***
По возвращению с приёма, Сириус закрылся в своей комнате, чтобы выплеснуть все эмоции, разозлится, разрушить мебель или закричать во все горло. Однако все жизненные силы покинули его, погружая в полную апатию. Не раздеваясь, он бессильно упал на кровать и в тотчас забылся. Проснулся во тьме, комната была погружена в абсолютный мрак. Воротился с одного угла кровати в другой и в конце концов бросил затею уснуть. Решив прогуляться по ночному Лондону, Сириус вышел из своей комнаты. Спускавшись по лестнице на второй этаж, заметил тёмную фигуру в чёрном ночном халате перед большим окном. Едва он переступил порог гостиной, миссис Блэк, словно ожидая его, повернулась в сторону сына. — Я надеюсь, что ты не намерен идти по стопам этой мерзавки, — её взгляд так и вцепился в него. — Я считала тебя разочарованием нашего рода, оказалось, что — нет. Сириус шумно вдохнул воздуха, он кожей почувствовал, как возвращалось напряжение по телу. — Почему вы просто не могли принять её решение? На его вопрос Вальбурга лишь презрительно фыркнула. — Она променяла великий род на паршивых грязнокровок, — холодно проговорила, скрещивая руки на груди. — А вы хотели подсунуть её к какому-нибудь малоизвестному идиоту! — громко воскликнул Сириус, но не решился шевельнуться под ледяным взглядом. — За богатого чистокровного. Поверь, когда её жалкая влюбленность пройдёт, она горько будет жалеть о своей глупости. Сириус поморщился. — Но мы же семья. — Вот именно. Самая благородная и чистокровная семья, а это неблагодарная девчонка предпочла какое-то отребье собственной семье. — У неё не оставалось выбора! — горячо парировал сын. — Вы относились к ней как с рабыней. Как с игрушкой, заставляли делать то, что и меня! Этот Кэрроу будет обращаться с ней так же, я уверен! Ему захотелось топнуть ногой, но детское поведение было чересчур неуместным. — Прекрати истерить, Сириус, — женщина понизила голос и сильнее сжала свои предплечья. — Теперь ты знаешь, что с тобой будет, если пойдёшь по её стопам. — Что же вы сделаете?! — взрываясь крикнул он, беспомощно разводя руками. — Выгоните меня из этого ужасного дома? Вычеркните меня из наследства? Что? Она не спешила ответить. Несмотря на величественную позу, её губы нервно сжались, а во взгляде промелькнула… Жалость? Боль? В темноте Сириус не смог найти в этом определение. В следующую секунду мать ровным и тяжелым голосом медленно проговорила: — Я выжгу тебя из гобелена. Сириус проглотил колючий ком в горле. Он был уверен, что она правда так сделает, но частичка души надеялась, что до этого не дойдёт. Сириус громко охнул, когда увидел на следующий день выжженное пятно на месте, где была Андромеда. Черные пятна жгли Сириуса так, словно Вальбурга выжгла их не на ткани, а прямо у него на сердце. Он сделал себе только хуже, когда машинально перевёл взгляд к знакомому месту. Сириус притворялся, будто все в порядке, будто его душа не сгорает когда видит их на гобелене. Но черт, как же все было несправедливо! Блэк не получил ни единого письма от Андромеды, видимо, родители перехватывали его сову. С каждым днём, его самочувствие ухудшалось. Все горести вмиг свалились на его плечи, перекрывая все надежды на лучшую жизнь. Он злился на всех, кто находился под гнётом ничтожных заблуждений общества. Впадал в уныние, что мир был до горести жесток. Само его существование казалось слишком тяжелой ношей. Сириус начал запивать всю боль огневиски, который хранился в отдельном шкафу кухни. К тому же, он не отлипал от магловских сигарет, руки тянулись каждый час доставать новую. Перестал спускаться к ужину, предпочитая есть у себя. Не выходил из комнаты, часами мог залипать в одну точку. Трудно было даже начать думать о мелочах! Однажды он очнулся в середине ночи от ужасного крика. В ужасе приподнявшись, сел на постель, мгновенно замирая, и прислушался. Такого ужасающего вопля, ругательств и избиение он вообразить не мог. С великим изумлением он вдруг расслышал до боли знакомый голос. Андромеда громко визжала, пытаясь разъяснить что-то, но каждое предложение заканчивалось криком боли, будто бы её кто-то избивал. Не пытал темными заклинаниями, а