Точка вымирания

Эмили удалось задержать дыхание чуть больше чем на минуту. Если снаружи пахло отвратительно, то внутри чрева усика было намного, намного хуже. Когда она, наконец, вдохнула зловонный воздух из трубки, он мгновенно обжег заднюю стенку ее горла и рот, превратив их в наждачную бумагу, когда слюна высохла. Она подавилась, пытаясь подавить позыв к рвоте. Ее глаза снова наполнились слезами почти в тот момент, когда она заползла внутрь выпотрошенного щупальца, отчего ее зрение затуманилось, когда она, опираясь на локти, пробиралась по покрытому слизью полу. Ее глаза пульсировали, когда она пыталась сморгнуть постоянный поток слез. Желание вытереть их было почти невыносимым, но ее руки были покрыты такими же жгучими выделениями, и попадание этого дерьма прямо в глаза, вероятно, в конечном итоге ослепило бы и ее тоже. Поэтому она изо всех сил старалась не обращать внимания на дискомфорт, скользя вперед по инопланетной жиже. Ее вход в шахту щупальца находился недалеко от внешней стены корабля Смотрителей. По ее прикидкам, она уже добрых пять минут ползла по этому вонючему месиву – ее часы тоже были покрыты дерьмом, закрывавшим циферблат, – так что она знала, что, должно быть, уже далеко за внешней стеной. Она понятия не имела, куда приведет ее этот канал, но знала, что он должен иметь какое-то значение для Смотрителей, поэтому он должен куда-то вести. Ей просто нужно было продолжать ползти. Не было никаких признаков чего-либо, хотя бы отдаленно напоминающего выпускное отверстие, клапан или, предпочтительно, какой-нибудь люк. Просто метр за метром эта труба с блестящими гранями ведет все дальше во внутренности корабля. Ее фонарик освещал путь впереди, но все, что она могла видеть, была все та же стена с красным оттенком. Это было все равно что находиться внутри артерии. Что ж, будь ее воля, она проследила бы за этой штукой до самого темного сердца, с которым она была связана, и расколола бы ублюдка на части. Локоть, колено, локоть. Локоть, колено, локоть. Это было все, что имело значение. Двигаться вперед. Концы усика были всего в нескольких сантиметрах от ее лица. Похожая на слизь субстанция покрывала каждую поверхность, сочась из маленьких пузырьков, разбросанных по ее поверхности подобно порам. Это было липко и чертовски отвратительно. Выделения стекали по стенкам и образовывали лужицу слизи у основания трубки. Постепенно тепло распространилось по рукам Эмили и коленям ее джинсов. Жидкость, в которой она плескалась, становилась теплее. Она посмотрела вниз на лужицу красной слизи под своими пальцами, за исключением того, что это была уже не просто лужица, и там, где несколькими минутами ранее она могла ясно видеть свои пальцы, теперь слизь поднялась чуть выше запястий. И теперь, когда она обратила внимание, количество слизи, сочащейся из стен, увеличивалось, причем довольно быстро. За те несколько секунд, что она это заметила, уровень воды поднялся еще на сантиметр. – О, это просто замечательно. Ее голос звучал хрипло, хлюпал в узких, влажных пределах внутренностей усика, и она мгновенно пожалела о своих словах, когда вдохнула в легкие побольше паршивого воздуха. Эмили начала двигаться быстрее, передвигаясь так быстро, как только могла, остро ощущая повышение уровня жидкости. К тому времени, как она преодолела еще десять метров, слизь была почти у ее локтя. Трубка снова наполнялась... быстро. Имело смысл, что ущерб, который она нанесла, чтобы получить доступ к этому усику, не будет просто проигнорирован; конечно, он будет восстановлен. Очевидно, теперь этот ремонт был произведен, и трубка заменяла слизь и газ, которые Эмили выпустила, когда