выстрелы в молоко

27 — мягенькие дракоразумы с котом Вадима (что? да!), PG-13 Кот Вадима топчется лапками по животу и ребрам. Сережа не решается согнать его — во-первых, животина может выпустить когти, а во-вторых, Вадик может оскорбиться до глубины души. Кто их, котоводов, разберет. Кот все мнет Сережу в четыре руки — ноги?.. И уходить явно не собирается. Рубашку уже испортил. Сергей поворачивает голову, смотрит, как Вадим складывает одежду со стула и убирает в шкаф. Жалеет, что улегся прежде, чем тот закрыл дверь в спальню. — И какая это порода? — Оранжевый. Дворовый. Вадим оглядывается на него, скользит взглядом и улыбается. Не ему. Коту. Сережа продолжает допытываться: — Ты его одного оставляешь, когда уезжаешь? Почему я его раньше не видел? — Не, матери отдаю. Он у нее жил последний месяц, не было возможности забрать. — Матери? — изумляется Сережа. — Я думал, ты, как хладнокровное, вылупился из яйца в полном одиночестве... — Твои познания в биологии поражают, — хмыкает Вадим и убирает последнюю футболку на полку. Сережа чихает. Кот на мгновение замирает, а потом укладывается клубочком на грудь и урчит, вибрация от него передается словно в самое сердце. Сережа скорбно произносит: — Кажется, у меня аллергия. Закрыв шкаф, Вадим присаживается на край постели и забирает кота. Тот, мявкнув, совсем не протестует, спокойно ложится Вадиму на колени. — Ну вот. А ты ему понравился. Да, Рыжик? — нежно произносит он и проводит по спинке кота. Сережа садится. С сомнением смотрит на кота, свернувшегося в рыжую шапку. Трет глаза — черт, контактные линзы мешают почесать как следует... Вадим, вздохнув, подхватывает кота на руки, прижимает к груди. Тот ставит лапы на плечо Вадиму. — Придется тебе побыть еще немного у мамы, — тихо говорит он коту и потирается о него лицом. Кот словно бы смотрит на Сережу с укором. Прикусив губу, Сережа раздумывает. Ему нужно немного личного пространства. Немного времени с каждым наедине. Они с Олегом слишком разные, чтобы каждый раз их смешивать, и, не сомневается Сережа, Олег тоже встречается с Вадиком отдельно. Потом они все равно собираются втроем. Давят друг другу на хорошо изученные болевые и эрогенные, никогда не проговаривают, что это за странный треугольник. Может, пора это все-таки исправить. Сравнять все стороны. Сережа медленно говорит: — Ты мог бы приезжать ко мне. К нам. Незачем кота выселять. — Мама все равно его лучше меня кормит, — отвечает Вадим. — Ладно, Рыжик, извини, но тебе придется подождать на кухне... Он выходит из спальни с котом на руках. Вновь чихнув, Сережа снимает обтоптанную котом рубашку, распахивает окно. И пока Вадим не вернулся, всерьез размышляет о том, чтобы сделать все их встречи общими на троих. * 28 — сероладик домашний, PG-13 Олег поливает цветы, один горшок за другим; бессовестно заливает орхидею и останавливается, лишь когда Сережа говорит: — Ее же нельзя так... Вадим, проходя мимо подоконника, фыркает: — Да ничего ей не будет. Лей еще. — Ну, знаете ли, — фыркает Олег и, повернувшись, вручает кувшин с водой Сереже. Сам отходит, снимает футболку — душно в комнате, а кондиционер еще не подключили. — Испытаем кровать? — интересуется Вадим и с размаху рушится на постель спиной. Матрас пружинит. Ничего даже не скрипит. Олег, оглянувшись на Сережу, примеривается и ныряет на кровать рыбкой, падает рядом с Вадимом. На этот раз раздается легкий скрип. Сережа ставит кувшин на подоконник между цветами и возмущается: — Вы еще сломайте. Аккуратнее надо. — Мы же миллионеры, еще одну купим, — довольно улыбается Вадим и пододвигается в сторону, хлопает по свободному пространству между ним и Олегом. — Миллионер, точнее, миллиардер тут только я. А вы — содержанки, — парирует Сережа. Но подходит ближе, примеряется и прыгает на кровать, приземляется ровнехонько между Олегом и Вадимом, даже ухитряется не врезать никому локтем. Кровать выдерживает. Выдерживает и