именно бил! Голоса и звуки становилось громче, словно это происходило рядом с его комнатой. Сириусу понадобилось время, чтобы расслышать, кому принадлежал второй голос, который был полон бешенства. «Позорище, рода Блэк!» Вальбурга. «Мать избивает Дромеду!» Она хлестала её невидимым кнутом и время от времени била ногами — самый ужасный магловский способ! Это слышно по звукам, ударам и воплям! Сириус в миг сорвался с места и вылетел из комнаты. Вокруг была полнейшая темнота. Он рванулся к первому этажу, по памяти пробегая через комнаты и повороты. Он тяжело дышал, с трудом пытаясь сдержать нахлынувшую панику. Чуть не соскользнув с лестницы, спустился к первому этажу. Где-то в кухне горел свет, не задумываясь, он направился туда, по дороге схватил пустую подставку для свечей, как оружие и для защиты. Какой идиот, забыл палочку в комнате! Но времени возвращаться не было, каждая секунда была на счету. В кухне горел свет от трёх свечей, но комната была пуста. Не было даже единой души. «Что за черт?!» — Хозяин, Сириус. От резкого голоса сзади он размахнулся канделябром, готовый к атаке. Напуганный старый Кикимер забился в углу дверного проёма. — Прошу прос-тить меня что отвлёк-с… молодого хозяина… — Запинаясь собственным языком, эльф дрожал от страха. Взгляд Сириуса был безумным, тело его вздрагивало от напряжения, он казался точно помешанным. Не глаженая рубашка распахнута, открывая взор на голую грудь. Ухоженные волосы превратились в взъерошенный ужас. Он долго смотрел на эльфа сумасшедшим взглядом, затем обвёл взором всю комнату и снова посмотрел на него. — Где они? — голос звенел от напряжения. — Отвечай! В конце, еле сдерживая свой крик, Сириус резко приподнял канделябр вверх, словно собирался ударить. — Я-я не понимаю… — Где Андромеда и моя мать? На лице Кикимера отразилось непонимание и сменилось настороженностью. — Хозяин, ваша мать давно спит в своей спальне. Блэк окинул его цепким взглядом, до сих пор не опуская руки. — Как же Андромеда? — не веря, спросил парень. — Её выгнали две недели назад из дома, сэр, — глаза Сириуса нахмурились от этих слов. — Я не знаю, где она. Парень стоял на месте, как статуя, дышал рвано и слышал, как бешено колотится сердце. Неужели ему все послышалось? Но звуки и вопли были до жути реалистичными! Мгновение, вдруг одна мысль ярко озарило его, словно ожидала момента, когда ему придёт осознание, чтобы окончательно поразить его. Действительно, он чувствовал себя ужасно рассеянным и как-то безобразно встревоженным. Его вдруг ошеломило это, до боли знакомое состояние. — Молодой хозяин, не принимает снадобье? — этим вопросом эльф лишь подтвердил его догадки. Сириус со всей силой кинул канделябр в стену, будто это поможет ему выйти из этого состояния. Что было дальше, он плохо помнил, кое-как добрался в свою комнату на ватных ногах, при этом игнорируя до смерти напуганного и назойливого существа. Влетел в свою комнату и закрыл дверь несколькими запирающими заклинаниями, чтобы наверняка его не потревожили. Он плюхнулся в свою кровать, но уже не мог сомкнуть глаз. Сириус был весь в поту и все также отрывисто дышал. «Нет-нет-нет!» Ему хотелось рыдать, сорвать свою кожу до мяса, но он лишь смотрел в потолок отчаянным взглядом. Парень очень долго пролежал в запертой комнате, даже если просыпался ото сна, встать не приходило в голову. Ночь сменялась рассветом, рассвет — солнечными лучами, а они — сумерками. Уже тогда начались первые стуки, потом все настойчивее, даже пытались открыть Алохоморой, но без толку. Кто-то кричал, требовал, чтобы впустили, на это Бродяга лишь закрывал голову подушкой. Приходил эльф и просил о чем-то, на что он приказывал не приближаться к нему. Он мёрз постоянно, холод обхватывал его тело, из-за чего он просыпался от ужасной лихорадки. — Уйди из моей головы, — рычал он, не осознавая, что делает это вслух. — Уйди же, уйди, уйди!***
