Парадокс ворона

      

***

             Грейнджер вздохнула в очередной раз, когда мимо нее проворковала счастливая Джинни, таща в кольце рук ворох платьев.       — Девушка, аккуратней, это китайский шелк, — консультант неслась за ней, но все ее наставления долетали только до всполоха рыжих волос.       Святочный бал.       Гермиона относилась к этому с прохладой. Не кривилась, зная, что этого все равно не избежать. Но и не смотрела с восторженным видом, как, например, Кира или Джинни.       В Дурмстранге тоже были балы и званые вечера, чаще, когда приезжала магическая делегация и присматривала себе волшебников. Кого в волшебную армию, кого в банк. Частные бизнесы, закрытые элитные организации, государственная служба в Министерстве. Люди внимательно смотрели за тем, как ученик умеет держать осанку и лицо, насколько плавные его движения. Наиболее ценной была реакция, когда создавали липовую опасность на торжестве.       Экстренную тревогу, нападение неизвестных.       И вроде все были в курсе, но каждый раз подписывались на этот фарс.       Гайос всегда брал на себя общее командование, пока остальные разбивали гостей на группы и вставали на их защиту. Студенты должны были быстро оценить ситуацию и сделать все возможное, чтобы уменьшить шансы на опасный исход. Хоть и липовый, но все же. Это был залог будущего, потому что за твоими шагами внимательно следили и учителя, и приглашенные. Даже у девушек в Дурмстранге на таких мероприятиях в платьях были спрятаны палочки и боевые краги.       Грейнджер к этому относилась с уважением и пониманием. Она не слышала о том, что подобная практика могла быть где-то в других школах.       А как говорила статистика, чаще всего на толпу нападает не только преступник, но и всеобщая истерия с паникой.       Вряд ли, конечно, Хогвартс выкинет что-то подобное.       Но может же произойти и не постановочное нападение?       Гермиона прикусила губу, посматривая на время.       Ее платье для торжеств никогда не менялось, что делало его особенно ценным.       Черное, с небольшим вырезом декольте и на тонких бретелях. Начиная от талии, вниз спускалась пышная, но не слишком, резная юбка. Ткань накладывалась слоями друг на друга, позволяя плотному материалу удачно скрывать в себе ножи.       Это не было изысканно, зато удобно и практично.       Стрелка сдвинулась всего на минуту.       Гадство.       Лучше бы она сейчас занималась с мальчиками в Выручай-комнате, чем поддалась на нудеж и скулеж Палмер, которая была до омерзения активной и счастливой.       Теперь я могу купить что-то сексуальное, не боясь, что придется устраивать дуэль.       Таисия уже выбрала платье нежно-лилового цвета и сидела рядом, читая учебник по Травологии. Пэнси сказала, что ее платья расписаны на десять лет вперед и ей не нужно ничего приобретать. И почему-то Паркинсон оставили в покое и не потащили в Твилфитт и Таттинг, в отличие от Гермионы.       — Может, юные мисс желают кофе или чай? — вторая девушка-консультант вышла из-за ширм, выдерживая на лице учтивый изгиб губ.       — Да, спасибо. Зеленый чай, пожалуйста, — улыбнулась Таисия.       — А есть что-то покрепче? — хмыкнула Грейнджер, словив на себе округлившиеся глаза Томесцу. — Что? У меня заканчивается терпение.       — Оно у тебя и не начиналось, — Кира выплыла из-за ширмы и встала в соблазнительную позу. Одна ее рука была на выпяченном бедре, а ногу она отвела в сторону, показывая в разрезе платья идеальную кожу.       Темно-синее, с мерцанием от маленьких камней. Сами украшения расползались от разреза юбки и вели затейливый узор к декольте платья, которое не имело сверху бретелей.       — Ну как вам? — Палмер провела руками по своей талии.       — Какая же ты красивая, — мягко прошелестела Тая.       — Я бы тебя в нем трахнула, — из-за спины подруги вышла Уизли, пожирая одобрительным взглядом силуэт.       — И разрезик, как раз, позволяет, — Грейнджер ткнула пальцем в выглядывающую длинную ногу.       Джиневра развернулась к зеркалу, рассматривая теперь уже собственный выбор.       Темно-зеленая ткань имела красивый глянец, а пышная юбка из ситца была похожа на всполох листвы при сильном ветре. Плечи остались голыми, так как сами бретели шли параллельно линии декольте.       Сочетание рыжих волос и такого глубокого цвета платья делали кожу девушки еще более светлой и вызывающе притягательной.       — Вам очень идет, мисс, — проворковала консультант, подойдя к Кире, но впритык не замечая Джинни. Гермиона зацепилась за это взглядом, чисто попутно отметив. Уизли же просто хмыкнула и пошла в примерочную, на ходу поправляя край юбки. — Сразу видно, что подобная Вам, умеет носить такое великолепие, — она отошла от Палмер и оказалась спиной к Грейнджер, поэтому девушка уже отследила реакцию подруги.       А та прищурилась и сделала шаг вперед, нависая над консультантом, у которой немного поджались плечи.       — Подобная мне? Это какая же? — Уизли вышла из примерочной уже на высоких шпильках и с насмешкой кинула.       — Чистокровная, из высшего общества. Такие как я, для них тут годятся только чтобы полы подметать, — гриффиндорка прошла мимо и потрогала ткани в ряду висящих платьев. — У них нюх на то, есть ли деньги на подобные наряды или нет.       — А у тебя есть? — спросила Грейнджер.       — Нет, но я просто люблю красивую одежду, — рыжая пожала плечами и кинула взгляд на Киру, подмигивая. — Никто же не мешает мне ее просто померить.       Палмер хмыкнула и в ее зеленых глазах блеснула садистская красота.       — Оу, нет, что вы, мисс, в наш бутик может зайти любой…       — Чтобы облепиться вашими кривыми взглядами и презрительными уточнениями? — перебив лепетание девушки, спросила Кира. — Кстати, тут вместе с мисс Уизли находятся три сироты. Одна из девушек, так вообще, магглорожденная.       — Кошмар-то какой, — цокнула Гермиона, качая головой.       — Все еще готовы облизать меня с ног до головы? — оскалилась блондинка. — Или я теперь упала ниже вашего достоинства, как и все в помещении?       Девушка-консультант резко начала крутиться, словно чувствовала себя в опасности. Вообще, это всегда доставляло удовольствие: ставить человека на место через страх и психологическое давление. В чем и были хороши дурмстранговцы, так это одними словами разбивать всю уверенность людей. Для этого даже не надо было доставать палочку и оружие.       — Мисс, простите, если мое бестактное поведение задело ваши чувства, — сдавленно проговорила ведьма в сторону Джинни. Та повторила улыбку Киры и даже отсюда было видно, как девушку сильно передернуло.       — Оу, не стоит так прогибаться. Поверьте, моя самооценка настолько высока, что вы способны отсосать у нее стоя на этих каблуках, — Грейнджер широко улыбнулась, а девушка, прошептав под нос «простите, мне нужно отлучиться», ретировалась в комнату для персонала.       — Ненавижу таких выскочек, — пробормотала Палмер. — И ладно, было бы чем выебываться, как например, в нашем случае. Так нет, — девушка цокнула и повернулась к рыжей. — Забирай свое платье. Моих денег хватит на то, чтобы заплатить еще за десять. Я бы с удовольствием пожелала, чтобы она оформляла каждое по отдельности и терпела на себе мой взгляд.       — Кир, я… — начала Уизли, но блондинка закатила глаза.       — Святая Нерида, не будь как Грейнджер, которая скорее руку себе откусит, чем примет от кого-нибудь подарок, где есть стразы и светлые оттенки.       — Что? Нет, — Джиневра приподняла уголок губ и дернула плечиком. — Я бы выбрала еще туфли к этому платью.       — Черт, еще же туфли, — всполошилась Палмер, начиная суетиться вокруг стойки с обувью.              — Нет, все. С меня хватит, — Гермиона поднялась. — Я лучше пойду к ребятам, если они еще не закончили.              — Погоди, собирались же потом в «Три метлы», мы уже почти закончили, — сказала Уизли, но когда проследила за красноречивым взглядом Грейнджер, то тоже увидела, как Палмер, матерясь, не может из шести пар туфель выбрать подходящую. — Туше, мы тут надолго.              Гермиона поцеловала Таисию в макушку и выскочила на улицу, напоследок махнув рукой другим девушкам.              Мороз тут же защипал кожу лица, заставляя глубже вдохнуть воздух и широко улыбнуться. Родная стихия. Запах свежести, снега и холода.              Снегопад, который слишком быстро превратил осенний слякотный простор в снежный, теперь больше был похож на привычную для нее обстановку.              Она скучала по Дурмстрангу, хотя три недели на корабле и десятки тестов, экзаменов, а также ночные дозоры на палубе, пытались перебить ее теплые чувства к холодной школе.              Святочный бал должен был быть уже скоро, но Грейнджер это совсем не волновало. Ей было плевать, что ее колдо вновь будет в «Пророке». И конечно же, подкрепленное мерзкой статейкой от Скитер.              Плевать, что она так и не приблизилась к разгадке с озером. Гермиона вроде и нашла даже книги по водным существам, чтобы понять структуру общения с сиренами.              В полумраке библиотеки она искала любые книги, что могут пригодиться. Собрав нужную стопку, пошла в читальный зал и расположилась за пустым столом. Точнее за одним из десятков таких же, потому что девушка была тут одна. Но как только она начала читать, шепот в ее ухо послал и мурашки, и эту идею в пекло.              — Грейнджер, скоро твой мозг не поместится в эту прекрасную головку, — она кожей почувствовала его ехидную ухмылку. — Но если в Темной магии есть отсек пикантных заклинаний, и ты именно это сейчас читаешь, готов стать твоим подопытным.              — Такая магия сама по себе хороша, — Гермиона повернула голову к нему, встречаясь с блеском серых радужек и кривой улыбкой. — Тебе ли это не знать?              Его рука оказалась на ее высоком хвосте, которой он намотал волосы на кулак и слабо, но ощутимо дернул. Грейнджер послушно запрокинула голову и приподняла бровь, удерживая на губах дразнящий изгиб.              — Ну ты же знаешь, мне всегда мало знаний, — от него пахло сигаретами и мятой. — Любых знаний.              В библиотеке было тихо, так как никто в здравом уме не будет сидеть в вечер пятницы в пыльном помещении, под аккомпанемент негромкого храпа мадам Пинс. Гермиона быстро скользнула глазами, замечая на парне очередной черный худи, хотя он и пытался прикрыть его школьной мантией.              Его потертый она так и не вернула. Хотя и просьбы не прозвучало.              — И что же ты хочешь? — спросила Грейнджер, плавно выгибаясь и поднимаясь со стула. Это было медленно, в достаточной мере опалив все нервы в теле. Желанно. На нее никогда так не смотрели, как это делал Малфой. С долей восторга, восхищения. Со сбившимся дыханием и учащенным пульсом.              — Ну-у, — протянул Драко и чуть толкнул ее тело, заставляя Гермиону приподняться на носочки и сесть на стол. Он встал между ее ног, все еще крепко держа хвост в кулаке. Мерлин, отвернись. Ты видел много моих грехов, но этот — самый любимый. — Столько вариантов. Даже не знаю, что бы выбрать. Подскажешь?              Ей хотелось дотронуться до его дерзко вскинутой брови, а желательно почувствовать своими губами эту порочную ухмылку, которая была уже такой знакомой и родной.              — Например, — Грейнджер сцепила руки за его спиной, притягивая. Вырывая воздух сквозь стиснутые зубы и легкую дрожь век. — Ты мне кое-что можешь показать, — она закусила губу и чуть склонила голову.              — Все, что попросишь.              — Ты был хорошим мальчиком эти недели, пока меня не было? — ее пальцы прошлись по капюшону худи и скользнули под ткань. Его кожа всегда была такой теплой, в отличии от ее. Поэтому девушка почувствовала мурашки, и вновь рваный выдох опалил скулу Гермионы.              — Достаточно, чтобы получить за это награду, — хрипловато проговорил Малфой, цепляя свободной рукой ее портупею. Пока она была одна в библиотеке, то позволила себе снять мантию. Поэтому парень ее застал в обычной водолазке и ремешках, на которых скрывались ее любимые лезвия.              — Тогда, ты как хороший мальчик, — девушка придвинулась ближе к лицу и выдохнула, — покажешь мне, как далеко продвинулся в магии ядра.              Малфой резко посмотрел на нее, пока Грейнджер выгибала бровь, как бы спрашивая: «что-то не так?»              — Ты сейчас серьезно?              — Абсолютно, — она спрыгнула со стола, отодвигая парня, и подхватила учебник, а следом мантию. Посмотрев быстро на время, продолжила: — Наши с тобой мальчики уже, скорее всего, закончили заниматься, поэтому Выручай-комната свободна.              — Грейнджер, — пробормотал парень, — даже ты не можешь быть такой жестокой, — он кинул взгляд вниз и тяжело вздохнул, начиная тихо бормотать: — Поттер в стрингах, Поттер в стрингах.              — Визуализируешь мечты? — насмешливо спросила Гермиона.              — Скорее пытаюсь призвать Боггарта, чтобы хоть он смог напугать стояк, — Малфой выдохнул и посмотрел исподлобья. Опасно, с оттенком жадности. Грейнджер это понравилось. — Пошли смотреть мое ядро, бестия. Но после, ты покажешь мне то, что захочу я.              Гермиона уже дошла до дворика Хогвартса. Студентка Когтеврана, которая стояла под уже голым деревом, кинула на нее странный взгляд. Девушка сначала нахмурилась, но уловив в собственном лице неправильность, поняла в чем дело.              Она широко улыбалась.              Потому что ее воспоминания продолжили подниматься в голове, заставляя внутри что-то трепетать. Тьма ли это, или просто ее собственные чувства. Она уже не понимала. Помнит, как у нее застряло дыхание в горле, когда Малфой идеально произнес вязь рун, выводя точными и идеальными взмахами символы.              