Вокруг нас

      Родные подземелья встречали привычным спёртым воздухом, запахом грязи или плесени, тусклым и мрачным видом кварталов. За любым поворотом могла поджидать не самая приятная встреча. Каждый раз возвращаясь сюда на более или менее длительный срок, Кива ощущала чувство неуютности, а где-то в глубине подсознания клубилась постоянная бесформенная тревога. Будто прошлое могло вернуться или Аккерман мог её оставить в этом месте. Всё это не будоражило, не заставляло сердце биться тяжелее — лишь холодно скользило на краю мыслей, вероятностей. Она понимала, что прекрасно выживет и сама, выберется жить на поверхность и без него, да и что мужчина не должен так поступить. Просто город, будучи домом и истоком, сам был ещё и символом всего дурного, селил вместе со смрадом не лучшие настроения. А в этот раз вдобавок то и дело всплывали слова Кенни о её родителях. Это будило непривычную неуверенность, и девушка задумчиво молчала, притулившись в углу комнатушки. Кровати или спальника не было, приходилось просто сидеть на разваленной рухляди. Лучше, чем на щербатых досках пола. Один маломальский приличный стул остался не для неё. Это никак не влияло на мысли. Как и тусклое, сумеречное пространство, привычные шумы насилия через пару улиц. Они идеально вписывались в этот мир, и думать было о чём. Без оглядки на личное. Задача стояла сложная. Соглядатай прикрыла лицо ладонями, растёрла, а потом со стороны коридора послышались шаги на старой, дряхлой лестнице. Она навострилась, впрочем узнавая в темпе движения походку Потрошителя. В этом месте не стоило расслабляться. Скрипы изменились на более тихие, и через минуту дверь в каморку раскрылась, и мужчина зашёл внутрь. Хмурился, явно недовольный своей вылазкой. Прошёл к девушке, но садиться рядом не захотел. Кива знала, что ему не нравится грязь и обстановка запустения — за один день в Подземном Городе они оба изрядно запачкались, надышались грязи, но игнорировали это.       В этом месте Аккерман даже не пытался стряхнуть с плаща лишний сор, как делал бы это на поверхности. Он молча притянул стул за спинку, поставил рядом с девушкой и только потом сел, вытягивая ноги, широко расставляя их. Помощница лишь послушно ждала безрадостных сводок. — Отряд надо будет пригонять ни сюда. Пока что. Это всё переносить. Хрень, — еле слышно нарушил тишину Кенни, зная что хлипкие стены не позволяют говорить спокойно. Уж точно не в этом районе города. — Время есть. Отсюда людей похищают и куда-то вывозят наверх, а не куда-то сюда в норы. Явно Ачилл постарался, наводя связи. Это требует денег. — Будет серьёзная стычка? — спросила девушка с кивком, подтянула к себе колени. — Их могут финансировать Фрицы. Но они лишились Дарнелла и поддержки контрабандистов из Шиганшины. — А нас ждёт штурм, — отозвался мужчина, беззвучно оскалился. — Понадобится хорошее вооружение. Просто задавим подземных крыс, потеря одного лидера для них пока не критично. И минус скопище материала. Без материала ничего не будет. Дальше уж точно.       Он выдохнул — план ему нравился, несмотря на то, что первоначальную задумку пришлось менять — и взглянул вниз на Киву. Она пока усваивала грядущие новые задачи, и её поза, выражение лица, а так же спокойствие и взаимопонимание вызвали у него искреннюю улыбку. Неширокую, почти что призрачную. Он запрокинул голову к тёмному потолку, а одной рукой нащупал её макушку. Принялся гладить, массировать. И она аккуратно прижалась к его ноге боком и лицом. Без смущения или неловкости. — Надо тогда получше узнать, что происходит тут. На будущее, — произнесла соглядатай, прикрыла глаза, смывая сумрак комнаты. Безопасно рядом с ним. — После того, как разберёмся с той частью на поверхности, останется же и здесь? — Да. И наземные сволочи — они совсем другого теста. Но-о-о я знаю, что им нужно, — в голосе послышался предвкушающий смешок, его пальцы спустились к виску, щеке и шее. — Сперва нам надо лишить их, всех, большего ресурса. Так что пока у нас ещё есть возможность отдохнуть. Я могу тебя отпустить сегодня, если хочешь прогуляться до дома. Завтра ты мне понадобишься.       Кива украдкой сглотнула — снова эта тема, к которой он подталкивал. И уверенность, какая касалась дела, ушла. Пришла уязвимость и растерянность. Что она может там найти? — Я не знаю, — сипло выдохнула она, прижалась щекой к его голени, словно не желая расставаться с надёжным, с его теплом и грубоватой заботой. — Не думаю, что это хорошая идея. — Сейчас самое время разобраться с этим, — Кенни перебирал пальцами у неё на ключице. — Тебе станет проще, когда ты почувствуешь этот исток. Знаешь, малявка, он может быть самым разным и говёным. Но все мы приходим откуда-то. И все мы кто-то. Так что сходи. Ты помнишь?       