выстрелы в молоко

Олег никого никогда ни о чем не просит. Даже когда Вадим спрашивает, тесно прижав к стене, обжигая дыханием ухо: — Как хочешь?.. Даже тогда Олег чуть дергает плечом, но не отвечает. Достаточно и того, что Вадим настойчиво ведет ладонями от бедер вверх, по бокам, к подмышкам, а дыханием мажет по лицу, не целует — легонько касается, и Олег плавится в полутемном номере отеля. Подмывает спросить: а что, мы тут серьезно от всех вдвоем спрятались, чтобы нарушить святую традицию — дружеская дрочка с каменными лицами — и заняться чем-то более… более чувственным? Даже в голове звучит нелепо. Но Олега размазывают прикосновения, опьяняет лишь мысль о свободной ночи, когда они одни, совсем одни… Вадим, прижимаясь всем телом, жадно втягивает воздух — кажется, будто пожирает их смешавшийся запах — парфюм и пот, одеколон и пыль. Смыкает вдруг зубы на шее. Олег шипит, привычно пытается отстранить, а Вадим шепчет: — Не ссы. Скажем, что шлюх сняли. Точно… и Олег склоняет голову, подставляя шею. Вадим тискает его через одежду, пощипывает ставшие твердыми соски, проводит большими пальцами по рельефу пресса от пупка вверх, и ладони его обжигают через облепившее тело черную футболку. Олег перестает сдерживаться, дает себе волю. Точно так же ощупывает, языком мокро проводит по уху, кончиком — прямо за мочкой, где нежное местечко… Между ног давит член Вадима, давит на ширинку собственный, но они все еще делают вид, что совсем не заинтересованы в дрочке, кружат ладонями по бедрам и животам, по плечам и в волосах друг друга, но никак не там, где все горит, тянет, пульсирует. — Волчик, не молчи, — просит Вадим, — меня твой голос заводит… Хочешь, в душ вместе? — Хочу, — выдыхает Олег. Раздеваются совсем не по-армейски: медленно стягивают друг с друга верх, касаясь губами щек, дыша в унисон, расстегивают друг другу ширинки. Олег жаждет поцеловать его — страшно. Зачем они этот номер сняли, сверкая глазами, словно нахулиганившие школьники, если даже не целуются?.. Вадим, сбросив брюки, наклоняется и касается носка Олега, и тот приподнимает ногу. Вадим снимает их, и Олег перед ним теперь совсем голый. Хочет то же самое сделать и для Вадима, но вместо того, чтобы просто нагнуться, опускается на одно колено, в порыве цапает за бедро, и Вадим, охнув, опирается ему на плечи. Да как у тебя даже бедра такие сладкие?.. Олег, прищемив зубами длинную твердую мышцу, снимает с Вадима носки, выпрямляется неторопливо — чтобы проскользить языком от ноги вверх не отрываясь, чтобы по животу и цветным чернилам, по горлу и скуле… Вадим, взяв его за талию, толкает под душ, включает воду, опять прижимает к стене, втиснув бедро между ног. Надавливает на член. Почти прижавшись к носу Олега кончиком своего, смотрит в глаза, по виску его сбегает капля воды, волосы уже мокрые, дышит горячо. С губ Олега срывается: — Хочешь со мной… — сглотнув, выдыхает: — Хочешь меня снизу? Словно не просит, а предлагает. Будто не желает до одури, чтобы Вадим его взял, вместо глупой — сжигающей каждый раз пожаром, танцующей на кончиках нервов — глупой, глупой дрочки пошел дальше, раздвинул ноги и в акте обладания подтвердил: так же сильно горю, как и ты. Хватка Вадима на талии становится сильнее, пальцы у него словно судорогой сводит, но он все равно усмехается и шепчет: — Все, что пожелаешь. В обмен на поцелуй, — и хитро щурится. Стеклянная дверка душа уже запотела — то ли от горячей воды, то ли между ними так воздух накалился. Прикрыв глаза, Олег бездумно тянется к Вадиму, словно магнитом влечет к его губам, и он наконец касается его, царапаясь о щетину, царапая его. Целует, а на губах — будто цветочный мед. Взяв лицо Вадима в ладони, позволяет себе его целовать целую вечность, вылизывать, прикусывать, скользить в его рту языком, поддаваться его напору. Даже не успевает заметить, как Вадим подхватывает его на руки, усаживает себе на бедра и, держа на весу, все продолжает целовать. С ним так непривычно. С ним так головокружительно. Олегу словно снова пятнадцать, и он от одной похабной мысли может кончить. Вадим, тиская его ягодицы, подкидывает его, чтобы устроился удобнее. Так и держит на руках, пока Олег пенит шампунь на его волосах, на своих, пока стекает по цветной татуировке гель для душа. Отпускает, лишь когда уже необходимо смыть с себя все, лишь когда тереться о животы друг друга становится почти мучительно. Вадим валит его на белоснежное постельное белье на двуспальной