Золотисто-голубой шар, который ослепил ее, был самым прекрасным, что она когда-либо видела. Гермиона смотрела за бликами света на лице Малфоя, и тут же изменила мнение о красоте.              Вот, что было прекрасным.              Его взлохмаченные волосы, сбитая немного мантия и уверенность в лице, которой он сверлил свое ядро. Она никогда не видела такой яростной роскоши светлой магии. Гермиона увидела, как кончики его волос поблескивали золотым светом, словно его сила была даже в белковых нитях платиновой макушки.              — Ну и как, я достаточно хороший мальчик? — он немного склонил голову, приподняв уголок губ.              — Для меня — самое то, — Гермиона вновь посмотрела на ядро. — Это очень сильное ядро, Драко. Я такого великолепия не видела еще ни у кого, — она подошла ближе к сфере и почувствовала мощный теплый импульс, который исходил от шара. — Ты уверен, что хочешь вплести туда немного тьмы?              — Покажи свое ядро, — серьезно произнес Малфой, все еще ловя острыми скулами голубые блики. — Я хочу увидеть твою истинную обнаженку.              Гермиона прочистила горло, все еще наблюдая за магией парня. Когда-то она ему сказала, что это личное. Что это и есть то самое сокровенное, что не каждый должен видеть. Он позволил ей увидеть свое. Но проблема была в том, что она еще сомневалась — не оттолкнет ли она его?              Знать в теории, что ты используешь Темные заклинания и увидеть эпицентр такой силы — вещи разные. Но когда Гермиона вновь повернулась и увидела уверенность в его глазах, как Драко не сомневался в своем желании, она коротко кивнула и выкинула палочку с предплечья.              Сфера погасла, погружая комнату в темноту. Грейнджер провела серию взмахов, более резко и быстро, чем Малфой. У нее это было так же с ножами. Когда последние слова слетели с губ, она почувствовала это тянущее чувство в груди. Магия гудела, раскручивала свои тентакли, слушаясь хозяйку.              Перед ним вспыхнул маленький алый огонек, который был больше похож на лазерную точку, чем на сферу. Сбоку послышался сдавленный смешок.              — Ну-у, а я то думал…              Алая клякса взорвалась, выбрасывая мощную энергию. Черные вихри, которые опоясывали неоновые красные линии, яростно крутились по оси, увеличивая гул вокруг себя. Грейнджер сделала еще взмах палочкой, заставляя магию начать двигаться быстрее, но более четко.              Когда этот танец мрачности успокоился, то комнату освещал насыщенно-бордовый свет, что спиралью обнимал темные и тяжелые линии из дыма. От ядра шла мощная и удушающая энергия, которая резко понизила температуру вокруг себя.              Грейнджер вздохнула и выпрямилась, опуская древко. Оно теперь было не белоснежным, а грязно-розовым, из-за красноватых отсветов.              Малфой же молчал. Она чувствовала его присутствие, но не находила пока сил повернуться. Она не хотела даже себе признаваться, что просто боялась.              — А что это? — парень сделал шаг вперед, немного пригнувшись, словно пытался что-то рассмотреть. Гермиона кинула взгляд в его сторону, уже не имея возможности увидеть выражение лица. Голос был спокойным, поэтому ровным счетом ни о чем не говорил.              Грейнджер знала, что его интересует.              Если быть до конца честной, у ее ядра было еще одно ядро. Она бы даже сказала ядрышко.              — Это же… — он подошел еще ближе, а когда смог через вихри черных всполохов увидеть огонек в центре, резко повернулся к девушке. — Это похоже на мое ядро.              — Да, только намного меньше и слабее, — выпустила смешок, продолжая: — Я же тебе рассказывала, что есть своего рода координатная прямая нашей магии. У кого-то больше Светлой, у кого-то Темной. То, что находится в центре моей силы, — она указала палочкой в сторону маленького шарика света, который по факту и подсвечивал алые полосы, а иногда пробивался через черничные вихри, — это есть то светлое, что есть во мне.              — Невероятно, — пробормотал Малфой, вновь оборачиваясь к сфере. — Насколько же твоя сила огромна.              Грейнджер кинула взгляд и нахмурилась.              — В смысле? Это просто остатки света и количество тьмы.              — Нет, — отмахнулся Малфой, плавно двигаясь по оси бушующей магии. — Я слишком часто за тобой следил. Ты не настолько порочна, как сама о том думаешь. Если бы в тебе было так мало этого света, ты бы не сделала большую часть хороших вещей, что успела уже совершить.              Обойдя сферу, Драко повернулся к Гермионе. Его лицо теперь освещалось красным светом, поэтому стало более острым и мрачным, но черта с два оно оказалось менее красивым, чем при голубоватом свете магии слизеринца.              — Я всегда поражался тому, как ты можешь быть такой. Одновременно сильной и хрупкой. Жестокой и доброй. Холодной и ласковой. Вот и ответ. Потому что в тебе достаточно света. Его много, но тьмы больше.              Гермиона перевела взгляд на сгусток своей магии, задумываясь.              — Это и есть твое искаженное равновесие. Уверен, если ты найдешь баланс со своей сущностью, ядро поменяется. Оно станет цельным.              Грейнджер почувствовала, как кончик носа уже щипало от мороза, а пальцы рук онемели. Она потом всю ночь лежала и думала о словах Драко. Оно станет цельным. Возможно ли такое? Есть ли шанс на то, чтобы получить полный симбиоз? Не разрываться между двумя сторонами, а найти их грань.              Гермиона услышала возглас позади себя и обернулась. Стайка студентов бежала по уличному коридору, громко хохоча и пытаясь друг с друга сорвать вязаные шапки.              Искаженное равновесие.              А что, если Гайос ошибался? Насчет ее силы и угрозы, которая может от нее исходить. Может, проблема всегда была в том, что Грейнджер отвергала это все. Подкармливала темными заклинаниями, но все равно не принимала.              Она почувствовала: мысли ускорили бег, потому что их начало преследовать что-то опасное. Словно еще чуть-чуть — и тебя загонят в ловушку.              И вот. Взорвалось резко и внезапно, как будто даже застывает вокруг время. Дыхание словно тяжелеет, оседая свинцом на стенках легких. Впервые в жизни она осознает то, о чем всегда помнила, но не понимала. Или не хотела.              Она отвергала силу точно так же, как когда-то отвергли ее.              Девушка застыла, но голова закружилась от этой внезапной мысли. Даже чувство тошноты закрутилось в желудке, и она правда думала, что ее просто вывернет прямо на снег.              Не хотела принимать то, чего не понимала.              Грейнджер поступила со своей Тьмой, как с ней поступила ее мать.              С разницей в том, что ведьма не смогла избавиться от своей силы, а вот женщина очень просто выкинула из своей жизни волшебницу. Слезы от нахлынувших эмоций навернулись на глаза. Она даже не могла толком распознать, что именно испытывает. Стыд, страх, тяжесть осознания?              Чем Гермиона оказалась лучше Джин, если тоже не пыталась понять то, чего боялась и не понимала? Как она могла считать себя лучше, когда несколько раз поступила намного хуже — пыталась убить их двоих.              — Грейнджер.              Перед глазами плыло, а легкие горели. Жуткой и колючей болью, не давая вдохнуть полной грудью. Черные пятна, вихрь мира вокруг и мысль, которая билась в голове. Но ощущение, что там разрывался чей-то крик.              Она ничем не лучше своей матери. А даже хуже.              — Черт, помогите мне.              Ее тело стало легким, под ногами не оказалось опоры. Что-то ее держало, но самой Гермионе сейчас было все равно. Она виновата. Во всех своих выбросах, которые происходили. Отвратительная, но реальная параллель, распилила ее реальность на до и после.              Когда у Гермионы были панические атаки, ее пичкали успокоительными.              Когда происходил выброс, она глушила силу антидотом.              И еще, еще, словно сундучок с секретами не собирался прикрывать крышку, а только еще больше выкидывал ей кусочки правды.              Гермиону боялись другие и не принимали. Тьму обходили стороной и опасались те, кто был в курсе. Грейнджер растила мать, но все-таки отказалась от нее. Сущность кормилась темными заклинаниями, но от нее хотели избавиться. Когда ведьма понимала, что у нее нет сил, паническая атака душила горло, а страх сдавливал стенки мозга. Когда сущность оказывалась под влиянием опасности, происходил выброс силы.              Грейнджер всхлипнула, раздирая пальцами грудную клетку, словно пыталась добраться до легких и дать хоть так поток воздуха.              — Неси ее антидот.              И вот то, что слышалось за гранью реальности, оказалось сейчас самым кошмарным. Она открыла рот, чтобы попросить этого не делать, но из тела вырвался хрип. Руки казались неимоверно тяжелыми, а ноги так вообще перестали ощущаться.              Помоги.              Приди.              Прости.              Три слова, которые начинались и заканчивались на одинаковые буквы, несли в себе один смысл — раскаяние. Осознание мерзкая тварь, но справедливая. Она позволяет через боль пронести весь смысл заблуждений, чтобы ты лучше запомнил.              Гермиона наконец-то смогла сфокусировать взгляд и увидеть мелькающие силуэты вокруг нее. Это были люди. Не тени прошлого и ее кошмаров. Голоса были знакомы, но уловить смысл слов было тяжело.              Она вновь попыталась выдать звук, но рот беззвучно открылся и пару раз цепанул воздух, который так и не смог попасть внутрь легких. Но теперь она могла мыслить. Не хаотично, словно у ее же эмоций были свои чувства, которые завладели разумом.              Грейнджер прикрыла глаза и постаралась успокоиться.              Задержать те частички дыхания, что как-то просачивались сквозь клапан в горле. Пустить их по крови, приказывая телу отпустить спазм. Отпустить боль. Сделать все так, чтобы паника прошла.              Ей незачем волноваться больше. Она нашла ответ на свой вечный вопрос, который мучал долгие годы.              Дрянь, что сидела внутри нее — это она сама и есть.              Арка не давала ей сил. Она усилила то, что всегда было в девушке.              Плохими не рождаются, ими становятся.              Звуки вокруг усилились, напоминая о том, что кто-то хотел всадить ей антидот. Грейнджер почувствовала, как тело потихоньку отпускает спазм, но тяжесть, словно у нее на груди лежал гранитный камень, так и не ушла.              Не дай им тебя усыпить.              Даже в голове это не звучало как приказ. Она просила. Просто, без злых или нервных ноток. Грейнджер хотела сохранить это осознание для них двоих, чтобы спокойно разобраться. Не хотела оставаться одной.              Не дам.              Через тело словно прошел разряд молнии, запуская импульсы по нервным окончаниям. Впервые она как будто находилась в чужом теле, но чувствовала все. Голос, который сказал короткое не дам, принадлежал девушке, только она никогда не говорила так.              Грейнджер не успела проанализировать эту мысль, когда глаза резко распахнулись, а ее рука молниеносно вскинулась, ловя в крепкую хватку чужую. Гайос стоял над ней, занеся над телом шприц с жидкостью.              Они сцепились взглядами и словно оба впервые видели друг друга.              — Не смей.              Холод голоса заставил парня немного дрогнуть. А такое было редкостью. Даже сейчас, когда его лицо видела только она, на нем проступили страх и замешательство. Но это быстро ушло, возвращая привычное выражение.              — У тебя мог случиться выброс, — пальцы Грейнджер сжались, и парень поморщился, выпуская антидот из рук. Тот упал на грудь девушки и скатился на пол. И все произошло в тишине. Хотя Гермиона знала, что они не одни. Все ее ощущения словно стали в пять раз лучше. А может, и в десять.              Она слышала дыхание каждого в комнате, чувствовала в ушах стук сердца Алекса. Различала запахи магии, которая исходила от волшебников в помещении.              Девушка осклабилась и отпустила руку, оттолкнув.              — У каждого свое отчаяние. И глушить его не нужно.              Гайос свел брови, что даже вызвало слабый намек на улыбку. Столько эмоций за одну минуту от парня, сколько за всю жизнь не получало и большинство его знакомых.              — Ты как? — голос Малфоя был сбоку. Грейнджер повернулась и увидела, как он стоит за спинкой дивана. Ее взгляд стал более цепким. Острым. Поэтому даже смотря в лицо парня, она смогла опознать гостиную Слизерина.              — Великолепно.              Грейнджер поднялась на ноги, не чувствуя даже отголоска той недавней боли. Тело гудело магией, и хотелось что-то сделать. Невероятный адреналин, гоняющий эйфорию по сосудам. Быстро оглянувшись, она увидела тут близнецов, Вадима, Поттера с Ноттом. У всех на лице был ошалевший вид, словно они увидели возрождение сразу всех известных святых в одном лице.              Может и не святых, да и точно не всех, но что-то значимое точно произошло.              Гермиона посмотрела на свои руки, не видя привычных черных пальцев. Выбросы оставляли осадок магии, который несколько дней не сходил, заставляя ее носить перчатки.              — Что произошло, мать твою? — рявкнул Артур, но тут же осекся, когда Гермиона кинула на него взгляд. Что-то точно изменилось.              И это желание было спонтанным. Она повернулась к Драко и быстро подошла. Он даже не дернулся, когда ее рука легла на острую скулу, а она сама посмотрела в свинцовые радужки.              — Что там?              — Карий, окаймленный рубином, — парень немного прищурился и приподнял уголок губ. — Я оказался прав?              — Как и всегда, — Гермиона кинула взгляд через плечо, натыкаясь на колбу со шприцем, а после посмотрела на Алекса.              — Уничтожьте все запасы. Мне больше не нужно лекарство.                     

