Вокруг нас

      Казалось, что Кива задремала после того, как Элфрида перевязала её и дала лекарство. Девушка не рассказала очень уж много: что угодила к работорговцам, что это в Утопии, что похищают людей из центральных ковчегов. Её голос оставался слабым, уже «плывущим», взор терял ясность рассудка, и жена не позволила дальше расспрашивать пришедшую. Поэтому Род остался с весьма обрывистыми сведениями и немаленьким вопросом. Почти что дилеммой. — И что мне из этого им рассказать, — задумчиво произнёс он себе под нос, закрывая дверь, — когда они вернутся.       Элфрида проигнорировала это изречение, направилась по коридору, неся испачканные инструменты и тряпки. Мужчина поглядел ей вслед с усталой тоской, перехватил таз с окровавленной водой уже двумя руками и пошёл за ней. Все разговоры остались в гостевой комнате. И проблемы новой ситуации, над которыми он старался думать, не слишком спасали его от гнетущего молчания. Но Райсс чувствовал, что то общее, имеющееся у него с женой, никуда не делось. Иначе бы им не удалось работать слажено и помочь Киве, оставленной сейчас на покой. Неловкая тишина между ними стала особо очевидной — ведь им было что сказать друг другу, несмотря на то, что женщина отгораживалась. Они спустились на первый этаж, дошли до кухни, где обычно занимались готовкой, разделкой. Пол и стены обшиты гладкой плиткой, которую легко мыть. В особняке было лишь несколько таких «продуманных» комнат с водой для разных задач, но жена бессознательно спустилась в эту — самую простую и не таящую особых секретов. Как и всегда — не лезла туда, куда не стоит. Род украдкой выдохнул и взглянул на неё с сочувствием и теплотой. Элфрида не была ему чужим человеком. Аккуратно выливая окровавленную воду из таза, он прислушивался к её движениям. Тоже осторожным, словно она опасалась привлечь к себе лишнее внимание, что повлечёт новый разговор или взаимодействие. Женщина методично счищала кровь с рук, хмурилась. Слышалось лишь журчание воды, шорох да приглушенные стуки от таза, обуви.       Время тянулось мучительно, и от всех невысказанных слов, эмоций делалось только хуже. Род решился всё же попробовать начать говорить. Снова. — Элфрида, спасибо тебе за помощь. Я знаю, чего это тебе стоило, — начал мужчина, комкая в руках полотенце. — Я думаю, что лучше нам, правда, всё спокойно обсудить. — Нам нечего обсуждать, — бросила женщина даже не оглядываясь, но её муж знал, что это не так. — Всё останется как прежде — вы Райссы. Делай, что хочешь, только не беспокой ни меня, ни детей. — Не нужно так отмахиваться от того, что мы семья. Да, без этой любви, но моё уважение к тебе не становится от этого менее искренним, — Род подошёл к ней, близко, не решаясь положить ладони на плечи: натруженные, немного покатые. — Э-эли. Я знаю, что и ты не была счастлива…       Жена развернулась и влепила ему пощёчину. Её лицо исказили гнев, боль — кровь прилила к щекам. Она тряхнула пальцами, будто ей было неприятно касаться его в принципе. Задышала чаще, и во всём этом проступала её подлинность. Ту, что она обычно подавляла и направляла в заботу обо всём. — Я рожала тебе, я мирилась с этой игрой. Что моя жизнь мне не принадлежит, — прошипела она, чтобы не сорваться на крик, что так рвался из её груди. — И ты даже не нашёл в себе уважения ко мне… сделать так, чтобы мы хотя бы не узнали об этом. Ты разрушил всё то, что хоть когда-либо было. Нам не о чем говорить!       Род смотрел на неё и ощущал понимание, ту общую боль, а ещё и ту привычную не любовь, но симпатию к ней. Поэтому обнял её без предупреждения, прижал к себе, несмотря на ярое сопротивление. Которое начало ослабевать, а затем пришли и слёзы. — Что я могу сделать, чтобы тебе стало лучше, Эли? — тихо проговорил Райсс, смотря поверх женщины в стену. — Я хотел, чтобы и ты стала счастливее. И думал, что мы все сможем прийти к новому. Я видел, как ты страдаешь в нашем браке, но и сам пытался сгладить очевидную проблему. Вместо того, чтобы сразу решить. Я очень виноват перед тобой и в этом.       