Парадокс ворона

***

      Гермиона застыла, непрерывно смотря в серые радужки. Это было так красиво — наблюдать за движением зрачков, которые медленно расширялись. Руки Драко жгли кожу даже через ткань. Оставляли следы. Как и он весь. Все его существование оставляло шрамы на ее теле.       Она повела ногой, черканув пяткой копчик. А это оказалось сорванной чекой терпения.       Драко резко отлепил Гермиону от двери и в два широких шага дошел до кровати. Тело упало на пружину, заставляя весь воздух из легких выйти с рваным выдохом. Он не был таким обходительным, как до этого. Тепло не давало даже намек на появление в руках или в глазах. Малфой убил в себе это.       За один вечер.       Вот так вот просто.       Это так красиво.       Он зацепил большими пальцами ремешки собственной портупеи, рассматривая Гермиону. Его взгляд оказался таким колючим, живым. Что-то на грани животного желания и острого осознания. Воздух был загущен всем этим. Кровью на его коже, запахом магии на ее амуниции. Ножами, которые как будто тоже были готовы схлестнуться со своими бывшими хозяевами.       — Ты пришла ко мне спустя месяц, — заговорил Малфой, словно рассуждая. — Гермиона… Разве это было правильно, вот так пропадать?              Она приподнялась на локтях, чтобы ответить, но так и не сказала ничего. Вдохнула… и просто выдохнула, продолжая смотреть в его лицо. А там было на что смотреть. Сейчас красота Драко раскрылась в жестокости. В эйфории, которую он испытал за этот день. Первая осознанная битва. Она всегда вот такая, со своими послевкусием и дурманящей ноткой.              — Я просил тебя — еще тогда, в кабинете — не делать этого.               Грейнджер, ты можешь не прощать меня за прошлое. Я пойму. Но не исчезай больше.              Да, но она промолчала. Она не давала никогда ему обещаний. Этой привычкой из них двоих страдал именно Малфой. Повторяя из раза в раз попытки нагнать все то, что он якобы задолжал ей за все время. Только он никогда не будет должником. Это не в его компетенции — стараясь загладить какую-то вину перед ней.              По правде говоря, Гермионе вообще никто и ничего не должен.              — Но это же твой стиль, да? — Она так хорошо знала мерные отсеки злости в этих дразнящих интонациях. Пока была допустимая норма. — Ты все время бежишь. Ты никогда не можешь остановиться и посмотреть вокруг себя, — Драко хмыкнул, начиная снимать портупею, а следом изувеченную рубашку. — Я даже, кажется, знаю, почему это так. Корабли кидают якорь в тех местах, где хотят задержаться. А ты взяла курс на острые скалы.              Ее взгляд проследил за скользящей тканью, а после просканировал участки его тела. Сначала на предмет ран, которых она не заметила. А после потому, что хотела его. С подтеками чужой крови, с остаточным напряжением в мышцах. Грейнджер слышала Малфоя, но совсем не хотела слушать. Не сейчас.              — Ты вернула свою тьму? — неожиданно спросил Драко, упираясь плечом в балку кровати.              — Вроде как да. Я не совсем уверена.       Он криво ухмыльнулся, как будто это был маленький факт для предвестника беды. Трещинка для будущей расщелины.              — У меня сложилась одна теория, — Драко выставил руку вбок. — Акцио клинок.       Лезвие приземлилось в его кисть, а после он быстрым движением черканул свободную ладонь. Алая полоса тут же проявилась на бледной коже, пуская пару капель на пол.              Гермиона прикрыла глаза и глубоко втянула носом воздух, словно пыталась вкусить весь букет изысканного аромата. И черт возьми, да. Вот оно. Как судорога пробежала по всему телу, заставляя выгнуться в позвоночниках. Это покалывание было схоже с тем, когда ты начинаешь чувствовать онемевшую конечность. Боль на грани с наслаждением.              — Ты сейчас плывешь, да? — довольно протянул Малфой. — Твоя сила такая жадная и капризная. Собственница. Почему же ты не хочешь быть такой же, Грейнджер? — он двинулся к ней, залезая на кровать, пока вокруг стремительно падала температура от ее силы. Но это никогда не волновало. Никого из них, если они находились рядом. — Забирать и подчинять себе то, что желаешь.              Она могла бы, но это всегда была сделка с самой собой. Эгоизм против альтруизма. Свет против тьмы. Гермиона пыталась договориться с совестью, но не была так искусна в сделках, как тот же Александр.              Ее было слишком легко обмануть, оговаривая цену.              — Я, допустим, так и собираюсь поступить, — потемневший взгляд Драко не отрывался от лица Гермионы, а голос был ровным и тягучим. — Даже наша магия уже приняла решение. Ты знала, что мы можем вот так? — он стоял на коленях между ее ног, когда поднял сжатый кулак над телом Грейнджер и резко раскрыл ладонь, выворачивая ту к потолку.              Оттого, как по всему телу пронеслась горячая волна, девушка вновь выгнулась и протяжно застонала. Мерлин. Это было похоже на то, когда тебе холодно и жарко одновременно.              — Я ощущаю эту нить в себе. То, что привязывает нас друг к другу, — его шепот словно был внутри разума, отдавался эхом и обволакивал сознание. — Ты же тоже всегда меня находишь сразу в толпе. Чувствуешь, куда надо повернуть голову, чтобы обратить мое внимание. Вот и я, Грейнджер. Я чувствовал тебя в озере. Моя магия бесновалась, когда ты оказалась рядом.              Как и ее.              Она тянулась туда, куда даже зрение еще не добралось. Что-то на интуитивных уровнях двигало разумом. Чутье.              — Усни.              Темная дымка, которая заволокла сознание, начала медленно отступать, позволяя Гермионе четко увидеть Драко. Они не отрывали взгляды друг от друга, пока странное холодное тепло покидало мышцы девушки.              — Что ты сделал?       Малфой как будто не услышал вопроса. Его лихорадочный блеск в глазах сверкал в полумраке, отражая свет и недоуменное выражение лица Грейнджер.              — Получилось…       Гермиона оттолкнула его и резко села. Она чувствовала, как коктейль из разных эмоций слишком сильно бурлит в крови, но постаралась полностью вернуть себе самообладание.              — Какой это был язык? Что ты сделал со мной?              Драко склонил голову набок, бездумно водя пальцем по ее коленке. Бледная кожа отливала синеватым оттенком, и Гермиона только поняла, что, кроме света луны, в комнате не было больше освещения. Камин потух, как и свечи на стенах.              Это сделала она? Когда?              — Подчиняйся.              Грейнджер вздрогнула, потому что потеряла контроль над телом. Она находилась в сознании, но не владела им. И это было очень жутко, потому что в комнате Малфоя ее нагнал главный страх жизни.              Потерять возможность держать себя в руках.              — Д-драко.              Она хотела попросить, но о чем? Чтобы отпустил ее? Но такого желания даже не появилось в мыслях девушки. Более того, тепло от тьмы переросло в более жаркое, тягучее чувство внизу живота. Похоть.              — Я тоже не сидел сложа руки этот месяц, — его пальцы прошлись по черной ткани на ее талии, небрежно рисуя отпечатки прикосновений. Через несколько секунд он прошептал: — Жажда. — И Гермиона громко простонала, чувствуя всем телом невероятное возбуждение, которого никогда в жизни не испытывала. — Пришлось немало поработать, чтобы добиться успеха, но… Черт, это стоит всех затрат.              Она плавно извивалась на кровати, мечтая о том, чтобы Драко усилил давление прикосновений. Поцеловал ее. Сорвал одежду, которая была раздражающей помехой на теле. Но волнующий вопрос все еще оставался открытым.              — Ч-что ты с-сделал…              Малфой начал не спеша расстегивать ремешки на ее форме, пока его голос звучал как лучшая колыбельная в жизни.              — Арка Оракула. Все же началось с нее, да? Древний артефакт, однажды созданный членами ордена, в который входили основатели Дурмстранга. Знаешь, было сложно найти в архивах имена, но мне повезло. — Ремни упали по обе стороны от тела, а пальцы парня принялись расстегивать мантию. — Нуар Али Даджи Фиррийский. Один из членов совета, которому на момент смерти было около трехсот лет. Мужик, наверное, сейчас в гробу перевернулся, так как его имя, скорее всего, впервые прозвучало в постели во время прелюдии, — усмехнулся Малфой, пока Грейнджер старательно держала свое сознание чистым и внимательно слушала. — В редких записях сказано, что он был одним из последних представителей шумеров. Занимательно, что только во время его жизни еще издавались редкие книги про аккадский язык.              Гермиона знала, что аккадский — по-другому шумерский — использовался в очень древних заклинаниях. В настоящее время при разборе формул зелий структуры артефактов или тех же заклинаний очень редко можно было встретить умершую символику. Даже Михаил, будучи алхимиком, случайно натыкаясь на древние символы или упоминание о них, просто не лез во все это.              Про Фиррийского она знала, так как это было в вводном курсе для студентов, которые собирались пройти арку Оракула. Но опять же история ушла от них настолько далеко, что практически стерлась из настоящего времени. Откуда Малфой мог найти информацию?              — Так вот. — Из-за собственных размышлений Гермиона не заметила, как оказалась в одном хлопковом темном белье, а ее одежда кучей валялась где-то на полу. Она сфокусировала взгляд на лице Драко, но тот проигнорировал внимание, с удовольствием рассматривая ее тело. — Думаю, только ты и была достойна такой силы.              Малфой наклонился и поцеловал тазовую косточку, заставляя кожу Грейнджер покрыться мурашками. Она судорожно вздохнула и прикрыла глаза, откидывая голову назад.              — И знаешь, пусть информации я нашел не так много, но кое-что оказалось крайне интересным для изучения, — его дразнящий шепот вместе с легкими поцелуями цепочкой поползли вверх по коже. — Фиррийский очень уважал магию крови. Он считал, что это один из столпов, на котором держится магия всего волшебного мира. Исходя из названия артефакта, я предположил, что именно он внес больший вклад в создание Оракула. Где-то в его истории и зародилось это слово. Ну что, есть уже цепочка связи?              Гермиона дрейфовала между информацией и действительностью, стараясь удержаться на середине. Они точно были ненормальными, потому что мало кто будет обсуждать древнюю историю, пока губы вновь спускались вниз по телу и целовали кожу над резинкой нижнего белья.              Она попыталась выцепить сухие факты.              Магия крови. Шумерский. Арка Оракула. Ее сила. Связь с Малфоем.              Грейнджер моргнула и увидела, как Малфой развел ее ноги шире, а после двумя пальцами отодвинул белье вбок. Шок наступил по двум причинам. Первая — тело пробил резкий импульс наслаждения, когда его губы нежно прикоснулись к клитору. Вторая — мазок крови на коленке от той руки, на которой он сделал порез.              Это было настолько неправильно, что даже слово «извращение» звучало целомудренно. Поэтому Гермиона испытала наслаждение в двойном объеме оттого, как Драко размашисто прошелся языком по складкам и что она догадалась, в чем было дело.              — Т-ты… — она проглотила слова, когда почувствовала легкое поглаживание, отчего кончики пальцев ног свело судорогой.              — Давай, — подразнил он, втягивая клитор и смотря прямо ей в глаза. — Продолжай, не отвлекайся.              Гермиона заелозила пяткой, но Драко крепкой хваткой свободной руки сжал голеностоп, фиксируя положение ноги. Он на секунду остановился, целуя кожу внутреннего бедра и проникая внутрь нее средним пальцем.              — Ты говорил на мертвом языке и рисовал символы, — на выдохе выпалила Грейнджер, сжимая пальцами гладкое темное покрывало.              Его небрежные касания на теле не были бездумными. Он четко знал, что выводил своей кровью. Мозг Гермионы пытался хаотично сопоставить факты, но вот язык Драко всячески сбивал с поставленной цели.              — Твоя магия так хорошо отзывается на меня, — он добавил второй палец, заставляя ее вскинуть бедра и тихо всхлипнуть. — Как и тело.              Грейнджер услышала за окном завывание ветра, а после постепенно нарастающий звук. Она повернула голову и сквозь мутную дымку увидела черные тучи, которые начали застилать небо, вместе с этим погружая комнату во мрак. В темноте чувства всегда обострялись, делали нервные окончания оголенными и незащищенными.              