Flightless bird

Гарри/Прошлое Мальчики выстроились в ряд у станка с одной стороны танцевальной студии, а девочки — с другой. Мы тренировали подъемы. В моей старой студии в Чешире большинство девушек были моложе и меньше меня, но в Королевской балетной школе они были моего возраста и роста, если не выше. На выходных я пошел в Top Shop, чтобы купить свободных маек, как у других мальчиков. Я, наконец, начал чуть больше ощущать, что вписываюсь, хотя я все еще сильно отставал, если речь шла о техике. Луи был в паре со своей подругой Элеонор, уравновешенной, но застенчивой брюнеткой с золотистым загаром от летних каникул на юге Франции. Они ссорились друг с другом на всю аудиторию. «Даже не думай блять снова уронить меня, Томлинсон!» — сказала она, сгибая свою ногу. «Эль, я не уроню тебя, если ты просто расслабишься!» «Как я могу расслабиться, если ты все время роняешь меня?» Меня поставили в пару с Джиджи, самой сильной танцовщицей академии. Она была высокой, мускулистой и чертовски устрашающей. Она была похожа на китайскую куклу, когда была довольна, и на кобру, когда была зла. Злилась она очень много. Луи подтолкнул меня. «Будь осторожней с Джиджи. В последний раз, когда парень уронил ее, она ударила его ногой по яйцам. Мы зовем ее Щелкунчик (Nutcracker)». Я побледнел. Лиам справился первым. Его партнерша оперлась на его плечи, и он с полной легкостью поднял ее с земли, ее ноги рассекали воздух и мягко скользили обратно вниз. Зейн достаточно легко поймал свою напарницу, закружив ее одной рукой высоко над головой, как будто он крутил жезлом. Элеонор тихо выругалась, прыгнув на Луи. Они тренировались в прыжках и подъеме. Она должна была прыгнуть в его объятия, а затем, с инерцией прыжка, он должен был подбросить ее в воздух и удержать за талию над своей головой. Ему это удалось, хотя ее нервы взяли верх, и ему пришлось опустить ее, прежде чем они смогли завершить полный оборот. Ледяные голубые глаза Джиджи впились в мои, когда она подошла ко мне. Мы делали простой подъем в стиле арабески. Самая простая позиция. Я держал свою правую руку чуть выше ее бедра, а левую — под ее вытянутой ногой, прямо как официант держит поднос. Я согнул колени и поднялся. Я поднялся примерно на полпути, прежде чем мои руки начали дрожать. Луи прикусил губу. Зейн закрыл глаза. Я не мог этого сделать. Мои локти подогнулись, и я неуклюже приземлился на землю. «Еще раз», — сказала она. Еще раз я крепко положил одну руку ей под ногу, а другую — на бедро. Я поднял и… я уронил ее. Вот дерьмо. Она встала и обошла меня. «ЕЩЕ РАЗ!» Я пытался, но это было физически невозможно. «Я не могу!» Я вздохнул, мягко опустив ее. «Еще раз». На этот раз я поднял ее немного выше, но моя поза была неаккуратной, и она выскользнула из моей хватки. «Еще раз». Мы, должно быть, проделали это пятьдесят раз и продолжали заниматься этим еще долго после того, как другие закончили. Мои руки становились слабее, а не сильнее. Опустив ее в последний раз, Джиджи повернулся к другим мальчикам и разочарованно прикрикнула: «Сделайте с ним что-нибудь». Она резко повернула голову, хлопнув меня по лицу своим хвостиком. Мои плечи опустились в поражении. «Давай», — сказал Луи, когда мы собирали наши сумки. «Пошли в спортзал». Мне действительно не хотелось тренироваться. Мне захотелось съесть шоколад и подольше вздремнуть. Когда мы шли в спортзал в подвале школы, Луи объяснил: «Самый важный урок, который тебе нужно усвоить, — это то, что девочки управляют всей этой шарагой. Их намного больше, чем нас. Если вы встанете на пути у одной, они все тебя отымеют. Если вы хочешь, чтобы Джиджи тебя уважала — а ты должен этого хотеть, потому