Словами пытался выразить и свою боль, с какой помогала ему только Альма. Хотел… быть понятным. И жена его не оттолкнула и не одёрнула резким словом. Хоть он и ощущал, что та не смягчилась. Ему этого и не требовалось.       Эта искренность пусть и недоброй эмоции со стороны Элфриды радовала — словно со дна воспоминаний об их первом годе совместной жизни выудили нечто особенное и приятное. Какое-то особенное время, когда они общались не как муж и жена, но как два человека. Понимающих, молодых, сильных в том бремени, что их настигло. Сейчас мужчина ощущал, что у них ещё всё может сложится дружески. Пришёл и прилив внутренних сил, и большее успокоение, уверенность не только в себе, но и в ней. Она ведь не глупая и сильная духом женщина, и он никогда не сомневался в ей. Даже сейчас они смогли работать вместе. — Я не хочу об этом говорить сейчас, — наконец сказала Элфрида и отстранилась, отходя на ещё пару дополнительных шагов. — Может, позже. — Конечно, спасибо за это и за всё, Эли, — Род благодарно кивнул.       Неловко помолчав, они вышли из кухни и пошли к лестнице. Жена со светильником, чтобы подняться в свой покой, муж же ещё не решил, куда ему лучше пойти — просто брёл за компанию, одолевая усталость мыслей. К счастью, никто из слуг не бродил по коридорам, и те оставались уединёнными. Их некому увидеть, некому потом шептаться обо всём, строить новые домыслы. Род ощущал, что дополнительные разборки его подведут под очередной срыв, а тех лучше избегать. Только не тогда, когда с Элфридой вроде бы что-то проскочило. Тёплое и человеческое. Они, не сговариваясь, остановились у ступеней. Вновь молчание, как будто бы они о чём-то не договорили. — Ури ушёл гулять с Аккерманом? — невзначай спросила женщина, лучше закутываясь в шаль. — Да, — коротко ответил Райсс, не особо дивясь её проницательности. — Но не переживай об этом. Я сообщу им то, что услышал от Кивы, и дальше они решат всё сами.       Жена вскинула бровь.       И этот жест без её обычной участливой маски хранительницы семейства смотрелся очень точным, привлекающим внимание. Это помогло Роду мысленно встряхнуться. — Тебе лучше рассказать им прежде всего о Киве, — холодно заметила она, покачав головой. — А не так, как ты задумал. — Не стоит, — мужчина пожал плечами, свёл брови — в самом деле склонялся к тому, чтобы сказать, что девушка ушла. — Кеннету лучше не знать о ней сейчас. Пускай она побудет в безопасности хотя бы у нас. Ты не представляешь, как подобные ему обращ… — Я не уверена, что смогла правильно обработать её раны, — прервала его Элфрида на пару тонов ниже. — Уверенна, что господин Аккерман в этом более сведущ. — Этот господин Аккерман уже сделал с ней что-то, что даже она убежала от него, — ядовито прошипел Род, не скрыв на этот раз своё возмущение. — И ты хочешь, чтобы я выдал её?!       Элфрида сжала губы в сердитую полоску, пальцы в кулаки, подошла к мужу. Возможно, чтобы не разругаться на весь первый этаж, пока самообладание не оставило. Но и он не собирался отступать от своего мнения. Внезапно ощутил и слабую радость — женщина ведь всё ещё говорила с ним, они обсуждали вопросы и дальше. Не только в рамках срочного исключения. — Я хочу, чтобы ты не вёл себя как упрямый индюк, — выговорила она, ткнула его пальцем в грудь, глубоко вздохнула. — Я помогла тебе, потому что это вопрос чужого здоровья, а не моих обид и чувств. Будь добр, засунь свои в задницу и доделай хорошее дело. Хотя бы его не испорть. — Я хочу как лучше, — огрызнулся Райсс, потёр переносицу. — Я не думаю, что это правильно. Но время всё взвесить ещё есть.       Ругань не прекратилась — нарастала вместе с незримым накалом чувств. Они всё же слишком хорошо знали друг друга, и это сказывалось. Упрямство, любовь к порядку и внутреннее благородство присутствовало у обоих. В какой-то момент обмен фразами перешёл на более личные укоры к совсем другой теме. И Род в этой суматохе отстранёно, немного радостно подумал, что они ругаются взаправду как муж с женой. Но сам спор поглотил их двоих настолько, что на минуты забыли об измене, что так навязчиво висела над ними, над этим домом. Из этого их вырвало осторожное хмыканье.       