выстрелы в молоко

35 — сероладики отдыхают на даче, PG-13 Солнце припекает почти как в пустыне. Развалившись на старом шезлонге, Вадим прикладывает ко лбу уже теплый стакан с джин-тоником. Не помогает. Жара — это еще ничего. Вот вечером начнутся комары — тогда и превратится дачная жизнь в ад. Неподалеку Олег, непробиваемый к высоким температурам, машет над шашлыками сложенной вдвое картонкой. Солнышко, проходя мимо, касается уха Вадима. Тот поднимает голову. — Цветочек, — объясняет солнышко, заправляя что-то за ухо. Вадим, конечно, тут же щупает — а, одуванчик… Солнышко в самых коротких шортах, что только существуют в мире, и его стройные белые ноги, его бесконечные ноги уже чуть покраснели. Вадим за бедро подтягивает его ближе, лениво говорит: — Сгоришь ведь. На улице так жарко, что нога солнышка кажется прохладной, и Вадим перегибается через шезлонг, прижимается лбом к его бедру. Солнышко опускает ладонь ему на голову, перебирает короткие волосы. — У тебя тут почти дача Сталина, — задумчиво говорит он. — Такая же огромная, такая же заросшая. И интернета нет, как в прошлом веке. Вадим трется лицом о его ногу. Да, дача древняя. Ее еще дед получил в награду за что-то. Родители раньше ездили, что-то сажали без особого энтузиазма, а потом забросили — не белыми же ручками матери полоть траву, а отца вовсе это возвращение к истокам раздражало, еще больше бесился Вадик, когда его из родного двора тащили на край географии недели на две-три. Теперь эту дачу еле нашел. Надо было мачете с собой брать, чтобы прорубиться через заросли травы к дому. Зато, когда более-менее скосили траву на пятачке у крыльца, а солнышко, исстрадавшись от отсутствия интернета, вылез из машины, уже получилось поставить мангал, Олег нанизал на шампуры им же замаринованное мясо, солнышко выпил и повеселел, а Вадим вытащил из сарая полуразвалившиеся деревянные шезлонги — помнил еще, как мать их выбирала, отец пер от машины, и все они тогда перелаялись, и мама вечером одна гордо лежала, загорая под светом луны. — Вадь, — тихо зовет солнышко, вырывая из воспоминаний. Присаживается на край шезлонга и касается нежной ладонью щеки. — Хочешь, еще тебе намешаю? — спрашивает Вадим, приподнимая стакан. Лед совсем растаял, и алкоголь в коктейле едва ощущается. А больше льда нет — не слишком-то много они, оказывается, закинули пакетиков в термосумку. — Не-а. На жаре развозит… Солнышко смотрит на него, словно ожидая, что Вадим что-то расскажет; а ему не хочется. Ни про ссоры отца с матерью постоянные, ни про то, как он разок так навернулся на мостках речки внизу, что вывихнул лодыжку, и пока поднимался километр в горку до дачи, едва не разрыдался от боли — вот уж маленький нытик… Все это в прошлом, быльем поросло. Он гладит солнышко по бедру, отворачивается в сторону, повышает голос: — Волчик, долго еще? Олег, в шортах чуть длиннее, чем у солнышка, но таких же непристойных, к нему даже не поворачивается. Вертит шампуры, неопределенно взмахивает рукой. Увлекся. Ему только дай что-нибудь новое приготовить… Вадим, забывшись, смотрит на его спину, на уже загоревшие плечи, на крепкую задницу, а ладонью машинально скользит по бедру солнышка вверх, пока не забирается пальцами под край шортиков, а прямо под ними уже сразу и трусики — эту крошечную тряпочку Вадим иначе назвать не может. Солнышко мурлычет: — Рановато для десерта. И жарко. — А мы в машину пойдем. Кондер включим. Согреваться еще придется. Аппетит нагуляем, — ухмыляется Вадим. Трогает солнышко — и смотрит на Олега, и будто бы он одновременно с обоими. Олег, словно спиной учуяв, говорит: — Нарезайте салат. Скоро первая порция готова будет. И, Вад, притащи пиво из тачки… Вадим на миг притягивает солнышко за талию, тюкается губами ему куда-то в ребра — и идет делать, что Олег попросил. Дача ему впервые в жизни начинает нравиться. * 36 — оладик, пост-чд10, Вадим мерзнет и ждет Олега, PG-13 Холодно так, что кровь стынет. Вернуться бы в тачку, включить