Flightless bird

Луи/Настоящее время Ужин для спонсоров проходил в одном из самых больших залов Оперного театра. Хрустальные люстры, бархатисто-красные и золотые цвета зала создавали соответствующую атмосферу. Масляные картины, которые висели там с 17 века, украшали стены, подчеркивая его историческое значение. Когда я был в парадном зале, я не мог не передвигаться чуть увереннее и горделивее, напоминая о моем собственном месте в почетной истории Королевского балета. Зейн бросился ко мне с галстуком в руке. «Извини, что опоздал. Задержка в метро, — сказал он, тяжело дыша. «Все в порядке». Я расстегнул воротник его рубашки и взял галстук из его рук. Я накинул его на шею и завязал. Ужин был предназначен для танцоров-мужчин труппы, чтобы пообщаться с женщинами-покровительницами — своего рода танец Сэди Хокинс для высшего общества. Но это заставляло большинство из нас чувствовать себя альфонсами, когда нас угощали напитками и подвергали настойчивым женским ухаживаниям. Это был черный галстук, и мы выглядели одинаково. Все мужчины в труппе приобрели костюмы на пошив у Gieves & Hawkes, старейшей портной компании в Лондоне. Это была традиция. Некоторые не понимали необходимости единообразия, когда мы не выступали, но я понимал. Это укрепило наше товарищество и заставило нас почувствовать себя частью чего-то большего, чем мы сами. Вошел Найл Хоран, музыкальный руководитель балета, в круглых черных очках, которые сочетались с черным костюмом. «Хоран!» Мы с Зейном помахали ему рукой. «Выглядите шикарно, мальчики», — весело сказал он. Как и большинство музыкальных директоров, Найл был дирижером по профессии. Он был приглашенным дирижером Лейпцигского балета, прежде чем ему предложили должность музыкального руководителя Королевского балета в Лондоне. Мы с ним стали верными друзьями, что было удивительно, потому что большинство музыкальных директоров были придурками, которые считали музыку более важной, чем людей, танцующих под нее. Его мама была балериной, а он был пианистом балета с начальной школы, поэтому он очень уважал танцоров. Он также был футбольным фанатом из-за чего у нас были абонементы на «Манчестер Юнайтед». Мы оглянулись, когда через большие дубовые двери начали просачиваться богатые женщины. Найл ухмыльнулся. «На их лицах написана жажда». «Если мы начнем тонуть, мы потянем тебя за собой», — сказал я. «Они здесь не из-за меня», — засмеялся он. «Им нужны подтянутые балетные мальчики». Я провела рукой по челке Найла. «Им нравятся эти светлые локоны так же, как им нравятся мои бедра». «Да», — согласился Зейн, обеспокоенно глядя на женщин. «Будь командным игроком, Хоран». Зейн был фаворитом среди женщин-спонсоров. Его Меркуцио в постановке «Ромео и Джульетта» прошлого сезона сводил их с ума. Возможно, это как-то связано с решением хореографа заставить Зейна танцевать соло топлесс. «Разве Джиджи не против, что тебя так оголяют?» — спросил Найл Зейна. «Ты издеваешься? Она вытолкнула меня за дверь и велела встряхнуть моими бидонами». Это было похоже на Джиджи. Я нервничал из-за того, что меня будут лапать всю ночь, но не так, как из-за встречи с Гарри. А он где вообще был? Я не спал до трех часов ночи и смотрел кадры его выступлений в Большом театре. Я думал, что если буду смотреть достаточно пристально, то найду недостатки в его технике и разоблачу его на репетиции. Но если и были ошибки, я их не замечал. Гарри был настолько эмоциональным танцором, что было трудно сосредоточиться на чем-либо, кроме того, что он чувствовал. Когда я смотрел его соло в «Жизели», я не сдержался и заплакал! Настоящие гребаные слезы! Я захлопнул свой ноутбук, злясь на себя за то, что позволил себе обмануться дешевыми уловками Гарри. Мы с ребятами решили сделать решительный шаг и поприветствовать женщин. Хрупкая восьмидесятилетняя женщина по имени Маргарет обратила на меня внимание. Я решил остаться с