Вокруг нас

      Ури стоял и смотрел на двоих детишек, решивших с чего-то этой ночью нарушить свой распорядок. Не то чтобы он питал иллюзию о том, что дети всегда следуют правилам и всегда слушаются старших. Мужчина ещё не забыл то время, когда сам был ребёнком вместе с братом. Поэтому конвоировать пойманных за чем-то озорников к себе по комнатам не собирался, однако они этого знать не могли. Просто испуганно переглядывались друг с другом и поглядывали на взрослого родственника. — Нам просто не спится, — наконец нашёлся с логичным ответом Улькин.       Его голос в этой тишине прозвучал несколько сдавленно, не так громко, как он говорил обычно. Ещё одно напоминание, что вокруг всё должно было находиться в покое. В этой рациональности слов он напоминал своего отца. Умный и последовательный мальчик, который всегда готов поддержать свою деятельную сестру. Она же обычно и была заводилой, инициатором всех затей. Иногда эта парочка встревала в неприятности из-за этого, но порой удачно избегала всяких последствий. Правда, с появлением и последующим взрослением младшего брата, которому нынче не исполнилось и полгода, всё обещало стать более масштабным. Сейчас старший брат, аккуратный даже в ночной пижаме, стоя прямо, скрывая свежий испуг, пытался всё привести к оптимальному исходу, где они просто разойдутся по полу-освещённым луной коридорам особняка. Снисходительно моргнув, старший Райсс спросил: — Сразу вам двоим? — он тщательно удерживал хоть сколько-то серьёзное выражение на лице, хотя губы так и норовило растянуть улыбкой. — Да, — упрямо отозвалась Фрида, отстаивая свою версию. — Мне не спалось, я пошла и разбудила Улькина. И мы вот… — Гуляем по этажу, — подхватил мальчик с кивком. — Мы не думали делать ничего плохого.       Таким образом легенда о ночных бдениях прямо на ходу обросла и логикой и взаимными подтверждениями. Несмотря на это, Ури знал, что они врут или, по крайней мере, недоговаривают. Фрида ростом уступала брату лишь на несколько сантиметров и очень походила на него чертами лица, что лишь украшались цветом голубых, ярких глаз, доставшихся от Рода.       Зато разительно отличалось то, как эти глаза смотрели. Характер. Девочка во всём проявляла живость, решительность и даже некую властность, которая помогала отстаивать свою правоту. Но самым главным в ней король полагал доброту и способность к милосердию. Тому самому, которое просто необходимо, чтобы не рехнуться от груза памяти Основателя. Внутри мужчины сердце налилось чугунной тяжестью, что тянула его точно на дно озера, даже от этих мыслей вскользь. Перед ним племянница, дитя — не стоит думать об этом хотя бы этой ночью. К тому же, хватало других дел. — Ну раз не думали, то, надеюсь, — он обвёл их взором, выдерживая паузу, чтобы они смогли его правильно понять, — и не будете думать. Сну, знаете ли, это не поможет. А недосып всегда бросается в глаза.       Ури отступил на несколько шагов, чтобы попасть в лунный свет, и очертил рукой перед своим лицом, показывая некую болезненность черт. В последние дни из-за ссоры с Родом у него действительно расстроился сон, так что он почти не врал детям, намекая на то, что Элфрида может заметить всё это на них самих. — А что тебе мешает уснуть, дядя? — без задней мысли спросила девочка до того, как поняла, что эта оговорка. — Как ты с этим борешься? — тут же задал более подходящий вопрос Улькин, надеясь, что сможет перебить слова сестры. — Читаю, — выдохнул король и всё же миролюбиво усмехнулся, качая головой, — но вам, полагаю, это не подойдёт. Не задерживайтесь и не шумите, хорошо?       Детишки одновременно кивнули и сами смущённо заулыбались. Мужчина одарил их тёплым взглядом, полным любви, и пошёл в сторону своей комнаты. Под ним мягко шелестела ковровая дорожка, а сзади повисла тишина. Но Ури знал, что стоит ему удалиться из вида, как те начнут перешёптываться, обсуждая то, что сегодня ночью занимало их умы настолько, что не давало уснуть.       