подогрев сиденья, врубить печку на максимум, но тогда Волков, наверное, развернется и уйдет. Не заметит крупную фигуру в назначенный час у бетонного бортика и забьет. Сам-то он охуеть какой пунктуальный. Вот Вадим и приперся на двадцать минут раньше. Теперь ежится, спрятав ладони в карманы парки, и злится: и чего согласился, что встреча на открытом простреливаемом пространстве — хорошая идея? Впрочем, он был не в том положении, чтобы выдвигать условия. Таращится на стеклянный хуй, пронзающий небо, — как его?.. Лахта Центр?.. — и думает: а найти бы камней и пошвырять на лед. Неподалеку юный долбоеб, размахивая открытой бутылкой вина перед дамой, вдохновенно декламирует: — Скользкая гадина финский залив бьется всей массой в лаву прилива… Дальше Вадим не слышит — ветер сносит слова долбоеба в сторону, но Вадим делает вывод: говно. У него уже глаза, кажется, покрылись льдом, и все бесит до отупения. Он специально стоит лицом к заледеневшему Финскому заливу и не смотрит на часы. Иначе велик шанс уйти или, наоборот, двинуться навстречу Волкову. Поэтому, когда тот подходит к Вадиму со спины, получается сюрприз. Останавливается рядом и спрашивает: — Давно мерзнешь? — Пару минут, — сипло отвечает Вадим: даже связки замерзли. — Пойдем в машину, — говорит Волков, и Вадиму настолько холодно, что он безропотно соглашается. Тойота Волкова, здоровенная и похожая на катафалк, все еще не остыла, а сев внутрь, Волков сразу заводит мотор. Он оборачивается, и Вадим на миг напрягает все мышцы, чтобы вмазать в ответ — мерещится, что Волков ему всечет; но тот тянется назад, подхватывает термос, сует Вадиму: — На. Чай горячий. Яйца отморозил? — ехидно интересуется. Вадим отвинчивает крышку термоса. Из него валит пар, внутри — чистый кипяток, но он все равно делает жадный глоток, сжигая слизистую. Зато связки, кажется, оттаивают… Он греет руки о термос, держит нос над ним. Потихоньку оживает. Хрипит: — Чтоб я еще раз согласился на твои эти… — Не нравится — отказался бы, — пожимает плечами Волков. Вадим искоса смотрит на него. Лицо зажило, только на левом глазу сеточка красных сосудов еще осталась. И держится спокойно — видимо, уже не так беспокоит исполосованная спина. — Татуху твою, кстати, никогда не любил, — ворчит Вадим. — Ага, поэтому спину мне вылизывал вместо прелюдии, — хмыкает Волков. — Ты Серого зачем выследил? Вадим щурит глаза. Ему что, рыжий только теперь рассказал о той встрече в пышечной? Времени-то уже прошло… Высокие же у них отношения. Вадим кривит губы — ну выследил и выследил, не начистил же морду его смазливую. Сказать ему, что ли? Татуха твоя, конечно, пострадала в сугубо утилитарных целях, не будь твоя спина такой приметной — что-нибудь другое бы отправил рыжему; но все-таки приятно было испортить то, что рыжий наверняка обожал. Чтоб еще несколько недель не мог по спине твоей языком елозить. Чтобы, трахая тебя со спины, каждый раз ощущал вину. Один раз ты уже из-за него пострадал, вот и второй, а там где два, и до третьего недалеко, ага? Как скоро он свихнется от таких мыслей? И поболтать-то с ним хотелось лишь для того, чтобы понять, насколько же он двинутый… Вместо всех этих слов выходит долгое молчание. Волков нарочито скучающим тоном спрашивает: — Ну и для чего ты со мной встретиться хотел? Помолчать в тачке? — Да просто так, — отвечает Вадим тихо — связки все еще не отогрелись. Я ж тебя мертвым считал вообще-то, добавляет он про себя. Даже простил за то, что сбежал к рыжему. Теперь вот снова обиделся. И они еще немного сидят, греются в машине, молчат. * 37 — оладик в машине на скорость, NC-17 Олег напряженно смотрит перед собой. Левая рука — на руле, правая — на ручке коробки передач, но в любой момент готова соскользнуть к ключу зажигания. Он ждет, когда появится Джесс — и хорошо бы с кейсом, за которым они охотились-охотились — и упустили, положив перед этим целый отряд местных. Темно и душно. Вадим рядом беспечно прикусывает очередную зубочистку — сколько он их таскает с собой?.. Вдруг Вадим выкидывает зубочистку в открытое окно и кладет ладонь Олегу на ширинку. — Свихнулся? — спрашивает Олег, не отрывая взгляда от угла казарм. — За пять минут успеешь? Вряд ли она задержится. — Вад. Олег толкает его руку, но Вадим возвращает ладонь обратно, сжимает, а потом торопливо расстегивает ремень. А смотрит тоже лишь вперед. Все они по-разному справляются с напряжением. Вадим вот ебаться лезет, словно вообще ничего не происходит... Олег шумно выдыхает. Запустив ладонь ему в трусы, Вадим торопливо мнет член, говорит отрывисто: — Не ломайся. Лишний адреналин спустишь. И вообще, гормоны радости нам тут всем не помешают... Олег на миг прикрывает глаза — и тут же снова таращится в темноту, но этого мгновения хватает, чтобы вспыхнуло перед глазами: Вадим в душевых ждет его, голый, готовый; Вадим в белом пушистом халате в номере отеля сидит на подоконнике, разведя широко ноги, и кроме халата на нем — ничего, конечно... Олег сглатывает, а Вадим бодрее отдрачивает ему, скользит крепким кулаком по стволу, вполголоса произносит: — Три минуты тебе даю. Справишься — и ты сегодня сверху. Как хочешь. Раком, лицом к лицу, какие ты там еще нежности выдумаешь... — Ты сам эти нежности просишь, — цедит сквозь зубы Олег. Отвлекается на движения кулака внизу, на секунду опускает взгляд — головка в обрамлении пальцев Вадима сносит голову. — Чтобы тебя не расстраивать. Ты же у нас ласковый щеночек. Оба палились друг перед другом не раз уже: Олег, когда стонал от поцелуев в спину; Вадим, когда ловил его губы и кончал, целуясь; оба тихо стонали от того, как на боку близко, как крепко можно обнять — или нырнуть в объятия, как чувственно, как хорошо... — Волк, давай. Сейчас. Вадим все быстрее ласкает, Олег давится воздухом — и Вадиму бьет в ладонь сперма. Он тянется в карман двери за тряпкой, которой они обычно лобовик моют, и вытирает о нее руки. Тяжело дыша, Олег подрагивающими пальцами застегивает ширинку и ремень. — Олег, — тихо говорит Вадим, и Олег, заведя мотор, закладывает поворот, Джесс запрыгивает на заднее с кейсом, шины визжат, Олег давит газ в пол. Чуть запыхавшись, Джесс спрашивает: — Чем развлекались, мальчики? — Да так. В слова играли. Я жопу проиграл, — ухмыляется Вадим. — Посмотреть, как отдавать будешь, можно? — живо интересуется Джесс. Олег только фыркает. Сердце все еще бешено стучит, и как только они вернутся на базу — он обязательно свой выигрыш заберет. * 38 — оладик и танец, PG-13 — Олег, — необычно тихо говорит Вадим, — я ведь редко о чем-то тебя прошу. Музыка все играет, две бутылки вина давно пусты. Вадима не то чтобы развезло, но вместе с повышением концентрации алкоголем в нем, видимо, повысилась и концентрация маниакальных идей. Началось простым "под эту песню всегда хочется танцевать", продолжилось "ну и сиди, а мне не стремно" и пританцовыванием перед диваном — единственным предметом мебели в пустой комнате, а закончилось — ну, вот как закончилось. Олег хмурится. Вадим все глядит на него и, кажется, если ему отказать — это будет последняя его просьба, уйдет спать один на раскладушку, а диван благородно оставит Олегу. Проклиная пустую квартиру, в которой никак не отвяжешься от уговоров тем, что для танцев места мало, Олег встает перед Вадимом. И как вот ему объяснишь, что ни разу в жизни не танцевал? На дискотеках в детском лагере мялся с Серым в сторонке, пробовал порой кого пригласить, набравшись смелости, — и топтался на пионерском расстоянии от девчонки. Все. Вот и весь опыт танцев. Вадим тоже не слишком-то хорош — смешно переступает с ноги на ногу, двигает локтями не в такт. Песня сменяется другой — спокойной, мелодичной. Вадим подает руку, но в глазах его все еще настороженность и будто заранее он готовит разочарование, не верит, что Олег наконец согласится. Почти назло ему — Олег вкладывает в его руку ладонь. И тут же Вадим подступает к нему на шаг, касается талии. Олег, задеревенев, кладет руку ему