прорезала себе путь внутрь. Не было никакого способа узнать, насколько полной станет трубка. Это могло быть всего на несколько сантиметров, а могло заполниться полностью; в любом случае, это заставило бы ее что-то предпринять в своем затруднительном положении. Эмили посветила фонариком обратно тем путем, которым она пришла; возвращаться было слишком далеко, и, кроме того, если ее вход уже был запечатан и отремонтирован, отступать было бессмысленно. Свет не освещал ничего, кроме красных стенок трубы перед ней. Выглядело так, будто ее обложили, какой бы путь она ни выбрала. Значит, оставался только один другой выход. Она снова вытащила нож из ножен. Лезвием вниз она вонзила его в мякоть усика перед собой и начала нарезать. На этот раз она не была заинтересована в том, чтобы все было аккуратно; ей просто нужен был выход, что-то, во что она могла бы протиснуть свою задницу. Было гораздо проще сделать этот разрез, не работая под таким странным углом. Она просто ухватилась за рукоятку ножа обеими руками и потянула назад, пиля на ходу, разрывая щель в полу трубы, которая с каждой секундой все больше и больше начинала походить на саркофаг. Как будто оно знало о ее жестокости и начало наполняться слизью еще быстрее. Эмили остановилась на секунду, заметив, что первые несколько сантиметров разреза, который она разрезала, начинают зарастать. – О, да ладно тебе. Эмили с силой надавила на рукоять ножа и потянула со всей своей быстро убывающей силой, вонзив лезвие в пол. Вероятно, это из-за ее веса, решила она в ту последнюю долю секунды, когда звук, похожий на разрываемую футболку, наполнил трубу. В следующее мгновение она уже падала, размахивая руками в поисках опоры, но не находя ее на влажных губах расщелины, когда она проскользнула сквозь прореху, увлекаемая водопадом вонючей жидкости. Она приземлилась задницей вперед с хрустящим на зубах «Уф!» выдохнутого воздуха, проглотила полный рот слизи, которая забила ей горло, подпрыгнула, заскользила и покатилась до упора в то, что могло быть только другой стеной. Кашляя и отплевываясь, Эмили перекатилась на четвереньки, и ее тут же вырвало дерьмом, которое она проглотила во время падения. Она стояла на коленях, тяжело дыша, в течение долгих двадцати секунд. «Открой глаза», – приказала она себе. Она ни черта не могла разглядеть. Оба глаза были залеплены слизью и все еще слезились от ядовитого воздуха, которым ей приходилось дышать. Во рту у нее было еще больше дерьма; она выплюнула его длинной струйкой, вытирая губы своей не менее отвратительной, покрытой липкой коркой курткой. Черт, у нее горели глаза. Она попыталась пальцами смахнуть с них слизь, но все, что получилось, – это размазать ее по векам. Вслепую она вытащила свою рубашку из-под куртки и использовала ее, чтобы убрать остатки. Когда ее глаза, наконец, перестало жечь, она снова открыла их и оглядела свое новое окружение. Она находилась в коридоре с мясистыми серыми стенами, ребристыми, как гофрированная труба, ребра располагались с интервалом в три метра, что только усиливало иллюзию нахождения внутри живого, дышащего тела. Большая часть коридора тоже была изогнута в виде трубы, но вдоль основания тянулся ровный проход. Усик, с помощью которого она проникла внутрь корабля, тянулся вдоль потолка. Из пореза, в который она провалилась, все еще время от времени капала слизь, но рана уже снова затягивалась. Фонарик выпал у нее из пальцев, когда она упала с высоты полутора метров на пол коридора. Он лежал рядом, и его свет падал на стену. Боже, у нее болела задница, а рана на голове снова начала пульсировать. Но наконец-то она оказалась внутри. Она сделала это.

