выстрелы в молоко

9) сероладик — Ну же, солнышко. Скажи. — Не скажу, — отрезает Серый тем звенящим металлическим тоном, от которого человека помягче оторопь берет, а Вадим лишь добродушно усмехается, держит крупными ладонями за талию и продолжает сахарным голосом уговаривать: — Тебе же не сложно. Порадуй меня. Серый, оседлав его бедра, то и дело склоняется, чтобы поцеловать, а потом выпрямляется, ведет ладонями по груди, разглядывает. Олег устраивается на другом краю постели и берет стопы Вадима в руки, чуть мнет большим пальцем поперек. Вид — волшебный: изгиб спины Серого, его ягодицы, а под ними — толстый член Вадима, его сильные бедра. Он чуть сгибает ноги в коленях, и Олегу сподручнее становится массировать его ступни — огромные, обувь на него только в военторге и продают. — Тебе обязательно слышать подтверждения твоей превосходной физической кондиции? — капризно интересуется Серый. — Да, солнышко. Скажи, что я красавчик. Олег не видит, но знает: Вадим ухмыляется. Щупает по-хозяйски талию Серого, мнет ягодицы, лезет между — еще поблескивает от смазки, еще остался след засохшей спермы. Серый нарочито-зло выдыхает. Произносит: — Ну конечно. Красавчик. Думаешь, иначе бы ты был здесь? Вадим хмыкает, а Серый, вдруг вдохновившись, продолжает: — Красивая татуировка. Наклоняется и целует то ли дракона, то ли волка. Оборачивается к Олегу, улыбается: — Ты бы хоть раз сказал, что он так любил тебя, Волч, что увековечил на груди. Олег усмехается: — Он ее начал бить еще до знакомства со мной. И машинально мнет стопы Вадима. Вспоминает, как они ссорились, когда их только поставили работать вместе, пару раз даже подрались, но все равно, когда Вадиму свело ногу после недавней травмы, Олег сел жопой в песок и принялся растирать ступню и голень, пока Вадим матерился через слово, и тогда хотелось вообще ему все ноги переломать вместо того, чтобы тащить его на себе до базы. — Олег, — вкрадчиво зовет Серый. — Заснул? — Нет. Так, задумался. Серый воспринимает его ответ по-своему. Изящно разворачивается, садится лицом к Олегу. Тянется к нему, положив руки на плечи, и мягко целует. Олег обнимает его, устроив подбородок в изгибе его шеи, и смотрит на Вадима. И тот, конечно, с полувзгляда читает. Кивает. Уголок губ тянет к уху. — Ты меня уже тогда хотел? — нагло спрашивает. Олег подталкивает Серого вниз всем весом — укладывает его спиной на Вадима, сам нависает сверху. Касается губ Вадима. — Я тебя бросить тогда хотел. Как балласт. И гладит Серого по волосам. Бросить, получить деньги, вернуться домой. Мысли тогда лишь об этом были — как бы поскорее вернуться к Серому, как бы понять, что с ним творится в разлуке, как он сходит с ума. — Объяснитесь? — фыркает Серый. Возится. Перекатывается набок и, облокотившись о подушку, переводит взгляд с Вадима на Олега и обратно. — Да так, — отмахивается Вадим. — Вспомнилась одна из первых подработок совместных. Думаешь, Поварешкин сразу ноги раздвинул? — Угу. Ты первый был, — язвит Олег. Вадим улыбается. Проводит кончиками пальцев по виску Олега. После утреннего секса он ленивый. Валяется, принимает ласки. А Серый — и рад стараться, облизывает его, тискает. Олег чувствует на себе его взгляд и зачем-то говорит, хотя Серый никогда не спрашивал и вряд ли когда спросит: — Мы с ним не... пока с тобой был. Коротко смотрит на Серого и тут же склоняется к Вадиму, прячет лицо, жадно целуя его. Вадим кладет ладонь ему на затылок, не позволяя отстраниться, а между лопаток Олег чувствует аккуратные поцелуи Серого. * 10) оладик, который сероладик Укусить Вадима за бедро, пока он, вольготно развалившись на постели, медленно