Ури и Кенни вернулись в особняк после долгой и в чём-то утомительной прогулки. Из ночного мира природы, полного своей жизни, в застывшую тишину особняка. Даже темень ощущалась как-то иначе, более мрачной, таящей в себе особые секреты. Ощущать такое в сравнении с тем, каким это место бывало светлым, было неприятно. Райсс тяжело выдохнул, а его спутник беззвучно хмыкнул — дерьмо случается везде и со всеми, без исключения. Аккерман стягивал лёгкое пальто, и хоть тело не устало, всё же внутренняя измотанность давила и сковывала. Они более не говорили — всё сказано. Но в тишине Потрошитель, наклонив голову, тут же уловил сердитое перешёптывание за поворотом и сделал знак своему спутнику. Райсс насторожился, но уже через несколько секунд пошёл вперёд, решительно и бесшумно. И они оба направились туда: проверить не случилось ли чего нового за время их отсутствия. Увидели сначала отсветы лампы, потом голоса сделались узнаваемыми, хоть и неразборчивыми, наконец поворот разрешил всякие сомнения: Род и Элфрида стояли друг на против друга, о чём-то переругиваясь. Причём настолько увлечённо, что не заметили нежданных свидетелей. Те же вслушивались в фразы, и, поняв, что ругаются не из-за измены, а вообще, переглянулись со сдержанным недоумением. Что-то тут явно произошло, иначе бы эти двое рядом с друг другом даже не стояли, да ещё в коридоре, куда в любой момент может выйти кто-то из слуг. Бессловесное совещание продлилось секунд десять, и Кенни пожал плечами, огляделся получше, пока Ури откашлялся. Род дёрнулся, повернувшись к ним, а Элфрида подняла лампу, чтобы лучше осветить лица пришедших, сжала губы. — Простите, что помешали вам, — тактично начал младший Райсс. — Но у вас всё нормально?       Аккуратный вопрос повис в воздухе. Род скользил глазами с родственника на нежеланного гостя. Понял, что времени раздумывать просто не осталось — всё занял, по сути, бессмысленный спор с женой. И казалось, что Аккерман недобро, цепко прищурился, заметив чужое затравленное беспокойство. Подобно зверю, что почуял запах страха. Внутреннее напряжение у брата короля достигло определённой точки, а выбор ответа сузился до узкого горлышка. Либо да, либо нет. А ещё могла и жена взять инициативу в свои руки. Он отводил себе последние секунды на оценку ситуации, взвешивание всех зол и убеждений.       Но ещё до того, как невысокий мужчина раскрыл рот, чтобы для начала предложить Элфриде подняться к себе, сверху у лестницы раздался шорох, возня. Они все взглянули туда, хоть и с разными побуждениями. Ури и Элфрида из опасений за детей, что могут снова увидеть лишнее. Род с досадой знания. Кенни ж из привычки держать ситуацию под контролем, но увидев человека на на площадке второго этажа обомлел больше всех. Кива. Она шла к спуску, опираясь одной рукой о стену, наклонившись вперёд и придерживая бок второй рукой. Как есть в одних бинтах и штанах, грудь и спина тяжело вздымались. Секунда натянулась как струна. До предела. Аккерман смотрел за фигурой, не веря в реальность происходящего, в то, что она всё равно стремилась куда-то с упорством. Может… к нему. Если Род, конечно, сказал ей, что он тоже здесь. В сердце что-то гулко ухнуло. Кенни без промедления взлетел по лестнице, отмерев первым, игнорируя всё прочее. На ходу оценивал состояние, гадая, в какую переделку девушка, ставшая такой дорогой ему, могла угодить. Кива же с усилием подняла голову на шум и увидела его — затуманенный взор несколько прояснился. В синих глазах проступила и боль, и радостное облегчение, девушка потянулась к нему, и в тот самый момент мужчина бережно подхватил её на руки под спину и колени, ощущая внутри непривычное смятение и тепло. Его пальцы наконец сжимали её тело. Впервые с той ссоры. «Всё будет хорошо теперь», подумал Потрошитель, не решаясь сказать это вслух. Все слова сделались пустыми и излишними. Хватало и ощущения, что ослабевшая Кива жмётся к нему. Он без всяких раздумий и промедлений понёс её по коридору, понимая, что раз о той уже позаботились — стало быть, она выбралась из одной из гостевых комнат. И там они останутся вдвоём какое-то время. С каждым широким шагом чувствовал успокоение и радость — Кива тянулась к нему даже после того, как он потерял самообладание и сделал ей особо больно. Это не давало спасительного облегчения или довольства, но открывало возможность к общению. Полуоткрытая дверь нашлась в удалённом крыле, сквозь щель мерцал свет, и мужчина внёс туда девушку.       