выстрелы в молоко

55 — аушный дракоразум, NC-17 Вадим в спущенных к берцам грубых штанах расцветки хаки берет рыжего сзади, нагнув в туалете гей-бара; рыжего даже готовить не надо, у него в заднице — пробка со стекляшкой на набалдашнике такого же цвета, как его дебильная гавайка, как его вмазанные глаза; Вадима бесит он весь — от кончиков чересчур ярких волос до тонких брючек, слетевших к лодыжкам, бесит, как он ждет его третью пятницу подряд за стойкой, будто у них свидание, как он предлагает — сам предлагает: давай сегодня без гондона... без тебя, что ли? Тогда не получится... Дать бы ему по морде за то, что подставляется без презика. Вадим в бешенстве грубо его трахает, вспоминая наглую ухмылку, когда он нащупал и вытащил пробку: нравится? Берет хлестко, не заботясь о его удовольствии. Держит за талию так крепко, что синяки, наверное, останутся, вбивается ожесточенно в податливую плоть, а рыжий только изгибается и постанывает, не стесняясь. Больше него Вадим бесит только сам себя, потому что, словно захмелев от его слов, соглашается и без резинки проникнуть в его нутро, голову сносит от одной мысли о том, чтобы спустить в него без защиты; бесится на себя, потому что его настолько ведет от рыжего, что он возвращается в этот бар раз за разом и глазами ищет его. ...а у Сережи гнева нет. Он, упираясь ладонями в неровную стену тесной кабинки, наверное, может кончить лишь от того, что этот громила в нем на полную длину, берет его грубо и хлестко, рычит, когда приближается к оргазму, и вжимается бедрами так близко, что это почти похоже на объятие. Он резкий и скрытный, даже не попытался познакомиться, да и плевать, он приходит каждую пятницу в одно и то же время и ищет Сережу, а когда они встречаются глазами — громила больше ни на кого не смотрит, лишь его пожирает взглядом, даже не притрагиваясь к заказанному коктейлю. Громила замирает в нем, тяжело дыша, и кончает как-то бесконечно долго, будто в его здоровенных яйцах литры спермы. Сережа торопливо отдрачивает, чтобы кончить, пока он внутри. А потом громила, шлепнув его по заднице, выходит из кабинки без единого слова, и Сережа, обессилев, съезжает коленями на заплеванный пол. В следующую пятницу он будет его ждать снова. * 56 — уставше-нежный оладик, R Вадим затягивает Олега к себе на колени — прямо как есть, на песке, под палящим солнцем — и, прижавшись носом к шее, глубоко вдыхает. — Вад, — тихо предупреждает Олег и смотрит ему за плечо, где ставят палатку ребята. — Да плевать. Пусть видят. Думаешь, мне дело до них есть? Броник этот всю шею стер... Олег проводит пальцем вдоль красной полоски кожи — ага, на изгибе, где шея уже почти... Жара — страшная. И все равно Олег обнимает Вадима, прижимает его, разгоряченного, ближе. Тот, прикрыв глаза, устраивает голову на груди. Дышит. Так и сидят, балансируя, чтобы не завалиться вбок, а потом Вадим тянет его на себя, ложится спиной на землю, и Олега окончательно размазывает на нем, сказывается усталость последних дней, измотавшее организм напряжение, и не хочется уже ни в тень, ни тушенку с батончиками жрать, вообще ничего... У них привал до рассвета, чтобы восстановить силы. Когда темнеет, идут к давным-давно высохшему руслу реки. Олегу даже не спится — так сказывается переутомление, а Вадим, наверное, просто хочет побыть с ним наедине без дурацких шуток и постоянных подъебов. Оставив команду храпеть в палатке, они опять валяются на песке, и Вадим непривычно тянет его на себя, разваливается, разведя ноги, и Олег вклинивается между них, осторожно дует на обожженную кожу. Мягко целует. Боится, что ладони в песчинках, и тщательно вытирает правую о футболку Вадима, прежде чем скользнуть в его расстегнутую ширинку, сжать, погладить. Вадим рвано выдыхает, крепче стискивает бедрами талию, шепчет: — Я точно перегрелся. Ты — мираж. — Ага. Кошмарный сон, — хмыкает Олег и проводит кулаком по крепко вставшему члену. Вадим под ним рокочуще стонет, кладет ладонь на загривок и грубо притягивает, целует-кусает. Олег трется о его подбородок своим. Оба заросли. Вспоминается вдруг, как в первый день касались друг друга — у Вадика лобок гладенький был, шелковый, только на животе жесткая дорожка светлых волос. Олег ласкает его, шумно дыша носом, погружается в поцелуй — Вадим не дает отстраниться, так и держит за шею, а Олег и не хочет, всю ночь бы с ним целовался, чтобы на следующий день кусать потрескавшиеся губы в кровь. Вадим толкается к нему в ладонь, вибрирует весь, из груди его рвется стон и угасает в поцелуе, и в руку Олегу бьет сперма. Он проводит пару раз, успокаивая, а затем и себя касается. Вадим перехватывает. Нависнув над ним, словно в планке на локтях, Олег плавно толкается бедрами ему в кулак, шепчет: — Не засни только. — Как же, заснешь с тобой... Вадим сжимает теснее, ловит его движения, синхронно совершает движения кулаком в обратную его толчкам сторону, и Олега надолго не хватает — выламывается, склонив голову, кусает за плечо через ткань футболки, а через мгновение — расслабляется. Лежит на Вадиме, ощущая каждый его вдох, и начинает сонно хлопать глазами. — Давай, когда вернемся... — начинает было Вадим, но осекается. — Давай, — тихо отвечает Олег. И этого достаточно. * 57 — сероладик, двойное проникновение в Олега, NC-17 Олегу их бывает слишком много — болтливые, неутомимые, будто постоянно делающие что-то на спор. Он обессиленно растягивается животом на постели, кладет голову на бедра Сереже, и тот гладит по волосам, мурлычет: — Утомился? Лежи, мы все сами сделаем... И Олег лежит. Трется щекой о член Сережи, сжимает его бедра, а Вадим разводит его ноги, касается холодными скользкими пальцами между ягодиц. Говорит: — Можешь на диван пойти отдохнуть. Мы и без тебя справимся. Олегу даже не надо поворачивать голову, и так знает — Вадим ухмыляется, подмигивает Сереже, а тот укоряюще смотрит в ответ. Пальцы Вадима касаются растянутых мышц, легко проникают, и Олег тихо стонет. — Тебя вдвоем не попробовать — преступление, — бормочет Вадим, вгоняя пальцы по костяшки. — Хочешь, прямо сейчас? Пока ты раскрытый еще... У Олега дрожь проходит по позвоночнику. Они брали Сережу вдвоем, и члены соприкасались в его тесном теле, скользили вдоль друг друга — Олег до сих пор возбуждается при одном воспоминании об этом. Его Вадим с Сережей раскладывали и имели с