ID работы: 11445266

Парадокс ворона

Гет
NC-17
Завершён
3923
автор
Anya Brodie бета
Размер:
833 страницы, 25 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
3923 Нравится 671 Отзывы 1958 В сборник Скачать

Глава 18

Настройки текста

***

      Шахты под горой всегда будоражили что-то странное в душе. Когда Грейнджер увидела их в первый раз, то словила паническую атаку, после которой ее откачивал Гайос. Тогда девушка впервые так явно почувствовала запах смерти. Она дышала затхлым дыханием ей в губы, заставляя морщиться.              В начале девятнадцатого века это место было каменоломней. Здесь всегда гибли люди, но именно в последний раз, когда десяток магглов попали под обвал одного из коридоров, пришлось перекрыть доступ.              Гора мертвецов.              Вот как прозвали огромное и мрачное возвышение, которое в скором времени обосновал один из предков Александра, воздвигнув на вершине мрачный замок.              Древняя магия не позволяла особо любопытным магглам подходить ближе, в отличие от не менее заинтересованных волшебников.              Одной из таких жертв стал Кристофер, который сейчас фантомом кружил вокруг Гермионы, периодически ловя в воздухе сломанное предплечье.              — О, ты опять пришла ко мне, любовь моя.              Парень погиб еще за сорок лет до рождения Грейнджер. Его нездоровая жажда приключений закончилась тем, что тот потерялся в хитросплетении коридоров и умер от голода, навсегда привязывая себя к темноте и сырости этого места.              — Крист, я не к тебе, ты же знаешь, — сказала девушка, держа палочку над головой, чтобы освещать себе дорогу.              — А вот если бы я не сломал свое древко, то однажды мы бы смогли встретиться по-настоящему.              Да, когда-то он не смог выбраться именно из-за палочки, которую потерял в этих катакомбах.              Только сейчас Кристоф был бы шестидесятилетним волшебником, который вряд ли заинтересовал бы восемнадцатилетнюю Гермиону.              Его призрак голубоватым сгустком плыл рядом, периодически делая кульбиты в воздухе.              — Если ты пришла не ко мне на свидание, значит, на встречу с болью? — прозрачные губы лукаво улыбнулись.              — Можно сказать и так.              — О-о, мои любимые пытки! — восторженно воскликнул Кристофер, спиралью облетев идущую девушку. — У меня появятся новые друзья.              В этом и была проблема: Грейнджер слишком медленно двигалась, хотя ее уже заждался Гайос.              Она не была святой. Не была человеком, который пожертвует всем ради мира во всем мире. Но теперь ее грызли сомнения, не тревожившие ранее.              Словно с уходом Тьмы развеялись злость и ненависть. Грейнджер не чувствовала отвращения, когда послала на празднике Аваду. Пожиратель угрожал Томесцу, поэтому там даже не было места для морального выбора.              И плевать она хотела, какие ситуации в жизни подвели его к тому, чтобы попытаться выстрелить Непростительным в Таю.              Тем более, Пожирателя нельзя было оставлять в живых, ведь он видел лицо подруги. Когда отряд убрался из деревни, туда наконец-то добрались авроры. Часть фанатиков Волан-де-Морта успела сбежать, но другую арестовали.              Гайос не нашел ее, чтобы Грейнджер подчистила память, если кто-то случайно увидел то, что выводило авроров на Эрстер. Гермиона не знала, видел ли кто-то еще Таисию или же слизеринцев, которых увел Драко.              Драко.              Он уснул вместе с друзьями в главном зале, благодаря волшебному чаю Марии. Она сказала, что это было единственное верное решение, так как все порывались спуститься обратно в деревню.              — Ты опоздала, — прозвучал голос спереди, в тени коридора. Она остановилась, продолжая Люмосом подсвечивать себе кусок пространства, а Кристоф сжался и спрятался за ее спиной.              Он боялся Александра.              Как и те, кто тут бывал однажды, видя напоследок лицо парня.              — Это ты раньше пришел, — Гайос наконец-то вышел из сгустка темноты, держа при этом руки в карманах брюк. На нем была черная рубашка и жилет того же цвета с матовым серебряным орнаментом.              Он склонил голову.              — Ты тоже всегда приходила раньше оговоренного времени, — Грейнджер дернула плечом.              — Я помогала Таисии и Михаилу. Они сейчас ухаживают за Ноттом в лаборатории, — Гайос немного прищурился.              — Зачем там нужна была ты? Ты не колдомедик, не целитель. Твои навыки нужны здесь.              Она почувствовала, как злость внутри начала потихоньку разгораться, заставляя руку сильнее сжимать палочку.              — Потому что я переживала за Теодора. Потому что этот человек бросился на защиту Киры, закрывая ее спину своей. Потому что я хотела убедиться, что его жизни ничего не угрожает.              — Это было безрассудно и глупо с его стороны, — прокомментировал Александр в своей ленивой и безразличной манере, что подкинуло еще больше дров к разгорающемуся костру гнева.              — Ну прости, не все в мире рассуждают стратегически. Иногда, вот такие порывы спасают жизнь, которая тебе дорога, — Гермиона увидела, как на ее слова Гайос иронично скривил губы.              — Кирена сама во всем виновата.              Грейнджер застыла, не мигая, уставившись на невозмутимое лицо парня. Ей показалось, что эхо переломило слова Гайоса и она ослышалась.              — Что?              — Она позволила врагу зайти со спины, хотя должна была держать во внимании весь периметр. Тем самым, создавая ситуацию, когда Нотту пришлось поиграть в «героя» и броситься на линию огня. Тем более, его героический поступок был лишен логики и рациональности. Он мог воспользоваться палочкой.              — Тебя там не было! — взорвалась Гермиона, а свет от палочки дрогнул. — Ты не можешь утверждать, что было рационально, а что нет. Счет шел на секунды, никакое заклинание не было бы быстрее поступка Теодора в тех условиях, в которых мы оказались.              Александр никак не отреагировал на вспышку Гермионы, а лишь медленно повел головой, разминая шею.              — В любом случае, это задержало тебя, — она уставилась на него, пытаясь хоть немного понять происходящее.              Его рационализм сейчас был в той фазе отвращения, когда Гермиону начинало это волновать. На самом деле, волновать. Она всегда знала, что из себя представляет Александр. Видела, как его лицо превращалось во что-то ужасное, когда он забирал жизнь. И принимала это.              Но сейчас ее желудок скрутился, словно еще минута такого разговора и из тела выйдет все, что она успела съесть.              Такого никогда не происходило между ними.              — Когда ты перестал быть человечным, а? Неужели я упустила тот момент, когда ты перешел эту грань, превращаясь окончательно в безэмоциональную материю, которой движет только жажда мести? Тебе же плевать даже на справедливость, да? Плевать на тех людей, что замертво упали на землю, ведь у них не было такой подготовки как у нас.              Она не ожидала, что слова заденут Гайоса, но Грейнджер даже не могла предположить, что они вызовут глубокий бархатистый смех, который — судя по всему — оказался даже искренним.              Это окончательно выбесило.              Словно сейчас она сказала весьма неплохую шутку. Выглядела для парня потешной.              — Моя дорогая, это не я изменился, это ты теперь ставишь под сомнения мои решения, — он перестал смеяться и теперь призрачно улыбался, — ты стала другой. Куда же делись твои речи, что ты никогда не позволишь себе привязаться к кому-то?              — Я не…              — Где вся та ярость, благодаря которой ты стала одной из лучших? — продолжил давить Гайос, приближаясь. — Ты правда рассчитываешь, что когда-нибудь у кого-то из нас будет обычная и мирная жизнь? Что волшебники нашего уровня смогут найти спокойствие. Ты уверена, что найдешь в себе то, что нужно будет Драко? — он подошел вплотную, продолжая удерживать кривую усмешку. — Какое у вас будущее? Если его мать и снисходительна к тебе, то отец — самый ярый ненавистник магглов. Думаешь, Малфой подарит тебе ту самую семью, которой тебя лишили? Тогда скажи ему, что никогда не сможешь иметь ребенка, так как Арка не только подарила тебе силу, но и забрала самое ценное для женщины — возможность стать матерью. Ведь за все надо платить, да? Сила против ребенка.              Гермиона не отшатнулась от слов, так как давно уже приняла это. Она и не собиралась продолжать свой род, надеясь остаться в памяти этого мира своими заслугами, а не потомством.              Но Александр даже не подозревал, на какую территорию ступил. Что пытался сейчас укусить ее новое чувство, которое теперь принадлежало другому.              Она тоже умела резать без ножа.              — Мне кажется, или ты… завидуешь? — с леденистой улыбкой сказала девушка, поднимая палочку на уровень лица, чтобы он лучше видел все ее эмоции. — А что есть у тебя, Лекси? Жажда мести, власть, деньги. Но ведь на тебя никто так не смотрит, как это делает Драко по отношению ко мне, да? Когда человеку плевать, сколько ошибок ты совершил, насколько отвратительная и пропащая твоя душа, он все равно считает тебя самым лучшим событием в своей жизни.              — Ты так же относишься ко мне, — без тени сомнения заявил Александр, на что Гермиона потянула уголок губ.              — Но не так, как к нему, да? Вот что тебя гложет. Что рядом с ним я перестаю быть той, какой стала с тобой. Исцеляюсь от той чумы, которой ты меня заразил, — Кристофер прокашлялся и растворился в каменной стене, видимо, не найдя желания наблюдать за их драмой. — Заметил, что пропали панические атаки, выбросы? Разве не этого ты хотел: чтобы я избавилась от своих проблем?              — Я рассчитывал, что ты разделяешь мои взгляды не из-за силы, — спокойным голосом ответил Александр, а его глаза стали безжизненными, — что твои чувства ко мне не продиктованы тьмой, которой ты владела. Что мы не временные союзники.              Никто другой бы не услышал той маленькой эмоции, которая скрывалась под уверенным голосом. Но не Гермиона, которая знала парня лучше всех остальных.              Уязвимость.              Он боялся, что теряет ее. Что Грейнджер перестает быть его близким человеком, ради которого он мог пойти на что угодно, кроме самого безрассудного. Но только сейчас, посмотрев уже с другого ракурса, девушке в голову пришла мысль:              «А было ли это ради нее? Все то насилие, что он нес в этот мир. Или это просто повод, чтобы прикрыть собственную тягу к жестокости?»              — Я всегда буду тебе верна, — жестко отрезала Гермиона. — И поверь: будь ты на месте Киры, я поступила бы как Тео. А ты бы поступил так? Закрыл своей спиной мою? Я знаю, что нет. Ты сделал бы память обо мне культом своей ненависти, чтобы потом сеять хаос и смерть, в попытке отомстить.              Александр ничего не ответил, а она продолжила:              — Выполнишь ли когда-нибудь данное мне обещание, если вдруг моя сила станет бесконтрольной? Поднимешь палочку и выстрелишь Авадой? Теперь, когда мы все увидели альтернативу вечной борьбе, сможешь так поступить?              — Да.              Что и требовалось доказать. Он никогда не изменится. Не станет жертвовать, потому что это невыгодно. Поэтому Гайос делал их сильными — чтобы снять с себя момент выбора: он или другой.              — Да, я убью тебя. Есть такая вещь, Гермиона, как ответственность. Есть мое наследие и наследие Эрстер, созданное лично мной. Я вложил все, чтобы однажды это стало той силой, с которой будут считаться. И не могу позволить кому-либо или чему-либо помешать моим планам.              — Если ты меня и любишь, то это странная любовь.              — Это честная любовь. Самая рациональная и правильная. Эмоции мешают мыслить трезво, заставляя совершать необдуманные поступки. Ты моя, и это не исправить. Это было одной из моих ошибок, когда я позволил своим чувствам привязаться к тому, кто может стать моей же погибелью. Твоя тьма желает моей смерти. Извини, но на битве нет места сантиментам. Я не привык проигрывать. Ты это знаешь.              У Грейнджер дрогнули уголки губ наподобие грустной улыбки.              — Это честно, согласна, — лицо Гайоса застыло, когда Гермиона невербально убрала чары с части лица и открыла вид на татуировку. Созвездие Дракона слабым мерцанием поцеловало кожу, несмотря на то что Кира использовала коричневый пигмент, чтобы это походило на скопление родинок. Но Палмер умела делать искусство даже из такой мелочи. Грейнджер пока не показала это тому, кому посвящался данный жест, но пусть увидит Александр.              Он оставлял на своем теле то, что считал важным и ценным в своей жизни.              Если он так любил говорить на языке фактов, то пусть смотрит на ее ответ во всей красе.              — Есть еще такая сторона чувств, Лекси. Когда ты держишь в голове не способ убийства человека, а то, как проведешь с ним завтра.              Гермиона просто знала, что Драко другой. Он никогда бы даже не подумал, чтобы просто убить ее, если бы сила вышла из-под контроля.              — А будет ли он влюблен в тебя, когда увидит всю твою натуру и жестокость? — внезапно спросил Александр, выгибая бровь. Гермиона тут же скрыла татуировку, словно яд в словах мог ее разъесть. — Одно дело, знать на словах о твоих нечестивых действиях, а другое дело, видеть, как ты их совершаешь. Какая ты, когда делаешь больно. Как думаешь, будет ли он смотреть на тебя так восторженно? Драко очарован твоей силой, ореолом темной магии, которая притягивает. Но не каждый, увидев это в реальности, сможет продолжить смотреть на тебя как раньше. Я смог. Эрстер тоже. Готова утверждать, что Малфой войдет в этот список?              Не готова.              Но очень хотела сказать, что да.              Она не могла сейчас с уверенностью сказать, что Драко бы это принял. И что было более раздражающим, все это говорил сукин сын с цветными глазами.              Выставлял вокруг все так, словно никто, кроме него, ее не примет. И самое отвратительное, что до всех смятений, так оно и было. Сейчас же, темнота шахты, свет от палочки и его слова стали конденсатом на стенках сознания.              Драко не видел, как она убивала Авадой. Не увидит, что происходит с людьми, когда она залезает к ним в голову. Эгоизм вновь нашептывал: «меньше знаешь, крепче спишь». Но если вскрыть собственную ложь перед самой собой, у тебя не будет выбора, кроме того, как просто принять правду. Ты делаешь хуже только себе.              Но тут игра была уже на двоих. И вот здесь ее карты, к сожалению, подкачали. Грейнджер не знала, на сколько хватит любопытства Малфоя.              И Александр видел по лицу ее непроизнесенный ответ, судя по довольной ухмылке.              Из-за этого захотелось его ударить.              Или просто придушить сильную шею лапой Тьмы, которая сгинула в глубинах магии.              Что угодно, чтобы стереть этот победный взгляд.              — Любовь моя, ты готова к допросу? — практически мурлыкнул Гайос. Грейнджер оттолкнула его плечом и закусила палочку. Она начала двигаться вглубь коридора, медленно закатывая рукава рубашки.              Если у нее и были сомнения до разговора с Алексом, то сейчас Гермиона с удовольствием выпустит пар. Все смешалось в один спутанный клубок из эмоций, который душил и мешал здраво мыслить.              Нужно было освободить разум, дать волю гневу. Основательно пропахать то, что посеяли другие, чтобы найти сорняки и вырвать.              Пришло время поковыряться в чужом сознании.

***

      Она шла, спотыкаясь о свои же ноги. Тело было словно ватным, не поддающимся нормальному контролю. В голове заезженной пластинкой прокручивались крики, голос Гайоса, потом опять крики, воспоминания.              Грейнджер словно чувствовала все то, что переживали люди в памяти. Та маггла, которую изнасиловали на прошлой неделе, а после просто выбросили в канаву. Или парень-сквиб, который кричал и молил о пощаде, а после уже умолял о смерти. Десятки просьб, но эти ублюдки не даровали прощение в виде Авады.              Кто не умер сам от разрыва сердца, остались в живых. Они их даже не добили.              Но никакой четкой информации.              У них не было метки.              Только один, уже на пике агонии, верещал, что Темный Лорд близко и, умерев сейчас, он возродится вместе с хозяином.              Гребаный фанатик.              Гермиона закашлялась из-за желчи, которая поднялась высоко к горлу. Сколько же грязи, Мерлин, спаси. Как она раньше с этим справлялась? Столько раз она залезала людям в голову, рылась в разнообразном дерьме, заставляла истошно кричать, цепляясь когтями в материю сознания.              Почему так плохо стало в этот раз?              Она ушла из шахты раньше, чем Александр смог заметить что-то подозрительное. Например, насколько она побледнела после легилименции. Когда девушка только оказалась в поместье, то наткнулась на большое зеркало в главном холле и испуганно вскрикнула.              Цвет лица был оттенка мертвеца, с черными разводами под распахнутыми в испуге глазами.              Она ползла по темному коридору, цепляясь за стену и периодически за рамы картин, которых тут было в избытке. Будто десятки поколений семейства Гайос взирали на нее, посылая все разочарование столетий.              Даже мертвые были ею недовольны.              Одна из картин, на которой была изображена женщина с высокой прической и стервозным взглядом, пренебрежительно фыркнула. Грейнджер облокотилась рукой на стену и согнулась, переводя дыхание.              — И вот это теперь принадлежит нашему роду?              Девушка приподняла голову, чтобы посмотреть на полотно.              — Мерлин и Моргана, какой кошмар. И куда смотрел этот мальчишка?              — Юность, что тут скажешь, — протянули с другого полотна, на котором был взрослый мужчина с темными волосами. Конец его бороды уходил за пределы рамы, а чересчур густые брови скрывали выражение глаз. — Руксэндра, вспомни себя в их возрасте. Разве ты не совершала опрометчивых поступков?              — Чтобы я позволила всякой безродной швали вступать в круг семьи? — брюнетка фыркнула. — Мой максимум бунтарства был в том, что я в свой кофе по утрам добавляла бренди.              — Ага, а потом Надья тебя забирала из кабаков, — пожурил бородач. Грейнджер почувствовала, как новая волна спазма надвигается на ее мышцы и хрипло закашлялась, когда острая боль скрутила желудок.              Руксэндра презрительно выплюнула.              — Какая же грязь. Несмотря на то что я любила с размахом отдохнуть, я не была настолько жалкой, как это…              Гермиона оттолкнулась от стены и всем телом навалилась на картину, целясь палочкой ровно в глаз какой-то там прапрабабке Александра.              — Еще один писк с твоего полотна и я тебе клянусь: я попрошу Артура, и мы спустимся в ваш семейный склеп, — прошептала Грейнджер, вдавливая древко в темную радужку, — он достанет твою душонку из могилы и привяжет ко мне. Ты будешь видеть, как я ем, сплю, хожу в туалет, занимаюсь сексом. Будешь слышать, как я отвратительно пою в душе и как заставляю людей кричать от боли. Ты будешь молить о том, чтобы еще раз умереть.              Даже в этом полумраке было видно, как женщина побледнела.              — Так что, Руксэндра, закрой свой поганый мертвый рот, или я, мало того что исполню угрозу, я еще сожгу твое имя на гобелене и прикурюсь от этого пламени, — когда краска под кончиком палочки начала трескаться, девушка оттолкнулась. Она сгорбилась, пытаясь устоять на ногах, но продолжала убийственным взглядом взирать на перепуганную ведьму.              Мужчина с картины рассмеялся.              — Ох, святая Нерида. Эта девочка точно достойна нашей фамилии, — когда Гермиона посмотрела на него, он задорно подмигнул. — Угрозы, шантаж, гонор хозяйки. Ты прелестна, дитя.              — Спасибо, мистер Гайос. Жалко, что вы уже мертвы, так бы мое сердце было подарено вам.              — Прошу, для тебя просто Шандор. Ну, теперь у меня есть вечность, чтобы дождаться тебя.              Грейнджер сдавленно фыркнула.              Когда до нее дошло, что она только что одной картине угрожала, а с другой флиртовала, истеричный смех завибрировал в глубине глотки.              Боже, я схожу с ума.              Попрощавшись с Шандором и проигнорировав колючий взгляд Руксэндры, Гермиона поплелась дальше. Она буквально ввалилась в свою комнату, с силой захлопывая дверь и падая на одно колено.              Почему так плохо?              Что-то пошло совсем не так. Боль маленькими очагами пульсировала буквально в каждой клеточке организма, а кости словно выкручивали то в одну сторону, то в другую.              — Грейнджер, что с тобой?              Она тут же распахнула глаза и уставилась на Малфоя. Черт. Как можно было забыть, что он ночевал вместе с ней? Как они в новогоднюю ночь уснули под утро, переплетаясь ногами и руками.              А потом Грейнджер все утро, пока парень еще спал, любовалась им. Чувствовала, как ее распирало иррациональное счастье, что наконец-то у нее появилось нечто подобное. Тепло чужого тела, сонные утренние поцелуи, вопросы о том, куда она хочет сходить, как они вернутся в Англию.              И сказка закончилась.              Так быстро, что даже сложно было понять: это произошло наяву или нет? Нападение Пожирателей, запах крови и гари. Отчаянный крик Палмер и микро Круцио в сердце Нотта, который какое-то мгновение был мертв.              А потом… потом. Господи, а потом.              Она опять зашлась в кашле и подскочила на ноги, закрывая ладошкой рот. Гермиона рванула в ванную комнату и склонилась над унитазом. Ее выворачивало, а тело дергалось в спазме.              Грейнджер даже было плевать, что на это все смотрел Малфой, который заботливо держал ей волосы.              Когда из нее уже выходила просто желчь, она вытерла рукавом рубашки губы и опустила крышку унитаза. Вытянув руку поверх, она положила на нее голову и закрыла глаза, чтобы перевести дыхание.              Неужели она потеряла свой главный навык в магии, который делал ее исключительной волшебницей? Грейнджер была лучшей из своего окружения. Никто не владел так виртуозно магией разума, как она.              И что теперь?              Из тела вырвался невнятный звук. Что-то между слабым рыком и всхлипом.              — Воды? — спросил Драко, присев с ней рядом. Он аккуратно убрал мокрый кудрявый локон с ее лица. — Я могу заварить тебе какой-нибудь хитровыебанный чай Марии.              — Если, — слабо начала девушка, — приблизишься к чайной коллекции Марии без ее разрешения, то можешь попрощаться с жизнью.              Малфой улыбнулся.              — Если эту женщину боятся даже такие, как Мецгер и Гайос, то поверю тебе на слово, — он тут же стер улыбку и серьезно спросил: — Что произошло?              — Не знаю. Магия. Моя м-магия. С ней что-то не так.              — Что именно?              — Мгхм.              Ее не хватило на более внятный звук, поэтому Драко не стал продолжать допрос, а просто встал и подошел к душевой кабине. Когда он включил воду и отрегулировал температуру, то начал раздеваться.              Грейнджер даже не нашла сил, чтобы просто подумать о возможности придумать колкость. Она позволила Малфою поднять ее на ноги и усадить на крышку унитаза.              В дымке зрения Гермиона видела, как он ее раздевает, а после обнимает и несет под горячие струи душа. Одна рука крепко держала за талию, пока другая гладила затылок, шею, позвонки на спине.              Тело плохо чувствовало некоторые прикосновения, более легкие и невесомые. Например, Гермиона была уверена, что Драко периодически целовал ее в мокрую макушку. Он так делал когда обнимал, а после выползал из кровати и напоследок притягивал к себе, чтобы зарыться носом в копну волос и прикоснуться к темечку.              Гермиона прижалась губами к теплой коже груди, позволяя воде смывать с тела остатки боли.              — Я боюсь, Драко.              Она боялась всех изменений, что огромным цунами сносили все то, что выстраивалось годами. Дисциплина, выдержка, стойкость. Это была ее кропотливая работа, высеченная через кровь и боль. И что?              Теперь она стояла посреди разрухи.              Пусть выбросы и панические атаки отравляли ей жизнь, но Гермиона научилась с ними существовать. Смогла по-своему контролировать.              А что сейчас?              Кто она? К чему должна стремиться и что охранять? За что держаться, а что отпустить? И еще, еще с десяток вопросов, от которых хотелось кричать в голос и крушить все вокруг.              — Мы справимся, — Малфой закрыл вентиль и обеими руками прижал к себе Грейнджер. — Ты не одна. Я с тобой.              Насколько долго ты сможешь держать меня в своих руках?              — Мне так страшно, — признала она, сжимая пальцы на его лопатках. — Я не понимаю, почему моя магия нестабильна? Что происходит с ней? Что делать со своей жизнью?              — А чего именно ты хочешь?              — Ты знаешь ответ на этот вопрос.              Я просто хочу жить.              Мое присутствие дает тебе ощущение жизни?              Хуже. Ты потихоньку становишься этой самой жизнью.              Гермиона молча прижалась к телу Драко, не желая ничего говорить. С ним это было и не нужно. Александр ошибся.              Ее могут принять любой. Наконец-то она может позволить себе просто обмякнуть в кольце рук и признаваться в своей уязвимости, будучи абсолютно уверенной в том, что против нее это не используют.              Она пропустила тот момент, когда ее тело обернули в махровое полотенце. Когда Гермиона оказалась на мягком покрывале, раскидывая мокрых змеек по подушке. И когда рядом прогнулся матрас, а теплые руки начали медленно и несильно нажимать на точки в икрах, заставляя блаженно простонать.              Девушка увидела, что Драко опять натянул домашние спортивные штаны, которые всегда соблазнительно низко сидели.              Спазм в мышцах, который делал каждый шаг до сюда словно тропой испытаний, медленно таял под пальцами парня, а его тихий голос точно был с примесью лидокаина.              — Мы сможем разобраться с этим, — пообещал Малфой, поглаживая кожу, после того как помассировал ее. — Я думаю, дело в том, что твоя сила впала в спячку. Ты пользовалась темными заклинаниями в последнее время? Возможно, весь эффект раньше на себя забирала тьма. Это нужно обсудить с Михаилом, в зависимости от того, насколько темной была магия…              Гермиона уставилась на балдахин, словно давала себе отсрочку. До этого вечера она могла легко ответить на вопрос. Проще простого. Возможно, даже поддразнила бы парня, зная, что его заводят такие вещи.              Что-то о мрачном. Запретном. Пускающем иглы страха по коже, которые на его эпидермисе превращались в мурашки, словно тьма целовала его в шею.              Но слова Гайоса были жестоким напоминанием. Той оплеухой, которая приводила в сознание.              И что хуже — опять эта борьба. С любопытством, которое уже виляло хвостом, чтобы посмотреть на реакцию парня, когда она расскажет о своей холодной Аваде. И вместе с тем, рука об руку была опаска, что его пальцы замрут на коже. Перестанут делать все эти восхитительные манипуляции, а сам Драко медленно поднимет глаза и в них будет читаться отвращение.              Страх.              О-о, Гермиона частенько купалась в софитах таких эмоций, но от него этот луч света стал бы болезненным. Мог оставить ожоги.              Она всегда была храброй, кидала правду в лицо, зная, что это лучшее оружие. Против правды нет защиты. Но сейчас, даже когда губы сложились в первую гласную, Грейнджер услышала споткнувшийся воздух в гортани.              И все же…              — Я убила одного Пожирателя, — ее глаза впились в профиль парня, который, благодаря полумраку помещения, стал еще острее, — Авадой в грудь.              — Кому из вас он угрожал? — ровно спросил Малфой, подтягивая к себе другую икроножную мышцу. Так, словно наверняка знал, что она бы не стала нападать первая.              — Томесцу, которая защищала женщину с двумя детьми, — Гермиона закусила губу, когда приятная боль вспышками взорвалась под пальцами Драко. — О-он собирался выстрелить. Я его опередила.              — Умница.              Мерлин. Она не знала, хотела сейчас расплакаться или засмеяться в голос. Это был сюрреализм: слышать похвалу за смерть другого. Особенно от мальчика, в котором светлая магия фонтанировала.              — Почему? — ее голос был с надломленным сарказмом. Драко перестал растирать дубовые мышцы, и медленно поднял взгляд. Как она и предполагала. Но с остальной частью прорицания явно прогадала.              Она спрашивала обо всем и ни о чем конкретном. Почему он не боится ее? Почему продолжает растирать мышцы, после того как она превратила мозги в фарш, затратив больше магии, чем обычно. Почему именно Гермиона?              Малфой смотрел благоговейно, с крупицами уверенности. Так, словно все, что он сейчас скажет, не подлежит никакому сомнению.              — Потому что это приятно. Чувствовать и иметь то, чего у других нет, — его рука прошлась по поверхности махровой ткани. — Почему меня должна пугать смерть, когда она может быть такой?              Драко уже успел натянуть на себя черные штаны, в то время как Гермиона чувствовала, что на ней ничего нет. Вообще ничего, кроме темно-синего влажного полотенца. Теперь, когда его пальцы потянули за край, об этом узнал и воздух в комнате, проходясь теплом по коже.              Она никогда не стеснялась быть обнаженной. Это было что-то, чего в ней так и не развилось. У нее было немного партнеров, но и их хватило, чтобы убедиться в привлекательности собственных изгибов.              Благодаря тьме, кожа оставалась без шрамов, которые обязаны были появиться благодаря всем ранам, что она успела получить после прохождения Арки. А все те, что были до этого, стали просто белесыми нитями, которые сливались с бледноватой кожей.              Но только сейчас впервые она почувствовала смущение. Хоть они и стояли ранее вместе в душе, абсолютно голыми, сейчас же Гермиона смогла это осознать.              Она скрестила руки на груди и подтянула к себе одно колено, соприкасая косточку лодыжки с коленом.              Драко медленно спустил ноги на пол и начал обходить кровать, держась за балку. Его взгляд гулял по голым участкам тела, а лицо оказалось нечитаемым. Либо Гермиона не хотела присматриваться, чтобы не знать наверняка.              — Знаешь, если бы люди имели возможность предположить, как может выглядеть смерть, то желающих ее встретить стало бы неприлично много, — он встал возле изножья кровати, оперевшись руками на темное дерево, — это было бы модно. Хотеть вот так умереть, — Грейнджер даже не старалась отвести взгляд от упругих мышц, которые красиво очертились. — Разве ты выглядишь как-то, что может напугать?              Гермиона рвано вздохнула — так об этом и говорил Александр. Драко не видел то, на что способна она. Не видел, какой становилась, когда черный дым съедал белок, а пальцы окрашивались в смоль, словно их окунули в нефть.              — Ты не знаешь истинного лица тьмы, — сказала девушка, а он оттолкнулся от балок и засунул руки в карманы штанов, склоняя голову набок.              Это было так знакомо. Градус наклона головы, частота звука голоса, унция возбуждения в радужках. Она могла вывести формулу по Малфою, зная практически все его исходные данные.              — Я единственный, кто умудрился поцеловать ее, — Драко хмыкнул, — трахать, пока она стонала мне в губы, цепляясь своими ручками за ножи, всаженные в миллиметрах от моего лица. В этом и есть истина, Грейнджер. Мне ли темноты бояться, когда она пропахла хвоей?              Гермиона прикрыла глаза, откидывая голову.              Вот почему она держалась за Драко. Или держала его. Неважно. Главное то, что он смог словами заставить руки соскользнуть на покрывало, а легкие чаще сокращать воздух. Настоящее искусство — обнажать словами.              Не касаясь кожи.              Повелевать частями тела кривой ухмылкой.              — Умница, — вновь похвала, с медовым послевкусием, — раздвинь ноги, Гермиона. Я хочу наконец-то увидеть тебя полностью обнаженной.              Шуршание ткани пододеяльника от ее ступней и шипящий звук втянутого сквозь зубы воздуха спереди. Да, Малфой. Она хотела, чтобы он тоже плавился от всего этого, что было между ними.              Видел, что их связь была не только на уровне магии, а где-то глубже. Где сердце стучало быстро, потому что именно этот орган сдавал все чувства с потрохами.              — Коснись себя.              Гермиона могла поклясться, что это был приказ, но завернутый в слабую обертку просьбы. Он прощупывал. Насколько далеко она позволит ему зайти.              Грейнджер не открывала глаза, когда руки скользнули по телу, опускаясь. Ей не нужно было видеть, что происходило с глазами напротив, когда пальцы развязно раздвинули складки, а после один из них скользнул внутрь.              Рваный выдох сорвался с губ, и это было синхронно. Гермиона знала, что его голова чуть отклонилась назад, а взгляд стал расфокусированным. Что руки в карманах сжались в кулаки, заставляя сдерживать порыв заменить своими пальцами ее.              Она улыбнулась, когда услышала влажный звук, когда добавила второй палец и медленно погладила себя. Это означало, что его кадык скакнул, а глаза закрылись, словно он терял терпение.              Грейнджер так выучила все эти сигналы, что это только подстегивало на что-то более безрассудное. Что-то с оттенком похоти и вкусом остроты.              — Ты такой хороший мальчик, Драко, — протянула она, глубже вставляя пальцы, насколько это было возможно, — такой светлый. Словно Люмос получил свою телесную оболочку, — Гермиона почти мурлыкала слова, но хорошо осознавала эту слабую грань.              