соскальзывает в сон. Он тут же подскакивает, смотрит точно на Олега. Тот усмехается, подтягивается к нему повыше, и Вадим принимает его в объятия, обжигает щетиной, мажет губами по щеке. Хрипло спрашивает: — Что, опять завелся? — Угу... Олег касается губами его шеи там, где цветет татуировка. Прижимается членом к животу. Вадим мнет его ягодицы, подставляет шею под поцелуи. Самодовольно говорит: — И как ты жил без меня? Грустно дрочил, пока твой в серверной креветился? — До серверной чего только не было, — вздыхает Олег, но осекается: в эту часть их жизни, в непростое прошлое, он Вадима не посвящал. И никогда, наверное, не станет. Все это не имеет значения. Хватит и того, что Вадим в курсе, что у Серого было не в порядке с головой, когда Олег его из Крестов вытащил, зато теперь — любит так, что скорее сам вскроется, чем причинит боль. Вадим тянет колено Олега к себе, чтобы оседлал, и прикосновения его уверенных жестких рук здорово выбивают лишние мысли. Ему, пожалуй, этого не хватало. Он устраивается на бедрах Вадима, ерзает, раззадоривая, и тот ухмыляется, сонливость с него сдувает мигом. Спрашивает: — Хочешь снизу? Олег скользит взглядом по широкой груди, по детально изученной татуировке. Мотает головой. Нет, хочет взять Вадима — пока тот еще не настолько разошелся, чтобы зарычать и лишить возможности какого-либо выбора. Тот усмехается: — Тогда слезай. И чуть подкидывает бедра. Олег по пальцам может пересчитать разы, когда Вадим раздвигал перед ним ноги. Не потому, что считал это чем-то постыдным… Просто Олегу было нужнее отдаться, отдать контроль. А Вадим — уже поздно кривить душой — хотел его прогнуть, даже в постели желал доминировать. Их обоих устраивало такое положение дел. Но сейчас Вадим переворачивается на живот, выгибается в пояснице. Олег подбивает ему под бедра подушки, чтобы не заставлять вставать на колени. Проводит ладонью по ягодицам, покрытым светлым пушком. Проникает в него скользкими пальцами, не торопится, прислушивается. Вадим, в отличие от Серого, никогда порнушно не стонет. Когда хочется — перестает сдерживаться, но от пальцев только шумно дышит и порой одобряет: угу, так. Первый стон он издает, лишь когда Олег пристраивается и распирает головкой мышцы. Вадим протяжно стонет, выгибается сильнее, и Олег в одно движение входит, заполняет его. Дает отдышаться. Гладит по коротко стриженному затылку. Наклоняется и целует в загривок. И вправду — как без него жил?.. Выдыхает: — Готов? — Всегда, — отвечает Вадим. Олег начинает плавно. Двигается, целуя плечи и шею, утыкаясь носом в затылок. На этот раз продержится дольше, чем с утра втроем. Старается не ускоряться — сейчас от каждого толчка Вадим тихо ахает. Бугрятся бицепсы и широкие мышцы на спине, рельефно напряжены ягодицы. Олег пытается его расслабить короткими касаниями пальцев и губ. Становится жарче, пот скатывается с виска и падает на плечо Вадима. Тот и сам — в испарине. Если закрыть глаза, то легко перенестись в тропики или пустыню, куда их только ни заносило — и даже если они не трахались, а переругивались, все равно Олег запомнил только хорошее. Глубоко вдохнув, он приникает щекой к лопаткам Вадима, входит на полную и замирает. Тот, нащупав ладонь Олега на простыне, сжимает пальцы. …Серый приходит гораздо позже — когда они оба уже спят, на часах далеко за полночь. Ввинчивается между ними, а Олегу мерещится, что он до этого обнимал Вадима — и было поразительно уютно спать лицом друг к другу. Он в полусне обнимает Серого за талию, касается мягких волос губами, а кончиками пальцев — гладит спину Вадима, к которому приклеился Серый. * 11) сероладик Вадим