двух сторон, иногда — связывали руки, чтобы потом его, разбрызганного спермой, долго и мучительно ласкать, вылизывать, заставлять умолять. Но чтобы вместе... в одно... — Олег, — шепчет Сережа, и член его под щекой твердеет. — Если не хочешь... — Хочу, — выдыхает Олег, не успев подумать. От прикосновений Вадима все переворачивается внутри, отзываются все нервные окончания. Ладонь его входит по самые костяшки, растягивает так сильно, что Олег всхлипывает — разве может человеческое тело так много принять?.. Выходит, что может... Вадим плавно вытаскивает. Сжав талию Олега, целует спину, а потом говорит: — Солнышко, тебе сверху проще будет пристроиться. Он перекатывается на спину, свешивает ноги с края постели, похлопывает себя призывно, будто песика подзывает, и Олег, в последний раз коснувшись щекой члена Сережи, перебирается к Вадиму — лицом к нему седлает бедра. Смотрит в глаза, тяжело дыша, и присаживается на заботливо ткнувшийся в растянутую дырочку член. Придерживая его за основание, Вадим то ли довольно, то ли нежно глядит на Олега. Не торопит. Олег со стоном опускается сразу до конца — чего медлить? Мышцы действительно еще растянуты, расслаблены, и член Вадима он принимает легко. Плавно движется на нем почти на самом краю кровати, привыкает. Вадим созерцает его. Касается живота, ведет по темной дорожке мокрых от пота волос вниз, берет в ладонь — не успел еще снова толком встать — и разминает, требовательно проводит вниз, натягивая от головки кожу. — Ну же, Волчик, — тихо говорит. — Неужели не заводит, что скоро будешь нам обоим сразу принадлежать? — Я и так вам... — Олег выдыхает — рукой Вадим умеет работать филигранно, как и членом: подкидывает бедра в такт своим движениями, и от двойной стимуляции накрепко завязывается узел внизу живота, разгорается все сильнее пожар. Олег, опершись ладонями о широкую яркую грудь Вадима, все же заканчивает: — И так вам принадлежу. Вадим скалится по-звериному. По шее его стекают дорожки пота, и Олег бездумно склоняется, тянется к ним, слизывает. Слышит, как Сережа торопливо отдрачивает себе, а потом легко спрыгивает с кровати, встает позади Олега. Его нежные пальчики касаются меж ягодиц, надавливают на дырочку над членом Вадима, и когда тот насаживает до самого основания, Сережа проникает двумя внутрь. Олег смыкает зубы на шее Вадима, мычит. Крупная ладонь успокаивающе гладит его по спине. — Волк наконец-то показал зубки, — тепло говорит Вадим. — А всего-то стоило вдвоем вломиться в его норку... кусай, Волчик, кусай... Олег, не жалея Вадима, вгрызается в его шею, плечо, дрожит всем телом, пока в нем легко ходят член и пальцы, тело послушно раскрывается, принимает все, что дают. — Вадик, зафиксируй его, — просит Сережа, и от его слов сладко екает в животе. Вадим, обвив руками талию Олега, крепко прижимает его к себе. Тяжело дыша, Олег утыкается носом ему в шею. Без пальцев Сережи уже кажется мало внутри... Но как только касается головка мышц — Олег замирает, сжимается. Пытается потереться членом о живот Вадима, но тот и двинуться не дает, а Сережа цепко держит за бедро, отводя его еще больше в сторону. Растяжки едва хватает. — Олег, — томно зовет Сережа. — Мне перестать? — Нет, — едва слышно выдыхает Олег. И головка толкается в него, растягивает дырочку до мурашек по всему телу, Вадим стонет, и вся его клетка ребер от этого стона вибрирует. Ахает Сережа и плавно проскальзывает внутрь. Олег всхлипывает. Много, тесно, почти страшно — они что, оба внутри?.. Время замирает, и он ярко ощущает, как в нем замерли двое в напряжении, как они горят от жажды двигаться, и что-то в нем щелкает, все мышцы расслабляются, только член и остается жестко стоять. Словно почувствовав это изменение, Сережа со стоном немного выходит — и снова внутрь, наваливаясь на спину Олегу, упираясь полусогнутыми коленями в край постели. Заливается: — Олег... ах... ты такой... такой молодец... Смог нас обоих... Чуть вскидывает бедра Вадим. Они толкаются вместе, вразнобой, по очереди, они берут его вдвоем, бессвязно выдыхая имена друг друга — олег солнышко вадик олег, — а Олега хватает лишь на то, чтобы дышать, всхлипывать и притираться членом к Вадиму, кусать и зализывать его шею, и если бы Вадим все еще не держал его за талию — он бы растекся, растворился, потерялся. Дырочка натягивается до предела — и Вадим, и Сережа в нем на пике, огромные, твердые, прошивают до самого живота, стонут — Сережа высоко, а Вадим почти рычит. И от одного чувства, что их много, слишком много, и все-таки они оба в нем, Олега размазывает. Он выдыхает: — Быстрее. Слышит только Вадим. Бросает: — Солнышко, он быстрее просит. Пальцы Сережи до боли стискивают ягодицы, сводят их вместе, и внутри становится словно еще теснее, движения — грубее и на грани. Вадим выходит едва-едва, долбится глубоко внутри, а Сережа — проезжается почти на всю длину. Олег, дрожа, почти себя не контролирует, отдается им — и Вадим тянет его на их члены, словно игрушку, все быстрее, в рваном ритме, и член Олега от этого ездит по его животу так, что он не выдерживает — сипло кричит, разлетается на осколки — и кончает, пульсируя на их членах, сжимаясь до боли, в ушах так звенит, что едва слышит, как Сережа высоко стонет, кончая в него. Дырочка горит, сжимается. Вадим, натянув его на себя, опаляет спермой изнутри, и Олега скручивает в болезненном удовольствии, словно во втором оргазме. Первым выходит Сережа. Помогает Вадиму переложить Олега на постель. Пытаясь отдышаться, Олег тянется к подушке, вытирает о нее мокрое от пота лицо. Чувствует, как из него вытекает сперма — много, от них двоих — много. А еще — они гладят его по заднице. Кто-то из них дует на промежность, и Олег вздрагивает. Прижимается к одной ягодице колючий подбородок Вадима, щекочат поясницу волосы Сережи, и они начинают болтать: — Ты такая умница, Олеж. — Угу... Волчик, молодец, справился. А шею как мне искусал... — Хочешь, поцелую, где болит? — игриво. — Олега поцелуй, — фыркает. Олег стонет: — Дайте хоть пять минут передохнуть. Но не протестует, когда они разводят его бедра и осторожно целуют их изнутри, подбираясь все выше. * 58 — дракоразум, бьем Сережу по попе ремнем, NC-17 У Вадика ладони — огромные, один кулак только размером со всю голову Сережи, кажется; и когда он держит лицо Сережи в руках, то появляется четкое