Поэтому сейчас, еще в полумраке, ее стон отозвался протяжной и громкой хрипотцой. Малфой продолжал всасывать, лизать, целовать клитор, одновременно с этим то усиливая давление и скорость пальцев, то снижая, переходя на нежную ласку.              Мерлин, это было превосходно.              Чувствовать смешение их запахов, ощущать тепло чужих пальцев на бедрах, узнавать ауру другой магии, которая казалась уже до боли знакомой.              — Драко… — Гермиона протяжным шепотом позвала его, не зная даже, для чего именно. Просто его имя так красиво звучало сейчас. Без язв, горечи, надрыва.              Когда грань была уже близка, он внезапно оторвался от нее. Грейнджер часто заморгала, пока Малфой волнообразно опустился на нее, сближая лица на расстояние сантиметра. Его глаза были абсолютно черными, безумными, блестящими. На губах осталась ее влага, заставляя девушку — неожиданно — облизнуться.              — Блять, какая же ты охуенная, Гермиона, — выпалил Драко на выдохе, опуская губы на изгиб ее шеи. Его укус-поцелуй, скорее всего, оставит след. Она была не против.              Малфой целовал кожу, всасывал, зализывал отметины и повторял все заново. Грейнджер цеплялась руками за выступающие лопатки, задыхаясь в ощущениях. Чувствовала его магию, которая циркулировала в воздухе, словно заигрывая. Потоки волшебства хаотично сталкивались, вызывая трескучий резонанс над телами.              Такая редкость — найти человека, с которым твоя магия будет так хорошо сочетаться и при этом диаметрально противостоять друг другу.              Драко оторвался от нее, тяжело дыша. Он посмотрел прямо в глаза, склоняя голову к плечу. Радужки пробежались по лицу, а затем спустились к груди. Ей казалось, везде, где блуждали глаза цвета маренго, поджигался фитиль, заставляя искрить нервные окончания.              — Знаешь, я смог бы ради тебя развязать войну, — Малфой, нависая над Грейнджер, задумчиво провел пальцами по ее лицу. — Сегодня, когда я проходил очередной отцовский тест, я понял твою природу. Из чего ты соткана. Мы так идеально смотрелись бы врагами.              Гермиона облизнула пересохшие губы.              — Я тоже так думаю. Иногда мне кажется, что мы были для этого рождены — ненавидеть друг друга. — На ее слова Драко ухмыльнулся. — Было бы проще, начни ты в начале года меня презирать.              — Скорее всего, все равно это закончилось бы постелью, — его рука скользнула к груди, а костяшки пальцев ущипнули сосок. — Лучший афродизиак — это ненависть. Думаю, трахать своего врага — высшая точка наслаждения. Особенно если он так же красив, как ты.              — Было бы интересно на это посмотреть, — сдавленно фыркнула Гермиона, выгибаясь под лаской. — Какие бы мы были сейчас, если бы при нас оказалась взаимная вражда.              — Хм, — задумчиво издал звук Драко, а после положил руку на тонкую шею и сдавил пальцы, прищуривая глаза. — Тебе это так интересно, грязнокровка?              Грейнджер вздрогнула, хватаясь за его крепкое предплечье. Она давно не слышала этого слова. Так давно, что даже забыла, какое оно уродливое. И Малфой смог даже повторить мерзкую интонацию. Как будто это слово вырезали на коже тупым ножом.              Она еще сильнее вцепилась в его руку, кривя губы.              — Пошел к черту.       Драко жестоко ухмыльнулся.              — Спасибо, но, пожалуй, откажусь. Я лучше сейчас займусь тем, что попробую понять: такая уж ты особенная или дело в азарте трахнуть что-то, подобное тебе.              Гермиона приглушенно рыкнула, пытаясь оторвать руку от своей шеи, но давление усилилось, а после на губы обрушился колючий поцелуй. Драко больно укусил, начиная наращивать давление и ярость, которая патокой растекалась по мышцам тела.              Она почувствовала железный вкус крови на языке. Малфой давил тяжестью своего тела, силой нажатия пальцев на горло и яростью поцелуя, который стал сбивчивым, жестким, хаотичным. На секунду, на это мгновение, она правда поверила в то, что они ненавидят друг друга. Что между ними годы вражды, которые они сейчас выплескивали.              Это было очень похоже.              Что он презирает себя и ее. И в обоих случаях за происхождение. Что чистота крови Гермионы — достаточный фактор жестокости и похоти.              — Знаешь, — Малфой оторвался от нее, слизывая кровь с губ, — на вкус ты точно не отличаешься, — его дыхание было быстрым и беспорядочным, а блеск глаз лихорадочным. — Такая уж ты особенная?              Грейнджер застыла, переваривая в голове слова. Она услышала в голосе поддразнивание, ухмылку и злое веселье. Но это была та игра, которую они не закончили в Румынии.              Гермиона медленно растянула губы в усмешке, одновременно пропуская пальцы в белоснежных прядях. Она сжала и дернула их назад, вызывая у Драко шипение.              — Такая уж я особенная? — девушка резко отвела руку вбок и перевернула их, оказываясь сверху. — О, Малфой… Ты даже не представляешь, насколько я отличаюсь от всего, что было, есть и будет в твоей жизни.              Она оперлась на свободную руку рядом с его лицом, а другой отпустила волосы и проскользнула вниз. Когда кончики пальцев прошлись по стояку, а после сжали его, Драко откинул голову назад и выдохнул, отдавая контроль без битвы. Просто потому, что он так решил.              Гермиона облизнула губы и прикрыла глаза, обращаясь к своей силе. Знакомый холодок опять пополз по хребту, и она вздрогнула. Теперь сила ощущалась твердо, правильно. Так, словно всегда таковой была. Никакой угрозы выброса или отчаяния.              Все четко, как и должно было быть.              Как и должна существовать Грейнджер.              Она открыла глаза и посмотрела вниз. Уголок губ потянулся непроизвольно. У Малфоя сейчас было такое восторженно-возбужденное выражение лица, что сдержать эмоции оказалось сложнее.              — Они опять цвета красной коры, — скорее всего, он говорил про глаза. — Бля-ять, Грейнджер. Что ты вообще такое?              Она хрипло рассмеялась и щелкнула пальцами, избавляя Малфоя полностью от одежды. В обычное время вероятность удачи такого трюка была бы где-то на середине. Но урчание тьмы в затылок убеждало в том, что сейчас фортуна будет играть за команду Гермионы.              — Я все еще не отличаюсь от других? — промурлыкала она, плавно качнув бедрами. Гермиона почувствовала, что они оба напряжены и возбуждены до предела.              Наше…              Гермиона услышала голос в голове и на долю секунды застыла. Хриплый, словно тот, кому принадлежало слово, сорвал связки. Это было уже второй раз, когда у тьмы прорезался голос.              — Не пропадай больше, — Гермиона прошептала это вслух, говоря сразу обоим. И силе, и Драко. Грейнджер уже не смогла бы без них. Не так, как раньше.       До приезда в эту школу она рассчитывала по теории вероятности, насколько скоро умрет. Первые сутки в Хогвартсе обернулись взрывом эмоций, которые в сочетании с болезненной тягой к слизеринцу дали мощный коктейль. Пустили паутинку трещин на ее ментальных оградах, заставляя кусочек за кусочком откалываться.              Грейнджер вздрогнула, когда почувствовала на себе руки Малфоя. До этого он с такой силой сжимал кожу ее бедер, что она перестала делать на этом акцент. Теперь пальцы скользили по талии, прессу, задевали тазовые косточки. Такая ласка всегда ощутимее.              — Я предлагаю тебе еще раз сделать фокус и избавить себя от остатков одежды, — прохрипел Малфой, рассматривая ее лицо. — Я слишком сильно по тебе соскучился.              — Я тоже, — кивнула Грейнджер, но не была уверена в том, что сможет повторить подобное. Поэтому она сама сдернула топ и рвано выдохнула, припечатываясь своими губами к его. Они то ускоряли поцелуй, кусаясь и судорожно стараясь вдохнуть долю воздуха; то замедлялись, растягивая ощущения и по-очереди оттягивая губы зубами.              Они оба могли подчиниться друг другу. Или взять инициативу. Но даже в такой момент Драко и Гермиона сохранили подобие баланса, не имея никакого желания принимать какую-либо сторону.              У них не хватало терпения отыгрывать хоть какой-то сценарий, поэтому лучшим решением было просто быть самими собой.              Гермиона закусила губу, когда Драко прошелся пальцами, распределяя ее влагу, а после отодвинул кусочек ткани. Когда он медленно вошел, в воздухе раздался синхронный выдох.              Он притянул ее лицо, вновь целуя и совершенно выбивая сознание из реальности происходящего. Грейнджер чувствовала только восхитительную наполненность, правильность и наслаждение. Даже тьма как будто сплелась с кровеносными бляшками в сосудах, позволяя силе добираться до каждого места в теле.              Не было ответа, почему именно в такой момент все стало цельным. Почему данный вечер выбился из списка других, становясь чем-то особенным? Что такого было в этой комнате, воздухе или моменте, оказалось неизвестным, но так же это и не имело особого значения.              Я просто хочу жить.              — Знаешь… — просипел Малфой, замедляясь. Его рука сжалась в кулак на затылке Грейнджер, оттягивая назад лицо. — Я бы нихуя не поменял, будь возможность вернуться назад. Зная, где мы окажемся, ни одной чертовой секунды не исправил бы.              — Солнце еще не взошло, — ответила Гермиона, тяжело дыша. — Ты еще не знаешь цену, которую запросит будущее.              — Заткнись, — грубовато отрезал Драко, вновь притягивая ее и зарываясь лицом в изгиб шеи. — Просто, блять, молчи. Я говорил тебе: ты стоишь того, чтобы умереть.              И больше они не говорили.       Малфой замедлялся, когда разрядка была слишком близко, и ускорялся, когда Грейнджер между невнятными звуками что-то шептала и просила.              Тьма, от которой она хотела сначала избавиться, а потом вернуть, не была третьей лишней. Она вообще не ощущалась как нечто стороннее.              Чувства, которые кружились буквально во всем теле, терзали. Гермиона на секунду подумала, что, возможно, так и ощущается разрыв души от Непростительного, но еще и с учетом физического контакта.              Настолько восхитительно.              — Драко, пожалуйста…              Она всхлипнула, прикусывая тыльную сторону ладони и откидываясь назад, выгибаясь. Ей никогда не было так хорошо. Ни разу за всю сложную и неоднозначную жизнь не было настолько превосходно. Грейнджер не просчитывала, не думала, не заботилась о последствиях.              Малфой ускорился, уже не совершая никаких интервалов. Единственное, что он сделал перед тем, как девушка начала окончательно рассыпаться, — это рывком их перевернул и, выйдя из нее, стянул остатки белья.              Все. Дальше уже Гермиона не следила за реальностью. Она только чувствовала. Так много всего. Его губы, горячее дыхание на скуле, пальцы на клиторе. Все смешивалось в один коктейль, но так, что она могла назвать каждый ингредиент.              Грейнджер металась в крепкой хватке, тяжело дыша и всхлипывая. Наверное, она должна была стонать. Кричать. Но все, что срывалось с губ, было похоже на хрип и хныканье.              Она услышала, как участилось дыхание Малфоя. Влажная кожа пахла солью, кондиционером для постельного белья и каким-то крепким алкоголем.              Я люблю тебя.              Гермиона прижалась открытым ртом в плечо Драко, когда почувствовала, как они одновременно кончили. Ее потряхивало, а эмоции внутри зашкаливали так, что она была готова расплакаться. От всего. От переизбытка, от ощущений. Как долго она запирала свои чувства, что, когда они накрыли с головой, не было времени даже подготовиться?              Достойно выдержать такой шквал.              — Блять, — часто дыша, прошептал Малфой. — Я сейчас скажу дико странную вещь, но секс с тобой лучше, чем вообще секс как таковой.              Я люблю тебя.              Грейнджер прикоснулась виском к его скуле, закрыв глаза. Сердце лихорадило в грудной клетке, оставляя незримые синяки по ту сторону тела. Она не могла даже внятно думать, не то что говорить. Только три слова пульсировали в такт частоты биения пульса.              Драко оперся на руки по обе стороны от ее лица, все еще пытаясь привести дыхание в норму. Его рассеянный взгляд скользнул по глазам Гермионы, тут же сканируя состояние.              — Эй, ты тут?       Она смотрела куда-то сквозь него, стараясь отогнать наваждение, пришедшее за осознанием того, что Грейнджер чувствовала на самом деле.              Это была уже не просто симпатия. Не интерес или жажда владеть. Даже не легкая и безмятежная влюбленность.              