***
Урок биологии тянулся невыносимо долго. Карелин постарался абстрагироваться от происходящего, позадротить во что-то, полистать мемы, да в конце концов искренне пытался вникнуть, как решать задачи по генетике. Но тревоге все равно раз за разом удавалось пробираться через нехитро выстроенную баррикаду. Подсознание то и дело подкидывало ему наихудшие сценарии разрешения сложившегося пиздеца. И ни в одном из представленных вариантов не было чего-то вроде: блокнот магическим образом оказывается у него снова в рюкзаке, пост удаляется, а Мирон Янович глохнет и слепнет, в результате чего и не узнает про всю эту историю. Да, было бы просто шикарно. Но, к сожалению, они живут в реальном мире, где везение — лишь иллюзия. — Слав, ты как живой, но, сука, неживой, — Светло машет перед его лицом рукой, выводя из круговорота неприятных мыслей. Карелин даже не услышал трель звонка. — Да успокойся ты, это ж просто чей-то прикол тупой, — Вано сгреб учебники в рюкзак. — Давай быстрее, я жрать уже хочу. Слава слегка заторможено собрал свои вещи и кинул их в портфель. В столовую идти как-то не очень хотелось. Он чувствовал себя голым. Будто вся школа знает про эти стишки, и знают, что их автор именно Слава. Это неприятное липкое чувство отбивало даже голод. — Слушай, — вздохнул Ваня, когда они вышли из кабинета. — Вряд ли этот чел хотел поднасрать именно тебе. Скорее всего Янычу. Стихи-то про него. Карелина это совсем не успокаивало. Светло это видел. И причину прекрасно понимал. — Да и кто вообще знает, что автор этой херни — именно ты? — Ваня в одобряющем жесте похлопал Славу по плечу, тот неопределенно кивнул, вроде бы соглашаясь. Лишь бы тему перевести. Парни спустились к столовой на первый этаж. От запаха еды Слава слегка приободрился. Голод стал заглушать засевшую червем тревогу. — Карелин! — окликнули его у дверей. И тут желудок крутануло с такой силой, что если бы он сейчас был полон, то содержимое бы точно оказалось на полу. Тон Яныча, с которым он окликнул Славу, точно не сулил ничего хорошего. «Он знает», — мысль, словно пуля, прошибла мозги. Он, сука, все знает. Но откуда? Вопрос на подумать. А думать об этом не было времени. Да и не хотелось. Хотелось исчезнуть. Или остановить время. А потом съебаться. Слава остолбенел. Может, подсознательно он надеялся, что на Федорова это сработает, как на некоторых монстров из хорроров — если жертва не двигается, то они ее попросту не видят. Но Слава оказался в хорроре несколько иного формата, и с иными монстрами. Мирон нагнал парней в несколько шагов. Не нужно обладать дедукцией Шерлока Холмса, чтобы считать его настроение. Светло попятился назад, почувствовав, что учителя он сейчас интересует в последнюю очередь. А попасть под горячую руку и получить пизды просто за факт своего существования не хотелось. И вряд ли Федоров сейчас хочет отчитать Славу за плохо написанное сочинение, и вряд ли публикация стихов и его разгневанность — совпадение. — Пойдем, поговорить надо, — чуть ли не шипит Мирон на Славу, хватая его за рукав, однако поймав пару заинтересованных взглядов, проходя мимо учеников, тут же отпустил и продолжил чуть более нейтральным тоном. — Есть пару вопросов касаемо участия в одном литературном конкурсе, — он сделал недвусмысленный акцент на последних словах, отчего парням сразу все стало ясно. У Карелина перед глазами выстроилась паутина из всевозможных вариантов того, что можно сказать: состроить дурочка, сострить или попытаться сбежать. Но Мирон не оставил ему шанса сделать выбор и, взяв его под локоть, отвел к коридору черного входа. «И никаких свидетелей…» — подумал Слава, когда его пихнули за дверь в коридор и они остались наедине. — Бить будете? — усмехается парень, облокачиваясь об ободранную от краски стенку. Тут ремонт