на плечо. Все происходит будто не с ним: чьи-то чужие пальцы переплетает Вадим со своими, кому-то чужому улыбается и для чужих ушей шепчет: — Здорово ведь. Да? И чужими губами Олег отвечает: — Да. Вадим делает полушаг вправо, влево, покачивается в такт песне. Олег пытается так же. А выходит, что Вадим, держась за него, застывшего, как каменный столб, чуть-чуть двигается в стороны. — Не умею я, — бормочет Олег и пытается отстраниться, чтобы закончился уже этот позор. Но Вадим крепче сжимает ладонь, обвивает талию. Притягивает так близко, что Олег кладет подбородок ему на плечо. Песня никак не кончится. — Так я ведь тоже не умею, — говорит Вадим. Они уже не танцуют — качаются, обнявшись, и лишь ладонь в ладонь напоминает, что они пытались сойтись в нелепом медляке посреди пустой съемной квартиры. Олег выдыхает. Вадим прижимается так близко, что от его тела словно передается Олегу инерция, и он, качнувшись, вдруг ловит ритм, на сильную долю ступает влево, на слабую — вправо. И это, наверное, первый его настоящий танец. * 39 — дракоразумы забирают из родительской квартиры Вадима кота, NC-17 — С ума меня ведь сводишь, — будто с укором говорит Вадим, а Сережа, довольно улыбнувшись, усаживается к нему на колени удобнее. В квартире, кроме них, никого, лишь бродит где-то в глубине комнат рыжий кот, которого так и не получилось поймать в переноску. Они, устроившись на кухне, отдыхают. В доме родителей Вадима Сереже не по себе — вроде бы сталинка, а потолки так и давят, вроде бы простор — а ему тесно, словно он вор. Репродукции на стенах, дипломы и награды; перевернутая лицом вниз семейная фотография в спальне. Все здесь говорит о том, что люди долго поддерживали видимость благополучной семьи, и никто не знал, как ссорился Вадим с отцом, как тот разорвал с ним отношения, когда Вадим предпочел военное дело истории; о разводе тоже узнали не сразу, а когда услышали — поверить ушам не могли. Все эти осколки Сережа складывает в цельную картину. Вадим не особо рассказывает, а Сережа — пытается проявить тактичность. Но все минуты откровений бережет в памяти. И, наверное, Вадим этого хочет, хоть и не признается, — иначе зачем позвал вместе с ним забирать от мамы кота? Знакомиться с ней Сережа не хочет. Но ее и не будет ближайшие пару дней. Так что он, оседлав колени Вадима, проводит по спинке стула и никуда не торопится. Он берет в ладони лицо Вадима, наклоняется к губам, но замирает в миллиметре от поцелуя. Вадим коротко втягивает воздух. Плавится под ним. А в одном месте — твердеет… Сережа потирается о него, словно в приватном танце, водит губами — по губам, но все еще не целует, нет. Хочет, чтобы Вадим сам, не выдержав, прижал к себе, прикусил, облизал. Одна рука его лежит между лопаток, горячит спину, вторая — придерживает за ягодицы. Глаза немного чешутся — в доме слишком много кошачьей шерсти, но если они все-таки купят тот загородный дом на троих, то, наверное, можно не пускать кота на второй этаж, и они вполне уживутся вместе, а еще, слышал Сережа, к своему коту можно привыкнуть, да и не такая уж сильная у него аллергия… Он думает о них троих и коте с собакой как о свершившемся факте, будто они сейчас повезут переноску туда, а не на квартиру Вадима, куда он неизменно возвращается после ночи или даже целого дня в их с Олегом спальне; он мечтает об этом так сильно, как в последнее время ни о чем не мечтал. Вадим нетерпеливо мнет его ягодицы, толкается к нему бедрами, и Сережа спускает ладони по его груди к ширинке, вжикает молнией — и тогда Вадим не выдерживает, срывается в поцелуй, кусает губы до боли, зализывает тут же. Высвободив его член из нижнего белья, Сережа проводит по всей длине сверху вниз, ловит ртом стон. Вадим жадно втягивает воздух, кладет ладонь на затылок, целует — щеки, нос, волосы, шею… Словно никак не насытится им, никак не напробуется. У Сережи то же самое — хочется с ним постоянно кожа к коже, а если не получается, то хоть пару минут урвать, чтобы