ведет внедорожник так же, как красный мерс: молниеносно перестраиваясь, влезая во все дырки, собирая возмущенные гудки проезжих машин. Олег, усмехаясь, берется за ручку над дверью, когда авто заносит на резких поворотах, а Серый то и дело восхищенно ахает. Он — на переднем, и Вадим бросает на него довольные взгляды. Олег проиграл в камень-ножницы, поэтому на заднем. На светофоре замечает, как Серый скользит ладонью по бедру Вадима, как гладит светлую ткань джинсов. — Люблю скорость, — говорит он. — Могу организовать, — хмыкает Вадим. Олегу не смешно: помнит, как у Серого начинал протекать чердак от наркоты. Но Серый отмахивается и убирает руку: красные секунды светофора истекают. ...Они паркуются в лесу, у реки, и Серый даже ненадолго выходит из машины, но почти сразу возвращается: грязно, насекомые, аллергия. Вадим приоткрывает окна и откидывает спинку своего сиденья максимально вниз — почти до горизонтального положения, и тогда уже Серый не одной рукой лезет к его бедрам, а двумя, и головой тоже тычется в ширинку, а Вадим одобрительно треплет его по волосам. Поджав под себя одну ногу, Олег поворачивается к нему боком. Склоняется. Целует. Вадик запускает пальцы и ему в волосы, гладит их с Серым одновременно, а они — его. Олег забирается ладонью ему в ворот футболки, ведет по твердой груди. Царапает губы о щетину. Пальцами встречается с Серым — тот залез под футболку тоже, трогает живот. Олег сцепляется с ним руками. Слышит, как тот уже причмокивает, насаживаясь на член; Олег переходит к шее под одобрительный выдох Вадика: — Ага, тут прикуси, Волчок... И Олег смыкает зубы на его шее, задевая край татуировки. Он теряет счет времени. Целует, ерошит волосы, сжимает ладонь Серого, прислушивается к выдохам-стонам Вадима, к его сердцебиению, к музыке кулака на члене, и у самого встает, но делает вид, что нет никого сейчас важнее Вадима: не сговариваясь, они с Серым ласкают его. А потом, когда он со стоном кончает Серому в рот, натянув его до горла, до брызнувших из уголков глаз слез, потом Олег приспускает и свои брюки. Серый, оседлав бедра Вадима, шипит, стукнувшись коленом о дверь, его одежда болтается на лодыжках, рубашка расхристана, головой упирается в крышу. Вадим тянет Олега за бедро, подсказывая, и Олег садится ему на грудь, почти на шею, ноги некуда деть, рост слишком велик даже для большого автомобиля, но плевать. Вадим кусает его за ягодицу, пока Олег целуется с Серым, и разводит половинки шире, мнет в крупных ладонях. Серый возится, трется о пах Вадима. Облизывает пальцы Олега. Олег одной рукой обхватывает его член, второй — дразнит дырочку, обещая, что как только они вернутся домой, то обязательно, обязательно, Серый... А Вадим тянет его за талию к себе, усаживая на лицо, и его язык снует по мошонке, по основанию члена, по — ах, черт, Вад... Олег стонет в поцелуй, дрожит всем телом, пока упругий язык в нем. Движения сбиваются, он может лишь цепляться за талию Серого, за его оголенную кожу. Внутри горячо-скользко-приятно, рука Серого — на члене, его губы — на изгибе шеи, и Олег, дрожа, кончает ему в кулак, жмется на языке. Обессилев, перебирается на заднее сиденье. Тут поедет и обратно, пожалуй... Серый же красуется. Смотрит то на одного, то на другого шальным взглядом и бесстыдно себя ласкает. Жмурится, лишь когда нагоняет оргазм. Потом лениво бросает им пачку салфеток из бардачка. Чуть отдохнув, Вадим спрашивает: — Ну что, пойдем за грибами, Поварешкин? — Рано еще для грибов. Вербу давай наломаем. — А может, вернемся в цивилизацию? — просит Серый и, наморщив нос, чихает. Вадим усмехается. — Будь здоров, солнышко. Раз