выстрелы в молоко

18) сероладик, со всех сторон залюбливаем Сережу Вадим курит раздетым на балконе, а май выдался холодным, и кожа его вся в мурашках, когда он возвращается в комнату, принося с собой запах табака. — Ты же не куришь, — обвиняет Сергей, дернув носом. — Ну да. Но тебе же нравится, солнышко. Он заваливается в постель, натягивает одеяло до подбородка и зевает. Сергей, захлопнув книгу, оборачивается к нему, но в кровать не торопится, так и покачивается на стуле перед компьютером Олега. — И что же, — спрашивает, — ты теперь постоянно будешь дымить, чтобы нравиться мне больше? Вадим улыбается ему от уха до уха, словно говоря: куда уж больше? Сергей скользит по нему взглядом, считывая очертания груди и коленей под одеялом, и неожиданно для себя смягчается, не начинает обмен колкостями. Оставляет шелковый халатик на спинке стула, залезает под одеяло, прижимается к холодному телу Вадима, и тот пахнет сигаретами Олега. Если закрыть глаза, то можно обмануться. Но когда в дело вступает осязание — Вадим ведет ладонями от талии вверх — то обонянию уже не веришь, прикосновения совсем другие, грубовато-жадные, всегда жесткие, даже если он предельно нежен. Сергей подставляет шею под поцелуй, кусает губы. Вадим утыкается лицом ему в изгиб плеча, вдыхает и замирает. Сергей тоже втягивает запах его волос — персиковый шампунь, сигареты Олега. А потом Вадим приходит в движение, уже не церемонится. Подмяв под собой, целует настойчиво, жарко. Сергей натягивает одеяло ему на плечи — все еще не согрелся — и плавится под поцелуями-укусами. Вадиму словно мало всего этого — еще и прищипывает кожу, оттягивает соски, запускает ладонь в волосы и тянет за них, пока Сергей не начинает недовольно шипеть. Тогда Вадим улыбается, прижимаясь к его шее кончиком носа. Спускает руки вниз и вгоняет пальцы в ягодицы, мнет так, что Сергей начинает возиться, инстинктивно пытаясь отстраниться от болезненных прикосновений, а на деле трепещет — лишь бы не перестал, пальцы подбираются ближе к промежности, жесткие подушечки касаются отверстия. Сергей стискивает плечи Вадима, и тот ныряет под одеяло, плавно спускается вниз и берет в рот. В комнату тихо входит Олег — с мокрыми волосами после душа, пахнет мятной зубной пастой. Сергей бросает на него взгляд. Оценив обстановку, Олег хмыкает и молча присоединяется, губы — к губам, а потом — по груди, по ненавистному ему шраму. Отталкивает одеяло в сторону. Вадим, выпустив член изо рта, поднимает голову. Склонившись, Олег коротко что-то говорит ему на ухо, и Вадим тут же возбужденно кивает. — Что решили? — интересуется Сергей. Олег, обернувшись к нему, подмигивает: — Расслабься. Вадим крепко берет за бедра, а Олег подпихивает скомканное одеяло под поясницу. Сергей открывает было рот, чтобы возмутиться, но Вадим вдруг разводит его ягодицы в стороны и касается языком между, напряженным кончиком ведет вокруг дырочки, и Сергей, ахнув, откидывается затылком на подушку. Хорошо, скажет им все о своем отношении к междусобойчикам в следующий раз... Олег скользит языком по члену, а Вадим — проникает внутрь, и Сергей едва не вскрикивает. Выгибается, шире разводит ноги. Закидывает одну на плечо Вадиму, вторую — Олегу. Они там, наверное, головами сталкиваются, но все равно продолжают старательно ласкать — снаружи и внутри. Стоны сами срываются с губ, Сергей жмурится и подрагивает всем телом, так сладко и медленно проникает внутрь упругий язык, так мучительно-горячо члену во рту Олега. Они не торопятся. Смакуют его, словно десерт. Приподнявшись на локтях, Сергей смотрит, как две макушки, светлая и темная, движутся между его бедер. Вадим ввинчивается глубже, Олег берет так, что член утыкается головкой в щеку. Сергей вновь рушится вниз, весь отдается ощущениям, комкает простыню. Язык внутри все настойчивее, Вадим шумно