***

             Наверное, будь Грейнджер нормальной девушкой, она бы ждала этот день с придыханием. Носилась бы по школе, забыв уже о домашнем задании и об экзаменах, которые вновь висят на носу.              Думала бы, что этот бал станет лучшим в ее жизни, и она точно будет купаться во внимании всего зала.              Хотя бы то, что Святочный вечер перед праздниками и каникулами, точно окажется незабываемым.              Наверное, если бы Гермиона являлась такой девушкой. Нормальной.              Ведьма в очередной раз скрылась в библиотеке, понимая и прелесть такого поступка, и очевидную детскую глупость.              После того дня, как с ней произошла паническая атака, прошел почти месяц. Гермиона даже не поняла, как в этой беготне, словно она была хомяком на железной круглой дорожке, ее нагнали праздники.              Но то, что с ней что-то происходило, заметили все.              Когда она проснулась на следующий день после того случая, рубин по краям радужки пропал. Она вцепилась в зеркальную раму и неверяще смотрела в свои глаза цвета обычного карего, с примесью охры.              Никакого красного.              Ни одного чертового намека на то, что с ней что-то произошло. Если всех это обрадовало, хотя никто так и не понял, что же случилось, Грейнджер стала одержимой.              Чувство, что у тебя отобрали только что полученное, становилось липким дружком ее раздражения.              Гермиона перестала быть собранной и холодной, заранее просчитывая все наперед. Она только и делала, что зарывалась в учебники и сторонилась друзей, почти истерично рыская по библиотеке информацию. Все ее конспекты из Дурмстранга были с рычанием отброшены, так как никакой информации у них не было до этого, но она оставляла шанс на то, что они что-то упустили.              Она не ходила на общие тренировки Эрстера и Слизерина, но до нее долетали обрывки фраз, что вторые делают успехи. Чисто фоново, слух цеплял то, что у Забини хорошо получаются махинации с алхимией, из-за чего Кришау буквально светился. Нотт стал более собранным и расчетливым в дуэлях, хотя вне тренировок он все еще оставался тем, кем и был. Поттер смог один раз почти выиграть в спарринге с Гайосом.              Грейнджер хотела бы поздравить с прогрессом, но ее мозг буквально перегревался от мыслей. Успокаивался он только в те вечера, когда она уходила работать над Оборотным зельем, что отдал ей Малфой.              И хоть тот и порывался помочь ей, но после мрачного и испепеляющего взгляда, тут же сдувался.              На самом деле, единственное, что немного отвлекало Гермиону от погони за своей тенью — это их занятия с Драко.              В один из их вечеров они опять встретились в Выручай-комнате. Девушка была настолько подавлена и истощена нескончаемыми мыслями, что даже не заметила, как надела на себя худи парня, который забрала на корабль.              Это был странный, но почему-то неконтролируемый порыв. И судя по тому, что он явился в таком же, у парня и правда это был любимый элемент гардероба.              — Тебе идет, — высказался Драко, осматривая ее с ног до головы.              — Могу вернуть, — Грейнджер испытала неловкость, теперь уже замечая, что на ней надето. По потертостям и небольшим, прожженным сигаретой, дыркам на ткани, она понимала, что это был его любимый худи, который он носил очень часто.              — Нет, не надо. Он теперь твой, — он достал из кармана джинсов нож и красноречиво стрельнул глазами. — Заберешь?              — Теперь он твой.              Занятие проходило из рук вон плохо, поэтому когда Гермиона в очередной раз совершила ошибку и оступилась, чего с ней никогда не было, Драко все остановил и предложил просто посидеть.              Он забрал ее из Выручай-комнаты и аккуратно провел по школе, двигаясь к Астрономической башне. Пока слизеринец накладывал чары, чтобы они здесь не замерзли, она, привалившись к перилам, пусто смотрела на снежный лес, который из-за ночи казался очень похожим на окраины Дурмстранга.              Грейнджер смотрела в темноту спокойной ночи и ощущала в себе пустоту.              — Пошли.              Забрав ее с балкона, Малфой сел на подушки и привалился к стене. Похлопав по ноге, он мягко улыбнулся. Грейнджер легла головой на грубую ткань темных джинсов и уставилась в потолок, замечая специальные механизмы для изучения Астрономии.              Карта иллюзорного неба, которая была похожа на синий дым, расположила на себе созвездия.              Они молчали.              Единственное, что еще сделал Драко — это аккуратно снял резинку с ее волос и запустил в них ладонь, мягко массируя кожу головы и перебирая длинными пальцами кудри.              — А если ее больше нет? — Гермиона впервые с того дня подняла эту тему. Даже для нее голос звучал пусто и отстраненно.              — Ты не чувствуешь ничего внутри? — спокойно спросил Драко, подкуриваясь одной рукой. Он сделал пару затяжек, а после предложил сигарету ей.              — Я уже не знаю, что чувствую, — честно ответив, она взяла предложенный табак и затянулась. — Такое чувство, что ты что-то умел, но произошел момент, и все. Ты разучился.              — Потерял навык в том, в чем всегда был хорош?              — Да, — она старалась выдыхать дым так, чтобы он не попадал Малфою в глаза. — На самом деле, это было лицемерно. Я боялась и ненавидела свою Тьму, но в то же время чувствовала себя неуязвимой. Знала, что в любой момент она вытащит нас из любой задницы. Сейчас я чувствую себя канатоходцем, у которого внизу нет сетки. Без подстраховки.              — Она даже не реагирует на мою магию? — его пальцы нежно прошлись по виску, заправляя темный локон за ухо. — И на мою кровь?              Гермиона заметила то, что Драко однажды подставился под удар, от которого мог спокойно уйти. Спарринги с ним были такими же приятными, как и с Кирой. Он быстро учился, умел хорошо двигаться, а занятия с мальчиками сделали его более мобильным. Парень замечал ее особенности и подстраивался, тем самым заставляя менять стиль.              Малфой мог уйти от удара, но не сделал этого, как ожидала она. Когда под белой футболкой на плече расползлось алое пятно, Грейнджер глубоко втянулась.              Ждала.              Хотя бы какую-нибудь ниточку их связи.              Но ничего.              — Ничего.              Она потушила бычок, оставляя тот в каменном полу, и вновь устремила взгляд в потолок, смотря, как по карте плавают бисеринки звезд.              — Если я все только испортила? Избавилась от нее раз и навсегда? — она давно не слышала такое отчаянье в голосе. И это сдавило горло.              — Мы со всем разберемся, — пообещал Драко. Он наклонился и прикоснулся губами к ее холодному лбу. — Я тебе обещаю.              Глаза прикрылись, так как под веками защипало. Ей нужно было немного времени, чтобы успокоить это тянущее чувство внутри. Тоска, обида, сожаление.              — С кем ты идешь на бал? — спросил парень, меняя тему и вновь привалившись к стене. — Гайос?              — Да, хотя в последнее время мы не очень общались. Как впрочем и с другими.              — Гермиона, они твои друзья. Настоящие друзья. Потому что для них ничего не изменится, если что-то поменялось в тебе, — она посмотрела ему в глаза и увидела мягкую улыбку. — Эрстер понимает, что с тобой что-то происходит, но дает тебе время самой разобраться.              — Я знаю, да, — за пределами башни загудел ночной ветер. — Я просто…              Она сглотнула, боясь признать то, что даже в голове старалась откинуть в самый дальний угол.              — Ты просто что?              — Я… — она вздохнула, вновь упираясь взглядом в потолок. — Я чувствую себя неуверенно. Опять. Как и тогда, на первом курсе. Мне вновь придется терпеть взгляды зала. Что если я не смогу? — губы слегка болезненно скривились. — Не найду в себе силы преодолеть это препятствие?              — Грейнджер, — Малфой мягко поднял ее голову, заставляя сесть перед ним. Теплые руки аккуратно потянули за талию, чтобы она заползла на его бедра. Их худи шуршали друг об друга, пока Драко притягивал тело ближе к себе, — за любой ночью следует рассвет. Ты заслуживаешь наконец-то быть в центре внимания. Восхищенных взглядов, — пальцы Малфоя остановились на скоплении родинок, которые он погладил большим пальцем. — Ты не должна убегать или прятаться от кого-то.              — Но я и не хочу за кем-то гнаться, — Гермиона наклонила голову к его ладони, закрывая глаза, — бегать за другими.              — Тогда встань на их пути, — она слышала ухмылку в его голосе, которая теплой волной прошлась по всему позвоночнику.              После этого вечера, Грейнджер чувствовала себя немного спокойнее и уверенней. Кто мог знать, что имея палочку, ножи и боевую подготовку, ту самую силу она будет иметь, держа при себе слова Малфоя?              И сейчас, стоя в библиотеке, пока школу накрыл общий ажиотаж перед Святочным балом, она как истинный карманник, искала что-то еще ценное.              Что-то, что позволит ей вернуть саму себя.              Грейнджер чувствовала собственное нутро слишком оголенным и уязвимым.              Она даже уже не знала, от кого прячется. От друзей или от самой себя? От реальности или от правды, которая вгрызалась ей в хребет?              Просмотрев уже знакомые книги и поняв, что больше ловить нечего, девушка поплелась из библиотеки. Было, наверное, странно, что ученики Хогвартса встречали на своем пути ученицу, которая натянула капюшон худи до самых бровей, а сверху кофты развевалась темная мантия.              Скорее всего, она сейчас была похожа на дементора.              Зайдя в женский туалет, Гермиона быстро ополоснула лицо и выдохнула, опираясь руками на раковину. Как она устала. Никто не говорил ей о том, что бег от самой себя может быть изнурительнее, чем бег по опасным тропам Инициации.              Шаги и смех за пределами комнаты заставили напрячься и выпрямиться.              Инстинкты, черт их дери.              Она сделала шаги назад и закрыла дверь кабинки ровно в тот момент, когда голоса перестали быть приглушенными, а звонко разлетелись от кафельных стен.              — Мерлин, эта старуха меня доконает, — прозвучал голос, за которым появился звук воды из крана. — Ну, пережила ты свою молодость, дай другим порадоваться. Так нет. Надо было держать всех до последнего, а сверху задать эссе на страниц двадцать.              — Ты думаешь, Макгонагалл была когда-то молодой? — спросила вторая девушка. — Мне кажется, она сразу родилась с морщинами и в очках.              Смех разошелся по туалету, пока кулак Гермионы сжался. Это точно были студентки Слизерина. Никто другой не мог так отвратительно отзываться о профессоре.              Может, она поможет? Попросить совета у женщины, которая единственная с грустью отпускала ее, передавая в руки Каркарову? Грейнджер даже помнит, что за стеклами очков блеснули слезы. И запах ее духов, когда она присела на уровень лица Гермионы, чтобы крепко обнять и пожелать удачи.              Макгонагалл не заменила ей мать, но сделала намного больше, чем вторая. Подарила тепло и надежду, что у нее еще что-то будет.              — Кстати, Джастин сказал, что после Святочного намечается вечеринка в Выручай-комнате, — это была уже третья девушка. — Как думаете, эти курицы опять захотят перетянуть все внимание на себя?              — Какое внимание? — в голосе первой звучала неприкрытая брезгливость. — Как будто ты не знаешь, что парни думают членом. Удивляет, что наша святоша Паркинсон вообще подписалась на это. Просто у них больше ничего нет. Крутить задницей много ума не надо.              — Да нет, кое-что есть.              Грейнджер узнала голос, который с удовольствием бы заткнула раз и навсегда.              Астория.              — Что? Это дикарки, которые не знают даже о банальных правилах этикета. Если они и найдут себе пару на бал, то, скорее всего, пригрозив расправой, — все посмеялись, но голос Гринграсс оставался таким же спокойным.              — Вы не заметили, что они все как побитые жизнью щенки? — цокот каблуков приблизился к двери кабинки, заставляя по инерции аккуратно отпрянуть. — И эта шайка, которая все время крутится вокруг друг друга.              Как и твои сучки перед тобой.              — Но у них нет того, что есть у каждого благородного студента.              — Чего? — спросил первый голос.              — Семьи.              Гермиона моргнула, ожидая совершенно других слов. Статуса, наследия и прочей хрени, которая имела вес в мире элиты.              — Я сначала тоже злилась, когда они появились. Особенно меня выбешивала Грейнджер, — судя по звуку, она ходила из стороны в сторону. Медленно и размеренно. — Но потом я вспомнила, кем я являюсь и что в себе несу. Кровь и достоинство. А что есть у них?              — Разве они не все, ну, кроме грязнокровки, чистокровные?              — Понятия не имею, но суть такова, что практически половина, оказалась сиротами.              Откуда?..              — Мой отец находится в попечительском совете и списки приглашенных гостей прошли через его руки, — продолжила Астория. — Так вот, на днях мы с Дафной были в мэноре, и я смогла глянуть этот документ. И знаете что? От Дурмстранга всего у одной трети кто-то будет со стороны. Шайка Грейнджер не пригласила никого. Только у Мецгеров прибудут родители.              Гермиона прикусила до крови губу, потому что это была правда.              У других студентов было кого звать на важное событие, а из отряда Эрстер полноценная семья осталась только у близнецов. И то, Артур чуть не вырвал кадык Давиду, который вписал имена их родителей.              — То есть они почти все беспризорники? — фыркнула, вроде, вторая девушка.              — Именно. А что до Грейнджер, — снисходительный тон Гринграсс еще больше распалял злость. — Что у нее есть? Кроме, ее навыков выживать и грубой силы. Животной жестокости. Ее мир состоит из этого. Какое у нее может будущее?              Гермиона даже внутренне не смогла возразить. Слова иглами застряли в гортани, заставляя тупо слушать дальше.              — Они уедут, рано или поздно. Так почему бы не дать им поразвлечься? Готова поспорить, она будет со своим Гайосом идти под ручку, так как никто из наших мальчиков не позволит себе стать парой подобной ей. Это привлечет нежелательное внимание.              Грейнджер зажмурила глаза, словно это действие позволит заглушить звук голоса слизеринки.              — И дело не в красоте или ее уме, — Гринграсс сказала это спокойно, как констатируют факт. — Просто они не из нашего мира. Они чужаки, которые не знают законов, кроме своих. А мы знаем. Есть вещи, которые просто несовместимы. У нас есть четкость завтрашнего дня, а у них желание пережить сегодняшний.              — Наверное, она еще и пойдет в своей извечной водолазке и брюках, — мерзко хихикнула одна из подружек. — У нее вообще есть другая одежда? Или она просто каждый год трансфигурирует ее на размер больше?              Ком застрял в горле, потому что так оно и было. Боже, неужели это и есть ее жизнь со стороны? Она носила форму как вторую кожу, потому что привыкла к ней. Практичность и удобство. Грейнджер продумывала свою экипировку до мелочей, стараясь выстроить свою броню от внешнего мира по собственной задумке.              Но когда слышишь подобное вот так, начинаешь понимать, что это выглядит жалко. Даже Кира могла носить форму на занятия, но после снимала ее и облачалась во что-то другое. Каждый раз разное. В Дурмстранге, где им нужно было каждый день ходить в черной одинаковой одежде, подруга умудрялась в главной гостевой выглядеть как модель с обложки, находя каждый раз новые наряды.              — Ох, Салазар, — воскликнула одна из девушек. — Пойдемте собираться. Мне еще надо сделать прическу.              Девушки засуетились, а после вышли из туалета, оставляя там резонирующий воздух после своих слов и разбитую напрочь Гермиону. Она ударилась лбом с глухим стуком о дверцу кабинки, чувствуя, как возвращается к исходной точке этого месяца.              Книга может цеплять тебя своей обложкой, но если внутри ничего нет, ты ее не запомнишь. Ты либо поставишь пылиться на полку, либо просто выбросишь за ненадобностью.              Но вот в чем была сама ирония — Грейнджер себя сейчас чувствовала пустой. Разбитой. Со скучным слогом и слишком предсказуемым сюжетом. То произведение, которое возможно закроют уже через двадцать страниц.              Она ушла из туалета, еле волоча ноги. Опять зарылась в капюшон худи, сложив руки на груди. Гермиона устала морально за это время. Желание было похоже на то, что всегда преследовало ее в приюте, когда девочки никак не могли оставить Грейнджер в покое. Спрятаться. Сбежать.              Мимо пронеслись младшекурсники, видимо, искренне радуясь, что сегодня был сокращенный день. А почему это работает только так?              Почему нельзя сократить боль? Отчаяние? Почему именно определенный отрезок, который даже не от тебя зависит?              Гермиона даже не знала куда шла. Просто делала шаги, не понимая где ей стоит сейчас находиться. Хотелось просто раствориться, застрять в секунде перед аппарацией, чтобы подумать обо всем. Получить эту передышку и время, чтобы собрать пазл из своей жизни.              Самое худшее, что слова Астории были такими же, как слова Гермионы в голове. Она даже не могла возразить. Может, по-другому построены, с заменой на гадкие синонимы, но суть одна.              Что она вообще имеет?              Грейнджер остановилась и поняла, что уже около часа бездумно ходила по школе. Оглянувшись, она увидела выход на Астрономическую башню. Когда она прошла внутрь, то словно видела со стороны их с Малфоем фантомы.              Вот парень сидит, облокотившись спиной на стену, пока ее голова покоится на ногах парня. Вот рука с длинными бледными пальцами утопает в ее кудрях, а она тянет сигарету и выдыхает спиралью дым в потолок.              Ее губы дрогнули, а после она посмотрела за горизонт.              Вечерело.              Солнце уже садилось, а гул коридоров постепенно стихал, так как все разбрелись по комнатам, начиная подготовку к Святочному. И одна Гермиона, словно ей не было места ни в одном уголке школы, плелась по инерции. Стояла здесь, натянув криво капюшон худи, поверх которого была ее темная мантия.              Что у нее есть?              Она сама, прошлое и настоящее, в котором ее окружала магия, друзья и Драко. Разве этого мало? Но вот в чем и состояла проблема: даже стоя в толпе, ее съедало одиночество внутри. Выгрызало по сухожилию, заставляя морщиться от боли.              Одиночество.              Она все время бежала от этого, но в то же время зарывалась с головой в это чувство. Сливалась с серой массой, лишь бы лишний раз на нее не обратили внимание. Потому что так всегда начиналось.              Родители обратили внимание на свою дочь — и отказались от нее.              Прошла к шляпе и попала на Гриффиндор — не выдержала больше года взглядов, шепотков и грязных ртов.              Перешла мрак Арки в надежде получить дар — получила силу, которой боялись все, вновь выделяя ее существование из толпы.              Драко сказал ей — встань на их пути.              Не беги, не проси.              Разве не таковой она росла все это время? Почему Грейнджер должна вновь слиться с толпой? Почему должна выглядеть как брошенная всем миром?              — К черту, — внезапно выдохнула девушка и сжала кулаки. Гермиона натянула капюшон по самые брови и с такой яростью посмотрела на пространство вокруг себя, словно именно это помещение пыталось ее уязвить и унизить час назад. Словно где-то здесь скрывались лица родителей и очертание Тьмы, которая теперь бегала от нее.              Еще ей не приходилось уговаривать свою альтер-сущность проявить себя.              Пошла нахрен.              Грейнджер посмотрела на время и поняла, что у нее еще есть время, чтобы продумать все досконально. Показать себя всем вокруг, и никто больше не загонит ее в собственную ментальную тюрьму.              У нее есть все возможности мира, которые она продемонстрирует сегодня на вечере. Она вспомнила, что ее платье уже висело на балке кровати. Черное. Обычное и практичное. Как и вся Гермиона.              Грейнджер достала из большого кармана худи сигарету, украденную из пачки Малфоя и щелчком подкурилась. Она бездумно смотрела на кроны деревьев, закусив фильтр зубами. Теперь она понимала тех людей, которые приобретали себе эту вредную привычку.              Она расслабляет. Оттягивает момент принятия решения и в то же время дает тебе эти минуты, чтобы окончательно осознать — что ты будешь делать дальше.              Гермиона перекатила сигарету в угол рта и засунула руки в карман кофты, ухмыляясь в пустоту. Сигарета приятно скрипела на зубах, а кривая улыбка тянула лицевые мышцы.              Теперь, когда табачная палочка плотно держалась между резцами, решение на эту ночь пришло в голову. Плавно и вальяжно, как будто всегда здесь было, просто отходила попудрить носик. Как хозяйка разума.              