хочешь вернуться — то слезай с меня. И шевелит бедрами. Серый, выдохнув, переводит взгляд на Олега и соглашается еще немного побыть на природе. В машине. Но на природе. (да, в авто вся эта акробатика для трех здоровых мужиков нереальна, но давайте представим, что все ок, прост колени побили немного о двери и замки безопасности и головы о крышу) * 12) оладик — маленькое стеклишко с фоновым где-то там в прошлонастоящем сероволком Однажды я задушу его, ожесточенно думает Вадим, наблюдая, как Олег снова околачивается у ворот казарм и разговаривает по телефону; вечно говорит тихо, а сегодня ему помогает скрыть слова стена дождя. Вадим, стоя в проеме хлипкой двери поодаль, мнет в пальцах незажженную сигарету, на ладонь сыпется дешевый табак. Олег все разговаривает, и через серость ливня не понять — грустит или радуется. Впрочем, он всегда радуется. После разговоров возвращается в приподнятом настроении, смеется над шутками, смотрит открыто, а спустя пару часов — грустит и замыкается. Лучше бы всегда ходил угрюмый и огрызался, чем эти короткие вспышки радости. Спустя год Вадим вновь думает: задушить бы его. Но теперь — не Олега, а того, которому он перестал звонить. Он перестал отталкивать руки, уворачиваться от поцелуев и глухо говорить, что эта дрочка друг другу — в последний раз, но и улыбаться — тоже перестал. Лишь изредка, касаясь уголка губ, дернется в подобии улыбки — и все. Не смеется больше. Опускается на колени, берет в рот, себе — дрочит, а трогать себя — почти не дает. Будто наказывает за что-то. Только дрожит, если его по голове или спине погладить, и ждет новых прикосновений, а стоит еще раз коснуться — виновато уворачивается. Да нет. Надо было придушить его еще год назад, когда терзала ревность пополам с гневом. Тогда бы Олег легко отделался. Не вымерз бы изнутри — как теперь. * 13) сероладик Сергей тянется к пачке сигарет Олега — и тут же отдергивает руку. Нет, курить не хочется, табак только скребет горло и не приносит никакого удовольствия; но наблюдая за тем, что происходит в кровати, хочется что-то сунуть в рот или хотя бы покрутить в руках. Он все еще разнежен после оргазма — устроился с ногами в кресле напротив постели, чтобы не мешать, а еще — потому что сегодня немного лень, хочется лишь принимать ласки, а отдавать в ответ — быть может, завтра утром; поэтому он смотрит. Смотрит, как Вадим целует Олега: несдержанно и некрасиво, никакой медленной, тягучей грации. Держит лицо Олега в ладонях, словно боясь, что иначе тот увернется, и хватает за губы, широко водит языком по лицу, не дает дышать. Сергею и самому порой хочется так же, по-звериному, мокро, но чаще — плавно и мягко целовать, то и дело поддаваясь Олегу. Но Вадим не дает ему и глотка воздуха, вылизывает-исцеловывает, кусает за губы, и от каждого укуса Олег протестующе мычит, шипит, только все тише и тише. Наконец Вадим отпускает его, и Олег откидывает затылок назад, почти свесив голову с края постели, и тогда Вадим принимается за его шею, плечи и ключицы, и на россыпь старых синяков ложатся новые отметины. Сергея странно завораживает это зрелище: как Вадим, крепко держа за плечо Олега, оттягивает зубами кожу с его горла, а Олег слабо стонет и кладет ладонь ему на макушку, чуть скребет пальцами, будто пытаясь отстранить, но на деле притягивая ближе. Но они все же переходят от поцелуев к более активным действиям: оба уже перевозбуждены, блестят от пота, напряжены все мышцы. Вадим рывком подтягивает Олега на середину кровати, привычно проникает в него пальцами — растянул ведь уже, но хочет еще подразнить. Олег рычит, приподнимается, толкая Вадима в плечо, и