выстрелы в молоко

44 — дракоразум, Вадик мажет пантенолом обгоревшие ножки Сережи, немного NC-17 — Надо было сидеть в тени, — елейным тоном говорит Вадим, присаживаясь на постель в ногах Сережи. — В тени тоже можно загореть, — цедит Сережа в ответ. Вадим — ровного коричневого оттенка, загар светлее, чем у Олега, но золотится почти так же; а брови и волосы на фоне кожи кажутся совсем белыми. Зато многострадальные ноги Сережи, валявшегося в шезлонге всего пару часов, горят алым, и прикасаться больно — к вечеру ожог расцвел вовсю. Вадим, ткнув пальцем в бедро, спрашивает: — Больно? Сережа шипит и пинает его в бок, а Вадим ловко ловит его стопу, целует косточку на лодыжке, целует пальчики, и Сережа его на первый раз прощает. Кивком указав на пантенол, почему-то не спасший его кожу после первого применения, Сережа просит: — Подай. — Я сам намажу, — вызывается Вадим и, сняв крышку, встряхивает флакончик. Пылит пенкой пантенола во все стороны — на ноги и на простыни, на свою футболку и руки. Догадывается поднести ее ближе к коже и оставляет приятную белую полосу. Накрывает ладонью и размазывает всей ее поверхностью, словно гладит. — Тебе просто нужен повод меня полапать, — говорит Сережа и берет с тумбочки бокал с коктейлем. Лед растаял, коктейль теплый. Но все еще расслабляет. — Раскусил. Я просто хотел погладить твои ножки. — Вадик... Он скалится от уха до уха, но обгоревшие ноги мажет со всем тщанием: бедра, голени, стопы — стопы сверху больнее всего... А потом распыляет еще нежной пенки, втирает, начиная от колен, вверх, по бедрам, и Сережа забывает про боль. Невольно разводит ноги в стороны, сгибает колени, и Вадим вклинивается между них. Опершись на локоть, склоняется к паху, касается губами через нижнее белье — такое же белое, как и постельное. — Хочешь, кое-что сделаю, и станет легче? — тихо спрашивает Вадим. — Вотрешь третий слой пантенола? — не удерживается Сережа. Усмехнувшись, Вадим проводит языком по члену через ткань, и шутить больше не хочется. Боксеры он не снимает — даже прикосновение резинки к обгоревшей коже неприятно; вытаскивает член, берет в рот, мнет через трусы ягодицы и между ними. Откинувшись на подушки, Сережа забывается в его руках, отдается ему весь, стонет так, что в соседних номерах, наверное, слышно, а Вадим ласкает его особенно нежно, и Сереже хочется закинуть ноги ему на плечи. Он так и делает. Вадим все же чуть приспускает с него боксеры, проводит языком от мошонки до ануса, лезет кончиком внутрь, и Сережа всхлипывает. Вадим насаживает его на язык, толкается упруго и влажно, а потом добавляет средний палец по одной только слюне и, оставив внутри, возвращается ртом на член. Сережа сжимается, дрожит и скулит, и наконец замирает — все в нем стекает вниз, концентрируется и скручивается, он стонет почти жалобно — и кончает Вадиму в рот. Тот ради разнообразия сглатывает, хоть и не слишком любит это. Вытаскивает палец, отстраняется. Сережа роняет ноги с его плеч. Вадим жадно смотрит на него, ширинка топорщится, и Сережа шепчет: — Раздевайся. Следующий час он почти не вспоминает о солнечных ожогах. * 45 — дракоразум, Вадик кинкуется с того, что Сережа миниатюрнее его, секс на весу, NC-17 Вадим держит стопы Сережи в ладонях. Какое же солнышко — крохотный по сравнению с ним, Олег — лось тот еще, здоровенный, а этот, хоть и высокий, подтянутый, а все равно кажется компактным, такого подмять под собой, накрыть своим телом — и все, спрятал, нету солнышка. Вадим тянет его стопы ко рту, прикусывает пальчики, и Сережа возится, мычит нарочито-неодобрительно, а бедра у самого дрожат, хочет еще, и Вадим ему не отказывает, берет пальцы в рот, кусает и лижет, языком снует между пальцев и поперек стопы, пока Сережа не начинает извиваться на постели и постанывать. Тогда Вадим перебирается к нему повыше, вклинивается между ног, разводит бедра. Входит в растянутое, уже растраханное — и сам тоже стонет. Сережа скрещивает лодыжки за его спиной. Подсунув ладони ему под спину, Вадим обнимает крепко‐накрепко. Выдыхает в губы: — Крошка. Сережа ерепенится, кусает за нижнюю. Но обнимает в ответ за плечи. Вадим не двигается. В нем, горячем, узком, томительно-сладко. Держа в объятиях, Вадим плавно садится на колени. Все еще в нем. Подхватывает под ягодицы, и Сережа, теряя равновесие, ойкает, прижимается грудью — к груди. И, удерживая его, Вадим поднимается с постели, член едва не выскальзывает. Сережа вцепился в него мертвой хваткой. Смотрит в глаза сверху вниз. Пушинка. Вадим чуть подбрасывает его, ссаживая с члена, и тут же опускает вниз. — Вад, — шепчет Сережа. — Я же... — Легкий такой, — тихо отвечает Вадим. Касается губами его шеи — кожа сладкая до галлюцинации, невозможно вкусная. Вонзает зубы под жалобный стон, под впившиеся в плечи ногти, и берет его на весу, подбрасывает и снова сажает на член, и весь Сережа трепещет, ахает, постанывает, дрожит. Опускает голову на плечо, вжавшись всем телом, член его давит на живот. Вадим, не сдерживаясь, трахает быстрее, резче, все стоны теряются — Сережа, склонившись, то прихватит острой кромкой зубов за кончик уха, то выдыхает в шею. В нем, узком, легком, Вадим с ума сходит. Вцепившись в мягкие ягодицы до судороги в пальцах, он рычит, еще сильнее кусает тонкую кожу, усаживает до самого основания, и Сережа на нем сжимается, стонет, жмется членом к животу сильнее, и ему — еще чуть-чуть, Вадим чувствует, двигает его на себе едва-едва, чтобы терся членом чаще и сильнее, и Сережа выстанывает, почти кричит, все его аккуратное тело в руках Вадима содрогается, и на пресс и грудь бьет обжигающая сперма. Вадим подбрасывает его, крепче прижимая к себе. Тесная нежная дырочка пульсирует на члене, бедрами Сережа сжимает талию отчаянно, словно падает, и скулит, скулит так мило, что Вадим сожрать его хочет. Вбивается в него так, что ему уже, наверное, больно, но остановиться не может, натягивает — и замирает, выстреливает в его тесное нутро спермой. Тяжело