ней. Она казалась относительно безобидной. «Сюда, Мэгс», — сказал я, подводя ее к столу. «Ничего страшного, если я буду звать вас Мэгс?» «О, да.» Она покраснела, прикоснувшись к своим голубоватым волосам, закрученным в изгиб на голове, как сахарная вата. «Никто меня так не называл с моей юности!» Я улыбнулся. Позади меня Зейна терзали две сладострастные светские девушки лет сорока. «Помоги», — сказал он. Я пожал плечами и ответил: «Извини». У Мэгса была интересная жизнь наследницы медиа-состояния и черное чувство юмора. Мы отлично поладили. Мне не нужно было притворяться, что я смеюсь над ее шутками. На самом деле она была довольно забавной. И она не домогалась до меня, что не мог не оценить. Только когда подали десерт, Гарри решил почтить нас своим присутствием. Дубовые двери распахнулись, и он по-царски вошел, опустив зеленые глаза и заложив руки за спину. Реакция на него была такой, какую я никогда не видел по отношению к танцору. Не сговариваясь, вся комната поднялась на ноги и разразилась бурными аплодисментами. Гарри поклонился, и я неодобрительно покачал головой. Он не то, что был не в черном галстуке, он был без него вообще. С ног до головы в Gucci, с золотым бантом на шее с цветочным рисунком и в черной рубашке, его длинные волосы были распущены и завивались на плечах. Это было совершенно неуместно! Оскорбительно! Он не выглядел так, как будто был частью труппы. Он был похож на принца Макиавелли! — Ооооо, — прошептал Мэгс. «Это новый танцор из Большого театра. Я слышала, он великолепен. Разве он не выглядит потрясающе? Я никогда не видела такого великолепного костюма». Я сделал глоток вина. «Это потому, что это не костюм. Я вообще не знаю, что это, черт возьми!» Она схватила меня за руку. «Вы можете меня представить?» «Мэгс, ты не хочешь иметь дела с таким, как он, поверь мне, он — катастрофа». Я наблюдал, как Гарри перемещался по комнате, вежливо приветствуя каждого покровителя и члена труппы. Они с Зейном обнимались целую минуту. Я засек. Он коротко перекинулся парой шуток с Лиамом, прежде чем Кеннет представил его Найлу. Когда он подошел к моему столу, я посмотрел вперед и скрестил руки. Он подходил к каждому, пока, наконец, не подошел к Мэгс и поцеловал ее в щеку. «Enchanté»*, — сказал он. Она прижала руку к сердцу, и взмахнула своими седыми ресницами. Я встал и неохотно протянул руку. Гарри посмотрел на нее, развернулся и пошел прочь. Я был в ярости. Он поприветствовал каждого человека в этой проклятой комнате только для того, чтобы оскорбить меня! Сволочь! Он сел за соседний стол с Кеннетом и Лиамом. Естественно, он хотел бы проводить все свое время, подлизываясь к режиссеру. Он, вероятно, думал, что остальные из нас ниже его достоинства. Включая меня. Особенно я. Я просто хотел игнорировать его и насладиться своим вином, может быть, еще эспрессо или двумя, но все, о чем кто-либо хотел говорить за моим столом, это Гарри, Гарри, Гарри. Я не мог не взглянуть на него украдкой, чтобы понять, наблюдает ли он за мной, но он посмотрел на меня ни разу. Он скрестил одну ногу над другой, положив руку на спинку стула Кеннета, с легкой улыбкой на лице. С меня хватит. «Гарри такой изысканный», — хмыкнула худая деловая женщина, сидящая напротив меня. «Он такой культурный. Интересно, вырос ли он на континенте?» Я расхохотался. «Гарри? Культурный? Он даже не знал, кто такой Нижинский, когда я с ним познакомился!» Гарри прислушался. Он не смотрел на меня, но я мог сказать, что он закипал от злости. Я продолжил. «Нет, он далеко не культурный, если только не считаете изысканным обучаться балету в культурном центре под названием чеширская пекарня». Дамы перешептывались между собой. Они любили Гарри, но еще больше они любили сплетни. Я продолжал развивать эту тему. «Он даже не был на балете, когда пришел обучаться в академию. Пятнадцать лет и ни разу не был на балете! Вы можете