Вокруг нас

      До Митры Кива добралась к концу дня, а в Гермину уже под ночь. Уставшая, но хоть сколько-то успокоившаяся. Решила не говорить с Кенни о своих и его эмоциях — проще вести себя как обычно, не тревожа этого вороха. Но девушка так же решила, что если мужчина вновь поведёт себя «странно», то не смолчит. Хотя бы попытается. Она выдохнула и осмотрелась вокруг. Знакомые здания, тёмное небо, последние люди на мостовой, спешащие домой. Тихий район, где обычного ничего не случалось по-настоящему дурного. Казалось просто невероятным, как здесь мог затесаться Потрошитель и действительно не привлекать к себе внимания. Даже соседей. Обиталище оставалось уютным прибежищем, и соглядатай тихо радовалась возвращению как и всякий раз. Куда-то приходить после тягот, где тебя ждут или где ты можешь хотя бы отдохнуть душой. Камни брусчатки под ногами ощущались через подошву тонких ботинок, над головой раскинулось тёмное небо, затянутое лёгкой дымкой облаков, сквозь которую проступали первые звёзды. В некоторых окнах горел свет, и виднелись фасадные украшения, наружные подоконники, ставни. Всё это Кива рассматривала без особого азарта и необходимости — просто любовалась надёжным видом жизни. У дома Аккермана вот не было внешних подоконников, на коих иногда сушили вещи, иногда ставили горшки с цветами, иногда светильники, поскольку фонарей тут не водилось. Темень позволяла двигаться прямо, без всякой опаски. Дом встретил тем же — из-под захлопнутых ставней не проглядывал свет. Тихо. Из каминной трубы не вился и тонкий дымок. «Может, его нету там?», подумала девушка, доходя до хорошо знакомой двери, на которой внизу облезла островками зелёная краска, достала ключ. Несколько массивных оборотов. Кива осторожно прошла внутрь, закрыла и заперла за собой дверь, только потом огляделась, насколько позволяла неосвещённая гостиная.       Ни силуэта, ни шороха, ни запаха с кухни. Последние несколько часов тут даже не готовили. Девушка, отчего-то стараясь быть как можно тише, выдохнула и принялась снимать обувь, уличную запылённую одежду. Сор и грязь здесь не любили. Половицы под ступнями плавно заскрипели. На кухне в самом деле никого, но вот камин оставался еле тёплым. Соглядатай свела брови, прикидывая сколько должно было пройти часов с момента присутствия мужчины. «В такую погоду… Пожалуй, часов пять», заключила она, чувствуя, что тот никуда не ушёл, а находится здесь. Наверху. Только по каким-то причинам словно караулит, поджидает её как зверька. Однако не идти туда Кива просто не могла, несмотря на всё потаённое напряжение и шепчущий глас инстинкта. Если Кенни и накрутил себя, задумал продолжать и, быть может, углублять свои поступки, то случится это явно сегодня. И всё же девушка пошла в ванну, быстро обмыться ещё не холодной водой, сменить одежду на чистую и… дать себе отсрочку, собраться с духом и новым знанием. Настраивала себя быть сдержанной, хладнокровной и, если потребуется, проявить некую твёрдость, лишь бы он перестал обращаться с ней так, как с игрушкой. Соглядатай минут через двадцать вышла из ванной в просторной рубашке и штанах, с босыми ногами и чуть влажными прядями волос у шеи. Вокруг по-прежнему тишина, никаких перемен, и она направилась к лестнице, даже не прихватив сумку с воровскими вещами. Те могли подождать. Тёмная лестница, знакомые практически на ощупь ступени, площадка, вторая часть подъёма и второй этаж. Кабинет и спальня. Спальня — конечно же туда. Сердце забилось с опасной тягучестью, но Кива набрала воздуха в грудь, сжала пальцы. Ногти впились в ладони. Несколько секунд — выдох, она заставила себя хотя бы внешне расслабиться. Хотя Аккерман и так мог распознать в ней это напряжение и впервые за долгое время недоверие. Но новое, как от женщины к мужчине. Тот же обнаружился не на кровати, а в кресле. В полумраке пришедшая видела силуэтом знакомую позу: вытянутые ноги, запрокинутая голова. Он иногда засыпал так, но в комнате раздался его далеко не сонный голос. Пристальный, подозрительно спокойный, а не уверенный, как обычно. — Что-то ты не торопилась ко мне, малявка, — никакого движения и шороха.       