Она лишь молча кивнула. Не совсем точно помнила дом, где вроде бы росла, но примерные ориентиры ещё мелькали в памяти. Спокойно понимала, что Жнец прав. Это стоило сделать. Особенно сейчас, когда у неё есть опора, есть он. Мужчина подтолкнул её в плечо, и девушка встала и, не глядя, вышла, начиная свой тихий путь в прошлое. Вслед неотрывно смотрел Аккерман, улыбка сошла с его лица.       Девушка привычным, уверенным шагом продвигалась по грязным улицам, без особых мыслей в голове и целей. Порой мусор попадался прямо под ноги, но замечала она его только в этот момент, небрежно откидывала в стороны. Прохожие не лезли, да и сама соглядатай не выделялась в неброской одежде. Такое состояние ей не особо нравилось — в Подземном Городе не место для прогулок без настороженности, без молниеносной готовности достать клинок. Ей ли не знать, к чему приводят такие вылазки. И всё же она посматривала больше на сами улицы, пузырчатые окна, на жизнь людей, на уклад, вспоминая ранние годы. Множество кварталов, хотя ей в детстве казалось, что их всего несколько. Она изучала лишь самые важные для себя, ребёнка, а потом и подростка, хватавшегося за какие-то жалкие нормы, что примиряли с существованием. А в некоторые районы опасно соваться и по сей день, даже при всём её опыте. Теперь же обиталище, лишённое света дня раскидывалось на многие мили во все стороны. Тысячи закоулков и поворотов. И ещё больше бед, несчастий, боли. Жизнь искривлялась, чтобы продолжиться и преодолеть все трудности, пробиться. Форма оставалась неприглядной во многих случаях, и она один из подобных. Кива выдохнула, скрывая нервы и новые переживания — без Кенни она бы не выжила в последней передряге, как бы ни старалась. Недостаточно готова или недостаточно подходила этой жизни? Но она уцелела по чужой воле и продолжила крепнуть, сейчас серьёзно задумалась: сильно скривила ли её жизнь или же она оставалась собой со всеми этими испытаниями, стараясь выжить, в чём и преуспела? Ненормальности внутри не чувствовала. В этих унылых метрах девушка плавно возвращалась к прошлому — её друзья, которые были не сколько ими, сколько сотоварищами, делившими одну участь и пытавшимися что-то сделать. Изобразить что-то постоянное в этом трудном мире. Лишь о младших они кое-как заботились, безотчётно стараясь дать то, чего не было у них самих. И в её повадках, характере Кенни один смог разглядеть нечто большее, чем очередного беспризорника. С другими у неё подлинной не было б будущего. Было ли оно результатом ранних годов? Какая она на самом деле? Из этих осторожных дум Кива с усилием выплыла и обнаружила себя на захудалой площади, где до сих пор стоял трактир её давнего знакомого, Зела. Тот кое-как научил её читать. «Зайду к нему потом. Потом», она поводила головой из стороны в сторону, унимая волнение на душе — дом, который она себе облюбовала, где Кенни добрался до неё второй в жизни раз, был рядом. Но сегодня она направлялась не туда. Дом родителей должен был быть где-то неподалёку.       И ноги покорно понесли туда, проводя по знакомым местам. Проходя мимо некоторых построек, девушка вспоминала разные моменты. Ни одни не вызвали улыбку, не расстроили — она осторожно рассматривала их и саму себя: убегает от кого-то, несёт в руках подгнившие яблоки, шугаясь от взрослых, чтобы не отняли, влезает в один из домов за наживой. Совсем расплывчатое и крайне смутное — идёт куда-то с родителями. Кажется, мама держит за руку. Лица родителей невнятны. Особо ничего тёплого в душе не поднималось — Кива помнила, что было в основном плохо. Отец пил, впрочем как почти все в это месте. Мать ушла или умерла, и через пару месяцев последний родитель выбросил её на улицу, закрыв дверь. Возможно, лучшее, что он сделал для неё. Девушка остановилась перед закрытой дверью. За годы та изменилась, став более ветхой и старой. Доски никто не менял. Но оставалась узнаваемой. И сейчас перед порогом стояла не девочка — девушка. Соглядатай прислушалась — тихо. И вокруг, и внутри. «Живёт ли здесь отец? А может, он давно умер?», она наклонила голову, бросила быстрый взгляд налево, направо. Особых зевак нет. Могла бы влезть в боковое окно, но даже ей это не показалось правильным. Кива достала нож, принялась открывать