тот послушно валится на спину. Олег на миг оглядывается на Сергея, и тот вздрагивает от взгляда в глаза. Сглатывает. Вспыхивает. Словно его уличили в подглядывании. Олег коротко дергает уголками губ вверх и переключается на Вадима, а тот уже комкает его ягодицы и бедра в жестких пальцах, щипки болезненные, Олег коротко рычит — не делай так, а Вадим с усмешкой в ответ — ах ты моя неженка. Олег склоняется к нему — и Сергей не видит, что происходит, может, целует, может, кусает. Вадим ласково гладит его по спине одной рукой, будто успокаивая, гладит по волку и по шраму; а другой направляет член, головка утыкается в промежность Олегу, и он выпрямляется. Усаживается удобнее и, заведя руку за спину, сам берет член в руку, плавно опускается на него. Увитый венами ствол скрывается в его теле, и Сергей забывает, как дышать. Он смотрит, как его Олега берет другой. Друг Олега. Их общий любовник. Бывший Олега. Настоящий. Он еще ни разу не смотрел просто со стороны. Всегда — или прижатый ими обоими к постели, или — рядом, помогающий рукой или ртом, или просто отдыхающий, но все равно касающийся их тел. А теперь — смотрит в упор на спину Олега, на подергивающиеся стопы Вадима, на его член, мелькающий перед глазами, на его руки, обхватившие Олега за талию, чтобы самому задавать ритм. И Сергей не понимает, хорошо ему или плохо. Хочет ли смотреть или закрыть глаза. Тело реагирует предсказуемо: возбуждается. Он снова тянется к пачке сигарет и прикусывает ее прямой угол. Олег запрокидывает голову и выдыхает, Вадим обслуживает рукой его член — только локоть и мельтешит. А вторую ладонь устраивает на ягодице Олега, вгоняет в нее пальцы так сильно, что Олег срывающимся голосом выдыхает: — Вад, чтоб тебя... И стонет. Что бы ни говорил — грубость Вадима его заводит. Он наклоняется, шире разводя колени, и Вадим проникает уже не так глубоко, зато быстрее, и локоть его подрагивает чаще. Он что-то шепчет, но Сергей не разбирает слов. Олег почти сразу всхлипывает, тело его дрожит, а Вадим, отпустив его член, берет за талию и натягивает на себя еще резче, пока не содрогается в оргазме сам, пока не кончает внутрь Олега. Он еще несколько мгновений держит Олега за талию, а тот прижимается к его плечу лбом. Потом медленно ссаживается, валится рядом на бок. Вадим гладит его по щеке. Олег, приподнявшись на локте, через плечо зовет: — Серый... Взгляд у него совсем ошалевший. Вадим тоже смотрит в сторону Сергея, усмехается: — Ты там не заснул, солнышко? Совсем тебя не слышно. Я думал, заскучал и ушел. — Заскучаешь с вами, как же, — огрызается Сергей и откладывает пачку сигарет. По глазам Вадима понимает: замешательство он заметил. И плевать. Прохладно спрашивает: — О чем шептались? И, спрыгнув с кресла, сбрасывает с плеч халат и идет к ним в постель. Вадим сдвигается в сторону, освобождая ему место между ними. Вальяжно тянет: — Да так... может, о том, какая задница у Олега сладкая. А может, о тебе, что ты тоже в нее после меня захочешь присунуть. Сначала Сергей натыкается на искусанные губы Олега, а потом — на колючую челюсть Вадима. Он между ними будто кукла, то один, то второй тянут его в свою сторону, словно добирая поцелуями то, чего не дали только что друг другу. * 14) сероладик У солнышка красивые ресницы — это как-то сразу в глаза бросилось еще несколько месяцев назад; нет, он весь красивый, непростой, порой вульгарно, оскорбительно притягательный, у него такая белая кожа, что пустыня бы ее опалила и сожгла, у него столько поцелуев солнца на лице, груди, плечах, даже коленях — что пришлось бы вечность считывать вкус каждого кончиком языка; Вадим никогда не