Киве нечего было ответить — могла бы начать искать оправдания, что устала с дороги, что захотелось смыть с себя грязь. Всё это прозвучало бы максимально фальшиво — он и так чуял, что та побаивалась встречи с ним. Пытался определить, нет ли в том причины, что будила его злую ревность. И сейчас она тоже могла это кое-как уразуметь. Поэтому осторожно прошла вперёд к креслу.       Внезапно захотелось разжечь хотя бы одну свечу, чтобы лучше видеть собеседника и… лучше реагировать на его действия. Девушка чуть сместила курс, пошарила на комоде в поисках привычного подсвечника и поджигателя. Несколько щелчков, искр и огонёк занялся на фитиле. Она пододвинула свет так, чтобы больше распространялось до кресла, только потом приблизилась к нему. — Что у Фрицев? — строго спросил Кенни, чуть повернул к ней лицо, стали видны полуприкрытые, но цепкие глаза.       И Кива спокойно, как и обычно, доложила обо всём, впрочем даже на середине рассказа чувствуя, что мужчину занимает по большей части иное. Наконец она умолкла, показывая, что ей нечего добавить. Стояла подле подлокотника кресла и ждала. Жнец кратко побарабанил пальцами по обивке, размышлял о чём-то, но довольно быстро встал с кресла. В самом деле, думать было практически не о чем. И даже своими соображениями или, по крайней мере, указаниями он делиться не спешил. — Скучала, м? — его рука протянулась к девичей шее, несколько грубо схватила.       Аккерман потянул её к себе, не ставя на колени, однако в движении сквозила пока спрятанная боль и властность. Не просто удовлетворить свой голод — снова как в тот раз в ратуше, как после возвращения из Шиганшины. И всё же девушка замерла, пока не решаясь сопротивляться — поднялся и страх, и тревога, и горечь, отвела глаза в сторону. Мужчина же надорвал ей ворот рубашки, хотя никакой надобности в этом жесте не было. Разве что… «Стращать меня сильнее», подумала Кива, борясь со своими эмоциями. Шею на пару секунд очень сильно сжали, потом отпустили, но он склонился и укусил без особой жалости, получив в ответ сдавленное шипение.       Соглядатай ощутила, как его рука перехватывает волосы у затылка, сжимает, как её оттесняют к комоду. Поближе к свету, чтобы видеть. К удобной ему, но не ей, поверхности. Она чувствовала, что он хочет животом упереть её о твёрдую поверхность, наклонить и начать вбиваться. Дико и резко. Угол мебели будет больно впиваться в рёбра. Его не заботил её комфорт. Однако даже не это заставило Киву прекратить следовать чужому направлению, упереться ногами в пол — его пальцы, оглаживающие сквозь ткань промежность, мерзко и хозяйски щупающие, и его нахальные, липкие слова, ранящие её чувство к нему: — Развлекаешься с кем-то, что так стесняешься, а? Не хочешь меня? — его голос опалил, сквозящий угрозой. — Но сегодня мы проведём особо жаркую ночку. Глядишь, принесёшь в следующий раз больше полезного.       Она могла бы счесть, что он просто пьян, поэтому его так заносило. Но тот не был — от него не пахло ничем кроме его собственного запаха. Знакомого, родного. Девушка дёрнулась телом и за счёт неожиданности выпуталась из чужой хватки. После того, как он давно принёс её к себе с улицы, она ни разу не сопротивлялась, чего бы не касался его интерес. Распрямилась и повернулась к удивленному мужчине лицом. Положение ощущалось очень уязвимым, опасным: сзади комод, справа закрытое ставнями окно, слева дверь, а перед ней всей грузной фигурой нависал Кенни. Мерцание свечи скрадывало часть его эмоции, при этом подчёркивало хищный взгляд. — Перестань, — неожиданно твёрдо проговорила соглядатай, а потом продолжила тише, неуверенней, ища подсознательно поддержки старшего, знающего. — Зачем ты делаешь так? Мне… больно. Разве я когда-нибудь отказывала тебе?       