Ты голову вскружил ей разным вздором:
Браслетами из собственных волос,
Колечками, безделками, сластями,
Игрушками, букетами, цветами —
Посланниками теми, что всегда
Над юностью неопытной всесильны.
Тогда луна серебряной дугою,
Вновь перегнувшись в темных небесах,
Осветит ночь торжественную нашу. — Шекспир
Теплое, но хмурое утро стояло над пляжем Палермо. Пахло свежестью и дождём, под звуки которого Софи засыпала той бесконечно долгой ночью, прижавшись к Луке. Его сильные руки, обвивая её, дарили чувство абсолютной безопасности, в котором она нуждалась последние несколько лет после смерти отца. Множество глубоких ночей, наполненных страхом засыпать в подсознательном ожидании Каллисто, делали ее сон шатким, тревожным, вынуждая вздрагивать из-за малейшего шороха. Но сегодня Софи спала глубоко и крепко, чувствуя аромат духов с шеи Луки, зарываясь в ложбинку между ключицей, проникаясь уютом. Полудрема висела в комнате и ничего, кроме тиканья часов и сопения, слышно не было. Проснувшись, Софи невольно ощупала рукой пустую половину кровати и, не обнаружив тепла Луки, побрела на его поиски. Выйдя в коридор, она настороженно осмотрелась, ступая по прохладным ступеням босыми ногами. Внизу пахло свежей выпечкой, молоком и кофе. Из гостиной доносился голос прислуги, из столовой — кухарки, а из другой половины дома доносились сливающиеся мужские голоса. Софи открыла дверь просторной комнаты, переделанной под зал для различных тренировочных дуэлей. Ее взгляд тут же уперся в Луку с ножом в вытянутой правой руке, которым он удачно полоснул запястье Маттео. — Мать твою! Лука победно ухмыльнулся. Было несколько причин, по которым ему нужен был хороший бой на ножах: Луке хотелось выпустить сдерживаемое желание, шевелящееся в его теле с сегодняшней ночи по отношению к одной вставшей в дверях любознательной особе. — Ладно, я же только обозначил, кузен. Маттео подался вперёд, совершая пустой рывок в попытке задеть Луку, но тот оказался более ловким и быстрым, уворачиваясь от стали холодного оружия. — Ну же, Маттео. У тебя в руках непревзойденный «Зомпафуоссо» — настоящий дуэльный нож, а ты размахиваешь им, как девчонка платочком! Федерико рассмеялся, забрасывая на плечо полотенце, которым взъерошил влажные от пота волосы, продолжая следить за поединком. — А какой нож у тебя, Лука? Маттео с шумным гортанным выдохом сделал ещё один рывок, который вновь оказался неудачным. Лука перешёл на другую сторону. — «Пальмерино», — бросил он небрежно, пружиня на носках, — простой нож с одним лезвием, для резки бумаги, а ещё рожи нашего Маттео, м-да? — резко прыгая на соперника, нанося ему молниеносный удар по левой щеке, оставляя неглубокую царапину. Маттео стёр с щеки выступившую кровь и металлическая улыбка сорвалась с губ Луки. — Ну, нападай! Авторитет члена мафии напрямую зависит от количества выигранных поединков, Маттео. Софи, как завороженная, наблюдала за Лукой. Он спарринговался без рубашки, в белых хлопковых брюках с напуском, и босым, живо переступая по деревянному полу. Мускулы на его руках и груди подрагивали при каждом движении, а широкая спина переливалась силой, поблескивая от пота. Софи сглотнула и почувствовала, как все ее тело захлестнула горячая волна желания, стекающая к низу живота, где давно томился клубок собравшихся ощущений, впитывая его охрипший голос. Лука переметнул зубочистку во рту, делая прыжок к кузену. — Я поднялся с Солдата до Капореджиме, выиграв четыре дуэли. Мои шрамы ознаменуют мои победы. Софи залюбовалась им, и когда Лука обернулся, то она покраснела, выдавливая робкую улыбку на его вопросительный взгляд, придумывая, что сказать в свое оправдание. — Вы знаете… завтрак уже готов. Лука схватил полотенце и, обтерев им влажное лицо, приблизился к Софи, пряча нож. — Как спалось моей Сеттиме? — он невесомо коснулся губами ее щеки. Маттео двинулся к двери. — Аах… Мы все получим поцелуй? — и Федерико поддержал эту шутливую затею: — Сжалься, Софи. Вдруг, это наш последний шанс. Она повернулась к ним и с некоторой жеманностью послала каждому воздушный поцелуй. Лука улыбнулся, и Софи позволила себе посмотреть на него. — Это не справедливо! Это настоящий обман! — выкрикнул Маттео. — Да, это не считается, совсем не считается, — Федерико театрально покачал головой. Софи пожала плечами, провожая глазами улыбающихся молодых людей, проталкивающихся к выходу мимо них. — Я отвезу тебя после завтрака, м-да? — Лука запустил привычную палочку в зубы, подмигивая Софи, прижимая ее к стене своим мощным станом. — И, — он заглянул в ее глаза со своим привычным лукавым видом. — Как насчёт поужинать сегодня вечером, Сеттима? А потом воплотить в жизнь вчерашние планы, м? Что скажешь? Воплотим? Софи кивнула, преисполненная энтузиазмом, чувствуя его горячие ладони под тканью своего халата. — Да, с удовольствием, Лука. Он обнял ее, поцеловал и, помахав пальцем у нее перед носом, сказал: — И даже не думай брать у Беаты ночное платье.***