Дразнила.              Словно обмакивала кончик кисточки в бензин и окропляла пламя огня. Так в их стиле.              С начала этого года все было на этих острых ощущениях. Их плавные шаги по кругу, с неразрывным зрительным контактом. Поцелуи острого лезвия, а после секс с мазками крови, слюны, спермы и тьмы.              Он точно не был хорошим мальчиком.              От этого дразнить становилось интереснее.              Сможет ли он сорваться?              — Твоя магия чистое, белое золото, которое привлекает внимание. Слишком много внимания. Потому что, — Грейнджер открыла глаза и приподнялась на локте, откидывая голову назад, — чудовища так любят все блестящее. Драгоценности, которые тащат в свое логово. И там же они находят свою вечность, если кто-то однажды не решится их забрать.              Боже, Малфой был квинтэссенцией всего самого порочного. То, что она описывала, не относилось к тому парню, что сейчас смотрел на нее. Остро, жадно, почти жестоко. Его взгляд исподлобья и стиснутые челюсти буквально кричали о гневе, который он сдерживал.              Но это тот гнев, в котором хотелось искупаться. Окунуться полностью, даже позволяя попасть в дыхательные пути. А вынырнув — не откашлять.              Гермиона облизнула губу и склонила голову, когда вытащила свои пальцы и прочертила мокрую дорожку. Начиная от низа живота и заканчивая местом на шее, где пульс зашкаливал все допустимые нормы.              — Только, — она прищелкнула языком, — единственное, что они находят — это смерть, — ее губы растянулись в самодовольной улыбке, — она такая щедрая на свои дары. Да, малыш?               Сука.              Малфой сорвался с места и почти молниеносно навис над Грейнджер, сдавливая рукой ее горло. Возбуждение, роем маленьких укусов, поднялось по позвоночнику, когда пальцы сильнее впились в кожу.              — Малыш? — процедил Драко, остро скалясь. — Ты уверена, что ни с кем меня не перепутала, Грейнджер? Потому что, — его свободная рука легла на грудь и сжала ее, почти гранича с болью, — вряд ли я настолько светлый, как ты обо мне думаешь. Я, блять, хочу чтобы ты полностью мне принадлежала. Без полумер. Без каких-либо «но». Свет отдает, дарит то, что имеет, — рука с шеи скользнула на затылок, путаясь пальцами в волосах и сжимая их до шипения. — Я же хочу это поглотить. Забрать себе, как то самое чудовище. Мне мало просто трахнуть тьму, я хочу ею владеть.              Да простят Грейнджер все женщины в истории, которые боролись за их права, неся в массы то, что они не вещи и никому не принадлежат.              Потому что сейчас Гермиона пылала от этих слов, чувствуя, как пальцы ног сжимаются от экстаза. Она так устала быть сильной. Устала тянуть на себе вес всех решений судьбы, с которыми девушке приходилось разбираться.              Устала от того, что так или иначе, ее боялись. Опасались всплесков магии и сразу клали руку на палочку, обостряя все свои инстинкты самосохранения.              Малфой же встречался с тьмой, умудряясь при этом украсть у нее поцелуй. Получить ее одобрение и ласку, превращая нечто ужасающее в ласковую кошку. Заклинатель страха.              Словно это чувство у него было атрофировано, когда дело касалось Грейнджер.              — Всем этим, — продолжил он, не отрывая глаз от ее, пока рука с шеи чертила пунктирные линии по телу. Намечая желанные части. — Проблема богатеньких мальчиков — хотеть все самое лучшее.              Когда его пальцы легли на клитор, Гермиона издала звук, которого никогда от себя не слышала в подобной ситуации. Словно Драко открыл новую способность в девушке.              Она захныкала, зажмурив глаза от удовольствия, чем вызвала рывок его руки в волосах.              — Грейнджер, — протянул он хриплым и низким голосом, — сегодня мы вдвоем. Без твоей тьмы, ножей, одежды. Каково это — быть в чужих руках? Вот такой?              Из горла вырвалось что-то невнятное, из-за чего пальцы сильнее сжались в волосах, а длинные фаланги грубо вошли внутрь, заставляя выгнуться.              — Отвечай, — процедил прямо в губы. И сейчас его голос был пропитан чистым приказом.              Каково это, Грейнджер? Ответь сама себе на этот вопрос.              Это было восхитительно. Что теперь вместе с грузом ответственности за все на свете она могла отпустить себя. Не нужно было отыгрывать какие-то роли, молчать, когда внутри все кричало. Показывать безразличие, когда его и в помине нет. Можно опустить шоры окклюменции, чтобы наконец-то увидеть массу эмоций, от которых всю жизнь ограждаешься. Но вот в этом был главный подвох. Помимо приятного, ты впускаешь и нечто болезненное.              — Это… это свободно, — пробормотала Грейнджер, зарываясь рукой в белоснежные пряди, — словно я достойна этого.              Она не ожидала, что голос надломится на последней фразе. Как будто именно эта расстановка букв была ключевым словом, чтобы вздернуть главный страх изнутри.              То, что с самого детства она чувствовала себя не заслуживающей чего-то приятного. Того, что другие получали по праву рождения.              — Что? — руки Малфоя пропали с тела, и теперь он опирался на них, смотря ей в лицо. — Что ты сказала?              — Я впервые чувствую, что достойна такого обращения к себе, — дрожащим голосом произнесла она. — Не про нашу сейчас игру в остроты, а вообще. Я никогда не видела… не видела…              Мерлин. Она не хотела плакать, но когда рядом находился он, почему то внутри зрела уверенность, что это позволено. Гермиона может позволить своим слезам упасть с уголков глаз и скатиться в ушную раковину.              Она не имела права показывать слабость. Не позволяла себе сомневаться в решениях тех, кому даровала собственную верность.              Не позволяла себе…              — Нежность, — Грейнджер всхлипнула, продолжая сказанные слова и невысказанные мысли.              Ее существование вечно было борьбой. Жестокой и беспощадной. Если не ты, то тебя. Это было уже вырезано в ней посмертно. Как будущая эпитафия на могильную плиту.              В этот раз меня, а не я.              Но с Драко было все в новинку. Так, как будто до этого была другая жизнь, просто иная судьба, а после на железный путях дернули рычаг и рельсы изменили направление.              Она сейчас чувствовала себя практически так же, как и когда слонялась по Хогвартсу перед Святочным. Словно потерянная и брошенная в этом мире. Без цели и конечного пункта.              Потому что раньше были задачи, которые не имели прикрас. Стать лучшей в боевом искусстве, научиться новым отсекам магии разума, пробежать километры по заснеженной тропе. Выполнить приказ Гайоса, раздобыть редкий ингредиент для зелья.              То, чему ее учили.              Но никто не научил вот этому.              Как отвечать на нежные поцелуи и теплые слова. Как реагировать на обещания, которые никто и никогда не осмеливался ей давать, потому что было маловероятно привести их к исполнению.              Я спасу тебя. Я буду рядом. Мы справимся.              Никто не рассказывал, что говорить, когда держишь в руках материнский подарок, сделанный со всей душой. И пусть не от родной матери. Видеть теплоту и гордость в васильковых глазах, а не в радужках цвета выжженной карамели.              Она просто не знала, что делать.              Грудь завибрировала и из горла вырвался сдавленный хрип, заставив повернуться набок и подтянуть к себе колени. Такая слабая. Мерлин, какая же она на самом деле слабая.              Грейнджер знала десятки парирований от клинка и палочки, но умудрилась получить ранение прямо в грудь от банальной заботы.              — Ну же, детка, не сдерживай себя, — прошептал Малфой, ложась позади нее. Он просунул одну руку под ней, а другой накрыл сверху, притягивая к себе ближе, — поплачь, выплесни это все.              Гермиона закусила костяшку на кулаке и еще больше сжалась в позу эмбриона. Ее потряхивало от слез всей жизни, словно наконец-то они нашли удачный момент и достаточную пробоину, чтобы вылиться наружу.              Она содрогалась в тихой истерике, а теплые объятья не давали окончательно в ней утонуть. Грейнджер могла плакать. Могла тихонько выть в подушку, ненавидя все и вся вокруг себя.              Жизнь научила ее быть сильной и жестокой, но девушка всегда хотела, чтобы ей не пришлось это зубрить. Чтобы судьба не ставила ее в такое положение, когда нужно бороться и отключать свои чувства.              — Почему она меня бросила? — прошептала девушка, делая паузы для судорожных вздохов, даже не пытаясь вытереть мокрое лицо. — Почему Джин не полюбила меня? Разв-ве это не приходит к женщине сразу, когда она видит новорожденного ребенка?              — Я не знаю, Гермиона. Ты скорбишь по ней? — спросил Малфой, продолжая гладить уже почти сухие кудри.              — Она давно для меня умерла, но чувство утраты пришло именно сейчас, — Грейнджер зажмурилась. — А что если тьма тоже ушла от меня? А теперь и мои навыки начали ослабевать? Мне нельзя потерять магию. Нельзя лишиться еще и этого. Я устала смотреть на потери, устала быть готовой к оплеухе. Раньше… раньше я просила, — она шмыгнула носом, — просила о тепле, просила о внимании. Я не знала, что такое гордость, поэтому не чувствовала себя ущемленной. Но каждый раз я получала только отказ. От матери, от девочек из приюта, от гриффиндорцев. Первым человеком, который протянул мне руку, была Макгонагалл. Она, — Гермиона смогла слабо улыбнуться, — увидела меня сидящей на подоконнике, пока мои однокурсники играли во дворе школы. Женщина не стала лезть мне в душу, пытаться что-то разузнать. Ей было достаточно того, чтобы увидеть мое лицо. Насколько уже пустой я была, даже для слез. Это она предложила мне уйти из школы. Перевестись в Дурмстранг.       Этого не знал никто. Даже Гайос и Палмер. Что именно профессор по Трансфигурации, которая забрала ее из приюта, была той, что дала возможность начать другую жизнь. Что именно она написала Каркарову, попросив за девочку. Передала рекомендации, убеждая в том, что северная школа только выиграет, если заполучит себе новую ученицу.       Грейнджер спустя несколько лет прочитала это письмо.       Игорь, Гермиона — исключительная девочка. Она очень усердная, умная. Хогвартс слишком мал для ее амбиций, поэтому я прошу тебя о возможности. О шансе для нее, чтобы она оказалась в том месте, где эту волшебницу оценят по достоинству.       А она, вернувшись обратно в Хогвартс, не нашла слов, чтобы поговорить с Макгонагалл. Сказать спасибо, что была первым человеком, который не отвернулся от нее.       — Я больше никогда не просила, — прошептала Грейнджер, сжав ладошку на руке Малфоя, — никогда не выпрашивала. Я просто брала свое, игнорируя чужие желания и интересы. Но мне опять страшно. Как будто время откатилось назад. Обесценивая все мои усилия, замыкая круг в исходной точке. Я не знаю, хватит ли мне сил вновь пройти все это.              Драко разжал руки и заставил Гермиону перевернуться на спину, чтобы посмотреть ей в лицо. В его глазах уже не было острого возбуждения, азарта и хищности. Только безразмерное тепло, забота. Нежность, которая прозрачным флюидом опускалась на обнаженное тело.              — Послушай меня, ладно? — он немного приподнялся, чтобы взять в руки заплаканное лицо. — Ты заслуживаешь всего, чего была лишена. Это не твоя вина. И никогда ею не была. Так устроена жизнь, что почему-то самые тяжелые испытания выпадают на долю тех, кто вообще не должен о них знать. Но так всегда. Самый ебаный парадокс.              Грейнджер забыла о том, что сейчас уже близился рассвет. Что сутки назад она убила человека и увидела минуты смерти, которые отчаяньем отразились в глазах лучшей подруги. Все тела, багровые ручейки крови смазались, и теперь перед ней были только свинцовые радужки.              Время перевалило за полночь, а днем им нужно было отправляться обратно в Англию. Грейнджер ждала экзамены, подготовка ко второму этапу, сдача проекта Снейпу.              Вновь ждала холодная отчужденность и филигранная уверенность в самой себе, пока внутри все кровоточит. Как будто каждый страх надрезали поперек, пуская алую струйку крови.              — Ты ходишь всегда в черном, но все равно ярче всех остальных. Тебя будут и дальше ломать, — его ремешок царапал пластиной кожу, пока большие пальцы вытирали дорожки слез, — но делай это красиво, ладно? Просто… чтобы назло. Чтобы остальные удивлялись, что боль можно носить с достоинством.              Гермиона шмыгнула носом и тихонько фыркнула, хотя это больше было похоже на скрежет истерики об металл отчаянья.              Что написала Нарцисса?              Даже на сломанных ногах надежды, умеет красиво шествовать в толпу.              Драко точно был сыном своей матери, потому что они, даже не зная этого, мыслили одинаково. Видели глубину ран, но подбивали сделать из них изысканное украшение.              Грейнджер хотела что-то сказать, но увидела, как лицо Малфоя изменилось. Его палец замедлился, которым он вытирал влагу, а взгляд впился в кожу скулы.              Черт.              Видимо, магия спала и теперь татуировка была видна. Они слишком часто стояли близко к друг другу, чтобы не выучить все мелочи лица.              Время застыло, потому что сейчас это было таким важным. Как тихое признание, сказанное без слов.              Малфой подтянул Грейнджер так, что теперь они сидели перед друг другом на коленях. Его глаза неотрывно смотрели на участок кожи, где любой другой ничего бы не увидел, кроме маленьких темных точек родинок.              Но это же Драко.              Который говорил о том, что у нее на щеке созвездие его Патронуса. Он вкладывал смысл в такие вещи. Не в слова. Во что-то более тонкое и маленькое.              — Почему? — охрипшим голосом спросил он, вновь смотря в глаза. Гермиона слабо дернула уголками губ. Сейчас даже было все равно, что на ней нет одежды.              Теперь она на самом деле обнажена.              — Потому что на твоих руках мой детский ремешок. Потому что твой подарок — это скопление звезд из светлячков и ножи, которые когда-то были мечом. Потому что теперь самая темная ночь будет иметь запах хвойного леса, — она протянула свои руки к его и переплела пальцы, — потому что ты дал мне возможность того, что когда-нибудь я увижу свой Патронус.              Драко, как будто в трансе, выпутал руки из дрожащих пальцев и протянул их к лицу Гермионы. Аккуратно, словно почти и не было касания. Столько эмоций в сером цвете глаз она прежде не видела. Неверие, восхищение, возбуждение. Даже нежность смогла затесаться.              — Ты же понимаешь, что после турнира ничего не закончится? Теперь — точно нет.              — Понимаю, — легкая улыбка больше не выглядела как результат внутреннего спазма. Нет. Теперь она была обещанием.              Последняя ночь в снегах Румынии, в стенах комнаты — где все кричало о Новом Орлеане — была именно об этом. О тихих вздохах, когда они вновь улеглись в постель, но без жарких поцелуев и сжатий до синяков. Просто чтобы кожа к коже. Под тяжелым одеялом, которое скроет от остатков отчаянья, что еще слабой пыльцой летало по комнате. Когда небо за окном еще некоторые часы будет черным, но с рассветом не заберет с собой тепло рук.              Она очень хотела узнать, чем закончится эта сказка.              

***

             — Мисс Грейнджер, я еще раз спрашиваю — что вы сделали с зельем? — таким голосом можно было бы описать сухожилия, которые натянули настолько, что еще чуть-чуть и они разорвутся.              Профессор Снейп держал флакон перед собой в воздухе, словно ему было противно прикасаться к стеклу. Гермиона про себя ехидно отметила, что для волшебника хуже тратить магию на что-то непотребное.              Мужчина отдавал еще и свое терпение, так как Гермиона в пятый раз небрежно пожала плечом.              — Я его улучшила.              Она была самой последней из учеников Дурмстранга. Стоило в срочном порядке показать проект и идти собирать вещи, чтобы вновь попасть на корабль.               Но Каркаров избавил девушку от сдачи экзаменов, так как ей нужно было усиленно готовиться ко второму этапу турнира, а не зябнуть две недели на палубе. С учетом всех ее прошлых заслуг перед преподавателями, впервые не Грейнджер работала на учебу, а она на нее.              Иногда приятно быть зубрилой.              Сейчас уже начинался ужин, после которого будет общее построение, пока они с Малфоем выводили зельевара своим присутствием здесь.              Мужчина вновь перевел мрачный взгляд на зелье, которое статично парило на одном месте.              — Опишите этапы.              Она тоже посмотрела на свой проект.              — Драко приготовил Оборотное зелье, которое по всем пунктам состава было идеальным, — Малфой слегка улыбнулся, — так что работать с ним было просто. В начале года Кирена Палмер упомянула, что у нас более глубокое изучение курса Зельеварения. Оно включает в себя раздел полного разбора формул.              Она протянула руку, в которую Драко вложил еще один флакон, где было обычное Оборотное. Открыв крышку и поднеся кончик палочки, Гермиона прошептала заклинание. Из горлышка потянулась мерцающая нить, которую словно стяжками протягивали по воздуху.              Магия начала расщепляться и преобразовываться, намечая в воздухе символы. Цифры, руны, химические знаки.              — Как вы видите, это начальная формула зелья. Именно с нее начинается работа, — продолжила Грейнджер, отдавая пузырек обратно. — Как мы знаем, данное зелье является зельем «незаконченного процесса». То есть пока не будет добавлен еще один компонент…              — Оно не будет работать так, как предполагают его свойства, — закончил Снейп натянутым и монотонным голосом, словно уже терял терпение, — можно опустить вводную часть, мисс Грейнджер.              Она усмехнулась.              — Нет, нельзя. Потому что именно в этом и кроется главный фокус преображения, — Гермиона невинно захлопала глазами. — Профессор, потерпите еще немного моего всезнайства, чтобы я подвела нас к главной кульминации.              Ей хотелось кусаться и ехидничать. Пусть это было и глупо, слишком по-детски, но хотя бы так отплатить должок за тот год унижения, когда мужчина высмеивал ее перед всеми.              Снейп поджал губы, но промолчал.              — Так вот, у Оборотного не так много граней, с которыми можно было бы работать, так как состав предполагает конкретные варианты. Следовательно, мы меняем только ту часть формулы, что отвечает за преображение. Я сначала думала увеличить время действия, но посчитала это слишком скучным, — она в шестой раз дернула плечами, чем еще больше выводила, — поэтому зелье не просто дольше работает. Оно практически посмертно меняет внешность.              Она краем глаза увидела, что Малфой резко повернул голову к ней, пока она продолжала выдерживать хмурый взгляд профессора.              Грейнджер хотела раньше показать ему зелье, но сначала против складывались обстоятельства, а уже после, и ее расчет. Драко был сейчас той честной реакцией, которая убедит Снейпа в том, что она сама это сделала.              Даже его ученик не предполагал подобный исход.              — Вы наверное читали о таких существах, как допплеры? На территории Англии их осталось совсем мало, но в наших краях больше диких лесов, в которых они могут прятаться, — Гермиона обратилась к Драко. — Они как маги-метаморфы, только дикие. И очень любят драгоценные камни, из-за чего с ними можно договориться, — взгляд вновь вернулся к мужчине. — Их свойства уникальны. Брать ДНК волшебника опасно, есть большая вероятность того, что мы можем перенять не только способность мага-метаморфа, но и его болезни. Допплеры подстраиваются под окружающую среду. Температура тела, погодные условия и так далее. Это делает зелье гибким по отношению к тому, кто его выпивает. Мы можем изменить внешность, не беря волос волшебника.              — Если оно посмертное, то как же вы отмените его воздействие? И за счет чего держится магия зелья? — Гермиона с удовольствием отметила, что несмотря на небрежный тон профессора, за его голосом скрывались пытливость и интерес.              — Вот эта вязь рун, — Грейнджер выделила палочкой часть формулы, которая все еще стеной из символов разделяла цепкие взгляды с мужчиной, — отвечает за время воздействия. Я ее перекроила, и теперь она питается самой магией волшебника. Проще говоря: пока ты владеешь магией, у зелья есть резервуар, из которого он черпает силу.              — Как паразит, — холодно хмыкнул Снейп, а Грейнджер расплылась в улыбке.              — Вообще, я взяла за основу то, что волшебник пополняет свои запасы магии с помощью магических вещей, которые его окружают. Но если вам удобнее слово «паразитирует», то пусть, — проведя палочку дугой, Гермиона развеяла формулу и сложила руки перед собой, выпрямляя спину. — Отменяется оно заклинанием. Зелье не идеально, так как мало времени было на его модификацию, — она повела шеей, словно за время разговора мышцы затекли. На самом деле, это была еще одна раздражающая часть ее монолога, — то есть против Гибели воров и других обнаруживающих заклинаний — оно бессильно. Сразу отмечу, что в теории Оборотное будет работать даже после смерти, так как естественные процессы организма остановятся, но магия будет уходить постепенно, остаточным эффектом. Недостаточно долго, но точно не сразу после остановки сердца. Даже несмотря на постоянную циркуляцию волшебства, которая поддерживает эффект зелья, против смерти еще никто не придумал достойного приема.              Снейп вновь посмотрел на флакон, но теперь другим взглядом. Немного задумчивым и рассеянным, словно их проект о чем-то ему напомнил. Он начал бездумно водить кончиком палочки по раскрытой ладони, пока Грейнджер и Малфой терпеливо ждали реакции.              Наконец мужчина словно вышел из транса и резко встал, чиркнув ножками стула об пол.              — Мисс Грейнджер, вы знаете о том, что некоторые вещи просто обязаны произойти? — Снейп обошел свой стол, подходя к полкам с книгами и котлами. — Мы не имеем права влезать в естественный ход развития событий.              — Чему быть, того не миновать? — хмыкнула девушка, вспоминая маггловскую поговорку. Но мужчина проигнорировал ее, продолжая говорить.              — То, что вы создали, может стать как невероятным, так и сокрушительным открытием в отсеке Зельеварения, — он резко развернулся и вцепился взглядом в силуэт девушки, которая просто повернула голову, продолжая прямо стоять перед учительским столом. — Ограничения ставятся для того, чтобы никто не злоупотреблял возможностями. Ваша небрежность к тому факту, что только смерть и лишение магии может понизить свойства зелья, заставляет задуматься о цели его создания.              