когда Вадим наваливается на Сережу сверху и подтягивает Олега одной рукой, и когда спинка бьется о стену от интенсивных движений. Потом они лежат, и Олег курит, выпуская дым в потолок, а Вадим глубоко втягивает воздух, чуть ли не облизывается. Сережа устраивается затылком на плече Вадима, ноги закидывает на Олега. Говорит: — Мне показалось, что все-таки одна рейка сломалась. Надо проверить. Заявить брак. — Одна? — изумляется Вадим. — Минимум пять. Чувствуешь, как матрас просел? Даже смотреть, что там внизу, не хочу. Сережа пинает его стопой в бедро: — Проверь. Ничего этим не добивается, конечно: пока подталкивает Вадима и пытается спихнуть с кровати, а тот с короткими смешками сопротивляется, они распаляются снова, и на рейки всем становится плевать. Да и в итоге оказывается, что ничего не сломалось, и они, повозившись, спят первую ночь в новом доме, тесно сплетясь в объятиях. * 29 — оладик совсем преканонный, PG-13 Олег широко улыбается — он, на памяти Вадима, ни разу так губы не растягивал, все больше хмурился и ворчал. Вот что с людьми виски животворящий делает... Олег ложится затылком на колени Вадиму, закрывает глаза. — Ты не спи, — говорит Вадим. — Эй, Поварешкин, ты меня слышишь? Поварешкин... Олег, чтоб тебя! — рявкает он и несильно шлепает Олега по щекам. Тот, приоткрыв глаза, уже не улыбается. Сильнее прижимает окровавленную тряпку к животу — вроде и не задело важные органы, иначе уже бы отъехал, а кровищи все равно море. На лбу и над губой у него дрожат бисеринки пота. — Дай еще, — хрипло просит он. — Тебе хватит. Почти приехали. Сейчас нормальный обезбол дадут, зашьют, как новенький будешь. — Машина подскакивает на кочке, Олег морщится от боли, и Вадим, вдруг словив агрессию, бьет кулаком в сиденье водителя перед ним и орет: — Ямы объезжай, долбоеб, не говно везешь! Водитель, стрельнув взглядом в зеркало заднего вида, может, и хотел бы ответить, но помалкивает. Вот и правильно. Вадим вновь смотрит на Олега. Кладет руку поверх его ладони, плотнее прижимая скомканную тряпку к ране, и проводит другой по волосам, надеясь, что тот этого не запомнит. — Не вздумай сдохнуть у меня на руках, Волков, — угрюмо говорит Вадим. — Ты меня понял? Олег растягивает обескровленные, почти синюшные губы в подобии ухмылки: — Что, скучать будешь? Вадим кривится, а про себя думает: ты и не представляешь, как сильно. * 30 — сероладик порно-задорный, NC-17 Вадим притягивает к себе Сергея, поднимает на колени и входит сзади. Выдохнув, Сергей ложится щекой на подушку, глядит в сторону. Олег сегодня смотрит. Ему нравится смотреть, как постепенно розовеют лицо и грудь Сергея от напора Вадима, как тот подстраивает его под себя, словно куклу. Сергей даже не пытается поймать взгляд Олега: Вадим так резко натягивает на себя, что все смазывается, а Олег, знает он, не может смотреть в одну точку, когда перед ним такое; взгляд его скользит по переплетению тел, по рукам и бедрам... Вадим, наклонившись, обнимает Сергея обеими руками и рывком поднимает, усаживает к себе на колени, Сергей лишь ахает — так быстро Вадим управился, даже не сняв его с члена. Теперь он входит глубже, каждый толчок прошивает словно до живота, а ладонь его ложится на горло. Теряя способность дышать, Сергей хрипит, цепляется за руку Вадима, а член становится все тяжелее. Вадим прижимается к его щеке — своею, шепчет: — Оседлаешь? — Ага... Он подталкивает Сергея, ссаживая с члена. Приподнявшись на коленях, Сергей кидает взгляд на Олега. Отбрасывает волосы, прилипшие к взмокшему лбу. Олег завороженно смотрит на них, сжимает член у основания. Рука его дергается провести по стволу. Нет, Олег, ты сегодня нужен нам перевозбужденным... Сергей плавно разворачивается лицом к Вадиму и приставляет его член к растраханой дырочке. Прикусив губу, пускает внутрь. Поначалу движется спокойно, не торопится, но Вадим, стискивая бедра, рычит и уже не может сдерживаться — начинает