***
Взрослые довольно странные. Впрочем, данное утверждение не совсем верно, точнее было бы сказать – все люди странные, кто-то более, кто-то менее – зависит от того, кто смотрит и как смотрит. Наверное «как» в данном случае даже важнее, потому что только от мировоззрения и характера человека зависит оценка других. Праведник презирает зло и разврат, падший презирает праведника, богатый – бедняка, умный – поступающего глупо… Мальчик лет 15 неопределенно качает головой, нагловато улыбаясь, и, переворачивая пару страниц дневника с заметками о совершенно разных вещах, лениво покачивает ногой. На чисто белых страницах графики расчетов выстрелов из различного оружия соседствуют с записями о пиццерии, ядовитые дозы лекарств и таблицы их совместимости с заметками о кошачьей шерсти, записи о анатомии с перечислением ненормальных состояний обозначенных мороженным разных цветов. Имена, фамилии, странные номера с еще более нелепыми пометками соседствуют с названиями музыкальных групп, раскрашенными во все цвета радуги. На некоторых страницах странные рецепты, на других забавный рисунок зефира из пробелов и слов, на третьих невнятные описания людей без имени… Тонкие пальцы, никогда не знавшие действительно тяжелой работы, мягко касаются нескольких строк, невольно заставляя ребенка приглушенно смеяться. Мечта, желания – все это лишь слова для тех, кто не готов сделать шаг. У него была цель – прекрасная в своей простоте и лаконичности и до педантичности расписанная с каждой из возможных сторон – вот только не хватало детали, не хватало личности столь яркой и при этом разбитой, столь противоречивой и последовательной… Не хватало раньше. Сейчас в немного неровных строчках было все что необходимо, и это заставляло радостно улыбаться с невероятным предвкушением и оттенком легкой грусти. Жаль, что они не встретились прежде, не смогли узнать друг о друге до того, как стало слишком поздно, до того, как… Но и этого было достаточно для того, чтобы перестать смотреть только вперед, для того чтобы наконец оглянуться. Кто бы мог подумать, что деталь, которую хотелось собрать собственными руками, тратя долгие годы, самостоятельно ворвется в его жизнь не просто подарив возможность дойти к намеченной цели, но и показав тех, ради кого он к этой цели шел. Удивительно. Дерзко. И с такой искренностью покрытой налетом забавной иронии и тягучего стремления, которые в мировоззрение мальчишки просто не сочетались. Савада Имэй – уникальность – невероятная личность в обертке из показательного изящества и внутренней стойкости…***
Горький кашель срывается с губ и дерет уставшее горло, еще раз подтверждая старость и слабость давно сковавшие тело сильнее любых цепей. Железо можно сломать, вырываясь из оков к сладкому ощущению легкости и свободы, пьянящей вседозволенности и мнимому спокойствию, а вот плоть не сломаешь – от нее нельзя скрыться или спрятаться, нельзя обмануть, но можно временно успокоить, отдаляя боль, которая годами копится, чтобы ударить в момент слабости. Ноно устало смеётся над собственной иронией, откладывая подальше документы и договора, и отодвигается назад, опираясь на мягкое кресло, чтобы дать мышцам хоть немного отдыха. Почувствовав слабину, память сразу позволяет увидеть иллюзорные строчки отчетов о состоянии наследника, которого он сам выбрал, с улыбкой выписывая тогда еще ребенку суровый приговор в лице тяжелого кресла обитого мягкой кожей, столь привлекательного, но скрывающего острые клыки обагренные кровью предшественников и невольных кандидатов, а так же врагов. Перед глазами стоит пятилетний ребенок с прищуренными глазами, любопытными и настороженными с множеством маленьких искорок янтарных как и его пламя, предупреждающих, осторожных и решительных – ребенок который судя по сухим строчкам сейчас изломанно лежит на земле, а старый мужчина совершенно не может понять что же стало причиной, в какой момент утвержденный наследник решил… столкнул ли его кто-то или дитя само сбежало от окрашенного алым трона. Безликий текст не дал ни одного ответа, заставляя мучаться в догадках, которые совершенно не хотелось высказывать, но которые необходимо было расследовать со всей возможной тщательностью. Ноно не верил, что это случайность, не хотел верить в то, что ребенок, за которым присматривал Реборн, самолично шагнул в пропасть, позволяя костям сломаться, разрывая легкие и впиваясь в плоть в сердце в мышцы, дразня нервы невероятной болью… Не после стольких смертей родных детей, внезапных, беспощадных, ранящих не просто душу – отнимающих волю, раз за разом отрывая куски от ослабевшего пламени… Не после того, как лично просил старого друга присмотреть за выбранным наследником. Однако сейчас было не лучшее время чтобы задавать вопросы в попытках добиться истины, как бы сильно не хотелось получить ответ – клятва, данная пламенем, не позволяла отступить от давно подписанного приказа. Через два дня мужчина должен был находиться в Намимори проводя конфликт колец любым способом, если действительно хотел жить. С губ срывается последний вздох перед тем, как в глазах, обращенных на небольшую темную коробочку, сияет твердость и решимость истинного босса. Даже если его воли не хватит, чтобы сделать выбор – эхо прошлого сделает это вместо него.***
Маленькие ладошки трепетно касаются небольших ноготков, невесомо проводят по лепестками ирисов, тянуться на мгновения к черным розам и замирают так и не коснувшись цветов. Ясные глаза смотрят серьезно и уверенно с оттенком странной грусти, однако противоречиво радостная улыбка не дает разглядеть эти эмоции, позволяет спрятаться за счастьем – таким светлым и теплым что в него нельзя не поверить. Громкий голос отвлекает ребенка, и она, рассеяно моргая, радостно бежит по зеленой траве совершенно забыв про цветы. У нее еще было немного времени, чтобы быть ребенком а не казаться им…