Пособие по спасению друзей и воздействию на сюжет

Шэнь Цзю все никак не мог понять своего новоявленного учителя. Опуская то, что приземленный и эмоциональный Шэнь Юань меньше всего напоминал кого-то, кто провел десятки лет отрешенно от мирских забот медитируя, он… Прицепился к Шэнь Цзю, как какой-то репей. Хотел за каким-то демоном учить — ладно, пусть учит, Шэнь Цзю был не против. Но потом этот Непревзойденный господин начинает донимать его какими-то расспросами, или мнит себя его личным лекарем, а потом еще закатывает истерики по, как думалось Шэнь Цзю, совершенно нелепейшим причинам, а потом спускает на него разом столько денег, сколько Шэнь Цзю за всю свою жизнь в руках не держал… Насчет последнего, впрочем, он забегает вперед. Но вот какое Господину Сутенеру дело, а? То есть, если так и должны выглядеть отношения между учителем и учеником, то ладно, пускай. Наверное. Вообще-то, Шэнь Цзю понятия не имел, как должны выглядеть отношения между учителем и учеником, но он чувствовал себя скорее наложницей богатенького господина, чем учеником бродячего заклинателя, и это не могло не смущать. Он бы еще понял, если б Шэнь Юань и правда оказался его давно потерянным родственником, но… Шэнь Юань говорил, что они не связаны кровью, и почему-то Шэнь Цзю верилось. Короче, вопрос необъяснимой добродетели его учителя оставался открытым. Оставался он открытым в том числе и погожим утром ровно на следующий день после победы над скарабеем безответной любви, когда Господин Сутенер, стоило Шэнь Цзю вернуться с пробежки (кто ж знал, что после того косого вранья во время неудачного побега его и правда заставят наворачивать круги каждое утро!) бодро объявил, что они идут на базар. «Продать части скарабея и прикупить личного скарба для этого ученика», как выразился, сложив руки за спиной, Шэнь Юань. Шэнь Цзю решил посчитать внезапную щедрость прямым продолжением вчерашней сцены, когда Непревзойденный господин совсем не непревзойденно навопил на него как полоумный. Ну да, может, Шэнь Цзю и правда был тогда чутка резковат, но… ой, да какая разница. Суть в том, что, судя по жалостливо сложенным бровям, его горе-учитель явно все еще испытывал вину (что было непривычно, но ожидаемо). До сих пор. Ну, Шэнь Цзю же и лучше. Ему и правда не помешало бы заиметь собственный цянькунь и пару сменных одежд… В общем, он шел на базар с твердым намерением раскрутить Господина Сутенера на пару хороших вещичек и, может, на вкусный обед со сладким на десерт. …Если бы он заранее знал, что его ждет, он бы тысячу раз пересмотрел свой план. — Погляди-ка, а как моему ученику вот это? Шэнь Цзю, придерживая полы своего новенького, непривычно длинного ханьфу, закатил глаза на очередной кричаще-вычурный и наверняка неприлично дорогой халатец, в который тыкнул Шэнь Юань. — Нет. — Ну посмотри, какое красивое, давай купим! — Шэнь Юань, ты купил мне уже шесть полных комплектов разных шмоток. Мой цянькунь пусть и бесконечный, а вот я не всесильный. Мне уже тяжело! — Ну, давай этот мастер будет хранить что-то у себя. — Нет. По-весеннему яркое солнце стояло высоко над головами, на новеньком темно-синем поясе Шэнь Цзю висел такой же новенький цянькунь: черный с серебряной вышивкой солнца и луны, — и блестящие лаком деревянные ножны настоящего меча. На рынке они торчали уже третий шичэнь, и, как считал Шэнь Цзю, это примерно на два шичэня больше, чем двум мужчинам пристало проводить на рынке. Начиналось все нормально: они посетили лекарскую лавку, ювелира, человека, изготавливающего окуляры — как бы он ни звался — и кузнеца, успешно сбывая