Рыночные отношения

Каждый день на рынке Антон видит человек сто, если не считать других продавцов и просто мимо проходящих зевак. И за всё время работы он научился не обращать внимания на чужие лица: он не писатель и не художник, ему не нужно выискивать новые образы или что-то подобное. Хотя, если смотреть правде в глаза, то он мог бы накатать неплохой сборник анекдотов, каждый из которых начинался с «попали как-то в яму бабулька, мать с недовольным ребёнком и мужик, на котором куртка трещит по швам», но на этом точно всё. И какими смешными ни были косички у девчонки, купившей шапку со Спанчбобом, Антон их даже не заметит. Его задача сказать, что эта шапка невероятно пойдет к этим косичкам, а потом забрать деньги и сложить товар в майку. Кто к нему только что приходил? Поэтому когда Арсений по вечерам шутит про каких-то покупателей, то Антон шутки не выкупает и смеётся скорее от экспрессивности одного актера, чем от слов и рассказанной истории. Но то, что сейчас стоит перед ним не заметить невозможно. Брюлики, цацки, камни, металлы, кольца, подвески, серёжки, браслеты, кулоны и брошь — всё на одном человеке. Антон стоит, открыв рот в непонимании, как эту ветхую бабульку ещё не переломило под тяжестью всех этих побрякушек. Не то чтобы он не верит в силу старшего поколения, но даже если это всё муляж из пластика, то весить он должен килограмма два. Только Антон достаточно разбирается, чтобы понять, что перед ним не пластик, а нацепленная на себя коллекция всех ювелирных реликвий, что передавались из поколения в поколение. И это некрасиво, а сам Антон плохой человек, но первое, о чём он думает — если продать хотя бы половину из этого, то можно будет пару лет жить не работая. Без излишеств и шика, но и не в бедности. Антон помнит свою одноклассницу Ирку, которая утверждала, что хранить деньги наличкой — бессмысленно, а в акциях и облигациях ещё хуже — вся сила в ювелирке. Сама Ира на выпускном потеряла серьгу с бриллиантом на карат — сначала ходила и всем рассказывала, что серьги у неё стоят шестьсот тысяч, а потом удивлялась, куда одна из них пропала — эка невидаль. Такой камешек Антон бы и сам спиздил, но он не конченный, и считает, что всё должно быть честно. Ещё он считает, что Ирка дура, но по факту была права — вся сила в бриллиантах и золоте. Бабулька придирчиво рассматривает перчатки, пока Антон старается перебороть желание расспросить, что и сколько стоит, потому что если вкладываться в камни выгодно, то насколько же выгодно их продавать? Как-то давным-давно, ещё в прошлой жизни, Антон спрашивал у Кати насчёт всей этой темы, но та лишь отмахнулась, сказав, что сама она ювелир-недоучка и до "Картье" ей как пешком до луны, а сама отрасль слишком переоценена. После того, как Катя грустно замолчала, прокручивая собственный золотой браслет на запястье, сразу стало понятно, что все её слова — это ложь, пиздёж, и страх перед затоптанной мечтой. Антон тогда еле как этот каталог Картье отыскал и перелистывал страницы с задержанным дыханием — какое ж сраное уродство за огромные деньги. Даже Санлайт с их кольцами за касарь обходит всё это напыщенное «высокое ювелирное искусство», хотя Антон слышал, что те всё собираются закрываться, что немного грустно. Ещё грустнее то, что Катя со стопроцентной вероятностью придумала бы что получше, чем всё есть даже в самой популярной коллекции, если только поверит в себя. Зачем людям колечко от "Тиффани", если они могут купить колье от "Варнавы"? — Молодой человек, да что такое-то? Вы где там в своих мыслях летаете? — Бабулька щёлкает пальцами вытягивая руку так, чтобы та оказалась пред лицом, и золотые браслеты трясутся и стучат у Антона перед носом. — Сколько стоят перчаточки? Звон металла Антона вообще не