Через полтора часа Софи выбралась из автомобиля, натягивая улыбку, оборачиваясь на приглушенный голос Луки. — До вечера, Детка? — прошептал он ей на ухо и Софи, обведя взглядом машину и махнувших ей на прощание Федерико и Маттео, кокетливо покривила губами: — Да, мой Негодяй. Лука незаметно коснулся ее талии. — Заеду в семь. А пока переговорю со стариком, — он поцеловал её в уголок губ, — Ну, беги. — и Софи направилась к дому: он хочет с ней снова увидеться. У нее словно выросли крылья, и она готова была взлететь прямо в небо, однако существование дяди подрезало их. Будто по воздуху, девушка преодолела небольшое расстояние до дома. Лука, шедший за ней на безопасном от зарождения новых слухов расстоянии, хочет с ней встретиться этим вечером! Она просто не верила своему счастью. Мысль о Каллисто в свою очередь не давала ей покоя, но Софи ее гнала. Войдя в дом через сад, опасаясь его реакции на свой уход, она услышала шум. Софи оказалась в гостиной в ту самую минуту, когда Нанни заехал Гаспаро по морде. Девушка встала между ними: — Что, черт побери, тут происходит? — Проваливай с дороги, Софи. Сейчас я прикончу этого ублюдка! — Успокойся, Гаспаро, — ее старший брат был пьян, пьян и безумен. — Что он такого сделал? — Успокойся? Ах ты, дрянная девчонка! Шлялась где-то целые сутки, а теперь пришла и спрашиваешь? Он переспал с моей Фабианой, вот что он сделал! Паршивый блядун! Нанни отстранил младшую сестру и встал перед братом. —Проспись, Гаспаро! Фабиане, как и всем остальным, уже противно на тебя смотреть. Гаспаро бросился на Нанни, но тут в кухню вбежали Сантино, Паскаль, Тициано и Евангелиста в таком порядке, которые разняли братьев. — Какого дьявола тут весь этот шум? — Сантино осмотрелся, поглядывая на пьяного старшего брата. — Этот блядун полез к моей Фабиане! — Гаспаро указал на Нанни, и тот нахмурился. — В последний раз говорю тебе, Гаспаро: иди проспись или я выкину тебя в окно, ты понял? Фабиана тебе ничего не обещала, насколько я знаю. Гаспаро толкнул Нанни так, что тот, пролетев через всю гостиную, приземлился возле камина, ударившись головой о железную решетку. А когда стал медленно подниматься, Сантино его спросил: — Что не так с Фабианой? Паскаль и Евангелиста, озадаченные, переглянулись. — Что нет так? Он думает, что она его. Угрожает бедной девице, которая терпеть его не может. — Поэтому ты переспал с ней? Сорвал её чудесный цветочек! Мой младший брат! Здорово, да, Санни? Если бы папа был жив, он бы сошел с ума от того, в какое дерьмо мы все превратились! — Врешь ты, ты… — Нанни кинулся на Гаспаро, но в этот момент тот схватил его за руки и со знанием дела вывернул их и завел за спину, крепко держа. Лука и его свита, вошедшие в дом с главного входа, проследовав сразу же в кабинет Каллисто, стали невольными свидетелями очередной сцены, и Софи в безнадежности прикрыла глаза: вот поэтому им никогда не стать такими, как Лука и его окружение. Каллисто образовался на лестнице тяжелой фигурой в серой тройке. — Я убью тебя, Нанни! Убью тебя, урода! — Ладно, хватит! — глухим, словно эхо, голосом крикнул Каллисто, собирая носовым платком брызнувшую кровь с рассеченной сутками ранее губы, титанически игнорируя вскинувшийся взгляд Софи. — Я не потерплю подобных разговоров в этом доме. Постыдились бы, засранцы, — пригласительно вскинув руку, он вместе с Лукой проследовал в свой кабинет. — Кто хочет чаю? — попыталась разрядить обстановку Софи. Все согласно кивнули, только Нанни вернулся в спальню, а Гаспаро, схватив сигареты, вышел на улицу. Заваривая чай, Софи размышляла над тем, что ее братья говорили о Фабиане. Ее она знала с детства. Сколько бы ни писали газеты о молодых людях десятых — они все были безжалостными. Узнай ее братья, что она спала в одной постели с Лукой, и более того, планирует лишиться с ним девственности этой ночью, разразился бы грандиозный скандал. — Ну, как дела, сестричка? Смотрю, лицо почти зажило? — Евангелиста ласково улыбнулся сестре. — Да, сеньор Чангретта дал мне какую-то чудодейственную мазь. А их экономка сделала мне компресс на ночь. Перецеловав всех братьев, Софи пошла пить свой чай в спальню. Она опустилась на край кровати с мыслью о том, что будет, пронюхай братья о том, что она проведет эту ночь с Лукой. Но не меньше её терзали мысли о том, к чему приведет разговор между Каллисто и Лукой.***
Каллисто вошел в свой кабинет, поддерживая с Лукой легкую беседу о том о сем. Он был так обходителен, что даже аристократы и ценители этикета не смогли бы упрекнуть его в отсутствии светских манер. — Как вы сегодня? — слова Луки были подобны обнаженному мечу, когда он вошел в комнату так, будто это место принадлежало ему, будто оно уже принадлежало ему из-за вчерашней активности. Его улыбка сказала Каллисто, что он думал о нем. Выпроводив солдат из комнаты, Каллисто опустился в кресло и глотнул собственноручно приготовленного напитка из стакана и, мерзко улыбаясь, обратился к Луке Чангретте: — Ты разговариваешь со мной, гребаный ублюдок? Знаешь, вчера ты заставил меня поволноваться, забрав Софи без моего ведома. Но я пренебрегу этим фактом в пользу нашей дружбы с Винсентом. Лука, запустив в рот зубочистку, насмешливо осклабился. — М-да? И снова Лука пренебрегал его авторитетом, и Каллисто это видел. Даже через выпивку и наркотики он знал, что попал в логово льва, и он ничего не мог с этим поделать: вчера он зашел слишком далеко с Софи. Каллисто сразу же понял по тому, как Лука вошёл сюда: если он уйдёт, не выставив своих условий, то Лука растреплет всем о том, как Каллисто унижает собственную племянницу, дочь почитаемого в их обществе покойного