не делали, наверное, с самого основания школы. Да и зачем? Здесь было всего пара запасных кабинетов, которые использовались для складирования ненужного хлама, а «черным» пользовались только несколько бесстрашных старшеклассников с никотиновой зависимостью. — Хотелось бы, — цедит Федоров, сжимая челюсть так сильно, что по скулам заходили желваки. — Но это крайне непедагогично. — Очень благородно, — Слава даже не смог нормально подобрать интонацию к словам, он просто не совсем понимал, как себя вести и что ему сейчас выскажут. — Благородно? Откуда тебе такие слова известны? — Мирон кривится в усмешке. — А свой поступок ты бы назвал «благородным»? — Вы про какой из? — Не прикидывайся идиотом. — Я не прикидываюсь. — Ну, да, ты прав. Нельзя прикинуться тем, кем ты являешься. — А вот это прям очень «педагогично», — обиженно фыркает Слава и отводит взгляд от искрящих гневом глаз учителя. Конечно, парень догадывается, в чем дело, но он хотел услышать это непосредственно от Мирона, ведь в ином случае, будет выглядеть, как признание. А Слава здесь ни в чем не виноват. Ну, по крайней мере в том, что эти стихи попали в сеть. — Карелин, — Федоров морщится, потирая пальцами переносицу. — На кой черт тебе понадобилось это выкладывать? — Я ничего не выкладывал. — Стихи твои, а выкладывал не ты? — Ну, да… Стойте, откуда вы знаете, что это мои стихи? — Слава выгибает бровь, поворачиваясь к учителю. — Вы читали мой блокнот? Он у вас? — Что? Нет. Ну, то есть, он был у меня, и да, я глянул буквально краем глаза, но я что, мазохист, чтоб сидеть и читать про себя эту грязь? И с чего бы он был у меня, если ты его и забрал? Ты меня совсем за идиота держишь? — Мирон хмурит брови, теряя всякое терпение. Вот что-что, а пудрить мозги у Карелина выходило на ура. — Я его забрал? — Слава округляет глаза, тыкая себе пальцем в грудь. — Извините, а я чет упустил этот момент, не подскажите, когда? — Когда в кабинете у меня шарился! — рявкает Федоров, не выдержав. — Думаешь, у меня память, как у рыбки, или что? Когда в пятницу я вернулся от директора, а ты там коленки свои натираешь! Я уходил — блокнот лежал у меня в столе, а пришел, его уже не было. — Но я же смотрел в столе… — бубнит про себя Слава, ничего не понимая. И до него доходит. — Черт, блокнот кто-то до меня успел свистнуть. — Да ты что? Как же неловко получилось, ай-яй, — Мирон качает головой с наигранным сочувствием. — Я серьезно! Не успел я, нет его у меня, — Карелина злит нелепость сложившейся ситуации и то, что он сам себе бы сейчас не поверил. Что уж говорить о Федорове. — Я же не такой мудак, чтобы сделать такую херню после того, что вы сделали! Блять, ну, не знаю… Вы, конечно, можете меня и считать настолько фантастически конченным, но я бы так не сделал. Мирон поджимает губы, внимательно смотря на Славу, изучая его каждую эмоцию, скользнувшую на лице. За годы работы учителем он научился прекрасно распознавать пиздеж (и закрывать на него глаза), а конкретно у Карелина он его чуял за версту. Но не сейчас. Либо Мирону очень хотелось верить, что тот бы так не поступил, либо и правда — это не его рук дело. И все же, липкое чувство обиды не давало успокоиться. — Я не вру, — добавил Слава твердо. — Хотите верьте, хотите нет. Их выложил не я. — Зато авторство все равно за тобой. Тоже мало приятного. Хотя бы за это тебя уже можно было отправить к директору. — Так отправьте, — хмыкает Карелин. — Но только за это я пизды получить готов. А за то, что не делал — нет. — Слова подбирай. — Уж пытаюсь. Наступило напряженное молчание. Тишину нарушал только гул учеников за дверью, что делало атмосферу менее гнетущей. Федоров не знал, что сказать. Разговор чувствовался незавершенным. Но как его закончить — мужчина понятия не имел. Карелин тоже был в