***

             Она наложила на себя чары, чтобы скрыться от чужих глаз. Коридоры заливали голос и шум, а мимо проносилось воодушевленные девушки. Гермиона успела в последний момент увернуться, так как не хотелось ошарашить какую-то студентку тем, что она еще до пунша начала врезаться в воздух.              В гостиной Слизерина творилась вакханалия и суматоха, поэтому Грейнджер пришлось дождаться хотя бы вполовину опустевшего помещения.              Она поднялась в спальню мальчиков и нашла сундук Алекса. Парные чары позволяли ей спокойно открыть крышку и найти пучок перьев Феликса. Его оперение было достаточно твердым, чтобы использовать для письма.              Она зацепилась взглядом за стопку писем. Отчеты по жизни ее родителей. Гермиона их не читает, потому что… она не знала. Как не знала и то, почему просила Гайоса до сих пор следить за их существованием.              Наверное, чтобы просто быть ко всему готовой.              Не сдержавшись, девушка схватила конверты и вышла из спальни. Просто, пусть будут у нее. Почему нет? Это ее родители, хоть и не любимые.              Эта фраза даже в голове звучала дико.              Войдя в их с Кирой и Таей спальню, она сняла с себя заклинание, так как долгое воздействие чувствовалось липким слоем пота.              Девушка сняла капюшон и выдохнула, натыкаясь взглядом на свое черное платье. Стержни перьев несильно царапали кожу, а Гермиона продолжала убийственным взглядом смотреть на кусок ткани.              Она правда это сделает?              Нервный смешок слетел с губ, но после лицо резко превратилось в холодную маску. Ее глаза скользили по краям юбки, задерживаясь на тех местах, где были потайные карманы.              Грейнджер кинула взгляд на перья, а после на письма. Она не знает, каково это — быть в центре внимания с хорошей стороны. Не умеет купаться в роскоши, запивая это восхищением.              Девушка умела выживать.              Это у нее не отнять.              Но остальное?..              — Да пошло оно все, — выдохнула Грейнджер, кладя письма под покрывало одеяла, а после выкидывая с предплечья палочку.              Она устала быть в тени. Устала оттого, что каждый день выклянчивает шанс на выживание.              Войти нужно так, чтобы люди либо захотели тебя выгнать, либо оставить на подольше.              Гермиона взмахнула древком, и магия заструилась по воздуху, разнося свою силу.              Девушка войдет в зал так, чтобы люди научились через дыхание произносить мертвые наречия, которые никто не сможет перевести на английский язык.              Платье начало трансформироваться, а Грейнджер потянула уголок губ.              Гайос просил оставаться в тени, но разве она уже не нарушила свой ход жизни? Основательно перевернув все вверх дном. Заставив свои привычные устои раствориться, оставляя после себя разруху и хаос.              Пусть все увидят ее такой, какой она захочет быть перед толпой. И пусть сегодня она сделает то, что только начала пробовать в своей жизни.              Она будет жить.              