Цезаре. Каллисто по щелчку пальцев потеряет всякое уважение со стороны своих людей. Лука притянул к себе наполненный бокал и, заглянув на дно, шумно вздохнул. — Вы не переносите девчонку на дух, не так ли? Каллисто сцепил зубы, но ничего не ответил. — Я знаю это, теперь уже не понаслышке, все знают это, — Лука отпил джина и шумно проглотил его. — Да… Она начиталась книг и воображает из себя, не имея и малейшего представления о реальной жизни, но у меня есть весьма выгодное предложение, — в глубине души Луку этот факт устраивал. Будь она умнее и проницательнее хоть на пуд, то раскусила бы его намерения сполна и отказалась от незатейливой идеи переспать с ним. — Ты выставляешь мне условия, щенок? Лука сделал ещё один размеренный глоток. — Вы оставляете ее в покое, а я в свою очередь готов пренебречь десяткой, которую вы спустили на казино и малолетних потаскух. Многим из них не было шестнадцати. Наш Кодекс гласит не трогать детей, — это было величайшее оскорбление в адрес Дона, но Лука сказал это так красиво, как только мог, с ухмылкой победителя допивая свой бокал. — Ещё одно правило Кодекса — не прибирать к рукам деньги, принадлежащие другим членам Семьи. Им вы пренебрегли с большим удовольствием, поставив всю сумму на рулетку. Теперь Каллисто терял рассудок из-за того, как Лука разговаривал с ним. Он мог слышать неуважение в его голосе, видеть высокомерие в его позе и почти чувствовать запах собственного унижения. Он был выпившим, под кайфом и собирался совершить самую большую ошибку в своей жизни. Краем глаза он видел, как Лука настороженно наблюдает за ним, знал, что его рука держит револьвер под столом, а также знал, что он выстрелит в него, не задумываясь. Каллисто глубоко вздохнул, не зная, с чего начать, обретая баланс: — Софи еще слишком молода. Она домашняя девочка и не знает жизни. Ей рано связываться с тобой и такими, как ты. Луку удивила его реакция. Лилиана начала трепаться с мальчишками в десять, и Каллисто только смеялся, советовал ей держать их в узде и заставлять как следует попотеть, бегая за ней и тратя на нее свои денежки. Что было не так, по его мнению, с Софи? — Как это расценивать? Каллисто почувствовал себя на грани разоблачения, что не входило в его планы, поэтому, тяжко вздохнув, он принял вид отчима, обеспокоенного судьбой падчерицы. — Послушай меня, в сравнение с моей Лилианой, да благословит её Бог, дочь Цезаре другая, она девчушка как девчушка, делится всем с подружками, соображает, что к чему, а формы такие, что у любого скромника съедет крыша. Лука перебил его дотошную эквилибристику. — Вы принимаете мое предложение или нет? — Пойми, что я хочу сказать раз и навсегда. Она, видно, очумела от мысли, что на нее обратил внимание кто-то из мафии, а ведь девчонка самолюбивая. Если она свяжется с тобой, то ни к чему хорошему это не приведет: она может оказаться на панели, а мы и знать не будем. У Луки от услышанного потемнело в глазах. Что за чепуху нёс Каллисто? — Должно быть, один из ваших племянников здорово настучал вам по голове. Так, что вы предпочитаете — оставить Софи в покое или вернуть деньги? Каллисто скривился, принимая поражение. Лучше по этому поводу отступить, и запастись патронами на будущее. Он поставил свой стакан, протягивая Луке руку в знак заключения сделки.***
Нервы Софи были на пределе. Каллисто предложил гостям спуститься на обед, и ей предстояло сделать вид, будто она относится нейтрально к этой затее. Ува вылизала особняк от пола до потолка и приготовила любимое блюдо Каллисто — огромный кусок жареной говядины. Меира испекла пропитанный вином бисквит. Но Софи знала, что как только Лука покинет этот дом, уже через пару дней все опять пойдет по-прежнему. Ей хотелось, чтобы и мама это поняла. Вообще-то последнее время Меира ужасно действовала ей на нервы. Она вела себя так, словно они с Каллисто никогда не грызлись и не дрались, и когда Софи попыталась напомнить ей об этом, спустившись в столовую, ее мать отрезала: «Нечего ворошить прошлое». Такое поведение матери беспокоило Софи больше всего. Меира рассказала ей, сервируя блюдо из сардин, как Каллисто недоволен тем, что она всерьез дружит с Лукой. По правде, женщина и сама не понимала, что не так в его логике: Бедняжка Софи заводит себе ухажера, симпатичного и все такое, — случись это несколькими годами раньше, Меира сама была бы не прочь покрутить с ним, — и вдруг Каллисто начинает вести себя как обманутый муж. Что-то тут нечисто, подумала Меира. Фактически, он прямо запрещал Софи встречаться с Лукой. Но Софи знала, что всё равно продолжит видеться с мужчиной, которого любит всю свою жизнь. Она решила, что будет встречаться с Лукой, что бы ни говорила мать и что бы ни вытворял ее безумный дядя. Что касается Каллисто, то возвращение Софи, а именно сам момент, когда она переступила порог собственного дома в сопровождении Луки Чангретты, для его сознания стало одним из потрясений, которые ему довелось пережить в жизни: младший-Чангретта прямо заявлял о своих правах на Софи. К тому же, он пришел не один, с ним было несколько солдат, самолично забравших Софи вчера вечером из этого дома. Каллисто вошел в столовую и, усевшись за стол, улыбнулся Софи. Несчастная сука еще получит от него, за ним не заржавеет. Раскрыв объятия, он жизнерадостно произнес: — Пойди