что, если она не будет тебя воспринимать, другие тоже не станут — тебе нужно потренироваться». У меня была не только плохая техника, но и я был слаб. Супер. Просто добавьте это в список всего, что со мной не так. Луи заметил, что я чувствую себя подавленным, и попытался подбодрить меня, рассказывая мне обо всех тех случаях, когда он ронял Элеонор. Но это было несправедливое сравнение. Он работал над сложнейшей поддержкой, а я не мог даже сделать простой арабеск. Я был худшим учеником в классе, может быть, худшим учеником в истории школы. Я выдавил из себя улыбку. Мы завернули за угол в спортзал, и я увидел стеклянную витрину с трофеями с фотографией знаменитого танцора Александра Бошампа в рамке. Он выглядел таким молодым. Должно быть, когда-то он был здесь студентом. Он был тем, кто оказался на своем месте. Он был настоящим танцором, не я. Я угрюмо прижался к стеклу и указала на него Луи. «Смотри, Лу, это твой любимый танцор». Он развернул меня и сжал мои плечи. «Гарри, ты мой любимый танцор». Я закатил глаза и отмахнулся от комплимента, но втайне его слова грели мне душу. Спортзал был пуст. По крайней мере, так я бы не опозорился перед всеми. Мы решили начать с жима лежа. Луи поставил на штангу самый низкий вес — 50 фунтов. Я немного обиделся. Я думал, что смогу, по крайней мере, жать 100 фунтов! Он заверил меня, что это стандартная практика — начинать с наименьшего веса и продвигаться вверх. «Ляг на спину, расставив ноги», — скомандовал он. Я держал штангу руками, и он снял ее со стойки, глядя на меня сверху вниз. «Теперь, когда я отпускаю, опусти ее к груди, а затем снова подними наверх, пока не распрямишь локти. Я буду стоять здесь и контролировать, чтобы поймать ее, если она упадет. Я кивнул. Он был таким хорошим учителем, терпеливым и добрым. Мне хотелось, чтобы танцевать с девушками было так же легко, как с Луи. Я ухватился за перекладину, как показал мне Луи, и подал ему сигнал. Он не отпускал. «Я готов», — подтвердил я вслух. «Отпусти.» Лицо Луи смягчилось. «Я не могу… Твоя грудь такая крошечная, как у птенца. Что, если я раздавлю тебя? » «Луи!» «Ладно, ладно.» Медленно он отпустил. Это было тяжелее, чем я ожидал, но мне удалось сделать пять повторений. Я остановился на 50 фунтах до конца своего упражнения. Оказалось, что 100 фунтов — это немного амбициозно. Затем мы перешли на свободные веса, а затем, наконец, на подтягивания. Луи смог сделать двадцать подтягиваний. Я сделал два, но это были уверенные два повторения. Луи стоял подо мной и держал меня за ноги, чтобы я мог догнать его двадцать. «Я не думаю, что это в счет», — засмеялся я. «Я никому не расскажу, если ты не расскажешь». Когда мы закончили, мы пошли в душ, у нас сильно болели мышцы. Пока Луи стягивал с себя потную одежду, я старался не смотреть на его тело. Он не обращал внимания на свою наготу, как и большинство студентов академии, но я бы никогда не привык целый день находиться рядом с таким горячим обнаженным телом, как у Луи. Я едва могла контролировать свою реакцию на него, когда мы оба были полностью одеты. Я знал, что если бы я посмотрел на любую часть его обнаженного тела, у меня бы встал. Я был напуган. Было бы так стыдно, что я бы провалился сквозь землю. Как робот, я пялился вперед, глядя только на плитку, машинально мыл волосы так быстро, как только мог. Луи протянул мне мыло. «Мои руки болят. Ты моешь мою спину, а я твою». О нет. Как, черт возьми, я мог смотреть на него и прикасаться к нему, не заработав стояк? Это невозможно! Он отвернулся, и я впервые столкнулся с неоспоримым совершенством, которым была задница Луи. Боже. Я смахнул воду с глаз и быстро начал намыливать