Потрошитель тут же вскинул руки, больно сжал её за плечи. Подтащил себе, пригвоздил к полу. Если раньше он утаивал часть недобрых дум, то сейчас откровенно разозлился. — Ты никто, чтобы даже думать об отказе мне, — возмущённо зарычал Аккерманн с недоумением. — Что ты несёшь, дрянь? Кажется, я слишком тебя избаловал, но так я тебе быстро напомню, что стоит ценить.       Казалось, что всё его тело преисполнилось тёмным намерением разума. То могло быть что угодно вплоть до изнасилования толпой. Да только девушка не собиралась узнавать. С неё довольно — сейчас в нём верховодят эмоции, и говорить бесполезно. Она отдавала себе отчёт в том, что сейчас у неё, у них двоих, есть лишь один выход.       Кива быстро до того, как мужчина успел как-либо ограничить её в движении, поднырнула вперёд, делая голенью подсечку, рукой потянув чужую ногу на себя. Мужчина, явно не ожидавший, что протест и сопротивление выйдут на такой уровень, что девушка осмелится на такое, начал падать на спину, но рук не разжал. Соглядатай же оттолкнулась ногами от пола, добавляя импульса и скорости, пролетела над падающим мужчиной, позволяя телу кувырнуться. Треск ткани и в её голове бессвязно пронеслось, «Рубашку можно пускать на тряпки». Она больно приземлилась плечом о половицы. Раздался глухой удар. Но быстро подскочила к двери, уже открыла её, и окрик заставил её покорно и бездумно замереть: — А ну стой!!! — командный тон разнёсся уже откуда-то с вышины, а не от пола.       Разве она не привыкла просто доверять его голосу и не сомневаться? Несмотря на весь ужас и горечь, она остановилась, развернулась на пороге. Жнец действительно уже стоял, серые глаза сверкали огнями зверя — не человека. Уложенные волосы растрепались, его грудь тяжело вздымалась. Не от боли или сбитого дыхания — от гнева. «Он может меня убить в таком состоянии или изувечить», хладнокровно отдала себе отчёт девушка, не чувствуя боли в потревоженных ранах, в самом сердце, в глазах. Там отчего-то начало гореть, щипать. — Сейчас ты подойдёшь ко мне, — жёстко выговорил мужчина, хищно скаля зубы, — и будешь паинькой. Подойди. — Нет, — тихо просипела Кива, приходя к мучительному понимаю, что иначе постоять за себя не получится, что иначе не выйдет, и от того, что сейчас человек, бывший для неё очень важным, превратился, пусть и на время, в угрозу, по щекам полились горячие слёзы. — Кива! — проревел он и бросился к ней.       Но девушка среагировала молниеносно — отскочила в темноту коридора, хлопнув дверью, устремилась к лестнице. Она знала, что, может, ловчее, но на короткой дистанции не убежит от Кенни. Он всегда был сильнее, умелее. А грохот ног сзади, казалось, содрогал не только её душу, но и весь дом. Укромное прибежище рушилось, осыпалось. Как и всё прочее.       Соглядатай прямо с верхней площадки перемахнула вниз, приземлилась на ступени у первого этажа, подвернула ногу и покатилась кубарем вперёд. «Плевать», она побежала к окну на кухне как к самому ближайшему, чтобы не терять преимущество в несколько секунд. Не смогла бы найти сейчас ключ от двери. Знала, что Кенни не станет повторять столь рискованный манёвр в темноте. Знала, что не хочет столкновения — проще сейчас убежать. Возилась со ставнями, а за спиной, по лестнице грохотал Аккерман. Последняя защёлка, а человек сзади приближался, его гневный окрик без слов. Кива без раздумий просто выпрыгнула в раскрытое окно, выпала в переулок между домами. Встала и побежала так быстро, как только могла. Сзади раздалось тяжёлое, но более аккуратное приземление, но ужаса преследование не вселило. Девушка понимала, что улица её преимущество. Она знала их лучше мужчины. Понимал это и сам Кенни, поэтому когда девушка пересекла мощённую улицу и скрылась за поворотом, остановился сам. На душе бурлило варево из гнева, возмущения. Кровь пеленой застилала рассудок. Она посмела сказать ему: «нет», но сейчас на прохладной ночной улице Гермины первая вспышка начинала затихать, оставляя после себя что-то иное. Вязкий осадок и ком пугающих чувств. Сожаление? Столь редкий гость в его сердце. Потрошитель выдохнул, признавая про себя, что своими действиями спровоцировал девушку на всё это. Что всё вывернулось из-под его привычного контроля и не потому ли, что сами его действия исходили не из простого собственичества и мнительности… — Блядь, — сплюнул он на дорогу, сунул руки в карманы брюк.       