думал, что все, что его порой подбешивало в детстве и заставляло издеваться над одноклассниками — рыжина, узкие плечи, срывающийся вверх голос, — может сложиться так гармонично и так зацепить. Но ресницы... какие же красивые ресницы. Особенно сейчас, когда подрагивают. Когда глаза закрыты. Когда насмешливые обычно губы присмирели и растянулись вокруг члена. Вадим сидит на краю постели, широко расставив ноги, а солнышко — перед ним на коленях, берет в рот медленно и глубоко. Олег обнимает Вадима со спины. Кладет подбородок на плечо и тоже смотрит, тревожит дыханием щеку. Вадим запускает пальцы в волосы солнышка, одобрительно гладит по голове. Тот на миг выпускает член до головки, открывает невозможные васильковые глаза, смотрит обезоруживающе невинно, словно в первый раз член в рот взял и исключительно после свадьбы, а не демонстрировал только что навыки горлового минета. Но взгляд такой, что Вадим ему бы безоговорочно поверил. Если бы не помнил, как стенки горла ствол шелково обхватывают... Солнышко снова берет в рот, закрыв глаза, дрожат ресницы. На этот раз — неглубоко. Головка утыкается ему в щеку изнутри. Олег опускает руку и касается там, где натягивает кожу член Вадима. И его смуглая рука на мраморном лице делает солнышко еще красивее. * 15) сероладик Вадим стягивает нижнее белье с солнышка — тот послушно приподнимает ноги, вытягивает носочки, словно танцовщица, и плотно сводит бедра, будто может что-то скрыть; Олег со спины мягко целует шею, кончиком носа ведет по затылку. У Сережи глаза хитро блестят. Он переводит взгляд на Олега, кивает ему, и в тот же миг сильные руки тянут Вадима к постели, опрокидывают на спину. Он подчиняется — устраивается поудобнее, закинув руки за голову. — Спасибо, Олег, — мягко говорит Сережа и седлает бедра Вадима лицом к нему. Олег тут же пристраивается к нему со спины, касается пальцами подбородка и тянет к себе для поцелуя. Они всегда нежничают, всегда друг с другом трепетно, словно хрустальные, и Вадим, наблюдая за их поцелуями, за ласковыми руками Олега, скользящими по белому телу, стискивает бедра солнышка пальцами до синяков. Тот стонет в поцелуй. — Трахнешь его на мне, Поварешкин? — хрипло просит Вадим. Олег, не прерывая поцелуя, скользит рукой вниз, касается члена Вадима и прижимает его между ягодиц солнышка, трется и сам. Солнышко покачивается в такт. Его скулы розовеют. Точеный подбородок в пальцах Олега словно бокал с драгоценным напитком, и Вадим вдруг очень, очень хочет налить в этот бокал спермы… — Солнышко, — зовет Вадим. И наконец Сережа отрывается от поцелуя, распахивает глаза и смотрит на него. Плавно опускается на грудь, широко проводит языком по губам. Приподнимается на коленях. Шепчет: — Скажи, как ты хочешь меня. — Страшно, — жарко отвечает Вадим. Солнышко, приоткрыв рот, ждет. Олег за его спиной работает пальцами, проверяя, достаточно ли растянуто, и солнышко выгибается в пояснице. Вадим ведет ладонями по его гибкому телу, оставляет их на ягодицах. Растягивает в стороны для Олега. Тягуче говорит: — Хочу заткнуть все твои дырочки… посадить на член и оттрахать до крика… Кончить в твою упругую попку, а потом еще раз — в твой сладкий ротик. Солнышко дергается от уменьшительно-ласкательных, а Вадим ухмыляется и продолжает бесить его: — А потом я вылизал бы тебя, каждый твой пальчик на руке взял бы в рот и облизал, твои мягкие пяточки отполировал языком… Посадил бы себе на лицо напоследок. Трахал бы языком по своей же сперме. — Вад, я могу выйти, — замечает Олег. — А ты лучше входи, Поварешкин, солнышко течет уже мне на живот. — И не врет: с члена Сережи срывается капля