им части убитого накануне скарабея. В мастерской последнего они пробыли дольше всего: выбирали меч. «Нужен небольшой и легкий», — сказал Шэнь Юань мастеру, попутно объясняя Шэнь Цзю, что длинный и тяжелый меч будет, во-первых, неудобным для его роста, а во-вторых, «растущему организму таскать тяжести вредно» и «у детей кости еще мягкие, не хватало, чтоб что-нибудь деформировалось и болело потом всю жизнь». Шэнь Цзю, конечно, собственные кости мягкими не казались, но спорить он не стал: маленький меч для начала и правда казался более удобным вариантом. Мастер вынес им на пробу штук пять и предложил Шэнь Цзю подержать в руках каждый, попробовать подоставать их из ножен и повкладывать обратно. Если его руки самую малость подрагивали, никто ничего не сказал. Ну да, он волновался, и что с того?! У него никогда раньше не было меча! Никто раньше вообще ничего ему не покупал, а тем более чего-то столь ценного. Ему раньше не приходилось выбирать в принципе, а между пятью одинаково хорошими вещами, отличающимися разве что немного в весе, немного в размере, да узорами на ножнах и гарде — и подавно. Естественно, Шэнь Цзю нравились все пять. В конце концов, передержав каждый раза по три, каждым помахав и, по совету Шэнь Юаня, на пробу пропустив через каждый Ци, он остановился на предпоследнем: одном из самых коротких и самых легких клинков, — белая сталь, черная рукоять, черненая гарда и серебряные вставки на ножнах из черного дерева. Ци текла по нему проще всего, и еще… Он был очень красивым. Впрочем, стоило кузнецу назвать стоимость этого счастья, как Шэнь Цзю мигом напрягся: заплатит ли? Выходило ведь даже больше, чем им пообещали за куски панциря! Никто в здравом уме не выкинет такую сумму за железку для какого-то босяка, будь даже этот «никто» таким же ненормально расточительным, как Шэнь Юань. Но Шэнь Юань заплатил, не моргнув и глазом… — Ты прямо весь сочетаешься, — выдал он сейчас, два с половиной шичэня спустя, вырывая Шэнь Цзю из своих мыслей. Шэнь Цзю приподнял бровь. Чего еще придумал? — Ну! Черный цянькунь, черные ножны, узоры везде серебряные, как на ханьфу. Красиво же! «Куколку себе нашел, что ли?» — мысленно возмутился Шэнь Цзю и почти высказал то же самое вслух, но, выцепив свое отражение в зеркале, мимо которого они как раз проходили, остановился. И это он? Правда он? Ни тебе нищенских обмоток, ни на ладан дышащих рубах и дырявых лаптей… Чистое лицо, причесанный, в новенькой одежде… Перед ним и вовсе как будто стоял совсем другой человек. Вольный. Достойный. — Ну да. Красиво. …Одежду покупали сразу после меча. «Что-то захочешь — сразу говори, не стесняйся», — так сказал ему Шэнь Юань, и Шэнь Цзю молча кивнул. В первой же палатке с мужскими нарядами они прикупили пару простых нижних рубах и штанов, в палатке чуть дальше — пару практичных ханьфу и верхних рубах, — в самый раз для тренировок и путешествий. Там же купили и хорошие кожаные сапоги, настолько мягкие изнутри и удобные, что Шэнь Цзю даже… Ну, он никогда не задумывался, насколько жесткую и неудобную обувь носил всю жизнь, пока не примерил эту! По большому счету, примерно на такой ноте, думалось Шэнь Цзю, закупку можно было бы и закончить, но примерно на такой ноте Шэнь Юань… начал предлагать сам. «Посмотри на этот наряд!», «Какие красивые заколки, хочешь?», «Смотри, у них очень хорошие пояса, давай купим тебе пару?», «Тебе нужна еще одна лента для волос, вот там давай глянем!»