резко вбиваться. Сергея зачаровывает, как пот блестит на цветной татуировке, как Вадим скалится, увеличивая темп, и Сергей едва удерживается уже на нем, стонет — так крепко долбит... Вадим замирает, еще пару раз толкается, заливая внутри горячим, и раскидывает руки в стороны. Пытается отдышаться. Сергей дает ему еще пару мгновений, а потом тихо зовет: — Олег. И похлопывает по постели. Сам отодвигается на край, а Вадим сползает коленями на пол. Олег встает в коленно-локтевую, и Вадим, развинув его ягодицы, проводит языком. Олег, надсадно простонав, вздрагивает всем телом. Сергей, встав на колени перед ним, берет его за подбородок, приподнимает его голову. Говорит: — Кончишь от языка. Как девочка, — не удержавшись, лукаво улыбается. Олег, может, и собирается ему ответить, но Вадим погружает в него язык, и Олег почти скулит. Сергей, надавив ему на челюсть, заставляет его открыть рот. Скользит членом по языку, мерно погружается внутрь. Олег будто вибрирует весь, стонет с членом во рту, дрожат его колени и локти. Вадим крепко держит его за ягодицы. Олег прикрывает глаза, и Сергей, легко покачиваясь, неглубоко берет его в рот. Ему совсем немного надо после того, как Вадим оттрахал и кончил внутрь. Уже стекает по бедрам...Член утыкается в щеку, Олег плотнее сжимает, и Сергей с легким стоном спускает ему в рот, замирает, пока Олег пытается все проглотить, и все равно у него нижняя губа и подбородок в слюне и сперме, и ему так идет, что Сергей смотрит не отрываясь. Удерживает голову Олега приподнятой и смотрит, как тот скулит от языка, краснеет, нервно выдыхает и наконец — почти кричит, вздрогнув всем телом. Вырывается из пальцев Сергея, утыкается лицом ему в бедра и стонет, а Вадим, выпрямившись, довольно ухмыляется. Проводит ладонью по спине Олега, задерживает пальцы меж ягодиц, и Сергей ловит его взгляд — да, Вад, скоро растянем его — и будем брать по очереди, пока он не попросит двумя сразу. * 31 — зарисовка о главном пейринге — Вадик и бабло, PG-13 В деньгах Вадим нуждался последний раз лет в тринадцать, когда за трояк по физре лишили карманных, — назло физруку прогуливал все уроки, а тот оказался совсем дурным и испортил годовые оценки; а с тех пор никогда не было проблемой купить все, что душа пожелает. А душа желала мало: по малолетству сиг и прочей дряни, в студенческие годы — снять квартиру отдельно от высокопоставленных родаков, а чуть позже — плеер и диск, с которого песни в mp3 можно перекинуть себе. Потом — опять сиги и еще жрачки побольше, потому что в пику отцу ушел в армию; восстановился, доучился... Подмахнул на год контракт — легкие деньги, как ни крути, да и работать по специальности казалось сомнительной затеей. Поддался мольбам мамы и поступил в аспирантуру, а сам только и думал: время трачу, мог бы заработать столько за год... Но все еще мог позволить себе почти любую хотелку. А уж как распрощался с наукой — то и вовсе обеспечил себя по гроб жизни двумя квартирами, новехонькой тачкой, а вечером, бывало, пил вискарь за три косаря, вертел тяжелые наручные часы и думал: ну и на хрена мне это все?.. Жил он, лишь когда рядом бродила смерть. Когда она касалась одного за другим, порой используя руки Вадима, и в венах тогда вскипала кровь, и все приобретало смысл. Ему порой говорили: ты просто молодой еще, скоро успокоишься. Какой молодой, дядь, мне тридцон с лишним. И он пьянел от побед — будь то безупречное убийство, выбитая информация или уход от смертельного выстрела. А в деньгах он не нуждался. Торговался до последнего цента из спортивного интереса, норовил занять и не отдать, копил, словно это был квест в игре, но никогда не понимал, как это — жить в бедности на грани нищеты. А потому, когда в отряде появился в дырявых носках и с самыми дешевыми сигами в кармане Поварешкин, бережно хранящий древний мобильник, Вадим стал изучать его. Узнал, что тот детдомовский. Что сидел в детстве на хлебе