дышит, трахая его с тем же жаром, как делает это членом, а Олег, растеряв аккуратность, задевает ствол кромкой зубов, и от этого все нервные окончания взрываются фейерверком. Сергей едва разделяет ощущения внутри и снаружи, они скручиваются в тугой клубок, он стонет почти жалобно — так близко подступает, что пальцы ног поджимаются сами собой. Он всхлипывает, натягивается тетивой — и выстреливает, Олег едва успевает выпустить член изо рта. Головка мажет ему по губам, сперма — на лицо. Вадим плавно вытаскивает язык из сжавшейся, запульсировавшей в удовольствии дырочки. Приподнявшись, Сергей смотрит, как он вытирает губы тыльной стороной ладони, а потом большим пальцем проводит по подбородку Олега, стирая сперму. А после — наблюдает, расслабленный, как Вадим с Олегом касаются друг друга, скользят членами по животам и между бедер, как выгибается от поцелуев в шею Олег, как рвано дышит Вадим от Олеговой нежности, и возбуждается снова. * 19) оладик, лав-хейт, делают вид, что вовсе не влюблены друг в друга Вадим снимает футболку через голову, а Олег смотрит на его широкую спину, блестящую от пота, и никак не может отвести взгляд. Примечает даже два едва заметных тонких шрама — оба от ножа. Вадим на него внимания не обращает, так и сидит под палящим солнцем на свернутом в рулон спальнике, склонил голову к карте — только она и осталась после того, как он спутниковый в реке утопил. Олегу и самому жарко, сил нет терпеть духоту, но он еще вчера ворчал при всех, что нехрен раздеваться, первые же потом будете ныть, что всю спину сожгли; а сейчас думает — да и черт бы с ними, ему-то все нипочем, ни одного солнечного ожога, тоже разделся бы, пока привал... — Волков, — вполголоса спрашивает Вадим, — у меня мишень между лопаток? Олег даже не отвечает — много чести. И все же отводит взгляд. Таращится на мелькающую поодаль Джесс. Глаз на затылке у Вадима, конечно, нет, но он уже пару раз ловил Олега на подглядывании. Теперь блефует. Шуршит песок, Вадим оборачивается. Боковым зрением Олег видит, как тот пристально смотрит на него. Игнорирует. Разбивают палатку и пытаются заснуть: ночью идти проще. Солнце жарит даже через плотную ткань, дышать сложно, но Джесс отрубается мигом — умеет экономить ресурсы. Вадим, отвоевав место в углу, отворачивается от всех и ровно дышит. А Олег, повозившись между ними, устраивается на боку и опять таращится на спину Вадиму — на этот раз обтянутую футболкой. Через квадратик плотной пленки, выполняющей роль окна, пробивается свет, солнце тоже разглядывает Вадима. Олег смотрит, смотрит... И, беззвучно выругавшись себе под нос, вылезает из палатки. Сам не спит и другим не дает. Под кожей зудит еще совсем свежее воспоминание, как толкнул Вадима в плечо, прижав к стене, и они, искусав друг другу губы, разошлись удовлетворенными. Всего-то пару дней назад было. А теперь плетутся по необитаемой местности и черт знает, когда их уже встретят... Олег, подышав, залезает обратно в палатку. Пытается тихо, но сон и у Вадима, и у Джесс чуткий, оба недовольно бухтят. Джесс опять плоско шутит про недоеб, Вадим зовет целкой, хотя прекрасно знает, что это не так. Оба они хихикают, Олег хочет обоим врезать, но решает: не тронь говно — не завоняет. Вот он и не будет... Чудом ухитряется заснуть, и едва поймав стрекозиные крылья дремы — проваливается глубже. Даже через сон ощущает, как взмок под одеждой, как вжикает молния на двери палатки, на миг врывается свежий воздух, и он жадно втягивает его, молния вжикает снова, но коротко... И тогда просыпается: со спины привалился жаркий, как печка, Вадим и, расстегивая ремень Олега, шепчет: — Подъем, спящая красавица. Олег машинально бьет локтем назад, ему под ребра, и у Вадима воздух выбивает из груди. Он с рыком толкает Олега животом на спальник. Джесс рядом нет. От горячего крепкого