замешательстве. Реакция учителя ему была непонятна и находиться с ним наедине еще хотя бы минуту желания не было никакого, было просто некомфортно. — Мы закончили? — с легким раздражением спросил Слава. — Вряд ли, — Федоров отступил в сторону, давая парню пройти к выходу. — Мы еще вернемся к этому. Карелин пулей вылетел из коридора, направляясь прямо в столовую. Только сейчас он понял, как сильно вспотели его ладони и пересохло в горле. Светло сидел за уже пустым столом пятиклассников и доедал остатки макарон. Рядом с ним стояла еще целая тарелка «добычи», которую он приберег для Славы. — Ну че там? — спросил Ваня, подсевшего к нему друга. — Сильно агрился? Пока Карелин находился на допросе, Светло весь извелся, испытывая жгучее чувство вины. Он-то совсем не подумал о том, что Яныч мог узнать стихи Славы — блокнот-то находился у него до того, как попал в руки к Ване. Конечно, он бы его прочел и по почерку бы все понял. А если он прочел его, то… прочел и те самые стихи? И Светло мог лишь догадываться, как тот мог отреагировать. В любом случае, подставил он Славу пиздец как. Вот за это уже было стыдно. — Да пиздец. Он подумал, что это я выложил, прикинь? Блокнот был у него, и кто-то его раньше меня спиздил. Блять, — Слава одним глотком осушил кружку с компотом и стукнул им по столу. — Он подумал, что я настолько уебан. — Ну, неудивительно, вы с ним постоянно препираетесь, — пожал Вано плечом. — Да ну не настолько же, что я после того, как он… — Слава прикусил язык. Он так и не рассказал историю про коньяк. — Короче... Мы на выходных с Андреем выпили и решили... коньяк спиздить. Спалились, там продавщица верещать стала, что ментов вызовет, мы короче по съебам, а тут он. Ну, мы убежали к трубам, а он приходит потом и говорит, типа, я за вас заплатил, никаких ментов она вызывать не будет. Коньяк только забрал. И ушел, — Карелин так тараторил, что Светло не успевал за сюжетом, хотя, скорее всего, он за ним не успевал по причине лютого ахуевания от абсурдности ситуации. — Ну и, короче, я ему говорю сейчас, что я не настолько мудло, чтоб после этого такую херню выкидывать. Не знаю, успокоился вроде… — Слава ковырял вилкой остывшие макароны и старался не смотреть на сидящего рядом друга. Почему-то ему казалось, что он увидит в его глазах какое-то осуждение. А если не осуждение, то в любом случае что-то, что видеть сейчас Славе не хотелось. — Блять, — только и смог ответить Ваня. Эта история вообще в голове не укладывалась. Теперь он чувствовал себя еще хуже, чем прежде. Хотел же только Янычу жизнь подпортить, но никак не Славе. — И… что думаешь? — Что я хочу задушить этого уебана, который мой блокнот спиздил, — Карелин со злости согнул вилку пополам и откинул ее в сторону, заставив Светло вздрогнуть. — А вообще, я не знаю, че тут думать. Надеюсь, что как-то рассосется это все. Мне еще к Янычу идти, эти шкафы в классе перебирать. За коньяк. — Слава закрыл лицо руками, тяжело вздыхая. Конечно, он мог себе подговнить жизнь еще больше и просто пойти домой. Но в таком случае, кто знает, что этому еврею в голову ударит. Может, и правда к директору пойдет? Хотя Слава был уверен, что это всего лишь пугалка. Нет же никаких доказательств, что стихи написал именно он? И все же, кому охотнее поверят? Вечно косячному троечнику или учителю? Ответ очевиден. Еще больше проблем наживать себе не хотелось, — а в этом Карелин был мастером, — так что оставалось только принять свою участь и пойти загребать эти сраные ящики под сверлящим взглядом Яныча. Хотя глупо не признать, что он этого и хотел.***