Задерживаться за поворотом, чтобы узнать это, Райсс не стал. У детей должны быть свои секреты. Поэтому он неспешно шёл вперёд, меланхолично обращая внимание на каждую деталь, что только виднелась таком освещении. Это радовало подсознательным успокоением — всё на своих местах. Всё в порядке. Даже за окнами, мимо которых проходила одинокая фигура в белом. Там тени кутали всё собой, не давая дневным созданиям коснуться жизни ночных. Во дворе всё оставалось по-прежнему, пусть и призрачно в мутноватом лунном луче. Изгородь превратилась в сгусток сероватого мрака, над коем покачивались кроны деревьев. Тех, что росли рядом, и тех, что росли дальше. Всё сливалось в одно тёмное пятно, лишь на самой верхней границе ветер создавал редкие просветы, разрывы в листве. Ури задумался о том, что был бы не прочь и сейчас прогуляться по скрытым тропинкам. «Кенни и Киве, наверное, так приходится ходить очень часто», он остановился у окна, чтобы получше всё рассмотреть, погрузиться хотя бы в ночной пейзаж. Скудный на краски, но такой глубокий в своих деталях и переходах. Особенно при луне — единственным источником внятного света. Райсс мог достаточно чётко и реалистично представить, чем сейчас занимаются люди, которым он доверял и коих мог называть друзьями. Он жалел их и жалел, что не мог никак иначе разделить с ними ту участь, ту несправедливость судьбы. Лишь верил в них и делал для них нечто большее своей заботой. Заботой об убийцах. С грустью король понимал неизбежность таких действий, пусть теперь и направленных на большое благо. Ведь сейчас он, его брат со своей семьёй, да и немало других людей, которые даже об этом всё не подозревают, могут спокойно проводить ночи. Спать или же как Улькин и Фрида «гулять» по коридорам. Беззаботно и без дум о внешних угрозах или обстоятельствах. Рукой мужчина скользнул по раме из лакированного дерева и открыл окно. Оно с глухим стуком, легко подалось, впуская прохладную свежесть. В запахе угадывалось и разнотравье, и та самая ночная влажность. Был ещё какой-то особый запах. И Ури философски причислил его к запаху безмолвия, что накрывало этот мир вместе с чернотой. Даже когда деревни собирались и устраивали праздники, фестивали, что тянулись порой несколько дней, и когда костры горели так ярко, что освещали всё вокруг себя и дальше на много метров — это безмолвие никуда не девалось. Люди просто отгоняли его, но оно плотно обступало их границы, очерченные светом огня. Думая об этом, король позволял холодку забираться под тонкую мантию, пронизывать кожу. В завершении мыслей он сошёлся на том, что такое в своём роде милость — жить постоянно в «дне» невыносимо. Особенно со всеми его ужасами, не уступающими ужасу ночных тварей и деяний.       Закрыл окно и лишь по отсутствию чувствительности в пальцах определил, что стоял так, вероятно, достаточно долго. Райсс пошёл дальше, прислушиваясь к себе. Счёл, что уже вполне хочет спать, и порадовался этому. Лечь на кровать и просто заснуть крепким сном нечастое удовольствие. Забот хватало со всех сторон. И через несколько поворотов он получил очередное тому подтверждение. Только на этот раз не такое невинное, как крадущиеся дети. В кабинете его брата, где тот последние недели обосновал себе и спальное местечко, горел свет. Это заставило Ури тут же застыть. Он начал быстро перебирать в памяти события дня, фразы, планы и не нашёл в них упоминания «работы допоздна». Первым порывом было зайти к Роду и осведомиться, всё ли в порядке, не случилось ли чего в такой час, не нужна ли помощь. И мужчина сделал несколько спешных шагов в ту сторону, и только потом до его слуха долетел женский голос. Тихий, но для тишины поместья и этого оказалось достаточно. Не Элфриды. И это заставило короля поморщиться, сделало новый вдох невообразимо тяжёлым. Он же говорил с братом, просил его не общаться с любовницей хотя бы в особняке, не говоря уже о более интимных встречах. Одна из которых, судя по звукам, была в процессе. Поднялся гнев, разочарование. Первое быстро ушло — Ури понимал, что сейчас идти ругаться бессмысленно. Сделает лишь хуже. Второе осело на душе горечью за самого Рода. Ведь брат шёл по очень скользкой тропе, что в любой момент могла завести его к большому удару. А ещё Райсс сочувствовал жене брата, что отдала всю себя семье. Даже страшно было вообразить, как такая измена скажется на ней. И если младший брат не мог повлиять на Рода в его желании не расставаться с любовницей, то можно было пробовать настаивать на том, чтобы тот вёл себя осторожнее, как он делал это всегда.       