Черт, это была самая настоящая любовь. Ужасающее, беспощадное и жестокое чувство, которое не бывает справедливым. Всегда кто-то из двоих будет обязан страдать.              Забавно, что именно она вытащила эту короткую спичку.              Гермиона посмотрела на Драко и тут же возвела самые сильные стены в сознание. Она боялась, что даже собственный разум предаст и вывалит всю правду.              — Помнится, ты сказал, что не остановишься, даже если я попрошу, — Грейнджер приблизилась к губам Малфоя, ухмыляясь. — Я сегодня не собираюсь просить.              Драко тут же отзеркалил ее настроение, сжимая рукой кожу бедра.              — У меня вся ночь впереди, чтобы поставить тебя на колени.       Гермиона не хотела, чтобы он увидел согласие в глазах. Что она поступилась бы своими принципами, отдавая связку ключей от ее доверия и преданности.              — Тебе и жизни не хватит на это. Если я и преклонюсь перед тобой, то только по собственному желанию.              Малфой хрипло рассмеялся, запрокидывая голову.              Так было намного лучше. Когда они язвили, кидали друг другу вызовы, соревновались. Безопаснее. Потому что то, что пришло к Гермионе в голову, вызывало не просто лихорадку у сердца. Этот предательских орган реагировал на любой всплеск эмоций, так что он не показатель.              Но вот то, как у Грейнджер скрутился горячий змей в груди, заставляя буквально каждый нерв зудеть, было уже плохо. Она обещала, что всегда будет верна своей магии и Эрстер. Все. Точка. Никаких исключений, а тем более глупых желаний, которые чаще всего приводили людей к обрыву.              Драко просил ее быть эгоисткой, но проблема оказалась в том, что Гермиона всегда старалась держать свои обещания. Она дала клятву перед могилой Джин, что станет лучше. Не будет такой же безжалостной. Не станет разбивать сердце человеку, проводя эксперимент на предмет того, сможет ли она дать ему то, что он заслуживает, и выживет он, если у нее не получится.              Это точно не тот случай, когда нужно было рисковать. Грейнджер этим и отличалась от Гайоса. Он мог ставить на чашу весов чужие судьбы, будучи уверенным, что те оправдают ожидания. У него расчет тек в крови, как и азарт, делая из этого симбиоз безбашенной уверенности.              Она же все еще оставалась девочкой из приюта Святой Софии. Сбежавшей гриффиндоркой. Лживым Чемпионом турнира. Грязнокровкой.              Александр был жестоким манипулятором с учтивой и обаятельной улыбкой. Безупречно притворялся тем, кем он не являлся на самом деле. Гермиона же очень хорошо помнила, кто она такая. Может, магия разума и была ее стихией, но вот игры разума являлись недосягаемы.              — Ты сейчас в голове проводишь полный анализ нашего секса?       Она вздрогнула от голоса и повернулась к нему. Малфой лежал на боку, опираясь на согнутую руку. Он успел укрыть их шелковым покрывалом и теперь бездумно водил пальцем по его скользкой поверхности.              Грейнджер моргнула и уставилась в расслабленное лицо.              — Я опять отключилась от реальности?       Он пожал плечом.              — У меня частенько такое бывает. Особенно в толпе. Поттер говорит, что я выгляжу как маньяк на выгуле: стою в стороне и пялюсь на всех, составляя по каждому психологический портрет.              Гермиона подтянула покрывало до ключиц и тоже повернулась на бок, подставляя ладонь под скулу.              — Ты всегда все анализируешь?              — Чаще всего, — Драко поднял взгляд и ухмыльнулся. — Не мне тебе рассказывать, как сложно остановить все эти мысли. Даже окклюменция не особо помогает. Ты на какой-то момент просто откладываешь все вопросы, но после они обрушиваются на тебя.              — Каким ты видишь свое будущее? — внезапно спросила Гермиона, хотя никогда не входила в состав тех, кто любит поболтать после секса. На самом деле, Драко первый, кому она позволила находиться рядом в такой момент. Когда она уязвима и безоружна.              Малфой если и удивился вопросу, то не показал этого. Он откинулся на спину и заложил руки под затылок, смотря в потолок.              — Пока не появились вы, я не видел себя за пределами Хогвартса. Были какие-то мысли, кем стать после окончания школы, но ничего серьезного. Потом все внимание забрали ты и тайны вокруг тебя. Турнир. Нападение Пожирателей. Тренировки. Наша связь. Наверное, так и выглядит мое будущее.              Грейнджер покачала головой.              — Разговор не о том, что тебя ожидает. А о том, что ты ждешь? Чего бы хотел, если бы…              — А не ты ли главная противница всего этого? — Малфой посмотрел на нее. — Сослагательного времени. А что, если… Гермиона, не мне тебе рассказывать, что мечты и планы — самые опасные вещи в нашем мире. Я хотел бы, чтобы отца не было рядом с матерью. Чтобы Пэнси не была помолвлена с Грэхэмом, а у нее с Гарри все стало как у нормальной пары. Тео завязал с наркотой и перестал вздрагивать от кошмаров, в которых всегда присутствовал его отец. Блейз показал хоть какие-то искренние эмоции, а не скрывался за этой маской похуиста, — Драко покачал головой. — От моих желаний мало что поменяется в реальности.              Гермиона прижала одеяло к груди и села перед Драко, чтобы лучше видеть его лицо.              — Ты ничего не сказал про себя, — заметила она, царапая ногтем блестящую ткань. — Все, что я услышала, было связано с твоими близкими.              — Пока они рядом, меня это устраивает. Слухи про мои амбиции преувеличены. Мне нравится изучать новое, разгадывать головоломки, выходить из зоны комфорта. Это более реально, чем настоящие желания.              — Так скажи мне, чего ты хочешь на самом деле?              Драко одарил ее странным взглядом. Как будто и сейчас пытался просчитать ход их разговора. Этим они втроем — Грейнджер, Малфой и Гайос — были похожи. Выстраивали разговор как шахматную партию.              — Я хочу тебя. Не в плане секса, хотя и тут тоже, но мои желания более требовательны. Я всегда знал, что физическая близость с тобой не будет проблемой. Не потому, что ты можешь любого подпустить к своему телу, а потому, что ты скрупулезно расставила другие личные границы. Показать душу для тебя намного интимнее, чем оказаться голой, — Драко нахмурил брови. — Я никогда не фантазировал на предмет того, каким могу оказаться: хорошим или плохим. Не было повода подумать об этом. Когда ты начала вещать о моей чистоте, о светлости магии и прочем, я засомневался. Потому что тяга к темному всегда была внутри меня. Она циркулировала. Вызывала порой такие фантазии, что меня бы могли посадить в Азкабан, если бы услышали мысли в голове, — Малфой придвинулся ближе и резанул лицо жестокой ухмылкой. — Знаешь, почему я спокойно отреагировал на то, что ты рассказала о себе? О тьме и о том, чем живешь?              — Чужие демоны не пугают, когда привыкаешь к своим, — ответила Грейнджер, на что получила кивок.              — Верно. Разница лишь в том, что ты под гнетом проблем в своей жизни смогла их выпустить. Дала волю, позволяя худшей части своей души выйти за пределы. Научилась работать с этим. А я нет. Во мне это все жило и живет, несмотря на все разговоры о светлости моей магии. Я просто не успел это все загадить. Но если откинуть тему наших с тобой сил, а взять просто людей, я не являюсь хорошим человеком.              Гермиона посмотрела в окно, за которым стучал дождь и периодически выл ветер.              — У тебя нет причины становиться хуже, — заключила она, продолжая слушать ночную музыку природы. — Тебя тянет ко всему темному, потому что это твое искреннее желание. Обычно люди находят поводы для своих действий. Проблемы в семье, личной жизни, с однокурсниками.              — Видишь, об этом я и толкую, — довольно хмыкнул Драко, щелкнув пальцами. — Ты каждый раз пытаешься спрятать свои добрые порывы, потому что стыдишься. Не может же девушка, которая получила в дар самую беспощадную силу, уметь любить и сопереживать? У тебя были причины стать жестокой и сильной, но ты изначально принадлежала свету. У меня были люди, ради которых я стал таким, какой есть. Душа компании, хороший сын, лучший друг. Но мое любимое время дня — это ночь. И с тобой я это получаю.              Гермиона увидела, как в небе вспыхнула молния, и по привычке начала отсчитывать секунды.              Раз, два, три, четыре…              Раздался гром, что означало — гроза была меньше чем в миле над землей.              — Я получил кайф от того, что произошло сегодня в главном зале, — продолжил Драко. — Мне понравилось делать больно, быть сильнее. Держать власть в своих руках. Не знаю, смог бы я в конце концов убить ублюдков, ведь нужно показать результаты своего задания Люциусу. Но у меня не появилось отвращения.              — Александр раньше увидел это в тебе, — рассеянно проговорила Гермиона, отрываясь от непогоды за окном. — Вот почему он так просто позволил нам сблизиться. Почему вы быстро нашли общий язык, — с губ слетел хриплый смешок. — Вас тянет ко мраку. Тянет ко мне.              — Ты и сама знаешь, что каждый из нас хочет тебя, — просто сказал Драко, пожимая плечами и опуская руки. Он приподнялся и откинулся на локти, прищуривая глаза. — Я просто чертовски удачливый засранец, которому повезло иметь редкую разновидность магии. И поверь, меня бы не остановил Гайос, будь у него даже маленький шанс на то, чтобы быть с тобой.              — Самое смешное, вряд ли бы он стал тебя останавливать, — хмыкнула Гермиона, отпуская край одеяла. Драко криво усмехнулся, не давая глазам скользнуть ниже лица. Она подползла к нему и нависла, вновь чувствуя запах его кожи и дыхание. — Думаю, он нашел бы эту ситуацию весьма интересной.              — А ты? — Малфой поднял руку и прошелся костяшками по изгибу шеи, ключице, а после дотронулся подушечкой большого пальца нижней губы Грейнджер. — Что ты хочешь для себя?              Не любить. Не быть уязвимой. Перестать чувствовать, что у меня до сих пор есть слабые точки в виде вас. Я хочу быть на самом деле жестокой, а не только казаться. Только такие и выживают, потому что жизнь — это совсем не сказка.              — Твой рот на своей коже, — прошептала Гермиона, позволяя пальцу Драко скользнуть между губ. — Твою магию у себя в венах. Восхищение в глазах, когда ты смотришь на меня. Хочу стоять рядом, когда будет час твоего триумфа над отцом.              Малфой закусил щеку изнутри, когда увидел, как Грейнджер втянула его палец, не отводя взгляда. И по нездоровому блеску в глазах она понимала, что делает с ним. Какое влияние имеется у нее.              Драко был худшим из чудовищ, которых она встречала. Самым опасным. Потому что ему не нужно повода, чтобы тянуться к этой бездне. И даже пусть с приходом нового дня эта грязная правда останется пыльцой в воздухе его комнаты. Они не заберут ее с собой в реальный мир. Но сейчас только в этот отрезок их личной временной плоскости есть шанс показать нутро.              Что Малфой хуже, намного хуже, чем есть на самом деле. Его демоны страшны тем, что умеют выжидать. Готовиться. Пугать призрачным намеком на свое присутствие.       Драко притянул ее для глубокого и жадного поцелуя. И она позволила. Гермиона дала ему власть над собой, телом и магией. Пусть и не хотела, но по-другому уже не получалось.              Любовь — самое страшное чувство из всех, что существует. Потому что ты знаешь, что нельзя; видишь расчеты, что шанс на «долго и счастливо» практически равен нулю, но не можешь ничего сделать.              Прикрываешь глаза и ухмыляешься в воздух, пока тебе на шею вешают ошейник и шепчут о том, что больше ты не увидишь свободы.              Когда Малфой вновь подтянул к себе Грейнджер и одним размашистым движением вошел в нее, она так и сделала. Откинула голову назад и опустила веки, позволяя себе раствориться в хриплых звуках, смешанном запахе двух тел и своем провале.              Ты обещала, что никогда не позволишь себе подпустить кого-то так близко.              Видимо, она достаточно грешна, чтобы нарушать даже такие серьезные и важные клятвы. Но даже если этот поводок на шее приведет Гермиону прямо к гильотине, оно того будет стоить.              Драко сказал, что ради нее он бы развязал войну.              Ну, Гермиона бы ради него ее бы выиграла.              Это достаточно больно, потому что будет иметь значение даже с восходом солнца. Для нее теперь это клеймо, выжженное в центре груди с обратной стороны. Люди любят говорить, что не обращают внимания на чужие шрамы и увечья. Даже видят в них силу и красоту.              А что насчет своих?              