***

             — Как думаешь, Широков спиздил костюм у Хагрида? — шепнул Тео на ухо, пока Драко выискивал Нарциссу.              В зале был гомон, который никогда не нравился парню. Он ненавидел такие светские вечера, когда приходилось надевать костюм, парадную мантию и гребаную бабочку.              — Хотя, учитывая его рост, он мог выиграть в честной схватке с троллем, — Нотт осмотрелся, а после достал железную флягу из кармана и отхлебнул.              Они стояли в стороне, ближе к фуршетному столу, пока с потолка зала сыпался искусственный снег. Сегодня сделали зимний антураж, что вызвало неподдельную радость у дурмстранговцев.              — Что у тебя там? — откуда-то материализовалась Палмер, выхватившая флягу. Она принюхалась и выгнула бровь. — Пахнет мочой кентавра.              — Во-первых, мои вкусы могут быть специфичны. Во-вторых, я захочу услышать историю, откуда ты знаешь, как раскрывает свой вкус данный купаж? — девушка закатила глаза и отхлебнула. Когда Нотт попытался забрать флягу, она ловко ее перекинула в другую руку и посмотрела на Малфоя.              — Ладно, я так напилась на свой день рождения, что пообещала этому уринофетишисту пойти вместе на бал. Но какого ты один? — Драко дернул плечами, высматривая в толпе прибывающих гостей. Точнее, он искал конкретного человека.              — Я не хотел никого звать.              — Или кого хотел не смог позвать.              Малфою было все равно на этот вечер, как и на то, что он без пары. Нарцисса прислала ему письмо, что в очередной раз прибудет одна.              Иметь под боком еще кого-то, пока он будет в обществе матери, было бы верхом идиотизма.              — Палмер, тебе говорили, что нельзя быть такой ахуительной? — Тео прищелкнул языком, рассматривая темно-синее платье девушки, — это нужно запретить законом.              — Это надо записать в Библию, — парировала девушка и выгнула бровь. — Хотя, не люблю позолоту. Она придает не самый красивый оттенок моей коже.              — Интересно, насколько быстро священник потеряет сознание, если все начнут приходить в церковь не на исповедь, а на то, чтобы подрочить на твою икону?              Драко наконец-то увидел белоснежные волосы и всполох бордового платья. Нарцисса шла с миссис Паркинсон и что-то обсуждала, держа на губах учтивую полуулыбку.              Когда она отвернулась и наткнулась взглядом на сына, то даже через зал Драко увидел, как глаза затопила теплота и нежность.              — Я скоро вернусь, — бросил он, начиная идти к матери.              — Каждый раз, когда я тебя вновь вижу, ты становишься все красивее и красивее, — женщина поцеловала его в щеку, слегка приподнимаясь на носочки.              — Чертовы гены Блэков, ведь то же самое я могу сказать и про тебя, — Драко усмехнулся, на что мать притворно вздохнула.              — Нет предела совершенству, — Нарцисса поправила меховую накидку и осмотрела зал. — Я уже и забыла, как красив Хогвартс.              — Да, на магию тут не поскупились, — он сжал ее руку и понизил голос. — Отец точно не придет?              Волшебница поджала нижнюю губу и покачала головой, опуская взгляд.              — Нет, Драко. Он срочно отправился на какое-то собрание, — она подняла лицо, смотря из-под ресниц. — Я думаю, что его нет даже в стране.              — Мам, если дома что-то происходит…              Ему было страшно за нее. Чертовски страшно, потому что Нарцисса была слишком светлым человеком для такого гнилого мужчины. В памяти тут же закрутились картинки, как Драко сплевывал кровь на пол и заходился в новом крике.              Зная, насколько мама была чуткой и внимательной, он через силу подавил дрожь в теле и сжал ее кисть.              — Нет, мой хороший. Отец почти все время пропадает на работе, так что единственное, чем я занимаюсь в мэноре, так это слежу за оранжереей и лебедями, продолжаю рисовать.              У матери был талант. Практически все картины, не считая семейных полотен, где были предки двух династий, нарисовала миссис Малфой. Он обожал подглядывать за ней, когда она отключалась от мира и садилась перед мольбертом.              В ее взмахах кисточкой была такая же грация, которая присуща ее стилю колдовства.              — Солнышко, ты познакомишь меня со своей спутницей? — Драко моргнул, а после уставился на женщину.              — Я никого не приводил, — Нарцисса сначала нахмурилась, а после ее васильковые глаза затопило понимание.              — Ох, дорогой. Ты не должен был быть одиноким в этот вечер только потому, что я прибыла без Люциуса.              — Дело не в этом, — он прочистил горло, откидывая голову назад и возводя взгляд к потолку. — Ну как… Это одна из причин. Девушка, с которой я бы хотел быть тут, она…              Что она?              Ему не принадлежала? Не могла стоять рядом, держась за его локоть, отпуская колкости по поводу сегодняшнего вечера?              Гермиона была под запретом не только потому, что сама бы не захотела подобного, но и потому что это было опасно. Он успел наложить Обливиэйт на Асторию, чтобы она не успела донести Люциусу о том моменте в гостиной.              Но чертовски тяжело было применить заклинание к знакомым семьи, которые, увидев их вместе, еще до окончания Святочного, отправили бы письмо мужчине.              Мистер Малфой, а Вы знали, что Ваш сын увлечен магглорожденной ведьмой?              Хотя он бы заплатил все деньги мира, чтобы посмотреть на то, как Грейнджер надерет задницу Люциусу.              Черт, он бы занял первый ряд.              — Она сегодня будет с другим, — закончил фразу Драко и увидел, как женщина удивилась.              — Эта девушка предпочла тебе другого?              — Так сложно поверить, что мое обаяние работает не на всех?              — Такого просто не может быть, — Нарцисса увидела группу женщин и похлопала сына по руке. — Мне нужно пообщаться, ты же не против, если я тебя покину? Но учти, я найду тебя после танцев, и ты мне подробно расскажешь о девушке, которая смогла противостоять тебе.              Драко усмехнулся и поцеловал женщину в щеку. Когда он вернулся к своему прежнему месту, народа прибавилось. Теперь здесь был Эрстер. Таисия разговаривала с Михаилом, а Артур пил пунш.              Но судя по тому, что напиток был безалкогольный, а лицо некроманта после глотка скривилось, он повышал градус в организме.              — Блять, я хочу уже поскорее уйти отсюда, — Мецгер закусил фруктовой шпажкой и пробормотал: — Нахера он позвал родителей? Если бы я хотел посмотреть, как полируют задницы, то просто бы взглянул на Нотта.              — Проблемы в раю, демон? — пропела Палмер, облокотившись на плечо друга, — фрау и герр Мецгеры вновь попытались тебя вернуть в человеческое общество?              — Да хер им, — парень вновь отпил из бокала. — Я скорее трахну останки Мерлина, чем буду стоять рядом и слушать, какой мой брат пиздатый, что вывел новую рогатую хрень.              — У тебя плохие отношения с ними? — спросил Малфой, на что парень закатил глаза.              — У меня со всеми плохие отношения, потому что живые люди слишком много пиздят, — Мецгер стряхнул с себя девушку и нервно оглянулся. — Я надеюсь, ваш местный торчок припас что-то на вечер. Иначе я за себя не ручаюсь.              К ним подошли Широков и Гайос, которые все это время разговаривали с Каркаровым. Александр был одет в дорогую черную мантию. Как всегда, от него несло парфюмом, мрачной силой и элегантным похуизмом.              — Кира, Таисия, — он кивнул каждой, — вы великолепны, — потом его взгляд скользнул к Малфою и Гайос нахмурился. — Почему ты стоишь тут?              — Может, потому что могу? — слизеринец издевательски выгнул бровь, но замешательство в глазах Александра насторожило.              — Где Гермиона?              Палмер тут же убрала ухмылку.              — Подожди, разве не ты ее пара на этот вечер? — взгляд парня стал темным.              — Она прислала записку, чтобы я шел без нее, — он вновь посмотрел на Драко. — Я подумал, что произошли изменения.              Малфой сжал челюсть и бегло осмотрелся по сторонам. Толпа разбилась на десятки кучек, но ни в одной из них не было видно девушку. Чемпионы должны были открыть этот вечер, поэтому он еще даже не видел Поттера.              Пэнси стояла с Грэхэмом в кольце глав семей, которые, судя по похлопыванию слизеринца по плечу, поздравляли с помолвкой.              На лице девушки застыла учтивая и безжизненная маска.              Внезапно загремела музыка, зал перекинул свое внимание на директора, который вышел на помост.              — Дорогие ученики и приглашенные гости, я рад Вас всех приветствовать этим вечером, — зал заполнился овациями, и когда все утихло, Дамблдор продолжил: — Это не просто бал. Это дань нашим Чемпионам, которые не побоялись бросить свое имя в кубок, чтобы стать участниками Турнира Трех Волшебников, — директор добродушно улыбнулся. — Этот год стал исключением, так как магия решила, что сразу четверо достойны пройти испытания. Так поприветствуйте их!              С лестницы начали идти пары, а зал взорвался аплодисментами. В начале шла Делакур, держась за локоть Роджера Дэвиса, студента Когтеврана. За ним двигался Уизли с Лавандой Браун, а последними был Поттер с… опять Уизли?              Джиневра широко улыбалась, а ее изумрудное платье сверкало в свете софитов.              Малфой думал, что слизеринец позовет какую-нибудь очередную дурочку, но точно не ожидал, что рядом с ним будет идти гриффиндорка.              Хотя, учитывая то, что Поттер собрался жениться на Паркинсон, это имело смысл. Рыжая была ему подругой, как и другим его друзьям.              Малфой тут же заметил, как и без того темный взгляд Широкова помрачнел.              Салазар, парень, ты не пробовал хотя бы просто разговаривать с девушками? Не убивать взглядом.              — Это парад семейства Уизли? — скучающим тоном спросил Блейз. — Могли бы уже и остальных позвать. Что мелочиться?              — Где Гермиона? — проигнорировав слова, процедил Гайос.              Девушки не было на лестнице. Грейнджер не находилась в зале.              Салазар, а если с ней что-то случилось?              Малфой тут же вспомнил слова матери о том, что Люциуса не будет. Сука. Мог ли кто-то все-таки донести отцу, что его сын положил глаз на северную студентку?              Драко перекинулся взглядами с Александром. Он впервые видел, чтоб такие яркие глаза, практически мгновенно темнели. От парня волнами исходила тяжелая магия, которая транслировала угрозу.              — Она говорила мне, что пойдет с тобой, — брюнет сжал челюсть и вновь посмотрел в сторону лестницы.              — Значит, что-то случилось. Артур, — жестко позвал Гайос, оборачиваясь к парню, — найди Давида и попробуйте разыскать Гермиону. Я не могу на глазах у всех активировать метку, поэтому…              — Святая Нерида, — ошарашенно прошептала Кира, поднося руку к губам. В ее голосе было неверие и восхищение.              Когда все обернулись на то место, куда уставилась девушка, оцепление стало общим.              Да весь зал словно подыграл этой ситуации. Оркестр закончил приветственную мелодию и собирался перейти к другой, что должна была сопровождать первый танец участников.              Тишина, в которой раздавались редкие шепотки, заполнила все пространство зала.              Малфой моргнул, словно не верил своим глазам. Грейнджер пришла. Она стояла на самой верхней ступени и обводила взглядом толпу.              Драко практически услышал, как его сердце забилось чаще. Оно могло напрочь раскрошить ребра, потому что ничего великолепнее он не встречал в своей жизни.              Девушка повела плечами и медленно начала спускаться, а сатин волнами струился за ней. С каждым новым шагом в Малфое росло желание нахер на все плюнуть и подойти к Грейнджер.              Поцеловать на глазах сотни присутствующих, чтобы заявить свои права, а желательно к херам выколоть каждому их.              Чтобы не смотрели за тем, как девушка со вскинутым подбородком шефствует, позволяя своему белоснежному платью цеплять внимание.              Как светлое оперение на груди красиво оттеняет кожу ключиц и темные волны, которые струились по спине.              Гайос с какой-то невероятной скоростью пересек толпу и подошел к Грейнджер. Та сделала последний шаг и слегка, но уверенно, улыбнулась.              Малфой ненавидел мысль, что не он стоит на месте парня. Не может так же вблизи рассматривать красоту, которая всегда была у Гермионы, но она ее тщательно прятала.              Драко видел и без этого, какая она.              Но сейчас это узнали все.              Что помимо силы, знаний и стойкости, Гермиона умеет с достоинством нести то совершенство, каким и является.              До Малфоя только дошло осознание, которое скрутило что-то в груди, заставляя испытать спазм.              Белоснежное платье с оперением.              Она была похожа на лебедя, только в человеческом обличье. Такая же грация и плавность, такие же красивые движения. Малфой засматривался на то, как птицы делают взмах крыльями, перед тем как подняться в воздух.              Грейнджер так шла.              Гайос протянул ей руку, обтянутую в белую перчатку и девушка за нее взялась, позволяя подвести к другим парам.              Было буквально больно смотреть за тем, насколько контрастно эти двое выглядели рядом друг с другом. Гайос давил пространство своей мрачностью и уверенностью, а Грейнджер словно притягивала к себе весь свет помещения. В паре они выглядели сокрушительно и до ахуения гармонично.              Но когда они встали и приготовились к вальсу, ее взгляд остановился на Малфое. Они смотрели друг на друга, не в силах оторваться.              Да, не он стоял сейчас с ней. Не его руки лежали на тонкой талии, а глаза не находились на расстоянии выдоха.              Гермиона слабо улыбнулась, вызывая у парня ответную улыбку.              Совсем не он поведет ее в танце, но Гайос будет танцевать с воплощением его Патронуса.              В очередной раз Малфой убедился, что темнота может быть привлекательной.              Ударил первый аккорд.              