… …И в общем, так они прикупили еще несколько нарядов, в том числе и одно особенно красивое ханьфу цвета цин, стоило Шэнь Цзю показаться в котором, господин учитель как будто даже чуть не зарыдал (извращенец). Но Шэнь Цзю оно нравилось, и Шэнь Цзю оно бесспорно шло, так что он решил наплевать на слезливые взгляды своего неуравновешенного учителя и купить-таки это зеленое ханьфу. В соседней лавке они выбрали парочку лент для волос и заколок, и даже ту драгоценную нефритовую корону, на которой немного дольше нужного задержался взгляд Шэнь Цзю… Потом была заклинательская лавка. Шэнь Цзю никогда раньше не видел настоящих заклинателей — Непревзойденный учитель не в счет, — а принадлежащих к какому-либо ордену — и подавно, так что господина продавца он рассматривал с особым интересом. Опрятное довольно дорогое на вид ханьфу, корона, меч на поясе, пара поясных подвесок, метелка из конского хвоста за пазухой… Да, выглядел он приличней и солидней Шэнь Юаня в несколько раз. Впрочем, силы в нем, если верить чувствам Шэнь Цзю, ощущалось поменьше… — Что подсказать братьям-заклинателям? — жизнерадостно прогудел продавец. Слишком жизнерадостно, Шэнь Цзю не понравилось. А вот Шэнь Юань никаких проблем не испытывал, и растянул лыбу такую же широкую. Мда. — Этот мастер приветствует собрата на стезе совершенствования, — поклонился он. — Этот хотел бы приобрести бумаги для талисманов, а еще… Пока они там ворковали на своем солнечно-радужном, Шэнь Цзю решил оглядеться. В заклинательских лавках он прежде не бывал — стол Непревзойденного учителя посреди улицы не в счет, — а потому даже не представлял, что там могло бы продаваться. Как оказалось, много чего: и пусть в основном на полочках располагались такие же талисманы и обереги, что продавал и Господин Сутенер, была там и парочка вещей поинтереснее: украшенные драгоценными камнями метелки из конского хвоста, такие же, как за пазухой у продавца, тонкой работы поясные подвески, драгоценности — наверняка заговоренные на удачу, или вроде того, — целая полка искусно вышитых мешочков — цянькуней, должно быть, — а еще шкаф со всякими свитками и книжками по совершенствованию. Шэнь Цзю аккуратно вытащил один из свитков и раскрыл. На него со свежей хрустящей бумаги смотрел нарисованный по пояс заклинатель со сложенными в печать пальцами, и еще один, и еще… Под каждым нарисованным заклинателем была надпись с названием печати и приписка, для чего печать служит и как через нее должна течь Ци. В другом свитке изображались необычные хваты меча, еще в одном — заметки к позам для медитаций, в следующем… — Можем купить парочку, если хочешь. Вот же! Он настолько увлекся свитками, что не заметил, как Шэнь Юань к нему подошел. До чего же глупо. — Ты, наверное, можешь и сам мне все это рассказать. — Ну, все, да не все. Иногда иметь книжку под рукой удобнее. И так они скупили с полдюжины свитков и пару книжек для Шэнь Цзю, а еще пару томов по совершенствованию для самого Шэнь Юаня (что было довольно подозрительно, разве он не должен уже все знать?..). Затем Непревзойденный учитель попросил показать цянькуни. Тот, что выбрал Шэнь Цзю — тот самый, черный с серебряной вышивкой солнца и луны, имел еще и защитные заклинания, вышитые по канту — в дополнение к своей прямой функции мешочек был еще и оберегом. Потом Шэнь Юань прикупил ему еще пару цянькуней попроще — вроде тех, в которых они таскали части тела убитого жука («Мало ли, что понадобится держать отдельно от чистых вещей»), и приглянувшуюся Шэнь Цзю поясную подвеску — еще один оберег, а потом они попрощались с чересчур жизнерадостным мужчиной (кажется, он стал еще жизнерадостнее, но Шэнь Цзю понимал: как тут не радоваться, когда у тебя только что скупили