тела мигом зарождается возбуждение, крупная рука — на ширинке. — Пусти, — шипит Олег хриплым со сна голосом. Приподнявшись на локте, Вадим ждет, пока Олег торопливо расстегнет ремень и ширинку, а потом сдергивает все вместе с нижним бельем ниже, присовывает член между бедер, и возмутиться бы — но, черт, обжигающий какой, твердый, и Олег сжимает его крепче, кожа на ногах рядом с пахом всегда была чувствительной, и этот здоровенный болт чуть ли не желаннее поцелуев... Тяжело дыша, Вадим нависает над ним, опершись локтями, прикусывает влажную от пота шею и судорожно, слишком быстро начинает двигаться. Олег понимает. Надо торопиться. И все же ничего не делает, позволяет трахнуть себя между ног. От того, как тяжело Вадим дышит, как срывается то на укус, то на поцелуй, тычаясь губами в шею, встает мгновенно. Вес его все тяжелее ложится на спину, и удерживаться на полусогнутых локтях становится сложно. Олег терпит, теряясь в рваном дыхании, в прикосновениях сухих губ. — Вад, — хрипло зовет. — Ты мне отсосешь за это. Возьмешь в рот и будешь долго и глубоко сосать. Вадим с рыком дергается в последний раз — и, плотно прижавшись лобком к заднице, замирает. Сука, на спальник кончил... Переведя дух, он, придерживая Олега за талию, заваливается с ним на бок. Олег держит бедра плотно, чтобы обмякающий член не выскользнул. Вадим проводит по нежно-розовой головке, влажной от смазки и спермы, выглядывающей между ног, и наконец обхватывает член Олега. Водит кулаком и тихо говорит: — В другой жизни, Волков. Прижимается со спины, дышит в ухо и наскоро дрочит, а когда Олег кончает, вытирает ладонь о многострадальный спальник. В следующий привал Олег меняет их спальники местами, едва Вадим уходит отлить. ...другая жизнь наступает через неделю: в последнюю ночь перед тем, как разлететься в разные страны, Вадим берет в рот его член вместо прощальных слов. * 20) оладик страстный преканонный У Олега колени даже подрагивают от того, как яростно вбивается Вадим. Вытрахивает всю душу, лижет между лопаток чернильного волка, рычит что-то про то, как соскучился и сразу же, словно устыдившись, выдыхает скабрезно: — Скучал... по жопе твоей... узкой... — выдыхает. — Целка моя... Олег хочет его пнуть или хотя бы ткнуть локтем, но Вадим, крепко обхватив за талию, со стоном спускает в резинку, и даже через презерватив Олег чувствует, как становится горячо внутри. Колени все же разъезжаются на узкой койке, и он сползает на живот. Вадим еще пару раз по-звериному проводит языком по спине. Кажется, он впервые так быстро кончил. Видимо, и вправду скучал... Выпрямившись, Вадим садится между ног Олега на пятки, стягивает со скользким звуком презерватив и бросает его на пол. Без его крупного тела сверху сразу пробирает холод. Олег хочет было перевернуться, чтобы Вадим наконец и его членом занялся, но тот кладет руку на поясницу, а второй касается растраханной дырочки, пальцы входят легко, и Олег прячет стон в подушку. Вадим без труда находит нужный угол и глубину, долбит по простате, и у Олега дрожь по всему телу проходит, он прикусывает наволочку, чтобы не заскулить. Двух пальцев после члена кажется мало, хочется толще, но сказать это Вадиму — значит, напороться на десяток шуток, а потом еще и признать, что член у него ого-го-громный, так что обойдется... И Олег довольствуется малым, тем более что и так мажет до вспышек под сомкнутыми веками. Его никто так пальцами не уделывал после того, как Серый его... да и просто никто его больше не касался. Лишь Вадим изредка. И вот теперь, кажется, кончит лишь от того, что Вадим гладит простату и давит на поясницу. Олег все же стонет, по телу проходит дрожь. Вадим сбивается с ритма, проникает глубоко, до самых костяшек, и на миг возбуждение откатывается, словно волна от берега, но стоит жестким пальцам снова надавить