***

      

             — Салазар, Грейнджер, у тебя нет раздражения на коже? — весело спросил Нотт, когда чемпионы закончили танец, выслушали напутствие директоров трех школ и подошли к толпе студентов. — Просто мне казалось, что если к твоей коже прикоснется что-то светлое, то ты покроешься ожогами и пятнами.              Грейнджер усмехнулась и взяла бокал шампанского, продолжая опираться на локоть Гайоса.              — Я решила, что живем один раз.              — И заебись, — прокряхтел Артур, делая глоток из фляги Тео. — Второй такой жизни я не выдержу.              — Ты была великолепна, — тихо проговорил Гайос и мягко прикоснулся к виску девушки. — Прости, что редко об этом тебе говорю.              Малфой отвернулся, так как внутри груди заныли мышцы. Это было физически сложно: не прикасаться к ней. Стоять рядом и довольствоваться тем, что можешь просто смотреть.              К их компании подошла Нарцисса, которая мягко улыбнулась всем.              — Гарри, как вы с Драко умудряетесь с каждым разом становиться все выше и красивее?               Поттер широко улыбнулся и взял руку женщины.              — До Вас нам еще далеко, — он поцеловал пальцы женщины. — Не уверен, что когда-либо вообще достигну такого великолепия.              Мама мягко рассмеялась и посмотрела на Малфоя.              — Дорогой, представишь мне своих друзей?              Драко кивнул и подставил локоть, чтобы она за него взялась, а после начал знакомить женщину с каждым присутствующим.              — А я не знал, что у Драко есть такая красивая младшая сестра. — Гайос обольстительно улыбнулся, когда очередь дошла до него.              Нарцисса хмыкнула и, выгнув бровь, посмотрела на сына.              — Этот молодой человек пытается потеснить тебя в моем сердце, — слизеринец закатил глаза и посмотрел на Александра.              — Будет тяжеловато это осуществить, — парень ответил кривой ухмылкой.              — Я очень настырный, — миссис Малфой перевела взгляд на Грейнджер, которая слегка улыбалась.              — Мисс Грейнджер, хочу отметить, что вы были восхитительны.               Гарри притворно вздохнул.              — Взяла и отобрала мой шанс блеснуть красотой и великолепием. Кто-то вообще заметил, что я тоже там был?              — Твой шанс отобрали эти очки, — тихо прокомментировал Нотт.              — Спасибо большое, миссис Малфой, — Грейнджер сжала руку на локте Гайоса. — На самом деле, я чувствую себя так, словно спрыгнула с высокой скалы.              — Не привыкли к восторженным взглядам? — спросила Нарцисса, на что получила грустную улыбку Гермионы.              — Совсем не привыкла.              Малфой хотел сказать, что она заслужила это. Заслуживала, чтобы ей каждый день на протяжении всей жизни, говорили о том, какая она красивая. Не только в Святочный бал, а чертову вечность.              — Что ж, могу отметить то, что ваша врожденная скромность делает вас еще заметнее среди людей, — Нарцисса приподняла уголки губ, словно дразнила девушку. — Я слышала, что помимо исключительного ума, Вы очень одаренная девушка. Храни Мерлин мужчину, в котором Вы найдете интерес для себя. Ему придется постараться, чтобы быть достойным вас.              Малфой увидел, как у Грейнджер перехватило дыхание. Это и была способность Нарциссы: вдыхать жизнь во все, к чему она прикасалась.              Как часто Гермионе говорили о том, что она великолепна? Слышала ли она подобные слова хоть раз от своих родителей?              Драко увидел, как карие радужки стали влажными, но девушка быстро взяла себя в руки.              — Миссис Малфой, спасибо за такие слова, — то как немного дрогнул ее голос, заставило что-то сжаться внутри парня. — Они очень ценны.              — Дорогая, просто Нарцисса, — женщина беспечно взмахнула рукой. — Я уже сыта этим официозом, а вечер только начался.              — Тогда — просто Гермиона, — девушка улыбнулась, но что-то в ее глазах разожгло злость в Малфое.              Он ненавидел всех тех, кто убил в ней чувство того, что она заслужила подобные слова. Кто приложил руку к тому, что Грейнджер так реагирует. Словно боится удара от руки, которая прикасается для ласки.              Так не должно быть.              — Дорогой, ты потанцуешь со мной? — спросила Нарцисса, сжимая ладошку на его кисти.              — Конечно, — как раз музыканты заканчивали композицию и Драко повел женщину к центру зала.              Когда музыка заиграла, Малфой плавно начал двигаться, держа в руках хрупкое и изящное тело.              — Теперь я понимаю, почему ты пришел один, — заговорила женщина, вторя его шагам. — С ней никто не сравнится.              Драко сглотнул и отвел взгляд, чувствуя, как краснеет.              — Так очевидно было? — волшебница хмыкнула, позволяя сыну сделать поворот и вновь повести ее в танце.              — Еще когда она появилась на лестнице. У тебя было такое восторженное оцепенение. А после ты смотрел за их танцем так, словно готов был сжечь все на своем пути.              — Она заслуживает самого лучшего, — сказал Драко, встречаясь взглядом с Нарциссой.              — Мне было грустно смотреть, что у такой юной девушки слишком взрослый взгляд, — женщина покачала головой. — Я никогда не видела такой огромной бездны одиночества и боли.              Это была правда. Малфой сам замечал, как иногда в ореховых глазах проскакивали эти эмоции, словно транслируя все то, что она пережила.              — Но также я увидела, как это все пропадало, когда она украдкой смотрела на тебя, — волшебница улыбнулась, сжимая свою ладонь на плече парня. — Словно в ней появлялась жизнь.              Драко слышал музыку, но слова матери заглушили любой аккорд.              — Не уничтожь это, солнышко. Будь лучше.              Невысказанное осталось в воздухе.              Не будь как отец. Будь лучше него, не стань тем, кто сожжет хрупкое чувство, что тебе доверили.              Как это произошло с Нарциссой.              — Я этого не сделаю. Никогда.              Дальше вечер протекал вполне сносно. Точнее, он был неплох. Ладно, просто терпимым, так как Грейнджер больше ни с кем не танцевала. Они вчетвером уже дали интервью, сделали снимки для газет и провели пару светских бесед.              Джиневра крутилась то вокруг кучки гриффиндорцев, то вокруг Эрстера и Слизерина. Малфой до сих пор не понимал, как у нее получалось быть подругой для всех.              Гермиона стояла с девочками, к которым наконец-то присоединилась Пэнси, отделавшись от родственников и Монтегю. Драко держал в руках шампанское и покачивал жидкость, не имея никакого желания пить.              К нему подошел Гайос и встал рядом, осматривая людей по залу.              — Почему ты не позвал ее? — Малфой хмыкнул и уставился на пузырьки, которые уже не так интенсивно поднимались в напитке.              — Потому что я не мог?              — Ты никогда не казался мне неуверенным. Напыщенным, высокомерным, но точно не робким, — брюнет поднял свой бокал и пригубил алкоголь.              — Эту мантру ты повторяешь с утра в зеркало? — Драко вздохнул и покачал головой. — Только не говори, что не знаешь какова реальность.              Что Малфою страшно за мать, которая, находясь вдали от него, могла быть в опасности. Что если Люциус хотя бы унюхал о Грейнджер, то использовал эту слабость против него.              — Я знаю причину, по которой Гермиона попросила помощи. Твоя мать, — Александр нашел глазами Нарциссу и продолжил: — А сегодня она единственная прибыла в одиночестве. Также я собирал информацию обо всех вас и выяснилось, что Люциус Абраксас Малфой тоже является оправданным Пожирателем Смерти, как и мой дядя, — холодные яркие глаза посмотрели прямо в лицо Драко. — Его заслуженно оправдали?              Слизеринец прочистил горло, разрывая контакт взглядов. Он мог бы соврать, сказав «да», просто его отец очень трудолюбивый и служит на благо общества.              Что нет никакой опасности, и уж точно ничего не грозит Грейнджер.              Мог, но Драко вспомнил о том, что Гермиона старалась никогда не врать. Она сказала в той ванной старост, когда лечила его незримые раны, что человек слаб, когда пытается суровую реальность прикрыть сладкой ложью.              Гайос был тем, кто оберегал эту девушку и дал ей уверенность. Может, та маленькая гриффиндорка еще и сидит в ней, испуганно оглядываясь на толпу вокруг, но сейчас стояла статная и сильная волшебница, которая знала себе цену.              Это была не заслуга Драко, поэтому он не имел права лгать.              — Незаслуженно, — он все-таки отпил шампанского, чтобы убрать сухость во рту. — Отец до сих пор промышляет чем-то темным и незаконным. Когда меня забрали после первого тура, я три дня был тренировочным манекеном для шести ублюдков.              Александр смотрел с тем же непроницаемым лицом, позволяя продолжить.              — Я был на такой грани, что когда они оставляли меня в покое, я заходился истерикой и задыхался от чувства беспомощности, — Малфой сглотнул и его кадык дернулся. — Однажды он поднял руку на Нарциссу. Я тогда был пиздюком, но уже понимал какие-то нормы морали. Я боюсь за нее, — он посмотрел в сторону матери, которая, к его удивлению, стояла рядом с девочками и о чем-то разговаривала.              От него не укрылось и то, как Гермиона слушала каждое слово женщины, словно хотела впитать в себя любую частицу Нарциссы.              Так дети смотрят на своих родителей, которыми гордятся и считают их примером для подражания.              — За них обеих, — он отвел взгляд и уже более холодно продолжил: — Нарцисса рискует каждый день, находясь в Малфой-мэноре. Она настолько сильная, что в жизни не скажет всей правды, думая, что уберегает меня от опасности.              — Она похожа на Афелию, — задумчиво произнес Гайос, переводя взгляд туда, куда недавно устремились глаза Малфоя. — Моя мать была прекрасной женщиной. Умной и доброй, справедливой и сострадающей. Я не помню отца, так как его поразило проклятие и он умер еще в моем раннем детстве. Но я помню то, как она не сломалась ради меня.              Было странно услышать что-то о жизни Александра. Такие, как он создавали впечатление, что родились сразу взрослыми, с оружием в руках и жестокостью в глазах.              — Афелия рассказывала, что он любил меня и ее. Может, я этого не мог почувствовать, но она всячески старалась отдать мне любовь двух родителей, — он отвернулся, вновь пригубив шампанское, а после его голос стал низким и острым. — А потом ее наказали за ошибки брата. Она удерживала Гайос-мэнор от Пожирателей, пока я сидел в нашем хранилище. Я ничего не мог сделать. Материнская магия заблокировала дверь, пока я кричал и рыдал в голос, прося меня выпустить. Только никто не слышал. Ни она, ни ее убийцы.              Малфой почувствовал мурашки по всему телу, так как в глазах выросло воспоминание из кошмара Пудры. Как Нарцисса лежала на заснеженном полу его дома, а ее бездыханное тело укачивала Гермиона.              — После, когда все закончилось, а магия развеялась, я нашел ее тело с посмертно прибитой маской Пожирателя, — Гайос посмотрел в лицо Малфою, и в его глазах, где-то в глубине холодных радужек, плескалась боль с гневом. — Когда Афелию хоронили, она опускалась в гроб с ошибкой другого человека. И тогда я пообещал ей, что убью всех, кто причастен к этому, и не только. Вырву глаза каждому Пожирателю, который может так же незаслуженно отобрать жизнь хорошего человека.              — Я соболезную твоей утрате, Александр, — проговорил Малфой, на что получил кивок парня. — Поэтому я и попросил Гермиону о помощи. Обучить меня всему, что она умеет.              — Чтобы однажды не быть на моем месте, — закончил Гайос и вновь кивнул. — Я уважаю это. Как и то, что ты стараешься уберечь от опасности Грейнджер. Ты слишком хорош для своего мира, Малфой, — внезапно сказал он, вызывая недоумение у слизеринца. — Поэтому учись и дальше быть хуже, чем могут о тебе подумать. Наше настоящее не умеет сохранять что-то светлое и доброе, поэтому наша с тобой задача самим встать на защиту этого.              Брюнет посмотрел сначала на девушек, которые пошли к фуршетному столу, а после кинул взгляд на Нарциссу в окружении женщин из семей Священных 27. Драко тоже зацепился взглядом за силуэт матери.              — И говори чаще матери, что любишь ее, — он допил напиток и бросил напоследок, — чтобы не опоздать. Иногда для этих слов становится поздно, ведь гранитный камень не ответит тебе взаимностью.              Малфой остался стоять в тени зала, чтобы переварить все то, о чем они разговаривали только что.              Это была такая ебанная несправедливость, что самое дерьмовое сваливается на тех, кто способен это выдержать, но перед этим не один раз сломается.              Его глаза проскользили по каждому из отряда Эрстер.              Драко понимал, кого приблизил к себе Александр. Отыскал у каждого позвонки и кропотливо собрал воедино, чтобы дать новую опору. Все эти люди были сделанной семьей, пока теряли в своем прошлом тех, кто был им по крови.              Железные узы, закаленные огнем и болью, но крепче металла в этом мире нельзя было найти.              — Почему ты стоишь один? — сбоку выплыла Грейнджер, внимательно заглядывая в глаза Малфою.              Тепло тут же разлилось в груди, заставляя тяжесть внутри таять.              — Хотел немного подумать, не бери в голову, — он поставил бокал на столик рядом и повернулся спиной к залу, кладя руки на скулы девушки. — Ты самое прекрасное, что я видел в своей жизни.              Он наконец-то смог сказать это. Пусть и скрывая своим ростом силуэт девушки, на грани шепота, но произнес.              Гермиона распахнула глаза и смущенно улыбнулась.              — Боже, заткнись. Я никогда в жизни так много не краснела, как за этот вечер, — она прислонилась лбом к его груди. — Я чувствую себя чертовски глупо.              — Глупо было то, что ты вообще сомневалась в том, насколько хороша, — его губы коснулись макушки, а в ноздри заполз запах джина и свежести. — Никто в этом зале тебя не заслуживает. Никто.              — Мерлин, Драко, — он услышал, как ее голос задрожал, а после она отпрянула и с нервной улыбкой запрокинула голову, часто моргая. — Вы все решили меня довести до слез? Сначала Нарцисса, теперь ты, — Гермиона опустила лицо и с теплом посмотрела на парня. — Она невероятная. Я никогда не встречала подобных ей.              Малфой ухмыльнулся и засунул руки в карманы брюк, потому что за эти слова он вновь хотел прикоснуться к Грейнджер.              — Понимаешь теперь, в кого я такой? — девушка фыркнула и взяла новый бокал. Когда они развернулись лицом к залу, она аккуратно пригубила жидкость и шепнула: — Кстати, не знаю, заметил ты или нет, но Поттер каким-то образом увел Паркинсон.              Драко нахмурился и быстро просканировал помещение, убеждаясь в словах Гермионы. Этих двоих не было в зале.              — Смело. Хотя, судя по тому, как некоторых заводит на поворотах, а часть студентов уже испарилась, неудивительно, что их отсутствие не вызвало вопросов.              — Мальчики сказали, что мы скоро тоже уйдем. Тусовка в Выручай-комнате.              Малфой прикусил щеку изнутри, на выдохе произнося:              — Ты хочешь туда пойти? — девушка пожала плечами, все еще рассматривая убранство зала.              — Я бы переоделась для начала, — ее рука погладила оперение на груди. — Все еще считаю, что это было глупо.              — Почему белое и перья?              Гермиона сделала глоток, давая себе время, а после почти небрежно произнесла:              — Я всегда носила только черное и красное. Белый цвет всегда для меня был слишком непрактичным выбором. Я не чувствовала, что он мой. Сейчас Тьма уснула, оставив меня одну. А это ощущается как-то слишком уныло и болезненно.              — И захотела облачиться во что-то светлое?              — Скорее, захотела впервые не быть частью темноты. Это просто ткань и цвет, но я представила, что в зале есть она, — голос немного дрогнул, — что бабушка смотрит на меня. Я знаю, что она бы подошла ко мне и положила ладошку на скулу, смыкая скопление родинок. Сказала бы такие же слова, что и вы. Назвала бы утенком, который стал прекрасным лебедем. Она очень похожа на Нарциссу. В ней было столько добра и света, что его хватало на нас двоих.              Малфой вытянул руку из кармана и аккуратно сжал кисть девушки так, чтобы это действие никто, кроме них двоих, не видел.              — Мне хотелось, чтобы она была здесь. А еще, чтобы моя мать была похожа на таких женщин, как Оливия, Нарцисса, Афелия, — Грейнджер захрипела, — чтобы умела любить не за что-то, а вопреки.              — Пойдем отсюда, — уверенно сказал Драко, нехотя отпуская ее руку. — Давай эта ночь станет для тебя чем-то новым. Заберем ребят, напьемся до беспамятства, а потом я зажму тебя в темном углу и буду целовать так, пока не сдохну от нехватки воздуха.              Грейнджер хрипло рассмеялась.              — Я же говорила: честность возбуждающая штука. Пошли.              