Ради общего блага, хоть кого-то не замарать в эту историю. Правда, лучше бы вообще такого не возникало. Ури не ненавидел Альму, человек как человек, со своими интересами и особенностями, и сомнения в её чувствах далеко не повод как-то устранять её или вредить. Он считал её нахождение в поместье оскорбительным и неуместным. Даже несмотря на то, что Род искренне убеждал: девушке больше негде сейчас работать, ведь ей после смерти брата надо помогать родителям. Со связями, имеющимися у семейства, тот вполне мог устроить её на не менее оплачиваемую должность, но подальше от королевского особняка. Брат просто хотел, чтобы эта девушка была рядом с ним. И против такого желания сделать что-то по-человечески не получалось. Все разговоры на эту тему приводили к ссорам и ругани, а этого король не любил, да и были они безрезультатны, поэтому дальше этой черты он не заходил, не видел смысла. Как и не собирался ставить ту же Элфриду в известность. Это было бы бесчестно по отношению ко всем и проблему бы не решило. «У всех есть свои секреты», вновь подумал мужчина, проходя мимо двери, где внизу одной тонкой линией сочился свет от лампы. Такой непохожий на лунный. Вскоре кабинет Рода остался позади, но его брату казалось, что на самом деле отдаляется от него слишком медленно, что всё ещё слышит тот шум, что свечение всё ещё где-то рядом за спиной. Некстати подумалось о детях, что те блуждая по коридорам могут наткнуться на кабинет отца. Это заставило Ури притормозить и прислушаться к этим размышлениям. Это привело к другому: уж не подозревали те интуитивно что-то неладное в этом плане? Не поэтому ли двоица сговорилась ночью встретиться и вместе что-то провернуть или проверить? Райсс нахмурился — если дети узнают, лучше не станет однозначно. «Не поискать ли их и не занять чем-то?», он направил свою силу, чтобы почувствовать, где находятся маленькие родственники. Уже готовился идти обратно, если те окажутся в опасной близости от комнаты Рода, однако Улькин и Фрида находились на первом этаже, в кухне. Мужчина облегчённо выдохнул, одновременно задаваясь вопросом, что они там могут делать? Впрочем, это уже было не столь важно, пусть каждый занимается чем-то своим. Справедливо. Запретить это невозможно, потому что такова та же жизнь. Король побрёл дальше и через несколько неспешных минут оказался в своей комнате.       Весьма большой и просторной, не под его вкус, но под вкус подавляющего числа прошлых обладателей координаты. Так что, тут до его собственного выбора даже не дошло. Зато он обставил её для себя. Простая, аскетичная, но и удобная. Ури, как только унаследовал силу отца, распорядился убрать отсюда широкие гобелены с порой неприятными моментами прошлого, лишние тяжёлые портьеры, навевающие подавляющее, мрачное чувство. И комната приобрела лёгкость, воздух стал менее плотным. В отличии от рабочего кабинета, здесь не было комнатных цветов, как и стеллажей с книгами. Большая кровать с поднятым балдахином, большой, чуть ли не в пол стены, стол с личными и архиважными вещицами, стул, комод и небольшой шкаф для одежды, излишне пышный и большой камин, с которым ничего нельзя было поделать. Всё остальное пространство смотрелось пустым. Но Райссу было так проще — здесь ничто не напоминало о делах, об участи, о большой ответственности. Здесь он отдыхал, отстранялся на время от всего. И сейчас хотел лечь и погрузиться в сон без сновидений, без воспоминаний. Задёрнул шторы на всех пяти окнах, разделся и забрался в кровать. То же пустую, вдобавок ещё и холодную. Это его не тяготило — мужчина не жаждал семейного счастья, но желал покоя. Хотя бы на время в отведённом коротком сроке. Вся эта ноша оказалась совсем не такой, какой он себе представлял в молодости. Сейчас, лёжа под одеялом, устроив голову на подушке, Ури отдавал себе отчёт, что не отказался бы от неё, даже знай он хотя бы половину от всего этого. Роду было бы куда тяжелее с этим сжиться. Кто-то должен нести грех прошлого на себе, сохранять хрупкий мирок от погружения в пучины бесполезного насилия и ненависти. Сон стал накрывать, и мужчина смог усмехнулся — это в нём говорила воля Карла, не его собственная. Ведь сам он считал, что можно было бы найти решение более действенное, чем прятаться на острове за тремя стенами, да ещё и муровать в них колоссов. И сделать с чужой волей ничего не получалось. Чего-то не хватало для этого. Ури, на краткие мгновения принадлежащий только себе, уснул.       