ощущение: одного движения ему хватит, чтобы свернуть шею. Но Сережа доверяет, а потому — закрывает глаза. И тогда Вадим касается его губ, скользит мятным дыханием от недавней жвачки по лицу, жадно втягивает воздух — смесь ароматов шампуня и духов от Хьюго Босс. Волосы еще даже не высохли — он пришел раньше. Пришел, посадил к себе на колени, медленно спустил халат с плеч и теперь плавит Сережу, почти даже и не касаясь. На нем все еще джинсы, футболка, кожанка, на нем море одежды, а Сережа — раздет, и никак не получается хоть что-то снять с Вадима, потому что — руки. Руки на лице. Трахнет, не раздевшись, и уйдет, вдруг думает Сережа. Быстро, чтобы Олег не успел даже вернуться и присоединиться. Игры вдвоем неизменно заводят, а особенно возбуждает — когда Олег, войдя в спальню, дергает носом и безошибочно угадывает: он был здесь. И не нужно на свежие засосы и смазанный взгляд смотреть. Вадим ведет губами по скуле, и Сережа шепчет: — А к нему ты тоже приходишь, когда меня нет? — Что ты, солнышко. Он сам приходит ко мне. Сережа понимает. Вадим его растягивает, так и не отпустив, не раздевшись. Держит на коленях и погружает в него пальцы до самых костяшек, мерно трахает, а Сережа цепляется за его плечи, прячет лицо в изгибе его шеи и прикусывает ворот кожанки. Ярко вспоминает, как в подворотнях и темных толчках баров так же кусал куртку Олега, чтобы не стонать, пока тот наскоро ласкал его рукой — в нищие студенческие годы лишь такая близость и была доступна. Но от Олега всегда пахло куревом, сводил с ума его терпкий запах, а от Вадима — лишь аромат парфюма. Вкусный... Сережа, застонав, цепляет зубами тонкую кожу его шеи, дрожит на его пальцах, выпрашивает больше, резче, и Вадим не отказывает, крепче стискивает одной рукой за талию, а второй загоняет в него пальцы. Наконец, шлепнув по бедру, толкает на постель, еще один шлепок и короткое: — Перевернись. Сережа, обнаженный, белый, послушно становится в коленно-локтевую, слышит, как Вадим расстегивает ремень, вжикает молния на его джинсах. Взяв за талию, он подтягивает ближе к краю постели, в колени врезается жесткая коробка кровати вместо мягкости матраса — будут синяки. А следом — на удивление ласковое прикосновение ладони к ягодице, большой палец на дырочке — гладит. Всхлипнув, Сережа выгибается, шире расставляет ноги — вот он я весь перед тобой, бери. И Вадим берет. Приставляет член. Надавливает — и у Сережи воздух из легких вышибает от проникновения. Он стонет в голос. — Нравится, крошка? — тихо выдыхает Вадим, входя в него. — Да-а... Вадим, войдя на всю длину, прижимается к нежной коже грубой тканью джинсов. Длинным движением вытягивает ремень из шлевок. Сережа оборачивается было, но Вадим, навалившись на спину, кладет ладонь ему на загривок и вжимает в постель, не дает смотреть. Коротко двигает бедрами, позволяя привыкнуть, и от каждого толчка трется его одежда о нагие бедра. Выпрямившись, он неторопливо берет. Складывает ремень пополам и проводит им по позвоночнику от шеи до ямки меж ягодиц. Прикосновение холодное. Не то что его рука... губы... обжигающий член. Ремень твердым углом замирает в ложбинке, Вадим трахает мерно, заполняет собою. Спрашивает: — Ударить тебя? — Да, — одними губами произносит Сережа. В голове, где обычно ворох остроумных фраз, — лишь пустота. Только короткое "да". На все, что он скажет, — да, да, да. — Попроси. — Ударь, — шепчет Сережа и прижимается щекой к ставшей вдруг грубой простыне. Вадим взмахивает ремнем, и тот со свистом рассекает воздух, Сережа сжимается — но удара нет. Ладони превращаются в кулаки, он цедит: — Ударь. Выпори меня ремнем. До красных полос отхлестай. — Так-то лучше, котенок, — хмыкает Вадим и, крепко сжав бедро, замахивается. Удар такой, что Сережа взвизгивает. Ягодица горит. Член разом становится огромным — видимо, так сильно на нем сжался от неожиданности и боли, такой сладкой, будоражащей, но — боли. Вадим бьет снова, по той же стороне, еще раз и еще, а стоит привыкнуть — и по другой ягодице тоже. Дрожа всем телом, Сережа кричит, кусает простыню, комкает ее и скребет пальцами, напрягает все мышцы, лишь бы ноги не разъехались, лишь бы не упасть грудью на постель. Град ударов обжигает его. Всхлипнув, он замечает, что ресницы мокрые, что на щеках уже слезы проложили дорожки, щеки горят — но гораздо сильнее полыхают ягодицы, все они превратились в пожар, и он в этом огне уже даже не понимает, был удар — или просто коснулся обожженной кожи воздух. Пряжка ремня бряцает о пол. Вадим, вогнав пальцы в ягодицы, с рыком вбивается быстро и грубо. Сережа весь дрожит, от каждого толчка скулит, и полыхает все — лицо, в груди, задница, член. Вадим, шумно выдохнув, влетает в него так сильно, что Сережа едва не падает, и замирает. Изнутри тоже обжигает. Сперма его все вырывается толчками, и в этом огне Сережа касается себя едва-едва — и его тут же накрывает. Лишь тогда он со стоном позволяет себе упасть, член Вадима высказывает, и Сережа, растянувшись на постели, всхлипывает, подрагивая. Вадим, облокотившись одной рукой рядом с ним, вполголоса спрашивает: — Пережестил? Касается губами макушки. Повернув к нему голову, Сережа шепчет: — В самый раз. Лучше... лучше больше, чем не добить. Прикрыв глаза, Вадим короткими прикосновениями сцеловывает высыхающие слезы с его щек. Посмотрев на заплаканного, раскрасневшегося Сережу, ухмыляется, словно устыдившись порыва нежности: — Вернется Олег — целовать твою очаровательную попку будет. Сережа фыркает. Интересно, как Вадим ухитряется с Олегом — нежно, а с ним — отдаваться грубой страсти на самой грани? Олег бы так жестко не смог. Олег бы и не стал. Но Олег, вернувшись, будет опасливо касаться алых следов, водить по ним кубиками льда, нежно целовать — бедра, ягодицы, между... И, наверное, с облегчением радоваться, что не он этим отметинам виной. * 59 — оладик, NC-17 — Заебал, — коротко говорит Вадим и вырывает сигарету из расслабленных пальцев. Затягивается наспех и, забычковав о выпавший на перила балкона снег, выбрасывает окурок вниз. Проследив его траекторию, Олег с укоризной говорит: — Мог на голову кому-то попасть. — Да тут сосулька скорее упадет. В этом городе их сбивают вообще? Он, голый, ежится, трет плечи ладонями. Олег и сам озяб — выполз из кровати в пять утра нагим перекурить, да толком и не успел первой