дыша, приподнимает Сережу. Член выскальзывает. Вместо него лезет пальцами, трогает свое семя, Сережа дрожит на нем, ахает, выдыхает: — Вад... полегче... Но какое полегче, когда он такой уязвимый... Вадим входит, расталкивая мягкие мышцы, пальцами, и они — влажные от смазки и спермы. Еще раз его возьму, заполошно думает он, всегда мало, всегда его мало... И Сережа жмется ближе так, что ясно: еще раз отдастся. * 46 — сероладик, Вадима заводит, когда Олег смотрит на них с Сережей, NC-17 Вадим сам не понимает, почему это так заводит: когда Олег просто смотрит. Даже не трогает себя — руки у него надежно связаны за спиной. Сидит в кресле, которое Вадим притащил из зала специально для него, и хочется его еще дополнительно привязать. Но он не дернется без разрешения. Вадим знает: не дернется. Продолжит сидеть, широко расставив колени, и смотреть, как Вадим перед ним раздевает его Сережу. Олег смотрит солнышку в глаза, а тот — в ответ. За белыми плечами в редких рыжих крапинках Вадим почти обнимает замершее в ожидании тело, расстегивая рубашку. Скользит ладонью в расстегнутую ширинку брюк. Мнет пах под их покровом, Олегу ничего не видно, только как двигается ладонь; но дыхание у него сбивается. Ага. Смотри. Смотри, как ему нравится, как у него встает. Солнышко откидывает голову на плечо Вадиму, толкается в руку. Никогда себе в удовольствии не отказывает. А Олег — смотрит. Нагой, открытый перед ними. — Раздень, — просит. Вадим, усмехнувшись, ведет губами по шее солнышка. Медленно спускает рубашку с его плеч, запястья путаются в рукавах, и Вадим заводит его руки назад, связывая рубашкой крепче. Целует в изгиб плеча, тут же кусает, и солнышко стонет. Ему нравится грубо. Олег с ним никогда грубым не бывал. Вадим не торопится раздеть солнышко. Водит по бедрам через ткань брюк, раздвигает ноги шире. Целует и тянет за волосы, заставляя подставлять под укусы нежную шею. Поглядывает на Олега — тому нравится. Дышит чаще. Член встает. Точно так же, как у солнышка. Оба они в его власти, хотя один — в трех метрах и Вадим его и пальцем не касается. Вадим наконец приспускает брюки Сережи, помогает ему снять их — руки у солнышка все еще связаны, хотя он мог бы порвать рубашку и высвободиться. Повалив его на бок, Вадим целует его талию и грудь, прикусывает до стонов. Пальцами — между ног. Когда насаживает его, смотрит только на Олега. Тому видно плохо, точнее, вообще не видно — только то, как солнышко ахает и стонет, возится, пытаясь насадиться, и совсем забывает обо всем, кроме пульсирующего удовольствия снизу, кроме распирающих внутри костяшек. Олег, дыша через рот, смотрит. Член уже стоит. Нравится, как его берут? Взгляд его скользит по солнышку, по ладони Вадима на бедре, падает на поджатые пальцы ног. А потом — в глаза. — Вад, — хрипло говорит Олег. — Ага? — довольно отзывается тот. Знает, как Олег не любит формулировать фантазии. Вгоняет пальцы по самые костяшки и замирает. Солнышко недовольно стонет, выгибается, того гляди вертеться начнет, лишь бы продолжались мерные движения. — Покажи, — просит Олег. — Как в нем. — Я тут вообще-то, — возмущается солнышко, но срывается на стон. Вадим, наклонившись, шепчет ему в ухо: — Тебя не спрашивали. Он с солнышком управляется запросто — крутит его, как хочет, и тот не успевает сопротивляться, а если и пытается, то Вадим все равно сильнее. Усаживает его себе на колени спиной к Олегу, оттягивает одну ягодицу, проникает в него пальцами — тесный и обжигающий. Олег жадно смотрит. У Олега стоит. Солнышко обнимает Вадима за плечи, просит: — Хватит пальцами. Пожалуйста, — выдыхает жарко, и Вадим понимает: играет ведь — но сопротивляться не может, хочет уже проникнуть в него, покатать на члене, оттрахать до крика. — Конечно, солнышко, — отвечает и тянется за смазкой. — Если Олег не против. Как-то я предлагал ему снять шлюху на двоих... — Смазывает свой член, за бедро тянет солнышко, чтобы удобнее уселся сверху. — Отказался. А сейчас ты уже не против, Поварешкин? — Не перегибай, — предупреждает Олег. Вадим, приставив головку к растянутой дырочке, шепчет солнышку в губы, чтобы слышал лишь он: — Ты шлюха? — Для тебя — да, — так же тихо отвечает он. В награду Вадим медленно опускает его на член. Смотрит через его плечо на Олега, а тот — как толстый Вадимов член растягивает задницу солнышка под сладкий стон. Олег глядит, как Вадим усаживает солнышко, как заставляет его поскакать на члене, как тот сам насаживается, вцепившись в плечи, и пошло стонет, заполошно шепчет: огромный такой большой толстый ах — Олег смотрит на все, и у него стоит. Вадим крепче и быстрее натягивает на себя шелковисто-гладкое, через белое плечо ловит взгляд Олега — и перемыкает, жестко и грубо трахает солнышко, а смотрит в его темные глаза, представляет, как он хочет с ними, хочет под ним, хочет между — и сгорает от жажды Олега. Спустив в солнышко, Вадим поднимает его на колени. Ждет, пока стечет сперма, и тогда говорит: — Будешь после меня? — Да... Солнышко даже не спорит, не пытается встревать: опирается на плечи Вадима и ждет, пока Олег подойдет. Напрягаются его бицепсы, но высвободить руки не может — связаны крепко. Довольно улыбнувшись, Вадим ставит солнышко в коленно-локтевую, раздвигает его порозовевшие ягодицы — и сам уже смотрит, как Олег входит короткими рывками, а солнышко стонет под ним и кончает на члене, не коснувшись своего. Лишь после этого Вадим, встав за Олегом, развязывает его руки, обнимает со спины, забывая правила игры, и тянет мимо него ладони к бедрам солнышка, мягким членом упирается Олегу в ягодицы. Олег, мигом растаяв в его объятиях, слишком быстро кончает, лезет целоваться к нему, к солнышку, и они уже не смотрят друг на друга, лишь ощущают. * 47 — сероладик, Вадика удерживают и вылизывают, NC-17 Олег наваливается со спины — лег почти поперек постели, а теперь обнял крепко, грудью так приложился, что воздух из легких выбило; а солнышко, спустившись к Вадиму ниже, раздвигает ягодицы