на чувствительную точку, как Олега затапливает, он стискивает подушку в кулаках, словно злейшего врага, трется щекой о ветхую застиранную наволочку, Вадим хрипло выдыхает: — Скажи, что тоже скучал. Хотел меня. — Д-да-а-а... Олег едва соображает, что говорит, но, кажется, правильно — потому что Вадим наклоняется, прикусывает за ягодицу и тут же лижет, пальцы его ходят внутри еще быстрее. Олег потирается членом о простыню, но Вадим крепче упирает ладонь в поясницу, не позволяя двигаться, и Олегу срывает все клапаны, он почти воет в подушку, одновременно сжимаясь на пальцах и кончая себе на живот, на простыню. Выдохнув, растекается по постели, через тонкий матрас чувствует каждую жесткую перекладину. Вадим бесцеремонно наваливается сверху, и у Олега вышибает воздух из легких. Он крошечными глотками пытается дышать, а Вадим трется носом о его взмокший затылок и ничего не говорит, хотя обычно его не заткнуть. * 21) оладик в таймлайне ЧД, но еще не сероладик, так что на всякий случай TW - измена (но вы ж понимаете, что Сережа тоже не ангел, и скоро они будут втроем?) Заруливая на парковку, Вадим заканчивает рассказывать: — ...ну и остался у Дагбаевых. А что? В Гонконге бесплатно пожил. Всего и делов-то — следить, чтобы младший целым домой вернулся. — Непыльная работа, — кивает Олег и убирает опустевший стакан кофе в карман двери. — Мы за продуктами приехали? — интересуется он, глядя на вывеску супермаркета вдалеке. — Ага. За сосиской и парой яиц. Я тебя, думаешь, просто так катал и кофе поил, по дружбе? — хмыкает Вадим. Олег переводит на него взгляд. Хмурится. Открывает было рот, а Вадим заранее начинает спорить: — Да ладно тебе. Гондоны в бардачке, а минет с презервативом — это не измена. Он вдруг тянется к Олегу, но замирает в паре миллиметров, едва не касаясь кончиком носа щеки, и Олег чувствует запах одеколона, мятной жвачки, дыхание. Стоит уже себе признаться: даже позорно сбежав от Вадима, почти ни слова не сказав, он вспоминал его иногда. В основном — гадал, станет ли Вад его искать и насколько всем растрещит, что Волков — полный гондон. Скучать по нему было некогда, все закрутилось так, что чувства перемололо мясорубкой, и долгое время никого, кроме Серого, он не мог даже представить рядом. А теперь Вадим, словно призрак прошлой жизни, дышит ему в щеку и ждет. Олег сглатывает, прикрывает глаза — но отодвигается к окну. Губы пересыхают от жажды поцелуя, от желания вспомнить, как Вадим целуется. — Эх, Поварешкин, — разочарованно вздыхает Вадим, и не думая отстраняться. — Думаешь, рыжий твой такой уж верный? Спорим, он еще десять лет назад, пока ты в армии был, перетрахался с половиной Питера? У него жопа — общественное место, а не твой укромный уголок. Олег фыркает — укол Вадима летит мимо. Десять лет назад, может, его бы такие слова и взбесили. А теперь — не плевать ли? — Вечно он между нами, — задумчиво говорит Вадим и кладет ладонь на бедро Олегу. Сжимает. Олег хочет оттолкнуть, но пересекается с его спокойными глазами взглядом и медлит. — И каждый раз он все портит. А он красивый, признаю. Заводной такой... Вадим скалится. Олег хватает его за отворот парки, но почему-то вместо того, чтобы толкнуть, притягивает, или Вадим сам тянется к нему? Олег проезжает скулой по его колючей щеке, и Вадим в одно движение ныряет вниз, в мерсе тесно и холодно, как вечность назад, кажется, у Серого была очень похожая модель еще до их расставания, только не красная, а фиолетовая, и он точно так же отсасывал зимой на парковке... Вадим вытаскивает член Олега из штанов, из нижнего белья, жадно берет его в жаркий рот, даже не подумав полезть за презервативами. Олег тянет его за волосы, но тот только глубже насаживается, на ощупь находит регулировку кресла, и спинка сиденья Олега плавно падает вниз. Он, ахнув, сдается, потому