сигаретой до выходки Вадима насладиться. — Ты чего так рано вскочил-то? — спрашивает Олег и зевает. Вадим пожимает плечами. Ответ и так ясен: движение и звук, прохлада и запах из приоткрытой балконной двери. Они привыкли и от меньшего просыпаться. Все еще непривычно давит тишина по утрам после недавних месяцев пальбы и боев. Вадим вдруг делает к нему шаг босыми ногами по тонкому коврику снега, утыкается лицом в плечо. Бурчит: — Ненавижу холод. Яйца сразу скукоживаются. Олег и сам не любит. Но все стоит на балконе в предрассветной темени, смотрит вниз, словно может увидеть знакомую фигуру. Да, скверный город. Не только из-за погоды. Он, взяв Вадима за талию, подталкивает его обратно в тепло комнаты. Тот перед тем, как шагнуть в дверной проем, смешно трясет ногой, словно кот, наступивший лапой в грязь. Олег закрывает на миг глаза, вдыхает утекающий запах табака, а когда прижимается носом к затылку Вадима, то будто чувствует, как от него пахнет сигаретами, но это, наверное, просто в воздухе дым застыл. Сбитый режим никак не возвращается в норму, джетлаг растянулся на неделю; в комнате Олег не задерживается, идет в ванную бриться и чистить зубы, чтобы опять весь день зевать, а в четыре вечера завалиться спать и очнуться ночью. Но он все же заставляет себя вернуться в постель. Вадим то ли спит, то ли притворяется, и Олег смотрит на него в полутьме, пока небо не торопится светлеть, а потом юркает под одеяло — комната стылая, на отоплении хозяин явно экономит. Прижимается к спине Вадима, обнимает всеми конечностями. Вадим кладет свою ладонь поверх его, бормочет: — То ли дело у нас — спокойно, тихо и смерть рядом. — Ты чего? — тихо спрашивает Олег. — Так... вспомнилось. Вадим зевает. Возится так, что задницей притирается к члену, и становится ясно: не так уж ему хочется спать, несмотря на все заверения, что уже привык к часовому поясу. Олег губами касается его шеи и плеча, кладет ногу на его холодную стопу. Ему с Вадимом удивительно хорошо. Тихо, спокойно... даже если смерть рядом. Он проводит ладонью по бедру, ныряет между — еще не ласкает, только дразнит по внутренней стороне ног, постепенно поднимаясь к паху. Прикусывает мочку уха. Не торопится. Ждет, пока Вадим начнет шумно дышать, сильнее потираться о него, чтобы у Олега первым предохранители сорвало. И только после этого проскальзывает членом ему между бедер, обхватывает его ствол — как когда-то, в другой жизни, с... Закрывает глаза. Глубоко вдыхает. Куревом уже совсем не пахнет. Нет и пороха, пота... Только едва уловимый, оставшийся еще с вечера одеколон после бритья. Олег толкается между его ног, ведет кулаком по члену, целует шею, и Вадим низко стонет. Шепчет: — Да почему у меня так крышу от тебя рвет? — Комкает простыню, жмурится. Ноги сводит теснее, и у Олега воздух из легких вышибает. Он проталкивается меж бедер, крепче ласкает, дурея от того, как смазка у Вадима на головке выступает, как ее много, и ласкать по ней — легко, приятно. А тот продолжает хрипло: — Всякие ведь были... и профи, и... — выдыхает. — А с ума схожу — от тебя... Сердце у Олега стучит так, что Вадим, наверное, лопатками чувствует. Он поворачивает его голову к себе, держа за подбородок, и целует. Ага. Почему так? Олег и сам не понимает. Но хочет его постоянно, мигом загорается, стоит Вадиму лишь дотронуться, хочется с ним всего... даже пожить вместе пару недель на гражданке перед тем, как снова улететь. Он быстрее толкается между его бедер, быстрее ласкает — с утра всегда недолго. И в руку бьет сперма, Вадим содрогается, рычит в губы. Потом с мягким стоном отстраняется, дышит, а Олег кончает ему на бедра. А после Вадим сонно тянет: — Волчик... бросал бы ты курить. Из-за тебя тоже хочется. Можешь член мой сосать, если в рот охота всякую дрянь тянуть. — Дрянь? — фыркает Олег и касается его. Вадим стонет сквозь сомкнутые губы. Олег все же отвечает, хоть тот, наверное, и не ждет: — Я в двенадцать впервые за гаражами попробовал. Какой тут бросить... — А что, ты все привычки с детства тащишь? Олег едва не ляпает: да, — а потом одумывается. И целует Вадима, словно самому себе пытаясь доказать: нет, не все. Только курево. Не все... * 60 — лав-хейт оладик, NC-17 Когда они впервые оказываются наедине у летнего душа за казармами, Вадим выдыхает: — Бесишь. И смотрит пристально, играя желваками. Олег тоже набычивается. Кажется, что прямо здесь его и отпиздит, хотя они даже не успели посраться — просто столкнулись у душа почти в одно время, но он готов поклясться, что Вадим это специально подстроил. Стоит, закинув скрученное в жгут полотенце на плечо, и буравит взглядом. Олег отвечает ему тем же. Прокручивает в голове все хуевые шутки и дебильную кличку, которой его наградил растатуированный громила, все едкие подначки в кругу других спецназовцев, вспоминает довольную ухмылку, когда Олег срывался и начинал рычать в ответ. Умом понимает: Вадик его специально на эмоции разводит, по кайфу ему смотреть, как Олег из себя выходит. А все равно хочется за грудки схватить, толкнуть и... Вадим шумно выдыхает и устремляется к душу. Олег теснит его плечом от кабинки, рявкает: — Подождешь. — Схуяли? — парирует Вадим. — Я постарше тебя буду, так что в очередь, щенок. Олег толкает его локтем, а ему в ответ прилетает кулаком под дых. Вадим упорно протискивается к хлипкой кабинке, сносит, как асфальтоукладчик, а Олег пытается не дать ему коснуться дверцы. Убью суку, ожесточенно думает. Вадим впечатывает его в закрытую дверь кабины, та трясется и жалобно скрипит всеми ненадежно скрепленными алюминиевыми рейками. А еще — жжет спину даже через футболку. Олег, не задумываясь, метит кулаком в челюсть, а Вадим отбивает так легко, словно угадал удар еще раньше, чем Олег собрался его нанести. Да и пошел бы ты... Вадим дышит горячее, чем раскаленный на солнце металл, и пахнет от него горько, аж на вкус попробовать хочется. Олег едва осознает эту мысль за секундное промедление в их нелепой озлобленной возне, но взгляд его, наверное, на миг меняется, потому что Вадим, моргнув, тоже начинает смотреть по-другому. Воровато оглянувшись, он отступает на шаг, торопливо стягивает майку, Олег — футболку, приоткрывает дверь кабинки и спиной пятится в нее, пляшущими руками расстегивая брюки. Вадим отпинывает в сторону кроссовки, вновь толкает в плечи — но уже не