тормошит, а наоборот, гипнозом уводит обратно в свои мысли. Приходится всё-таки заставить себя секундно улыбнуться и на автомате мило рассказать про цены, попутно извиняясь за грубость неуделенного внимания. Кольца с огромными камнями выделяются под тонкой кожей перчаток — ужасно хочется прикоснуться, и рассмотреть. Сколько денег можно было бы получить, продав всё, что висит на костлявых пальцах. А если из этого сделать что-то лёгкое, аккуратное и утончённое? Вокруг ходят люди, а откуда-то сверху постепенно начинает падать, кажется, заранее грязный снег, и где-то справа доносится запах сосисок в тесте. И это всё не сочетается с эпицентром богатства рядом с палаткой Антона — точно так же, как и Катя не сочетается с этим местом и дешёвым ларьком гравировки. Бабулька уходит, оставляя после себя кучу неясных мыслей и урчание в животе — время как раз к обеду. Внутри все поднимается от счастья: Антон не обедал с Катей уже где-то с неделю. У Арсения пары всегда заканчиваются рано, поэтому по итогу они обычно зажимаются вместо перерыва на еду, а Катя при таком присутствовать отказывается. Сегодня у Арсения какая-то там сдача для доступа к экзамену, и Антон держит крестики, но это не отменяет желания поесть, и немного расслабиться — тем более вечером Арсений обязательно придет и расскажет, как всё прошло, и загоняться, думая о чужой учёбе — бесполезно. До Кати Антон дойти не успевает — сталкивается с ней в одном из длинных проходов рядом с палаткой огромных настенных часов — пришло время им посидеть вместе. В руках у неё четыре булки и ничего из нормальной еды. — А ты не думала поесть суп? Или хотя бы плов какой-нибудь? — Антон перенимает булки из рук и идёт обратно к своей палатке, потому что есть у него удобнее, чем у Кати. — Сеньки сегодня нет — пойдём лучше ко мне. Заодно зайдём за чем-нибудь нормальным. — Да, ты утром говорил, что у него сегодня какая-то там сдача. — Антон бросает на Катю недоуменный взгляд, потому что по ощущениям, за ритуальным утренним кофе он про Арсения даже не упоминал. — Шастунишка, ты разве не замечал, что ты только про Сеню и говоришь. Ты мне про сегодняшнее рассказывал, ещё когда мы стену красили. А потом ещё раз на следующее утро. Антон не понимает — он действительно настолько ужасен? Арсений, конечно, очень важная часть его жизни, но есть же другие темы и интересы. Например, клиенты. Которых Антон не помнит. Ладно, не то. Продажи — вот продажами он нормально занимается и иногда даже рассказывает про какие-то проблемы с поставками. Хотя этого явно маловато для нормального диалога. Антон и не замечал, насколько всё изменилось. И тем не менее, он остаётся хорошим слушателем — хотя бы не старается перевести тему на Арсения, когда Катя рассказывает о своих проблемах. Это не сильно улучшает ситуацию, но Катя не выглядит раздражённой или уставшей от этих разговоров — просто чисто и искренне смеётся над Антоном, что по факту немного обидно, но ощущается как гора с плеч. — Да не загоняйся ты так — я тоже была влюблена. Я знаю, что мысли вообще не переключаются, так что у тебя ситуация ещё не такая страшная. — И внутри становится совсем легко. — И, разумеется, огромное спасибо его Высочеству Сене, что всё-таки позволяет нам проводить время вместе. — Катя, ты же знаешь, что он вообще бы никогда… — Да знаю, конечно, прекращай. Как будто первый день общаемся. — Катя падает на его кресло, очевидно для себя решая, что лучшее место для гостя. — А теперь дуй за едой, а я тебе потом деньги отдам. — Даже не думай. Антон всей душой и всем сердцем ненавидит катину привычку отдавать деньги, когда того не просят. Ему хочется заботиться, дать ей прочувствовать комфорт, но тут сказывается тот факт, что она просто не может принять такого