся затылком о стену, пытаясь понять, как сделать всё и сразу. Он прикрывает глаза и выдыхает. Пока что надо жить простым сегодня. Сегодня утром Антон спросит у Кати, как прошла её ночь. Сегодня днём он получит ещё выручку, чтобы позже перевести в доллары. Сегодня вечером он придумает, куда поведёт Арсения на их свидании. Дальше он тоже придумает план, потом ещё один — и когда-нибудь этот самый план станет простым «Сегодня у меня всё получилось».