Вокруг нас

      К особняку Ури вернулся со своей долгой прогулки ещё до заката, пребывая в хорошем настроении и, на удивление, умиротворённом. Он говорил со многими фермерами, семьями по несколько часов. Слова и голоса лились вереницей, сплетались в одну нить и именно сегодня помогали оставаться в настоящем, держа в нём. Райсс вникал в проблемы, давал советы, обещал помочь чем сможет как представитель не безбедного семейства. Пускай от славы правителей, полной власти и богатств семья отказалась век назад. Без Аккермана такие вылазки за пределы любимого и с тем ненавистного дома обретали совсем другие тона. С другом он успокаивался на каком-то особом, глубинном уровне души. Верил, что всё ещё может сложиться для будущего неплохо, что существовал путь без насилия. В одиночестве же старался просто держаться за лоскуты реальности и находить то светлое. Хотя бы крупицы, что могли бы разогнать тьму их судьбы. Детская искренняя улыбка, любовь ближних, суровый фермер, который показывает ребёнку, как можно вылечить раненную птицу, хотя и понимает, что проще закончить той жизнь, а не возиться. Всё это порой проблёскивало россыпью искр. Порой они приносили и удручение — сила ведь могла решить множество чужих проблем, но мёртвым и тупым изваянием, бормочущим о грехах прошлого, взирала на всё. Прекрасное и ужасное. На беды своего народа, страдания простых людей, ни в чём не виноватых. Парень уставал ярится на это, пытался раз за разом поднять свой дух и волю. Сегодня же совсем ничего такого. Он ощущал себя почти что собой, только собой, и сделал немало хорошего. Благого. Ури этому радовался, впервые за долгие недели почувствовал себя довольным в своих небольших, но реальных свершениях. Паре фермеров он пообещал помочь деньгами, ещё одному помочь связаться со знакомым ростовщиком в Каранесе. И много чисто человеческой поддержки. Ссоры, проблемы, тяготы, страхи. Общие для всех народов. Король вдохнул запах разнотравья и выдохнул — на теле лёгкость, осмотрел особняк и улыбнулся. Приятно возвращаться туда, где не ждут те же самые проблемы и боль родных хотя бы. Конфликт теперь напоминал рану, что рубцевалась. Шероховато, однако больше не кровоточила. Райсс подумал о том, что когда Род вернётся со своих «выходных», вполне сможет попросить его помочь с делами, действительно нужными, соседей. А ещё, что можно на пару подумать о том, чтобы навестить и соседние ковчеги и пригороды. У них, братьев, всегда получалось делать хорошее и полезное, когда они были заодно. Сердце Ури сжалось — сейчас Род вёл себя не так как прежде, да и его избранница всё ещё не вызывала доверия.       Однако сам он где-то в мыслях уже смирился с подобным выбором, если только тот сделает его старшего брата счастливее. Парень поводил взором — снаружи обиталища всё было хорошо. Дети, кажется, возились в саду, несмотря на поздний час. Летний вечер окутывал мягко и тепло. Долетали их оживлённые голоса, и силой детства, тоже особенной и удивительной, оставалось только восхищаться. И вопрошать, как взрослые всё это теряют? «Надеюсь, что они не потеряют этого, когда вырастут. Хотя бы когда придёт мой срок», Райсс запрокинул голову к небу — оранжевые с красным всполохи освещали всё ещё вполне сносно. Впрочем чувствовалось, что вечер уже умирает. Стало прохладнее и свет, благословенный и благородный, затихал. Обладатель Основателя направился к своим маленьким родственникам. Прошёл по гравийной, круговой дорожке перед домом и сошёл на каменную, фигурную. Здание осталось чуть в стороне, подступили кустарники и клумбы. Запах природы, цветов усилился. Здесь выращивали и лекарственные растения — особенно те, что помогали унимать головную боль — и Ури с наслаждением и без всякой спешки брёл среди зелени белым призраком. Длинный плащ-мантия касался земли, еле слышно шелестел. Голоса приближались. — Не пора уже домой? — спросил он ещё на подходе к детям, видя их силуэты. Они сидели на коленях и что-то делали. — Уже холодает. Уж не хотите ли простыть? — Дядя! — отвлеклась от разговора Фрида и помахала ему рукой, но с места не встала. — А мы уже почти закончили! Посмотри!       