убирает сразу же руки, а, сжав пальцы возле шеи, заходит с ним в кабинку. Все молча и быстро — дотрагиваются друг до друга, одновременно сталкиваются бедрами. — Сука, — сдавленно выдыхает Вадим, стоит лишь прижать головку его члена — к своей. Олега и самого ведет. Опускает взгляд, смотрит, как загорелая рука Вадима лежит на его члене, смотрит на свой кулак под его нежно-розовой головкой. Не задумываясь, кладет ладонь на бедро, а второй обхватывает оба ствола. Вадим медленно отпускает. Накидывает свое скрученное полотенце Олегу на шею, притягивает к себе. Упирается лбом в лоб и тоже опускает взгляд, смотрит, как Олег, крепко обхватив их обоих, проводит вниз, оттягивая тонкую кожу. Его упругость, твердость будоражит. А еще — надо скорее, пока никто не... Вадим длинно выдыхает, и воздух, сорвавшийся с его губ, ласкает рот Олега. Почти поцелуй, тупо думает Олег. Нет уж, целоваться еще с этим шутом гороховым... Он тянется головой вперед, упирается лбом в плечо Вадиму, тяжело дышит от жары — в раскаленной кабинке еще сильнее давит духота — и отдрачивает им. Замечает, как вздуваются вены на предплечьях Вадима — так сильно сжимает края полотенца. Что, боишься полезть обниматься, злорадно думает Олег и ожесточеннее ведет по членам, кулак не сжимается полностью, но хватает прикосновения одного ствола — к другому. Застиранное полотенце натирает шею, дыхание Вадима забирается в ухо, а раскаленные члены обжигают ладонь. Олег все ласкает, думает — кончил бы ты первым, я б тебя до конца жизни подъебывал, но стоит представить, как брызнет сперма Вадима, и он по ней закончит себе, как сковывает тело судорога, проходит короткая дрожь — и он, сдавленно выдохнув, выстреливает Вадиму на живот. Машинально цепляется свободной рукой за его плечо, ища точку опоры, а в уши забивается шепот: — Так и знал, что ты скорострел. — Пошел ты, — хрипит Олег и за пару мгновений доводит и его. Вадим натягивает полотенце так, что Олег прижимается к нему вплотную, склеивается с ним потом и спермой, чувствует каждый его вдох. И ни один из них не отстраняется, не отпрыгивает, чтобы сделать вид, что это всего лишь досадная, стыдная случайность. Наконец Вадим бурчит: — Ладно уж, пиздуй в душ первым. Ты неженка, тебе теплую воду надо. Олег на провокацию не ведется. Подтверждает: — Ага, неженка. Так что свали. Он отталкивается от Вадима, снимает брюки и закидывает их на стенку кабинки, пока Вадим застегивает свои. Тот вдруг спрашивает: — Ты без полотенца приперся? Олег тут же вспыхивает. Так и есть. Забыл. — Ладно, — вальяжно говорит Вадим, — дарю. И оставляет свое полотенце висеть у Олега на шее. Выходит, хлопнув дверью. Олег честно сливает всю нагревшуюся за день воду, а покидает кабинку, когда остается лишь ледяная специально для настоящего грубого мужика. Полотенце мокрое тоже отдает. Но, пока Вадим матерится в холодном душе, приносит из казармы свое, сухое, и закидывает на стенку кабинки. * 61 — дракоразум, рвем на Сереже брюки, NC-17 Сережа приходит к нему в том же костюме, в котором Вадим впервые его увидел, — фиолетовые пиджак и брюки, черная водолазка. Взгляд у Вадима — сразу голодный. Он пропускает в темную квартиру, жадно следит, как Сережа вешает на крючок легкий плащ. Обувь не снимает. Слов им не надо. Вадим молча кладет руку на загривок и притягивает к себе, Сережа тонет в запахе его парфюма, жмется к каменной груди, и крупная ладонь лезет под пиджак, скользит по ребрам вниз, словно ищет кобуру пистолета. Мышцы мигом спазмируются, все в нем становится твердым. Вадим пятится в сторону кухни и проводит кончиком носа по щеке, жадно вдыхает. Зарывается лицом в волосы. Бесит его ремень — пряжка расстегивается долго и неудобно, и Сережа с ней возится до тех пор, пока Вадим не останавливается на кухне и не разворачивает его к себе спиной. Надавливает между лопаток, и Сережа падает грудью на стол. Вадим — тут же опускается сверху. Вполголоса говорит, оглаживая ягодицы: — Порву. Даже не спрашивает, просто информирует. Сережа мигом ощеривается, оборачивается, облокотившись на стол, и шипит: — Не смей. Вадим, выпрямившись, небрежно толкает его открытой ладонью в затылок — мол, смотри в стол и не вякай — и в тот же миг цепляет ладонями ягодицы, разводит... И Сереже уже не жалко брюки. Он невольно выгибается в пояснице, подставляясь. Вадим толкается к нему пахом — твердый, большой под джинсовой тканью... И, подцепив брюки, резко дергает. Хрустит ткань. Жесткие пальцы касаются через белые боксеры, бесстыдно мнут через порванные брюки задницу, яйца... Сережа стонет. Привстает на цыпочки. Вцепляется в край стола. Ладони Вадима вдруг исчезают, и он оглядывается. А тот со свистом вытаскивает ремень из шлевок, берет одно запястье Сережи, тянет его к себе, второе... И связывает ремнем обе руки за спиной. Проводит по сцепленным ладонями, выдыхает: — Скажи, что нравится. Нравится, когда я тебя контролирую. Тобой пользуюсь. И надавливает на связанные руки, прижимая Сережины запястья к его же пояснице, трется пахом о ягодицы. — Да, — выдавливает Сережа — совсем теряет красноречие, когда Вадим крепко держит руки, когда распластал его по столу и возвышается сзади горой. — Нравится... — Шлюшка, — хмыкает Вадим и, отпустив руки, рвет и боксеры. Тут же трогает дырочку. Сережа стонет, сам расставляет ноги шире. Для тебя, думает, кто угодно. Только не прекращай касаться... Он себя не растягивал, обошелся без пробки. Слишком любит, когда Вадим проникает в него, трахает пальцами, прищипывая задницу, а времени сегодня — вагон, Олег ушел с Игроком и вернется не скоро, поэтому — пусть Вадим сделает все сам. У него, наверное, смазка в кармане джинсов, потому что он не отстраняется ни на шаг — а щелкает крышечка, и уже влажные пальцы ведут в промежности. Сережа вздрагивает всем телом, словно в первый раз. Другой рукой Вадим скользит вверх по спине и надавливает между лопаток, пригвождая к столу. Проникает одним внутрь — и Сережа протяжно выдыхает. Прижимается щекой к чуть липкой холодной столешнице — все еще полностью одетый, хотя Вадиму нравилось полностью его обнажать, и нервы натягиваются от того, что Вадим мог бы так сделать на складе, полном незнакомых людей, Вадим мог бы с ним что угодно сделать... А вместо этого — принимает в безликой съемной квартире и играет с ним, как кошка с мышкой. Сережа