кровати, отшвыривает в сторону полотенце. Олег, свесившись, лезет в свою сумку — на самом верху пачка презервативов и смазка. Они не договаривались, ничего не обсуждали, они могли бы вовсе просто проваляться весь вечер, затупив в телевизионные шоу, но он все равно надеялся, что аптечные покупки пригодятся, и поэтому улучил момент… Едва он бросает между подушек приготовленное, Вадим возвращается к нему из прихожей — и тоже в руках резинки и маленький тюбик. Хищно улыбается: — Вишня или клубника? — Клубника, — тянет Олег улыбку в ответ и отбрасывает свою смазку на пол, разводит полусогнутые колени. Вадим все еще не торопится — целует от лодыжек до бедер, и Олег, пытаясь не покраснеть, говорит: — Я редко, когда снизу. — Буду нежным, — ухмыляется Вадим и кусает бедро с внутренней стороны. Олег стонет. Теряется в его укусах-поцелуях, представляет, как завтра все будет в синяках, забывает дышать, когда Вадим, надев презерватив на пальцы, проникает в него. Тело само поддается, расслабляется, просит — давай еще, давай сильнее. Он кусает свою ладонь, лишь бы не стонать во весь голос. Вадим, держа на пальцах, хрипло велит: — Не сдерживайся. Проталкивается до самых костяшек, подпихнув под поясницу скомканное одеяло, и Олега словно наизнанку выворачивает, он скулит и подается навстречу. Навалившись сверху, Вадим целует его, опять целует, шумно дышит, трется членом о бедро, заполошно шепчет: — Чувствуешь, какой он огромный? Чувствуешь, как он тебя хочет? Тычется влажной от смазки головкой между ягодиц, в нежные складочки и стонет в губы. Олег, обняв его, закидывает одну ногу ему на плечо, другую — в сгиб локтя, жмурится, прижавшись к его лбу своим. Вадим, раскатав резинку по члену, надавливает на растянутый вход. Проходит тяжело, слишком толстый, но Вадим действительно, кажется, старается нежно. Не торопится, хоть и, ощущает Олег, подрагивает уже от возбуждения. Протискивается по чуть-чуть, лижет губы. — Вадик, так с тобой… так тебя, — сбивчиво шепчет Олег. Слова не складываются. Но он и так поймет. Вадим приникает к нему с поцелуем, дышать даже не дает. Входит — и замирает. — Тебе хорошо? — спрашивает с непривычным теплом. — Да-а… И он начинает двигаться. Берет Олега, как мечталось в их редкие минуты уединения, когда в руке горел член Вадима, а его ладонь ласкала в ответ, и с одной стороны — Олег отвлекался от внешнего шума на эти фантазии — как Вадим разложит его в палатке, в казарме, да хоть в сортире нагнет… а с другой — мысли эти слишком ускоряли, и приходилось осаживать себя, потому что если раньше кончить — Вадим будет еще три дня сиять, как начищенный самовар, и взглядами намекать: что, совсем течешь, когда я тебя трогаю? Да, блядь, теку, ты и представить не можешь, как теку, твой рот насмешливый сразу на член надеть хочется… Все даже лучше фантазий. Вадим толкается в него пока еще неглубоко, осторожничает, приходится даже притянуть его, прорычав: — Не хрустальный, не сломаюсь, чего боишься? И тогда он, разойдясь, вламывается с каждым толчком на всю длину, теряет самообладание, дышит рвано и шумно, целует беспорядочно и то и дело шепчет: — С ума от тебя схожу, Волчик, давно хотел, чтобы в твою задницу тесную, чтобы ты аж кричал подо мной… Вбивается резко и сильно, и Олег действительно почти кричит. Прячет порой стоны, сомкнув зубы на плече Вадима, на его шее, тянется к своему члену, но Вадим отталкивает его руку, берет жестче, сто-о-онет, уткнувшись лбом в плечо, и даже через презерватив жар его спермы ощущается. Его словно всего лихорадит — такой горячий, мокрый от пота, хоть снова в душ. Он со стоном вытаскивает, кидает резинку на пол. Не дает даже поцеловать его — сползает торопливо вниз, остается между ног и, стиснув бедра, берет в рот. Олег, ахнув, сжимает его шею ногами, а Вадим плотно и быстро отсасывает, даже стонет, не выпуская изо рта, шумно втягивает воздух носом. Делает это так, словно самому нравится. Олег невольно дрожит в его руках, ведет по мокрым волосам ладонью. Вадим проводит пальцами по его растраханной дырочке, входит двумя, а другой рукой все цепко держит, и Олег почти сразу срывается — так хорошо в его рту, с его пальцами внутри. Вадим потом, пока они лежат рядом, пытаясь отдышаться, бормочет: — Я ведь тебе не дам ночью спать. Ни минуты. И гладит по бедру, подкатываясь ближе. — Я и сам не засну, — отвечает Олег. На следующий день они, отчаянно зевая, выписываются из номера все в засосах, растрепанные, но абсолютно счастливые.