отношения к себе. Антон был готов потратить все имеющиеся накопления, лишь бы найти Костю, когда пару месяцев назад узнал, что тот требует от Кати деньги за купленные домой продукты и подобное. Эти продукты и были, блять, куплены на её деньги. Поэтому люля Антон ставит поверх выложенных на табуретку купюр и бросает короткое «Ешь и не думай». Потому что именно так и должно быть в нормальных отношениях — хоть дружеских, хоть каких. Сам он тоже периодически грешит тем, что пытается впихнуть Кате деньги за купленные на двоих чипсы, но старается с этим бороться. Они оба могут позволить себе потратить сто рублей на что-то, чего душа просит, и не обеднеть — тогда к чему это всё. — Чего интересного сегодня было? — Вот Катя своих клиентов запоминает, поэтому слушать её одно удовольствие. Возможно, Антон бы тоже запоминал истории людей, если бы это было «хочу анекдот на браслете», а не «фу, куртки у вас дорогие». Антон обожает все эти ювелирные байки, потому что заказы там повеселее, чем споры с троллями на форчане. — Да сегодня девушка кольцо принесла обручальное. Сказала, что разводится, а кольцо хорошее и отдавать она его не собирается, — она рассказывает неторопливо, но всё равно смешно глотает окончания, когда с удовольствием кусает мясо. Кате давно пора уже начать питаться нормально постоянно, а не только когда Антон заставляет. Потому что он не может заставлять её постоянно — и дело даже не в нехватке сил или времени. Просто Антон знает, что такое чувствовать себя паршиво и забывать о еде, при мысли о которой тошнит, и с этим надо бороться самой. Единственное, что радует: с тех пор, как Катя перестала убиваться из-за Кости и начала ему отвечать, она стала улыбаться чаще. Лампочка моргала не зря. — А там внутри кольца гравировка с чем-то ужасно сопливым. Дословно не вспомню, но что-то по типу «Вместе навсегда», числа и так далее. — Антон ничего не говорит, когда Катя съедает всю свою порцию и начинает воровать картошку из его тарелки. — Мы сначала думали просто чутка подплавить, чтобы надпись сама стёрлась, но это как-то неинтересно. — О, я в тебе и не сомневался — тебе только дай волю что-то подправить и изменить. — Отстань, Шастунишка, и жуй быстрее. Так вот. Там спереди у кольца какой-то ублюдский цветок был — искренне не понимаю, зачем он на обручальном — и я решила, что будет классно, если из лепестка на внутреннюю сторону впаять выпуклое «О». Её просто Оля зовут, и это вроде как символ того, что она сама себя любит. А спереди я ей всё отполирую и из остатков цветка тоже что-нибудь нормальное сделаю. Антон слушает с восторгом, понимая, насколько же Кате это всё нравится. Ей ведь действительно вкатывает менять, придумывать, добавлять — и при этом за подобные заказы она берёт меньше всего. Говорит, что не хочет драть деньги за что-то, что приносит удовольствие и ей. — Кать, а ты не хочешь просто кольцо сделать? В плане, целиком. У меня у мамы есть одно старое серебряное, которое ей не нравится уже сто лет в обед — можно было бы из него что-то клевое сварганить? — Антону хочется сказать совсем другое. «Кать, а ты не хочешь реально свой талант проявить? Откроем своё дело? Станешь лучшим ювелиром современности?», но так делать лучше не стоит. Будь тут Арсений — он бы придумал какой-нибудь более аккуратный подход, и уговорил её за два предложения, но Антону такому мастерству ещё учиться и учиться. — Брось. Я хорошо переделываю, но точно не смогу ничего придумать сама. Я же тебе уже неоднократно говорила, что от нормального ювелира у меня только кусок образования, а всё остальное не для меня. По ней видно, что слова не были восприняты вообще. Катя легко откидывается на спинку кресла и с улыбкой рассматривает всё вокруг — в музее новая поставка, так