его спину, позволяя рукам скользнуть по контурам его гладкой загорелой кожи. Он так хорошо выглядел, он чувствовался так хорошо… Луи прочистил горло. «Задумался?» Он поднял мочалку с полки. Черт. Я вел себя как идиот, растирающий его голыми руками. Он, должно быть, думал, что я полный извращенец. «Извини.» Я взяла губку и снова намылила его, пока его кожа не стала розовой. «Ниже», — сказал он через плечо, его хриплый голос эхом разнесся по всей душевой «Верно». Я провел губкой по его спине. «Ниже». Я сделал глубокий вдох и провел губкой по основанию его позвоночника, прямо над его идеальной задницей. Голова Луи наклонилась вперед, и он немного застонал. Сначала я замер, потом продолжал тереть, усерднее и медленнее, пытаясь вызвать у него еще больше стонов. Он выгнул спину и снова благодарно застонал. Ему понравилось. Я делал то, что нравилось Луи. «Хорошо, твоя очередь», — сказал он. Я повернулся быстро, быстрее, чем любой пируэт, который когда-либо делал в классе. Член твердел, и я не хотел, чтобы он видел. Он был скрупулезен, когда тер мои лопатки. Было приятно, но я бы предпочел его руки. Я тоже хотел предъявить требования. Типа, сказать ему, чтобы он не торопился и тер меня повсюду… Но я стеснялся спросить. Когда он закончил, он переместил меня под воду, чтобы я сполоснулся. Я почувствовал, как мыльная пена и горячая вода стекают по моей шее и спине. Затем я почувствовал жар другого рода. Его дыхание на моей коже. «Гарри…» — пробормотал он, обвив руками мою талию и прижавшись губами к моей спине. Я закрыл глаза и растворился в его нежном поцелуе. «Луи …» Он резко отпустил меня и я чуть не упал. «Все готово», — сказал он, выключая душ и отстраняясь. Я последовал за ним, неуверенно закрепив обратно насадку душа. Мое сердце колотилось все время, пока мы одевались в раздевалке. Может быть, сегодня вечером в своей комнате он поцелует меня по-настоящему. «Я ему нравлюсь, — подумала я. Он бы не поцеловал меня в спину, если бы я хоть немного не нравился, верно? Я никогда никого раньше не целовал, и хотя мне нравилось, как его губы касаются моей спины, мне отчаянно хотелось, чтобы он поцеловал меня в губы. Он улыбнулся мне, поправляя штаны. Может, он думал о том же, что и я. Он почти не тратил время на укладку волос, что было на него не похоже. Он хотел сразу вернуться в комнату. Как и я. Всю дорогу до комнаты он был очень кокетлив, щипал и щекотал меня. Мы не могли оторвать глаз друг от друга и все время врезались в людей. «Это хорошиц знак», — подумал я взволнованно. Но когда мы переступили порог: ужас! Катастрофа! Зейн лежал на нижней койке. «Джиджи выгнал меня». Он нахмурился. «Она была не в духе после уроков». Они оба посмотрели на меня. Нет! Если бы я только смог поднять Джиджи! Я мог бы оказаться вдвоем в комнате с Луи, целоваться! Вместо этого мне пришлось собрать вещи и уйти. Почему я такой дерьмовый танцор! Черт меня дери! Я пнул ни в чем не виноватый пол. «Я вернусь в свою комнату». Луи остановил меня. «Эй, тебе не нужно уходить. Мы можем оба лечь на мою кровать». Да! «Окей», — спокойно сказал я. Но было всего семь часов вечера. Перед сном было много времени. Мы взяли еду на вынос и поиграли в Halo с Зейном. Это было весело, и мне нравился Зейн, но я считал минуты, чтобы лечь в постель с Луи. Луи был другим с Зейном, чем со мной, более грубым. Он подшучивал над ним, когда он напортачил в игре, называя его «мудаком» и «гребаным лохом». Но когда я напортачил, он сказал: «Хорошая попытка!» хотя я был очевидно не очень хорош. Мне все еще не нравилось делиться им с Зейном. Я привык иметь всего Луи в своем распоряжении. Теперь мне приходится бороться