      ***

      

      Малфой даже если бы захотел уснуть, не смог бы. Не в эту ночь. Не сейчас. Не тогда, когда Грейнджер, абсолютно голая, лежала в его кровати, размеренно дыша во сне. Было в этом во всем нечто особенное. Смотреть на бледную кожу с россыпью родинок в некоторых местах. На длинные ресницы, которые отбрасывали тень.              Он не солгал, а она не отвернулась. Можно ли найти в мире еще такого человека, который не сбежал от твоих демонов, а протянул руку, чтобы погладить?              Драко всегда знал, что не был достаточно хорош для близких ему людей. Либо же хорошие люди нагло врали, что не имеют внутри себя темную сторону.              Грейнджер во сне нахмурилась и подтянула ближе покрывало, закидывая ногу поверх шелковой ткани. Голое бедро попало в свет луны, которая вышла после штормовых туч. Драко рассмотрел изгиб талии, часть выглядывающей спины, острую лопатку.              Надо было что-то делать.              Если отец вновь привел его в дом, чтобы преподать урок, то дело дрянь. Что-то грядет, и очень скоро может стать поздно. Малфою нужно было каким-то образом втереться в доверие Люциуса и доказать, что тот может доверять своему сыну.              Малфой-старший и Гайос считали Драко ребенком, избалованным мальчишкой, который ничего не понимает о реальных вещах.              В подземельях мэнора сейчас находились егеря, которые могли пролить свет. Или нет? Люциус был параноиком, поэтому мог вслепую использовать придурков, чисто чтобы потрепать сына.              Если Грейнджер, тогда в Румынии, ничего не нашла в сознании фанатиков, выступающих от имени Темного Лорда, то могло ли быть что-то в голове этих зверушек?              Вряд ли.              Но Гермиона могла бы его научить… Как она там называлась? Теневая легилименция? Он видел в ее голове, после шахт, как орали пленники. Она буквально отрывала их воспоминания, заставляя нейроны памяти истекать кровью.              Мог ли так делать Малфой? Может быть, такая легилименция подвластна только Грейнджер, у которой дар тьмы? Да черт его знает.              Был только один способ это узнать.              — Грейнджер, — позвал он, аккуратно тормоша ее за плечо. Драко дернулся, когда Гермиона резко раскрыла глаза и схватила его за руку.              Карие радужки были мутными и расфокусированными, но, когда до нее дошло, хватка на предплечье ослабла.              — Что-то случилось? Мне пора убираться? — тут же спросила Гермиона, поднимаясь на руках. Драко на секунду задумался, будет ли когда-нибудь ее сон спокойным и глубоким? Без рефлексов «бей и беги»?              — Нет, не волнуйся. Я хотел тебя спросить… — он закусил губу и понял, что вопросов у него очень много. Поэтому начал с самого логичного: — Как ты оказалась в Малфой-мэноре?              Грейнджер расслабилась в плечах и легла обратно, потягиваясь всем телом.              — Добби, эльф Поттера. Когда я спросила Алекса, можно ли взломать мэнор, как он сделал это с домом Паркинсон, получила отрицательный ответ. Ну, или скорее неоднозначный. А потом ему пришла идея, так как в библиотеке, когда вы все вместе занимались, Гарри упомянул эльфа, через которого вы могли друг с другом общаться.              — А если бы на поместье стояла защита по крови? — Драко хотел по-другому задать вопрос, но Гермиона все равно его поняла.              — Егеря обычно либо слабые волшебники, либо полукровки. И я больше склоняюсь ко второму. Твоему отцу пришлось бы в любом случае снять слой защиты по чистоте крови, чтобы они находились в стенах этого дома.              Малфой вскинул брови от удивления. Черт, а он даже не подумал об этом. На самом деле, был такой слой защиты, который сразу же сигнализировал о том, что в поместье находится кто-то не чистокровный. Драко не раз взламывал охранный слой, чтобы Гарри мог попасть к нему.              — Не знаю, как действует магия домовиков, но это сработало, — Грейнджер широко улыбнулась. — Хотя меня бы больше позабавило, если бы твой отец ворвался в комнату. Я была к этому готова, когда сюда собиралась.              Драко вспомнил, что, когда раздевал Гермиону, снимал с нее форму отряда. От ткани веяло разными оттенками магии, которая была присуща только этой одежде. Боевой амуниции.              — Ты была готова к дуэли с моим отцом? — Малфой выгнул бровь, ухмыляясь. — Это одна из самых сексуальных вещей, что я слышал от тебя.              — Представляю его удивление и бешенство, — блаженно протянула Грейнджер, вновь потягиваясь всем телом, а потом лукаво прищурилась в сторону Драко. — Хотя вечер закончился куда более приятно, надо признать.              — А если я тебе скажу, что можно еще попасть на продолжение «банкета»?              В карих радужках загорелись интерес и азарт.              — Удиви.              — В подземелье находятся шесть тел, с которыми мы можем развлечься. — Гермиона склонила голову, медленно растягивая губы в кривой улыбке. — И я хочу обучиться теневой легилименции.              — Сколько у нас есть времени? — не задавая лишних вопросов, Грейнджер слезла с кровати и притянула магией свою одежду. Малфой завис, смотря на стройное голое тело и чувствуя, что направление его планов стремительно меняется. Она пощелкала пальцами, привлекая внимание. — Даже не думай. Я хочу посмотреть на твою работу. Если оценка окажется «выше ожидаемого», может быть, ты получишь поощрение.              Малфой притворно оскорбился.              — «Выше ожидаемого»? Грейнджер, я без палочки, — он отказывался древко Реджинальда считать за магическое древко, — расправился с шестерыми. Думаю, это тянет на «превосходно».              Он тоже уже поднялся с постели и подошел к шкафу, который стоял у стены напротив. Достав черные спортивные штаны и футболку, он быстро оделся. Подумав пару секунд, Драко вытащил еще худи в тон всей одежды, так как рассудил, что в подземельях достаточно прохладно, а черный цвет в случае чего скроет кровь.              Гермиона не стала надевать верхнюю мантию, поэтому на ней была только основная амуниция. Плотные по фигуре штаны, такая же водолазка, крага на правом предплечье и кобура на бедрах.              Драко только понял, что они оба не стали брать свои портупеи.              — Без ножей? — Грейнджер вытащила палочку и провела ею над головой, заставляя спутанные волосы вернуть себе приличный вид и собраться в высокий хвост.              — Они нам не понадобятся.       Гермиона прокрутила палочку в пальцах, а после зажала ее между фаланг. Сначала послышался треск, а после Драко увидел, как древо словно расплавилось и начало растекаться по тыльной стороне ладони. Через какое-то мгновение кисть Грейнджер была накрыта костлявой палочкой.              Она подняла древко на уровень лица и перебрала в воздухе пальцами, а белоснежные кончики вторили этому движению.              — Ну что, идем знакомиться? — Малфой подошел к Грейнджер и вытащил из набедренной кобуры свою палочку, а после переплел пальцы с той рукой, на которой было белоснежное древко Гермионы.              Как будто взялся за ручки с самой смертью.              Драко криво ухмыльнулся, что и послужило достаточным ответом, и после мир сузился до точки, а пространство закрутилось.              Они аппарировали в подземелье Малфой-мэнора.       

