Вокруг нас

      Внутри девушки всё напряглось, а на кромке сознания быстро завертелась уверенность: владелец идёт сюда. Причём, чтобы поймать незваного гостя. А может, и чтобы вышибить воришке мозги. Именно такие ощущения мигом сложились при первых секундах чужих шагов. Кива поставила колбу обратно, задвинула ящик, стараясь сделать это как можно быстрее и при этом не нашуметь. Как мужчина мог услышать её с первого этажа? Или он просто особо мнителен? Она торопливо направилась к выходу, следя за тем, чтобы не выдать своего точного местоположения в этой спешке. Медленные и осторожные движения расходились с подсознательной потребностью выбежать отсюда и сигануть в окно — Мишен или кто бы там не был уже поднимался по лестнице. Ступеньки под ним грохотали, передавая импульс. Привычная ко многому девушка не теряла самообладания, знала — если побежит, то скорее обозначит себя, и тогда планы сорвутся окончательно. Она вышла из кладовой, закрыла её, не утруждая себя более ненужной вознёй с замком, и крадучись, спиной вперёд, чтобы держать коридор под наблюдением, пошла в сторону не запертого окна. Шум приближался быстро и в пустом, тихом доме отдавался разрывами выстрелов. На несколько секунд ей показалось, что разминуться не выйдет, что человек сейчас выйдет из-за угла и увидит её. Слишком быстры, слишком направлены его шаги. Цыкнув про себя, Кива резко подалась назад, ныряя за поворот и скрипя половицами, и в тот самый момент увидела смутную фигуру. С такой же сомнительной чёткость он увидел и её: — А ну стой!!! — басистый и очень взбешённый голос гремел не хуже топота его ног и сулил большие неприятности.       Девушка не стала задерживаться, поскольку мужчина теперь бежал к ней, и рванула по коридору. Никаких препятствий, никакой путаницы комнат, чтобы сбить преследователя с толку или банально запутать. Оставалось лишь быстрее добежать до окна, чтобы тот как можно меньше разглядел её. Мало ли воров в Шиганшине? Или иных шпионов. «Нужно будет теперь ещё поработать и над этим», пронеслось у той в голове, когда она впрыгивала на подоконник. Хозяин дома догонял, пока открывались створки и оценивалось место для приземления. И времени, чтобы прикинуть: как и куда спрыгнуть; оставалось очень мало. Считанные секунды.       Кива, немедля, сиганула вниз и вперёд. Уже в полёте услышала, что Мишен уже подбегал к распахнутому окну, а сама она неумолимо приближалась к каменной стенке напротив. Выставила руки и стопы, почти что как кошка, только ощутила соприкосновение — оттолкнулась в бок, вниз, в сторону двора. Приземлилась, перекатилась кубарем, моментально подскочила и дала дёру, держась ближе к стене дома аптекаря, чтобы тот имел как можно меньше возможности её рассмотреть и запомнить. Их пересечения не закончены. Соглядатай это знала и, ощущая тяжёлый взгляд у себя на затылке, понимала, что и Готтолд это тоже знает. Метры земли под ногами буквально пролетели со стремительной скоростью, и вот она уже была во внутреннем дворе. Через несколько секунд уже бежала в другом переулке, чтобы отдалиться от места, ставшего опасным, и перевести дух. Кива прислонилась к стене, восстанавливала дыхание, позволила мыслям начать анализировать случившееся. Как такового страха не было, но в такие моменты напряжение неизбежно. Всегда стоит оставаться особо чутким, даже если кажется, что всё под контролем. Мужчина, коего не довелось рассмотреть вблизи, тоже об этом не забывал, по всей видимости. Как он почуял неладное? Неужели он действительно услышал, как кто-то возится наверху? Причём в конкретной комнате. По всему складывалось, что — да, именно так всё и было. «Знает свой дом настолько? До крошечного давления пола?», она повернулась в ту сторону, где осталась сложная, не до конца исследованная цель. Преследовать снаружи её, кажется, не собирались. Подождав ещё минуту, Кива пошла прочь — не стоило лезть к уже потревоженному зверю. Она слепо брела по проулкам, пока не вышла к оживлённой улице, там растворилась с толпой. До конца дня теперь требовалось сымитировать аналогичное проникновение и кражу в ещё парочку аптек, чтобы Мишен не заподозрил чего-то особо подозрительного в инциденте, чего-то связанного с тем, чем он занимался помимо легальной деятельности. «Пускай думает, что в этом нет ничего такого. Что просто кто-то для чего-то ограбил лекарственные лавки. Без каких-то приоритетов», рассудила девушка в поисках иных подходящих магазинов.       