что, видимо, так и не отболело, не закрыл гештальт, не забыл. Все три часа, что они катались и рассказывали ничего не значащие детали биографии, он чувствовал на себе внимательный взгляд, и в груди то и дело екало: нравлюсь ведь ему еще. Вадим ласкает его, и тело послушно реагирует, тело хочет его, а головой Олег понимает: я расскажу. Я расскажу Серому сегодня же, даже если это убьет их. Но все же позволяет себе на несколько минут забыться и отдаться Вадиму полностью, не вспоминая другого. * 22) дракоразум — завершение прошлой истории, те же предупреждения Сергей паркуется нос к носу с красным мерсом. Мигает дальним и глушит мотор. В полусумраке вечера ясно видно, как у водителя напротив вспыхивает экран смартфона, подсвечивая лицо. Через пару секунд вибрирует собственный телефон: "В моей". "Нет, давай в мою", — пишет Сергей в ответ из чистого упрямства. "А как ты потом своего Волкова катать будешь" Даже без эмодзи и знаков препинания через слова просвечивает насмешка. Сергей кусает губы. Хмуро смотрит в лобовик авто напротив. Подманивает двумя пальцами и указывает на сиденье рядом с собой, и Вадим все же выходит из машины и садится к нему, впустив с собой стылый воздух. Тут же расстегивает парку и ухмыляется: — Совсем перестал бояться, что он узнает? — С чего ты взял, что он не в курсе? — надменно спрашивает Сергей и одновременно тянется к расстегнутой парке Вадима, проводит ладонями по крепкому телу и лезет к ширинке. Он уже заведенный, не на всю катушку, конечно, но и не так уж мягко... — Да так, предполагаю. Или ты рассказал, и я могу искусать твою сладкую шейку? — все скалится он в хищной улыбке от уха до уха. Разговоры сочетают с действиями, времени мало: расстегивают одежду, бесстыдно касаются, и от крупной ладони Вадима между ног Сергей едва не стонет. Берет в кулак его член, а тот прищипывает бедро с внутренней стороны до боли, до синяка. — Хватит болтать. Займи рот более полезными вещами, — велит Сергей, а Вадим хмыкает в ответ: — Сегодня твоя очередь, солнышко. Да и я сегодня рот уже натрудил... Он усмехается так самодовольно, словно рассчитывает на ревность. Сергей лишь закатывает глаза. Да хоть весь город поимей, плевать, только не зарази ничем... И все же ему давно отказали инстинкты самосохранения, он опускается ртом на член, тот кажется таким толстым, что порвет уголки губ. Вадим грубо давит на затылок, насаживая на себя, и Сергей давится, едва дышит, из уголков глаз стекают рефлекторно выступившие слезы. И одновременно встает член так, что в брюки можно кончить. Вадим с ним не считается, трахает в рот, как ему вздумается, не дает и секунды передышки, а потом, когда бьет в горло его сперма, за волосы тащит вверх. Сергей не успевает сглотнуть, течет по губам и подбородку вперемешку со слюной, и Вадим впивается в губы с поцелуем, руками держит за подбородок и затылок, не позволяя отстраниться. Сергей снова начинает задыхаться и едва ли не всем телом дрожит от похоти. Вадим кусает губу до металлического привкуса во рту, и Сергей воет, пытается его оттолкнуть, но вместо этого прижимается к его груди, оперевшись ладонью в запотевшее стекло. Вадим в этот раз только дрочит ему, прерывается и мнет дырочку пальцем, но внутрь не лезет. В машине невозможно потрахаться, а в квартиру Вадим на этот раз не позвал. Сам проситься Сергей не стал. Жесткие пальцы дразнят нежную кожу промежности, и Сергей не выдерживает: — Возьми из бардачка. Давай хотя бы пальцами... — Шлюшка, — хмыкает Вадим, но исполняет его просьбу. Проникает двумя пальцами, и Сергей блаженно стонет. Опускает спинку кресла еще ниже, разводит ноги. Все это грязно и нечестно, и Вадим, по костяшки входя в него, подливает масла в огонь: — Смазливая блядь. Шлюхи хотя бы за деньги. А ты как нимфоманка — приходишь, чтобы тебя отымели. Дрожь проходит по всему