Орион сидел в кресле у камина, держа в руке бокал с огневиски. Вальбурга Блэк, облачённая в муравое чёрное платье, беспокойно ходила по комнате. — Только этого нам не хватало! Каким образом зелье перестало работать? И где этот подонок Гиппократ, когда он так нужен? Нужно ему отрубить руку за пустые обещания! — она бессильно упала на кресло напротив мужа. Регулус, сидевший на чёрном диване, поднял тяжёлый взгляд на мать. — Возможно, недавние события плохо повлияли на его психику, — невозмутимо заявил младший сын. — Большой стресс натолкнул его на эти магловские зависимости. — Почему он вечно вляпывается в разные ситуации?! — не сдерживая всё в себе, мать рявкнула на всю гостиную. — Словно это у него в крови! — Это уж точно, — хмыкнул Орион, затем сделал глоток огневиски. Вальбурга бросила на мужа злой взгляд, а в следующую минуту едва сдерживая гнев, обратилась к нему: — Тебе не пора ли проветриться с папирусом, Орион? Словно ожидая её предложения, он легко поднялся из кресла и вышел из помещения. Но перед уходом он допил алкоголь до дна и послал младшему сыну взгляд, а-ля «сам справляйся с этой женщиной». Миссис Блэк потёрла пальцами виски и тяжело вздохнула. — Судьба издевается надо мной, посылая страдания с каждым днём. — Несмотря на шёпот, её голос дрожал, вот-вот она сейчас заплачет. — Испортили мою мать и теперь портят сына! Повисла тишина, нарушаемая только треском и пощелкиванием дров в камине. Регулус слегка нахмурился. Мать не позволяла себе быть слабой при других, даже в присутствии родного сына. — Не притворяйся удивленным, — она медленно подняла свою голову в его сторону. — Я знаю, что ты слышал мои рыдания глубокой ночью. Слизеринец сидел прямо, не сводя с неё пристального, но в тоже время ленивого взгляда. — Не только ночью, — холодно отозвался он. Её передернуло от его слов. Она нервно качнула головой, словно пыталась отогнать муху, и закрыла глаза. «В его голосе перестали слышатся нотки детства», — вдруг подумала Вальбурга. Мать смотрела на сына уже новым взглядом. В её голове всплыли ранние годы, когда маленький Регулус боялся даже её взора. Вспомнила ребёнка, который начинал плакать, когда она повышала голос. Но сейчас же перед ней сидел истинный наследник Блэков. Хладнокровный и без чувств. Почему же она не заметила такое перевоплощение? Когда она упустила этот момент? — Я знаю, что была плохой матерью, — тихонько выдохнула и судорожно сглотнула она. В голосе теперь отсутствовала привычная надменность и высокомерие. Только усталый от всего мира и безжизненный голос. Салазар, как же она устала. — Я хотела вас подготовить к жестокости, что ждёт вас в жизни, чтобы вы были готовы и не чувствовали ту ужасную боль, которая постигнет вас в будущем. Несмотря на безразличное лицо, внутри Регулус напрягся. Душевные разговоры в этой семье были крайне редки, особенно от матери. Вальбурга была нарциссическим родителем, не признающей свою оплошность, и такое поведение было не свойственно ей. — Теперь я осознаю, что вы были обречены на мучения ещё с рождения. И причиной вашей боли — являюсь я. Какая ирония, — она слабо усмехнулась. — Я ведь с самого начала не хотела, чтобы вы почувствовали ту боль, которую пережила я. Вы жили во мраке, дабы не ослепнуть. Я травила вас с мыслями, что защищаю. А теперь…— она вновь взглянула на него. — Передо мной, моя же копия. Сын растерянно смотрел на мать, пока на лице не отразилось понимание. Он проглотил тяжёлый ком в горле, прежде чем осторожно спросил: — Значит бабушка…? — Закончить фразу было сложно. Не находились слова, которые могли описать его мысль. Вальбурга слегка скривила рот, вновь переступая через травмированные воспоминания. — Она избивала меня во время своих припадков. Унижала и оскорбляла. — Она закрыла руками лицо. — Мерлин, я повторяю её поступки. Регулус не знал, что делать. При виде сломленной и слабой матери, у него не возникло никакого сочувствия. Наоборот, ему стало отвратительно от этого зрелища. Женщина, которая наказывала его при любой уязвимости, сейчас сидела перед ним и чуть-ли не рыдала. Вальбурга была настоящей эгоисткой, все должны были жить по её условиям, но она не включала себя в эти числа, считая, что ей можно все. Это было несправедливо! Не сказав ни слово, он молча встал с дивана и вышел из гостиной. «Избегая, мы лишь быстрее доходим», — пронеслось в голове Регулуса, пока он поднимался к своей комнате.