и мурлычет: — Персик. Мягкий, пушистый... Гладит его волосатую задницу. Ну да, персик — волосы-то светлые, мягкие. Не такие красивые, редкие, золотистые, как у солнышка, но и не жесткие заросли Олега... Вадим ахает от неожиданности — меж ягодиц касается упругий язычок. Он дергается было, но Олег сильнее сдавливает его в объятиях, прижимая к постели. Прихватывает зубами за кончик уха. Вадим мог бы побороться с ним, сбросить, но вновь чувствует прикосновение к нежной коже возле отверстия, к кольцу мышц... и бессильно стонет. Олег держит его, дышит в ухо. Шепчет: — А мне не позволял. Язык упруго и влажно обводит по кругу, почти толкается внутрь, аккуратные пальцы с короткими ногтями разводят ягодицы. Вадим трется щекой о подушку и пытается ответить Олегу: — Пото... потому что сам тебя хотел... лизать... ебать... постоянно... Олег прикусывает его шею, сразу зализывает, целует за ухом. Тяжесть его не позволяет дышать полной грудью, и Вадим каждое прикосновение языка — только трогает, внутрь не проникает — разделяет коротким выдохом. Олег плавно перекидывает через него ногу, садится на поясницу, тянет за локти, и Вадим поддается со стоном — язык накрывает дырочку плашмя, по телу бегут мурашки. Олег же намертво вцепляется в его запястья, прижимая руки к спине, и Вадим его уже, кажется, не сможет сбросить с себя, даже если захочет. Колени Олега вжимаются в ребра. Он глубоко дышит, а Вадим, жмурясь, кусает губы — язык дразнит, солнышко издевается над ним точно так же, как он издевался пару ночей назад. Касается большими пальцами дырочки, оттягивая края в стороны, и наконец погружает внутрь напряженный язык. Вадим, кажется, хрипло кричит — понимает это, лишь потому что горло дерет воздух. Вцепляется зубами в наволочку, пытается дышать, слышит, словно из другого измерения, голос Олега: — Как скулит... сделай так еще раз ему? И юркий язычок, обведя края, снова ввинчивается, нежно-мягко-влажно скользит туда-обратно, на контрасте грубо держат ягодицы разведенными пальцы, а на запястьях руки Олега — как наручники. Вадим стонет, рычит, невольно взбрыкивает, но Олег на нем застыл каменной глыбой, а солнышко уперся ногами под колени. Удержался, не слетел... и опять — язык, его ловкий язык внутри, он им умеет так виртуозно болтать, а трахать — еще лучше... Вадим всхлипывает совсем позорно, в уголках глаз горячо от непролившихся слез. Он разводит ноги шире, подставляется. И солнышко так глубоко проникает, что губами прижимается горячо и пугающе близко, так, что это уже вовсе непристойно и грязно. Так вылизывать солнышко — его, изящного, тонкокостного, легкого — правильно и нужно, а позволять так себя... Вадим воет в подушку. Напрягает бицепсы, сжимает кулаки, а Олег вцепляется в запястья мертвой хваткой. Наклоняется, прижимаясь к предплечьям напряженным членом. Шепчет: — Я первый возьму тебя. Пока там его слюна. Пока ты еще его язык нежный помнишь. Язык — трахает, язык — толкается и вертится внутри. Когда только научился так дерзко говорить… Вадим находит в себе силы выдохнуть: — А ты... ты тоже его язык помнишь? Олег, шумно втянув воздух, наклоняется и шепчет в самое ухо: — Постоянно. И твой тоже... Вадим содрогается всем телом, трется о вдруг ставшую жесткой простыню членом. Он тоже помнит, как нагло лез в тело Олега, когда тот наконец поддался, — пальцами, членом, языком, как хотел его, как смущал, как тот дергался и возмущался — так не делай больше! А потом всхлипывал от языка и почти кончал на нем. И Вадим его теперь понимает. Слишком яркое ощущение, контроль теряется начисто, остается только дрожать и скулить в подушку, пока его крепко держат и берут сладко-сладко, и стоит прижаться членом к матрасу посильнее, и напрячься на языке — и то-о-о-опит, топит от самой задницы до макушки, до пальчиков ног, он кричит, кончая на простынь, сжимается все внизу так, как никогда не бывало, и язык выскальзывает из узости. Олег отпускает затекшие руки. Вадим, обняв ими подушку, прячет в ней горящее лицо. Потом они берут его. Конечно, берут. Олег, как обещал, первым — нежно, как он умеет, и кончает, обнимая, а солнышко — улыбается в шею и губы и мурлычет, что мечтал о таких сладких стонах, Вад, просто мечтал... и Вадим, не в силах отшутиться, стонет: все для тебя, солнышко, весь твой с головой… * 48 — оладик, Вадим сидит на лице Олега, NC-17 Олег шепчет ему: — Да ладно. Давай. Сядь на лицо. — Ага, и сломаю тебе челюсть своей жопой… — Не сломаешь, — заверяет Олег и все гладит его по плечам, по лицу… Уткнувшись лбом в лоб, шепчет: — Ты же любишь доминировать. Поспорить с ним сложно. Вадим обожает его себе подчинять раз за разом. Брать, заставлять извиваться от удовольствия, залюбливать, смотреть, как он часто и мелко дышит, пытаясь прийти в себя после оргазма. Сейчас лежит под ним — ноги разведены, взгляд открытый, уже весь отдался, хотя они толком и не начали, так, повозились на отельных простынях немного… И Вадим хочет теперь. Хочет к нему на лицо. Сглатывает. Олег все по нему читает, высовывает кончик языка, ухмыляется. — Если что не так — даже не пытайся кричать, не услышу, — ворчит Вадим. Перебирается без особой грации наверх, к подушкам. Развернувшись, на коленях нависает над Олегом. Тот, положив ладони на бедра, тянет вниз, но не до конца. Целует сначала с внутренней стороны бедра, прикусывает… И у Вадима мурашки бегут от его осторожных зубок. Опершись ладонями на грудь Олегу, он вздрагивает, шире расставляет колени. Олег влажно целует почти у самого паха. Запрокидывает голову и ведет кончиком языка от мошонки, касается т а м, и Вадим, застонав, сам опускается ему на язык — какой же он упругий, гладкий, влажный… Олег тут же вцепляется ему в бедра, удерживая на себе, и языком толкается внутри, вертит. У него во рту словно моторчик, без устали двигает, вылизывает. Шумно дышит носом, опаляя дыханием между ягодиц. Вадим на нем изгибается в пояснице, обхватывает свой член. И вроде дрочит, а чувствует — лишь