Через часов пять она уже выезжала из Шиганшины. Закат начался, и дальняя дорога, убегающая в темень и сумрак, со своими непредвиденностями и опасностями виделась особо трудоёмкой. Позади оставалось несколько подводок к делам, однако Кива понимала, что нужно возвращаться и доложить Кенни о полученных сведениях. Опоздавшая информация, что бесполезный трёп. И девушке очень не хотелось подводить тех, кто рассчитывал на неё. При мысли об Аккермане она ощутила спокойствие, привычную, как закон природы, правильность, и небольшое, новое волнение. Её знакомство с Траут и то, что последовало далее, несколько отличалось от обычного. Непонятный, малознакомый мир со своей, хоть и совершенно чуждой приятностью. Стоит ли ему говорить о таком? А если и стоит, ведь она ничего от него умышленно не скрывала ни разу, то как лучше сделать? Собственно, это была первая вещь, вызвавшая такого рода сомнения за всё их знакомство. Тревожила неизвестность реакции мужчины, который ничего подобного тому, что она увидела у четы Траут, не проявлял. Он всегда отдавал распоряжения, брал её, когда хотел, требовал, и они превосходно работали в команде. Это казалось абсолютно нормальным, его дела говорили куда громче слов. Ей не хотелось хоть чем-то не угодить человеку, спасшему её жизнь однажды, поднявшему её на поверхность, открывшему целую жизнь за пределами её простого «выжить». И это чувство волнения… Оно отдавалось действительно новым. Кива выдохнула и погладила коня по шее. Тот мерно шёл по мостовой, и цокот копыт ещё терялся в шуме затихающего города. Внутренние, тёмные ворота, слабо подсвеченные факелами, виднелись впереди, девушка быстро оглянулась вокруг — ничего странного или занятного не увидела и решила, что может ещё поразмышлять обо всём этом, пока не выйдет за относительно безопасные пределы города. Это новое не портило всей безграничной преданности, но тревожило нечто очень смутное в каком-то омуте души. Кое-как пересиливая себя, соглядатай смогла докопаться до части этого: откровенно переживает, что Кенни не понравится такое новое, покажется глупым, тогда как именно ей не хотелось бы совсем такое, и без всякого ограничения — очень редкое, вычёркивать. К тому же, мужчина был опытнее, он мог понимать в таком взаимодействии больше, вдруг она сама… проглядела что-то? Проявила себя глупо, наивно? Но и мысль о том, что тот проигнорирует её слова о странном «приключении», отнесётся так же равнодушно, как и к грязи, неизбежно налипающей к сапогам во время рутины; расстраивала. Ей хотелось поделиться, не только лучше понять, и быть, по крайней мере, услышанной и… Кива нахмурилась — дальнейшее ускользало от её понимания.       Дальнейшее в рамки уличной жизни, где действуют самые элементарные, рыночные правила, не укладывалось. Следовательно, оставалось очень уж непостижимым. Какие-то минуты она силилась объяснить это, найти логику, однако оно ни к чему не привело, и девушка решила, что всё же как-нибудь скажет об этом пустяке, ничего не значащим для дела, Аккерману. А там уж попробует разобраться по ходу. Если эти чувства не уйдут, будут досаждать и мешаться — она всегда может заговорить об этом с Ури. Придя к такому внутреннему соглашению, соглядатай ощутила себя легче, и волнение ослабло, позволив думать о более насущных делах. Стал доносится шум из ближайших трактиров, что первыми встречали поздних гостей южного ковчега. По улицам стали реже встречаться неспешно прогуливающиеся местные. Порой молодые парочки, что прижимались к друг другу и смеясь обходили прочих прохожих. Выдался вполне тёплый вечер, и один патруль гарнизона разместился прямо в небольшом сквере, совсем не обращая внимания на окружающее. За всем этим всадница приближалась к воротам, выехала на небольшую площадь и ощутила прохладный, свежий ветер, что устремлялся в Шиганшину через ворота и сверху. Она поправила плащ, проверила, надёжно ли закреплена поклажа на крупе лошади, и направила ту к пропускному пункту. Миновала его, впрочем, без задержек — те стражники уже откупорили бутыль вина, за ящиками виднелось несколько запечатанных горлышек, и вкушали тихую, безмятежную летнюю ночь. Как и всегда, словно не в их городе прошлась череда таинственных пропаж. Киве это было только на руку.       