нехитрый замок. Вскоре тот поддался, и створка сама скользнула внутрь со скрипом. Петли явно не смазывали. Узкая щель в прошлое не сулила ничего особого, пахнуло больше запахом пыли, невысокая комната и тусклая. Девушка аккуратно толкнула дверь, плавно заходя в одноэтажное здание. Тишина. Убранство явно изменилось, однако память не могла чётко указать на то, как было, что стояло из мебели раньше. Дома было грязновато — кто-то точно жил, и гостья-владелица затворила за собой дверь, убрала нож в карман поношенных брюк. С губ слетел выдох — она вернулась домой. Всё же пришла. Впервые за лет семнадцать или около того. Здесь она появилась на свет. Ощущение значимости легло на плечи какой-то шалью, а не грузом. И всё же, первый шаг дался с ужасной тяжестью. Кива тускло улыбнулась самой себе и коснулась стены, какой касалась младенцем. Если и была какая-то сила в этом возвращении, то девушка старалась её впитать. Как умела. Как было доступно.       Со сдержанным любопытством прошлась в глубь комнаты. Нечто среднее между кладовой и мастерской: здесь можно чем-то заниматься на щербатом столе. При желании. Кажется, текущий владелец так и поступал — девушка приметила относительно свежие опилки и стружку, пятна воска от свеч. Приблизилась, потрогала пальцами, наклонив голову. Не сумела вспомнить: умел ли отец плотничать? Пахло чем-то кислым, немного и алкоголем, который возможно проливали на столешницу. Взор скользнул дальше: мутные окна с покосившимися рамами, стулья без спинок, коробы-ящики, две двери. Зато потолок оставался ещё вполне сносным, без грибка. Кива бесшумно двинулась вдоль стены, отыскивая на душе крупицы умиротворения, особенности этого места, его превосходства над всеми прочими — когда-то она училась здесь ходить, может, и смеялась. Отсюда она пришла в этот мир, пускай дом и не был прибежищем. Она коротко облизнула сухие, потрескавшиеся губы. Принятие в самом деле сделало где-то на сердце легче и лучше. Именно она, какой она была всю жизнь, родилась здесь. Девушка с большим спокойствием направилась к двери. Смотреть особого нечего, но хотелось обойти всё, раз уж она вообще пришла сюда. Дверь скрипнула, и на сей раз звук не остался единственным. Дыхание. Тяжёлое с сопением. Соглядатай застыла. Больше из-за привычки, нежели чем из-за удивления. Пара секунд потребовалось, чтобы решить дальнейшее. Она могла уйти сейчас. Но зашла аккуратно в комнату, чувствуя напряжение разума. Это оказалась кухня с плохонькой печью, какую помнила. И видимо для экономии тепла комната также служила и спальней. На тюфяках у стены лежал человек. Мужчина, крепко спавший на животе. Кива подошла ближе, хмуря брови, вглядывалась в ту часть лица, что была видна. Черты, разумеется, изменились, но это был её отец.       Постаревший, и пьянство по-прежнему читалось, но он не обрюзг и не одряхлел, как могло бы. И всё же это удивительно, что он тоже ещё жив. Девушка цепко осматривала его, чья сперма, по-всей видимости, передала ей невысокий рост, тёмные волосы, небольшой скелет. Назвать его крупным или массивным мужчиной, который мог дать сдачи, язык не поворачивался, а без этого в Подземном Городе никак. Однако родитель дожил до этого дня, что говорило о каких-то навыках и неплохих умениях. Как его имя? Мужчина всхрапнул и перевернулся на спину. Чужое внимание и интерес не будили его, может, беспокоили сквозь сон. Профиль сделался более чётким, щетина, небольшие рубцы на лице, нос как у гостьи. Кива наклонила голову, прислушиваясь к себе. Сожалел ли он о своём решении? Можно было бы разбудить его поговорить, узнать ответ или же выбить его. Кто знает, что случится, если они просто поговорят? Но… сама она не сожалела. Этот путь жизни не отнял у неё ничего, не разрушил её изнутри. В этом убеждалась прямо сейчас. Она могла бы его спокойно прирезать во сне. Тихо и милостиво, закончить со всеми делами прошлого для них двоих. Сердце не протестовало. Разум не возражал. Кива вышла из комнатки, прикрыв за собой створку. Такое отсечение от доли земных слабостей ничего не изменит. «Мало ли пригодится. Пусть живёт. Может, плодит моих братьев и сестёр», девушка как ни в чём ни бывало прошла к последней двери. Пространство за ней пустовало, но когда-то тут размещалась семейная спальня. Воспоминания. Реальность. Из первого во втором остались лишь стены да пол. Большего и не требовалось гостье. Она побродила по дому ещё с пару минут, ощущая себя лучше, а потом вышла на улицу. Запирать замок не стала. Не