***

             Она прикрыла дверь спальни и веселые возгласы внизу затихли. Все договорились переодеться и небольшими группами дойти до Выручай-комнаты, чтобы продолжить веселье.              Грейнджер выдохнула, широко улыбаясь самой себе.              Черт, она это сделала.              Вышла туда, спустилась по лестнице и отстояла вечер, ловя на себе взгляды, но не сбежала. Не закрылась в комнате, заламывая от нервов пальцы рук. Это и вправду было похоже на прыжок со скалы, когда самое страшное это секунды полета. Но когда ты уходишь под воду, а после выныриваешь, адреналин накрывает тебя с головой.              Она нервно рассмеялась и упала на свою кровать, садясь. Под бедром она почувствовала неровность и немного приподнялась, чтобы откинуть одеяло.              Письма.              Отчеты о жизни Грейнджеров.              Гермиона закусила губу, размышляя. Стоит ли их вскрывать? Вряд ли она увидит в строчках толику тепла по отношению к себе, которую несла в себе мать Драко. Девушке хотелось расплакаться и прижаться к этой женщине, часто шепча слова благодарности.              Ее пальцы сами потянулись к первому конверту, который был вскрыт. Впрочем, они все были таковыми.              В первом отчете было то, что они взяли из приюта Берту. Маленькую девочку, совершенно непохожую на саму Гермиону. Это, наверное, был хороший поступок, если не брать в расчет то, что родную дочь они бросили.              Она просматривала все старые письма, о которых знала сухое и скупое содержание, но на самой бумаге все было подробно. Эдвард открыл новую стоматологическую клинику, Джин записалась на пилатес, их дочь завела себе подругу, у которой семья журналистов.              Мерлин, хоть анализы мочи и крови не прилагаются — и на том спасибо.              Но Гермиона продолжила открывать письма и пытаться понять: что она чувствует? Ее семья продолжила жить, пока она цеплялась за прошлое, как за что-то стабильное. Может, потому, что боль честнее, а может, потому, что не хотела забыть.              Помнить отправную точку, чтобы никогда к ней не возвращаться.              Грейнджер аккуратно отложила письмо, рассматривая ту кучу, что лежала сбоку. Сотня строк о жизни, в которой ей не было места. Тысяча букв, которые так и не собрались в ее имя. Больно? Она не знала.              Не могла понять, что должна испытывать.              Стоя в палате матери, она видела свою копию, но такую далекую и чужую. Что-то о том, насколько бывает жестока судьба к тем, кто этого не заслуживает. Что уникальность — это не порок, а особенность.              Она не могла простить поступок женщины, так может ли она заслужить прощения у своей силы?              Просто не давать шанс, а отпустить.              Ее глаза наткнулись на еще одно письмо, которое было датировано числом, когда был день рождения подруги. Она нахмурилась, пытаясь вспомнить, говорил ли ей что-то Алекс. Вроде нет.              Открыв конверт, она ожидала увидеть строчки о том, что Берта пошла в музыкальную школу, ведь ее тянуло к скрипке. Или что-то еще про семью, родителей, которые планируют после выздоровления Джин отправиться в путешествие.              Но когда глаза нашли очередной отчет, внутри потихоньку обрывалось по одной артерии, заставляя кровь попадать в мышцы. Ее пальцы задрожали, а взгляд остекленел, словно из него выкачали любую живость.              Джин Оливия Грейнджер скончалась, не приходя в сознание.              Шесть слов, которые выдернули девушку на другую орбиту. Она выпустила письмо из рук и уставилась в стену перед собой. Ее не стало. Вот и догнала справедливость за совершенные ошибки. Только почему нет радости от победы?              Почему не появляется злая улыбка, что все заслуженно?              Почему?              Неловко поднявшись, она словно пьяная подошла к своей мантии и взяла ее. Тело повело, заставляя зацепиться за косяк закрытой двери. Она слышала смех в гостиной, голоса и что-то еще. Может, музыка. Может, звон бокалов.              Может треск ее сосудов, которые заледенели и крошились прямо внутри.              Открыв дверь, она тут же нашла взглядом Гайоса. Тот стоял в кругу ребят и чертовски красиво улыбался. Они все смеялись. Грейнджер тоже могла бы сделать над собой усилие, только мышцы словно забыли, как это делать.              Он поднял взгляд к ней и тут же изменился в лице. Моментально. Он знал. Знал, что произошло тогда, что и теперь дошло до нее. Ненавидя очевидные и глупые вопросы, она пустым голосом спросила:              — Ты знал? — в гостиной все умолкли, наблюдая за ними. Недоуменные взгляды бегали от девушки к парню и обратно.              То, как напряглись его плечи, как он тут же встал в стойку, и как лицо лишилось любых теплых эмоций, уже отвечало на ее вопрос.              — Почему? — спросила вновь, хотя это было словно затишье перед бурей. Она многое терпела за этот короткий промежуток, у нее заканчивались силы. У всего был предел. Даже у тех, у которых словно нет черты.              — Так было лучше, — Гайос держал руки в карманах брюк, стоя внизу лестницы. Пустой, скучающий голос, но его выдавал взгляд. Там были эмоции, а какие — не важно. Считай, это маленький подарок от такого, как он.              Гермиона спустилась к нему, волоча по ступенькам мантию, и встала на расстоянии хорошего удара. Пощечина была бы звонкой, красивой. Было место для оттяга и поворота ладони. Наверное, после даже бы красовался синяк. Имелся процент того, что Грейнджер смогла бы разбить губу.              Так же, да, Алекс?              Просчитывай заранее удар.              Но она просто оттолкнула его плечом и пошла к выходу, пока за ней кралась ее будущая истерика. Семья, черт возьми. Названый брат, мать твою. Глава отряда, будь он неладен.              На обнаженных лопатках горел его тяжелый взгляд, но больше они ничего не сказали друг другу. Она вышла из гостиной, не попрощавшись ни с кем. Все еще в сопровождении глухой и тяжелой тишины.              Какое-то уважение они смогли сохранить между собой, а вот апатия начала сходить с нее, словно Гермиона сбрасывала кожу. Поэтому люди говорят всегда: остановись и выдохни?              Потому шаг перешел на бег, а внутри поднималась волна эмоций. Грейнджер накинула мантию, продолжая нестись по коридору. Резала пространство всполохами белого подола и черной накидки.              — Грейнджер!              Она перепрыгивала ступени, держа юбку в руках, чтобы не запутаться. Это как на Инициации. Нельзя останавливаться. Ни в коем случае не замедлять бег. Что бы там ни было за спиной — не оборачивайся. Беги, пока дыхание еще не жжет легкие, а даже после — продолжай.              Грейнджер оказалась во внутреннем дворе школы и тут же закрыла лицо предплечьем. Сегодня был сильный снегопад, который кружил снег мощными порывами ветра.              Она стиснула зубы и продолжила нестись в это безумие погоды. Против ветра, все как в самых низкосортных историях. Вьюга завывала, а холод полз по острым ключицам, но Грейнджер продолжила топить свои ноги в гребаном снегу.              Холод. То, что нужно. Она должна чувствовать ледяную обстановку, чтобы жар внутри начал остывать. Добравшись до того участка, где заканчивалась граница, она быстро достала палочку для аппарации.              Руки дрожали, а сильный ветер сбивал волосы, ударяя локонами по лицу.              Треск и пространство сжалось до точки, закручивая и унося ее дальше отсюда.              

***

      