полмагазина…) и двинулись дальше. После этого Шэнь Юань купил ему кошелек («Чтоб было где хранить карманные деньги!» — радостно возвестил он, будто Шэнь Цзю должно было быть понятно, что значит «карманные» деньги… Он что, ожидал, что Шэнь Цзю будет таким всем из себя хорошим, что сама судьба ему наличности отвалит? Или он имел в виду ритуальные?.. Или «карманные» деньги — это еще какие-то обереги?), пару сборников стихов для тренировки чтения, бумагу и чернила, кисти для каллиграфии, палочку воска для запечатывания посланий («Сможешь написать собственное письмо Ци-гэ!») и даже коробку настоящей акварели… Последнее он даже не сильно-то хотел, просто так вышло, что они шли мимо лавки какого-то художника, продающего свои акварельные картины, и там была одна с летящими журавлями, такая утонченная и изысканная, что Шэнь Цзю, не сдержавшись, коснулся крыла одного из журавлей, и… И Шэнь Юань вынырнул из-за спины, как черт из табакерки, спросил: «Хочешь, куплю тебе краски?» — и Шэнь Цзю кивнул прежде, чем задумался, зачем они ему сдались… И теперь у него была еще и своя акварель. Честно, это было даже немного абсурдно. Господин учитель покупал все, на чем стоило задержаться его взгляду или цену чего он спрашивал, и… Шэнь Цзю, конечно, не возражал, но все это кудахтанье как-то очень подозрительно грело то самое место за грудиной, существование которого раньше он ощущал только долгими зимними ночами в обнимку с Ци-гэ. Когда дичайший дубак промораживал до костей и у них было только одно тонкое одеяльце на двоих, они с Ци-гэ, собрав в своем уголке побольше соломы, жались друг к дружке, как покинутые собачонки. В те моменты Шэнь Цзю думал, что, не грей его Ци-гэ, он и замерз бы уже насмерть, как их старший братец Сан когда-то. В те моменты Шэнь Цзю был очень благодарен за Ци-гэ, но, конечно, он скорее удавится, чем когда-нибудь признает это вслух… Но, постойте. Выходит, вот это тепло-пушистое в его груди — это благодарность Шэнь Юаню?.. Ну и мерзость. А впрочем, он еще не решил, что в его груди горит сильнее: благодарность или возмущение непомерной расточительностью своего горе-учителя: у него вообще деньги остались после этого всего? Им же еще надо за что-то кушать!.. Время давно перевалило за полдень, когда они — наконец-то! — вернулись на постоялый двор. Ноги Шэнь Цзю ныли, пояс непривычно оттягивал вес меча и цянькуня, а потому на подушку в кушальне он упал без лишних церемоний. На покушать, к слову, деньги-таки остались, и вроде там еще что-то даже звенело в кошельке, когда Шэнь Юань прятал его обратно за пазуху. — Думаю, еще пару дней побудем здесь, а потом двинемся дальше, пора бы уже, — сказал он за ужином. Шэнь Цзю кивнул, не отрываясь от своей запеченой утки. Да, пора бы. Когда они только начали путь, Шэнь Юань упоминал, что от Хубайсэ до Шанъи — города у подножия Цанцюна — около тысячи ли пути. Судя по карте, которой пользовался Шэнь Юань и которую Шэнь Цзю успел выучить почти наизусть, сейчас они прошли только четвертую часть. Идти предстояло еще долго, но господин учитель обещал, что доберутся они, самое крайнее, к середине лета, но «это если вообще не спешить. А так — где-то за месяц, я думаю». А еще Шэнь Цзю тогда не подал виду, но на рынке Шэнь Юань подкинул действительно хорошую идею: написать Ци-гэ письмо. Тот, конечно, не сможет ответить, потому что Шэнь Цзю вечно в пути и чаще всего сам не знает, где конкретно находится, но, по крайней мере, он сможет предупредить горе-брата, что сбежал сам и спасать его не нужно, а только ждать прибытия. И тогда они, наконец, снова будут вместе.