Улькин рядом самодовольно отряхивал руки о фартук, бывший ему великим. Дети, видимо, одолжили из кладовой вместе с садовыми инструментами, которые Райсс начинал различать на земле. Всё лежало беспорядочно, но на расстоянии вытянутой руки. Он улыбнулся, подходя к парочке и видя в них, увлечённым делом, то прежнее, что радовало его этим славным днём. Они преодолели предательство отца, взрослую правду и обиду. Сейчас — да. Стали самостоятельней, поняв, что на взрослых не стоит так полагаться. Что-то эдакое имелось в выражении их лиц. Он подошёл к ним, положил руки на плечи и взглянул на их труды. Несколько ягодных и малых кустов из леса. Выделялась чёрная политая земля, границы между растениями — посадили их не просто так, а всё же подумав о красоте и удобстве. — Мы спросили у садовника, как лучше, — произнёс мальчик, потянулся рукой проверить, как плотно крепится молодой куст. — Неплохо получилось, по-моему.       Ури покивал с улыбкой, а сам попытался вспомнить, какие ягоды даёт это растение. Названия крутились в голове неспешно и нужное не находилось.       Налетел ветерок, несущий прохладное слово ночи, шевельнул светло-зелёными листьями, полами плаща. Мужчина отстранёно повёл плечами, всё не отрывая взора от посадок в попытке вспомнить. Точно росло не у реки, а поближе к болотам. Ягоды вроде должны быть красные. Как свежая кровь. Фрида бодро встала, высвободившись из-под его вялой руки, принялась собирать раскиданные инструменты, а Улькин заметил вслух: — Правда, он сказал, что им нужно время чтобы подрасти и начать плодоносить, — принялся снимать кожаный фартук и посмотрел на родственника. — Мы ходили днём в лес, выкопали осторожно молодые. — Даже не повредили корни! — похвасталась девочка, звякнув лопатками и граблями.       Райсс наконец-то сморгнул. Название так и не посетило его мыслей, а те теперь вроде сделались расшатанными и всполошёнными от этих попыток. Тем не менее он легко сфокусировался на разговоре и уходящем дне. «Может, я даже просплю сегодня без снов. Лягу пораньше и просто усну. Этого мне не хватает. Подышу ещё воздухом, будет лучше», подумал король, обратился к довольству за труды своих маленьких племянников. Оно растекалось живой и чистой рекой на душе. — Да, кусты ещё слишком маленькие. Ещё такой перенос с места, — он отошёл поближе к скамьям под ветвями раскидистого дуба, — на места это нелегко. Но если приживётся, то на следующий год будут и ягоды. Нужно терпение и забота. И тогда всё получится.       «Как у вас получилось с отцом», дополнил он беззвучно, плавно садясь на скамью. В самом деле, ничто не указывало не тревоги детей, их мрачные рассуждения, беспокойство и боль предательства. Они держались друг друга. Как прежде они не будут общаться с отцом никогда, но и мирного сосуществования более чем достаточно. Ури закрыл глаза и вознёс благодарность всем богам за такую милость. — Маме понравится, когда она вернётся, — заметила девочка, в руках держала моток с инструментами, которые осталось лишь почистить и унести обратно в кладовую. — Но главное, нравится нам. Интересно, сможем ли пересадить и некоторые лесные цветы? Они такие красивые. — Они дикие, они могут и не прижиться, — важно сказал Улькин, поскрёб нос чистой фалангой пальца. — Всему своё место. У нас вот нету пруда, как у соседей для лилий.       Старший Райсс улыбнулся и посмотрел на них, привлекая детское внимание к себе. Положил руки на сердце и кивнул: — Терпение и забота, — чинно и с любовью провозгласил, отчего дети замолчали и тоже заулыбались. Только потом он спокойно добавил: — В книгах написано, какие условия любят некоторые цветы. Не забудьте почистить всё за собой.       