— Ладно, ты пиши потом, че как, — Ваня пожимает Славе руку и, закинув на плечо рюкзак, спускается вниз. — Ага, — кивает Карелин и, опустив голову, словно перед восхождением на эшафот, направился к кабинету литературы. Мирон только что выпроводил девятиклассников, что были у него последним классом за сегодня и сел проверять сочинения. Как-то на прошлой неделе он не совсем рассчитал свои силы и не успел проверить то, что запланировал, а сегодня к этим стопкам тетрадей добавились еще новые. Мало ему этой головной боли, так он еще одну лично заставил прийти мозолить ему глаза. Мирон так и не понял, как относиться к словам Славы, верить или нет. Но спустя какое-то время, его немного попустила эта ситуация и осталось разве что легкое раздражение. — Можно? — Карелин постучал о косяк двери и, не дождавшись ответа, вошел в кабинет, кидая рюкзак на последнюю парту. — Можно, — все равно зачем-то отвечает Мирон, уже скорее на автомате. — Ну так, что делать? С какого начинать? Федоров вздохнул и, поднявшись из-за стола, подошел к шкафу, стоящего ближе к выходу. Мужчина открыл дверцы, и на него тут же высыпалась какая-то макулатура с верхней полки. — Вот с этого и начни, — Мирон наклонился к упавшим бумагам посмотреть, что это вообще такое. — А Оксана Анатольевна вам за такую самодеятельность не вставит? — Слава заглянул в листы, которые Федоров поднял с пола. Какие-то доклады. — Сомневаюсь, что ей понадобится этот мусор десятилетней давности, — мужчина скомкал бумагу и кинул в мусорку, стоящую у входа. Промахнулся. — Черт. — А если все же понадобится? — усмехается Слава, наблюдая, как учитель поднимает комок и, бросая его снова, опять промахивается. — Ну, меня уже здесь не будет, — с раздражением отвечает Федоров, наконец попадая в урну с третьей попытки. — А мне бы свободное место пригодилось уже сейчас. Карелин роняет еще один легкий смешок и поворачивается к завалам в шкафу. — Так что выкидывать, а что оставлять? — Выкидывай все, что старше пяти лет. Тетрадки, доклады. Только проектные работы оставь. Если будет что-то непонятное там, документы какие-то, то спрашивай. — Окей, — ответил Слава, приступая к работе. Парень лениво разбирал бумажки, по началу вчитываясь в содержание и выискивая даты, но вскоре его это заебало. Ну даже если выкинет он что-то нужное, то что? Его тут самого уже не будет, когда Оксана поднимет тут всех на уши. А потому Слава оставлял только лишь проектные работы, остальное же без сожаления отправлялось в мусорку, — да еще для пущих выебонов комкалось и кидалось всегда точно в цель, чтоб позлить косого Яныча. Но тому было не до Славы и его трехочковых бросков. У Мирона уже закипал котелок от бесконечного количества тетрадей. Казалось, что они совсем не убывали, сколько бы он не проверял. От красной пасты в глазах уже рябило. Либо Федоров так хреново объясняет, либо дети совсем не хотят стараться понять материал. В любом случае, от потока нелепых ошибок у Мирона уже началась мигрень. Нужно было сделать перерыв. Встав из-за стола, Мирон взял с окна небольшой электрический чайник и подошел к раковине, чтобы набрать в него воды. — Вы серьезно пьете чай, наливая воду из-под крана? — поморщился Карелин, отвлекаясь от своего задания. — Да, — невозмутимо ответил Мирон. — При кипячении все равно большинство микробов убивается. — Может, ваши питерские от таких пустяков и дохнут, но наши, хабаровские, после такого, как в сауну сходили. Давайте я в столовую спущусь, из кулера налью, — Слава поднялся с пола, где он сидел, разбирая нижние ящики, и подошел к Мирону, чуть ли не вырывая у него чайник. Тот не стал сопротивляться. Видно, Карелин сам замаялся возиться с этими бумажками и хотел немного передохнуть. Что ж, Мирон не против. — Только давай быстрей, — попросил он Славу. Парень кивнул и буквально выпрыгнул из кабинета. Хотя, его шаг с такими длиннющими ногами всегда был больше похож на прыжок. Тому и правда в баскетбол только играть, думал Мирон. Слава в игре был хорош. Не