      ***

             Когда окружение изменилось, в нос тут же заполз спертый запах влаги, а холод окутал плечи. Тишина темных стен нарушалась немного сбитым дыханием, но спустя несколько мгновений оба привели свое состояние в норму.              — Где их палочки? — тут же спросила Грейнджер, отпуская руку Малфоя. Они стояли в самом начале длинного коридора, освещением которого были слабые факелы на одинаковом расстоянии друг от друга.              — Бипи, когда прибирала главный зал, скорее всего, забрала их, — Драко услышал чуть дальше возню и понизил голос. — Егеря должны сейчас быть по одному в камерах.              — Кто больше всех в прошлый раз принес тебе проблем? — Гермиона подняла левую руку и прошептала заклинание, которое постепенно сделало ее невидимой. — Веди именно к нему.              Теперь был слышен ее спокойный и размеренный голос, но саму девушку Драко больше не видел. Зная уже на практике, что лучше не задавать лишних вопросов, он пошел в глубь коридора.              По шагам создавалось впечатление, что, кроме него, тут никого нет. Малфой бы поставил на то, что это все благодаря чарам, которыми была пропитана форма Грейнджер, если бы не знал, что даже без них она умела не создавать шума.              Проходя мимо пустых камер, взгляд наткнулся на темный силуэт. Драко зажег Люмос и присмотрелся. Не тот. Спустя еще несколько таких проверок через прутья показалось злое и знакомое лицо, которое вперило взгляд в противоположную стену.              — Привет, маленькая белобрысая шлюшка, — проскрежетал Реджинальд, ухмыляясь разбитыми губами. Интересно, а чтобы опуститься до работы егерем, обязательным условием должно быть отсутствие мозгов?              Потому что другого объяснения, почему ублюдок продолжал скалиться в своем невыгодном положении, просто не находилось.              Малфой наложил заклинание тишины и приватности на камеру, а после отпер замок и зашел внутрь. Он до сих пор не знал, с какой стороны шла Грейнджер, но чувствовал рядом ее магию.              — Я так понимаю, ты соскучился по моим нежным ручкам? — прогудел егерь, наклоняя лицо. — Твой отец не предупредил, что у его доченьки могут прорезаться зубки. Ты же знаешь, да? Ну, что за спиной он называет тебя девкой? Ему понравились подробности прошлого нашего свидания.              Драко заставил свои руки перестать дрожать, потому что гнал от себя те часы, так как из-за агонии он не помнил каких-то моментов. Старался не думать, что с ним делали, когда мозг просто уже отключался, защищая психику.              Он даже сейчас не знал, хотел бы увидеть всю правду или нет.              Малфой флегматично пожал плечами.              — Ну, это ты сейчас сидишь в камере без палочки, а не я. И кровь на моей одежде не принадлежала мне, так что…              Реджи лающе рассмеялся.              — Ты правда считаешь, что твоя щекотка сравнима с тем, что мы сделали с тобой? — он облокотился на руки, а после встал в полный рост. Егерь был шире в плечах, массивнее в несколько раз. Создавалось впечатление, что он, если бы захотел, смог бы одними руками сломать шею Драко. Когда уродливая ухмылка вновь проявилась на лице, ребристый шрам натянул кожу. — Люциусу не стоит тешить себя надеждами, что из тебя выйдет что-то толковое. Единственная польза, которую ты можешь принести, — быть чьей-либо сучкой.              Малфой сохранил нейтральное выражение лица, но внутри закрутилась уже знакомая жажда. Жажда боли, насилия. Пальцы покалывало от желания прочертить в воздухе зигзаг и осветить камеру вспышкой изумруда.              Но он держал в сознании, что сейчас не время.              — Какая жалость, что ебал я в рот мнение своего отца и твое в том числе, — Драко склонил голову и потянул уголок губ. — Думаешь, ты неприкосновенный? Что имя Люциуса защитит тебя от угрозы в этой камере?              — Ты не угроза, ты — ничтожество, — тут же ответил Реджи, на что Малфой вновь пожал плечами.              — Я говорил не про себя.              В темных глазах промелькнуло замешательство, а после воздух за его спиной бесшумно зарябил. С правой стороны плеча, чуть дальше, оказалась Грейнджер, у которой была острая и маниакальная улыбка.              Драко увидел, как полумрак камеры сплелся с силуэтом девушки. Гермиона склонила голову, рассматривая затылок егеря, а после полоснула палочкой в воздухе, заставляя Реджи громко вскрикнуть и упасть на колени.              Мужчина задохнулся от боли, а Грейнджер медленно обошла его. Ублюдок никак не ожидал, что, помимо него и Малфоя, кто-то еще находился в камере.              — Один мой друг любит сначала рассказывать, что сделает с человеком, — спокойно начала Гермиона, перебирая пальцами руки, на которой было древко. — Он считает, что это дает время по-настоящему испугаться своей участи, нежели реальность познается в процессе. Смотри, я уже подрезала тебе сухожилия на стопах. Ты бы и так не смог отсюда сбежать, но не люблю, когда люди находятся не на своих местах, — она смерила взглядом стоящего на коленях егеря. — Теперь все как надо.              Малфой подошел к стене и облокотился на нее плечом, чтобы получить лучший ракурс на разворачивающуюся картину. Его эго не пострадает, если всю работу за него сделает Грейнджер. Он хотел увидеть ее в деле. Она же тем временем наколдовала стул и села на него, полностью расслабляясь.              — Первое, что я с тобой сделаю, если ты откроешь свой рот и перебьешь меня, — зашью твои губы, — скучающе предупредила Гермиона, рассматривая ногти на правой руке. — Буду честна, я никогда не занималась пыткой людей. Для этого у меня есть другой монстр, но все когда-то происходит впервые, — она потянула уголок губ и подмигнула. — Ты должен гордиться, что я выбрала именно тебя. Потому что даже достойную и красивую боль надо заслужить, чего ты, к сожалению, не сделал. Считай, это мой подарок тебе на прошедшее Рождество.              Она опустила руки на бедра и постучала кончиком древка, словно раздумывала.              — Для начала я залезу к тебе в голову и найду самые грязные секреты и желания. Узнаю о всех твоих уродливых поступках, которые ты совершал когда-либо. Это будет не адски больно, если не сопротивляться. А я очень надеюсь, что ты будешь, — Гермиона закинула ногу на ногу, продолжая постукивать по коленке. — Потом, когда ты придешь в себя после страшной и мучительной агонии, начнется вторая часть веселья. К твоей неудачи, ты не сможешь потерять сознание. Я тебе не позволю, поэтому ты будешь видеть, как я по кусочку разберу твои конечности, — она подняла собственную кисть на уровень глаз. — У нас двадцать семь косточек на одну руку. Складываем и получаем пятьдесят четыре. Запомни это число. Ровно столько раз ты должен будешь произнести: «Прости меня, Драко». Когда ты лишишься рук, я перейду к твоим зубам. Сразу оговорюсь: если попробуешь закрыть глаза, я отрежу тебе веки, — Грейнджер наклонилась вперед и покачала пальцем перед лицом бледного егеря, словно он был шкодливым ребенком. — Помни, ты должен вести себя хорошо. Договорились, дорогой? — Он промолчал, но Гермиона кивнула и почти ласково продолжила: — Так вот, на чем мы остановились? Ах да, зубки. Это же именно от них остались следы на теле Драко в прошлый раз?              Малфой дернулся от услышанных слов, потому что не видел на коже укусы. Чувство тошноты скрутило желудок, а голова закружилась. Грейнджер тогда молча залечила все его раны, не проронив ни одного вопроса. Она с помощью заклинания увидела отпечатки ранее залеченных ран. То, что она заметила больше, чем он сам, заставило задуматься — что еще оказалось им упущенным?              Реджинальд уже мотнул головой, отрицая, когда Гермиона лениво рассекла палочкой воздух. На щеке мужчины появилось четыре ровных разреза, словно его по лицу саданула лапа хищника.              — Не смей мне лгать, — цокнула Грейнджер, пока тот задыхался от вспышки боли. — Почему я честна с тобой, а ты нет? Это некрасиво, дорогой. Прояви уважение, хорошо? Ну, про лоскуты кожи, которые я сниму с твоего тела, можно даже не говорить. Ровно в тех же местах, где у Драко были синяки и порезы. Ой, — она приложила ладонь к губам, словно удивилась. — Сказала. Ну ладно, для тебя все равно это будет сюрпризом, потому что вряд ли ты запомнил все места на теле. Я напомню, не волнуйся. У меня удивительная память, просто чтобы ты знал. Так, ну с первой половиной ты уже ознакомился, а все остальное пусть все-таки будет сюрпризом.              Гермиона хлопнула в ладоши, заставляя волшебника вздрогнуть и упасть на задницу. Когда она поднялась со стула, он заерзал ногами по полу и отполз к стене, пытаясь увеличить расстояние.              — Я помню, что ты хотел посмотреть на теневую легилименцию, — впервые за время в камере Грейнджер обратилась к Малфою. Теперь ее голос не был притворно нежным. Он таким стал на самом деле. Она не глядя взмахнула рукой, рассеивая магией стул, но от этого движения дернулся Реджинальд. — Хочешь что-то добавить к тому, что я рассказала?              Она интересовалась так, словно они сейчас должны были обсудить план эссе, а не пытку человека. Малфоя должен был ужаснуться от этого. Почувствовать отвращение. Хоть одну правильную эмоцию, на подобные слова.       Должен, но не смог.              Он перевел внимание на загнанный и умоляющий взгляд егеря, который забился в угол камеры. Драко видел истинный страх, потому что тоже услышал уверенность в голосе Гермионы, даже несмотря на его легкость. Самые страшные угрозы не выкрикивают — их шепчут с улыбкой на лице.              Малфой больше всего сейчас хотел отмщения. За то, что с ним сделали в прошлый раз, пусть он многого и не помнил. Но хватало сальных взглядов и слов, чтобы оценить примерный масштаб содеянного. На самом деле, больший гнев вызвали не действия егерей, а отношение отца.              За кого он принимал собственного сына? Что говорил за его спиной? Люциус был самым гнилым и ублюдочным человеком в его жизни, потому что даже не мог закатать рукава и сам выбить дерьмо из своего отпрыска. Даже ебнутый папаша Теодора делал все своими руками.              Малфой-старший брезговал прикасаться к Драко, словно тот должен был заслужить удар ладони по лицу. И это выворачивало намного сильнее, чем те три дня пыток.              Ты как комнатное растение.              Плевать на то, что за глаза Люциус называл его девкой. Перед ним стояло прямое доказательство, что сила заключена не в гендере, а в самом человеке. Это даже нельзя было назвать оскорблением.              А вот то, что отец не считал его угрозой, было уже достаточным поводом, чтобы произнести:              — Нет. Он мой. — Гермиона нахмурилась, не понимая. — Когда Люциус утром прибудет в мэнор, я хочу, чтобы он увидел результат моей работы, — Драко посмотрел в карие радужки, которые были почти черными при таком освещении. — Ты правильно сказала — этот ублюдок не заслуживает пытки от твоих рук. Я даже не хочу, чтобы он дышал с тобой одним воздухом.              — Он вообще должен дожить до рассвета? — поинтересовалась Грейнджер, оглядываясь на егеря, который уже дрожал всем телом и с силой жмурился, словно пытался отключиться от действительности. — Просто я могла бы тогда помочь донести до твоего отца определенный смысл. Наш с тобой общий знакомый всегда был хорош в жестокой идеологии. Он умеет выпускать кишки так, чтобы в конечном итоге у этого всего был призыв к добру и свету. Я не идеальна в этом, но могу попробовать, — она вновь посмотрела на Малфоя, игриво выгибая бровь. — Если Люциус хотел преподать тебе урок, почему бы не показать, что ты усвоил даже больше, чем должен был?              — Потому что я еще не знаю, чего хочу больше: заставлять отца проявить ко мне интерес или отбить его раз и навсегда, — Драко посмотрел сквозь Гермиону, рассуждая. — Люциус что-то знает. Это была не просто показательная порка, это тренировка. Проверка, на что я способен. Если я пройду ее, он сможет мне доверять.              — Твой отец легилимент?              — Дерьмовый, но что-то умеет.       Грейнджер кивнула и развернулась к Реджинальду, звонко хлопнув в ладоши.              — Дорогой, прости, но планы резко поменялись. По моим представлениям, ты должен был умереть в конце нашей вечеринки, но, видимо, у тебя впервые в жизни появился шанс стать чем-то значимым, — она начала идти к нему, и егерь вскинул руки в защитном жесте.              — Блять, блять, пожалуйста, не надо. Я все понял, клянусь. Только не трогайте меня.       Малфой леденисто хмыкнул, разминая кисти рук.              — Ты украл мою реплику, да? По-моему, что-то вроде этого я говорил в прошлый раз.       Грейнджер схватила сальные патлы и сильно дернула назад, заставляя Реджинальда заскулить от боли.              — Я даже не знаю, повезло тебе или нет. Я всегда считала, что люди должны жить со своими ошибками, помнить последствия. Но я настолько хочу перерезать тебе глотку, что даже теряюсь в своих желаниях, — она подняла руку с палочкой, и белоснежная фаланга застыла в миллиметре от глазного яблока. — Я могла бы вырвать тебе сердце, даже не дрогнув бровью. Ты сказал, что не считаешь Драко угрозой, но сейчас боишься меня, — Гермиона цокнула и дернула голову Реджинальда в сторону Драко, указывая кончиком древка в его сторону. — Иногда он заставляет мою кровь стынуть в жилах. Представь, что что-то, подобное мне, может почувствовать страх в его присутствии, — она понизила голос до шепота, в котором слышалась жестокая нежность. — Ты переживешь остаток ночи, к собственному сожалению. И если когда-нибудь мы вновь с тобой встретимся — считай это клятвой, — я исполню свое обещание. Ты забудешь сегодня про меня, но я сделаю все, чтобы освежить тебе память в будущем.              