сюда, Софи. Разве ты не хочешь поцеловать своего дядю, моя девочка? Софи послушно подошла к нему и слабо приобняла. Из кухни появилась с подносом Меира и, остановившись в дверях, стала с интересом наблюдать эту сцену. Каллисто ловко сгреб Софи в охапку и усадил к себе на колени. Она грубо взвизгнула, посмотрев на Луку, и Каллисто захохотал. Затем, силой повернув ее к себе, он грубо облапал ее грудь и заорал: — Гляди, что у нас есть, Лука! Ты уже видел их? Не меньше бакса за штуку! Лука был шокирован выходкой Каллисто, он дернулся за столом и резко подался вперед с необычайной яростью, которая обуяла его, сжав в пальцах столовый нож. Поло Блази хлебнул воздуха и увидел, как Маттео и Федерико удерживают Луку. — Успокойся, Лука. Помни, что сказал тебе отец — мы не имеем права вмешиваться в их семью! — пытался образумить его один из кузенов. Лука оттолкнул от себя Федерико и Маттео, взмахнув руками, дав им понять, что он стал спокойнее. Каллисто дико оскалился, а затем громко сказал: — Кабаре закончилось? Давайте выпьем. Меира, вышедшая из кухни, стащила Софи с колен Каллисто. Девушка с горящим от стыда лицом выскочила из столовой. — О, дорогой, ты же знаешь, как Софи стесняется своей груди. В гостиной наступила тишина и Каллисто, быстро глянув на жену, рявкнул: — Заткни свою пасть, у нас гости. Лицо Меиры исказила злобная гримаса. — Я только хотела сказать… Повернувшись к ней всем телом, Каллисто посмотрел ей прямо в глаза и отрезал: — Меня не интересует твое мнение, еврейская потаскушка, как и мнения всех остальных. Понятно? Расставив закуски в полном молчании, Меира пошла в спальню к Софи, не взирая на все еще пышущего гневом Луку. Каллисто же самодовольно разглядывал яства, приготовленные к обеду, и блаженно улыбался, обозначив территорию, которую они с Лукой будут делить. Девушка лежала на кровати, свернувшись в комочек. Усевшись рядом, Меира погладила ее по голове: — Он не хотел тебя обидеть. Ты что, его не знаешь? Просто Каллисто хотел показать тебе, как он любит тебя. Софи подняла на нее глаза. Стыд перед Лукой был нескончаемым. — Мам, я ненавижу его. Я ненавижу его и все, что с ним связано, — она говорила тихо, но с таким чувством, что было ясно: это серьезно. Меира грустно улыбнулась. — Это в тебе говорит возраст, Софи. В этом возрасте дети ненавидят весь мир. Софи ее перебила: — Я не ненавижу весь мир, мам. Меира сама не понимала, почему ей не хотелось углубляться в разговор о Каллисто. Что-то ей подсказывало: это может обернуться бедой для всей семьи. — Не надо так о нем говорить, Софи. Он твой дядя. Софи презрительно фыркнула: — Да неужели? А я недавно услышала совсем другое. Иди, спроси Лилиану. Она болтает, что моя фамилия должна быть Спинетта, что мой отец Каллисто. Я это слышала раз пять, не меньше. А для солдат, слоняющихся вокруг, я — ублюдок Каллисто, выродок, и для него тоже, когда он пьяный. Да и ты сама, наверное, не знаешь, от кого я родилась. Ты, глядя на меня, иногда видишь Каллисто, и за это ненавидишь меня с детства. Я права? Оплеуха, которой угостила ее Меира, была подобна оружейному выстрелу в тишине комнаты. — Ты, дрянная девчонка, Софи! От тебя одни неприятности! Почему ты вечно устраиваешь гадости? За тобой всегда должно быть последнее слово, да? Знаешь, сегодня я не в настроении выслушивать твои истерики. Еще одно слово или попытка уйти из дома без моего ведома — и я сама сниму тебе голову, ты это понимаешь? — Еще как. Мы обе все понимаем, правда же, мам? Меира прищурилась. — Не пойму, о чем это ты? Софи грустно покачала головой. На ее щеке ярким румянцем горела пощечина матери. — А ты подумай, мам, просто подумай! Меира смотрела в лицо своей дочери и уже жалела, что ударила ее, но в тот момент это был единственный верный поступок. Она больше не желала углубляться в эти размышления.***
Софи повела плечами и потуже запахнула плащ: поздним вечером становилось холодно. Быстро шагая к назначенному месту встречи. К ней по другой стороне приближался Лука, оставив машину неподалёку, осматриваясь по сторонам, одетый в свой лучший черный костюм-тройку, с особой аккуратностью поправляя манжеты белой, как первый снег, рубашки. Девушка улыбнулась мужчине и почувствовала покалывание в груди, как всегда при его приближении, дыхание перехватило. Она кинулась к нему в объятия, подставив губы для поцелуев. — Привет, моя девочка! Софи замерла и отстранилась от Луки. — Пожалуйста, никогда больше не называй меня так, — произнесла она ледяным голосом. Лука вполне мог понять произошедшую в ней внезапную перемену, но старался не зацикливаться на ней. — Извини, Софи. Я не знаю… — он протянул к ней руки, моля о прощении. Софи видела, что он подавлен. — Всё в порядке. Просто я терпеть не могу, когда меня называют «моей девочкой», — в голосе Софи звучали высокие нотки. — Дрожь отвращения бежит по спине. Лука с нетерпением ждал встречи, а Софи сегодня все не так. Затеяла ссору. Но в глубине души он знал, что это определенно связано с Каллисто. — Хорошо, — он был раздражен, катая в зубах палочку, запуская руки в карманы брюк. Он говорил спокойным голосом, значит, скоро забудет происшествие за обедом, теперь можно не беспокоиться, думала Софи. — Ладно. — Лука, — нежно произнесла она, осторожно взяв его за локоть, обвивая