Вокруг нас

      Кива закончила рассказывать о своём незапланированном похождении, и Ури медленно, удивительно мягко ей поведал о том, почему то место одно из основных и для чего оно такое. Титанам нужно пространство и, как правило, свет солнца. Если в месте у Шиганшины ей довелось натолкнуться на небольшую лабораторию исключительно для сложных компонентов, совершенствующих готовые варианты, и подтверждение тому рёв ночного титана. То у Орвуда проводились базовые опыты в попытках добраться до лучшего состава сыворотки, разобрать механизм её действия и, может, обратного обращения путём химической реакции. Соглядатай указала на достаточную близость разнообразных шахт для добычи веществ, и король согласился с тем, что это, скорее всего, частично обуславливает выбор места для подобных опытов. Север Сины удобное и тихое место, да и наличие пещер облегчает работу по обустройству. Райсс спросил девушку, не видела ли та там кристаллов, и ей показалось, что этот ответ его очень интересует. Однако ей нечего было сказать о необычных камнях — те не попались на глаза. И когда Кива спросила о том, как можно было так незаметно обустроить подобную базу, то Ури вовсе помрачнел: покачал головой, лоб наморщился в неком страдании, губы поджались, а в лучистых глазах появилась боль. Девушка предположила, что мужчина либо не знал, либо догадывался, и как раз это его пугало. Поэтому она не смела возражать, когда он перевёл разговор в другое русло. Спрашивал её о самочувствии и, неожиданно, немного о прошлом. На этом дверь в кабинет открылась, привлекая внимание двоих, и в проходе показался ушедший и уже вернувшийся Аккерман. Король кивнул чему-то, возможно понятному лишь ему и другу, мягко обратился к собеседнице: — Надеюсь, это поможет тебе быть осмотрительней, Кива. Теперь ты будешь лучше знать, что высматривать и чего опасаться, — он улыбнулся ей несколько устало и вымучено, но и по-доброму, завершая разговор. — Будь осторожна. — Спасибо, — коротко и искренне вымолвила соглядатай, встала со стула и направилась к двери.       Понимала, что сейчас требуется этих двоих оставить наедине. У них есть что обсудить. Она с вниманием взглянула на Кенни, уловив привычный запах терпкого табака. Тот стоял вроде бы расслабленный после прогулки, но в высокой фигуре угадывалось нечто мрачное. Насторожённое.       Проходя мимо, Кива огладила его плечо и предплечье, послушно и быстро вышла в коридор. Аккерман выдохнул, притворив за собой дверь. Несколько секунд тишины, и он впился серыми глазами в не менее серьёзное лицо Райсса. — Ну? Что скажешь? — грубовато спросил Потрошитель, проходя вглубь знакомого кабинета.       Ухватил стул, который до него занимала подчинённая, отодвинул. Раздался грохот тяжёлых ножек. Неприятный и царапающий что-то внутри него самого. Он сел, вальяжно откинулся и расставил ноги. Но во взоре по-прежнему читалось напряжение, и Ури сам пересел поудобней. Навалился локтями на стол, обхватив ладонями предплечья. Набрал воздуха в узкую грудь. — Вещества, которые в неё попали с пулей и которые ей возможно давали там, не повлияли и уже вышли. Но, — парень нахмурился и холодно, чётко добавил: — более большая доза или более сложные сочетания могут отразиться. — Погоди, — Кенни поскрёб щёку, а облегчение на лице смешалось с озадаченностью, — Род говорил, что то вещество на пуле должно в норме парализовать. Даже если неправильно обработанное, то эффект в крови должен хоть частично проявиться. Ещё те выблядки, наверняка ей что-то кололи или подмешивали в еду для подготовки к опытам. А ты посмотрел её своей силой, и… — Эффекту мешается примесь не элдийской крови. Правильно думаешь, — подтвердил Ури с кивком, прикрыл глаза. — Это и хорошо и плохо: я не смогу ей помочь, даже если сила откликнется. Я не смог заглянуть ей в память, но она не твоего рода. Ты никогда не спрашивал её о детстве? Откуда она и кто её родители?       