телу, Вадим касается простаты раз за разом, Сергей жмурится до слез — точно, блядь, какая же блядь... И на этот раз кончает от одних пальцев внутри. Вадим плавно вынимает, вытирает руки влажными салфетками. Едва дыша, Сергей полулежит в кресле. Глаза не открывает — так, может, Вадим не заметит, что ресницы слиплись от слез стыда. — Ну все, все, — тихо говорит Вадим и, притянув его голову к своей груди, касается губами волос. — Олег бы никогда не отсосал кому-то на парковке,— одними губами произносит Сергей, но Вадим, все равно услышав, отвечает с непонятной интонацией: — Он бы и в ответ не подрочил. — Уйди, пожалуйста, — глухо говорит Сергей и отворачивается, чтобы Вадим не мазнул его губами напоследок, хотя многое бы отдал бы сейчас за теплый поцелуй. Нет, не имеет права. Не заслужил. — Не плачь, солнышко, — произносит Вадим и вроде бы даже искренне, а не смеясь. Он касается плеча, застегивает ширинку и выбирается из мерса. Стекла изнутри запотели так, что ничего не видно, а еще стало холодно, ноги в легких ботинках закоченели. Но Сергей не торопится заводить мотор. Сидит, никому не видимый снаружи, и стирает злые слезы с глаз. Берет телефон и пальцы сами печатают: "Я должен кое-что тебе рассказать". Большой палец замирает над кнопкой "Отправить", и он никак не может решиться. * 23) дракоразум, Сережу чутка придушили Вода в ванной остывает, но Вадиму жарко — в тесном пространстве солнышко лежит на нем, прикрыв глаза, и его мокрые волосы липнут к шее, щекочут под водой плечи. Коснувшись губами его уха, Вадим тоже закрывает глаза. Трещит тонущий в расплавленном воске фитиль ароматической свечи, изредка с крана срываются капли, а в остальном — хрустальная тишина. Вадим, отпустив бортик ванной, плавно погружает ладонь в воду, касается бедра солнышка и ведет вверх, касается члена, и тот, выдохнув, нарушает неподвижность воды, потирается мягкими ягодицами. Вадим ведет дальше — по животу, по груди, подушечкой пальца считывает шрам. А потом — обхватывает пальцами шею. Солнышко дергается — не доверяет еще так же безрассудно, как Поварешкину, и никогда, наверное, не будет. Но он успокаивается, выдыхает, подпрыгивает под ладонью его кадык. Вадим прикусывает край его ставшего горячим уха. Сжимает пальцы сильнее. Надавливает, и дыхание на миг стихает, а потом солнышко рвано втягивает воздух. Стискивает пальцы на влажных бортиках ванной, они соскальзывают, и Вадим кладет на белую беззащитную шею и вторую руку. Держит крепко и ласково. Кислород едва поступает, он чувствует, как дергается под ладонью трахея, как напрягается солнышко всеми мышцами, но все еще не сопротивляется, дает себя придушить. У Вадима тяжелеет член, утыкается головкой меж ягодиц солнышка, а тот все терпит. Вадим сжимает еще сильнее — почти всерьез — и лишь тогда солнышко с хрипом хватает его запястье, пытается отстранить, слабо бьет по предплечью. Вадим позволяет себе еще пару мгновений насладиться его бессильным сопротивлением и отпускает. Солнышко жадно вдыхает, закашливается. Трет горло. Расслабляется, словно растекаясь по Вадиму, и уже непонятно, что нежнее касается тела — вода или его шелковая кожа. Вадим, обняв его за талию, притягивает ближе, вылизывает шею. — Больше так не делай, — хрипло говорит солнышко. — Уверен? — улыбается Вадим и прикусывает до синяка. Ахнув, солнышко шелестит: — Нет... И Вадим продолжает целовать его шею и плечи в холодной воде, чуть толкаясь членом в его обжигающие ягодицы. * 24) полуночный межбедренный сероладик, почти целиком сосредоточенный на Вадиме и Олеге Вадим опять пристает посреди белой ночи: шумно дышит в ухо, покрывает колючими поцелуями шею и плечи, ладонь его лезет вниз, пальцы оказываются меж ягодиц, а потом, передумав, тычется головкой члена в бедра. Олег недовольно ворчит: тут же рядом вечно готовый на все