Она с рывком отпустила волосы Реджинальда и вытерла руку о ткань своих брюк. Гермиона с холодной полуулыбкой посмотрела на Драко, пока тело за ее спиной начало дрожать еще сильнее.              — Я покажу тебе, как заставить человека молить о смерти, не прикасаясь к нему.              Малфой оторвался от стены и направился в сторону Грейнджер, подтягивая рукава худи до локтей.              Холодное спокойствие, которое исходило от нее, каким-то образом затронуло и его чувства. В груди больше не сжималось от воспоминаний прошлого, а яростный гнев перестал сжигать кровеносные сосуды.              Ледяная сила, которой обладала Гермиона, была намного страшнее. Это было полным абсурдом, что в теплых карих глазах плескалось беспощадное безумие. Что девушка перед ним, несмотря на свое миниатюрное телосложение, смогла довести до психоза взрослого мужчину, который дрожал всем телом.              Грейнджер отошла в сторону, предоставляя свое место Малфою. Она встала за его спиной в молчаливой поддержке. Он слышал размеренное дыхание, присутствие другой магии и непоколебимую уверенность.              Его взгляд безразлично прошелся по всему силуэту егеря, отмечая четыре глубокие борозды на скуле и кровавые мазки на полу под ногами. Гермиона оставила их простым движением руки, словно просто отмахивалась от надоедливой мухи.              Малфой растянул губы в улыбке, которую Реджинальд не видел в главном зале, потому что пытался справиться с поврежденным коленом. То, что оно оказалось сейчас неожиданно здоровым, означало вмешательство Тинки. Скорее всего, Люциус отдал распоряжение по поводу данного вопроса. Драко обязательно потом спросит эльфийку, но сейчас он вытянул древко и направил кончик в лицо егеря, слыша за спиной спокойный и размеренный голос.              — Для начала очисти свой разум…       

            ***

             — Что ты с ним сделал?! — прошипел Люциус, резко обходя стол и в таком же темпе садясь за него. Драко расслабленно развалился в кресле перед отцом, скучающе осматривая обстановку.              Он не так часто сюда заходил. В основном по реальным делам, в которых еще требовалось присутствие отца. Будь воля Драко, в этом помещение давно бы все сгорело в Адском пламени.              — Я повторяю вопрос, что ты…              — В первый раз было достаточно четко, чтобы я услышал, — невозмутимо перебил Драко, иронично кривя губы. — Незачем напрягать связки.              — Тогда отвечай, — Люциус ткнул двумя пальцами в поверхность стола. — Почему это ничтожество не может связать двух слов, а когда слышит твое имя, начинает реветь и просить убить его?              Драко отстраненно пожал плечами, продолжая крутить головой. Типичная планировка кабинета, которая не вызывала ничего. Каждая деталь была настолько кричаще дорогой и идеальной, что от этого хотелось зевнуть.              Полки с книгами, трюмо с дорогими напитками, ковер под ногами, который имел такой же типично-богатый орнамент.              До блевоты безупречно.              — Ты понимаешь, что Реджинальд был главарем среди всей этой шайки? — гнев отца нарастал, как и хорошее настроение у Малфоя. — Егеря имели свою пищевую цепочку в системе. А теперь? Теперь вместо безжалостного ублюдка я получаю подобие человека, который не может связно разговаривать и каждый раз, слыша «Драко», опорожняется в брюки.              — Свяжись с Мунго по поводу этого недомогания, — предложил Драко, ухмыляясь. — Это твои друзья, а не мои. Почему я вообще должен заботиться о них и развлекать в твое отсутствие?              — Салазар, — пробормотал Люциус, закрывая ладонью глаза. — Почему ты ходячая проблема?              Драко все-таки зевнул, вытягивая длинные ноги вперед и скрещивая лодыжки.              — Сын своего отца, — на небрежную реплику ему в ответ тут же прилетел острый и раздраженный взгляд.              — Твое неповиновение — не моя порода. Своей импульсивностью ты похож на сестру своей матери.       Драко понимал, кого имел в виду отец — Беллатрису, — но не мог сдержать:              — Андромеда? — Люциус устало вздохнул и потянулся к бокалу огневиски, который стоял на кипе каких-то пергаментов с самого начала их разговора. — И ты мне говоришь про манеры? Ты выпиваешь до полудня.              — Заткнись, — прошипел отец.              — Да пожалуйста, — отмахнулся Драко, а после наколдовал часы на запястье. — Если это все, то мне пора вернуться в школу. Это был занимательный уик-энд, но хорошего понемножку, — он уже вставал, когда услышал отрывистое:              — Сядь. Я не закончил.       Драко опять пожал плечами и упал на прежнее место. Несмотря на то, что ночь выдалась достаточно бурной, как и день до нее, он не чувствовал усталости.              Ранним утром, когда небо только начало сереть, он с Грейнджер выбрался из подземелья, а после вернул ее обратно в школу тем же путем, каким она оказалась в поместье.              Магия, которую он испробовал, еще гудела в венах. Он не сделал ни одного удара, даже не произнес больше пяти слов, когда под конец ночи егерь выл и пытался разбить свою голову о каменную стену. Драко пришлось его связать и оставить там же, чтобы успеть сходить в душ и подготовиться к появлению отца.              Он находился в кабинете, когда Люциус прибыл в мэнор и приказал Тинки доложить обстановку. Эльфийка передала слова Драко, а спустя десять минут мужчина ворвался в кабинет, начиная с порога выплевывать гнев.              Это была самая прекрасная часть «семейного праздника» — довести Люциуса до нервного срыва. День обещал быть восхитительным.              — Так или иначе, ты удивил меня, — Малфой-старший говорил так, словно у него в глотке был песок. — Не ожидал, что ты способен на такое, — он перевел взгляд на сына и наклонил голову набок. — Достойный рост. Но опять же, этого мало.              — Знаешь, некоторые родители довольствуются успехами в учебе или в квиддиче, — скривился Драко. — Ты бы пообщался с ними. Мне кажется, твоя планка немного завышена.              — Мой сын должен быть на голову выше и на десять шагов дальше других, — отрезал Люциус, рассекая ладонью воздух.              — А еще дышать без воздуха и воскрешать мертвых, — Драко закатил глаза, а после пощипал переносицу. — Есть полный список заданий? Я ознакомлюсь с ним, когда появится свободное время.              — Прикуси язык, мальчишка. Ты должен подчиняться мне и моим приказам.       Драко выгнул бровь.              — Это тоже входит в упомянутый список? Я хоть до Рождества успею его полностью выполнить?              Драко понимал, что сейчас выкручивал градус гнева на максимум, но ничего не мог с собой поделать. Его раздражало все, что вылетало из отцовского рта, поэтому хотелось зеркально отражать обратно.              — Когда придет время, ты должен быть готов, — Люциус поднялся со своего места и оперся руками на край стола. — Я ожидаю от тебя правильного решения. Или тебе напомнить, что в твоей жизни есть что терять и чем рисковать?              Драко встретил острый взгляд пустотой и скукой.              — Знаешь, у меня закрадывается мысль, что тебе тоже есть что терять. Иначе ты бы так не пекся обо мне. Я тебе говорил уже, отец, пока ты используешь меня в темную и кидаешь в руки конченых ублюдков, ни о каком послушании и уважении речи быть не может, — он скривил губы в ухмылке. — У твоей дочери появились яйца.              Люциус прищурился, но не стал делать акцент на последней реплике.              — Ты не стабилен, — он вновь ткнул пальцами в поверхность стола, продолжая расставлять акценты. — Сумасброден. Одеваешься в маггловское тряпье, поддерживаешь тесную дружбу с Поттером. Думаешь, я не узнаю?              Если у тебя будет шанс, разыграй карту «засранец».              Это было единственное, что посоветовала Гермиона перед уходом. Драко набрал воздух в легкие и призвал все свои актерские таланты.              Он громко рассмеялся, стараясь держать в голове, что ему на самом деле будет смешно, если он сможет сейчас грамотно наебать отца.              Вышло правдиво.              — «Дружба с Поттером»? Ты серьезно? — Драко деланно фыркнул и крутанул головой, чтобы хрустнули позвонки. — Я ничего не имею против маггловских вещей, это правда. Но поверь, полукровки и грязнокровки проходят мимо, — его плечи какой раз за весь разговор беспечно дернулись. — Он знаменитость. Поттер имеет свою власть среди факультета, а также его любят учителя. Я просто беру от этого выгоду, — Драко криво ухмыльнулся. — Он может пригодиться.              Это был выстрел наугад. У него имелись лишь догадки, что Гарри сыграл не последнюю роль во всем, что уже успело произойти. Но когда Люциус удивленно поднял брови, а после довольно хмыкнул, это подтвердило предположение.              — Хочешь сказать, что, если с Поттером что-то случится, тебя это не тронет?              — Тронет, если это произойдет без выгоды. — Малфой-старший наконец-то сел обратно в свое кресло, продолжая внимательно слушать. — Я всегда считал, что враги должны быть ближе, чем друзья. Он не глуп, я могу это признать, но на этом все. Это делает общение с ним терпимым, не более, — Драко вложил в следующие слова всю ненависть, которую испытывал к отцу, чтобы они прозвучали уверенно. — Для меня семья — единственное ценное в этом мире.              Это была правда, но с оговоркой.              Семья — единственное ценное в этом мире, даже если в ее состав входят люди, не связанные с Драко кровными узами. Даже если это горстка студентов с севера, которые вложили в каждого слизеринца больше, чем их родители.              Грейнджер скорбела по матери, которая ее бросила. Она плакала над могилой, смешивая ярость и отчаяние. Драко бы не стал таким, умри Люциус сегодня. Он бы не убил отца, нет, но не смог бы отыскать в себе тепло и любовь к этому человеку, сделай это кто-то другой.              Почему Драко и считал, что он хуже Грейнджер. Она скрывала, прятала свое огромное и доброе сердце. Он же просто отыгрывал комфортную роль для других. Ему будет плевать, если тело отца окажется в могиле.              Он не достоин матери, которая должна иметь больше, чем было на данный момент.              Люциус заслужил быстрой смерти только за то, что Нарцисса начала жить с рождением Драко. Он внес вклад в появление сына, которого она так сильно желала.              На этом все.              — Я поговорю с тобой, когда придет время, — Люциус дернул губой от раздражения.              — Тогда не удивляйся, что, когда придет это время, я выберу противоположное, просто чтобы сломать тебе планы.              — Твоя мать выберет меня.              — Сомневаюсь.       Люциус самодовольно хмыкнул.              — Я умею быть убедительным. Не всегда надо иметь желание другого человека, чтобы заставить его принять решение.       Драко, даже сам не ожидая от себя, в одно движение перепрыгнул через стол, снося ногами бумаги и бокал с виски. Он схватился за спинку кресла, а другой рукой уже держал палочку, кончик которой впился в шею Люциуса, точно попадая в пульс.              — Только попробуй ей навредить, — зашипел Драко, нависая над обескураженным лицом отца. — Я был всего лишь пиздюком, когда ты позволил себе ударить Нарциссу. Маленьким, слабым пацаном, который еще не имел мнения об этом мире. Не понимал каких-то ценностей. Теперь я, блять, тебе клянусь, что, если замечу хоть намек на то, что мама страдает и ты в этом замешан, — палочка сильнее впилась в кожу, — ты разделишь участь и камеру с Реджинальдом.              Малфой-старший, казалось, задержал дыхание, пока обещание сына резало его по лицу. Когда в таких же серых глазах напротив отобразилось понимание, Драко оттолкнулся от кресла и опустил палочку, а после, изящно развернувшись, опять перемахнул через стол.              Малфой тут же нацепил легкую и кривую ухмылку, которая совсем сбила с толку мужчину.              — Приятно было с тобой поболтать, папа. В следующий раз, если захочешь меня увидеть, просто пришли сову, — Драко пошел к двери, кинув через плечо. — Не утруждай себя личным присутствием.              Даже если бы он очень захотел, из-за магии не смог бы хлопнуть дверью. Аристократы. Драко пошел по коридору, слушая, как шаги отражаются от стен. Он, может, не выиграл ничего сегодня, но понимание в глазах Люциуса было уже хоть чем-то.              Может быть, Драко все еще считался обычной разменной монетой, но так хотя бы повысил собственный номинал.              — Пора домой.              Иронично так думать, когда идешь среди семейных полотен, а через три поворота находится твоя собственная комната. Драко дернул уголками губ.              Мэнор перестал быть семейным очагом уже в тот момент, когда Нарцисса начала сбегать во Францию, чтобы не чувствовать на плечах немое давление этих стен.              Драко — сын своей матери.              Ему тут тоже делать нечего.