Таким новостям Аккерман недоуменно фыркнул, скрестил руки на груди. Некоторые мгновения потребовались, чтобы совладать с этим потрясением. «В ней и не чистая кровь элдийца? Странно, учитывая её происхождение», подумал мужчина, а потом в голову пришло осознанное понимание. О её истоках он не знал практически ничего. Точнее, знал — у всех крысёнышей схожая история: «Да и она не рассказывала, хотя возможно, что и не помнит сама. И когда ей о таком трепаться?», он рассмеялся и вернулся в реальность из этих рассуждений. — Я не спрашивал, Ури. Это не так важно, на самом-то деле. Может, — Кенни пожал плечами, и движение вышло немного резким, — её мать была шлюхой-азиаткой. Или отец принадлежал иноземному роду. Сколько их оказалось вместе с нами в этих стенах? — Не так-то много, — Ури на секунду задумался, возвёл взор к потолку. — Азиаты, ещё парочка: небольшое марлийское семейство Ферльёр, верные Тайберам. И одна большая семья из морского государства рядом, Милрайты. Кстати, с Милрайтами Аккерманы частенько заключали браки, — он подумал, а потом строго добавил: — И разумеется, Фрицы. — Лишняя причина повнимательней смотреть в Подземном Городе на предмет такого, — осклабился Аккерман, однако веселье не смогло унять серьёзность темы. — И как я понимаю, беречь её кровь. Не давать её нашему предприимчивому врагу.       Райсс согласно кивнул. Оба понимали, что чем больше возможностей у противника в исследованиях, экспериментах, тем хуже. Пока ещё ситуация не вышла из тени и пока враг не особо догадывался о том, что к нему уже приглядываются.       Драгоценное время подготовки, и Кенни знал, что растягивать его очень уж долго не выйдет. Жизнь всегда очень подвижная. Он уже представлял, как и что стоит делать, чтобы наблюдать и ловить реакцию врага, что либо подтвердит его выводы, либо опровергнет. Незримые колья для сети вбивались вовсю, и Жнец знал, что действительно плетёт прочные ячейки. Способные выдержать неприятные моменты того же прошлого. При возвращении мысли к тайнами происхождения, к прошлому и его идеи, его губы вновь растянуло хищной улыбкой. Он сфокусировался на молчаливом Ури, тоже ушедшим в себя на эту минуту. Медленную, тягучую, но неумолимо прошедшую. — К слову о прошлом, ну что? Убедился в том, что я говорил? — хмыкнул Аккерман, поводил руками и ухватил со стола закрытую чернильницу, принялся неглядя крутить.       Движения напоминали обращение с ножом, однако Райсс не обратил на это никого внимания — сник. Эта тема не давалась уже ему легко. Груз силы и в то же время просто сыновье восприятие родителей давили, душили. Да только отрицать больше нельзя было. Король зарылся пальцами обеих рук в светло-русые волосы и на выдохе негромко произнёс: — Я почти уверен, что это дела отца. Ни у кого больше не было такого влияния и возможностей. Я не могу поверить, — его рука прижалась к груди там, где билось сердце, пальцы сжались, а потом слепо подняли к голове, — но здесь я понимаю. Кива говорит, что там старое всё. Двери, скамьи, даже кандалы. Должно быть, это самая старая их лаборатория. И они успели обустроить несколько новых, более хитрых и продвинутых. Как та у Шиганшины, — он собрался, поднял наконец взор, ставший жёстче, решительней, на друга. — Нужно действовать быстро, Кенни. Пока последствий не так много. Склады. Займись ими, так мы сможем… — Я охочусь на людей, не на животных, — голос Потрошителя неоспоримо скользнул чуть выше, а пальцы не прекращали перебирать вещицу. — И на этой охоте свои правила, Ури. Верь мне — первый удар будет нанесён с максимальной выгодой для нас. Но вот, что я всё думаю, могут ли гонения на Аккерманов быть связаны с тем, что учудил ваш папаша? Неужели почти весь мой род погиб не только за инакомыслие, Ури? — мужчина прищурил серые глаза, но это не утаило опасный огонёк внутри. — Больше полувека жили себе спокойно. За что на них охотились почти так же, как и мы собираемся охотиться на этих людей?       