то, чтобы Федоров разбирался в баскетболе или часто ходил болеть за школьную команду, но когда он видел Славу в игре, то… восхищался? Мирон прикусил губу. Это звучало странно, однако при всей нескладности Карелина, при всей его неуклюжести и неумении управлять своими длиннющими конечностями, когда он играл… За «штурвал» словно садился более опытный пилот, который показывал еще зеленым штурманам мастер-класс. Мирон действительно находил это захватывающим. И дело было даже не в том, как именно играл Слава (потому что, откровенно говоря, лучшим игроком в команде он не был), а в том, как он выглядел. «Блять, если бы кто-то умел читать мысли, то точно бы все не так понял», — подумал Мирон и тут же постарался переключиться на что-то другое. Все же, как-то неправильно пялиться на своего ученика на уроках физкультуры. Даже если в этом нет абсолютно никакого интимного подтекста. Карелин уже как-то подозрительно долго наливал воду. Дело это было пары минут, а прошло уже почти десять. У Федорова даже промелькнула мысль, что тот, воспользовавшись моментом, просто слинял, заебавшись возиться с доисторическими пергаментами. Но рюкзак его был здесь. Когда Мирон уже хотел было отправиться на поиски своего пропащего, тот, словно почуяв, уже стоял в дверях, запыханный и раскрасневшийся. — Ты до дома что ли бегал воды наливать? — выгибает бровь Мирон, подойдя ближе. — Да я там просто это, э-э, штука эта, кран, чет не работал, я пошел в младший блок и, э-э, — пока Слава оправдывался, Федоров учуял причину такой задержки, а именно табак. Все же Карелин действительно очень хреново врет. — Ладно, я понял, все равно спасибо, — остановил его Мирон, забирая чайник. Пока чайник кипятился, мужчина достал из ящика стола две кружки, одну свою и вторую, оставшуюся тут после Оксаны. Не забыл и про конфеты, которые ему недавно надарили на день учителя. Сладкое он вообще ел редко, но сейчас, из-за пропущенного обеда, хотелось набить свой желудок хоть чем-то. — Угощайся, — мужчина поставил коробку на край своего стола напротив первой парты, за которую уселся Слава. Парень, не дожидаясь чая, сразу же схватил конфету и, ловко скинув обертку, закинул ее себе в рот. — Напоить меня решили? — усмехнулся он, когда распробовал коньячный вкус. Мирон кинул взгляд на название конфет и слегка улыбнулся. — Ага, только не налегай так, а то на ноги встать не сможешь, и что мне с тобой тут делать? — ответил мужчина, ставя перед Славой кружку. — Как настоящий джентльмен не воспользоваться моим беспомощным состоянием и уложить спать. — Где? Под партой? — Ну почему же под, меня вполне можно и на парте разложи... — Слава запнулся на полуслове, когда Мирон вдруг закашлялся, проливая себе на джинсы чай. «Блять, я действительно это сказал?» — парень мысленно ударил себя по лицу за такое двусмысленное предложение, но сохранил невозмутимое выражение лица. — Черт, обжег язык, — оправдался Мирон, вытирая пятно на джинсах. — Бывает, — Карелин вдруг понял, что конфета в его руках уже сильно подтаяла и измазала его руку в шоколаде. — Блин, рука в говне, — он кинул конфету в рот, облизав следом каждый палец. Федоров поднес кулак ко рту, наблюдая за этим действием с тяжелым взглядом. Воротник вдруг резко начал душить. Стало жарко. Мирон оттянул от шеи рубашку, глубоко вдыхая. «Батареи топят, что ли?» — подумал мужчина, отводя глаза в сторону. В голову очень настойчиво пытались проскользнуть явно не совсем разумные мысли, но мужчина держал оборону, не впуская ни одну из них. А пристальный взгляд Карелина легче ситуацию не делал. — Вкусные конфеты, — произнес парень, чтобы хоть как-то разбавить неловкую тишину. — Такими и напиться не грех. — И все же, не стоит, — выдохнул Мирон, решив наконец попробовать, чем его там одарили на день