постанывает от каждого толчка, пальцы проникают мерно, словно механически, и лишь тяжелое дыхание за спиной дает понять, как Вадим сам его хочет. Кладет ладонь на щеку, лезет пальцами в рот, и Сережа прикусывает их кончики. Плавно вытащив пальцы из задницы, Вадим гладит по краю порванной ткани, сует под нее ладонь, стискивает ягодицу. Наклоняется, прижимаясь грудью к спине, и заталкивает пальцы в рот почти до костяшек, губы натягиваются, того гляди порвутся в уголках. Жарко выдохнув в ухо, Вадим проводит по нему языком, и все тело Сережи сотрясает дрожь. Чувствует, как твердый член толкается к нему, как Вадим медленно теряет самоконтроль, горсть его пальцев заполняет рот, а заведенные за спину руки ноют от навалившегося на них веса. Вадим, глубоко вдыхает, проводя носом по его волосам, а потом прикусывает шею у самой линии роста волос — где не будет видно отметины. Не отстраняясь, расстегивает ширинку, стягивает джинсы, и в растянутую дырочку утыкается обжигающая головка. Сережа мычит с его пальцами во рту, сильнее стискивает зубы, и головка распирает мышцы, проталкивается внутрь. Каждый раз с ним — до одурения тесно. Сережа стонет и всхлипывает, пока он мучительно неторопливо входит, насаживает на свой член, и у Сережи начинают дрожать колени. Он уже благодарен, что Вадим вжимает его в стол — иначе бы сполз на пол на ослабевших ногах. Он входит полностью, затыкает с обих сторон, и Сереже мерещится, что ресницы стали мокрыми — так сильно жмурился, что до слез. Вадим плавно вытаскивает пальцы изо рта Сережи, хрипло произносит: — Говори. Ты же болтливый. Любишь подставляться? — Люблю, — выдыхает Сережа. Вадим, выпрямившись, берет его за связанные запястья, словно пытаясь натянуть на себя еще глубже. Коротко толкается. Сережа сжимает пальцы в кулаки и четко проговаривает: — Люблю подставляться под твой член. Бери жестче, — выплевывет он и, оглянувшись на Вадима, скалится: — Или ты любишь понежнее? Вместо ответа Вадим размашисто шлепает его по заднице, дергает за бедра на себя, и Сереже остается лишь постанывать и всхлипывать, пока Вадим грубо натягивает его, возит по столу так, что на ребрах синяки будут, пока он проникает так, как нужно ему, ничуть не заботясь о Сереже, трахает, будто секс-игрушку. Все внутри горит от его напора. Сережа стонет в голос. Член ходит хаотично, распарывает, проникает так глубоко, что словно упирается в живот. Вадим вдруг резко выходит, дергает на себя за связанные руки, и Сережа от неожиданности со всего размаху падает на колени. Вадим за плечо разворачивает его к себе, хватает за волосы, заставляя поднять голову, коротко проводит по члену пару раз кулаком — и Сережа едва успевает зажмуриться. Горячая сперма толчками бьет на лицо, падает каплями на щеки, глаза, губы, а потом в рот тычется головка, и он безропортно принимает ее. Держит во рту, пока Вадим вальяжно ведет по члену, выдавливая последнее. Хочется посмотреть, как он хватает воздух губами, как вздымается его грудь, но капли спермы даже на ресницах, а руки все еще крепко перехвачены ремнем. Вадим отступает от него, но возвращается почти сразу. Проводит салфеткой по лицу. Сережа приоткрывает глаза. Расстегнутые джинсы висят на бедрах Вадима, майка задралась, и видно дорожку светлых волос на животе. Он, бросая салфетку на пол, выдыхает: — Охуенный. Смотрит на Сережу восхищенным взглядом. Сережа растягивает губы в улыбке: — Шлюха экстра-класса? Вадим, наклонившись, рывком поднимает его на ноги, снова толкает на стол, но уже спиной. Подсаживает, укладывает, расстегивает ширинку и, взяв в рот, толкается двумя пальцами внутрь. Сосет, задевая зубами, и трахает так хорошо, что Сережа извивается на столе, сводит лопатки, чтобы не так болели связанные руки, стонет почти до крика. Вадим резко выпускает изо рта, коротко долбит пальцами, и Сережа, всхлипнув, замирает, выгнувшись дугой, и хватает еще пары прикосновений, чтобы кончить, заляпывая костюм. Он, дрожа всем телом, едва не плачет — так ярко вспыхнул оргазм. Вадим на удивление осторожно берет его на руки, несет в спальню. Сережа, склонив голову ему на плечо, пытается отдышаться. Бормочет: — Что, не наигрался? — Хочу еще раз тебя, — отвечает тот. — Голым. Без всех этих тряпок... И, уложив на кровать, развязывает руки и целует ссадины на запястьях. * 62 — сероладики принимают ванну, немного футфетиша, NC-17 Даже в королевской ванне им тесно: Вадим и Олег сели друг напротив друга, и колени их возвышаются над слоем пены. Сережа осторожно ставит ногу между ними, держится за бортик, плавно опускаясь в воду. Олег за талию тянет его к себе, и Сережа ложится спиной ему на грудь. В воде жарко. В воде томно. Он, прикрыв глаза, возится, устраиваясь удобнее, и об Олега трется совсем не специально, нет... Олег шумно выдыхает. Вадим под водой берет Сережу за лодыжки и ставит его стопы себе на грудь. Если еще хоть немного пошевелиться — то вода выплеснется через край. — Удобно, солнышко? — вполголоса спрашивает Вадим. — Ага... Сережа, чуть съехав по груди Олега вниз, чтобы пена сомкнулась над ключицами, расслабляется. Ладони Олега скользят по груди, по животу, руки Вадима — по ногам, мнут пальчики. В теплой воде Сережу размазывает. Положив локти на бортики, он отдается прикосновениям, и кажется, что его ласкают не в четыре руки, а больше, ласкают все тело... Член Олега, горячий, твердеет, упирается в поясницу. А ладони его скользят все ниже, касаются под водой так, что Сережа ахает, толкается ему в руку. Выпрашивает еще. Вода, всколыхнувшись, обозначает движение Вадима: тот тянется ногой к животу Олега, между ним и Сережей. Чуть выгнувшись, Сережа предоставляет ему пространство для маневра. На миг перехватывает дыхание, когда он понимает, что Вадим прижал стопу к члену Олега, и сердце у того начало биться чаще. — Вад, — выдыхает Олег. — Ага. Нравится? — самодовольно спрашивает Вадим. Чуть шевелит стопой, давит на член Олегу, и спиной Сережа чувствует каждое его движение. Ладонь Олега замирает на его члене. Значит, ему очень нравится, раз забылся... Приоткрыв глаза, Сережа смотрит, как внимательно Вадим следит за лицом Олега, совершая крошечные движения. Сережа от этого заводится еще больше, чем от прикосновений. Наблюдает, как Вадим заставляет Олега хрипло дышать, и гадает, делали они так раньше, еще до него, или это в первый