и воде, а в частную пошел не от скуки, а за деньгами. Что нервно огрызается, стоит лишь насмешливо попросить у него в долг или предложить сыграть в покер на деньги. Чего только о нем Вадим ни узнал — и не понял, в какой момент влюбился. * 32 — кухонно-утренний оладик, PG-13 Вадим старается потише: нарезать хлеб, разделить пополам авокадо и вытащить ложкой мякоть... Порезать полосками вчерашнюю куриную грудку и поджарить на сковороде. Все равно не получается ничего утаить от Олега: тот перемещается от спальни к ванной и приходит ровно к тому моменту, как Вадим ставит две тарелки на стол. Еще не побрился — в колючей щетине, волосы стоят торчком. Вадим невольно скользит взглядом ниже, к груди — всегда нравилось, какой Олег тут в меру пушистый, так и хочется потискать... — Завтрак в постель планировал? — тихо спрашивает Олег. — Хотел удивить. Вадим наливает ему кофе, добавляет полторы ложки сахара и самую малость сливок. Олег обычно по утрам хмурый в первый час вне постели, а сегодня — улыбается. И пока завтракают, скользит стопой по ноге Вадима. Откидывается на спинку стула, попивая кофе, и упирается ступней в пах. Вадим выдыхает. Спускает руку под стол, обхватывает лодыжку Олега, поглаживает большим пальцем выпирающую округлую косточку. Тот плавно и ритмично надавливает. — Тоже решил меня удивить? — усмехается Вадим. Олег прижимает край кружки к губам, глаза его искрятся, а нога все активнее мнет член Вадима через нижнее белье. — Оказывается, меня заводит, когда ты готовишь в моем фартуке, — говорит Олег. — Сочетается по цвету с татуировкой... Вадим улыбается все шире. В следующий раз совсем на голое тело наденет фартук, трусы тут явно лишние... Завтрак они оставляют на столе недоеденным — слишком тянет в кровать. * 33 — совсем преканонный безрейтинговый оладик, PG-13 На привале Вадим садится в тени, прислонившись к полуразрушенному зданию, и надевает наушники — капельки с запутавшимся проводом. Плеер у него дисковый — что не кассетный, дед?.. Но он, закинув руки за голову, закрывает глаза и не обращает внимания ни на кого. Олег, помешивая похлебку в котелке, то и дело поглядывает на него. Сколько там песен на одной стороне диска?.. Штук двенадцать?.. Даже если он двусторонний, то Вадим уже до дыр его затер. Солнце понемногу садится. Олег, прикрыв котелок крышкой, подходит к Вадиму, пока ребята ставят палатку, и тянется к правому наушнику. Вадим, не открывая глаз, ловит его за руку. Стискивает запястье и лишь после этого открывает один глаз. Спрашивает: — Че надо, Поварешкин? — Дай послушать, — отвечает Олег. Вадим все держит его руку, и Олег напрягает мышцы, чтобы Вадим не думал, что он тут все контролирует. Но, прикидывает Олег, если начать вырываться, Вад ему запястье сломает. Вадим, открыв второй глаз, смотрит на него уже в оба. Медленно отпускает руку и, вытащив один наушник, протягивает его Олегу: — Ну, на. Олег подносит его к уху. Льется женский голос в танцевальном ритме. Он такое не слишком любит. Серому тоже не понравилось бы. Олег, для вежливости послушав еще несколько секунд, возвращает наушник. — Как тебе? — спрашивает Вадим. Олег понимает, что вот сейчас решится, продолжат ли они с холодной яростью задирать друг друга и искать повод для драки — или все-таки их неприязнь пойдет на спад. Олега подмывает ответить цитатой из "Брата" — "музыка ваша американская — говно", — но после такого они начистят друг другу морды прямо тут, да и... музыка-то неплохая. Просто ему такая не очень нравится. Олег чуть улыбается: — Красиво поет. Вадим хмыкает. Щелкает кнопкой плеера и начинает сворачивать наушники. — А на обед что? — интересуется. — Суп с тушенкой и гречкой. Будешь? — Куда я денусь, — бормочет Вадим. — Кстати, ты ничего так готовишь. — Я заметил по вылизанным тарелкам, — не удержавшись, отвечает Олег. Вадим, усмехнувшись, хлопает его по плечу и идет к вещам — спрятать плеер. Но через пару шагов