ткань. — Лука… — Да? Что, Сеттима? — спросил он безразличным тоном, в котором слышались нотки гнева. — Сейчас мы сходим в ресторан, поедим чего-нибудь, а потом я пойду и пристрелю сраного Каллисто. Не зря же я ношу с собой чёртов револьвер — как раз для такого несчастного случая, как этот выблядок. Он швырнул зубочистку в сторону, запуская руку за пазуху, и тут Софи поглотил страх. Она вцепилась в его кисть. — Не дури, Лука. Лука до этого момента явно о последствиях не думал, но тут в его глазах вспыхнул злой огонек. — Каллисто — покойник. — Только не сегодня, ладно? Не в нашу ночь, прошу тебя, — нервно сглотнув, Софи сжала его пальцы, застывшие у груди. — Прости меня, Лука, — тихо сказала она, опуская плечи, обводя несколько колец. Лука вздохнул, облизывая губы. — Столик в ресторане все ещё ждёт нас, — теперь он попытался приободрить её и отвлечь. Софи между тем была сама не своя. Как она может отправиться с Лукой в ресторан? А если люди Каллисто ее там увидят? Не говоря уже о тех, кто на них работает. Все они знают Софи. Ей стало нехорошо. — Ты в порядке? — спросил Лука, касаясь ее точеной скулы большим пальцем, — На тебе лица нет, tesoro. Мысли вихрем закружились в голове Софи. Страх перед Каллисто стал нарастающим, превратившись в навязчивую идею. Но и опасение расправы, которую может устроить Лука, никуда не делись, поэтому она решила действовать решительнее. — Может, пропустим ужин? — это была соломинка, за которую ухватилась Софи: ничто не заставило бы ее отправиться в ресторан. Лука, запустив в рот новую зубочистку, ухмыльнулся и промычал. — М-да? Значит, вот так сразу, Сеттима? Софи нервно кивнула. — А как же столик, который я заказал? — Нет, давай отправимся к тебе… Ну пожалуйста! — в голосе ее звучала мольба. Он не мог сдержать улыбки. Ну что за девушка! Не успели встретиться, а она уже норовит откусить ему башку. Почему-то не желает ехать в дорогой ресторан, и хочет перейти сразу к делу. Лука покачал головой: — Ладно. Ты сегодня победила, Сеттима. Едем ко мне без ужина. Ещё пожелания будут? — он вопросительно вскинул руки, абсолютно обаятельно. Софи почувствовала, как спадает напряжение, и крепко поцеловала Луку в губы. Он прижал ее к себе, едва оторвав от земли. — Я хочу тебя, — Лука мягко привлек ее к себе. — Ты хочешь этого, м, Софи? Софи пожала плечами: — Да, Лука, — ответила она и удивилась собственным словам, противоречащим её реальности. Это была двурогая правда: Софи ничего сейчас не хотела так, как тесной физической близости с ним, которая могла подарить ей чувство безопасности и тепла, в которых она нуждалась. Это никак не было связано с актом. — В самом деле? — хриплым от сдерживаемого желания голосом спросил Лука. — Да. Он ухмыльнулся и, схватив ее за руку, повлек к автомобилю. Когда Лука распахнул перед ней дверцу, Софи стала бить крупная дрожь. Она начала медленно осознавать на что решилась ради мира и своего счастья. — Садись скорее, пока не передумала. Волна страстного желания захлестнула Луку, заставив забыть обо всем. В машине он долго целовал Софи, прежде чем тронул с места. Это была ночь удачи для Луки Чангретты. Одна из них. Через двадцать минут прямоугольное кирпичное двухэтажное строение в спокойных серо-коричневых тонах, оштукатуренное и крытое черепицей встретило их отблеском бледных фар отливающего «A.L.F.A.». Лука открыл дверь и пропустил Софи вперед, заметив, как она вымученно улыбнулась ему, поежившись от волнения, но он не захотел концентрироваться на этом. Окна в доме были небольшие, пыльные, а занавески, натянутые на медных стержнях прямо по поверхности самих стекол с вышивкой «ришелье», скрывали вид на улицу Messina Marine. Откуда-то доносились голоса людей и шум разбушевавшегося во тьме моря. Время от времени повисшую между ними тишину нарушали чьи-то крики по улице или громкий смех. Лука опустил ключи на каминную полку и включил блеклый свет разогревающейся лампы. — Я приобрёл этот дом пару недель назад — нужно было куда-то вложить деньги. Здесь пока толком ничего нет: немного мебели и буфет, но для нас это мог бы быть дом, Сеттима, — Лука коснулся губами её тонкой руки, прижимая ее к гладкой коже своего лица. — Наш дом, где мы сможем проводить время, пока вместе не уедем в США. Софи просияла — она готова была любить его за одни эти слова: он видел перспективу в их отношениях. Они прошли в юркую гостиную, которую освещали только Луна да слабый свет уличных фонарей. — Сейчас, конечно, жилище выглядит скверно, но подожди — прислуга приведет его в порядок. Мы сможем вместе поехать на рынок, подобрать кое-какую мебель, и обставить так, как как тебе понравится, м-да? — Лука прикрыл створки балкона, оборачиваясь к застывшей Софи. Прохладный ветер перестал проникать в комнату. — Да, — поспешно ответила она и неуверенно улыбнулась, робко сбрасывая плащ. В комнате было прохладно, кожа сразу стала гусиной. Лука улыбнулся ей в ответ: наконец, они остались наедине в его обиталище. Их отношения длились уже почти десять недель, и для Луки Чангретты это был приличный срок. Он захотел Софи с первой их встречи после двухлетней разлуки, за которую она успела вырасти, и ничего от неё не требовал, пока желание не возросло в геометрической прогрессии. Лука намекал ей, что было бы неплохо уже на что-нибудь решиться, так часто, как