учителя. Конфеты и правда оказались неплохими. По крайней мере, сойдет, чтобы оттянуть завывание китов в желудке. Половина коробки опустела быстро. Не без помощи Славы. Тот только успевал съедать и хватать новую. — Любишь сладкое? — вдруг решил спросить Мирон, даже сам не зная зачем. Почему-то молчание странно давило, заставляло прислушиваться к чавканью парня и то и дело останавливать свой взгляд на том, как он своими длинными тонкими пальцами сдирает обертку с конфет. — Люблю. А кто нет? — Я, — пожал Мирон плечами. — Ну, то есть, не то, что не люблю, но обычно не ем. — Так вот вы почему такой… потому что сладкое не едите, — ухмыльнулся Слава. Мирон выгнул одну бровь, явно не оценив этого подкола. — Какой? — спросил он после небольшой паузы, но прежде, чем Карелин успел открыть рот, он выставил ладонь вперед, останавливая его. — Впрочем, не важно, я сегодня довольно прочитал о том, какой я. Мужчина резко поднялся из-за стола, проходя к раковине, чтобы сполоснуть пустую кружку. Слава обернулся, смотря на учителя потерянным взглядом. Вот хорошо же сидели, надо было ему это спиздануть и все испортить. — Я не... — Карелин замялся, не зная, как разбавить накалившуюся в один момент обстановку. — Я не думаю о вас так, на самом деле. Типа, ну. То, что там было написано, это просто шутка. — И кто над ней должен был смеяться? Ах, да, вся школа. — голос Мирона звучал настолько бесцветно, что Слава никак не мог понять, какая эмоция за ним кроется. Злость? Обида? Грусть? — Я не показывал это всей школе. Точнее, не я показал это всей школе, — фыркнул Карелин. Мирон отставил кружку и уперся руками в края раковины, смотря в висящее перед собой зеркало, через которое было прекрасно видно Славу. Парень сидел полу боком, склонив голову вниз. — Я о вас не такого мнения, — парень поднял глаза на учителя, пересекаясь с ним взглядом в отражении. — Хотя ноздри у вас действительно большие. Внезапно Федорова это рассмешило. Он верил Славе. Просто видел его глаза и верил. Не мог он даже ради прикола все это в интернет выставить. Чувствовалось в этих стихах что-то личное, скорее, как выплеск какого-то накопившегося негатива или других сильных эмоций. Мирону был знаком такой способ «разгрузки». Но что-то на душе скреблось, что-то от него утаилось, скрылось и он не мог понять, что именно его так беспокоит во всей этой истории. — А вы… Вы весь блокнот читали? — вопрос Славы прозвучал чересчур беспокойно, что было неожиданно даже для него самого. — Я же говорил, что я не мазохист. Мне пары страниц хватило, чтобы понять его содержание, — хмыкнул мужчина, проходя к столку, чтобы убрать оставшиеся конфеты обратно в ящик. — А что? Там еще было что-то интересное? — Да нет, я это… просто спросил. — Карелин нервно затеребил шнурок толстовки. Мирон сощурился, но допытывать не стал. Мало ли, о ком еще там могли быть стихи. Но в любом случае, это точно не для его глаз и ушей. Хотя любопытство уже приготовило столовые приборы, чтобы начать выедать мозг… — Убери за собой, пожалуйста, — попросил мужчина, кивая на пустую кружку. Слава поднялся из-за парты и почувствовал, как сильно он объелся этих конфет. Нет, его не шатало из стороны в сторону, как при опьянении, для него эта коньячная добавка, как слону дробина, но тяжесть в животе говорила о том, что стоило остановиться после десятой. Но Слава после десятой никогда не останавливался. И речь не только о конфетах. Закончив с мытьем кружки, парень повернулся к учителю: — Мне продолжить разбирать бумаги? Мирон поднял взгляд на настенные часы. Засиделись они прилично. Шел пятый час. За окном солнце уже постепенно спускалось к горизонту, роняя на землю золотые лучи. И Федоров не справился даже с половиной тетрадей, которые ему нужно было успеть проверить. Но и сидеть здесь