оборачивается, бросает взгляд на Олега — и тут же обратно головой. Понимает, что спалился. Олег и сам молодец: таращится ему в спину... Этой ночью Вадим впервые не ругается с остальными, доказывая, почему он должен спать с Джесс, а не с Олегом, а тихо укладывается в палатку и даже не пытается на ночь поддеть — лишь желает спокойной ночи и отворачивается спиной. Олег еще немного смотрит на него — ну, в ту часть темноты, где он должен быть; и даже скучает по их словесным перестрелкам, потому что от каждой под кожей зудело, словно от возбуждения, и в отличие от всего остального здесь, в пустыне, это было приятное чувство. * 34 — кризис ориентации Вадика и лав-хейт оладик, NC-17 — На мужиков у меня не встает, — вежливо говорит Вадим, когда к нему подкатывает парень в баре, и тот мигом начинает рассыпаться — ха-ха, братан, ты че подумал, что я из этих... И Вадим, лениво толкнув его в плечо, отвечает: — А че, нет, что ли? На лбу написано, что из этих. Завязывается короткая потасовка, парень пытается обороняться высоким пивным бокалом, но Вадим его запросто валит, и лишь нежелание общаться потом с ментами останавливает от того, чтобы раскрошить этот стакан о ебальник парня. Вадим уходит. На парней вообще-то встает. Иногда. Просто не на таких — ухоженных, тощих, невысоких. Ладно бы стояло на тех, которые похожи на девок, так нет: порой в качалке закидывает штангу на грудь самец, от которого тестостероном за версту разит, и Вадим думает: подстраховать бы тебя сзади... Его первый раз случается на левой хате, на студенческой вписке, и парень далеко не такой, как ему хотелось бы, но в темноте вполне подходит, чтобы втрахивать в кровать. Особого удовольствия Вадим не испытывает, но и отвращения — тоже. Недолго прикидывает, с кем приятнее — с мужиком или бабой, в итоге приходит к выводу: вообще поебать. Случаются порой вспышки, когда тянет к определенному человеку, и тогда секс с ним становится важнее прочего, но чувства быстро улетучиваются. До того, как смотаться в спецназ, Вадим месяца три живет с девушкой, а после — уже никого не пускает к себе дольше, чем на ночь. Люди кажутся предсказуемыми. Наивными. Смотрят на него, на недобитую татуху, на улыбку — и сами завязывают разговор, словно его равнодушие приманивает к себе искателей любви и тепла, а он, поматросив, наутро выбрасывает. Все меняется с Волковым: Волков не глядит на него лишний раз, будто специально глаза отводит, не особо реагирует и на флирт, только дергается раздраженно. В Вадиме играет злость, перетекает в интерес — как-то ведь можно растопить твой лед, королева? Трахну, думает, и забуду. Он своего добивается все-таки: однажды в душевых Волков, огрызаясь, толкает его в плечи к стене и замирает, словно ждет ответного толчка и драки, но Вадим не торопится угождать ему. Стоит, голый, а Волков в полотенце на бедрах прижимает его вытянутыми руками к стене и тяжело дышит. Полотенце едва держится, и Вадим, протянув ладони, поправляет, затягивает туже, заправляет конец под протертую от времени ткань. Пальцы словно невзначай касаются пресса Волкова, и тот забывает, как дышать. Рука его соскальзывает с плеча, дотрагивается до члена боязливо, Вадим рычит: ну что ты как девочка в первый раз? И перехватывает инициативу. Волков, опираясь о стену ладонями, тычется лбом ему в плечо и скулит в шею, толкается в кулак, полотенце мокнет в луже на полу, а Вадим дуреет от того, как сильно Волков хочет и какая задница у него твердая. Меньше всего ожидает, что Волков, кончив, сверкнет улыбкой и довольно скажет: так ты все это время мне подрочить хотел? Вадим обещает: я тебя выебу, если еще раз рот откроешь. Волков только фыркает, словно не прикусывал пару минут назад плечо Вадиму, пряча стоны: мечтай. И Вадим мечтает. Бесится с того, как сильно завелся, как ему хочется именно с Волковым, а тот крутит жопой и наедине с ним не остается. Потом Вадим узнает, почему: парень на