Её дыхание сделалось не таким тяжёлым, однако усталость сочилась во всём: теле, слабости. Она ощущалась как никогда маленькой и уязвимой. Аккерман прошёл к нерасправленной, смятой кровати. На покрывале виднелись пятна крови, на стуле рядом изодранная рубашка и чужая, грязная куртка. Всё это он отмечал сухо и отстранёно — в приоритете было состояние Кивы. Опустил её на кровать, осмотрел бинты получше, не ведая что под ними. «Старая рана в животе, и, кажется, новая у шеи и ключицы. Следы на запястьях, как от кандалов», отметил Потрошитель, скользнул глазами к зафиксированной распухшей лодыжке. Вспомнил, как соглядатай прихрамывала в бегстве, но не сбавляла скорости. «С того дня она явно не ухаживала за ней. Что-то случилось той же ночью», недобро заключил мужчина, легонько провёл пальцами по отёчной, наспех обтёртой коже. Наконец он нашёл в себе достаточно решимости, готовности принимать новую боль и взглянул ей в глаза. Девушка смотрела на него вымучено, снизу вверх — первая реакция прошла, и то открытое чувство, с каким она цеплялась за него, притупилось. Но ненависти или неприязни не угадывалось в выражении вымученного лица, и Кенни аккуратно взял его в шершавые ладони. Огладил пальцами, продолжая взором искать что-то в Киве, в её мыслях и душе. А может, и говорил что-то на том особом языке, доступным лишь им двоим. Наконец он поцеловал её в лоб и аккуратно прижал к себе, насколько позволяли чужие раны. Впервые открытое выражение его глубинных чувств. И она ответила, чуть потёрлась головой, выражая свои чувства, положив одну руку поверх его ладони. Принятие и такой же ответ, пускай и более робкий.       Через минут пять Аккерман всё же прервал контакт и начал осторожно снимать бинты — посмотреть и убедиться, что не требуется большей помощи. Раздражённо хмыкнул, поскольку рану у ключицы требовалось зашить. Соглядатай молча указала взглядом куда-то на стол, где стояла одна из ламп. Там лежали неиспользованные бинты и инструменты. Элфрида не решилась работать с иглой и кетгутовой нитью, хоть и сумела правильно надёжно зафиксировать рану, обработать её и отчистить. Мужчина встал и нашёл бутыль спирта, обработал руки, закатал рукава и принялся за работу. Аккуратно стягивал разрез, оставленный определённо кинжалом. Кенни мог даже чётко представить его форму, лезвие и даже предположить, как именно тот вошёл в девушку. Об обстоятельствах пока не спрашивал — наслаждался её возвращением, и не покорностью, но тихой взаимностью. Кива, над ключицей которой работал Жнец, начала даже засыпать. Словно его близость действовала волшебным и удивительным образом. Она расслабилась, наконец «дойдя» до него. Аккерман закончил и встал убрать нить с катушкой, налил воды в стакан, пачкая стекло снаружи кровью. Вернулся к девушке и помог ей выпить, придержав за голову. Её губы, обычно вполне розовые и чёткие, сделали сухими и потрескавшимися, белыми. Стакан опустел быстро, впрочем и сама Кива слабела не с меньшей скоростью. И он прижался лбом к её, баюкая. Вскоре соглядатай провалилась в сон. Необходимый и, вероятно, не очень глубокий. Всё же мужчина подождал, пока её дыхание выровняется и только потом отстранился. Задумчиво смотрел на заново перевязанную девушку. На душе царил покой, на который облачком налетала тревога: он был уверен, что она поправиться, но боялся, что мог что-то проглядеть, не заметить или же… не знать о том, что та испытала за несколько дней, за время пути сюда. Но чувствовал, что она правда шла к нему. Кенни пригладил её по макушке и встал — нужно было дать ей покой, а там она всё расскажет.