      

      ***

             — Пошел нахуй, — бросил Артур.              — Отъебись, — парировал Давид.              Близнецы вновь сцепились из-за чего-то, во что случайным образом втянули присутствующих. Иногда казалось, что мир просто сгорит, если эти двое сойдутся во мнениях. Кира вздохнула, продолжая листать книгу, а Гермиона прислонилась к ее спине своей и крутила палочку в руках, бездумно занимая себя хоть чем-то.              Михаил наклонился над столом, где братья что-то записывали в конспектах. Он пробежался быстрым взглядом и ткнул пальцем в пергамент Давида.              — У тебя вот тут ошибка.              — Ха! — Артур щелкнул пальцами, победно ухмыляясь. — Я же говорил, что ты долбаеб.              — Но у тебя тоже ошибка, только в другом месте, — с теплой улыбкой заметил Кришау.              — Все равно пусть идет нахуй, — отмахнулся Мецгер, а Палмер цокнула и хлопнула книгой, откидывая голову на плечо Грейнджер.              — Демон, твой рот — просто помойка.              — Не знаю, все, кто его вылизывали, никогда не жаловались, — фыркнул Артур. Давид закатил глаза на самодовольство в голосе брата, чем обратно притянул внимание к себе. — Ой, блять. Ты еще тут? Я же вроде попросил тебя сходить нахуй.              — Если быть справедливым, ты не просил, а просто послал, — заметил Михаил, садясь за стол.              — У меня на этот год было всего пять слов «пожалуйста». Я их уже израсходовал.              Давид раздраженно дернул рукой за волосы и откинул перо, видимо потеряв терпение.              — Мерлин, ты когда-нибудь затыкаешься? Или тебя разорвет, если помолчишь больше минуты? — Артур широко улыбнулся, сверкая нездоровым блеском в темных глазах.              — Просто когда мы были на небесной раздаче, мне дали два выбора: никогда не молчать больше минуты или брат-близнец, который не долбаеб. Угадай, что я выбрал?              — Все. Ты достал меня.       Братья одновременно вскочили со своих мест, рванув друг на друга. Давид, низко рыкнув, повалил Артура на пол, а тот мрачно рассмеялся.              В этот момент дверь спальни открылась, и на лестницу вышли Забини с Ноттом. Блейз незаинтересованным взглядом обвел всю разворачивающуюся картину и, спустившись, пошел за стол к Михаилу, перешагивая братьев. Тео вскинул брови и тоже спустился, но к девочкам, вставая позади спинки дивана.              — Они опять что-то не поделили?              — Ага, — отозвалась Кира. — Лишнюю хромосому.              — Ставки принимаете? — Теодор засунул руки в карманы домашних штанов и качнулся на пятках. — Ставлю на Артура, что через три минуты он начнет душить Давида.              — Ставлю на то, что демон опять скажет что-нибудь про его мать, — подхватила Кира.              — У них же она одна на двоих, — заметил Тео, пока Артур сидел на брате и издевательски давал ему пощечины. Через пару секунд Давид схватил того за плечи и дернул на себя, ударяя лбом в переносицу. Артур тряхнул головой, и у него из носа начала идти кровь. Он провел языком по губам и хищно улыбнулся, пытаясь теперь взять своего близнеца в болевой захват.              — А когда его это останавливало? — вздохнула Палмер, закрывая глаза. Нотт протянул руку к светлой пряди девушки и начал накручивать ее на палец, все еще следя за разворачивающейся баталией.              — Ставлю на то, что скоро появится Вадим и просто растащит их по разным углам, — влезла Гермиона, вновь смотря на часы. Она уговорила себя делать это не каждые десять минут, а хотя бы двенадцать.              — Слезь с меня! — прохрипел Давид, которого Артур взял на удушающий. Тот маниакально ухмыльнулся, продолжая периодически слизывать кровь с губ.              — Ты же любишь быть снизу.       В этот момент картина отъехала, и в гостиную вошли Широков и Гайос. Оба были в черных спортивных штанах, объемных кофтах, а на руках бойцовские бинты.              Александр выгнул бровь, а после посмотрел на Гермиону.              — Я захочу знать, что тут происходит?       Кира зевнула и перехватила руку Теодора в своих волосах, но не отпустила.              — Думаю, у них весеннее обострение, — высказалась Кира, пока Вадим в два широких шага молча подошел к близнецам, как и предположила Гермиона, растаскивая обоих за шкирку. Давид был уже пунцовым, темные пряди прилипли ко лбу. У Артура нижняя часть лица оказалась залита кровью, но глаза блестели наслаждением и весельем.              Гайос кивнул и молча ушел в спальню, скорее всего, чтобы сходить в душ после тренировки.              — Мы выиграли, — заметил Нотт, продолжая нежно касаться кисти Палмер и смотреть за тем, как Широков, расставив руки в стороны, держит парней на расстоянии друг от друга, но они все еще продолжают ругаться, только уже на немецком.              — Это уже стало своего рода семейной традицией, — фыркнула Гермиона, поднимаясь на ноги. Она кивнула Теодору, позволяя тому перепрыгнуть спинку дивана и сесть сзади Киры, которая все так же расслабленно себя чувствовала.              Грейнджер повернулась и увидела, что Кришау что-то тихо рассказывает Забини, а тот, судя по закрытым глазам, просто дремал под щебетание парня.              Это казалось уже таким привычным. Вот так просто общаться друг с другом, будучи знакомыми меньше года. Гермиона уже не могла представить свою жизнь без вот этих составных. Что больше не увидит Пэнси с пыльцой на лице после их прогулки с Таисией, что рассказывала про целебную магию и свойства трав, которые растут на территории Хогвартса.              Что у Михаила не будет рядом безэмоционального Блейза, который молча разделял тягу к алхимии. Кира, которая благодаря Тео смогла обуздать бурю в душе и перестала скорбеть по прошлому, а начала жить настоящим.              — Да все, убери свои лапы, — Артур заговорил на английском и начал выворачиваться из крепкой хватки Вадима. Тот, как обычно, нахмурился и грубо отдернул парня.              — Держи дерьмо в себе, Мецгер.              — Нас тут два Мецгера, умник, — заметил Артур и наконец-то вырвался из хватки однокурсника, вытирая лицо предплечьем.              — Я обращаюсь к каждому из вас, — Вадим повернулся к Давиду, тоже отпуская его. Братья отошли на шаг назад, но, судя по возбужденному состоянию, хотели продолжить схватку.              Широков закатил глаза и быстро щелкнул браслетом, а после опять схватил Мецгера, но уже за плечо. Артур издал странный задушенный звук, и его лицо из хищно-безумного начало превращаться в умиротворенное, пока все мышцы в теле расслаблялись, заставляя медленно оседать на пол.              — Вот ты ублюдок…              Давид ближе подошел к однокурснику, и теперь они оба стояли над телом Артура, который за считаные секунды ушел в сон. Легкая полуулыбка сделала его похожим на брата.              — Он немного смахивает на человека, — прокомментировал Блейз со своего места, вытягивая шею. — Я такое нечасто вижу.              — Мы тоже, — мрачно ответил Давид и откинул влажную челку назад, подходя теперь к Артуру. Схватив того за руку, он в одно движение поднял брата и перекинул его через плечо, а после пошел в сторону их спальни.              Он мог попросить Вадима или просто переложить Артура на второй диван в гостиной, который был свободен. Но, видимо, у братьев, даже которые не могли друг друга терпеть, был какой-то свой внутренний кодекс чести.              Гермиона вздохнула и потерла рукой лицо, чувствуя усталость. Она так толком и не поспала, а вот такие небольшие стычки вытягивали всю энергию, даже когда ты был бодр.              Ей, может, и нужно было пойти прилечь, но что-то внутри не позволяло это сделать, пока Драко не вернется обратно в школу.              Никто из ребят не задал вопросов, когда она перенеслась обратно. Только Поттер, который спал в кресле после вечеринки, пару раз моргнул и спросил: «все нормально?». Получив кивок, он зевнул и убрался в свою комнату, так до сих пор и не спустившись к ним.              Единственное, что сделала Гермиона, — переоделась в домашнюю одежду и засела в гостиной, потому что в спальне было давящее ощущение стен. Словно они все время сужали пространство, заставляя панику разрастаться в груди.              — С тобой все хорошо? — Кира нахмурилась, садясь ровно. Грейнджер оглянулась и поняла, что какое-то время просто стояла посреди помещения, бездумно смотря в пустоту.              Теперь на нее уставились все, даже вышедший из спальни Гайос, который нацепил привычную черную водолазку и брюки. Его лицо осталось беспристрастным, но в глазах скользнуло замешательство.              — Что будет дальше? — голос сел, поэтому прозвучал как сдавленный хрип, заставляя прокашляться. — Осталось чуть больше двух месяцев. В лучшем случае мы уедем обратно и сможем поддерживать связь с вами через кое-какие каналы. Но в худшем… — Гермиона закрыла глаза, переводя дыхание. Только панической атаки сейчас не хватало.              — Никто не пострадает, — тут же отрезал Александр, спускаясь по лестнице. — У тебя всегда есть подстраховка, даже если что-то пойдет не по плану.              — Какому плану? — спросил Тео, обнимая одной рукой плечи Киры и укладывая ее на свою грудь. — Просто я думал, вашей задачей было сделать из нас приличных волшебников, которые не будут обузой. Красотка, — позвал он, хватая пальцами подбородок и разворачивая к себе лицо девушки, — разве ты не собиралась украсть меня в Румынию?              — Мне казалось, в сказках нужно спасать принцессу.              — Ты бы оторвала мне яйца, попытайся я еще раз побыть благородным, — фыркнул Теодор, разваливаясь на спинке диване.              — Дело не в подстраховке, — продолжила Гермиона, делая шаг навстречу к Алексу. — А в том, что я не знаю, в какую сторону двигаюсь. У нас есть какие-то отрывки всего-лишь.              — Именно поэтому, как верно заметил Нотт, мы готовились сами и готовили других. Плевать на исход, если ты готов даже к самому худшему. Мы все виртуозы, Грейнджер, потому что умеем импровизировать.              Да, они это умели. Просчитывали все варианты, не забывая смотреть на процент вероятности. Но этого было мало. В такой игре без правил не оставалось места уверенности. И это чертовски выводило из себя.              — Я понимаю, да, но…              Картина издала отъезжающий звук, и Гермиона тут же перевела взгляд за плечо Алекса. Черт, а вот и ее уверенность.              Драко зашел с легкой походкой, словно вернулся с прогулки. Его небрежная челка свисала на лоб, а кривая улыбочка делала лицо скорее шкодным, чем острым.              — Ну нихуя себе, — протянул Нотт, поднимая брови. — На своих двоих и даже не отпизженный. Если учесть, что наши поместья — те еще места, я считаю, это успех.              Грейнджер рвано вздохнула. Боже, в каком мире они все жили, если после посещения собственного дома друзья похлопывали по плечу, словно ты вернулся с битвы?              Малфой фыркнул и прошел к дивану, падая на него и вытягивая ноги. Гермиона не удержалась и вновь по основным пунктам проанализировала его состояние. Видимых нарушений нет. Напряжение в мышцах отсутствует. Походка ровная, а движение рук не затруднено.              Он в порядке.              — Кому-нибудь из вас еще писали родители? — Драко по очереди посмотрел на Тео и Блейза и, увидев отрицательный ответ, продолжил: — Странно, правда? Почему только меня уже второй раз забирают в мэнор для показательной порки?              — Не понял, — Нотт тут же ровно сел, не убирая руки с плеча Палмер, словно защищая даже от этого разговора. Грейнджер почувствовала разливающееся тепло в груди от такого жеста. — О чем ты?              