Они кивнули и пошли в сторону конюшни, где находилась и садовая кладовая. Переговаривались уже тише. Возможно, обсуждали свои планы на завтрашний день. А король вдохнул полной грудью и взглянул на закатное небо и ветви сада. Краски уходили, вяли на глазах.       Но деревья будто бы всё равно тянулись вверх. Мужчина потянул носом. Глубоко и с удовольствием. Через пару минут обратил внимание, что запах свежо политой земли действительно силён, и взглянул вниз на посадки. Корней не видно, однако растение прямо сейчас укоренялось на новом месте. Одно тянулось вверх, другое вниз. Но всё, так или иначе, разветвлялось. Разветвлялось. От одного нить, от той ещё две. И вот полотно. Голова внезапно начала болеть, как будто по ней ударили и теперь разносился звон, а образ корней, образ ветвящегося столба света занимал всё. Исчезло всё кроме него с миллионами нитей. И внезапно перехватило дыхание — он чувствовал себя соединённым с каждой, и каждая передавала ему свою историю. Свои чувства, свою жизнь. Жилы на шее напряглись, дыхание сделалось затруднённым, однако Ури этого даже не осязал. Он был точкой, в которой сходится непонятная, но громадная сила. А потом вспыхнул образ красных, сочных ягод на фоне светло-зелёных листьев. Кажется, они с братом ели такие, когда были детьми. Да, именно так. Тепло и покой. Вот им по восемь и десять лет. И вот Род протягивает ему ладонь с алыми плодами. Шефердия? Перед глазами вспыхнуло, цвета смазались, на языке проиграли вкусы ягод из разных годов, от разных элдийцев, начало кружить, по коже пробежал холод, потом жар. Всё слишком нереально. И внезапно среди этого всего появилась чёткая картина. Вдруг стало тихо. Руки держат плотно закупоренную склянку, болтают. Потом ставят на стол и набирают через пробку в шприц. Отчего-то жутко и свет ламп не отгонял тьмы. Не внешней, не… внутренней. И пришли эмоции. Чужие, не его собственные. Старые: интерес, вымученная надежда и упорство. Новые: разочарование, боль и гнев. — Это работающий вариант сыворотки из человека в титана. Но, — зазвучал голос одновременно и со стороны и изнутри, множась шёпотом, — если есть действие, должно быть и противодействие. Я пока добился не многого. Тем не менее, есть путь. Надо лишь…       Слова прозвучали неразборчиво. Голос отца. Воспоминание отца. Тот говорил с каким-то другом. Очень важным и очень хорошим. Эмоции к нему оставались приятными, дружественными. Без сомнений и колебаний. С кем он мог вообще говорить о таком столь открыто?       Ури, чувствуя, что душа содрогается от такого прикосновения, что разум трещит, но держится, что тело страдает от всего, потянулся к отцу. Забыл о том, где находился секундами назад. Настоящее растворилось, сделавшись таким же призрачным, как прошлое, как будущее. Отец. Его не хватало. Он любил его по-своему. Они разделили грех. Присутствие родителя отозвалось в сердце искрой, с которой хотелось слиться, но потом парень усилием воли собрался — важнее оставаться как можно дольше в памяти отца. Это воспоминание имело отношение к текущей проблеме, что сегодняшним безмятежным днём вовсе не напоминала о себе. И вот явилась с нежданной стороны силы. Есть, чем заняться в настоящем и кого спасти. Есть те, кто рассчитывают на него и живут ради него. Мысли помогли: кружение, двоение с эхом исчезли. Райсс чётко отделил себя в наблюдателя, насколько это представлялось возможным. Связь крови, связь Основателя не могла не влиять, и всё же его собственная воля и сила сопротивлялись этому потоку. Он понял, что родитель стоит в какой-то комнате, оснащённой свечами и… кристаллическими фигурными лампами.       