до ночи желания не было никакого. — Думаю, на сегодня хватит… Не оценил я что-то масштаб работы, — мужчина почесал затылок, смотря то на стопки тетрадей, то на шкафы. — Так, ну с этим ты еще успеешь закончить. — Значит, я могу идти? — засиял Слава, даже не пытаясь скрыть радость от своего освобождения. — Да, можешь. — Спасибо, — Карелин схватил рюкзак и поскакал к выходу. — До свидания, Мирон Янович. — До свидания, — Федоров даже не успел договорить, как Славин след уже простыл. Хотел бы он сейчас также легко выпорхнуть из кабинета, но прежде нужно собрать все эти стопки, чтобы утащить их с собой и закончить проверку уже дома. Пакеты оказались тяжелее, чем Мирон предполагал. Даже выложив тетради девятого «А», он не особо изменил ситуацию. Проскользнула мысль забить на проверку вообще, ему же за это никто двойки ставить не будет. Но нет, не позволит обостренное чувство ответственности. Смирившись с тем, что его спине конец, Мирон оделся и, взяв пакеты с тетрадями, спустился вниз. — Мирон Яныч! — окликнул его охранник, Петр Иваныч, которого в школе звали просто Крот, из-за больших линз в очках. Федоров обернулся и вымученно улыбнулся. Задерживаться за бессмысленной болтовней ему тут совершенно не хотелось. — Мирон Янович, я вам показать тут кое-что хочу… — мужчина замялся, пряча что-то за спиной. «Ну его еще не хватало…» — вздохнул про себя Федоров, опуская тяжелые пакеты на пол. Петр Иванович любил выловить в самый неподходящий момент, чтобы выговорить свое очень важное мнение начиная от того, как его раздражает запах чистящего средства, которым уборщица моет окна, заканчивая тем, что Запад гипнотизирует российских подростков. — Что у вас, Петр Иванович? Это очень важно? — Мирон даже не пытался скрыть легкое раздражение в голосе, что буквально кричало о том, как он хочет поскорее свалить домой. Ведь наверняка Крот опять просто не может решить очередной кроссворд. — А, да знаете, нет… Пустяки, — охранник махнул рукой и добродушно улыбнулся. — Доброго вам вечера, Мирон Янович! Коротко кивнув, Федоров подхватил пакеты и поспешил к выходу. На удивление, отделался он довольно легко. Такое случается редко. На улице уже зажглись фонари. Под ногами хрустела сухая листва, разносимая порывистым ветром. Уши стало задувать. Пора бы надевать шапку. И перчатки. Благо, большой шарф, который был плотно замотан вокруг шеи и прикрывавший грудь под пальто, спасал положение. Было не так холодно, как могло бы быть. Завернув за старший блок, Федоров поежился. Сквозняк между школой и зданием бассейна гулял такой, что даже теплый шерстяной шарф не спасал. Вот бы еще руки в карман спрятать. Но сейчас Мирон желал, чтобы ручки хотя бы не впивались в них с такой силой. Не успел он об этом подумать, как ноша вмиг облегчилась — пара пакетов не выдержали большого веса. Порвавшись, они рухнули на землю, рассыпав содержимое. Тетради разлетелись по всей дороге, ветер постарался унести их как можно дальше от Мирона, будто на зло. — Да блять! — обессиленно взвыл тот, кинувшись собирать труды его учеников и даже не заметил, как на помощь подоспел никто иной, как Карелин. Парень, с зажатой в зубах сигаретой, собирал вместе с учителем тетради. Какую-то часть занесло под трубы и ему пришлось согнуться в три погибели, чтобы достать все. Когда, наконец, все тетради были собраны и пересчитаны, Мирон вздохнул с облегчением. — Спасибо, — поблагодарил тот Славу. — Не за что, — с нескрываемой досадой ответил парень, выбрасывая дотлевшую сигарету, которой он так и не смог насладиться. — Как-то вы не рассчитали свои силы. — Я же все-таки учитель литературы, а не математики, — невесело усмехнулся Мирон, принявшись распихивать тетради по уцелевшим пакетам. Однако, быстро понял, что это такая себе затея. Эти тоже могут