только мог. И вот, ему удалось уговорить её. Софи была немного нервозна, и Лука заметил это. Он отлично знал, что она очень боится, и знал чего. До Софи у него было достаточно девушек, помимо жены, и Лука не был готов отказываться от своих намерений, поэтому старался ничем лишний раз не напугать ее. Пока они ехали сюда, Софи шутила и смеялась, но стоило им переступить порог этого дома, и ее настрой как ветром сдуло. И вот они наедине, слились в поцелуе и его язык загулял у нее во рту. Софи неловко отодвинулась от Луки — этот поцелуй подарил ей странное чувство быстротечности их отношений. Всего десять недель, а она уже была вынуждена удовлетворять его в порочном плане, чтобы он всецело принадлежал только ей. — Выпьем? Софи развела плечами. — Что, например? Лука усмехнулся, катнув во рту палочку. Он открыл пыльный буфет и достал оттуда две бутылки: красного вина и джина. Софи опустилась на краешек дивана и сидела так, пока Лука открывал вино. Он наполнил щедрой рукой сначала бокал Софи, а затем свой — бесцветной жидкостью, опустил туда ломтик лимона, и произнес: — Выпей это одним глотком, и пусть это будет тостом за нас с тобой. Софи залпом проглотила вино и едва не задохнулась. У нее выступили слезы, а намокшая тушь стала щипать глаза. Лука, сделав глоток, весело улыбнулся её эксперименту, стараясь притянуть девчонку к себе. Еле сдерживая смех, Софи прижалась к нему. Выпивка как-то неожиданно ударила ей в голову. По всему телу разлилась приятное тепло. Ей казалось, что она стала выше ростом и красивее. Она не отрывала глаз от лица Луки. Он тоже смотрел на нее, снимая пиджак. Румяная, разгоряченная выпитым Софи казалась почти бесценным экземпляром. Ее глаза смотрели на него с безграничным обожанием, и Луку это приятно кольнуло. Другие девушки, постарше Софи, кокетничали с ним, пытались подцепить на свой крючок. А эта была покорная, безропотная, как кукла, которая только и ждет, когда он начнёт ею играть. Лука сделал глоток и нежно поцеловал Софи в губы, и она прижалась к нему, расплавленная выпитым. Он положил ладонь на ее чулки и повёл касание выше, и Софи не противилась. Он гладил ее бедра своими грубыми руками, ощущая нежность кожи, пробираясь к самому сокровенному. Лука Чангретта — Казанова со смазанным понятием чести, хладнокровный миротворец и негодяй. Где бы он ни был, не нашлось бы дамочки, которая не хотела бы его подцепить. Он считался настоящим мужчиной, это в нем сразу ощущалось. Когда он был с девушкой, та чувствовала себя королевой. Он умел обращаться с женщинами. Софи не видела в нем двойника Каллисто, которым он являлся в той или иной степени. Правда, помоложе, самолюбивый и эгоистичный, с переменчивым характером. Не понимала, что в действительности Лука — варвар, который подчиняет себе людей, запугивая и убивая. Для нее он был красивый мужчина, который любил ее. Для Софи Леоне этого было более чем достаточно. Лука был для нее как путеводный свет, спасение в этом жалком мире. Он ничего не узнает, потому что она никогда ему ни в чем не признается. Каллисто не оставит ее в покое, и Софи это понимала. Она на все пойдет ради Луки Чангретты. Он будет принадлежать только ей. Софи любила его. По-настоящему любила, потому что он был ласков с ней, хорош собой и пользовался всеобщим уважением среди других членов мафии. Софи заставила себя ответить на его поцелуй со всем жаром, играя по его правилам, потому что так было нужно, несмотря на то что в глубине души ей не сильно хотелось. Лука коснулся носом ее губ и сказал: — Я достаточно ждал, Софи: сжалься надо мной, милая. Лука знал, что не сможет долго оставаться с ней добрым возлюбленным, что его истинная сущность скоро выйдет на свободу, которой плевать на ее пожелания, способной убить наивные мечты в зародыше. Лука сумбурно улыбнулся. Казалось, что нерастраченное возбуждение скоро рассеется, как Софи расчетливо попросила его подлить ей вина, что пьянило подсознание, хотя у самой еще был наполовину наполненный бокал. Лука выплескивал содержимое бутылки, наблюдая за тем, как она грациозно извивается возле окна в свете Луны, интригующе распуская длинные пшеничные локоны. Его взгляд поспешил по плечам, с которых посыпалось платье, и Софи наклонилась, не сгибая ног, чтобы отчетливее намекнуть на готовность возлечь с мужчиной своей странной детской мечты. Бледные ягодицы приобрели форму груши, а ткань преисподней подарила Луке шанс рассмотреть розовый кружок и крайние очертания ее упругих складок. Она не оставляла ему шансов, срезала углы, загоняя Луку в тупик, а ведь заняться любовью с шестнадцатилетней было для него табу ещё с инцидента юности. Мог ли он нарушить вето, дать себе карт-бланш на разврат с юной Софи? Превосходная реакция полового органа на молодое тело рождала похотливые мысли в голове, и он жадно отпил джина, шумно сглатывая, удерживая себя от броска тигра, чтобы сократить расстояние между ним и Софи Леоне. Проказница видела, как под брюками его рос бугор значительного размера, и, кажется, Софи интриговала проекция его эрегированного члена. Но ведь при первой встрече с ним она могла получить нервное потрясение, испытать испуг, отказаться от замыслов по угождению взрослому мужчине. Подумав об этом, Лука впервые за последние несколько лет ощутил невыносимое перевозбуждение, поднимаясь