там, внутри, где Олег лижет. Держа за бедра, Олег покачивает его чуть на себя, и Вадим, чувствуя, как расползается жар по лицу, по груди, ерзает на нем, будто девица. Щетина Олега, хоть и брился вроде гладко, все же царапает нежную кожу ближе к паху, и от контраста нежного языка и жесткости Вадиму совсем голову сносит. Он, забывшись, разводит ноги еще шире, одной рукой так и опирается на грудь Олега, второй — отдрачивает член, и мечтает, чтобы Олег его еще сильнее оттрахал, и не только языком, хорошо бы потом поставил раком и взял пожестче… Вадим низко стонет, наклоняется над Олегом, утыкается лицом ему между ног, щекой трется о его член. От смены положения у Олега появляется больше пространства для маневра. Он, раздвинув ягодицы Вадима ладонями, трахает языком еще быстрее, проникает упруго и гладко, член его сочится смазкой, и Вадим ведет по нему губами, берет в рот — и стонет, сомкнув на нем губы. Олег входит в него языком на всю длину, и этого хватает, чтобы все внутри почти до боли натянулось — и яйца поджались за миг до оргазма. Вадим стонет и дрожит с членом Олега во рту, со своим в кулаке, с его языком внутри… Задница пульсирует, сжимается, вся влажная от слюны. Олег медленно вытаскивает язык, проталкивает в него палец. Мышцы еще такие чувствительные, что дрожь бежит по позвоночнику. Вадим проводит пальцами по нежной коже Олега вниз, касается его тесной дырочки, втягивает щеки, чтобы сильнее всосать член. Так и отсасывает ему, пока Олег растягивает, не жалея смазки, а потом сажает на свой влажный от слюны член. * 49 — оладик, смотрят на звезды, R Вадим хватает за руку, шепчет: — Такие звезды только в пустыне бывают. Пошли. И Олег нехотя, преодолевая сонливость, вылезает за ним из палатки, будто не видел никогда звезд. Зябко тут ночью. Ветер свистит, песок в глаза приносит. Он трет их, сухие, уставшие, а Вадим все сжимает его ладонь. Выбирается за периметр и садится на песок. Олег стоя задирает голову. Да... звезды. Яркие, заполонившие все небо. — Олег, — тихо зовет Вадим, — ложись, чего шею ломать... И Олег сдается, опускается рядом с ним. Вадим тащит к себе — горячий как печка, крупный, и устоять невозможно. Олег ложится на него спиной, затылком утыкается в жесткие ключицы. Вадим складывает руки в замок на животе Олега. Дышит жарко. Молчит ради разнообразия. И тогда Олег видит небо по-настоящему. Бескрайнее, усыпанное сияющими крошками. Точки и жирные кляксы. Летит самолет, двигается по орбите спутник. А еще — Млечный путь... Олег впервые видит Млечный путь — нет, не как на картинках, просто там, где он должен быть, светлеет полоска, разрезая черный лоскут неба. — Красиво, — выдыхает Олег. С мимолетной тоской думает: Серому бы понравилось тоже. Впрочем, черт его знает, что ему теперь нравится... — Ты красивый, — вполголоса отвечает Вадим. И гладит по животу. Олег возится на нем, устраиваясь удобнее. Звезды сияют им так ярко. Теряется в этом миге, в тепле тела Вадика, в прикосновениях его ладоней. Не замечает, как тепло скатывается вниз, а пальцы Вадима лезут под ремень. Лишь рвано выдыхает, сам расстегивает пряжку — и Вадим накрывает его член ладонью, второй держит поперек груди. Звезды перед глазами смазываются, член тяжелеет, и ягодицами он чувствует возбуждение Вадима. — Под звездным небом я еще никогда, — шепчет Олег, и песок вдалеке шуршит, вторит его словам. — А у тебя много чего со мной в первый раз? — так же тихо спрашивает Вадим. Сжимает крепче — и Олег задыхается. В первый раз его так упорно добивались. В первый раз он на колени встал раньше, чем поцеловался. В первый раз, обнимая, так страшно жаждал простого человеческого тепла, чтобы утешили. В первый раз зашивал рваную рану и подставлялся сам, чтобы заклеил кровоточащий порез на плече. В первый раз приоткрылся кому-то, кроме Серого. В первый раз стал забывать о нем. Вадим ответа будто и не ждет. Ласкает, дышит шумно, и у Олега под веками звезды сияют еще ярче, чем на небе. Он, едва слышно ахнув, кончает Вадиму в ладонь, и тот долго не убирает ее, держит в тепле обмякающий член. Потом застегивает Олегу ширинку. Перевернувшись на живот, Олег шепчет: — С тобой все — как в первый раз. И сползает ниже, чтобы прижаться между ног Вадима лицом. * 50 — сероладик, вадика хватит на всех, NC-17 Сережа сам подталкивает Олега на колени к Вадиму — любит смотреть, как в нем исчезают пальцы, член, язык... Вадим тут же кладет ладони на талию Олега, растягивается на постели. Сережа теперь видит лишь его ноги, спину и ягодицы Олега. И — член. Огромный член Вадима ложится между ягодиц Олега, тот выдыхает. Крупная розовая головка тычется в блестящие от смазки края дырочки. Выгнувшись в пояснице, Олег опирается ладонями в грудь Вадима. Сережа перехватывает член Вадима у основания, прижимает к дырочке крепче, Олег едва слышно ахает, Вадим довольно говорит: — Решил все взять в свои руки, солнышко? Давай, мне нравится... — Тебе все нравится, когда твой член у меня в руках, — отвечает Сережа. Обняв Олега за талию, кладет свою ладонь на ладонь Вадима, через плечо Олега смотрит ему в глаза. Головка чуть растягивает дырочку Олега, пресс его напрягается. И одновременно с Вадимом Сережа тянет его вниз, сажает до самого основания. По спине Олега проходит на миг мелкая дрожь. — Как у вас... как болтать еще получается, — выдыхает он и, качнувшись на члене Вадима, тихонько стонет. Сережа, выцеловывая его шею поверх пары засосов от Вадима, касается его члена, жмется сзади, к твердым ягодицам, своим. Вадим чуть подкидывает бедра, сильнее стискивает талию Олега. — Солнце, — зовет, — он, кажется, хочет заткнуть мне рот. — Это я могу, — охотно отвечает Сережа. Втягивает в рот тонкую кожу шеи Олега, проводит по его члену еще пару раз — и перебирается к подушкам, к Вадиму. Хочет уже пристроиться привычно — погрузиться ему в рот, склониться и взять у Олега, но Вадим ловит за бедра, тянет ниже, шепчет: — Хочу вас обоих трахать. Чтобы оба скулили. Сережа, вспыхнув, зависает