Райсс поморщился и с мукой вдохнул, запрокинул лицо к потолку. Жнец с силой поставил чернильницу обратно на столом.       Громкий стук повис в тишине кабинета. Король, который заставил себя думать и связывать открывавшиеся догадки с фактами прошлого, обессилено встал с кресла и обошёл стол. Встал перед развалившимся на стуле госте. В глазах Ури появились слёзы сожаления, впрочем в голосе звучала и особая, добрая сила. — Отец говорил, что Аккерманы опасны и что они вышли из-под контроля. Возможно, отец с главой вашего рода и пытался проводить какие-то опыты, чтобы решить элдийскую проблему. В конце концов, Аккерманы единственные нашего народа не подверженные обращению в титана. Но видимо, что-то пошло не так. Возможно, отец не захотел или не смог идти до конца из-за воли Основателя, и Аккерманы из-за этого восстали. А может, они из этих опытов узнали нечто большее и поэтому воспротивились воли Имир, — король отстранёно сморгнул, а потом взял друга за руку. — Если я что-то вспомню, я обязательно расскажу тебе, Кенни. Ты имеешь право это знать больше всех. И я могу назвать некоторых людей, с коими отец общался очень близко. Я прочёл оставшиеся от него переписки и записи. Хоть что-то. — Этого хватит на первое время, — устало отозвался Аккерман с тоскливой усмешкой. — И это лучше, чем ничего, Ури. Разберёмся. Я не злюсь на тебя, просто рассержен, что в этом бардаке может быть замешано то, что осталось от моей семьи. — Всё будет хорошо, Кенни. У нас есть настоящее, — теперь Райсс положил ладонь на лоб мужчине, провёл, закрывая тому глаза. — Отдохни минут десять. В покое. Я пока расспрошу Рода о делах, если он закончил с детьми. — Лучше я с ним поговорю утром, думаю, безопасней остаться на ночёвку у вас, — серьёзно отозвался Аккерман. — А то дети снова убегут или Род. Мне потом их опять искать.       Ури кивнул направился к выходу из кабинета, чтобы распорядиться приготовить одну гостевую комнату на двоих и чтобы друг смог спокойно перевести дух. Ночь определённо выдалась беспокойной для них всех. Однако они должны с этим справиться. Никто кроме них не сумеет.       Даже объединившись в наставлениях с женой, Род чувствовал, что дети именно сопротивляются ему. Он смотрел на сына с дочерью и понимал ту степень ограниченности своего влияния. Его статус, его положение родителя вскрывшаяся измена просто подорвала. Едва ли это тревожило — до одури волновало то, что дети, потерявшие в его виде рамки благоразумия, могут угодить в реальные неприятности. Старший Райсс знал, что их мир, их уединённый рай, далеко не безопасное место. Не только для детей, но и для взрослых. Даже вполне себе опытных и сильных. Не обязательно было слушать россказни Потрошителя, чтобы лучше представлять себе участи несчастных, случайности, намерения людей. Род знал, что человеческая природа жестока, и не любил лишний раз об этом слушать. А сейчас он видел, что дети рвутся в этот мир подальше от него. И это делало больно. Они вчетвером стояли в ярко-освещённой, родной и уютной гостиной на первом этаже, и все не могли найти себе места. У одного из подлокотников дивана стояли рядом друг с другом дети, не собираясь уступать. Элфрида нервно ходила у потрескивающего камина, а сам низложенный глава семьи присел перед отпрысками на корточки. Уже сдавшись со взрослых наставлений, с нормальной формы контроля к диалоговой попытке договориться, как на торговой сделке, мужчина продолжал: — Просто не надо так больше делать, хорошо? — попросил он, ощущая где-то в горле горький ком беспомощности. — Если вы хотите погулять, просто скажите об этом мне или маме, и мы всё придумаем. Мы очень переживаем за вас. И подумайте, что Дирк вырастет и будет ходить с вами. Он же ещё маленький.       