на ноги и следуя в уборную, открывая кран, подставляя руки под ледяной напор в отражение зеркала, глядя как его невинное создание, потягивая вино, на глазах превращается в резко повзрослевшую, набравшуюся пороков женщину. «Я возьму тебя, Сеттима, и разрушу твои детские мечтания о любви — красиво и быстро, чтобы тебе запомнилось», — размышлял он, глядя на статную чертовку, заливающую в себя алкоголь, приближаясь и касаясь ее талии. «Неужели внутри нее полыхает такое же страстное пламя, как и во мне?». — У тебя такие крепкие руки. Всегда представляла, как ты собираешь меня в охапку и нежно обнимаешь, целуя в губы. Лука плотоядно ухмыльнулся, сглатывая ком желания. — Чего именно ты хочешь от меня? Софи пожала плечами и улыбнулась, обняв себя, смотря в его оливковые глаза. — Я хочу испытать то, что испытывает женщина под напором любимого мужчины. Этот разговор изменил абсолютно всё в их отношениях: Лука чувствовала, что ее неприступный бастион сокрушительно повержен, никакой защиты под его натиском, неожиданное признание заставило его триумфально погладить ее щеку. Бесовщина в его глазах вынудила Софи нырнуть в уборную, кокетливо ступая босиком по полу, вытягиваясь. В этом момент Лука решил, что ему необходимо основательно взяться за Софи. Так ему велело возбужденное сознание. — Тебе будет непросто испытать удовлетворение в первый раз. Нужно время прийти в себя, Детка. Ее смазливое личико покраснело и резко возвысилось над его серьезной физиономией в отражении зеркала. — У нас будет ещё много времени, верно? — ее вопрос сполз с губ. — О, Софи, ты прекрасна… Лука смотрел на нее, чувствуя, как пересохло в горле, и тяжело дыша. В одном белье, освещенная лунным светом, Софи выглядела потрясающе. До чего же ему повезло! Его взгляд соскользнул с грудей Софи на ее длинные ноги, потом на удивительно тонкую талию. Казалось, девушка сошла с картины Тициана. — Бля-я-ять!.. — беззвучно выругался он, срываясь с невидимой, но такой прочной цепи, разрывая звенья. Без объяснений Лука ворвался в уборную и схватил Софи за затылок, небрежно прижимая её губы к своим, жаждущим глубокого поцелуя. Их языки столкнулись и живо сплелись, оставляя скользкие прикосновения, прежде чем горячая волна обдала Софи, и она запрыгнула Луке на пояс, скрестив ноги на его ягодицах. Не прерывая поцелуя, он внес ее в комнату, задевая пороги, шаркая об стены, роняя Софи на застеленную постель. На ней не было ничего из одежды: распаленное её лоно пекло огнем, и на пальцы Луки при касании сразу же попал сок. От этой мысли его орган утяжелился и, когда Лука потянул вниз брюки с тонкими кальсонами, тот выскользнул из затяжного заключения перед сказочной нимфой, инстинктивно широко расставившей бедра. Он уверенно встал над лежащей перед ним Софи, с гордо поднятым и изогнутым членом, который она аккуратно обвила пальцами своей нежной ручкой с нескрываемым интересом, неуверенно сдавила его, расслабила хват и снова сдавила. — Проверяешь, все ли с ним в порядке? — подтрунивал её Лука, чтобы отбить охоту к грехопадению и прощанию с целомудрием, или же наоборот, распаляя её любопытство, а может, поражаясь ее небывалой смелости. Никто из них точно не знал причину этих слов. Мелкая дрожь ударила Софи по пальцам, когда она провела по коже кипящего ствола, но тут же осеклась, презрительно по отношению к себе, зажмурившись. Лука следил за тем, как острые соски стали возвышаться чуть отчетливее. Точеные ножки разошлись по сторонам, носочки выпрямились, а таз приобрел наиболее притягательную для мужчины форму. Пальцы Софи скользнули к низу живота, и она томно прикрыла глаза. — Не лезь туда, я все сделаю сам! — простонал Лука и ухватился за розовую вершину, ласково покрутил, срывая с губ Софи блаженное «Ах!». Тут же их тела приняли горизонтальное положение: руками Лука подхватил ягодицы Софи, дерзко положил ее ноги себе на плечи. Неповторимый манящий аромат ударил по пазухам, сладкий вкус оказался на языке, невинный пушок на лобке пощекотал ему правую скулу. Их золотистый оттенок умилял его взор, поразительно мягкие, восхищали его покорностью, пока он оставлял очередь поцелуев на ее животе. Теплый, выталкиваемый лёгкими Луки воздух коснулся ее кожи, перебираясь к пышущему желанием её низу, дождавшегося сокровенных ласк. Он вдохнул перемешавшийся аромат женского сока и душистого мыла. «Готовилась, — хрипел про себя Лука, — видимо я действительно желанный гость. Глупенькая Сеттима, ведь ты могла выбрать себе юношу, а позарилась на меня», — с этими мыслями он накрыл языком пространство вульвы, коснувшись кончиком языка прикрытого преддверия. — Ох, Лука… — Софи резко приподнялась, выгибаясь, восторженно падая на подушки. Проникнув поглубже в девственное лоно, Лука почувствовала её беспомощную хватку на своих волосах, смазывая слюной половые губы, подготавливая заветную щель. Ноги Софи разошлись в позе лотоса, прохладные ступни сдавили Луке рёбра. Лоно приглашающе приоткрылось, дав возможность увидеть любовнику больше. Лука приподнялся, ведя полосу поцелуев к груди, обводя крошечные земляники сосков. Софи посмотрела на него с испугом. — Расслабься, tesoro, я не сделаю тебе больно, — он подмигнул ей и улыбнулся, нежно проводя носом по ее шее, медленно опускаясь к груди. Лука прижался губами к ее соскам, и