дотронуться. Он начинает дрожать в руках Вадима, тот целует грудь через ткань сорочки, через тонкий шелк лижет ставший острым сосок. Держась за его плечи, крепко стиснув бедрами талию, Сережа быстрее скользит кулаком по его члену, сжимает — твердый, толстый, горячий. И Вадим, уткнувшись лицом ему в грудь, рычит, сперма брызжет на ладонь. Он крепко обнимает Сережу, пачкает их одежду. Шумно и глубоко дышит. Потом отклоняется немного, смотрит снизу вверх. Взгляд с поволокой, губы приоткрыты — словно картиной любуется. Сережа замирает. — Давай на стол, солнышко, — хрипловато говорит Вадим и чуть подсаживает. Сережа перебирается на край стола, шире разводит ноги. Сдвинувшись вместе со стулом, Вадим вклинивается между его колен, расстегивает ширинку, трется макушкой о живот. Положив ладонь ему на затылок, Сережа подрагивает от нетерпения. Вадим поднимает голову, обхватив ладонью его член, и он такой красивый между ног, что у Сережи сердце заходится в бешеном темпе. А когда Вадим берет в рот, то все мысли из головы вышибает, он может лишь смотреть, как покачивается голова Вадима, как растянуты его обычно насмешливые губы вокруг ствола, и стонать. Он, облокотившись одной рукой позади себя, едва не роняет сахарницу. Другой держит короткие волосы Вадима, смотрит на него, на свои пальцы, то и дело закрывает глаза, когда Вадим берет глубже, и кончает слишком быстро. Вадим потом отходит к раковине немного замыть свою футболку, бормочет, что под курткой все равно не видно будет, что мокрое… Сережа присоединяется к нему. Держит ладонь под холодной водой и, положив голову на плечо Вадима, тихо говорит: — Кота не поймали. — Ну, зато я другого рыжего поймал, — усмехается Вадим и касается губами его виска. Рыжика все-таки получается изловить, и всю дорогу до квартиры Вадима Сережа держит переноску на коленях и разговаривает с взволнованным котом, чтобы его успокоить. * 40 — сероладики и все еще кот, на этот раз в квартире Вадима, R По пути они заезжают к Вадиму. Он доливает воду в поилку, досыпает корм в кормушку, оскалившись, предлагает: — Разбудить для вас кота? И улыбается, словно пошутил отличную шутку. Олег не понимает, но догадывается, что вопрос риторический. Зато Сережа идет в комнату с уверенным "кис-кис-кис". Олег остается вместе с Вадимом в ванной, смотрит, как он шарит по ящикам в поиске именно того геля для бритья, с которой ну никак не сравнятся пены Олега и Серого. — Жаль кота, — говорит Олег. — Один ведь все время... — Просто мама уехала к сестре, — морщится Вадим. — А мне проще его здесь держать. Вернется — отвезу обратно. Олег кивает. Он помнит и эту квартиру, и маму Вадима. В квартире недолго жил, хотя воды с тех пор утекло... А маме помогал довезти чемоданы из аэропорта, когда она после развода наконец решилась переехать в Питер, а Вадим тогда был в командировке. Он думал, что она долго не задержится в незнакомом городе, вернется в Москву, где когда-то была счастлива с бывшим мужем; но она осталась. Вадим, знает Олег, так и не полюбил Питер, и квартира пустовала, пока они не встретились втроем. Скоро, думает Олег, тут все опять покроется пылью, потому что они переедут вместе. Вадим наконец находит гель, а в просторную ванную входит Серый с котом на руках — таким же рыжим, как и он. Произносит: — Я почти привык к нему! И тут же чихает. Отдает кота Вадиму, и тот так нежно тычется лицом коту в пушистое тельце, что Олегу почти завидно. Он, положив ладонь на загривок Серому, притягивает его к себе и зарывается носом в волосы на макушке. Серый и кот фыркают почти одинаково, только кот сбегает от навязчивых нежностей, а Серый выпрашивает еще. Само как-то получается, что Серый оказывается верхом на стиральной машинке, Вадим — по одну сторону, Олег — по другую, толкаются между широко раздвинутых коленей и вылизывают Серому шею, губы, рот изнутри, лезут ладонями в вырез рубашки. Серый ахает, держит руки у них в волосах, притягивает то одного, то другого ближе, чтобы