***

Следующие несколько дней прошли с куда меньшим количеством эпических подвигов. Надо сказать, это были на удивление скучные дни! Никаких тебе баснословных трат или поверженных монстров — всего-то какая-то жалкая повседневность. Вечером, накануне отхода из Ланьгуан, Шэнь Юань был поглощен усердным перекладыванием их неожиданно увеличившегося числа пожиток из одного цянькуня в другой. Шэнь Цзю сидел в другой части комнаты и увлеченно возился с новенькой акварелью, растирая маленькие сухие бруски с водой. Шэнь Юань, честно, не особо смыслил что-то в тонкостях обращения с древнекитайской краской, оттого даже не пытался влезть в чужую работу. Но, похоже, в его помощи никто и не нуждался. Разобрав вещи и наскоро пересчитав оставшиеся деньги, Шэнь Юань пришел к выводу, что, кажется, звереныш был прав, называя его расточительным. Тот поход на рынок окончился для них приятными впечатлениями и исхудавшим кошельком, что, впрочем, Шэнь Юаню представлялось не стоившей его внимания мелочью. Быть заклинателем в этом мире оказалось удивительно прибыльно! Он успел спуститься вниз, заказать ужин и поболтать с парочкой таких же постояльцев, прежде чем вернулся обратно в комнату. Шэнь Цзю даже не поднял голову — так увлекся. Кисть свободно парила над листом рисовой бумаги, но за спиной мальчишки едва ли что-то можно было разглядеть. Шэнь Юань, долго не думая, аккуратно подкрался, выглядывая из-за плеча звереныша. Увиденное поразило его в самое сердце. Шэнь Цзю, конечно, не рассказывал о своих скрытых талантах, но, очевидно, то были именно они. Иначе как объяснить, что этот маленький хитрец умудрился рисовать так… Подобрать слова было сложно. Но если бы у Шэнь Юаня спросили, он бы ответил, что такого ребенка неплохо бы сводить на прием к одному небезызвестному врачу. О, не поймите превратно. На самом деле, рисунок этот был очень неплох. Шэнь Юань точно не смог бы так повторить. То был, казалось, обыкновенный пейзаж. Он вызывал ощущение смутного узнавания, возможно, Шэнь Цзю по памяти пытался воссоздать одно из тех мест, что встречались им во время путешествия. Но было в этой зарисовке что-то… Очень, очень пессимистическое. — Долго еще пялиться будешь? — ворчливо поинтересовался Шэнь Цзю, оборачиваясь и бросая на замершего Шэнь Юаня раздраженный взгляд. Ожидая, покуда тот сам отомрет, звереныш терпел целую минуту, придерживая за зубами язык. — М-гм, — Шэнь Юань сел напротив, задумчиво потирая подбородок. — Ты уже писал картины до этого? Шэнь Цзю выразительно на него посмотрел. Глупый вопрос, учитывая, каким дорогим был набор акварели — действительно, откуда какому-то рабу вообще знать, что такое живопись? — Цю Хайтан иногда рисовала, — нехотя все-таки ответил Шэнь Цзю, чем удивил Шэнь Юаня. — Она считала забавным дать мне попробовать. О. Вот оно что. В таком случае, вопрос, откуда Шэнь Цзю знает, как вообще всем этим пользоваться, отпал сам собой. — У тебя хорошо получается, — желая поскорее сменить тему, искренне похвалил звереныша Шэнь Юань. Он всякий раз ощущал неловкость и, почему-то, вину, стоило речи зайти о семействе Цю. Несмотря на то, что именно Шэнь Юань спас Шэнь Цзю от еще пары нелегких лет под гнетом демонического нрава тирана с сестринским комплексом, он не мог не обращаться воспоминаниями к книжной версии маленького раба. Будучи читателем, которого не посвятили хоть сколько-нибудь в мутное, точно болото, прошлое главного злодея, Шэнь Юаню не оставалось ничего, кроме как поносить Шэнь Цинцю почем зря. Как он мог теперь спокойно глядеть в эти злые глаза, понимая, как сильно ошибался? — Посредственность, — недовольно изрек Шэнь Цзю, оглядывая