Фрида виновато выдохнула, но не кивнула в ответ как обычно, зато Улькин вперил в отца взгляд, пугающий взрослым равнодушием, и сказал: — Тебе всё равно до нас, пап. И несмотря на то, что ты говоришь, тебя ведь не заботит, чем мы хотим заниматься, что нам нравится, — мальчик бессознательно повторил строгое выражение отца: полуприкрытый взгляд, сжатый рот. — Ты нас даже не слышишь.       Это потрясло Рода — разве всё так? Да, внешне могло так казаться, особенно на фоне недавних событий и поведения — он с ужасом это понял, но ведь… внутри не так.       Он никогда не жалел об их рождении, любил по-своему очень сильно. «И мои дети думают обо мне так», тяжёлая мысль потопила собой все прочие, и мужчина отступил на шаг назад, выпрямляясь. Потом ещё на шаг, и он вслепую нащупал диван, опустошённо опустился на него. Поблёк с лица, все краски и все эмоции словно смыло волной. К нему подошла обеспокоенная Элфрида, знавшая эту его сторону. Переживающая за будущее их детей не меньше. Она положила руки тому на плечи, не встряхнула, но огладила. Мужчина лишь ссутулился и уронил голову на руки. Хотелось его обнять, но он уже так отдалился и простить его даже на этой почве женщина не могла. Их детям предстоит ужасное. Как и всем наследникам королевской крови. И видимо, Фрида с Улькином уловили в её жесте нечто особо серьёзное, особо важное, как и невиданной ранее такой фигуре отца, потому что оба переглянулись и встревожено подались вперёд. Теперь и они сами испугались тому сказанному. Лишнему. Элфрида села рядом с мужем, перехватила его ладонь и сжала в поддержке, словно говоря: «соберись сейчас. Я с тобой в этом». И он коротко взглянул на неё, всё ещё потрясённый и раненый в душу. «Сколько мы должны вынести?», мысленно спросил он не то себя, не то женщину, начал собираться с мыслями. Коленки коснулась детская ладошка дочери. — Пап? — спросила Фрида, и в её глазах переживание тоже не уняло обиды, но светилась и готовность. — Мы не хотели тебя обижать. Но ведь это же правда. Не говори того, чего не делаешь. Ты же так нас учил. Я думаю всё нормально, просто не обманывай нас. — Мне не всё равно до вас, — он перевёл взор на неё, на сына. — Меньше всего на свете я хочу, чтобы с вами что-то случилось. И если бы я только мог, отгродил бы вас от всех угроз, — на глаза против воли набежали слёзы, которые тот быстро вытер. — Но все мы живём в непростом мире. И я хочу, чтобы в нём вы пробовали больше хорошего, и меньше плохого. Я знаю, что не всегда хороший отец, но я вас люблю. Вы можете это принять? То, что некоторые вещи, я делаю и прошу делать на благо вам же?       Отпрыски вновь переглянулись. На этот раз более оживлённо, менее закрыто и не столь неуступчиво. Краткое совещание только между ними, даже не с ними и матерью, будто бы они отгородились и от неё. Не подпускали к себе в этом решении.       