что посмотреть действительно есть что. Одну из курток Антон даже заприметил для себя. — Ну вместе придумаем? Почему просто не сделать? — Антош, ты вообще к чему это все? — А вот сейчас Катя его услышала. Это видно по по-деловому выпрямившейся спине и блеску в глазах. Она может сколько угодно скрывать свой интерес к делу, но Антон знает её не первый день и видит каждое движение мускулов на лице — заинтересована, но боится. — Ко мне сегодня как раз перед обедом бабуленция приходила — вся обвешанная. Я серьёзно, прям вся — на ней было три колье сразу, прикинь чо. И я подумал, что это ж денег дохера. А если продавать — то и того больше… — Антон специально не делает из этого никаких выводов, потому что Катя должна додумать всё сама. Прогоняя мысль о собственном деле ещё и ещё раз, Антон находит всё больше плюсов в этом, а в голове начинает формироваться какая-никакая схема. У него достаточно отложенных денег, чтобы вложиться в подобное, и дать себе время на раскрутку. В целом, у них есть месяца три, когда можно будет уходить в минус и экспериментировать. Катя сможет отложить свою работу на рынке, привыкнуть к новому положению дел и освоиться. Арсений бы заебашил им замечательную рекламу, дал бы дельных советов, а Антон… Он просто был бы счастлив, что всё меняется. Все эти идеи в голове немного пугают, потому что кажутся слишком резкими и просто ненастоящими, но ему точно нельзя пасовать: задача Антона — дожать Катю, заставив ту стать счастливой. И лучше он будет стоять за прилавком с её кольцами, чем они оба будут на рынке. — Шаст, что ты там продавать собрался? — Катя тяжело вздыхает и смотрит, как мама смотрит на ребенка, спрашивающего, почему нельзя напечатать столько денег, чтобы все стали богатыми. — Даже если я бы не думала, что это бред — а это бред — и согласилась, то на какие шиши мы будем этим заниматься? Да и ты не думал, что свой бизнес — это сложно? — А ты не забыла, что я владелец своей палатки, а не просто продавец? Если что, то я и так веду бизнес. — Антон отодвигает пластиковые тарелки в сторону и берет Катины ладони в свои. Верь мне. — К тому же все эти схемы неважны, если ты не согласна. — Шаст, ты молодец, правда. И я в тебе уверена, но не хочу тебя подвести — я точно не ювелир. — Катя грустно качает головой и пытается забрать руки, но Антон не даёт. Он не хочет давить, но иначе ничего не получится. Если бы он был уверен, что Кате это всё действительно не надо, что она не хочет или ей нравится заниматься тем, чем она занимается сейчас, то отстал бы. Но нет же! У многих девушек бриллианты — лучшие друзья, но Кате-то они коллеги. Антон хороший слушатель, и он слышал, как Катя говорит о своей работе. Она не рассматривает бижутерию как способ покрасоваться и повыделываться — для неё это искусство. Разумеется, поначалу они не будут продавать кольца из платины за сто тысяч, но сделать что-то качественное и новое — могут. Антон хороший слушатель, и он слышал так неаккуратно и неслучайно брошенные дизайны и идеи. — Да не гони ты. Я видел твою дипломку. Я видел твои эскизы брошей — и единственное, чего тебе не хватает, чтобы их сделать — материалов, а не навыков или знаний. Кать, мне мама говорит, что пора выбиваться в люди, а не сидеть на рынке. Мы ж её не подведем? — Это грязно разыгранная карта, но у Кати на губах робкая улыбка, которая уже говорит Антону «да». — Нет. И не смотри так на меня — я на твои оленьи глазки не поведусь. В тебе просто ещё не отцвел юношеский максимализм. Ты сегодня увидел бриллианты и сразу решил делать бизнес — так же завтра передумаешь, так что не начинай. — Катя снова хмурится и упирается взглядом в свою пустую тарелку. — Значит про все мои слова об Арсении ты помнишь, а о том, что ты прекрасный ювелир — нет? Катяу, ты чего? Я ж не тупой. А даже если тупой, то ты не тупая — и если ты потом скажешь, что ничего не идёт, то я спорить не стану, но хотя б попробовать надо? Но Катя снова качает головой. — Ладно. Понял. Не пристаю. Но ты хотя бы подумай, окей? * Антон замечает Арсения издалека — тот плетётся по рынку уныло и смотрит исключительно себе под ноги. Сердце замирает в ожидании плохих новостей, потому что до этого момента он в Арсении ни на секунду не сомневался и уже напланировал, как они вместе пойдут в какую-нибудь кафешку отметить, счастливо пососутся в каком-нибудь тёмном закоулке, а потом Арсений будет рассказывать о том, как круто он всех уделал. Только видимо не в этот раз, потому что тот даже не здоровается — сразу же заходит за вешалку и стоит с поникшим видом — Антону страшно даже вопросы задавать. Нет, конечно, все планы можно оставить, превратив их из праздничных в утешительные, но это явно будет не то. — Ну чо там? Рассказывай уже — у меня сейчас сердце остановится. — Антон мягко держит Арсения за плечи и всё ждёт, пока тот хотя бы поднимет голову и посмотрит в глаза. — Мне сказали, что я лучше всех подготовился, — говорит елейно-мягко и улыбается так гаденько. Вот же ж актёр хренов. Антону хочется своему Сеньке башку открутить, но вместо этого он притягивает к себе того за плечи и вжимает в грудь, зарываясь носом в темные волосы — может прав был Арсений, и есть в запахах какая-то своя тема. По крайней мере сердце у Антона бьётся быстро и счастливо — ну как его идиотина мог не сдать, не получить доступ к экзамену? Арсению же заранее можно красный диплом выдавать — не подведёт. Тот шумно дышит куда-то в шею, и Антону нравится наконец-то понимать, зачем это делается. Теперь в такие моменты он чувствует себя самым лучшим, самым особенным и самым любимым на свете. Это может быть всё наебка, но ему кажется, что если выбрали по запаху, а не по каким-то другим качествам, то это стопудов любовь на веки вечные. И Антон хотел бы сейчас подумать, что все планы в силе, и можно начать выбирать хочет он больше взять пирожное-картошку или пончики, но, видимо, всё-таки не сегодня — слишком отчетливый звук звона стекла слышен из сумки. Хотя это, очевидно, только дворовые догадки Антона «если звенят бутылки — значит быть вечеринке», но у Арсения это скорее всего что-то вроде лимонада «Колокольчик» или вообще какого-нибудь проекта, построенного из говна и палок и необходимого для получения допуска к экзамену. Хотя лучше всё же уточнить. — Сень, а что это у тебя там так подозрительно-соблазнительно звенит? — Антон отстраняет Арсения от себя и играет бровями, стараясь быть похожим на самого сексуального обольстителя или очаровательного барда, с которым грех не выпить кружечку чего-нибудь крепкого. — Ну ты и алкоголик недоделанный, — Арсений фыркает, и Антон понимает, что был прав насчёт лимонада. Хотя выпить он бы всё-таки не отказался. — Я купил четыре бутылки пива, но я понятия не имею хорошее оно или нет — единственный алкоголь, что во мне был, случился на выпускном. Вот. А сейчас я подумал, что можно отметить. Вот. — Арсений очаровательно бормочет. А ещё Арсений золотая рыбка мечты Антона — захотел выпить, а вот и пиво. Хочется подколоть и спросить, не напьётся ли Сенька, понюхав крышку от бутылки, но ещё больше хочется самого Сеньку и эту бутылку, поэтому план действий быстро меняется. Антон уже начинает суетиться, накрывая табуретку и притаскивая коробку, когда его останавливают руки Арсения и яркий взгляд, говорящий «Ты дебил?». Антон этот взгляд терпеть не может, но пытаться отучить от него — дело гиблое, поэтому приходится только привычно спрашивать: «Ну что такое?». — Антон, на улице холодно. Я, конечно, понимаю, что с пивом даже январь