смазки. — Его вообще можно не готовить, только наговори, какой он сладкий, и он в себя хоть два сразу примет… Солнышко шумно выдыхает. Тянется в сторону, хватает свои же нежно-голубые трусы и, скомкав, пихает Вадиму в рот. Тот глубоко вдыхает носом, прикусывает их и стонет, всем видом показывая, как ему нравится на вкус тряпочка, о которую еще недавно терлись яйца солнышка, его напряженный член, его задница. — Серый… заткни его получше, — просит Олег и, судя по движению, по закрывшимся глазам солнышка, наконец вставляет член. Он подталкивает к солнышку и свои черные боксеры, тот запихивает их в рот Вадиму, внимательно глядя в глаза. Зажимает рот рукой. Улыбается. Трется членом о живот Вадима при каждом толчке Олега. Елейно говорит: — А теперь послушай, что хотим сделать с тобой мы. Я вытащу кляп, и Олег заткнет твой болтливый рот членом. И пока ты будешь ему отсасывать… давиться… у него ведь большой… я трахну тебя языком. Трахну так, что ты будешь потом умолять: солнышко, сделай так еще, — передразнивает он. Вадим сжимает челюсти, комок трусов во рту мокрый от слюны, скоро потечет из уголков губ. Солнышко трется о него членом быстрее. Чуть сползает вниз, чтобы касаться и члена Вадима, а Олег, тяжело дыша, заслушавшись, ускоряет темп. Вадим мычит, просит солнышко продолжить, и тот говорит: — Когда ты кончишь на языке, я начну тебя растягивать. И от моих пальцев у тебя встанет. Олег, кстати, кончит тебе в рот. И тебе придется постараться, чтобы у него тоже снова встал. И мы по очереди возьмем тебя. Он… я… снова он… пока ты не попросишь два сразу. Вадим, жмурясь, стонет. Олег трахает солнышко уже так быстро, что тот говорить не может. Ложится грудью на Вадима, кусает плечо и шею. Олег крепко держит бедра солнышка, резко натягивает его на себя, на груди у него блестят капли пота. Наконец замирает, и ноги у солнышка дрожат. Но Олег не отпускает его. Заставляет выпрямиться, усаживает на член Вадима — входит в растраханную дырочку по смазке и сперме так легко и скользко, а в голове все еще бьются нарисованные солнышком картинки. Его член от каждого движения покачивается, бьется головкой о подтянутый живот. Олег, прижавшись губами к шее солнышка, берет его член в кулак, задает свой темп — в том же и Вадик подбрасывает бедра, вбиваясь в горячее нутро. Смотрит то в васильковые, то в карие глаза, а когда кончает — жмурится и так стискивает зубы, что челюсть ноет. Удерживает солнышко на своем члене, заполняя его спермой, и не хочет отпускать. Тот сам ложится на грудь, Олег — сверху, и Вадим под ними едва дышит, но обнимает обоих. Олег вытягивает у него изо рта их с Сережей нижнее белье. Жадно втянув воздух, Вадим хрипло говорит: — Сделайте со мной все. Все, что пообещали. Что хотите. Глаза солнышка вспыхивают, Олег улыбается. И Вадим не сомневается: этой ночью его оба обязательно крепко отымеют. А потом уснут, обняв с обеих сторон. * 16) оладик сладко-сонный Олег сонно бормочет: — Что хочешь делай, только не буди. И утыкается щекой в подушку, обнимает ее покрепче, пытается занырнуть обратно в сон. Вадим не отстает: ну как тут спать, Олег, если через пару дней разъедемся по разным уголкам света на две недели, да и вообще, кто может гарантировать, что выживем... Ну и самое главное: что со стояком утренним делать? Поэтому продолжает исцеловывать спину, мажет языком по свежей татуировке — такой глубокий черный цвет еще, словно свет в себя затягивает. Олег недовольно мычит. Вадим и сам не знает, что на него нашло. Обычно Олег подрывается в семь, нежится в душе, готовит завтрак, а Вадим еле-еле выползает к девяти, но сегодня смотри-ка — проснулся