Оба родителя ощутили это весьма отчётливо с ужасом вины и одновременным пониманием простой истины. Дети взрослеют. Им ещё не исполнилось и десяти, но недавний удар измены и всё последовавшее заставило их приспособиться таким образом. И это выглядело жестоко. Элфрида хотела было сказать, что они, правда, их любят с самого первого дня, и что это действительно ничто не в силах изменить: ни их проступки, ни даже десяток измен — это другое. Но Род молча сжал её пальцы и чуть покачал головой: они сейчас не должны вмешиваться. И через пару минут дети повернулись к ним. Фрида пробежалась пальцами по подолу испачканного платья. — Всё нормально, — она взглянула на мать, потом на отца. — Мы вас любим. Вам больно, но и нам тоже. — Мы больше не будет так убегать, без спроса, если только вы будете нас слышать, — заключил Улькин и покачал головой, добавляя. — По-настоящему. Не нужно нас обманывать в чём-то. Говорите как есть.       Род ощутил, как на глаза опять набегают слёзы. Только на этот раз жгучие, невыносимо горячие. Пришлось зажмуриться и поискать в кармане жилета платок. Его дети говорили всё правильно и были готовы не простить, но не отталкивать его. Большего ему этой ночью и не требовалось. Он так волновался за них, а теперь они его добивали своими словами и своими мыслями. «Но это к лучшему. Их я должен сберечь», кивнул Райсс самому себе, отгоняя последние слёзы. Кое-как выпрямился и оглядел их. — Спасибо. Я, — мужчина внезапно ощутил тепло от руки супруги, снова сжал её уверенней, коротко взглянул на неё, а потом вернулся к детям, их детям: — Мы очень постараемся, чтобы наши проблемы больше не затрагивали вас.       Брат с сестрой стояли несколько секунд, оценивая услышанное, прикидывая можно ли верить сейчас словам отца.       Несколько тяжёлых мгновений, и они неловко обняли сначала Рода, потом Элфриду. Внезапно показалось, что всё по-прежнему, как было ещё пару-тройку месяцев назад. Что они семья, но каждый ощущал рубец того разлада и пройденный из-за него нелёгкий путь. — Всё будет хорошо, — шептала женщина, целуя в щёки детей. — Спасибо, что вы у нас такие. Вы наше сокровище. Всё будет хорошо, мы постараемся.       И глядя на эту картину, старший Райсс ощутил не покой, но то чувство облегчения, когда вытаскиваешь противную занозу из-под кожи. Силы внутри ослабли, и он откинулся на спинку кресла, тяжело дыша от переживаний. «Нам стоило давно поговорить», думал он в некой прострации, а потом пришло непривычное ощущение, что он чужой им, родным, и что придётся действовать с учётом этого положения. «Никогда не будет как прежде, но это честнее», заключил он и превозмог дурные эмоции, а Фрида выпуталась из объятий матери и села между ней и отцом. — Папа, — позвала она, сцепила ладошки у груди, дождалась когда он сфокусирует взор на ней. — Тогда с энциклопедией мы не врали. Это не мы её порвали. Честное слово — Да, — подтвердил Улькин и тоже отошёл от мамы, немного посерьёзнел. — Тогда меня ждала у моей комнаты та женщина, и мне кажется, что это она. Но не мы — мы бы не стали лгать.       Род внутренне дёрнулся, однако сумел удержать внешнее внимание. Раз уж они только что договорились быть честными, то не время увиливать или пытаться что-либо сделать. Мужчина выдохнул и прикрыл глаза, обдумывая. «Не дети, то кто? Кто кроме Альмы? Все слуги верные и проверенные, и никому бы в голову не взбрело портить драгоценную книгу. Даже для потехи. И велика забава: стравить детей и родителей… Но Альма… Зачем ты так могла сделать? Неужели из страха и ревности к ним?», сердце сжалось, а в разуме пробежалась какая-то тень страха. Но Райсс быстро отогнал её, даже не желая копаться в причинах этого чувства. Сейчас важнее было иное. — Я вам верю. Простите меня за то, что не послушал вас сразу. Я буду более внимателен, — сказал он и сам ощутил лёгкость на душе. — Хотите чем-нибудь завтра заняться со мной? Мне друг с работы передал схему для настольной игры.       Дети осторожно кивнули, боясь показать радость, а Элфрида чуть улыбнулась. Это был их дом и их семья. Уж какая сложилась.