лето, но это не повод сидеть почти на улице. К тому же так ещё больше вероятность не почувствовать обморожения, да и сидеть в пуховике несколько часов мне не хочется. — Антон бы закатил глаза, но боится пропустить знак от вселенной, который подскажет ему, что Арсений имеет в виду. — Мы пойдем ко мне в общагу. — В общагу? — У Антона в голове вывеской крутого супермаркета загорается «Секс», но он сам себя одергивает: если они переспали один раз, то это не значит, что теперь так будет постоянно. Вся инициатива в этом плане должна быть от Арсения. — Да, у меня сосед сразу после сдачи уехал, а я знаю, как можно пройти без пропуска — мне старшаки рассказали. — Антон уже представляет себе, что ему придётся лезть к Арсению в сумку, и глаза у него расширяются в недоумении. — Там всё не так страшно — не переживай. На самом деле, Антон с общагами вообще дела не имел. Те пять месяцев, что он учился в универе, он жил с мамой, а с одногруппниками они собирались у Машки: та жила одна в шикарной двушке в десяти минутах от самого универа. В эту двушку Антон и после отчисления ходил, но потом случилась армия, потом рынок, а сейчас все выпустились и в квартире на Караванной его уже точно никто не ждёт. Антон, конечно, смотрел "Универ", но он всё-таки догадывается, что в жизни всё не так, и задобрить коменданта бутылкой водки не получится, так что способ попасть будет поизощрённей. Единственное, на что приходится рассчитывать — это на то, что старшекурсники ребята опытные и нашли какое-нибудь оптимальное решение. — Хорошо, я только ща маме позвоню. — На губах Арсения расцветает усмешка, и Антон торопится объясниться. — Да я не отпрашиваюсь, а просто предупреждаю. — Но усмешка никуда не пропадает. — Какой ты противный. — Ты же говорил, что тебе по-пидорски не противно? — и снова так гаденько улыбается, что Антону хочется его зацеловать. * — Лезь давай! — Да не могу я! Они перекрикиваются шёпотом, потому что на улице уже почти ночь, а слух у коменды, по словам Арсения, как у летучей мыши. Никакие надежды Антона на легко и просто не оправдались, потому что тот «крутой» способ, что подсказали старшаки, оказался залезанием на балкон и включал в себя высокий прыжок и необходимость подтянуться. И если с прыжком проблем не возникло, то с подтягиванием ещё как. Антон ещё на физре в школе понял, где у него сильные, а где слабые стороны. Бег — пожалуйста, прыжки в длину — весь класс и физрук будут валяться в шоке, пресс — ну можно, но всё, что связано с нагрузкой на руки — вообще никак. Антон терпеть не мог подтягивания, отжимания, планки и другое говно, где после одного подхода приходилось лежать мёртвой колбасой. И вот сейчас он голыми руками цепляется за бетон балкона не в состоянии сделать что-то дальше. Хорошо девчонкам — их обычно подкидывают пацаны снизу, и цепляют пацаны сверху, а Антон должен всё делать сам. Пальцы уже начинают неметь, а холодок — бежать по спине через сдавшую оборону и задравшуюся до подбородка куртку. — Ну подтянись ты хоть чуть-чуть — потом уже я тебя затяну! — Арсений снова шипит, потому что он на кой-то черт уже разделся, вышел на балкон в одной только толстовке и морозится тут уже десять минут. Хотя Антон уверен, что толстовка тёплая: он её себе для занятий на лыжах покупал. — А я бля чисто по приколу тут вишу, да? Вот бля давно думал, как хочется вытянуться еще на парочку сантиметров! — У них обоих уже сдают нервы, потому что сдаваться им самим нельзя, а хоть кто-то должен. — Ладно, сейчас! Антон не видит, что там делает Арсений, но терпеливо висит — не то что бы ему это давалось легко, но падать слишком страшно — да и не подпрыгнет он потом так же хорошо ещё раз. Вообще, наверное, стоило выпить «пивка для рывка», и дело бы пошло, но