целовали сильнее. Он быстро остается без брюк, без рубашки, совсем без одежды, голый и раскрасневшийся, и по очереди брать его член в рот — такое блаженство, а когда он кончает, Вадим с Олегом долго целуются, пока он, отдышавшись, одевается. Хорошо заехали, проносится в голове Олега, славная квартира, вечно на игривый лад настраивает... Этот вечер они заканчивают уже в их с Серым квартире, и градус к ночи возрастает. * 41 — сероладик, утренний и бессюжетный, NC-17 Вадим притягивает к себе Сережу, пока тот еще сонный, прижимается со спины и вгоняет ногу между его бедер. Утыкается носом в загривок. Сережа невнятно мычит, отодвигает смартфон в сторону. Вадим так не привык — просыпаться и сразу же лезть в телефон, листать бесконечные ленты; ему бы к телу теплому, мягкому, а если нет — то, ну что уж тут поделать, в душ. Олег, он знает, любит так же, а потому возвращается из ванной, ложится позади Вадима. Целоваться с ним утром — кайф, потому что встает пораньше, чистит зубы и снова ложится. Вадим выворачивает шею, Олег его мятно касается. Сережа начинает возиться, перетягивает на себя и одеяло, и внимание. Вадим чувствует пальцы Олега между ног — касается осторожно после вчерашнего марафона. Вадим сдвигает бедро в сторону, чтобы ему удобнее было, и Олег без слов понимает. Говорить с утра они все трое не любят. Пока внутри пальцы Олега, Вадим гладит Сережу по бедру, по животу. Шумно дышит — Олег знает, как нужно, вставляет и трахает осторожно, неглубоко, пальцы у него не такие длинные и изящные, как у Сережи, но потолще, тоже ровные, и с ним внутри так хорошо-о-о... Вадим выдыхает имя Олега солнышку в затылок, и тот будто мурашками покрывается. Шепчет едва слышно: — Тоже хочу... Олег переносит вес на локоть, вытаскивает из Вадима пальцы. Выдавливает еще смазки. Сережа перекатывается на живот, а Вадим оттягивает его ягодицу в сторону. Смотрит, как пальцы Олега по самые костяшки скрываются в его теле. Олег так и тянет их по очереди: до первых стонов Сережи, до громкого выдоха Вадима. Двигаться им особо не хочется, и Олег, обняв со спины, на боку входит в Вадима, медленно втискивается в него, целует шею. Сережа пристраивается поближе, и Вадим берет его. По инерции толкается бедрами, когда Олег входит в него. Двигается — едва-едва. Больше концентрируется на ощущении члена внутри, как тесно ему, как он проталкивается через мышцы, как проходит по простате. Олег покрывается потом, спина уже от него мокрая, а Сережа ерзает, сам почти насаживается мелко. Вадим вцепляется зубами ему в плечо, оставляя следы, а Олег влетает особенно глубоко и крепко, и у Вадима скручивается все, он стонет сквозь сцепленные зубы, и хватает еще пары таких толчков, чтобы он, содрогаясь, кончил. Откатывается на спину и смотрит, как Олег перебирается через него к Сереже, ставит на колени и входит в уже растраханную дырочку, и солнышко так нежно стонет, так краснеет, что Вадим завороженно смотрит на него пару минут, забывая обо всем. А потом начинает скользить взглядом от его прикушенной губы к блестящему от пота Олегу, разглядывает их, пока они не заканчивают, не валятся на постель рядом с ним. Падает на пол с глухим стуком смартфон Сережи, случайно сброшенный чьим-то локтем, он привычно ворчит, но, видит Вадим, не злится. Только улыбается. Он тоже начинает улыбаться. * 42 — сероладик порно-задорный и, видимо, в начале их отношений, NC-17 Меньше всего Сергей ожидает цветов, которые в дверь входят первыми: Вадим протягивает букет из сотни, наверное, роз, и приходится охватить его обеими руками. И лишь после этого появляется улыбка — оскал от уха до уха. Сергей делает пару шагов назад, пытаясь сообразить, есть ли в арсенале Олега ваза. Цветы в результате оставляет лежать на кухонном столе, а сам проходит в комнату. К запертой двери, где хранятся пушки, Вадима не подпускает: Олег строго-настрого запретил, заявил, что Вадик не только посмотрит, но и прикарманит что-нибудь, он большой ценитель