свою работу. Его рука уже потянулась смять лист, но Шэнь Юань в последний момент урвал тот себе, глядя на юного злодея с искренним возмущением. — Ты чего удумал?! — Это — мусор, — глядя на Шэнь Юаня, как на умалишенного, хмыкнул Шэнь Цзю. — Что ты собрался с этим делать? — Сохраню, конечно же, — отозвался Непревзойденный учитель, аккуратно разглаживая края бумаги, будто это само собой разумелось, и недоверчиво покосился на Шэнь Цзю. — Мне нравится. Она красивая! — Учитель имеет скверное представление о прекрасном, — фыркнул гаденыш. — Поговори мне, — убрав набросок в сторону, но так, чтобы загребущие пальчики Шэнь Цзю его не достали, Шэнь Юань сложил на груди руки. — Яйца курицу не учат. Но если уж этот ученик так к себе строг, он может отдавать мне свои будущие работы — и этот учитель оценит их по достоинству! Можете назвать Шэнь Юаня сентиментальным, но разве он мог быть так жесток? Что плохого в том, чтобы сохранить эти маленькие рисунки? Они ведь никому не мешают! Зато потом, спустя годы, отыскав их в ворохе вещей, можно насладиться щемящим чувством ностальгии, заодно и отметить, как изменились нынешние навыки творца! Шэнь Цзю, похоже, такую точку зрения не разделял, но рвение Шэнь Юаня счел забавным. На миг тонкие губы исказились в ухмылке, но тут же мальчишка принял самый независимый вид, будто бы это не он здесь насмехался над своим старым наставником. — Должно быть, учитель имеет поистине непревзойденные способности, раз может даже в неприглядных каракулях разглядеть великий талант, — он поднял кисть, протягивая ее замершему Шэнь Юаню. — Прошу мастера преподать этому хороший урок! Шэнь Юань нервно усмехнулся, глядя на кисть, точно ему всучили пиалу яда, заранее сообщив о недобром намерении. Каков негодник! Сразу видно, ни о каком учительском авторитете этот засранец ни духом, ни сном! — Этот мастер не обязан чем-то в совершенстве владеть, чтобы суметь достойно обучать, — проворчал Шэнь Юань. Белый лист глядел на него с невысказанным укором, и пустота его была подобна той, что обитала сейчас в голове Шэнь Юаня. С другой стороны, разве живопись такого рода не пошла прямиком из-под рук великих даосов, практикующих этот необычный способ медитации? Может, если он, подобно мастерам, отпустит себя, что-нибудь и получится… — … Что ж, это была до крайности наивная мысль. Шэнь Юань с сомнением разглядывал свой наихудший шедевр, кажется, припоминая, почему когда-то давным давно, еще в прошлой жизни, бросил ходить в художественную группу. Причина тому была действительно проста. — Учитель, а из того ли места растут твои руки? — Шэнь Цзю смеялся над ним самым мерзким образом, вгоняя этого бедного мастера в краску. Да, он не умеет рисовать — и что с того?! Не каждому, вообще-то, на небесах отсыпали таланта! — Все не так плохо, — Шэнь Юань и сам не верил в то, о чем говорил, со вздохом откладывая кисть. — Что же это? — с издевательской улыбкой поинтересовался Шэнь Цзю, нависая над бумагой. — Боюсь, познания этого ученика слишком скудны, чтобы понять великий замысел учителя. — Понял я, понял! Прекрати насмехаться! — Шэнь Юань недовольно поглядел на развеселившегося змееныша. Ну, хоть одна отрада его старому сердцу: наконец это злобное дитя ведет себя как злобное дитя. Самый настоящий задира! — О чем вы, учитель, — гаденько улыбнулся Шэнь Цзю, вдруг забирая несчастный лист себе. — Я хорошо усвоил урок, потому поступлю, как завещал мастер: сохраню это, чтобы временами возвращаться и пересматривать, наполняясь знанием истинного совершенства! Шэнь Юань абсолютно неожиданным образом ощутил невероятно сильное желание отходить засранца по заднице.