Арсений настоял, что Антон не должен начинать пить раньше него самого. И всё-таки он почти срывается от неожиданности, когда его руки касается арсеньевская ладонь и резко тянет вверх — вот у кого с силой всё хорошо, так это у Арсения. Антон кряхтит из последних сил, но всё-таки чуть-чуть подтягивается на оставшейся руке, и забирается. Если кто-то из окна снимал этот цирк уродов на телефон, то сможет ржать над видосом из пикселей до самой смерти. Арсений стоит весь румяный и красный, но довольный, и Антон уже тянется, чтобы обнять того, заполучив заслуженную награду, но натыкается взглядом на одну варежку на полу, а потом на вторую на руке у Сеньки. — То есть ты снял с себя пуховик и шапку, а варежки решил оставить? — Ты сам жаловался, что у меня вечно холодные руки. — Арсений смотрит надменно, но почему-то всё равно смущается и стаскивает с себя варежку пряча ту за спину. — Мы пойдём, или ты собираешься здесь вечно стоять? Пиво греется. Антон усмехается и быстрее Арсения запрыгивает внутрь здания, потому что после таких нагрузок его единственная мечта — это лечь. У Арсения в комнате, как и ожидалось, чисто и пахнет им самим даже без примеси каких-то там соседов. Антон ловит себя на мысли, что всё-таки пора уже перестать так циклиться на запахах. В целом, тут всё похоже на то, что ему описывали настоящие студенты — двухэтажная кровать, один стол и шкафы — никаких излишков, но и не пусто. Собственно излишки бы сюда и не поместились, потому что комната чуть ли не два на два. Арсений за спиной уже копошится с открывашкой и бутылкой, потому что им давно пора начать отмечать, а дело всё стоит на месте. До Антона только здесь и сейчас начинает доходить, что Арсений вообще-то учится в университете, а сегодня впервые сдал что-то прям важное, и гордость накрывает с головой. Хотя экзамен по умению пользоваться открывашкой Арсений бы явно не сдал. Антон понимает, что это не повод для гордости, но он умел открывать бутылки уже в двенадцать. В тринадцать он научился щелкать их об лавочки, в четырнадцать — зубами, но пупком или глазом не научился до сих пор, и не то чтобы это прям расстраивает, но осадочек остаётся. После неравного боя Арсения и крышки осадочек проходит: Антон открывает бутылку сам с таким видом, будто только что спустился с Олимпа. Для большего пафоса можно было бы использовать какой-нибудь безоткрывашковый метод, но Арсений скорее начнёт гундеть, чем восхитится. — Ты молорчик, Сень. Реально красавчик. — Антон бьёт своей бутылкой по чужой и тянет Арсения за руку на нижнюю кровать, усаживая того в одном углу и садясь напротив. — Да, я та еще крутышка. — Арсений смеётся и делает первый осторожный глоток так, будто пиво может укусить. — Ты реально пьешь второй раз в жизни? — Опять же, это не повод для гордости, но такое поведение в жизненную систему Антона не вписывается. — Да, но я в целом не особо вижу в этом смысл. Я на выпускном выпил бутылку шампанского, а пьяным так себя и не почувствовал. Не в смысле, что это было плохо — просто я реально так и остался трезвым — не берёт меня. — Арсений мягко улыбается и в этот раз отпивает так, будто он лорд в собственном поместье, а в руках у него не пиво, а вино из позапрошлого века. — Ну слушай, это тоже со своей стороны не плохо — зато хуйню никакую по синьке не вытворишь. — Арсений в ответ только хмыкает. — А твой сосед не будет против, что мы сидим на его кровати? — А с чего ты взял, что это его кровать? — Бровь выгибается так, будто Антон этим предположением унизил весь род Поповых. — Ну хуй его знает. Ты просто, вроде, говорил, что когда заселялся, то нижняя койка была занята. — Была. Но мы поговорили и мирным путем решили, что Серёжа переселяется наверх, а я перестаю истерить. Вот такую картину