Серый, так чего ко мне-то?.. И все же Вадим лезет именно к нему, ему демонстрирует силу утренней эрекции через прикладывание крепкого члена к заднице, ему выцеловывает спину. Олег позволяет перевернуть его на живот, разводит ноги. Обнимает подушку, уложив на нее щеку, и приоткрывает глаза. Встречается с таким же сонным взглядом Серого — тот лег-то, наверное, пару часов назад. Уголок его губ вздрагивает в подобии улыбки. Едва слышно, почти одними губами, он произносит: — Хочу посмотреть. И Олег, смирившись, трется лицом о подушку, пытаясь сбросить сонливость. Вадим, поняв, что он уже не спит, бесцеремонно мнет спину и талию, бедра, бесстыдно жамкает ягодицы. Олег вспоминает, как бывало на службе: прежде чем вернуться с вахты и выпнуть на нее Олега, Вадим пристраивался со спины, наскоро дрочил, кусая мочки ушей и повторяя: доброе утро, красавица. Теперь — почти то же самое: проснулся в три, поворчал на нарушенный белыми ночами режим и стал решать проблему бессонницы с помощью Олега. Улегся сверху, вылизывает-кусает, а членом — возит между ягодиц по смазке. Серый смотрит сонно, тянется к ним ладонью — задевает кончиками пальцев бедро Олега, а потом, наверное, точно так же касается Вадима. И от его мягкого любопытства Олег вдруг заводится. Хватает запястье Вадима, насаживается ртом на его пальцы. Выгибается в пояснице, чтобы прижаться к члену Вадима ближе, и тот чуть выше приподнимается на локтях, дает пространство для маневра. Член его проскальзывает между бедер, Олег стонет уже совсем не притворно — как же заводит, когда Вадик так делает… Его жесткие крупные пальцы словно заполняют весь рот, Олег прикусывает их и дышит носом, а Вадим все трахает его обжигающим членом между ног, скоро сотрет нежную кожу у паха, но лишь бы не прекращал… Он ускоряется, загонят пальцы в рот Олегу чуть ли не до рвотного рефлекса, замирает — и всем весом опускается сверху, заставляя и Олега лечь на залитую спермой простыню животом. По-звериному проводит носом по затылку, жадно втягивает воздух. Олег, пригвожденный его весом к постели, прилипший к влажной простыне, бросает взгляд на Серого. Тот дышит через рот, приоткрыв губы. — Вы так часто делали, — шепчет — конечно, догадался, что такая слаженность действий достигается лишь многократными тренировками. — Очень, — хрипло отвечает Вадим. — Красиво, — тянет Серый и зевает. Олег пытается пошевелиться под Вадимом, прижавшим к постели бетонной плитой, тихо говорит: — Пошли в ванную. — Угу… Серый отпускает их, провожая взглядом из-под полуприкрытых век и снова зевает. Но минут через десять все равно присоединяется в душе, и член его скользит между бедер Олега так же, как недавно делал Вадим. * 25) оладик нежно-сахарный про лучший суп в мире Розовый фартук — даже с оборочками, ну чисто передник кухарки из фильмов для взрослых категории В; и Вадик со спины обнимает, тычет губами в загривок, едва ли не урчит от удовольствия. Олег и сам чаще начинает дышать от тепла его крупных ладоней на груди, забрался под фартук и жмякает, словно девицу с третьим размером. Олег помешивает в сковороде деревянной лопаткой зажарку для борща и наигранно ворчит: — Мешаешь ведь. Сожгу все. — Не сожжешь, ты же профи, — отвечает Вадик и целует в шею так нежно, что Олег начинает плавиться, как сливочное масло. На миг закрывает глаза, склоняет голову набок, чтобы Вадик целовал и целовал, и лук с морковью начинают недовольно шкворчать. Приходится переключить внимание на них. В кастрюле рядом начинает булькать вода, окрашенная свеклой. — Может, ну его, этот борщ? — бормочет Вадим и тесно обнимает со спины, крепко держит за талию. Олег всем телом ощущает каждый его изгиб, и особенно — упругую твердость ягодицами. — Потом закончишь... Или закажем... — Жалко продукты ведь, — тихо говорит Олег. — И он очень вкусный. Хотел тебя