Кива на крыше последнего дома перед малой площадью переводила дыхание после гонки за повозкой. Полёты на УПМ прошли нервно и порой очень рискованно в своих виражах. С крыши на крышу, с крыши в тёмный, незнакомый поворот, где могла поджидать неуместная преграда, и так далее. А извозчик гнал лошадей почти что галопом. Благо, громовой перестук копыт, ветер в чужих ушах отсекал характерный шум привода за ними. Но под конец девушке всё же пришлось проявить осторожность и несколько сбавить скорость, оглядеться самой. Преследование привело её в окраинный район Шиганшины. Причём юго-восточный и возле реки. Здесь оставалось всё так же тихо, как в целом и на остальных улицах ковчега. Со своего места соглядатай не видела даже фонарей дозорных на высокой стене. Возможно поэтому возница не старался себя вести особо осторожно. Остановил лошадей у крайнего дома, рядом с набережной, бегло огляделся и пошёл открывать дверь повозки. Пока мужчина делал всё это, Кива подобралась поближе, чтобы лучше видеть, слышать и успеть вмешаться, если что-то выйдет из-под шаткого контроля. Заслон с лязгом отодвинулся, дверь открылась, и через несколько секунд извозчику прилетело в лицо ногой. Траут, удерживаемая двумя остальными, негодовала и не собиралась покорно ждать своей участи. Мужчина схватился за разбитую губу и щёку, попятился, а его ругающиеся сотоварищи выволокли девушку наружу. Не стали останавливаться и объяснять той, как надо себя вести. Просто заломили руки больнее и без промедления потащили внутрь дома. Ни кем незамеченная девушка нахмурилась, отметив, что окна здания не просто тёмные — закрыты изнутри досками с чёрной тканью, что создавало нужный, полезный эффект. Зато на крыше не было никого. Что могло её ждать там, и как лучше туда пробраться — неизвестно. Однако Карвен, рассчитывающую на неё, уводили туда, так что особого выбора не стояло. Да и не стоило забывать о цели совместного предприятия. Узнать, что происходит, для чего и по чьему наущению. Глухой стук в дверь.       Поэтому как только возница, матерясь и утирая кровь, побрёл к лошадям, а дверь за троицей закрылась, выпустив на несколько секунд свет свечей наружу, Кива, держась границы построек, пошла в сторону нужного дома. Перебежала к его боковой стороне, осматривая и ощупывая внешние рамы. Те кто-то заделал так, чтобы их невозможно было открыть. Девушка чертыхнулась и запрокинула голову, высматривая выступы. Времени было мало. Очень мало. У неё осталась только крыша и труба камина, потому что идти через главную дверь не вариант, а искать вторую не слишком рационально. Она решила воспользоваться УПМ, чтобы быстрее подняться наверх, и всё же пришлось это делать аккуратно — мужчина с каретой пока оставался недалеко. Подъём, который мог длится всего несколько секунд, занял минуту. Кива ещё раз оглядела крышу на предмет охранника, готовая моментально подскочить и вспороть тому глотку. Но ранние наблюдения не подвели — никого, лишь черепица да две каминные трубы. На всякий случай проверив, какая из них менее тёплая и более широкая, девушка сняла УПМ, перевесила его на руку и без дополнительных промедление полезла туда. Внутренние стены явно давно никто не чистил, так что она моментально испачкалась в саже. Это же обстоятельство мешало и дышать спокойно — хотелось прокашляться, и в горле начало моментально першить. Но соглядатай, привычная к разным условиям держалась, при этом умудряясь тихо спускаться вниз, держа вес на руках и ногах, плавно скользя, переступая вниз. Ничего другого не оставалось. Нужно успеть быстро проникнуть внутрь, пока полицейская там тянет время.