над его головой на коленях, лицом к Олегу. Опирается на грудь Вадиму рядом с ладонями Олега, смотрит на этот раз в его темные глаза — и поддается Вадиму, шире разводит ноги, пока тот, взяв за ягодицы, тянет вниз. Олег, едва дыша, смотрит в ответ, и Сережа даже не моргает. Промежности касается дыхание Вадима. Ахнув, Сережа чувствует, как тот кончиком языка обводит дырочку, как дразнит, не позволяя опуститься, сесть на лицо окончательно, и щеки начинают гореть. Олег выдыхает, чуть ерзая: — Он в тебе? — Нет еще, — шепчет Сережа. Вадим мокро проводит по дырочке, толкается бедрами вверх, и Олег, зажмурившись, стонет. Сережа начинает дрожать. Олег опять смотрит ему в глаза. Вадим берет его медленно, проталкиваясь до самого основания, и Сережа знает, каково это — когда он так глубоко, что даже животом его, кажется, ощущаешь. Вадим наконец кончиком языка проскальзывает внутрь, и Сережа дышит ртом, смотрит на Олега и уже ничего сказать не может, лишь дышит и глядит, и пытается не дрожать, а язык — упруго толкается в него, и Вадим наконец сажает его к себе на лицо, погружает язык полностью. Сорвавшись, Сережа стонет, тянется невольно к Олегу, и тот, поймав ладонью его щеку, тянется в ответ. Целует в приоткрытый рот, слизывает стон — и тут же стонет сам. Вадим трахает их обоих, обоих заставляет терять рассудок, и грудь его под их ладонями вздымается от глубоких вдохов. Сережа срывается в стоны. Уткнувшись лбом в плечо Олегу, коротко и высоко стонет от каждого толчка языка. Вадим тискает его разведенные ягодицы, вгоняет пальцы в податливые мягкие мышцы, оставляя синяки, и двигает туда-обратно упруго и скользко. Сережа сжимается на нем, яйца тянет от напряжения. Он снова ищет губы Олега — хочет целовать его, чувствовать, прикосновением сказать — мне так хорошо, так хорошо, пока Вадим во мне... Но Олег и сам знает. Приникает к губам, запускает пальцы в волосы. Грудь Вадима под ладонями уже влажная от пота. Бедрами дергает бешено, вбивается в Олега. Опять разрывает их поцелуй резкими движениями, Олег выдыхает, сжимает волосы на затылке Сережи до боли. — Любишь его член? — заполошно шепчет Сережа. — Большой... крепкий... — Да-а, — выстанывает Олег и выгибается в пояснице сильнее, стонет в голос — видимо, нашел тот угол, от которого может кончить почти без рук. Сережа быстро теряет дар речи — слишком хорошо вылизывает Вадим, слишком ловкий у него язык. Олег отпускает волосы Сережи, обхватывает его член, и от уверенной хватки Сережа содрогается всем телом. Вадим покачивает его на своем лице, как марионетку, мокро трахает языком, а Олег — четко двигает кулаком. В том ритме, как Вадим берет его, вдруг понимает Сережа. Задыхается — так хорошо его с обеих сторон... Олег, наклонившись, ловит его губы, скользит языком в рот, и Сережа почти не дышит, весь превращается в пульсирующий комок оголенных нервов, трепещет от того, как его уверенно берут — и кончает в ладонь Олегу, вибрирует всем телом, жмется на языке Вадима. Отдышавшись, переставляет колени за голову Вадима. Не глядя проводит ладонью по его рту и подбородку, стирая слюну. Смотрит лишь на Олега — растрепанный, с приоткрытыми губами, такой за-тра-ха-нный, что сам бы его взял, если бы кости в желе не превратились... — Вад, — хрипло просит Сережа, — бери его жестче... Глаза Олега с поволокой — вспыхивают. Вадим стискивает его талию — кажется, будто переломит ее сейчас лапищами пополам, — рычит: — Да… со мной он любит жестко... — Вад... — выдыхает лишь Олег и тут же жмурится от того, как бешено вбивается в него Вадим. Бьются обнаженные бедра о голые ягодицы, шумное дыхание и редкие рыки заполняют комнату, Олег почти всхлипывает — и вдруг склоняется над Вадимом, сжав его грудь, и кончает без единого прикосновения к члену. Вадим и не думает прекращать движения, и от каждого толчка Олега словно подбрасывает вверх. Он стонет почти жалобно, Вадим выдыхает: — Сейчас, Волчик... сейчас... Сережа проталкивает два пальца меж губ Вадима, тот тут же сжимает их зубами, толкается еще пару раз — и останавливается, вжавшись в Олега на максимум. Челюсть его расслабляется, и Сережа вытаскивает пальцы. Олег, приоткрыв глаза, слабо улыбается Вадиму. Поднимает взгляд на Сережу. — Как вы затрахали, — выдыхает. — Говорить надо мной, пока я... пока я под вами... — Технически ты был на мне, — лениво говорит Вадим. — А я вообще в тебе не был, — подтверждает Сережа. Олег все с той же едва мерцающей улыбкой приподнимается, выпуская из себя член Вадима, и лезет сначала к нему — по-звериному проводит языком по губам и щеке — а потом к Сереже, и тот, заводясь снова, уже хочет в его растраханную дырочку по сперме Вадима. * 51 — нежнючий оладик, NC-17 Пока Вадим, развалившись в постели, в очередной раз пересматривает "Бесславных ублюдков", Олег подбирается к нему поближе. Смотрит, как с экрана планшета падают на его кожу голубоватые блики. Как сонно и расслабленно он моргает. Сердце затапливает нежность. Олег касается губами его руки — сначала запястья, а потом выше, выше… Прижимается губами к плечу. Вадим тогда опускает на него взгляд, улыбается, выдыхает: — Волчик… Олег скользит губами еще выше, к шее, и Вадим откидывает голову в сторону, подставляется под поцелуи. Ладонь его благодарно касается спины Олега. Быть с ним нежным — так хорошо. Олег за последние месяцы ссор с Серым и забыл, как это — с любовью целовать и трогать и чувствовать то же самое в ответ. Олег ведет кончиками пальцев по его животу. Вадим уже разленился к вечеру, позволяет себя ласкать. И Олег этим пользуется. Отодвигает в сторону планшет (Вадим тут же блокирует экран), сдвигает ниже одеяло и забирается на бедра Вадиму. Наклоняется, целует чернильного дракона, потом — волка, ведет кончиком языка по черному контуру, разделяющему яркие цвета. Вадим кладет ладонь ему на затылок, массирует. Языком — по его твердому соску. Животом — к животу, чтобы прижаться ближе, чтобы всем телом к нему, горячему, твердому… Олег