И тут стало ясно две вещи: во-первых, о том, что происходило с Драко, знала лишь парочка лиц. А во-вторых — это была глобальная ошибка. Не говорить. Промолчать и готовить ребят вслепую, объясняя это тем, что Эрстер не нужны обузы поблизости.              Гермиона перекинулась быстрым взглядом с Александром. И судя по тому, как пролегла складка между бровей, он тоже думал об этом. Но проблема была в том, что Гайос так не умел. Работать в команде, раскрывая карты. Он дозировал информацию, принимая все возможные риски на себя и рассчитывая силы каждого, кто может попасть под эту раздачу. Поэтому он всегда сам делал расстановку на тренировках, молча указывая, на что нужно сделать упор.              И вот именно сейчас Грейнджер словно взяла этот клубок в руки и решала, что с ним делать. По правилам внутри отряда, Гайос являлся решающим звеном. Между ними существовала мнимая демократия, потому что он умел убеждать в правильности своего решения, чтобы все было единогласно.              Но это внутри Эрстер.              Никто не взял во внимание, что теперь у них есть дополнение к составу.       Слизеринцы уже месяцы обучались вместе с ними. Паркинсон, как ни странно, нашла для себя два хобби: изучать теоретическую часть стрельбы и целительство. С учетом того, что ее могло ожидать в ближайшем будущем, это становилось логичным. Защититься и вылечиться. Две аксиомы, которые ей понадобятся в доме Монтегю. Нотт пробовал себя во многом, но однажды Гайос на тренировке подошел к Грейнджер и сказал: «У него чуйка на опасность».              Сначала это показалось странным замечанием, но когда Гермиона пригляделась, то увидела — Тео и вправду буквально на доли секунд быстрее угадывал, куда ударит заклинание или кулак. Даже ситуация с Кирой показала — он реагировал лучше, чем они все. Рефлексы. Нотт, который почти с самого детства жил со своим отцом-садистом, один на один, разбавляя их «тесное общение» бедными служанками, просто уже угадывал на уровне ощущений, где будет больно.              Забини нашел для себя изучение древних рун, расшифровку заклинаний. Отсеки алхимии, которые он все еще прощупывал. Они могли часами с Михаилом сидеть в дальнем углу комнаты и что-то тихо обсуждать, а то, что Блейз говорил больше, чем десять слов в день, уже считалось глубоким интересом.              Грейнджер закусила губу и пробежалась взглядом по книгам на маленьком столике, не ища чего-то конкретного, а просто чтобы догнать свои же мысли.              Время для них было роскошью, которую они все больше не могли себе позволить. Не так давно Гермиона думала, что не доживет до своего выпуска из Дурмстранга, поэтому брала лишь то, что предлагалось здесь и сейчас. В эту минуту. Теперь, когда она начала понимать свою силу, узнала о том, что Драко может контролировать ее через руны, хотелось замедлить секундную стрелку.              Этот клубок нужно было распутывать с самого начала, узелок за узелком.              — Где остальные? — спросила Грейнджер, поднимая взгляд на Палмер и Нотта.              — Наши пошли позаниматься, побегать вокруг озера. А слизеринцы… Некоторые до сих пор отсыпаются после попойки, другие уже свалили в Хогсмид, — пояснила Кира, прищуриваясь. — А что?              — Нужно будет серьезно поговорить. Выручай-комната сейчас не подходит, потому что нас могут заметить, — Гермиона начала ходить из стороны в сторону, продолжая рассуждать. — Оставаться в гостиной тоже опасно, так как это начинает привлекать внимание. Можно списать на то, что нам всем просто приятно проводить время вместе, но это становится уже подозрительным, что ни с кем другим мы не поддерживаем общение. Думаю, нам с Драко нужно будет поработать над этим.              — О чем ты? — спросил Блейз, который неожиданно выглядел заинтересованным.              — Надо будет подчистить память некоторых студентов, — Гермиона посмотрела на Алекса, просто чтобы считать реакцию на ее слова. — Мы заигрались, когда думали, что никто ничего не замечает. Вспомните, как слизеринцы и другие дурмстранговцы молча выходили из гостиной, стоило нам всем собраться. Если остальные студенты в Хогвартсе просто видели учеников двух разных школ, которые с самого первого дня сидели на тех же местах, что и сейчас, то остальные видели больше. Так как только мы с Драко владеем легилименцией, нам это будет по силам.              — Ты хочешь кучке человек сделать Обливиэйт? — по тону было непонятно, Теодора позабавила это мысль или он сомневался в возможности провернуть такое.              — Нет. Это тоже будет подозрительно. Никто не знает про наши тренировки, разговоры и поездку в Румынию. Можно немного рассеять воспоминание. То есть, если спросят: «было ли что-то странное и подозрительное?», твоя память выкинет: «ничего такого», — Грейнджер ощутила, что впервые за долгое время ее начал отпускать спазм беспокойства. Она выстраивала в голове примерный план, который давал ясность. — Драко, Блейз и Теодор пусть сделают списки всех детей священных. У вас в элите тоже должна быть своя иерархия, оттуда мы и будем дальше двигаться. Но для более серьезного разговора нам нужно найти место. И не в ночное время. Мы сейчас должны быть все на виду и вести себя обычно.              — Берег озера? — предложил Малфой, чем вызвал удивление. Грейнджер считала, что это место было тайным уголком его жизни. Но, судя по пониманию в глазах, Драко осознавал всю серьезность ее слов. Он был тем человеком, которого подвергли дрессировке. Его отец являлся бывшим Пожирателем смерти, а возможно, не таким уж и бывшим. На этой шахматной доске Малфой точно не был обычной пешкой.              — Если ты не против, — Гермиона тепло улыбнулась, хотя испытала маленький укол иррациональной ревности к этой идее, что ей было несвойственно. Она не цеплялась за места, потому что это заставляло рисовать красные крестики на слабостях, чтобы удобнее было целиться. Но мысль о том, что другие увидят берег, на котором произошли одни из самых значимых событий в жизни…              — Не важно, что я думаю. Я спрашиваю тебя, — Драко приподнял уголок губ, но глаза оставались серьезными, словно он понял эту мимолетную эмоцию в ней. Пришлось навскидку прикинуть другие места, о которых мало кто знал, но они находились в ближайшей доступности. Хотя стоило признать, с учетом потерянного времени тратить еще какое-то было глупо.              — Сможем собрать всех через час? — своим вопросом Гермиона дала согласие.              — Почему нет? — Кира поднялась с дивана и откинула волосы назад, выравнивая и без того прямую осанку. — Девочек я найду быстро, демона и святошу заберет Вадим, — она нахмурилась, поднимая взгляд. — Кстати, а почему Давид не вернулся?              — Он тоже спит, — просто сказал Широков, глядя в мутное окно гостиной. С таким же лицом он мог смотреть как на врагов, так и на кусок куриного пирога.              — Ты же к нему не прикасался, — сказал Тео и потянулся к бедру девушки, видимо, в попытке вернуть ее обратно, на что получился слабый шлепок по руке.              Вадим перевел взгляд на Тео, но лишь для того, чтобы в мрачной тишине на него уставиться. Поспешил вмешаться Михаил, который перед тем как пояснить, отодвинул книгу и ткнул в абзац, а Блейз тут же обратил свое внимание к тексту.              — У Вадима сила работает от расстояния. Если к человеку прикоснуться, то подействует почти сразу. Но чем дальше стоит цель, тем больше времени на начало воздействия.       Широков отрывисто кивнул и вернулся к своему увлекательному занятию.              — Мы отошли от темы, — напомнила Гермиона. — Нужно собрать всех, кто в курсе наших общих дел. Мы и так расслабились, чего нельзя было допускать.              — Мерлин, Грейнджер, — Кира фыркнула и закатила глаза. — Ты так часто говоришь это себе. Нельзя. Ты все запрещаешь себе, словно от этого может что-то бесповоротно разломаться. Успокойся.              Интересно, а был ли хоть один человек, который после слова «успокойся» на самом деле успокаивался, а не начинал заводиться?              — Нет, Палмер, это не так работает. Нельзя больше откладывать, скрывать и делать вид, что ничего не происходит.              — Да что такого происходит? Ты дважды стала победителем в этапах турнира, мы все сдали экзамены, — она издевательски улыбнулась. — Вроде как и личную жизнь наладили. Почему надо все драматизировать?              Иногда, а даже чаще всего, люди забывали истину: не пренебрегай чужими переживаниями, если для тебя они таковыми не являются. И тут была проблема, что Гермиона сама молчала. Не рассказывала, что с ней происходило, как магия на нее влияла. Она так привыкла держать это в себе, что, когда пришло время раскрывать карты, оказалось, что шулер не так рассчитал кон. Грейнджер не имела понятия, как все объяснить, но выйти из ситуации не в плачевном состоянии.              Внезапно заговорил Драко, который поднялся со своего места и под острым взглядом Алекса пошел к Гермионе:              — Вы слишком многого не знаете, но это лишь вина некоторых из нас. Если кратко, — он встал плечом к плечу с Грейнджер и выпрямился. Она с тревогой заметила, что так часто вставал Гайос, когда собирался сказать что-то неожиданное. Неприятное. Меняющее курс направления.              — Не надо, — ее просящий шепот, почти на последней букве, умер в его уверенном голосе:              — Меня дважды забирали домой, потому что отец устраивал публичную тренировку. Он подсылал егерей, которые в первый раз издевались надо мной три дня. Они убрали все увечья, но я чувствовал себя еле живым. Когда я добрался до Хогвартса, готов был сдохнуть, лишь бы стало легче, — Драко иронично фыркнул. — Ведь с синяками и порезами не исчезла боль. Я узнал, что они делали со мной, когда я оказывался в отключке, — его голос понизился, словно стянули горло. — Сегодня ночью увидел. Это такая гниль, Тео, — он посмотрел на друга, который не моргая смотрел в ответ. — Я не знаю, почему только меня тогда забрал отец. Может, это его личный фетиш, а может, мне готовится особенная роль. Но факт в том, что меня к чему-то готовили, — Драко посмотрел на Гермиону и сглотнул. — Я умудрился до прихода отца взломать два письма и создать их копии.              — Что?       Малфой прикрыл глаза и размеренно вздохнул.              — Я применил достаточно заклинаний, чтобы ничего нельзя было понять. Люциус знает, что я почти не появляюсь в его кабинете, поэтому проебал более достойную защиту, — Драко засунул руку в карман худи и вытащил два сложенных листа. Один он вложил в кисть Грейнджер, у которой начало потряхивать пальцы от соприкосновения с бумагой. Второй он раскрыл и протянул Гайосу. Тот подошел и забрал копию, а после беглого чтения поднял бровь и посмотрел обратно на Малфоя.              — Даты?              — Когда были нападения, — Драко ткнул пальцем в бумагу. — Эта строчка цифр совпадает с датой нападения на квиддичном турнире, — он начал скользить дальше. — Это когда напали на Таисию, пусть она случайно набрела на Пожирателей, но число совпадает. Румыния тут тоже есть.              — Стоп, — Тео облокотился на колени. — Почему тогда этого нет в газетах?              — Кроме первого нападения, ничего больше не появлялось, — внезапно сказал Гайос, отрываясь от изучения строк. — Все происшествия либо грамотно игнорировали, либо выдавали за другие события.              Гермиона отошла назад и раскрыла лист, чтобы наконец-то унять зуд интереса и волнения. Она прочитала пару предложений и застыла, сминая края бумаги от напряжения, которое нарастало с каждой строчкой.       

Гермиона Грейнджер, ученица Дурмстранга и сильная волшебница. Магглорожденная. Владеет темной магией. Произошел выброс на чемпионате, где она потеряла контроль. Статус: важна. Будет полезна Темному Лорду, если взять ее под контроль.