не выдержать. Нужно было что-то прочнее. Например… рюкзак. Рюкзак, который как раз сейчас имелся у Славы. — Слушай, а ты сильно торопишься? — поинтересовался Мирон у парня, обходя его со спины, прикидывая, сколько тетрадей может влезть в его портфель. — Мне бы не помешала твоя помощь. — Вы меня прям по полной припахать решили? Мне кажется, я уже этот коньяк давно отработал. Мирон хмыкает, поднимает с земли часть тетрадей и отдает их в руки парня. — Моральный ущерб отрабатывать еще долго придется. Другую же часть тетрадей он кладет в Славин рюкзак. Все, что осталось, берет уже в свои руки. Дорога до дома учителя Карелину кажется знакомой. Когда они проходят тот самый минимаркет, парня пробивает неприятная дрожь от осознания. Вот почему Янович тогда с ними так «удачно» столкнулся. Он, как оказалось, живет в доме напротив, с чем ему повезло. Федорову могли выдать квартиру в каких-нибудь задрипанных хрущевках или, что того хуже, просто комнату в общежитии, отстроенному для работяг с завода. Там бы эта «питерская интеллигенция» не продержалась и неделю. В новостройках, которые сдались ни много, ни мало всего три года назад, еще не успели засраться подъезды, а детские площадки не оккупировали гопники. Но вот не жженые кнопки в лифте его действительно удивили. Район, получается, совсем не крещенный. Открыв дверь в квартиру, Мирон пропустил Славу вперед. Парень в темноте коридора споткнулся о какие-то ботинки и чуть не полетел вместе со стопкой тетрадей носом в пол, но Федоров вовремя ухватил его под локоть и потянул на себя. — Никогда не перестану удивляться твоей грациозности, — вздохнул мужчина, включая свет. — Ну извините, ночным зрением не владею, — фыркнул Слава, ставя все тетради на тумбу перед зеркалом. Там же он замечает пару флаконов с одеколоном и тюбиков с кремом. Дизайн упаковки говорил о том, что это именно мужские средства ухода. И по неимению на этой тумбе никаких «женских штучек», парень сделал вывод, что подружка у учителя вряд ли водится. — Спасибо, что помог донести, — Федоров снимает с себя верхнюю одежду вслед за обувью и уносит часть тетрадей в гостиную за рабочий стол. Карелин переминался с ноги на ногу, осматривая квартиру. Ремонт от застройщика, конечно, не отличался особыми изысками или стилем. Обои были поклеены «наотъебись» и, наверное, самые дешевые из тех, что были представлены в магазине. На полу, что в прихожей, что в комнате и на кухне, один и тот же коричневый паркет. Мебели — по минимуму. Но почему-то Слава не мог сказать, что здесь было неуютно. Пахло приятно. Кофе, одеколоном и кондиционером для белья. И несмотря на небольшой беспорядок в вещах и бумагах, в квартире было чисто, никакой пыли на полках или пятен на полу. Осматривая все это, Карелин не сразу заметил, что к нему прикован растерянный взгляд учителя. — Я думаю, нет смысла тебя больше задерживать, — произнес он, почесывая затылок. Слава понял, что чай ему сейчас никто предлагать не будет и самое время наконец отправиться домой. Но почему-то не особо хотелось торопиться уходить. А оставаться смысла и правда не было. Точнее, не было повода. — А, ага, да, — закивал Карелин отходя к двери. — В следующий раз берите пакеты покрепче, а то ведь я рядом могу и не оказаться. — Да куда ты денешься, — усмехнулся Федоров, проходя перед Славой, чтобы открыть замок, который он по привычке всегда защелкивает. В узком дверном проеме они оказались друг к другу так близко, что Карелин от напряжения сделал слишком глубокий вдох. Мирон не мог этого не услышать, но не придал особого значения, открыв наконец дверь и отходя в сторону. — До завтра, — коротко улыбнулся он Славе. Парень кивнул и вылетел из квартиры пулей. Шарф сильно надавил на горло, хотелось срочно сделать глоток свежего морозного воздуха.