      Давно она не падала после аппарации. Ее колени стукнулись об землю, а палочка выпала из руки. Гермиона перевела дыхание, стоя на четвереньках. Когда сбоку послышался приглушенный мат, она резко повернулась.              — Какого черта, Малфой? — парень лежал на спине и откашливался. Видимо, он успел ее нагнать, но она не услышала из-за метели. — Придурок, блять. Тебя могло расщепить!              — Ну не расщепило же, — проскрежетал он, кладя руку на грудь. — Тем более, ты бы вновь меня собрала, ведь так?              Гермиона промолчала и, зажмурившись от снегопада, схватила палочку и встала на ноги. Ее шатало от порывов ветра, от слабости в ногах, но устоять она смогла.              — Зачем ты пошел за мной? — резко выплюнула девушка, смотря сверху вниз. Малфой слабо улыбнулся, раскидывая руки на снегу.              — Разве не это я тебе обещал? Я всегда буду идти за тобой.              Грейнджер поджала губы и отвернулась, потому что от пустоты и истерики она не смогла сбежать. Она просто перенесла ее туда, где ей и место.              Кладбище.              На этом кладбище могила Оливии, значит и Джин должны были похоронить здесь.              Сделав палочкой надрез на ладони, она зашептала заклинание крови. Когда магия разогрелась, от кисти поплыли две маленькие точки, которые давали ориентир к тем, кто был кровным родственником волшебника. Не важно, жив он или мертв.              Артур говорил, что такую магию использовали во времена войны, чтобы отыскать на поле битвы тела погибших, кто был родным тебе по крови.              Грейнджер последовала за точками, но резко остановилась и посмотрела на Малфоя, который поднимался уже на ноги, отряхивая себя от снега. На нем была его излюбленная стеганка, которую он запахнул и зажмурился от нового порыва ветра со снегопадом.              — Иди, я подожду тебя.              Будь ситуация другой, она бы бросилась к нему, чтобы крепко обнять и никогда не отпускать. Поцеловать глубоко и жадно, пообещав все что угодно, а после сдержать обещание.              Но ее разбитое сердце сейчас подпевало завыванию ветра.              — Ты можешь пойти со мной. Это уже не тайна, да?              — Гайос сказал.              Конечно, он сказал, потому что, Гермиона была уверена, что Кира, наплевав на статус внутри отряда, приставила палочку к адамову яблоку парня и потребовала ответов.              Грейнджер двинулась за точками магии, противостоя снегу. Может, стоило наложить чары, но сейчас она вообще не понимала, что было правильным сделать, а что нет.              Она подошла уже к тому месту, куда утонули две точки. Их могилы были рядом. Грейнджер хотела закричать, что Джин не достойна лежать рядом с Оливией. Что не имеет гребаного права находиться рядом, даже после смерти.              Но все, что вырвалось из горла — это сдавленный хрип, и она упала на колени.              Ее глаза скользили по буквам надгробных плит, за которыми возвышалась статуя ангела. Античного, который держал руки в молитвенном жесте, а его глаза даже через серый мрамор полны боли и тоски.              Могила бабушки выглядела такой же ухоженной, как и всегда, несмотря на то, что прошли годы. Второе надгробие кричало о том, что тут под землей лежит новичок загробного мира.              Три женщины, две из которых лежали под сырой и холодной землей, а другая стояла перед ними на коленях. Предплечья лежали поверх бедер, а между ними было мокрая белоснежная ткань с подтеками крови. Она зацепила порезом юбку платья.              — К кому обращаться? Я не знаю, — прошептала девушка, качая головой.              Она часто разговаривала тут с бабушкой, рассказывала о своих успехах. Сейчас ей казалось кощунством, что теперь ее могла подслушать мать. Это казалось неправильным, чем-то уродливым.              Потому что, даже если бабушка ее и могла услышать, то непременно бы обрадовалась. Фантомно обняла бы за плечи, целуя в лоб. Теперь рядом была Джин, которая смотрела бы за этим проявлением тепла безучастным взглядом.              — Ты даже здесь умудрилась облажаться, Джин, — прохрипела Грейнджер, чувствуя, как щеки обжигают горячие слезы. — Ты продолжаешь ломать меня, лежа в гробу.              Не такие слова должны звучать над могилой родной матери, но злость, обида… Все то, что она сдерживала, пока наблюдала за их жизнью издалека, вырывалось из нее. Все, что болело, но Гермиона прятала глубоко внутрь, чтобы не сорваться.              — Как ты посмела умереть и лечь рядом с ней? — она часто задышала, не замечая, как лицо кололо от снежного порыва ветра. — Кто дал тебе право умирать?!              Ей было плохо, одиноко. Гермионе так чертовски было плохо. Даже сильные люди умеют сгибаться под тяжестью своих реальностей. Ведь иногда вес превышает допустимый.              — Как я ненавижу себя за то, что плачу по тебе. Что рядом лежит та, что заслуживает моих слез, а я сквозь пелену ищу твое имя, — Грейнджер хрипло проскрежетала. — Ты не заслужила моей скорби. Ты не заслужила моих чертовых слез! Ты никогда меня не заслуживала! — истошно прокричала девушка, сгибаясь пополам.              Ее затрясло от слез, пока она сжимала ладошками снег, тяжело дыша через рот.              — Джин, как же ты могла?.. — прошептав себе под нос, она с силой зажмурилась. — Почему это все достается мне? Ответь мне, лежа сейчас в холодной могиле, ответь. Почему именно я?              Грейнджер оттолкнулась и запрокинула лицо назад, позволяя снегу хлестать ее мокрое лицо.              — Черт тебя дери, Джин. Ты просто… просто…              У нее не было слов, чтобы высказать все то, что она чувствовала сейчас. Не было такого языка, которые бы донесли ее чувства до холодного гранитного камня.              — Знаешь, а может, и хорошо, что ты теперь рядом с бабушкой, — облизав губы, проговорила девушка. — Я буду приходить сюда. Продолжу рассказывать вам обеим про свою жизнь. Просто с ней я буду делиться, а тебе — доказывать. Каждый гребаный раз, я буду тебе доказывать, что я могу. Чтобы ты слышала, что не смогла сломить меня.              Какая глупость: пытаться стать чем-то значимым для мертвого человека. Но это как с сигаретой, которой ты затягиваешься в пять утра на вечеринке. Как пишешь желание на бумажке, а после сжигаешь, чтобы оно сбылось.              Это мелочи, бессмысленные и ненужные, но они дают тебе этот миг. Словно вгрызают в твою жизнь какой-то смысл, хотя тебе кажется, что его нет.              Пусть она будет держаться за то, что ей до сих пор важно что-то доказать матери.              Пусть горит сердце Гермионы, оставляя на легких ожоги, которые не сойдут. Оставят шрамы.              — Я никогда не прощу тебя, но я хочу сказать, что благодарна тебе, — Грейнджер открыла глаза и обвела каждую букву имени на надгробии. — Спасибо тебе, Джин Оливия Грейнджер, что показала, какой ни в коем случае нельзя становиться. Ты стала тем примером, который научил меня, что можно делать выводы не только на собственных ошибках.              Гермиона вытерла слезы, чувствуя, как все внутри остывает. Возвращает ее к жизни, за которую она и будет держаться. Не за прошлое, не за смерть двух женщин из ее семьи. За свою жизнь, наполненную всем тем, что она заслуживала изо дня в день.              Она поднялась на ноги, сжимая палочку в руках.              Ветер уже не жалил холодом, боль затвердела и просто жила, как тупое осознание произошедшего.              — Надеюсь, что ты все-таки слышишь меня и тебе хоть немного важны мои слова. А если и нет, — она издала болезненный смешок. — Да плевать. Вряд ли ты вновь сможешь меня бросить.              Гермиона дрожащей рукой вывела заклинание, опуская два венка. Один был из полевых ромашек, которые они так любили с бабушкой. А следом появился второй, который собрался из белоснежных пионов. Грейнджер ненавидела этот запах.              Но их любила Джин.              Она сможет быть лучше своей матери, и найти в своей душе крошку любви, чтобы отдать.              На плечи легло фантомное тепло, а магия стала успокаивающей и практически уже родной. Грейнджер повернулась и увидела Малфоя, который курил, привалившись плечом к дереву.              — Слишком жалко, да? — хрипло спросила девушка, шмыгая носом. Парень окружил себя защитной магией, поэтому не промок насквозь как она. Дал ей ту бурю, что пела дуэтом с ее отчаянием и слезами. Она ценила то, что он словно понимал все, даже не слыша желаний. Драко просто чувствовал, что Гермионе нужно.              — Жалко? — он склонил голову набок, смотря странным взглядом. Не верящим, с толикой задумчивости. — Как по мне, это был самый сильный поступок в моей жизни. Будь в могиле Люциус, я бы даже не подошел к ней близко. Я уже говорил тебе, Гермиона. Этот мир не заслуживает тебя.              Грудь завибрировала от накатившего тепла и слез, а она быстрым шагом подошла к нему, делая то, что должна была давно. Крепко обняла, зарываясь мокрым лицом в ткань его рубашки. Вдыхала запах жизни, который просачивался в нее на этом кладбище.              То, ради чего она дала обещание перед могилой матери.              Она будет лучше.              Гермиона чувствовала себя вновь той самой девочкой в стенах приюта. Опять, словно на нее устремились сотня глаз в Большом зале. Правда, было кое-что, пульсирующее внутри в такт сердца.              А разве была жизнь до этого? Видела ли она будущее, оглядываясь на пустое прошлое за спиной? Когда в ее руках оказалось настоящее, девушка почувствовала себя слишком потерянной в реальности.              Драко обнял за плечи, опуская лицо в изгиб ее шеи. Он молчал, отдавал свое сухое тепло, пока она сотрясалась в его руках. Остатки боли забирал Драко, пока Гермиона, опять сломавшись, собирала себя по кусочкам.              — Тш-ш, я с тобой. Я рядом, детка, — успокаивающе прошептал парень, прижимая рукой ее голову, пока беззвучный плач утопал на мужской груди. — В могиле она, значит, ты выиграла. Ты всегда будешь выигрывать, потому что удача любит тех, кто живет назло всем.              Ее кулаки сжались на спине, сминая ткань под курткой.              — Я не понимаю, почему так больно, Драко, — заикаясь, проговорила она. — Я не должна так принимать это. Я не должна плакать из-за того, что она умерла. Но почему же так больно в груди?              — Потому что ты оживаешь, — он немного покачивал ее, пока спокойным и размеренным голосом продолжал держать в реальности, убаюкивая истерику. — Из этого состоит жизнь. Из падений и взлетов. Из радости и горя. Ты ограждала себя не только от хорошего, но и плохого. А сейчас впустила, позволила разбить старые рамки.              — Тогда чувствовать — это чертовски неприятно, — хрипло фыркнула она.              — Не всегда. Плохие эмоции позволяют тебе сильнее ценить хорошие, — Малфой поднял ее лицо, держа подбородок двумя пальцами. Мерлин. Сколько же в серых глазах было тепла. — Позволяют осознать, что у тебя есть нечто бесценное, никто не посмеет это у тебя отобрать. Даже твое тяжелое прошлое.              — Как же я вымоталась, — призналась девушка.              — Я знаю. Пошли, — он взял ее за руку и повел по тропе, заставляя свою магию расползаться и на ее тело. Теперь снегопад не доходил до Грейнджер, лишь оставлял за спиной белый вихрь, что перекрыл надписи на могильных плитах.              Она плелась, просто ощущая тепло на коже, тяжесть ладони и что-то новое, что поселилось в душе девушки. Гермиона скользнула взглядом по кисти парня, который уверенно сжимал ее, ведя сквозь вьюгу.              Шторм и буря.              Девиз ее школы. Если Грейнджер была первым, все, что происходило в ее жизни — вторым, то Малфой стал третьим.              Он был ее маяком, на свет которого она двигалась сквозь эту непогоду.              

***

      

      Они аппарировали и уже добрались до школы. Гермиону потряхивало, но это были остатки дрожи и вес сырого платья. Волосы стали мокрыми змейками, которые неприятно липли к коже лица. Драко не отпускал ее руку, продолжая тянуть за собой.              — Ты простишь его? — тихо спросил Драко, пока они спускались в подземелье.              Вопрос заставил девушку фыркнуть.              — Чтобы кого-то простить, нужно для начала услышать извинения. Алекс не считает себя виноватым, — Гермиона запахнула мантию, кутаясь в мокрой ткани. — Тем более, какая-то часть меня понимает его. Это стиль наших с ним отношений. Поверь, извинения Гайоса скоро появятся, просто они не будут в словах.              Малфой кивнул и подошел к картине, прошептав пароль. Когда они вошли внутрь, атмосфера тут же изменилась. Эрстер и слизеринцы были в гостиной. Все расположились в разных уголках помещения и молчали.              Грейнджер даже и не надеялась, что их встретит пустота и тишина. Что все пойдут на вечеринку в Выручай-комнате.              Малфой провел ее вперед, он остановился, и все взгляды тут же устремились на них. Парень немного сдвинул тело, словно закрывал девушку от других, что вызвало новый импульс тепла в душе.              — Ты в порядке? — на диване тут же подскочила Палмер, на которой уже не было платья. Она была одета в обычные джинсы и серую свободную футболку. Слишком простовато, так как на лице и на голове сохранились остатки Святочного бала.              Грейнджер вышла из-за плеча Малфоя и устало фыркнула, когда глаза друзей округлились. Она заметила, как дернулся Гайос, выцепив на белоснежном платье кровавый след.              — В порядке, — она пожала плечами, продолжая странно улыбаться. — Решила прогуляться. На улице так свежо.              Внезапно, для нее и для всех, с места подорвался Нотт, который несильно оттолкнул Малфоя и обнял девушку. Это вызвало оцепенение в теле. Парень возвышался над ней, крепко сжимая в своих сильных руках.              — Мне похуй, какие у тебя отношения с матерью. Явно хуевые, но я все равно тебе соболезную, — пробубнил слизеринец, пока Гермиона растерянно моргала. Она обняла его в ответ, пока пыталась вернуться к реальности.              Он так же быстро отпустил ее и нервно улыбнулся, растрепав чернильные кудри. Грейнджер дернула уголками губ и посмотрела на остальных, прочищая горло.              — Слушайте, все нормально. Не стоит делать из этого трагедию, а тем более меня жалеть. Она давно была для меня мертва, просто сейчас это стало слишком реальным.              — Грей, если хочешь, я могу вызвать Джин тет-а-тет, и ты напрямую пошлешь ее нахрен? — весело предложил Артур, немного заплетающимся языком. Давид уже потянулся, чтобы толкнуть парня, но его остановил смешок Гермионы.              — Спасибо, но думаю, она это уже услышала от меня, — она вздохнула, переводя дыхание. — Может, просто попытаемся спасти этот вечер? Я так понимаю, гостиная в нашем распоряжении?              — Обожаю веселые поминки, — Мецгер лукаво посмотрел на Грейнджер и поиграл бровями.              Господи, наверное, это неправильно, но она засмеялась. Либо ее натянутые нервы наконец-то расслабились, либо она сходит с ума, но сейчас стало легче. Словно легкие раскрылись и Гермиона задышала свободно.              Без той боли, которую забрал снегопад над могилой Джин.              — Я пойду, приведу себя в порядок…              Картина внезапно отъехала, прерывая слова девушки. Из проема вышли два силуэта, которые заставили тело застыть.              Мужчина выглядел с иголочки. Темно-синий костюм, черная уложенная шевелюра. Его движения были твердыми и плавными, а карие глаза смотрели пристально и изучающе. Он остановился и обвел взглядом помещение, останавливаясь на Гайосе.              Рядом с ним остановилась девушка в черном платье. Ее красные волосы были уложены на одну сторону, на губах играла насмешливая улыбка. Она облокотилась на плечо мужчины и пропела:              — А вот и мы, заждались?              Александр медленно поднялся и пошел навстречу мужчине, который с интересом его рассматривал. Кира же побледнела на глазах, и тут же обняла себя за плечи. Когда друг сократил расстояние, то молча сверлил взглядом парочку.              — Что ты тут забыл, Марк? — брюнет пожал плечами и послал снисходительную улыбку.              — Приехал на бал, чтобы увидеться, брат, — девушка рядом встала на носочки, словно кого-то искала в толпе студентов.              — А почему наша принцесса молчит? Кирена, ты же исходишь из королевской семьи. Где твои манеры? — цокнула ведьма, сверкая своими глазами. У нее была такая же гетерохромия, что и у Александра.              Особенность прорицателей в Волшебном мире.              Палмер задрожала и испуганно посмотрела в сторону Грейнджер, которая ответила полной растерянностью. Было до ужаса больно видеть, как Кира словно теряет всю силу, что в ней есть.              Перед Гермионой вновь была маленькая банши на заснеженной поляне, когда их распределяли в пары.              Вот и спасли этот вечер.              Два человека перед ними были призраками прошлого ее друзей.              Марко Гайос — единокровный брат по линии отца, от которого тот отрекся еще до рождения Алекса. И Веда, полубанши, которую не принял ковен Киры, изгнав вместе с матерью.              Грейнджер тяжело выдохнула, какой раз возводя голову к потолку, словно где-то наверху были ответы. Или она просто хотела увидеть ухмылку судьбы, и выбить ей зубы.              — Этот вечер когда-нибудь закончится?