Антон вполне себе представляет. Уж кто-кто, а Арсений точно не побрезгует закатыванием скандала — наверное, минуте на третьей общения Антон понял, что тот и тарелки побьет, и при надобности чем-нибудь тяжелым сможет зарядить. Арсений он в целом такой, яркий — так что странным было бы ожидать от него спокойствия во время ссор или других накалённых ситуаций. Он по жизни руками размахивает от души, и Антону это нравится, если не брать во внимание то, что ему довольно часто прилетает без какого-либо повода. Вот нажалуется он когда-нибудь Кате, и тогда уже можно будет посмотреть кто кого. Арсений продолжает ярко рассказывать, потягивая пиво, и с каждой минутой становится все понятнее и понятнее очевидный факт: тот пиздун. Потому что бутылка пива выпита только на две трети, а Сенька пьяный — он то и дело начинает говорить слишком громко, не обращая внимания на одергивания Антона, то запинается на простых словах, и взгляд у него поплывший. Сам Антон допивает вторую бутылку, пытаясь хоть как-то Арсения догнать, но даже выпей он третью — не получится. Хотя он и не страдает: наблюдать за таким Сенькой — одно удовольствие. В том просыпается актёр погорелого театра, и он на разные голоса пересказывает сдачу, периодически начиная смеяться ни с чего, и это выглядит так мягко и по-домашнему, что Антон готов переселяться в общагу. Вообще, он по жизни часто ошибается: болеет не за ту команду, идёт не на ту секцию, переходит дорогу на красный, думая, что милицейские не видят, но с Арсением он точно не ошибся. В тот самый момент, когда из капюшона зыркнули голубые глазища, Антон правильно для себя понял, что он от Арсения не уйдет никогда — наваждение не отпустит. Сейчас Арсений на него даже не смотрит — рассказывает свою историю куда-то в потолок, но оно и не надо: так Антон может протирать в том дыры безнаказанно. Он окидывает чужую фигуру взглядом, проходясь сверху вниз и обратно, а потом заново; его рот приоткрыт в улыбке, но по-другому не получается никак. — Сень, — он произносит хрипло и почти шёпотом, но его не слышат. — Сеня. Иди сюда. «Иди сюда» — слишком громкое заявление с учетом того, что они сидят на одной кровати, но Арсений наконец-то слышит его и замирает как заяц в свете фар — очаровательный. Антон манит его пальцем и забирает из рук бутылку, когда тот к нему подползает. Арсений мягкий, теплый и ужасно пластичный, поэтому с ним даже на односпальной общажной кровати удобно. Антон тянет его к себе и целует мягко, осторожно, готовый услышать нет в любую секунду, но Арсений только с удовольствием отвечает. Губы привычно отдают ягодной гигиеничкой, но в этот раз с примесью пива, и это в двести раз вкуснее, чем что угодно из того, что Антон пробовал за всю свою жизнь. Арсений по всем пунктам всегда самый лучший. Даже не так. Арсения просто нельзя ни с чем сравнить. Антон мягко ползет пальцами под тонкую футболку и мнет бока, стараясь не задеть родинки ногтями, и это ощущение тоже ни с чем не сравнить. Катя была права, когда сказала, что ничего не засчитывается, если не по любви. Арсений и есть любовь. Арсений ластится и подается на любое прикосновение вперед ещё сильнее, впечатываясь в тело будто ещё ближе возможно. Лучший. Антон уже хочет потянуть футболку вверх, но чувствует, что поцелуй становится всё более медленным и ленивым, а дыхание размеренным, а после все и вовсе затихает. Внутри пробивает на хохот, но наружу вырываются только пара хриплых смешинок — Арсений заснул, проиграв битву с алкоголем. Ну ничего — он точно заслужил свой отдых. А Антон заслужил слышать такое мягкое сопение куда-то в изгиб шеи. Он аккуратно дотягивается до своего телефона и ставит будильник, чтобы после улечься поудобнее, обнять Арсения покрепче и заснуть самому.