раз так, и поэтому Олег ярко реагирует... Сережа прижимает руку Олега к своему члену, сам толкается в нее. Жарко так, что по вискам катится пот, только непонятно уже — от горячей воды это или от чего-то другого. Вадим наконец обращает внимание на Сережу — смотрит ему в глаза, продолжая стопой массировать член Олегу, и ухмыляется: — Хочешь так же? — Хочу тебе, — тихо отвечает Сережа и спускает ноги с груди Вадима вниз. Стопы его скрываются под водой, он ведет по груди, по животу, пятками касается твердого члена... Накрывает его стопой. Олег, склонив голову, прикусывает шею Сережи, крепче сжимает кулак. Теряясь в мелких движениях, в тепле, в ласковых прикосновениях воды, Сережа обеими ступнями трет член Вадима, зажимает под головкой между большим и указательным пальцем ноги. Вадим, низко ахнув, упирается затылком в кафель стены. Они возятся, распаляя друг друга, пока Вадим не выдыхает: — Давай воду спускать... И Олег тянется за спину к пробке. Вода убывает медленно, ноги Сережу, разнеженного, разгоряченного, едва держат, но втроем они все же поднимаются, включают душ. Целуются. И меж бедер Сережи скользят, сталкиваясь, два члена, он склоняет голову — то ли подставляя под поцелуи шею, то ли для того, чтобы не мешать Вадиму целовать Олега; и пока стекает по волосам вода, он трется членом о живот Вадима, теснее сводит ноги, зажимая их обоих крепче, и хочет скорее оказаться в постели, чтобы они по очереди взяли его; от мысли, как они будут меняться, вертеть его, ставить на колени, он весь трепещет и кончает Вадиму на живот, и оба гладят его по плечам, целуют, а потом заворачивают в полотенце и несут в кровать. * 63 — оладик, Олег сверху Олег, обнимая Вадима со спины, вжав в стену, распаляет его медленно. Целует-прикусывает шею, цепляет зубами загривок, потом — ведет губами к уху, чтобы лизнуть, жарко выдохнуть, скользнуть кончиком языка в раковину... Тело Вадима прошивает дрожь. Он, упираясь ладонями в стену, шепчет: — Ты что со мной творишь, Волчик... Олег стягивает его спортивки к бедрам, толкается к нему пахом — чувствуешь, как хочу тебя? И Вадим непривычно плавится, поддается, не пытается переиграть, перехватить инициативу. Олег ведет ладонями по его груди и животу, по оголившейся коже ног, а потом — вверх, ставя дыбом светлые волоски, задирая футболку. Утыкается пальцами во влажные подмышечные впадинки. Тихо говорит: — Хочу тебя взять. Вадим, шумно выдохнув, упирается лбом в стену и чуть шире расставляет ноги. Обнимая одной рукой его за талию, Олег наклоняется в сторону, подхватывает смазку. Не торопится. Водит скользкими пальцами меж ягодиц Вадима, задевает дырочку, и от каждого такого, словно случайного, прикосновения Вадим вздрагивает, дергается, пытается насадиться. Все еще крепко обнимая одной рукой, Олег трется щекой о его спину, целует у линии роста волос на шее. Кончиком языка дотрагивается до острого края татуировки. Подушечками двух пальцев надавливает на чувствительные края дырочки. Шепчет: — Готов? — Я еще полчаса назад был готов, — сдавленно отвечает Вадим. — Когда ты в меня стояком тыкал... Олег, улыбнувшись ему в спину, проникает в него двумя. Берет терпеливо, плавно, чтобы Вадим стал постанывать от каждого толчка, чтобы так размяк, что в него легко вошел третий, четвертый... Олег трется о его ягодицу членом, заводясь до предела от этой податливости, от надсадного дыхания. Спускает ладонь с талии Вадима ниже — и обхватывает у головки член, размазывает по ней выступившую смазку. Вадим сжимается на его пальцах, хрипло стонет. Выдыхает: — Лучше трахни меня, Волчик, пока я все обои не обкончал... — Не трахну, — коротко говорит Олег, убирая пальцы. Приспускает штаны. Смазывает член, приставляет к дырочке. Тянет Вадима за талию, и тот послушно наклоняется, отступая от стены, подставляется. Олег заканчивает мысль: — Буду любить. И мягко толкается в Вадима. Тот, согнувшись под прямым углом, прогибается в пояснице, словно в упражнении на растяжку, и низко стонет. Положив ладони ему на бедра, Олег опускает взгляд. Смотрит, как медленно проникает, как в ямочках над ягодицами Вадима выступают бисеринки пота. Отчего-то так, в одежде, хоть и не спонтанно, заводит еще сильнее, чем голыми в кровати. Олег, чуть присогнув колени, входит в него полностью, плотно вжимается в него, выдыхает. Проводит ладонью по спине Вадима, задирая футболку к подмышкам, и спрашивает: — Хорошо? — Сам проверь, — хрипло отвечает Вадим и, убрав одну руку от стены, тянет ладонь Олега к своему паху. Член у него каменный. Олег обхватывает его кулаком, Вадим вновь облокачивается о стену, и Олег, плавно толкаясь в него, ласкает в такт. Не торопится, берет медленно, чтобы он чувствовал каждый проникающий в него сантиметр, чтобы выдыхал бархатистый стон. Замечает, что руки Вадима столь напряжены, что все вены проступили. Но в остальном — расслаблен, в нем так легко, так правильно... Олег, опять войдя на всю длину, склоняется к нему, обнимает вновь за талию, целует шею сзади. По телу Вадима проходит дрожь. — Я вечно так стоять могу, — глухо бормочет он. — С тобой внутри... — Не можешь, — улыбается Олег и прижимается к его спине щекой. Коротко толкается в него, прижимаясь оголенной кожей к его ягодицам, к его бедрам. — Сам захочешь сверху. И проводит по его члену настойчивей. — Доиграешься, — выдыхает Вадим. Олег выпрямляется. В животе узел скрутился от желания. Хочется и любить его, и самому ощутить его вес сверху, хочется с ним всего. Он толкается в него неглубоко и мягко, гладит по половинкам ягодиц, покрытым легким светлым пушком, рукой играет с членом, и Вадим уже не ладонями упирается в стену — кулаками, лбом, стонет. Сжимается на Олеге, вздрагивает от очередного толчка. Вечно не получится, проносится в голове Олега. Вечно он не выдержит... И словно в подтверждение его мыслей, Вадим стонет в полный голос, рычит: — Волчик... Олег, хватит церемониться! И Олег ускоряется, берет его быстро и хлестко, резче ласкает кулаком. Вадим скребет ногтями по стене, хлопает по ней ладонью со стоном, привстает на цыпочки и крупно вздрагивает, словно от удара кнута. Олег входит в него, замирает, лишь рукой продолжает отрывистые движения — и Вадим, застонав, разом расслабляется, одна ладонь его бессильно соскальзывает по стене вниз, в полусогнутый локоть второй он прячет лицо. В