за его внимание. Они подшучивали между собой заставляли друг друга смеяться как сумасшедшие. И когда Луи говорил что-то милое — что было постоянно, потому что это Луи — Зейн протягивал руку и гладил его по щеке… Мне это совсем не нравилось. Хуже всего то, что они отлично проводили время. Как только одна игра закончилась, Зейн настоял на том, чтобы мы сыграли в другую, еще и еще. «Я устал!» Громко пожаловался я. «Еще одну», — сказал Зейн. Они продолжали играть. Я был так нетерпелив, что бросил джостик и сложил руки на груди. Когда им, наконец, стало скучно играть, Зейн предложил посмотреть, как какой-нибудь про-геймер играет в ту же игру на YouTube. Луи был заинтригован. Я был в аду. Я заполз на верхнюю койку, разглядывая фотографии мертвых танцоров на стене Луи, и задавался вопросом, стану ли я когда-нибудь наполовину хорош, как эти мужчины. Затем я подумал, сколько людей поцеловал каждый из них и поцелует ли кто-нибудь меня, прежде чем я умру. Через несколько часов, когда я почувствовал, что Зейн запрыгнул на свою койку внизу, я подумал, наконец! Это происходит! Луи и я собирались разделить постель и, надеюсь, поцеловаться! Луи поднялся по деревянной лестнице в одних боксерах, и я быстро снял одежду и бросил ее на пол, случайно ударив ей Зейна по лицу. Я приподнял одеяло, приглашая Луи лечь рядом со мной. Он залез под одеяло, и температура поднялась градусов на сто. Он был похож на огненный шар секса. У него была только одна подушка, поэтому нам пришлось прижать головы друг к другу. Было темно. Его глаза отражали лунный свет, пробивавшийся через окно. Он смотрел на меня. Я смотрел на него. Он медленно придвинулся ближе… Затем из нижней койки засиял яркий хирургический свет, ослепивший нас. «Вы, ребята, не возражаете, если я немного почитаю?» — сказал Зейн. Грррррррррррр! Да, я против! Я пытаюсь получить здесь свой первый поцелуй. «Конечно, приятель», — сказал Луи. Мне пришлось довольствоваться разговором. Пока… «Так… тебе кто-нибудь нравится?» — застенчиво спросил я. «Не знаю», — ответил он. Его колено ударилось о мое под одеялом, и он просто оставил его там. Трогательно. Хммммм. «Кто был твоей последней симпатией?» «Он учился на шестом курсе, а я был на четвертом». «Ты с ним целовался?» — выпалил я. Супер, максимально ненавязчиво и ни разу не прямолинейно. Он улыбнулся. «Да, много раз». Мои пальцы сжали край одеяла. «У тебя был…» Я не могла говорить о сексе с Зейном чуть ниже нас, поэтому написала С-E-К-С, положив палец на руку Луи. Он посмеялся. «Нет. Никогда. Я жду, пока у меня будет… «, и он написал слово Б-О-И-Ф-Р-Е-Н-Д на моей груди, прямо над моим сердцем. Я думал, что упаду в обморок! Я так сильно хотел, чтобы он поцеловал меня. Меня почти не волновало, что Зейн был под нами, за исключением того факта, что он иногда переставал читать, чтобы поболтать. Когда-нибудь ему нужно было лечь спать, не так ли? Было два часа ночи, а он все еще читал. Насколько длинная была эта долбаная книга! «Что ты там читаешь, «Войну и мир «?» — саркастически сказал я, глядя через кровать. «Близко. Анна Каренина. Отлична вещь». Я был измотан, было поздно, и казалось, что Зейн никогда не перестанет читать. Теперь ничего не оставалось, кроме как сдаться и уснуть. Я лежал, находясь в полном отчаянии. Только мои локоны занимали половину подушки. Я переместил их, чтобы дать Луи побольше места. «У тебя самые удивительные волосы из всех мальчиков в школе», — тихо сказал Луи. «Я знаю», — вздохнул я, поворачиваясь на бок. «Мадам велела мне их отрезать». Внезапно Луи расположил руки на мне, как в душе, и крепко обнял, уткнувшись лицом в мою шею. «Не надо. Мне нравятся твои кудри».