Сбоку раздался новый голос. Незнакомый или же… забытый давно-давно. По крайней мере, самим Ури. Отец же, смотрящий на шприц, продолжал испытывать к собеседнику прежние чувства и определённость. — Это… может решить проблему мирно. В теории. Жить вечно внутри Стен невозможно, Грэм, — взор наконец обратился к человеку, сидящему на стуле у рабочего письменного стола, где лежали в разнобойной различные бумаги, словно отец искал что-то. — И ждать конца. Элдийцы и по ту сторону нуждаются в помощи. В нашей. Тайберы не будут вести ни сопротивление, ни отдельную политику.       Какие-то показались Ури знакомыми, будто бы он видел их раньше. Но внимание сконцентрировалось на собеседнике. Высокий и крепкий мужчина. Русые волосы, серые глаза, смотрящие жёстко, но не настойчиво, а с пониманием. И правильные черты лица. Немного коротковатые. И сила. Аккерман. — Да, Дунстан. Я знаю, — отец кивнул и подошёл к своему другу, а его сын прислушивался, ловил каждое слово и интонацию. — Но у нас нету пути такой борьбы. Имир не даёт нам его. Я не могу разрешить это. Сколько бы ты ни говорил об этом. Поэтому попробуем иной путь. Твой род принадлежит элдийскому, но не обращается в титана. — Даже если эта затея выйдет, нас всё равно не станут бояться меньше, — поморщился представитель особой ветви наследников Имир и пожал плечами. — Но ты мой король, и я готов следовать за тобой в этом пути. Попробуем лишить возможности оборота. Аккерманы предоставят свою кровь для опытов. Ещё можно поискать иноземцев для сравнения. — Да, места хватит, и у нас есть соратники в этом деле. Не хочу вмешивать семью. Но мы не одни, Дункан. Я уже позаботился об этом, хоть и не думал, что подобное выйдет из моего раннего увлечения, — отец положил руку на плечо рослому человеку, сжал, а внутри него разлилось тепло и любовь. — Я уже говорил и с Эрролом. Он готов исследовать эту природу. — Не удивительно, — хмыкнул собеседник, потёр подбородок тыльной стороной ладони. — Сколько мы его знаем, он всё в опытах и возится. Но я ему доверю, Грэм. Если не мы, то он точно дойдёт до конца, — он недовольно выдохнул и встал, становясь вровень с Райссом, смотря прямо. — Давай, возьмём мою кровь и положим этому начало. Раз это то, что мы можем сделать. Мы должны что-то с этим сделать, Грэм. Иначе нас перебьют как крыс в бочке. Или мы сами перегрызём друг другу глотки.       Отец на это ответил что-то, но Ури, встревоженный таким откровением, уже не слышал. Он как мог тянулся вперёд, желая услышать больше имён, больше всего, что могло бы помочь разобраться с последствиями в настоящем.       Но его уже отрывало от памяти. Уносило потоком силы, которая грозила раздавить его сознание, разломать тело. Ощущение отца уходило, таяло, образы начали смешиваться в какую-то непонятную околесицу образов, чувств. Одно. Другое. Знакомое. Чуждое. Прекрасное. Ужасное. Будто он сходил с ума, терял самого себя. Райсса уносило как по бурной реке, топило, накрывало волнами, в коих он мог легко потеряться и утонуть. Однако он держался: думал о том, что обязательно должен вернуться в настоящее. О своих близких, об отце, что нашёл силу передать это воспоминание. А потом внезапно всё прекратилось, грубо выкинув его на поле крови и дыма. Руины. Его окружали руины и тела. Страх и горечь начали душить. Земля медленно пила кровь, разлитую везде. И та подрагивала. От неожиданности Ури упал, выставил руки, запачкав их и часть мантии. Не его настоящее, но… будущее? Он с ужасом и мукой оглядывал это всё, не веря и зная… что так и будет. — Нет! Простите! — закричал он в мёртвую тишину, где еле слышался далёкий и содрогающий до безумного ужаса рокот. — Простите!       Райсс не мог это принять, и собственная воля собралась в один сгусток и вырвала его из этого суматошного кошмара. Тот померк, скрылся как хищник в зарослях. Не уйдя на совсем. Парень же теперь лучше ощущал элдийцев, возвращаясь к самому себе. Их жизни, их чувства. Кажется, рядом. Остров. Кажется, кто-то очень напуган. Кажется, с кем-то беда, связанная с их текущим делом. Это проскочило молнией, померкло. Он не успел разобрать.       