Софи допустила это, почувствовав, как они наливаются и твердеют. Она немного расслабилась. — Так намного лучше, — сказал он с улыбкой, и его ладонь скользнула ей между ног, но Софи рефлекторно их сжала. Луку томило желание, дыхание стало прерывистым и отдавалось в ушах. — Я люблю тебя, Сеттима. Но слова сейчас были излишни, то, что он делал, было красноречивее всяких объяснений в любви, ей хватило бы этого на всю оставшуюся жизнь. Когда он поднес к ею лону палец, Софи напряглась. Наконец-то свершилось: сейчас ей откроется тайна мужчины и женщины. В экстазе она прикусила губу — природная застенчивость боролась в ней с вдруг вспыхнувшим очень сильным чувством. Софи расслабилась, вместо того чтобы напрячь все чресла, и сладко потянулась руками. Палец жалом пронзил перегородку, она расползлась под натиском Луки и Софи чуть вскрикнула от боли, почувствовав странную грусть. Мысль о том, что до этого дня Каллисто пытался проделать с ней то же самое много и много раз, но она всегда отбивалась, ей везло, что и везти не может постоянно, терзала ее душу, как кровоточащая рана. Она стала думать о Луке и его словах о том, что скоро он заберёт её в Штаты. Они являлись доказательством того, что Лука серьезно относился к ней, он рассчитывал не только на роман, но и на нечто большее. Поэтому, размышляла она, ничего нет плохого в том, что она позволила ему завладеть ее телом. Они обнялись и с минуту Луке казалось, что Софи получила свое, ей не захочется вступать с ним в порочную связь. Для возврата многострадального возбуждения он мягко обвел языком ее грудь, и Софи едва не взорвалась от находящей истомы — по ней Луке было видно, что оргазму еще не бывать, однако, чувствительное тело уже пронзала ломота блаженства. Возбуждение Луки достигло предела. Кто мог подумать, что в первый свой раз Софи окажется такой страстной. Она открывала ему себя, как настоящая женщина. Ему нравилось в Софи все: и ее взгляд, и каждое движение, и особенно запах ее тела. Лука привстал на руках, стараясь овладеть ею, но для первого раза он был слишком велик. Софи округлила глаза и попыталась приподняться, но в этот момент почувствовала острую боль, а затем головокружение. В своих грехах она попыталась вообразить, будто все это происходит в уютной особняке с красивой мебелью и будто у них уже есть милые маленькие дети. Член вошел в узкий проход медленными толчками, продвигаясь постепенно, раскрывая алые половые губы. Смущения в Софи совершенно не было. Казалось, она не переживала, что Лука, мужчина в разы старше, из разряда мафии, разрушает ее целостность таким наглым образом, наоборот, сердцеедка начала безудержно подмахивать тазом. Пальчики ее легли на чувствительный узел, там же обосновался большой палец Луки. Естественная смазка способствовала скольжению. Она отвечала на каждое движение Луки, сжимая и разжимая бедра, и оба закружились в водовороте эмоций и ощущений. Эти ощущения были похожи на спазмы, они шли откуда-то с самого низа живота в пах, а потом устремились вверх. Софи выгнула спину, отключилась и почувствовала, как Лука кусает ей грудь. Она вскрикнула… и полностью отдалась этому, вытеснившему все остальные, чувству. Она всхлипывала, стонала, но ей было все равно. Ощущение было слишком приятным, слишком волнующим, чтобы позволить ему пропасть, и она обхватила ногами бедра Луки, отчаянно стараясь втянуть его поглубже в себя. Он в восхищении наблюдал за ней, а когда почувствовал, что наступает оргазм, вошел глубоко в лоно Софи, низвергнув наконец семя. Лука посмотрел на нее сверху вниз и улыбнулся. Потом впился губами в ее рот и больно прикусил ей губу. Софи поморщилась, понимая, что Лука намеренно оставляет след поцелуя на ее губах, чтобы Каллисто знал, кому она принадлежит. Потом они долго лежали: их сердца бились в унисон. Лука покрывал нежными поцелуями ее лицо и шею, ощущая соленый вкус на губах. — Спасибо, что позволила мне быть первым. Она лежала рядом, смущенная, под впечатлением собственных ощущений. Лука заключил ее в объятия и крепко прижал к себе. Пусть лучше ему перережут глотку, чем он расстанется с Софи. Он уже забыл, что обещал себе не слишком увлекаться ею. Наконец Софи Леоне поняла, что значит заниматься любовью. Теперь она сама испытала то ни с чем не сравнимое чувство, которое бросает любовников в объятия друг другу. Она поняла, что сожгла за собой все мосты, что отныне принадлежит лежащему с ней рядом мужчине. Что все остальные отступили на второй план. В то же время она не могла не осознавать, что ее семья этого не допустит, не поймет ее чувств. Софи осязала, как рука Луки скользит по ее телу, ласкает ее грудь и плечи, и ее охватило дурное предчувствие. Она ещё не знала, что их любовь обречена. Софи плотно закрыла глаза, всей душой желая, чтобы ничто не помешало им быть вместе, чтобы ничто их не разлучало. И в глубине души она знала, что все ее мольбы напрасны. И все-таки, со свойственной молодости беспечностью, Софи надеялась, что все как-то образуется. Она снова отдалась Луке, и лунные блики играли на их телах, когда они слились с силой, удивляющей их самих. Их страстный шепот и вздохи эхом отдавались в пустой доме, а их тени плясали на потолке, словно призраки. Даже в мечтах Софи не могла представить себе этого всепоглощающего, удивительного чувства.