***

Эмили подняла свой фонарик с того места, где он упал, и поняла, что на самом деле он ей не нужен. Коридор был залит тусклым светом, хотя она не могла сказать, откуда именно исходил этот свет. Как черная внешняя обшивка корабля, казалось, впитывала солнечный свет, так и сам воздух в этом коридоре, казалось, излучал его. Это место пахло... отвратительно. Сладкий, болезненный, биологический. Она была удивлена, что действительно все еще могла чувствовать хоть какой-то запах после того зловония, которое она испытала в щупальце; с таким же успехом это мог быть мед. Конечно, этот запах на самом деле мог принадлежать ей. Сколько дней у нее не было сменной одежды? И после того, как она проползла через это отвратительное дерьмо... Она содрогнулась от этой мысли. Не было никаких признаков Смотрителей, во всяком случае, пока, но тот же отдаленный гул энергии, который она слышала снаружи корабля, теперь отдавался эхом в подошвах ее ботинок. Если там был кто-то, то где же были Смотрители? В конце концов, кто-то же должен был заботиться о ее сыне. И все же во всем этом было не так уж много такого, что имело бы для нее смысл. Она только что пробралась на этот корабль. По сути, она была захватчиком, так что какие бы системы ни управляли кораблем, они должны были уведомить того, кто контролировал все, о повреждениях, которые она причинила, проникнув внутрь. Это означало, что Смотрители никак не могли не знать о ее присутствии. Где был ее приветственный комитет? – Привет, вы, ублюдки. Я здесь, – крикнула она. – А теперь отведите меня к моему чертову сыну. Она огляделась в ожидании появления кого-нибудь из долговязых Смотрителей, но осталась в коридоре одна. В какую игру они с ней играли? Неужели они ожидали, что она найдет их сама? Падение отбросило ее как раз перед изгибом коридора. С этой стороны угла Эмили могла видеть, что проход ведет обратно к внешней стене корабля. Идти этим путем было бессмысленно. Она высунула голову из-за угла; коридор продолжался вглубь, к центру корабля. Это казалось логичным решением; шансы на то, что ее сын окажется рядом с внешней оболочкой, казались маловероятными. Она пошла, следуя по коридору в течение нескольких минут, пока он не закончился пандусом, который сворачивал в отверстие в потолке и спускался, предположительно, на другой уровень. Очевидно, это была какая-то лестница. Она задавалась вопросом, зачем Смотрителям понадобилось что-то столь простое, как лестница, для перемещения по своему кораблю, когда они могли телепортироваться по своему желанию. Может быть, они просто тратили много энергии, чтобы сделать что-то подобное? Может быть, их телепортация была недостаточно точной, чтобы уверенно перемещаться между уровнями? Кто знал? В любом случае, она должна была принять решение о том, в каком направлении ей следует двигаться. Вверх или вниз? Господи! Как она должна была во всем этом разобраться? Догадаться? Корабль был массивным, и она находилась где-то на среднем уровне вдоль внешнего края. На блуждания по этому месту могут уйти дни, даже недели, и она все равно может не найти Адама. Это казалось таким смехотворно нелогичным, что она могла так точно ориентироваться на всем этом расстоянии только для того, чтобы потратить свое время на слепые поиски его, как только окажется внутри. Должен был быть другой способ. Эмили вспомнила все, что произошло с тех пор, как исчез Адам: сны, которые не были снами, и эта связь с чем-то гораздо, гораздо большим, казалось, всегда была там, на задворках ее сознания. Существовало постоянное, неумолимое, магнетическое притяжение энергии ее ребенка. А потом, когда она только начала спускаться в яму, она коснулась этого щупальца, и ее разум мгновенно перенесся к тем другим существам. Все эти события складывались в нечто такое, чего она не видела, у нее не было времени достаточно глубоко обдумать, – нечто, связанное с ее ребенком, первенцем на этой чужой Земле. Мысленно она увидела, как в его глазах с красными крапинками отражаются ее собственные. И она поняла. Эмили неуверенно протянула руку и приложила ладонь к стене коридора... и ахнула. Она была повсюду. Кружась в красной галактике связей, инстинктивно зная, что каждая точка – какая-то бесконечно крошечная, какая-то массивная, остальное всех оттенков между ними - олицетворяла жизнь где-то на ее планете. Каждая точка была связана со следующей, невероятным биологическим переплетением, сложность которого должна была быть ошеломляюще сложной, но в данном контексте это имело идеальный смысл. И с ровным осознанием, лишенным каких-либо эмоций, Эмили поняла, что она была такой же частью этого гобелена, как и любая другая жизненная сила, которая сияла в линиях его основы. И для нее наступила