За стеной она оказалась в другом мире, где властвовали дороги, темнота, леса и бандиты, коим ничто не мешало нападать на путников. Так же сразу стало ещё прохладнее, а вид впереди не выглядел особо дружелюбно. Но девушка привыкла к вещам и похуже, чем теневые заросли и лабиринты деревьев. Беспокойство даже не шевельнулось. Она пустила лошадь рысью, настраивая себя держаться в седле и не свалиться, поскольку это ещё оставалось непривычным образом путешествия. Когда привыкла к качке, проверила ножи. Рядом, удобно быстро достать и пустить в дело, не оцарапав крупное животное. Они ехали по большой, утоптанной дороге, уходившей на север. Не требовалось даже видеть этого, это передавалось в движениях и вселяло больше уверенности. Кива помнила маршрут, но ещё недостаточно идеально, чтобы самой во тьме ночи ориентироваться в этой местности. И тем не менее она то и дело поглядывала в стороны: не мелькнёт ли где факел, какой-то блеск, а, быть может, донесётся какой-то подозрительный шум — всё это могло оказаться деталями дела, коих нужно будет проверить. Ну или, по крайней мере, держаться с особой осторожностью самой. Лес жил своей жизнью, отнюдь не безмолвной. Шевеление листьев, ветвей, какое-то шебуршание, редкий треск, топот животного. И всё оставалось практически невидимым. Солнечный свет таял на глазах, будто бы был дымом. Краски меркли, и, как и всякий подобный, раз девушка не ощущала себя надёжно и знающе, что присутствовало в городах или поселениях во время шпионажа. Возможно, сказывалось детство в Подземном Городе — природа хоть и завораживала, нравилась, но оставалась не до конца известной и мало понятной. Однако она должна была двигаться вперёд, поэтому ехала ночью, чтобы выиграть больше времени и, если повезёт, больше пользы. Не прошло и часа, как всё вокруг погрузилось в темноту, наполненную всё прежними звуками. Кива запрокинула голову, надеясь в просвете крон над дорогой разглядеть небо и прикинуть: ждать ли света звёзд или луны? Наверху лишь чернота, и с её губ сорвался приглушённый, сдержанный выдох напряжения. Вдалеке раздался голос ночной птицы. Не такой певучий, как у дневных пташек. Скорее, нервирующий и предупреждающий. И даже не ведая ни названия этой птицы, ни то, как та выглядит, путешественница знала: это хищник, что вышел на охоту. Скоро выйдут ещё, но лошадь не выказывала никакого беспокойства и не сворачивала с незримой тропы, и девушка доверяла своему спутнику. Через несколько часов они выехали на расчищенную местность, миновали несколько спящих деревушек, а потом снова углубились в чащу.       Ночь тянулась медленно, и Кива даже успела несколько раз задремать. Это порадовало её — она привыкает к езде, а это очень хорошо и полезно. Но приближалось означенное место, где могли передавать особые грузы, и девушка заставила себя встрепенуться. Глубоко вдыхала холодный, бодрящий воздух, наполненный потаённым ароматом трав. Прислушивалась к жизни леса, прокручивала в памяти всё увиденное и услышанное. «Серьёзное дело», подумала она про себя, вспоминая колбу со странным сгустком. Тот тревожил, потому что оставался совершенно непонятным. «Передают ли что-то такое или это лишь сырьё к некому производному? Чего стоит ожидать и к чему готовиться?», настроение плавно переходило в рабочее после нескольких часов щедрой передышки. Наконец второе расчищенное поле, что на карте находилось совсем недалеко от первого на проверку места. Кива кое-как нашла указатель и перепутье, направила лошадь в нужную сторону. Небольшой крюк и, если обойдётся без всяких происшествий, они вернутся на основную