выцеловывает его, сжимает талию, спускается губами ниже. Вот зачем ты в трусах лежишь? Все равно же сегодня постоянно их с тебя снимаю… Выпрямившись, удобнее усаживается на бедрах. Смотрит на Вадима. Тот, мягко улыбаясь ему, кладет ладони на колени, ставит волосы дыбом на бедрах. Олег приспускает резинку его ярко-красных семейников, наклоняется и прижимает к лобку Вадима распластанной ладонью оба члена посерединке, чтобы лишь головки сверху выглядывали. Смотрит на них. У Вадима крупнее. У Олега рот слюной наполняется, стоит только представить, что облизывает ее… Внизу живота тянет от желания. Он поднимает глаза на Вадика. В ответ — такой же голодный взгляд, словно не натрахались сегодня во всех позах за день. Чувствуя упругость его ствола — своим, Олег опирается одной рукой о его грудь, второй — туже прижимает члены. Двигает бедрами, проталкиваясь своим вдоль члена Вадика. Выдыхает, глядя ему в глаза. Обратно… снова вперед… Вадим пристально смотрит на него. Словно велит продолжать дальше. Член его горячит кожу ладони. Олег толкается мимо него, трется о свою руку и выбритый Вадимов лобок, головка выскальзывает, почти достает до пупка. Вадим медленно облизывает кончики пальцев — большой и указательный и, не отводя взгляда от Олега, сжимает ими головку, трет натянутую от ладони Олега уздечку. Он рвано выдыхает. Вадим гипнотизирует его взглядом, серьезным видом. Тихо говорит: — Давай, Волчик. Кончи на меня. И трет сильнее, на грани с дискомфортом. Олег, задыхаясь, понемногу толкается вперед-назад, и от каждого движения вперед Вадим сильнее проезжается по уздечке пальцем. На миг отвлекается, собирает смазку с самого центра головки — и снова по уздечке гладко-сладко. Олег едва слышно стонет, упрямо глядя ему в глаза, и Вадим довольно улыбается. Смотрит, как Олег с ума от него сходит, забыв, что хотел обласкать Вадима, и ждет. Дышит в унисон, и волк с драконом на его груди словно тоже дышат, но — друг другу в губы. Олег склоняется еще ниже, крепче прижимает крепкий Вадимов член и свой, с трудом проталкивается под своей ладонью, натягивая тонкую кожу так сильно, что кажется еще чуть-чуть — и порвется, а Вадим остро-почти-больно быстро-быстро водит по уздечке. Олег, задохнувшись, издает гортанный крик, все тело сотрясает дрожь, не выдерживает взгляда — жмурится, и резкой волной все возбуждение выкатывается вниз, выталкивается вместе со спермой на цветные чернила на груди Вадима. Колени слабеют в одно мгновение, Олег опирается на локти. Лбом утыкается Вадиму в плечо, глубоко дышит, ошарашенный силой оргазма, даже в ушах звенит. Вадим гладит его по взмокшей спине. Другой рукой берет за щеку, тянет к себе, и Олег со стоном его целует, ложится на него всем телом. Бормочет: — Так хорошо с тобой, Вадь… Хотел тебя поласкать… а опять сам… Вадим за подмышки подтягивает его выше, трется о живот членом. Шепчет в ответ: — Ты просто поцелуй меня — я уже обласкан… не знал до тебя, что такие нежные бывают… Олег проводит языком по его губам, целует, закрыв глаза. И как ему признаться, что он — всего второй за жизнь… с которым так легко… которому поддаться так хочется… Олег целует его, а потом сползает и целует внизу тоже. * 52 — дракоразумы в ромашковом поле, фоном сероладик, PG-13 Сережа закидывает ноги на приборную панель, и на узкоколейку перед собой Вадим уже почти не смотрит. Руки сами считывают выбоины и повороты, хотя он не был тут вечность, но глядит он почти постоянно лишь на эти белые бедра и голени, на узкие ступни. Прикрываясь от солнца шляпой, Сережа смотрит в открытое окно. — Долго еще? — спрашивает капризно. — Тут близко, — успокаивает Вадим. — Почти уже завез тебя в лес и… — И что? — Сережа поворачивает к нему голову. — Что ты там со мной такого сделаешь, чего еще не делал? Он улыбается. Солнышко. Жарко ему. Тонировка только на окнах заднего сиденья, а тут и козырек не спасает, полуденное солнце лупит в глаза, прижигает кожу. Вадим уже за пару дней, что они лениво перемещались от речки к даче, загорел дочерна, а Сережа, прячась от солнца, так и остался фарфоровым, хрупким, его выгони лишний раз из дома — сгорит. — Лучше бы с Олегом поехал, — скучает Сережа, — в магазине хоть в отделе заморозки остудился бы… — Хочешь, кондиционер включу? — Не-а… И вытягивает ноги в окно, ставит на боковое зеркало. Шорты на нем короткие и просторные, можно сказать — трусы, а ведь так и есть, пожалуй, потому что нижнего белья на нем нет… Вадим сглатывает, тянется к бедру, стискивает. И притормаживает у поля. — Приехали, — объявляет. — И где лес? Сережа смотрит на него, улыбаясь, и Вадим притягивает его к себе, положив ладонь на загривок. Целует. Солнышко сегодня, видимо, не в настроении. Началась ломка без высокоскоростного интернета. Вредничает хуже, чем Олег порой. Ничего. Скоро перестанет. Вадим подает ему с заднего сиденья кеды — в шлепках точно никуда не дойдут, — а вместе с ними и высокие белые носочки. — Рылся в моих вещах? — интересуется Сережа, надевая обувь. — Ты же в моих роешься. — Тебе нравится, когда я в твоих майках. — Ну. А тебе нравится, когда я все контролирую, — улыбается Вадим ему в ответ. Выходят на улицу, в зной, в жужжание насекомых, и Вадим берет Сережу за запястье — тот уже сжал смартфон, приготовившись сфотографировать. — Все сохранять только сюда, солнышко, — говорит он, касаясь виска Сережи. — Никаких фото. Брось в машину, я закрою. Сережа смотрит на него, нахмурившись, но подчиняется. Любопытство, видимо, берет вверх. А может, и впрямь думает, что Вадим его где-то тут и прикопает, с него станется подозревать самое худшее даже сейчас. Вадим, взяв его за руку, первым делает шаг в поле, полное белых цветочков. Они ровной линией идут до самого обрыва, до горизонта, а там — небесная синь. — Ого… целое поле ромашек, — выдыхает Сережа. Приходится расколоться, признаться: — Это все поповник. Настоящих ромашек днем с огнем не сыщешь. — Выглядит как ромашка, пахнет как ромашка, — рассуждает