отлить в пять утра, а заснуть обратно — никак, хватило одного взгляда на изгиб поясницы Олега в предрассветных сумерках... Вадим ведет носом по его позвоночнику сверху вниз, прикусывает ягодицу. Олег бурчит и дергается. Да ладно, Волчик, тебе ж нравится, не кокетничай... Вадим забирается на него сверху, одну руку подсовывает под грудь, ладонью накрывает сосок, губами — по шее, по уху, по плечу... Целует затылок, трется щекой о короткие жесткие волосы. Членом скользит между ягодиц, и Олег чуть разводит ноги. Ага, не спишь, просто ленишься... Вадим принимается целовать его с утроенной силой, тискает, покусывает, Олег вкусный, горячий, такой покорный сейчас. Не открывая глаз, хриплым со сна голосом спрашивает: — Хочешь между ног? — Очень, — выдыхает Вадим и прикусывает его плечо, как спелое яблоко. Шарит под подушкой, навалившись на Олега, находит смазку. Выдавливает немного, чтобы поприятнее, пару раз проводит кулаком по члену и толкается головкой между бедер Олега. Стволом скользит под яйцами. Опершись локтями по бокам от подушки Олега, плавно двигается, и от плотно сомкнутых ног, от мягкого прикосновения мошонки, от грубоватого трения головки о простыню блаженно стонет. Хорошо-то как... Не в палатке, не в сортире наскоро руками, не в вонючей квартире третьего мира в спешке... А здесь, на простынях, пахнущих кондиционером и спустя несколько дней после стирки, с занимающимся рассветом за окном, неторопливо. Он опускает голову, лбом утыкается в плечо Олегу. Между его бедер тепло и упруго, ноги у него — лучшие... Ускорившись, Вадим почти рычит от того, как сладко меж его бедер, лучше — только в его тесной дырочке, в его рту, а еще — когда он сверху и стонет в поцелуй от удовольствия... Вадим, задохнувшись, в пару движений кончает, изливается на простыни, замирает. И, отдышавшись, откатывается в сторону. Глаза слипаются. Ну, после этого и поспать можно... Олег, шурша простыней, переворачивается на спину. Сонно тянет: — Вад... Разбудил. Приоткрыв глаза, Вадим приподнимается на локтях. Олег, чуть разведя согнутые в коленях ноги, ждет. Бедра с внутренней стороны у него блестят от смазки, курчавые темные волосы прилипли к коже. А член — тяжелый, налившийся — прижимается головкой к поджарому животу, чуть клонясь налево. — Может, теперь ты делай, что хочешь, а я посплю? — предлагает Вадим и громко зевает. Олег улыбается, не открывая глаз. — Не-а. И приглашающе разводит колени шире. Вадим коротко его целует и перемещается вниз — ладно, его заряда бодрости как раз хватит, чтобы взять в рот, а потом заснуть с Олегом в обнимку, будто с любимым плюшевым волчонком. * 17) сероладик Путаются в объятиях: Вадим обнимает Сережу, Олег — Вадима, а потом Вадим переворачивается на другой бок, и они все меняются, и губы скользят по плечам, по щекам, руки — по талиям и бедрам... Вадим чувствует, как твердое упирается меж ягодиц, сам — притискивается к Олегу, чтобы его нога легла на пах. Возятся, стараясь стать еще ближе. Затапливают друг друга жаром тел. Вадим цепляет зубами шею Олега, пока тот целует Сережу через плечо, и все внутри дрожит от того, как хочется быть между ними, как хочется с двух сторон принимать — отдавать — выполнять роль посредника между их четкими движениями... Он прикусывает мочку Олега и шепчет: — Солнышко — сверху. А пальцами лезет между ног Олега, касается нежной кожи, чтобы понял, как они сегодня проведут ночь. Олег шумно выдыхает. Отрывается от поцелуя и поворачивается спиной, подставляясь. Вадим проникает в него, одновременно позволяя длинными изящным пальцам коснуться и его изнутри, и все в нем трепещет, и ночь становится вечной.