гражданке. Ржет чуть ли не до слез — какой верный! Он бы, улетая даже на пару недель, не отказывал себе в бодрящем сексе — какая это измена, если без чувств и обязательств. На еще одних сборах их снова сводит судьба — а вернее, пронырливость Вадима, потому что он привык получать все, что хочет. Волков на него реагирует однозначно: тоже все еще не остыл. И, видимо, что-то у него в жизни меняется, потому что Вадим, втолкнув его в свою комнату — со стажем получаешь кое-какие преимущества, — сопротивления почти не встречает. Волков так же жадно, как он, лезет под одежду, царапает щетиной шею, облизывает края татуировки, а Вадим едва не признается: да я полгода о тебе мечтал, мудак. Волков именно такой, как ему представлялось: ласковый, отзывается на каждое прикосновение, тает. И с ним Вадим хочет не на одну ночь. А на жизнь, может. * 35 — полуночный дракоразум на кухне украдкой, NC-17 Сережа, зайдя на кухню глотнуть воды, останавливается у окна и, теряя счет времени, смотрит, как внизу мигает фонарь. — Почему луна вышла, а солнышко еще не спит? — бархатисто мурлычет со спины Вадим. Сережа и не заметил, как он подкрался. Ступает всегда на мягких лапах, словно большая хищная кошка. Грациозен, как тигр. Так же опасен. Вадим обнимает со спины, трется носом о затылок. Выглядывает вместе с ним в окно. Ничего интересного не происходит, даже фонарь перестает мигать и окончательно гаснет. — Как раз собирался, — тихо отвечает Сережа. Вадим теснее прижимается со спины, втягивает воздух, словно проверяя, пахнут ли мокрые волосы шампунем; удовлетворенно выдыхает. Значит, пахнут. Сергей, облокотившись на подоконник, потирается ягодицами о его пах. Все никак не искоренит привычку надевать после душа пижамный костюм — держится он на нем ровно до того, как он войдет в спальню. Вадик вот голый всегда выходит... Ладони его скользят по атласной ткани от живота к бедрам, останавливаются рядом с пахом. Сережа нетерпеливо тянет его ладонь к члену. — Будем возиться — Олега разбудим, — вполголоса говорит Вадим. — Давай тогда здесь повозимся, — отвечает Сережа и надавливает на его ладонь, чтобы приступил к более активным действиям. Вадим, ведя губами по его шее, послушно мнет через атласную ткань, шумно дышит. Сережа склоняет голову на бок, тихо ахает от укуса. Вадим толкается к нему бедрами. Ставит одну ладонь на подоконник рядом с Сережиной, налегает на спину. Приспускает резинку брючек, и ягодиц касается его горячий член. Сережа тянет: — М-м-м... — Привстань на цыпочки, солнышко... Сережа выполняет, и обжигающий член проскальзывает между бедер. Плотнее сведя ноги, Сережа изо всех сил тянет носочки, чтобы встать повыше. Вадим плавно берет между бедер, в том же ритме ласкает через ткань. Сережа кусает губы, чтобы не стонать. От дыхания Вадима по шее бегут мурашки, а от груди, плотно прижатой, полыхает спина. С ним всегда на контрастах. Так нежно внизу... и резко оттягивает зубами кожу на шее, кусает так сильно, что Сережа едва сдерживает громкий стон. По бедрам проходит дрожь, и Вадим ускоряется. От него чуть пахнет горечью — они с Олегом, видимо, попотели, и Вадим его укатал... Вадим, ускорившись, теряет синхронность, толкается между бедер быстро, а рука начинает замирать. Сережа берет его ладонь, ставит на подоконник, и Вадим благодарно утыкается лбом ему в загривок. В тишине спящей квартиры его дыхание звучит оглушительно. Головка члена то и дело натягивает ткань брючек спереди, и он так размашисто трахает, что, кажется, мозоли оставит... Член его в последний раз проезжает под яйцами, и Вадим замирает. Опустив ладонь, Сережа сжимает его головку через влажную от спермы атласную ткань. Вадим выдыхает: — Солнц... И обхватывает одной рукой поперек груди, второй заставляет повернуть голову и целует, целует. И пока его язык хозяйничает во рту, пока член обмякает между бедер, Сережа торопливо додрачивает себе, млея от близости и нежности.