знала, вернётся ли ещё раз сюда когда-либо, но пошла в сторону площади, не оборачиваясь. Она была собой, подлинной, и это придавало силу. Отчасти и новую. Хотелось поскорее вернуться к Кенни и просто побыть рядом с ним, принимающим её целиком. Прижаться к нему, пускай тот и не любил такое проявление эмоций. Но требовалось и побыть самой по себе, одной какое-то время. Кива огляделась: улицы оставались прежними. Как и тогда, когда она бегала на них ребёнком. Сердце билось ровно, без тени колебаний. Девушка свернула в проулок, чтобы побродить какое-то время и по другим детским тропам. Может, отыскать и свою лачугу. Тоже дом. Крупица её пути. «А потом посижу с Зелом», рассудила она, зашагала с лёгкостью, для себя неуловимой. Но стало лучше — это всё, что могло иметь значение. Она растворялась на улочках, поглядывая на знакомые дома с лёгкой улыбкой. И только потом поняла, что по щекам текут слёзы. Столь незаметные и столь же неосознанные. Кива утёрла их без всякого шока и волнения, продолжила прогулку. Она была сама у себя по жизни, и ей было к кому вернуться. У неё был дом.       Кенни какое-то время следовал за бредущей девушкой по переулкам и отстал от неё только после того, как убедился, что с той всё нормально. Она его не заметила — он неплохо скрывался, держал дистанцию, да и сама помощница погрузилась больше в мысли, чем реальность. Привела его следом прямо к порогу. Мужчина не стал и не собирался договаривать Киве часть правды. Ему интуитивно требовалось лучше знать её родословную. Кровяные пути элдийцев странны, и её чужеродность откровенно удивила, когда Ури сказал об этом. Однако и призрачная возможность узнать всё получше: родители, как оказались в этом городе, истоки; не давала никаких гарантий к устойчивости девушки ко всяким препаратам, что могли отнять её у него. Аккерман это понимал, но всё равно настоял на действе, словно оно чем-то могло и ему снять некий груз. И сейчас, поглядывая на деревянный незапертый дом, он методично приходил к скрипящему шероховатому выводу. Ему хотелось и лучше узнать девушку, со всеми деталями прошлого, что были и до него, и дать это же ей самой. По-своему подарить. Знал, что сама она никогда не дойдёт до места рождения, не вспомнит о части жизни. Мужчина оскалился самому себе — слишком нелегко, непривычно давалась такая забота — и двинулся к зданию. Попытался пожурить себя за излишнюю сентиментальность и мягкость, но быстро оставил эту затею. Выходило не очень. Вяло и фальшиво. Жнец чётко знал, что так лучше для них двоих, пускай и по-разному, собирался дойти до конца. Домишко встретил тишиной, пустотой, но без ожидаемого запустения. По меркам здешних обитателей тут всё ещё вполне нормально. Многие жили гораздо хуже.       Была ли подлинная нужда выставлять ребёнка на улицу, где Потрошитель через несколько лет и снасильничал уже девушку? Неизбежно, пожалуй. Не он, так кто-то другой. Мужчина уверенно прошёлся по комнатам, строго осматривая. Сапоги оставляли грязь, порой и продавливали половицы. Его совершенно не заботило, что он оставляет следы или шумит. Чувствовал себя хозяином положения, а не гостем, хотел убедиться, что для Кивы тут всё прошло хорошо. А если плохо, то он-то разберётся. Переживал: такие визиты не всем даются легко. Впрочем, убранство оставалось безликим и тихим. Обнаружил и храпящего хозяина, потратив на это куда меньше времени, насмешливо хмыкнул чужой живучести. «Но тем лучше, будет проще искать дальше. Надо подрядить человека», он презрительно рассматривал лежащего. Ценный источник сведений, к которому можно будет вернуться — сейчас не до того, чтобы начинать разговор с ним. На этом Кенни покинул дом своей помощницы. Планы оставались прежними, первая часть исполнена. Осталось лишь заглянуть в пару мест и нанять людей, что займутся сбором всей информации. Та стоила денег, которые он собирался потратить на это дело. Теперь Аккерман удалялся от этого квартала, рассчитывая, что успеет вернуться во временное убежище до Кивы. Ему не хотелось, чтобы она знала о его действиях до того, как у него будет что ей рассказать существенное. «Пускай не грузит свою голову», он поправил шляпу, свернул в поворот почти что по памяти. Не родился в этом месте, однако город стал и для него родным. Второй родиной, где он тоже стал самим собой. И неприятный запах улиц не нравился, но и не заставлял кривиться. Отсюда пришли они оба. Но впервые Кенни по-настоящему хотел вывести девушку наверх с собой. Чтобы они оба стали сильнее.