оружия... А Вадим уже открывает бутылку вина старым штопором, с которым Сергей вечно мучается и крошит пробку, и оборачивается: — Порезать сыр? — Это что, свидание? — фыркает Сергей. Вадим в одно движение вытягивает пробку с тихим звуком. Подносит бутылку к лицу и нюхает горлышко. — А почему бы и да? — довольно улыбается он. — Я за рулем. — Сильно напиваться не будем. Он разливает вино по бокалам. Только теперь Сергей замечает, что Вадим одет не как обычно. Рубашка светлая и отглаженная, вместо джинсов — темные брюки. И белые носки. Наверное, высокие, до середины голени... Сопротивляться ему Сергей почти не может. Знает, что Олег, перетерев свои дела с Игроком, заедет к ним — встреча почти спонтанная, на нейтральной территории, вдвоем, но Сергей рассказал Олегу. Уже скоро, наверное, должен вернуться... Сергей почти машинально протягивает руку за вином, взгляд падает на цветы. — Ты чего сегодня такой красивый, а? — тихо спрашивает Сергей. Вадим звонко бьет своим бокалом — по его. — Захотелось, — пожимает он плечами и, облокотившись о кухонную тумбу, пьет. А Сергею хочется — его. Влечение сумасшедшее, почти нездоровое, он даже порой задумывается — может, Вадим ему что подмешивает в напитки? А еще — как Олег вообще смог его оставить однажды и вернуться к нему, Сергею? Вадим, несомненно, все видит и этим пользуется. Протянув руку, проводит костяшкой пальца по скуле Сергея вниз, и тот тянется за рукой, забыв о вине. Делает торопливый глоток и ставит на тумбу позади Вадима, прижимается к нему всем телом. Губы у Вадима — вкуса красного полусухого, руки — крепкие, как выдержанный виски. За поцелуями время летит незаметно, и Сергей опускается на пол, не жалея колен, расстегивает ремень брюк Вадима, спускает их вниз... Оставляет его в белой рубашке и высоких белых носках, берет в рот. Краем сознания слышит, как ворочается в дверном замке ключ. Вадим кладет ладонь ему на затылок, не позволяя отстраниться, и Сергей по шагам лишь понимает, как Олег входит на кухню и застывает в проеме двери. Лишь по молчанию представляет, как смотрит на рыжие волосы, а потом — в глаза Вадиму. Член распирает рот, Вадим подталкивает, заставляя ускориться, и Сергей все в той же тишине отсасывает ему, пускает в глотку, пытаясь не подавиться. Слышит, как рвано выдыхает Олег, как шуршит ткань — положил ладонь на ширинку. Вжикает молния. Снова шаги — к нему, и Олег, сев на колени за его спиной, молча скользит ладонями почти в объятии к его бедрам, чтобы тоже избавить от брюк, прижимается щекой — к щеке. И чувствует наверняка, как упирается изнутри член Вадима. Потирается о него, приспускает с Сергея брюки и нижнее белье, шепчет наконец: — Не обращай на меня внимания. И Вадим надавливает на затылок Сергею, чтобы взял глубже. А Олег сзади касается ягодиц обжигающим членом, проводит головкой между них, потом — между бедер... Сергей мычит, не выпуская изо рта, и крепче стискивает ноги Вадима. Тот сам контролирует темп, натягивает на член, а Олег — берет между бедер сзади, упершись лбом в плечо, держа за талию. Сергей, и так заведенный, начинает подрагивать от возбуждения. Ноет челюсть, Вадим трахает в горло уже совсем не сдерживаясь, Олег с шумными короткими выдохами тоже разгоняется, и кончить они ухитряются почти одновременно, сначала рычит Вадим и заталкивает член в глотку так, что слезы из глаз брызжут, а потом — Олег, прикусив плечо, выстреливает горячими толчками спермы на внутреннюю поверхность бедер. Вадим плавно вытаскивает, и Сергей откидывается Олегу на грудь. Вадим подает бокал и смотрит, как Сергей жадно выпивает до дна. И только после этого, состроив жалобную мордочку, Сергей спрашивает: — А мне? И они, усадив его на кухонную тумбу рядом с пламенеющими, до одури ароматными розами, по очереди ласкают его ртами, пока сохнет сперма на бедрах. * 43 — дракоразум с большой для меня редкостью: Вадим снизу (для тебя, Кактусик!), NC-17 Вадим в руки не сразу дается: сначала шутит и заигрывает, потом