Пара секунд благотворной тьмы и покоя, а потом стало возвращаться чёткое сознание. Ощущение своего тела, наполненного ломающей болью после таких проявлений Координаты. Которые могли бы проходить нормально, если бы не клятва Карла, которая связала всех его потомков по ветви Райссов бездействием. Мысли затихали, как грузный отзвон колоколов, и Ури понял, что его тело трясут. Потом сквозь толщу донёсся голос Фриды: — Дядя! Дядя! Очнись, дядя! — она легонько била его по щекам, и парень осознал, что лежит. — Сейчас Улькин приведёт помощь!       Племянница была напугана и растеряна. Голос буквально сочился этим, она лишь еле-еле держала себя в руках, чтобы не заплакать. Ури пересилил слабость, последствия грёзы и раскрыл глаза. Увидел закатное алое небо и ветви, потом побелевшее лицо девочки. Она смотрела на него сверху вниз широко раскрытыми глазами. Кажется, он лежал на спине, головой на её коленях. Райсс, сделал невероятное усилие, потянул воздух ртом. Будто первый глоток спустя десять тысяч лет. Отозвалось хрипом, колючим спазмом в груди. И всё же он поднял дрожащую руку к ней, чтобы успокоить: — Всё хорошо, — прошелестел парень, чувствуя, что толчками возвращается в реальность, как сила, недовольная, что её так использовали, уходила. — Фрида. Скоро пройдёт.       Он осёкся. Его рука. Она вся была в крови последнего видения. Видения Гула Земли. Он испачкался в ней, когда упал, когда ноги подкосились. Король, не думая, одёрнул руку, чтобы не запачкать родственницу, тут же вяло произнёс в успокоении: — Это не моя кровь, Фрида. Всё хорошо, — пробормотал он и только потом с усталостью понял, что видит кровь только он.       Девочка не понимающе уставилась на него, заглядывая ему в глаза с ещё большим ужасом и беспокойством. Она впервые видела дядю в таком состоянии и не знала, что это последствия силы Основателя и связи всех элдийцев.       Ури сморгнул, отогнал окончательно лишнее и сел. Теперь мысли были яснее. Мельком осмотрел скамью, с которой упал — ничего, и повернулся к племяннице: — Прости, что напугал, Фрида. Но всё хорошо. Я, наверное, — он выдавил улыбку, скрывающую замотанность, собственный страх и полученные знания, — задремал. Мне, правда, снился очень дурной сон. — Хорошо, — без всякой уверенности кивнула девочка, но приподняла брови в отчаянии: — Но, дядя, пожалуйста не вставай. Ты так резко упал. Сейчас Улькин приведёт Шаннона. — Замечательно. Я не откажусь от нашатыря, — пошутил Ури, с каждой секундой возвращая себе самого себя. — Не беспокойся, Фрида.       Та ничего не ответила, а парень прикрыл глаза, потёр пульсирующую голову. Кровь ещё кипела в висках. Спокойный день подкинул ему сюрприз. И сейчас он исполнялся уверенности справляться с таким всё лучше и лучше. Просто отец потревожил его, нашёл возможность отчего-то именно сейчас, наперекор чужой воли. Поэтому такое вторжение силы вышло очень уж грубым. «Но я узнал кое-что. Это главное. Дункан. Это глава клана Аккерман. Родственник Кенни. Я видел его ребёнком, точно. И он умер, чтобы защитить свой род, однако отец… не прекратил гонения. Почему? Они знали слишком много? Вероятно. И были не согласны с чем-то? Но ведь в видении они действовали сообща. Значит, что-то случилось уже после этих опытов. И этот Эррол… Его я не помню. Но может что-то есть в документах или Род знает», прокручивал Райсс у себя в голове, слыша, как хлопнула боковая дверь особняка, как к нему подбегают двое. Зацепки воодушевили именно спокойной, несмотря ни на что, трезвостью. Разум выстаивал. Они справятся с этим клубком прошлого. Перед тем, как открыть глаза, Ури подумал и о последнем ощущении, поморщился в муке, сожалении. Не сомневался, что с кем-то в эту минуту на Парадизе приключилось что-то очень нехорошее. И перед тем, как открыть глаза, он мысленно вознёс молитву и обратился к Кенни и Киве, что были где-то далеко, расследуя дело и подбираясь к их врагам. Он был с ними. И они это знали.