ясность, исчезновение границ. С того момента, как много лет назад ее похитили и разбудили на корабле пришельцев за пределами Лас-Вегаса, она перестала быть Эмили Бакстер. Женщина, проснувшаяся на том корабле, была другой, необратимо изменившейся, неразрывно связанной с этой биоплеткой, и она даже не осознавала этого до этого самого момента. Красные крапинки в ее глазах были татуировкой ее ассимиляции. Ее ключ к принадлежности. Эмили скользила от души к душе, от тела к телу, мгновенно, без трения, беспомощно кувыркаясь от одного к другому, ее сознание отстранялось от каждого скольжения, но ее душа оказывалась в головокружительном неконтролируемом падении от тела к телу. Контроль, она должна была восстановить контроль. Помедленнее, помедленнее. Эмили заставила себя сбавить обороты, и постепенно ей это удалось. Стремительное падение земной жизни начало ослабевать. «Назад», – подумала она, уводя свое сознание от перспективы отдельной души, пока она снова не посмотрела на обширную коллекцию жизни, расположенную вокруг нее. Еще дальше назад... И вот он был там, ярчайший свет, в центре всей этой жизни, горящий так сильно, что даже в этом метафизическом воплощении тепло, исходящее от ее сына, было ошеломляющим. Эмили попыталась пройти по красным дорожкам, чтобы добраться до него, но связи, постоянно меняющиеся, оказались слишком сложными для ее зарождающегося сознания. С ним было так много связано, что он продолжал отдаляться каждый раз, когда она приближалась. Но это было нормально, потому что теперь она точно знала, где он находится. Эмили попыталась оторвать свою руку от стенки корабля, но она словно приклеилась. Она потянула сильнее, и на этот раз ее рука отдернулась, отрывая от стены длинные черные волокна, похожие на расплавленный пластик. В ужасе она прижала руку к груди. Волокна отпустили ее с едва слышным хлопком, отламываясь, когда они снова вплавились в стену. Отпечаток ее руки остался на поверхности, постепенно заполняясь на ее глазах, пока стена снова не стала идеально ровной. У Эмили подкосились ноги. Она опустилась на пол, ее рука поднялась, чтобы прикрыть рот, когда полное осознание нахлынуло на нее. Она не была Эмили Бакстер. По крайней мере, не та Эмили Бакстер, которую похитили с той поляны в Лас-Вегасе. Теперь она понимала, что Смотрители изменили ее, дополнили, приспособили к жизни. Она была экспериментом. Господи Иисусе! Возможно, она даже не та женщина... Они могли бы создать это тело и имплантировать воспоминания настоящей Эмили Бакстер в ее голову, как сцену из какого-нибудь плохого научно-фантастического фильма категории «Би» пятидесятых годов. Ни за что. Ни за что. Ни за что. Ее разум повторял это снова и снова, отказываясь принять такую возможность. Но имеет ли что-нибудь из этого действительно значение? - спросил ее внутренний голос. Если я чувствую себя как Эмили, если я люблю, как она, выгляжу, как она, тогда, конечно, это означает, что я - это она. Единственный способ узнать наверняка - это расспросить кого-нибудь из Смотрителей. Если бы ей пришлось, она выбила бы правду из тех, кто сделал это... эту отвратительную вещь с ней. Но они, похоже, не проявляли к ней особого интереса, судя по отсутствию контактов с момента ее приезда. И этот корабль — если это было то, чем он был на самом деле – она задавалась вопросом, был ли он связан со всем, что они создали, действуя как своего рода канал для сбора данных? Или следить за ходом инопланетного захвата? Возможно, Смотрителей даже не было на борту. Эмили не ощущала их присутствия в той фантастической паутине связей, к которой она только что подключилась. Может быть, все это было просто автоматизировано. Но все, что сейчас действительно имело для нее значение, – это добраться до своего сына. Сейчас это важно больше, чем когда-либо. Эмили заставила себя подняться на ноги и сделала сознательное усилие дышать медленно и глубоко, пытаясь разобраться в путанице мыслей, крутящихся у нее в голове. Самым важным было найти Адама; вот почему она была здесь. Он был невиновен во всем этом, и, черт возьми, она собиралась заставить Смотрителей заплатить за то, что они забрали его у нее. Она больше не беспокоилась о том, чтобы найти его. С той секунды, как стена ослабила свою хватку, Эмили снова почувствовала его присутствие, и на этот раз ощущение не было едва уловимым рывком. Вместо этого она почувствовала себя так, словно кто-то схватил ее за лацканы пиджака и сильно дернул. Его положение в запутанной биосвязи постоянно менялось, и ей было почти невозможно уследить за ним в контексте всей многомерной метасферы, но здесь, в физической реальности этого корабля, он был зафиксирован на месте. И она точно знала, где он находится. Эмили начала карабкаться вверх.