Кива растворилась в ночи, и сейчас, вероятно, далеко. Он мог бы пойти её искать, но понимал, что нужно для начала сперва успокоиться самому. Да и девушка всегда возвращалась домой. Всегда. Куда ей ещё идти? «Побесится пару часов, сама придёт», мрачно заключил Аккерман и пошёл обратно в переулок.       Кива бежала, пока не устала. В беге можно было ни о чём не мыслить, не обращать внимания на прохладу забирающуюся под разорванную рубашку, ни на то, что камни порой больно впиваются в босые ступни. Но всё же ей пришлось остановиться — слёзы и плач, что она держала в себе, душили. Она закрыла рот ладонью, несмотря на то, что жадно глотала свежий воздух, и прокричала от муки. Мысли в голове суматошно роились. Что она сделала?! Ужас за содеянное открывал не менее сложную вещь: как ей потом вернуться? Что будет дальше? И всё же над всем этим главенствовало тоскливое облегчение — за себя она постояла, чего не сумела когда-то давно, не дала надругаться над собой по-новому. «Быть может, завтра он будет поспокойней. И мы спокойно всё обсудим», девушка закрыла глаза, отступила к стене. Прижалась к каменной кладке спиной и сползла на землю. Хотелось ничего не делать, и она более без мыслей пялилась в черноту, позволяя слезам течь. Жалящие эмоции и обида уходили вместе с солёной водой. Так шло долго. Как Кива не куталась в обрывки, холод пронизывал всё сильнее. Но хотя бы горечь на сердце сделалась менее ощутимой. Её жизнь была понятной до того, как Кенни начал своеобразно проявлять новые для неё эмоции. Понятна, проста и приятна. Сейчас же приходилось иметь дело с этой проблемой. Если бы мужчина только захотел её понять. Выслушал бы или бы помог исторгнуть эту эмоцию к нему… Она подняла голову, но небо не подмигнуло звёздами. Красота небосвода закрылась от неё. Соглядатай утёрла глаза с досадой. Ночь продолжалась, и в какой-то момент в тишине послышались шорохи на соседней улице.       Люди. «Должно быть, дельцы выходят на дело», подумала Кива и начала вставать. Лучше держаться в стороне от таких, хотя обычно люди ночи не трогали друг друга без причин. «Дойду до ратуши», решила девушка, поскольку не хотела возвращаться домой и побаивалась Кенни. Больше всего сейчас хотелось в особняк Райссов, к Ури, что мог бы её понять и не высмеять, просто дать поддержку. Но до туда очень далеко. Невообразимо далеко. Она сдвинулась с места и побрела к улице, чтобы вывернуть на дорогу к столице. Медленно брела, погружённая в отстранённые мысли. Слишком велико потрясение вечера. Не заметила и того, что по улице тоже шли. Смутная группа людей. Пять или даже семь. Кива, хоть и помнящая о своих обязанностях, не стала к ним приглядываться, просто бездумно свернула в переулок подальше. А через несколько минут сзади к ней уже подбегали. Интуитивно дать дёру девушка не успела, по голове что-то прилетело. И уже теряя связность мыслей, она распознала, что это напоминало снаряд из пращи. У неё когда-то давно имелась такая. Когда-то в прошлой жизни. Девушка припала на колени, но попыталась быстро подняться, чтобы всё же убежать. Внезапно всё это показалось ей знакомым, одной из заварушек подземелья. Не пришёл даже страх. Только чёткое понимание: надо бороться, надо сбежать. Куда угодно, к тому же Кенни. Но на неё уже навалился один из ребят покрепче, повалил и приложил головой оземь. Кива упорно хваталась за меркнущее сознание, и то в подарок напомнило ей собственные же слова: «В южном районе Сине несколько пропавших без вести». «Похищенных», поправила она себя, губы изломило в ядовитой ухмылке. Внезапно стало плевать на то, что они с ней могут сделать, но и затаивалась то хищническое, что в ней присутствовало и обычно скрывалось, что Аккерман без сомнений признавал в ней. Когда она придёт в себя, если придёт в себя, то будет грызть глотки.