Сережа и срывает один цветок. — Лепестки отрываются, как у ромашки… значит, ромашка. Любит, не любит, любит… Он идет, не глядя под ноги, и рвет лепестки. Взяв его под локоть, Вадим ведет его к обрыву, и они двумя судами — кораблем и лодочкой — рассекают бело-желтое море, от цветов даже рябит в глазах. Порыв ветра срывает с Сережи соломенную шляпу, и он запоздало оглядывается ей вслед. Вадим порывается было поймать, но Сережа хватает его за плечо, останавливая, и говорит: — Не надо. Перетопчешь только все… Шляпу уносит в сторону. Сережа, сорвав последний лепесток, заключает: — Любит. — Голову тебе напечет, — тихо говорит Вадим. Сережа поднимает на него взгляд, и за розовыми стеклами очков его глаза кажутся сиреневыми. Вадим, осторожно взяв за тонкие дужки — не переломить бы, — поднимает очки Сереже на голову и, склонившись, касается его губ. Сережа на миг замирает, а потом вдруг плавится, приходится крепко держать его в объятиях, потому что кажется, что отпусти — и он упадет. Вадим прижимает его к себе, горит весь от жара и от жары, целует Сережу среди белых-белых ромашек, почти таких же белых, как его кожа, и вспоминает, как впервые привел сюда Олега много лет назад, и точно так же вел к обрыву, чтобы показать, куда часто приходил в детстве, сбегая ото всех. А теперь хочется сюда прийти вместе… Вадим отрывается от Сережи. Тот сразу же надевает очки, берет за руку. Срывает по пути еще пару венчиков встречных ромашек. Вадим делает шаг, другой — и замирает. Вниз отвесно идет скала, под ней — быстрая речка огибает холм и бежит дальше. Сережа, склонившись, смотрит вниз, ничуть не пугаясь высоты. Зажав между пальцев один цветочек, второй он протягивает Вадиму, улыбается: — Погадаем? — Ага. Сережа опять срывает лепестки, чередует: любит — не любит, любит — не любит. Вадим рвет на своей ромашке один за другим и одними губами произносит, глядя лишь на Сережу: любит, любит, любит. * 53 — дракоразум с кинками на мокрого от пота после тренировки Вадика, NC-17 Раньше у Сережи была лишь одна проблема: залипал на Олега на тренировках, скользил по нему взглядом, пока тот оттачивал навыки Леры, и заставлял себя отвернуться. Теперь у Сережи еще одна проблема: он безнадежно засматривается на Вадима, пока тот, отстояв на кулаках до отказа, бьет боксерскую грушу. Все прилично: майка, мешковатые спортивки... темнеющее пятно пота между лопаток на светло-голубой ткани, такие же пятна в подмышках... короткие шумные выдохи, струйки пота, стекающие по мощной шее... мышцы на пампе — рельефные, упругие... и даже в мешковатых штанах видно, какая роскошная задница... Подперев подбородок кулаком, Сережа окончательно забывает, чем занимался, и поворачивается вместе со стулом к Вадиму, разглядывает его, и от каждого короткого шумного выдоха, от каждого удара вздрагивает. Вадим на миг останавливается, вытирает предплечьем пот со лба. И в тишине Сережа громко сглатывает. Обернувшись, Вадим с чуть сбитым дыханием спрашивает: — Дырку... во мне прожигаешь... солнышко? Улыбается нагло. Сережа, облизав губы, отвечает: — Слежу, чтобы интенсивность не снижал. Ты нужен мне выносливым. Вадим ухмыляется. Трогает себя через ткань спортивок, проводит по члену. — Да? И зачем же тебе моя выносливость? Аж светится от самодовольства. Сережа вдруг отчетливо понимает: хочу, чтобы у него встал. Чтобы виднелся под спортивками. Будет красиво... — Чтобы мог всю ночь выдержать, — мурлычет Сережа и плавно поднимается со стула. Делает пару шагов к Вадиму, продолжает: — У меня, знаешь ли, большие запросы... — Я тебя и всю ночь, и весь день трахать могу, — тихо отвечает Вадим. — Даже не запыхаюсь. Шея у него блестит дорожками пота. Встряхивает головой — и с волос летят брызги. Грудь вздымается чаще, словно и не отдыхает сейчас. — Проверим как-нибудь? — вкрадчиво спрашивает Сережа и, приблизившись к нему на расстояние выдоха, кончиками пальцев проводит по груди. Вадим, поймав его запястье, резко дергает на себя, и Сережа налетает на него, словно на бетонную стену. Грубо притянув за подбородок, Вадим впивается поцелуем — кусает, проникает в рот языком, весь он жаркий и мокрый, руки сами лезут туда, где горячее всего, и Сережа стонет ему в рот — боже, у него все от пота влажное, даже трусы... Вадим, оторвавшись, шепчет: — Если все не насквозь — значит, и не тренировался вовсе. Сережа обхватывает его, нетерпеливо проводит по стволу коротко вверх — и тягуче вниз, натягивая тонкую кожу, и Вадим щупает его через отглаженную хлопковую рубашку с воротником-стоечкой, через тонкие брюки. Отталкивает вдруг, хрипло спрашивает: — Отсосешь сейчас или еще хочешь посмотреть? — Посмотреть, — одними губами произносит Сережа и, сделав несколько шагов назад, стекает на колени, садится на пол, тяжело дышит. Вадим, отвернувшись, с размаху бьет по груше. Не скупыми ударами, как до этого, пружиня и словно прикрываясь в ожидании ответа, а со всей силы, будто хочет насквозь пробить, врезает так сильно, что рычит, крюк, на котором груша висит, подскрипывает. Сережа завороженно глядит, как движутся его мышцы спины и плеч, как стремительно летит кулак, как Вадим замахивается — и бьет, бьет, бьет... Наконец он разворачивается. Высоко вздымается его грудь, по лицу льет пот, майка насквозь мокрая, а под спортивками — крепко стоит член, чуть клонясь набок, как Сережа и мечтал. Он невольно облизывается. Вадим подходит вразвалку, на ходу снимая перчатки без пальцев — и зачем надевал?.. костяшки ведь набитые... Подходит вплотную, берет за подбородок, смотрит сверху вниз. Не отводя от него взгляда, Сережа тянет спортивки вместе с нижним бельем вниз, открывает рот, и Вадим, второй рукой держа член за основание, направляет ему в рот. Головка проскальзывает по небу, Сережа на миг задыхается — но берет, берет до горла, и тогда закрывает глаза, подрагивают ресницы. Вадим, обеими руками взяв его за щеки, поглаживая большими пальцами скулы, вбивается, мерно входит на всю длину, все