Гермиона нахмурилась, пытаясь среди длинной речи найти ту часть, где ее завуалировано унизили. Пока что она услышала только предостережение.              — Вы же лучшая на своем курсе, да?              — Одна из лучших, если позволите исправить. В Эрстер нельзя попасть благодаря деньгам или чистой крови, — Грейнджер подняла подбородок, — скажем так, наш отбор более кристален и честен по отношению к волшебнику. Именно поэтому я могу позволить себе такие модификации с магией. Вы говорите, что есть ограничения? Я согласна, но каждый сам ставит их себе. Однажды было создано зелье, тем же путем, что и все вокруг нас. Методом проб и ошибок. Почему я должна останавливаться на том, что уже есть? Довольствоваться открытием других, если могу создать нечто свое.              Снейп наклонил голову и каким-то странным взглядом обвел девушку. Она привыкла и к более липким и грязным эмоциям, поэтому спокойно выдержала интерес мужчины.              — Мисс Грейнджер, иногда не стоит прыгать выше головы и слепо верить в то, что вы предвидите все исходы события, — он ткнул палочкой в левитирующий флакон. — Как зельевар, я скажу вам, что это безупречная работа.              Гермиона быстро оглянулась на Драко, который поднял брови в удивлении. Скорее всего, у нее тоже сейчас было обескураженное выражение лица.              — Я не люблю разбрасываться словами, но я бы даже сказал, что одна из лучших за этот учебный год, — холодно продолжил учитель. — Как минимум, вы не создали маленькую магическую бомбу, что предоставил мне ваш однокурсник Михаил Кришау.              Грейнджер попыталась сдержать улыбку, но уголки губ все равно дрогнули.              — Но это моя оценка как преподавателя. Как волшебник, который прожил уже достаточно, чтобы видеть последствия некоторых поступков, — на доли секунд его взгляд скользнул к Драко, а после вернулся к ней, — некоторые открытия могут принести больше вреда, чем пользы. Иногда лучше не вмешиваться в естественный ход, чтобы не перекладывать груз ответственности на свои плечи.              Гермиона перевела взгляд на флакон.              Она понимала, что это была не идеальная, но очень достойная работа. Нужно иметь много терпения, чтобы часами переставлять символы и знаки, по унции добавляя компоненты, которые при одном неверном движении пустят всю работу коту под хвост.              Грейнджер даже знала, что в теории она создала зелье, которое долгое время позволит быть не тем, кто ты есть. В масштабе проекта по зельям — это было гениально. Но что, если эта разработка найдет свой выход за пределами класса?              Попадет на черный рынок, где, безусловно, будет стоить дорого, а вместе с этим иметь большой спрос. Она не придумывала пафосное название, необычный цвет или запах.              Нет.              Зелье имело простоту, в которой оказалась заключена сила. Этим оно и привлекало свое внимание. Гермиона была уверена, что такой подход к работе Снейп по-своему оценил.              — Профессор, — обратилась девушка, вновь оборачиваясь, — я понимаю ваши опасения. Дурмстранг имеет свою историю, которая часто была написана кровью. В моей жизни достаточно вещей, которые могут поддерживать уровень самоуверенности в организме, — она слабовато улыбнулась, — и, не в обиду вам, в этот список не входят идеи по созданию смертельных и опасных зелий. А уж тем более, их распространение. В любом случае, вот это, — она кивнула, указывая на пергаменты, которые предоставила учителю. В них был записан подробный процесс этапов создания, — не более чем доказательства, что я сама его создала, если бы у вас появились сомнения.              Она щелкнула пальцами, и листы вспыхнули, не задевая пламенем ничего, кроме чернил в самом тексте. Даже пепел, который остался после уничтожения, просто испарился в воздухе.              — Структуру знаю только я, но, как вы уже услышали ранее, мне не нужны слава и признание за разработку. Достаточно того, что я выполнила свою работу на достойную оценку.              Снейп задумчиво пробежался взглядом по ее лицу, а после отрывисто кивнул.              — Я рад слышать, что некоторые избранные не пользуются своим статусом в целях достижения своих целей.              — Избранные?              — Разве не вас кубок выбрал участником турнира? — профессор выгнул брови, садясь обратно в свое кресло. — Вы вроде бы должны знать, что артефакт останавливает свое внимание только на достойных именах.              Ага, даже в том случае, если я не бросала свое имя в пламя.              Гермиона не стала дополнять речь мужчины, а просто кивнула и притянула к себе флакон, вновь расправляя плечи.              — Тогда, я думаю, с поставленной задачей мы с мистером Малфоем справились? — девушка увидела, как парень часто заморгал, переводя взгляд с одной на другого. Видимо, за время разговора он настолько отключился от реальности, что его упоминание стало возвращением в кабинет зельеварения.              Снейп сухо кивнул, начиная перебирать свои пергаменты. От Грейнджер не укрылось то, как он скептически осмотрел поверхность бумаги, на которой она испепелила свои записи, но так и не найдя никаких следов, мужчина перенес внимание к тексту.              — Верно. Я не знаком с вашим учителем по курсу зельеварения, но могу представить, что каждый раз преподносят ему студенты, — уголки губ едва дрогнули.              Грейнджер не сдержала кривой усмешки, так как это своего рода был подкол от такого человека, как Снейп. Даже Малфой выгнул бровь, а после с подозрением прищурился в сторону своего декана.              — Если на нашу школу произойдет нападение, то самым безопасным местом будет класс зельеварения и алхимии, так как именно на него наложено больше всего защитных и охранных чар, — девушка весело фыркнула. — Не хочу вас разочаровывать, но вы не первый учитель, которому Михаил Кришау пытается презентовать свои разработки.              Снейп поджал губы.              — Ваш однокурсник гениален, но безумен. Опасная смесь качеств для волшебника с его уровнем знаний.              Грейнджер согласно кивнула.              — Поэтому чаще всего ему просто ставят высшую оценку, освобождая от задания, — Гермиона немного наклонилась, словно хотела поделиться секретом. — Я думаю, именно из-за этого ваши занятия вызвали у него такой энтузиазм.              Мужчина вновь скупо кивнул и кинул взгляд на выход за их спинами.              — Вы свободны.              Малфой и Грейнджер вышли в коридор подземелья, который встретил их прохладой и тишиной. Гермиона наколдовала часы и нахмурилась.              — У нас есть еще полчаса, чтобы успеть к концу ужина, — она развеяла чары и подкинула флакон в руке, — а после него я хочу сходить в библиотеку. Поискать в книгах что-нибудь про ваше Черное озеро и какие-нибудь зацепки, с чем еще может быть связан второй этап.              — Я могу помочь, если хочешь, — Гермиона увидела ухмылку на губах парня и хмыкнула.              — Нет, Малфой. Твоя помощь закончится тем, что ты зажмешь меня среди пыльных полок. Тем более, я слышала нытье Поттера, что у вас очень много домашнего задания по Чарам и Трансфигурации.              Малфой картинно закатил глаза.              — Это же Поттер. Он в драматизме уступает только Нотту, — он внезапно нахмурился. — Я забыл. Спасибо, что спасли его.              Теодор быстро пошел на поправку, так как Таисия была невероятным целителем. Правда, когда пришло время осматривать его спину и уровень повреждений, Кира выгнала всех, позволяя только Томесцу остаться в помещении.              Сейчас же на его шее красовался длинный пластырь, а волосы немного потеряли в длине, потому что Таисии нужно было аккуратно заштопать рану на голове, а с его буйными кудрями это было сложно.              — Это мне надо его благодарить, на самом деле, — призналась девушка, — из-за той суматохи было сложно проанализировать, куда целился Пожиратель, но в любом случае я буду благодарна Нотту до конца жизни.              Малфой язвительно фыркнул.              — Я думаю, этот придурок еще раз пять попробовал бы сдохнуть, лишь бы Палмер вокруг него крутилась, — он оглянулся на кабинет Снейпа и дернул головой, предлагая отсюда уйти. — Хотя, я готов поспорить, что между ними что-то произошло еще до нападения в Румынии.              — Я тоже это заметила. Но знаешь, — Гермиона кинула косой взгляд, — это не наше собачье дело.              — Ну, не знаю, Нотт всю жизнь лез в мои отношения.              — У тебя были отношения? — фыркнула девушка, поднимаясь по лестнице. Малфой откинул подол слизеринской мантии и засунул руки в карманы брюк. Такое чувство, что углубления в накидке были недостаточно пафосными для такого жеста.              — Нет. Ты — мои первые серьезные отношения.              Гермиона чудом не оступилась, услышав небрежную фразу в затылок. Наверное, если бы она не любила принимать и так холодный душ, то сравнила бы ощущения с ушатом ледяной воды.              Девушка оглянулась, натыкаясь на кривую и самодовольную ухмылку.              — Мы не в отношениях, Малфой.              — Уверена? Я, вообще-то, уже с твоей матерью познакомился, — Грейнджер выгнула бровь, так как к такому черному юмору прибегал только Мецгер, — тем более, ты, как говорят магглы: «Посадила на поводок»?              Он отогнул вырез мантии, открывая вид на черный ремешок портупеи, которая была надета поверх белоснежной рубашки.              — И еще, — Драко вернул руку в карман брюк и многозначительно уставился на скулу девушки, где была маленькая коричневая татуировка, — на тебе моя отметка. Не вижу смысла отрицать очевидное.              — Малфой, я тебе сказала…              Он резко дернул девушку на себя, жестко впечатываясь в губы. Драко сжал в кулаке ткань водолазки, пока поцелуй становился более глубоким и властным.              Но, насколько неожиданно он начался, так же стремительно и прекратился.              — Будь добра, закрой рот и не выебывайся, — прошипел слизеринец, нависая над Гермионой, — не выдумывай это дерьмо ради сохранности каких-то границ. Мне плевать, в какой школе ты будешь учиться, в чьем поместье жить и какой чернухой увлекаться. Это не изменит того, что я тебе сказал в Румынии. Ничего не закончится после турнира.              — А если мне надоест? — Грейнджер уже успела достать палочку и ткнуть ею в бок Малфоя. Тот почувствовал оружие и расплылся в акульей улыбке.              — Тогда я попробую тебя убить, чтобы вновь вызвать к себе интерес, — кончик клинка коснулся ее подбородка, приподнимая лицо выше.              Гермиона смотрела за танцем чертей в серебристых глазах, в которых темное возбуждение прошлось платиной по зрачку. Заражение уже началось. По тому как со снисходительной поволокой смотрел Малфой, этот день стал весьма удачным для всего этого.              А не вобрал ли он тьму в себя? Не пустил по сосудам чернь, которая все больше и больше отравляла светлое ядро?              Грейнджер склонила голову, чтобы ближе рассмотреть бесов. Она теперь понимала Малфоя.              Это было увлекательно: смотреть за тем, как нечто чистое становится порочным. Главное — не подсесть, чтобы потом, в случае чего, не сдохнуть от ломки.              