дорогу. Пришлось напрячь свой внутренний компас и мысленную карту. По изменившемуся ходу и толчкам животного, она отметила, что дорога стала более ухабистой — лошадь вихляла, выбирая ровные участки. Ветер стал менее сильным — деревья и кусты подступили ближе. Инстинкты ворочаясь поднимались внутри, и девушка ощущала непонятную угрозу. Интуитивно прижалась к лошади, стала тщательней посматривать то влево, то вправо, то вперёд, то за спину. Какое-то время ничего не происходило, потом в зарослях мелькнул далёкий и слабый огонёк, и путница остановила своё животное. Выходит, что-то в этом месте, действительно было. «Или же просто случайность. Но что лучше сделать?», они замерли на тихой тропе в раздумье.       Ури проводил поздний вечер со своими племянниками, играя с ними в очередную незатейливую игру, подобие шарад. Расположились они на ковре у камина в первом холле, ближайшему к главной входной двери. Огонь уютно потрескивал, посылал мягкие и приятные волны тепла, бросал отсветы, что дополняли свет канделябров. Родная обстановка разморила короля наравне с радостью и весельем, доставляемыми общением с детьми. Наивным, открытым и чистым. Он даже и думать забыл о красивой любовнице брата, что крутилась как бы невзначай рядом с Элфридой добрую половину дня. Явно не просто так, но эти думы и проблемы остались следующему дню. Сама Элфрида в кои-то веки отдыхала у себя, в особняке оставалось всё тихо и мирно, а мысль о том, что Род сегодня в очередной раз задерживается на работе, носила иной характер сдержанной тревоги. «Не случилось ли чего в дороге?», этот вопрос то появлялся в думах, то уходил. Брат вполне мог задержаться и просто так. И уж точно не для встречи с новой любовницей, Ури чётко знал, что это не в манере Рода и что это было бы для него сродни предательству ещё и Альмы. Поэтому не видел в таком отсутствии ничего столь пагубного. Простая тревога за родного брата, который рисковал и собой, защищая всех Райссов. Казалось, что за отца беспокоится и Улькин. Он то и дело как-то отстранялся от игры, которую активна вела Фрида. В лице мальчика проскальзывало что-то печальное, и он порой бросал быстрые взгляды в сторону входной двери. — Всё будет хорошо. Он скоро приедет, — заверил его со спокойной, понимающей улыбкой дядя, когда миновало ещё полчаса. — Зна-аю, — огорчённо сказал Улькин, а потом вздохнул. — Просто папа последние недели совсем занят.       Он не сказал вслух: и мне, нам, его не хватает. Но Ури и так понял его, вдобавок отметил, что тот подсознательно чувствует что-то неладное в поведении родителя.       И это вряд ли приведёт к хорошему. Фрида же сжала свой исписанный листок, сверкнула синими глазами. — Он занят, у него дела. Важные, — она оглядела их двоих, словно пытаясь уверить себя в своих же словах. — Такие важные, что он даже ест хуже. И мы должны ему как-то помочь, а не только приставать к нему. Иначе он ещё доль…       Её оборвал стук в дверь, и девочка первая же подскочила и побежала туда, напрочь развенчав собственные речи, где пыталась придерживаться чего-то взрослого. Следом поднялся Улькин, спеша встретить пришедшего. Последним вышел их дядя, который и без всяких тайных сил координаты, только по звучанию того громкого, требовательного стука, определил, что вернулся не Род. Стучали кулаком, а брат почти всегда аккуратно стучал костяшками. Дети сгрудились у двери, а туда же спешил прислужник, чтобы открыть. На вопрос слуги отозвался усталый, но вполне довольный голос Аккермана, и когда дверь открылась, он быстро зашёл внутрь, позволяя столь же быстро запереть надёжную преграду. Мужчина заполнял собой плохо освещённое пространство, казалось сам являлся созданием теней или их подельником, не меньше. Какие-то секунды его глаза блестели как у зверя, а что-то в фигуре распространяло дикую силу. Увидев Ури, черты грязного лица Кенни неуловимо сгладились, а когда он посмотрел сверху вниз на поникших детишек, и вовсе тихо-рассмеялся. — Простите, малые, вашего отца я с собой не привёл, — он принялся расстёгивать пальто. — Надо же, я, выходит, пешим обогнал его карету.