за него делает — Сереже остается лишь языком скользить по увитому венами стволу. Ладони у Вадима — горячие, но член и вовсе обжигает. Он толкается быстрее, пальцы его — уже на затылке Сережи сцеплены в замок. Схватив его за колени для устойчивости, Сережа дышит носом, сердце, как бабочка, трепыхается в грудной клетке, выступают все же слезы в уголках глаз — быстро и глубоко, аж носом в чуть обросший колючий лобок утыкается каждый раз, когда Вадим входит... Он вдруг тихо стонет, стискивает волосы, вжимает лицом в себя — и кончает в глотку. Не отпускает. Знает, что Сережа едва дышит, но не отпускает, хочет еще в тепле побыть, и Сережа подрагивающими пальцами поглаживает его по коленям — да, хорошо, пускай... Наконец Вадим вытаскивает, член кажется чересчур длинным — так долго выходит. Сережа, закашлявшись, вытирает слезы с глаз, пытается отдышаться. Поднимает взгляд на Вадима. Тот, усмехнувшись, проводит большим пальцем по припухшей нижней губе, говорит: — Тебе выносливость потренировать бы, солнышко. Сережа молча обнимает его колени, трется о бедра, пока Вадим гладит его по голове, а отдышавшись, сипло говорит: — Будешь моим тренером? И Вадим от уха до уха улыбается. * 54 — дракоразум еще не слишком взаимный и любовный, NC-17 Вадим берет его неторопливо, растягивает удовольствие. Входит со спины — пока он, распластавшись в постели, со вздернутой задницей, кусает губы в кровь, лишь бы не застонать, не показать, как сильно ему на самом деле нравится, и привел его в съемную квартиру вовсе не нелепый шантаж — жопу подставишь, тогда не отправлю твоему Поварешкину фото, как ты мне ртом на хуй упал, — а его собственное желание. Ягодицы у него — заглядение. Белые, в редких рыжих крапинках, упругие, но все равно мягкие, пальцы в них вгонишь — и остаются розовые следы. Искусать бы... но он так гневно требовал, чтобы никаких следов не осталось, что Вадим позволяет ему эту вольность. Входит, медленно растягивая, и замирает, глядя, как сомкнулись на основании мышцы. Глубоко дыша, проводит по его взмокшей пояснице, поглаживает подрагивающие бедра. Вибрирует его смартфон — уронил рядом с подушкой, не успел спрятать. Вадим мельком кидает взгляд на засветившийся экран — сообщение. Нетрудно догадаться, от кого. Рыжик тянется, снимает блокировку, касается было, но тут же сжимает в ладони, застонав сквозь зубы — Вадим выходит почти до головки и хлестко вставляет обратно. — Не обращай на меня внимания, ответь, — ухмыляется Вадим. Рыжик переворачивает смартфон экраном вниз. Скрестив предплечья, упирается лбом в руки, вздрагивают его лопатки, и пока он прикидывается, будто делает это ради Англии, ради спокойствия своего ненаглядного — сжал зубы, зажмурился и терпит — Вадим берет его за бедра и натягивает на себя, возит его коленями и локтями по простыне, вбивается в тесное, горячее. Притормозив, наклоняется и шепчет в ухо: — У тебя слишком крепко стоит для жертвы обстоятельств. Нравится? И прикусывает кончик уха. Трется твердыми сосками о его спину, едва покачивает бедрами, и рыжик будто сжимается на нем, каменеет. — Трахай молча, — цедит. Хмыкнув, Вадим выпрямляется, крепко берет за талию и толкается в него — рывком вперед, замереть — с оттяжкой назад, и снова — до самого конца, чтобы он ахнул аж от того, как резко. Смартфон опять выбрирует. Рыжик отодвигает его под подушку. Под ладонями он полыхает. Горит огнем его задница, и Вадим, не удержавшись, хлестко бьет по ягодицам. Рыжик вскрикивает, от пятерни расцветает след, и Вадим замахивается еще раз, потом лупит по второй под тихие вскрики, чередует, пока рыжик не начинает дрожать так сильно, что его перестают держать ноги — тогда Вадим, подхватив его за талию, долбится уже не сдерживаясь и не рисуясь, врывается в него в бешеном темпе, едва дыхания хватает, льется пот по груди, а рыжик, поскуливая, горит. Сдавшись, тянется к своему члену — как ухитрился столько времени продержаться? От шлепков у него еще сильнее встал, смазка даже на кровать с головки капала... Под свои же стоны и рык Вадима он обхватывает, проводит пару раз ладонью — и, всхлипнув, выстреливает спермой себе на живот, судорожно пульсирует на члене, и всхлипы постепенно становятся жалобными — что, теперь чересчур чувствительно стало? Сам виноват, дотерпелся до предела, разыгрывая святую невинность... Вадим дотрахивает его, обессилевшего, кончает внутрь — это обязательное условие, хоть рыжик и противился. Вадим спускает в него без презерватива, и тот стонет. Стоит Вадиму выйти, отпустить талию — и рыжик растекается по постели. Ноги так и не сводит вместе — лежит, подрагивая, выставив напоказ растраханную дырку, блестящую от смазки. И Вадим не удерживается, загоняет в него пальцы под очередной стон. Рыжик, протянувшись за смартфоном, стучит по экрану. Отвечает торопливо своему благоверному, пока в нем пальцы по чужой сперме ходят. Вадим краем глаза успевает подсмотреть — куплю, через час буду дома — и рыжик снова прячет телефон. Вадим, сжалившись, оставляет его в покое. Говорит: — Ждет тебя дома, как верный песик? Он всегда такой был. Верный и наивный. — Тебе-то откуда знать про "всегда"? — огрызается рыжик, оглянувшись на него. Глаза сверкают, словно два аметиста. Волосы прилипли к взмокшему лбу, щеки пламенеют. Он явно нехотя садится, цепляет с пола свою одежду. Когда он уже у двери, спиной к нему, Вадим говорит: — Через неделю жду в это же время. Накинув блестящую куртку, рыжик смотрит на него через плечо, бросает холодно: — Я отработал, как договаривались. Все. — Это не отработка, а жест доброй воли с моей стороны, — скалится Вадим, подходит к нему вплотную, прижимается голым телом. Спустив ладонь, сжимает его член через одежду, и рыжик, дернувшись было, замирает. Вадим шепчет: — Ты сам через неделю так оголодаешь, что приползешь и попросишь выебать. Все, пошел. Он подталкивает рыжика к двери и делает шаг назад. Тот уходит, не обернувшись, но Вадим успевает заметить, как горят у него уши.