***

      Гермиона откинула книгу, а после потерла глаза, надавливая на веки. Она перерыла все, что только можно, но так и не приблизилась к ответу:              «Чего такого ценного могут у нее забрать?»              Мало того что она уже хрен-знает-кому вручила свое спокойствие, уверенность, силу. Гермиона пыталась найти в книгах прошлые истории о Турнирах, но там были совершенно другие задания.              Может, ее как-то ослабили, а во втором этапе будет возможность вернуть полноценную магию?              Чертов кубок, со своими витиеватыми формулировками и гребаными заданиями.              — Грейнджер, дерьмово выглядишь, — кинула Астория, проходя мимо нее. Когда Гермиона оторвала руки от лица, то увидела, как та рассматривает книжные полки, что-то ища.              — В чем твоя проблема, Гринграсс? — устало спросила девушка, откидываясь на спинку стула.              — У меня нет проблем.              — Есть. Ты буквально захлебываешься своим ядом, видя меня или Киру, — Гермиона прищурилась, сканируя профиль Астории.              Им нечего было делить.              Гринграсс делала вид, что ее интересует Малфой или Нотт, но на самом деле, это была ложь. Она на них даже не смотрела, когда думала, что за ней никто не наблюдает. Ни одного влюбленного взгляда, ничего.              Грейнджер готова была поклясться, что все провокации, которые она совершала, имели другую причину.              Шатенка нахмурилась, но не убрала стервозное выражение лица.              — Потому что вы заявились в нашу школу и перевернули все вверх дном. Дурмстранг словно гребаное цунами, которое затопило мой факультет.              — Мы скоро уедем, — поднимая брови, напомнила Гермиона.              — Только последствия вашего пребывания — вы не заберете, — неожиданно ответила Астория, разворачиваясь на пятках. — Вы залезли и привели все в беспорядок. Но больше всего, я ненавижу таких как ты. Магглорожденная, бедная и несчастная. И родители бросили, и из Хогвартса сбежала, — она взмахнула ладонью в сторону Гермионы, — а теперь? Чемпион кубка, главная тема для обсуждений среди преподавателей. И только ленивый не обсудил твой перформанс в вечер Святочного бала.              Грейнджер, неожиданно даже для самой себя, выпрямилась. Она несколько раз моргнула и спросила:              — На каком курсе тебя начали обижать?              Гринграсс застыла, распахнув глаза.              — Что?              — Наверное, первый курс, да? Твоя старшая сестра всегда была активисткой, отличницей, — Гермиона говорила так быстро и четко, словно кусочки пазла могут вот-вот испариться, — ты не хотела идти в Хогвартс, — в голове тут же всплыли картинки, как слизеринка большую часть времени проводила со студентами Шармбатона, — ты не хотела быть тенью своей сестры, верно? Чувствовала, что на тебя все давят заслугами Дафны. При каждом промахе ты видела только ее успех.              Мерлин и Моргана.              Почему Гермиона раньше этого не поняла? Это было так очевидно, если бы она, вот как сейчас, просто села и сложила в голове кусочки.              Вот почему Астория так плескалась ядом в сторону северянок. Зависть. Гермиона совершила на первом курсе то, чего не смогла сделать слизеринка — несмотря на сложности, пошла своим путем. Бросила Хогвартс и амплуа сироты, вернувшись сюда сильной и уверенной волшебницей.              И судя по тому, какой бледной сейчас стала Гринграсс, Грейнджер оказалась права.              — Ты несешь бред, — низко прошипела шатенка, неосознанно делая шаг вперед, — никто и никогда меня не унижал.              — Но и не ценил, — парировала Гермиона, — хуже действия, только бездействие. Поэтому ты иногда ведешь себя как сука. Ты не можешь переплюнуть свою сестру, став для всех такой же хорошей, как она, — она откинулась на спинку стула и перебросила руку, довольно улыбаясь. — Не можешь стать лучшей — стань худшей, да?              Астория сделала еще шаг вперед, сжимая кулаки от злости.              — Я и так лучшая!              — В том, чтобы быть первоклассной стервой? Определенно, — Грейнджер небрежно пожала плечом. — Извини, но больше ты меня не раздражаешь. Единственное, дам совет напоследок: будь более грациозной сукой. Твои угрозы и поступки, как нож для масла. Порежут только что-то мягкое и плавное. Заточи характер до остроты катаны.              Шатенка застыла, смотря на расслабленную Гермиону, которая говорила с ней как наставник. Грейнджер просто знала, что уговаривать человека стать добрее — бессмысленно, пока эту доброту будут втаптывать в грязь и с удовольствием ею пользоваться.              А тому, кому на самом деле захочется завоевать расположение слизеринки, надо будет научиться уворачиваться и пробираться через опасные клинки. Чем изысканнее цель, тем выше, сложнее и опаснее дорога к ее достижению.              — И, Астория, — девушка поднялась и вышла из-за стола, вставая напротив, — никогда не стой в тени кого-то, будь то мужчина или твоя сестра. Есть вероятность замерзнуть, так и не увидев света собственного триумфа.              Гринграсс, судя по глазам, металась в своей голове из стороны в сторону. Ее гордость не позволяла признать перед Грейнджер свою слабость, но какая-то часть тянулась к тем словам, что она услышала. Шатенка прищурилась и тут же выпрямила спину, складывая руки перед собой.              Уверенная поза, уже лучше.              Гермиона склонила голову и потянула уголок губ, подначивая девушку напротив. Она только сейчас рассмотрела Асторию. То, что пряталось за душной язвительностью и топорной ненавистью. В ней было свое обаяние, которое нельзя было увидеть изначально. Она слишком напролом шла к своей цели — быть значимой, потому что для многих оказалась незначительной.              — Ты со временем научишься ненавидеть красиво, словно твой гнев нужно еще заслужить.              — Не боишься, что это на самом деле однажды произойдет? — Астория вскинула подбородок. — Что я стану слишком опасна для тебя?              Грейнджер склонила голову, словно высказывала свое уважение.              — Почту за честь встретить достойную противницу, Гринграсс. Не так обидно — в случае чего — проигрывать, но еще приятнее одержать победу, — она достала палочку и взмахнула ею, собирая книги и пергамент четко по стопкам.              — Мы никогда не будем ладить, Грейнджер, — хмыкнула девушка, еще больше чувствуя уверенность в себе. Это даже было лестно, что Гермиона оказалась неким катализатором этого. Теперь она понимала Гайоса, который делал из людей что-то новое.              Иную личность.              Почти так же будоражит, как и что-то разрушать.              — Мне не нужны подружки, — ответила девушка, подходя к столу. Она еще раз осмотрела взглядом поверхность стола, чтобы ничего не забыть забрать, — мне нужно, чтобы мне не пришлось больше выслушивать и терпеть детские колкости, которые ничего, кроме раздражения, не приносят, — Гермиона оглянулась через плечо и улыбнулась. — Как думаешь, сможем наконец-то пропустить эту скучную часть нашего общения?              — Возможно, — она разгладила юбку, придавая себе скучающий и беспечный вид, — я тоже дам тебе совет — сравняй свой внешний облик с внутренним. Наверное, еще приятнее будет проигрывать не только достойной, но и омерзительно красивой девушке, — она сморщила носик, — сегодня ты выглядишь и вправду дерьмово.              — Только сегодня?              — Не знаю, я не слежу за тобой каждый день, — Астория смерила взглядом девушку. — Не захлебнись на испытании.              Грейнджер хмыкнула и кивнула, так как с такой Гринграсс было намного приятнее и терпимее общаться. Такая девушка показывала уверенность тогда, когда ее чувствовала сама. А не когда ее должны были увидеть другие.              Астория уже ушла из библиотеки, захватив с полки учебник по Трансфигурации, оставляя Гермиону один на один с теми вопросами, что были до этого разговора.              Не захлебнись.              Грейнджер запрокинула голову к потолку, положив руки на бедра. Значит, Флер тоже знает про озеро, а Гринграсс думала, что кинула подсказку, завернутую в сарказм.              Удивительно, что один разговор может разрешить столько проблем. Наверное, если бы люди всегда просто подходили и говорили в лицо, то жить стало бы намного легче.              Внезапно в помещении появилась голубоватая овечка, которая спиралью облетела Грейнджер и застыла перед ней.              Патронус Томесцу.              — Гермиона, — раздался нежный голос подруги, — Миша просил тебе передать, что знает, как тебе помочь со вторым испытанием. Он поговорил уже с Каркаровым, чтобы убедиться в законности данного решения. Одобрение получено. Они с Давидом все сделают до того, как мы вернемся в Хогвартс, — голубая голова овцы склонилась набок, — и мы очень по тебе скучаем. Береги себя.              Патронус растворился, оставляя Грейнджер в полумраке библиотеки. Улыбка растянулась сама по себе, когда последние слова осели в разуме.              Она никогда не привыкнет, что есть те, кто может по ней скучать. Сколько бы раз Таисия ни обнимала ее просто так или присаживалась рядом, чтобы поболтать о жизни, у Гермионы продолжало коротить в сердце от теплых чувств.              Грейнджер опустила взгляд на фолиант, который прожигал периферию взгляда весь вечер.              «Почему магия волшебника может ослабнуть?»              Драко сказал, что возможно дело во тьме, которая по какой-то причине не проявляла себя. Может, на самом деле, большую часть воздействия темной магии забирала она.              Гермиона вздохнула и посмотрела на палочку в руке.              У нее есть месяц, чтобы вернуть все на круги своя. Как бы то ни было, ей нужна была тьма. Без нее Грейнджер чувствовала себя оголенной. Уязвимой. Но сейчас был момент, которым она должна воспользоваться.              — Мерлин, это будет очень глупо, — пробормотала девушка и подняла палочку.              Подумайте о самых светлых моментах в своей жизни. Сконцентрируйтесь на них, сделав в голове образ практически осязаемым.              Она закрыла глаза и выдохнула.              Гермиона начала перебирать моменты, которые могли бы стать достаточно светлыми для того, что она задумала. Все, что приходило первым, было связано с Эрстер. Она прислушалась к себе, но большая часть воспоминаний вызывала в ней… успокоение, но совсем не тепло.              Грейнджер даже как будто слышала этот тяжелый выдох, а за ним идущее короткое: «обошлось». Она каждый раз ставила ставку на то, что ничего не сможет, но при другом результате просто облегченно выдыхала.              Девушка переступила с ноги на ногу, крепче сжимая палочку.              Вторая парта, первая от стены. Гермиона Грейнджер.              Этот насмешливый голос словно заполнил всю черепную коробку. Как они сверлили друг друга взглядами, стоя в кабинете Зельеварения. Наглый, высокомерный, чертовски красивый.              Грейнджер, у тебя взгляд как у самой настоящей суки. Мне нравится.              Ему это всегда нравилось. Какая она с ним. Как вспыхивала и теряла концентрацию, стоило Малфою появиться на горизонте.              Не исчезай больше.              Первая скупая слеза за долгое время, словно она уже тогда знала, что может себе позволить это. Что Драко никогда не использует ее слабость против нее самой.              Ты такая красивая.              Что-то непривычно теплое загорелось в груди, как будто кто-то приложил горячую ладонь к ребрам. Ей столько раз об этом говорили. Но не так. Они были не им. В тех словах не было низкого голоса с бархатным дразнящим оттенком. Не было прикосновения к скуле, а после наматывания на кулак кудрявого хвоста.              Я с тобой, детка. Я рядом.              — Экспекто Патронум, — прошептала Грейнджер, выводя руну в воздухе. Она открыла глаза, но уже знала, что ничего. Не было того пресловутого тепла по руке, которое должно было выпустить Патронус.              Ты же понимаешь, что ничего не кончится после турнира. Теперь — точно нет.              — Мисс Грейнджер, — она резко обернулась, натыкаясь взглядом на Грюма. Его механический глаз смотрел сейчас вбок, а вот здоровый прямо на нее, — через десять минут отбой, а вы еще должны спуститься в подземелья.              Девушка почувствовала странное волнение, но совсем не из-за того, что рискует опоздать в гостиную до начала комендантского часа. Профессор стоял, оперевшись на свою трость, и сверлил своим пугающим взглядом… одного глаза.              — Сэр, я просто зачиталась, — Гермиона выдавила из себя подобие улыбки.              — Что же вы такое читали, если до сих пор направляете на меня палочку? — она увидела, что и вправду, держала протянутое древко в сторону мужчины. Но, ко всеобщему удивлению, не опустила руку.              Все ее инстинкты зудели, что этого не стоит делать. Черт возьми, тело будто само отказывалось это делать.              — Прошу прощения, но мне и правда нужно уже уходить, — Грейнджер сделала шаг назад, но не выпустила из вида Грюма. А его странная реакция только усилила напряжение.              Он ухмыльнулся, заставляя механический глаз быстро двигаться, словно сканируя ее тело.              — Вы боитесь меня? — его голова склонилась, а Гермиона услышала в голосе не просто праздный интерес. Он словно тянул время и чего-то ждал.              Внутри, как будто издалека, что-то потянулось. Тихое-тихое, вроде возгласа из прошлого. Девушка взмахнула палочкой над головой, заставляя записи и книги складываться в сумку. Ей не нравилось это.              Грюм выглядел странно, но в другом понимании. Пугала не внешность, а что-то иное. Маленький укол под ребрами был таким неожиданным, что девушка резко дернулась.              Что за?..              — А должна? — она произнесла это натянуто, но ровно. Грейнджер отслеживала свои позывы внутри, не теряя из внимания Грюма. Легкий холодок сквозняком пробежался по позвоночнику.              Такие ощущения были в одном случае.              Тьма.              Ее сила всегда так реагировала, когда рядом находился волшебник, в котором была большая концентрация темной магии. Сейчас это было слабым, почти нежным прикосновением, но Гермиона была готова расплакаться от счастья, что сила все еще при ней.              Пусть такая вялая, но еще живая.              — Я встречался со многими приспешниками Темного Лорда, так что, может, и стоит меня опасаться, — профессор склонил голову, — но точно не вам, мисс Грейнджер. Я, как бывший аврор, ловлю только преступников и опасных волшебников. Вы ведь не опасны? Не совершали ничего противозаконного?              Он спрашивал легко, словно ему даже не было интересно, что Гермиона ответит. Она тут же воздвигла ментальные стены, заставляя свои тропинки скрываться за буйными зарослями.              Те дороги, которые могли привести к главным тайнам, опасным для чужого глаза. Прохладное чувство приходилось перышком по лопаткам, спускаясь к пояснице, но не более. Ничего конкретного, чтобы Грейнджер начала по-настоящему бояться.              Он ничего не может знать.              Аластор Грюм просто дразнился, так как она студентка Дурмстранга, а значит, заведомо могла использовать опасные заклинания.              — Ни в коем случае, профессор. Я примерная ученица и никогда бы не позволила себе нарушить правила, — Гермиона не глядя подхватила сумку, но уже опуская палочку. Через силу, если быть честной. В любом случае, это было не лучшим решением: держать на прицеле учителя.              — Вас проводить до подземелий?              Только если захочешь получить проклятием в висок.              — Спасибо, думаю, я сама доберусь, — Грейнджер пошла на выход, проходя мимо Грюма. Хотелось увеличить расстояние, а еще больше гудело желание развернуться и пятиться спиной, чтобы не выпускать из поля зрения мужчину.              Она подавила в себе это и ускорила шаг. Почти на выходе, в лопатки прилетело:              — Удачи со вторым этапом, мисс Грейнджер. И, я смею надеяться, что вы с мистером Поттером выиграете турнир.              Она остановилась и развернулась, удивленно приподнимая брови.              — Разве такое возможно, чтобы было сразу два победителя? — мужчина продолжал стоять спиной. Что-то внутри кричало, что ей стоит вновь поднять палочку и приставить к его затылку. Залезть в голову, сделать больно.              Это была та самая нездоровая часть Гермионы, которую она давненько не слышала.              — Ну, в этом году на одного участника больше, чем требовалось. Почему бы не выиграть двум сильнейшим и достойнейшим?              Девушка пару раз моргнула, рассматривая кожаный ремешок, который держал глаз профессора. Он говорил это низко, и без привычной дерганности в словах.              — Доброй ночи, мистер Грюм, — она вышла за пределы библиотеки, стараясь успокоить свое сердцебиение. Два победителя. Два.              Она и Гарри.              Александр был убежден, что его видения правдивы. Это он должен был стать участником кубка, а после дойти до своей цели. Он верил в то, что именно участие в Кубке приведет его к ответам.              Она медленным шагом пошла по коридору, сжимая руку на сумке. Звук от шагов отдавался глухим шарканьем, а мысли гудели слишком близко к вискам, заставляя иногда морщиться.              Два победителя возможны.              Поттер был тем, кто пережил Волан-де-Морта.              Гермиона замедлила шаги, как будто мысли вторили скорости ее движений, чтобы она ничего не упустила. Заблокированные части его разума. Первый волшебник, который пережил Аваду. Глаза защипало от напряжения, поэтому девушка зажмурилась и легонько прикоснулась кулаком к поверхности лба.              Что-то они упускают.              Не суть важно, каким образом она стала участницей, важнее было то, зачем она была нужна? Два имени, которые кинули в пламя кубка. Грейнджер была умной. Точно была. Она должна была почувствовать нить связи между этими событиями.              Но самое важное все время ускользало, когда было слишком близко к поимке.              Гермиона остановилась и посмотрела на ладонь левой руки. Она перебрала пальцами в воздухе, а после сжала их в кулак. Ей нужны ответы. Как можно скорее. Девушка нуждалась в своей тьме, потому что именно в ней было все прозрачно и понятно.              Хотелось подойти к стене и с силой приложиться головой, чтобы все прояснилось. Она очень вымоталась. Эти качели, с хорошего до плохого, уже вызывали тошноту. Но все равно оставалась надежда, что к чему-то ее подведет судьба.              Где-то есть ответы.              И она их получит.              Грейнджер, вместо того, чтобы спуститься в подземелье, направилась в Выручай-комнату. Когда она представила Кратер, дверь в стене зарябила.              Просто символы. Надо на них встать, и механизм опустит ее, воздвигая вокруг высокие стены. Она сбросила сумку и мантию, подсобрав рукава водолазки.              Это просто тренировка.              Ничего нового.              Взяв с портупеи нож, девушка полоснула кисть и сжала пальцы в кулак. Тихий шепот окутал пространство вокруг девушки, заставляя волоски на теле вставать дыбом.              Тяжелая магия требовала затрат. Невероятных навыков и сил, чтобы удержать ее. И она сможет.              Тело начали опоясывать красные линии, а тяжесть внутри стала такой, словно теперь внутри груди у Гермионы был вес в тонну. Это было похоже на то, когда ты забросил тренировки и решил вернуться к ним спустя время. Деревянные мышцы, дубовые движения. Под ногами зажглись руны, а механизм пришел в движение, заставляя круглые пластины двигаться по оси. Грейнджер опускалась, крепко сжимая палочку в одной руке и нож в другой.              Ей нужно вспомнить то, что было до Малфоя. До Турнира Трех Волшебников.              До всего хорошего, что с ней уже произошло.              Какая она, когда танцует с Темной магией в одном ритме. Гермиона так долго бежала до спокойствия, что сама не осознала главной вещи в своей жизни.              Она живет тогда, когда тьма соседствует с ней. Как в библиотеке, словно кто-то прошел рядом с до боли знакомым парфюмом, который навеял тебе воспоминания.              Эта прохлада и сила… Грейнджер не могла отпустить. Просто не могла. Она постарается не зайти за грань, о которой так часто говорила. Что можно потерять курс и заблудиться, не зная в какую сторону двигаться.              — Пора просыпаться, девочка.              Гермиона закрыла глаза и ударила ногой по полу Кратера, зажигая его поверхностную магию. Этого хватит, чтобы отработать десятки сложных и темных заклинаний.              Она уже прошла все пять стадий горя. Давно.              Отрицание, которое жгучими языками целовало хребет, пока Гермиона сидела в бане Дурмстранга.              Гнев, когда стало сложно контролировать силу, и девушку словно выворачивало наизнанку.              Торг, где было принято самое мудрое решение за ее жизнь — заключить сделку с Гайосом — обменять свою преданность за доступ к знаниям.              Депрессия, когда ей становилось так плохо, что она позволяла себе эту слабость — попытаться закончить существование. Уйти под воду и больше никогда не видеть этого мира.              И вот — кульминация.              Принятие.              Настоящее принятие, которое лежало на поверхности, но Грейнджер принципиально не замечала этого. И за это ее наказала собственная сила, которой важно было решение девушки.              Потому что это так не работает.              Ты можешь балансировать на грани, но всегда какого-то цвета будет больше. Для света у нее был Малфой.              У меня есть Драко.              Даже сейчас она видела тела в деревне, которые разукрасили снег в бордовый. Слышала каждый оттенок боли в голосе Палмер, когда та держала лицо Нотта, запуская сердце Круциатус.              Что было в голове больных ублюдков, которых отловил Гайос. Ей не жалко, что они умерли. И никогда не будет.              Но она представила, что на месте той бедной девушки могла быть Таисия, а на пару минут мертвым мог оказаться Драко.              Грейнджер медленно открыла глаза, концентрируясь на своих ощущениях. Что-то отдаленно гудело в голове, но пока слишком слабо и тихо.              А чтобы защитить свою семью, нужно было беспощадно и жестоко.              Ей нет места на стороне светлой магии, но она и не собиралась менять команду. Просто нужно напомнить самой себе, кто Гермиона есть на самом деле.              Взмах палочки дугой и Кратер пришел в действие, а Грейнджер встала в стойку. Магия вокруг зарябила, пока руки сжимали ее оружие.              Она давно отдала свою душу, чтобы сейчас начинать скорбеть. Слишком поздно. Гермиона не станет другой, как бы не хотели этого люди вокруг нее.              Тьма первая ее приняла, заставила встать с колен на ноги. Так дальше и будет. Ничего не стоило менять, потому что шепот на задворках говорил: опасность близка.              Она дойдет до финала, выиграет Турнир, если это даст ответы. Пресловутые ответы, до которых был жаден Александр. И нужно быть готовой, если результат окажется не тем, на что можно рассчитывать.              — Горя другим, сгорю я во славе.              Это был девиз ее школы. Грейнджер являлась северной студенткой, входящей в состав факультета Эрстер и тайного отряда. Она обучалась темным заклинаниям и пережила Инициацию.              Истоки.              Стоило к ним вернуться, чтобы не забыть, кто она. Гермиона слишком утонула в ласке, которая пригладила ее колючки, отставляя в сторону реальность.              Румыния об этом напомнила.              Драко никогда не должен оказаться на месте Тео. Если она так эгоистично решила, что парень ей нужен, то надо было вновь владеть тьмой. Даже если это понесет последствия для Гермионы, она могла заплатить эту цену.       Гарантии того, что это выгодная сделка, были написаны на ее лице коричневым пигментом и приятно лежали в руке, позволяя чувствовать холод стали.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.