пытается подмять под себя. Сережа шепчет, прижатый им к кровати: — Ты же хочешь. И кладет ладони на ягодицы Вадиму, стискивает, тянет в стороны. Вадим шумно выдыхает, закрывает глаза. Прижавшись лбом ко лбу, так же шепотом отвечает: — Ага. Только я привык сам... Сережа проводит языком по его губам, пальцами — по мягкой дырочке и ниже, гладит настойчиво, вырывая еще один громкий выдох. В живот упирается твердый член, и Сережа уже даже сдаться хочет — чтобы развалиться на постели, доверить все Вадиму, лениться и принимать ласки... Но по-другому — тоже желает. Вадим целуется все время, пока Сережа осторожно вставляет в него пальцы. Все еще не дает лечь удобнее, нависает сверху, но отводит бедро, дает больше пространства. То и дело проезжается членом по животу — стоит крепко. Наконец шепчет в губы: — А ты... с резинкой? — Как хочешь, — тихо отвечает Сережа. У него самого давно не возникает таких вопросов: хочется кожей к коже, чтобы сплавиться, чтобы внутри обожгло и вытекло; а о том, как захочет Вадим, он забыл подумать. — Без, — коротко отвечает Вадим и без предупреждения подтягивается на коленях выше, пальцы Сережи выскальзывают из его тесного тела. Он выпрямляется, оседлав сверху, и Сережа, положив ладони ему на бедра, смотрит снизу завороженно. Широкая грудь, яркая татуировка, порозовевшие скулы. И взгляд: внимательный взгляд в глаза. Заведя руку назад, Вадим прижимает член Сережи себе между ягодиц, чуть изгибается в пояснице, и у Сережи дыхание перебивает. Тело начинает подрагивать от жажды движений. — Вад, — просит Сережа, хотя почти никогда его не звал коротко — как Олег зовет. Касается пресса — сверху вниз по рельефу, касается члена — ладонью накрывает гладкую головку. Так привык к ней во рту, внутри, а видеть, как Вадим медлит, поглаживая ствол, прижатый к ягодицам, — нет. Приподнявшись на коленях, Вадим выдавливает еще смазки, проводит по члену Сережи, все так же глядя в глаза, и взгляд его гипнотизирует, и снова ситуацию полностью контролирует он. Сережа, пытаясь перехитрить, пару раз проскальзывает кулаком по его члену, прикусывает губу. Прищипывает за бедро до боли, до синяка. И Вадим наконец приставляет к дырочке. Хочется дернуться, войти, но Сережа, сдерживаясь, вновь просит: — Вад, пожалуйста. Голос сиплый, словно он уже отсосал до горла. И Вадим сжаливается. Направив член в себя, опускается на него в одно плавное движение, сдавленно выдыхает и жмурится. Сережа гладит его бедра, живот, грудь, даже шепчет какую-то чушь — как мне нравится в тебе, как хочу, такой красивый, Вад, я тебя так... захлебывается на последнем слове — Вадим начинает двигаться. Выгнувшись в пояснице, запрокинув голову, танцует на члене, садится на него ровно так, как сам желает, и на каждом движении вниз тихо порыкивает. Откидывается назад, упершись ладонями в колени Сережи, чуть подкидывает бедра. Берет, отчетливо понимает Сережа. Не отдается. Не позволяет взять себя. Все так же берет — яростно, с полной самоотдачей, с рычащими стонами — насаживается, чтобы получить свое, и от того, как ему хорошо, у Сережи пальцы ног в экстазе поджимаются. Он дышит ртом, стискивает бедра Вадима, выстанывает — дадададахорошооодаа — словно просит его трахать жестче, а Вадим насаживается быстрее. Член его покачивается, бьется о живот головкой, и Сережа, поймав его, торопливо ловит темп, помогает. Вадим, застонав, пускает член на всю длину и замирает, сжимается на Сереже, становится таким узким, что почти больно, и в следующий миг в ладонь бьет его сперма. Дрожа, Сережа еще пару раз проводит. Вадим, зажмурившись, шумно выдыхает и выходит из почти кататонии страсти — расслабляется, упирается ладонями Сереже в грудь. Открывает глаза. Хрипло велит: — Дотрахай. И Сережа, завороженный, кладет ладони ему на талию, вбивается так быстро и жестко, что Вадиму приходится вцепиться в изголовье кровати, и кончается все за считанные мгновения — а сперма Сережи потом медленно стекает по бедрам Вадима.