угостить. Вадик тяжело вздыхает, в последний раз касается губами шеи. — Ладно. Тогда заканчивай, а я тебя в спальне угощу. Олег не видит, но запросто представляет, как Вадик скабрезно ухмыляется и играет бровями. Фыркнув, Олег чуть подталкивает его локтем под ребра, Вадик взъерошивает ему волосы. Уже отходит, убирая стул к стене, чтобы не мешал, и говорит: — Просто рад, что ты здесь. В моем холостяцком логове тыщу лет никто борщи не варил. Да и в принципе не готовил. Олег смотрит на него через плечо, ловит улыбку и тут же отворачивается: щеки гореть начинают. И думает: я тоже тыщу лет не варил никому борщи. Сначала не умел, а потом и не надо стало... И продолжает готовить, и все растет нетерпение скорее подать обед. * 26) дракоразум и глубокая глотка Сережи Солнышко выпускает член изо рта и, держа его в руке, поднимает глаза — взгляд смазанный, щеки раскраснелись, губы яркие, словно в помаде. Убирает за ухо мешавшую прядь волос и, не отрывая взгляда, проводит языком по члену от основания до головки, кончиком надавливает на дырочку уретры. Таким — на коленях, голым, со стертыми губами и слюной, блестящей на подбородке, — он особенно красивый. Вадим берет его за челюсть, как кошку, которой надо открыть рот и дать лекарство, и снова тянет на член. Солнышко берет легко, головка натягивает его щеку изнутри. Вадим дает ему время привыкнуть, а потом касается большим пальцем скулы и тихо говорит: — Глубже, солнышко. До горла. Солнышко распахивает глаза, хлопает ресницами, даже, кажется, хочет отстраниться, чтобы высказать мнение, но Вадим знает, как глубоко он может взять, и плевать, что голос у него потом хриплый, а уголки губ кровят, он ведь любит грубо, а если сейчас подчинится — то его будет ждать награда: все, что он попросит... Вадим сжимает в кулак его отросшие волосы, тянет с члена — и тут же обратно, чтобы головка не в щеку ткнулась, а скользнула по языку в бездонную глотку. На глаза солнышка наворачиваются слезы, он жмурится и шумно дышит носом, но пускает член глубже, еще глубже. Давится, сжимаются рефлекторно стенки горла, Вадим успокаивает его, стирая скатившуюся слезку пальцем: — Дыши носиком. Давай, малыш, расслабься. Солнышко держится за его колени, словно боится упасть, старательно дышит — и последние сантиметры проходит сам, насаживается до конца и прижимается к лобку носом. Поднимает заплаканные глаза, словно спрашивая: тебе нравится? я правильно все сделал? — Умница, — шепчет Вадим и касается его горла, чувствуя, как глубоко вошел член. Отпускает его волосы, берет лицо в ладони — и уже не стесняется, трахает его в глотку размашистыми движениями бедер. В какой-то момент солнышко устает — уже задевает губами, уже не пытается играть языком. Хорошо, хорошо, заканчиваю... Вадим снижает амплитуду движений, зато ускоряется — долбится мелко и часто, солнышко дышит носом шумно, нервно, горло его будто спазмом сжимает — и Вадим проникает в это тесное шелковое горло в последний раз, насаживает его на себя и кончает. Потом держит еще немного там, в тепле, и с сожалением вытаскивает. Солнышко, обессиленно согнувшись, упершись в пол ладонями, дышит ртом, кашляет, потом выравнивает дыхание и, сев на пятки, вытирает мокрые ресницы тыльной стороной ладони. Сипло говорит: — Ты мне за это должен. — Все, что пожелаешь, — заверяет Вадим и, подав ему руку, помогает подняться. Подхватывает на руки и несет в постель. Солнышко томно говорит: — Будешь трахать языком, пока я не кончу. Член не смей трогать. Вадим улыбается: разве это сопоставимо с тем, как солнышко старался для него... Он внизу такой чувствительный, что от языка кончает чуть ли не быстрее, чем от стимуляции члена. Тем более такой, уже разогретый... Вадим опускает его на постель, касается натруженных губ своими и переворачивает его на живот, чтобы исполнить обещанное.