себе представить?» Женщина в очках примерно возраста Мэгс зажала рот рукой и прошептала. «Может, он из бедной семьи, как этот парень Билли Эллиот?» «Нет», — заверил я их. «Он не бедный, просто трагически невежественный обыватель». Гарри бросил салфетку и встал из-за стола. Я думал, он кинется на меня. Я этого ждал. Вместо этого он прошел через комнату и вежливо пригласил одну из спонсоров танцевать. «Пойдем, Мэгс», — сказал я, хватая старуху за руку. «Куда мы идем?» «Танцевать». Первым танцем был вальс. Я попытался незаметно подойти к Гарри, чтобы подслушать его разговор. Несомненно, он будет жаловаться на меня любому, кто будет его слушать. Затем песня переключилась на что-то более быстрое. Я определенно недооценил Мэгс, потому что она была очень активна. «Расслабься, Томлинсон!» — крикнула она поверх музыки. Я едва поспевал за ней, и ей было трудно держать руки на талии, она зажимала мою задницу при каждом удобном случае. Наконец-то я привлек внимание Гарри. Теперь он смотрел на меня и Мэгса, улыбаясь во весь рот. Просить Мэгс танцевать было большой ошибкой, потому что, как только она начала, ее было не остановить. «Давай отдохнем», — предложил я. «Мне нужно отдышаться». «Ерунда! Вы молодой человек! Вы можете плясать всю ночь!» Мы станцевали еще пять песен, Найл и Зейн, в конце концов, присоединились к пляскам со своими живучими партнерами. Волосы Зейна были взлохмачены, галстук развязан, а щека и воротник были покрыты помадой. Мы танцевали фокстрот и джиттербаг, время от времени, чередуя их с диско. Я заметил, что Лиам стоит у стены в одиночестве. Его хромота заставляла его чувствовать себя неловко, поэтому он всегда избегал танцев. Это разбивало мне сердце, потому что до травмы он был одним из величайших танцоров, которых я когда-либо знал. Зейн тоже заметил его. Извинившись, он оставил своего напарника и выманил Лиама из угла. Он никогда бы не пошел со мной, но у Зейна было волшебный дар убеждения. Вместе они скользили по танцполу короткими осторожными шагами, Зейн слегка наклонился, чтобы компенсировать хромоту Лиама. Когда мы с Мэгс пронеслись мимо них, я закричал: «Эй, я следующий». «Извини, дружище, моя танцевальная карточка заполнена!» Щебетал Лиам, крепко цепляясь за Зейна. Я наконец вымотал Мэгс к предпоследней песне вечера. Я повел ее обратно к столу, где она со мной распрощались. Она устала, но все еще была в лучшей форме, чем я. Я посмотрел через комнату. Гарри ушел. Он пришел поздно и ушел рано. Я был разочарован, но не знал почему. Утром у меня была репетиция с ним, и чем меньше мне приходилось с ним общаться, тем лучше. Я плюхнулся на свое место. Зейн рухнул рядом со мной, как тряпичная кукла. «Я измотан. Хочешь вместе поедем на такси?» «Нет, думаю, я пройдусь». Зейн склонил голову. «Дай я провожу тебя до дома». «Не стоит, все в порядке». «Это из-за Гарри?» «Я в порядке, Зейн». «Я не злюсь на него за то, что он занял должность ведущего танцора и тебе не стоит». «Ну а злюсь!» Зейн кивнул, хотя мы оба знали, что новая должность Гарри не была истиной причиной, по которой я был зол. Я остался и выпил еще. Один за другим посетители и танцоры покидали главный зал, чтобы выйти на прохладный ночной воздух. Я ушел последним, не считая официантов. Волоча ноги, я прошел мимо барочных масляных картин, драматичные лица на них насмехались надо мной. Мне было интересно, сколько танцоров проходили мимо этих самых картин в черных костюмах Gieves & Hawkes за эти годы. Тысячи. Однажды обо мне забудут, и останутся эти картины: эмоциональные и бесстрашные. Как Гарри. Гарри будут помнить. Я вышел на ступеньки Оперного театра и надел свое тяжеловесное твидовое пальто. Я вытащил сигарету и на мгновение позволил ей свисать с моих губ, наблюдая за ночным небом. Нащупывая зажигалку, я почувствовал нежную руку на своем плече и пару знакомых губ на своем ухе. «Спокойной ночи, Деметриус».