руку Олегу бьет сперма. Он, сдерживаясь, гладит Вадима по взмокшей спине, дает ему прийти в себя. Потом плавно выходит, помогает Вадиму распрямиться — он, кажется, сам пока не в состоянии. Вадим, повернувшись к Олегу лицом, прислоняется к стене и тут же сползает по ней вниз. Садится на пол, расставив колени так широко, как позволяют болтающиеся на бедрах спортивки, и смотрит вверх. Скользит взглядом по все еще напряженному члену Олега, не торопясь смотреть на лицо. Глубоко дышит. И Олег, опершись ладонью о многострадальную стену, о чуть шершавые обои, наклоняется, отдрачивает себе, глядя на смазанный, влюбленный взгляд Вадима, и кончает ему на лицо. * 64 — оладик в таймлайне сероладика, NC-17 — Да ладно, давай, пока рыжика нет, — шепчет Вадим и подкатывается ближе. Тянет бедро Олега к себе, бесстыдно трется членом. Олег, фыркнув, ведет ладонью по его талии, утыкается холодным кончиком носа в шею. Вадим продолжает соблазнять: — Пока он соизволит выползти из морозильника, мы уже закончим и спать ляжем... — Думаешь, он проявит такт и не разбудит? — хмыкает Олег. Не то чтобы сопротивляется. Вадим чувствует, как Олег распаляется от одной мысли о близости, как его заводит легкое прикосновение пальцев к плечу, талии, бедрам... Солнышко опять светится среди своих мониторов, и хорошо — Вадим вдруг к вечеру ощущает такую жажду по Олегу, что даже не пытается особо заманить в спальню их третьего. Он проскальзывает ладонью под семейники Олега, сжимает его упругую ягодицу — какая же задница у него сладкая, всегда такой была... Олег, шумно выдохнув, сам целует его, даже намекать не надо. Касается губ, задевает гладко выбритой челюстью, влажно проводит языком, и Вадим, перевернувшись на спину, затаскивает его на себя. Олег на миг оглядывается на распахнутую дверь — словно солнышко появился в проеме и смотрит на них, — но там пусто. Они будто одни в квартире, из другой комнаты, плотно закрытой, не доносится ни шум серверов, ни кондиционера, выкрученного на режим арктики. Олег возится, устраиваясь удобнее, и член его — еще не камень, но уже и не такой уж мягкий, — проезжается по животу Вадима. Уложив ладони ему на задницу, Вадим подталкивает его чуть ниже. Ага, вот так, Волчик, чтобы нам обоим было приятно... Потираются друг о друга через два тонких слоя ткани, целуются, и Вадиму от него стонать в голос хочется — от этого запаха лосьона после бритья, от гладкости кожи, от мятного дыхания, от ставших острыми сосков, как же он ими в грудь тычется... Вадим тискает его ягодицы до боли, наверное, а Олег стонет в губы, сжимает плечи. Твердеет. — Что, ждем солнышко? — шепчет Вадим, ухмыляясь. Олег коротко выдыхает носом. Выгибается в пояснице, прижимаясь членом сильнее, и Вадим животом ощущает намокшее от смазки пятнышко на ткани его нижнего белья. Олег молча тянется под соседнюю подушку за почти закончившимся тюбиком — надо сказать солнышку, чтобы новых заказал, — а Вадим приспускает резинку его трусов под ягодицы и говорит, не удержавшись: — Как же тебя просто развести. Балдею... Разведи ножки пошире. Олег, цапнув его зубами за плечо, хрипло говорит: — Ты кого угодно разведешь, когда тебе крышу от желания рвет. Вадим его так и не раздевает. Лезет пальцами под просторные семейники, проведя по бедру, касается его нежной кожи в самом укромном местечке, и Олег разводит колени в стороны, лежит на нем, потирается членом о живот, виском — о плечо, и едва слышно постанывает, пока Вадим проникает в него. Любит его дурацкие трусы ярко-красного цвета — почти как шорты солнышка, только не обтягивают, а болтаются свободно, да в них можно вообще что угодно делать, хоть два кулака засунуть, не то что пальцы в тесную дырочку... Олег выгибается, подставляется ему, обнимает за шею. Наконец Вадим, оттянув семейники в сторону, просит: — Сядь. Олег, коснувшись его губ, выпрямляется. Вадим так и держит его трусы за край, любуется, как натягивает его член ткань, как темнеют яйца, почти вываливаясь... Свои боксеры тоже лишь немного сдвигает вниз и приставляет головку к дырочке. Олег, уперевшись ладонями ему в грудь, легко улыбается и плавно опускается на член. Вадим стонет — не ожидал от него такой прыти. Олег, сев на него сразу, до конца, сглатывает. Вздымается его грудь, топорщится красная ткань. И Вадим, проведя от его груди до бедра, чуть толкается вверх. Олег сам двигается на нем — красиво, неторопливо... Завораживает его грациозность, взгляд прилипает вниз — к скрытому тканью. Семейники трутся о член, прячут все самое интересное, и у Вадима привычно екает в груди от того, как с Олегом все красиво. Неважно, в кровати голыми или у стены в приспущенных штанах, судорожно в душе, когда не хватает смазки, или на кухонном столе, когда он стонет — мы же тут едим... Всегда красиво. И сейчас, когда он танцует на члене, и все почти стыдливо прикрыто, Вадим завороженно глядит, как скользит член в штанину семейников, как тяжелые яйца вываливаются все-таки наружу, как напрягаются бедра Олега. Вадим кладет ладонь на его член и сжимает через ткань, большим кружит по головке — мокрое насквозь... Олег тихо стонет. Стискивает пальцы на груди, перенося вес на руки, и Вадим, не сдерживаясь, подкидывает бедра, трахает его, хрипло дышащего, разгорячившегося, и ласкает через нижнее белье. Краем уха слышит, как вдалеке квартиры открывается дверь, а Олег, наверное, и не замечает, потому что все так же жмурит глаза, так же жмется на члене, бежит дрожь по всему его телу. Вадим не стремится уже проткнуть его членом до самого горла, нет, вот так — неглубоко, чтобы ахал и дрожал от каждого толчка, и член его горел в руке, сочился смазкой. Вадим чуть склоняет голову набок, видит: солнышко застыл и смотрит, приоткрыв рот, прислоняется лопатками к дверному проему. — Тебя звали, — выдыхает Вадим, и слова грубо царапают горло. Олег на нем совсем уже тесный, на пике напряжения. Он все же оглядывается, но тут же склоняет голову вниз, ахает от очередного толчка — и под ладонью Вадима становится горячо от спермы, он все еще сжимает его, потом проводит вверх-вниз, словно протирая красной тканью, а потом — берет за бедра, натягивает глубоко — узко, узко как — и в несколько коротких яростных движений кончает в него. Олег рушится ему на грудь. Член выскальзывает из него. Он вытягивает ноги, тяжело дышит. Только Вадим видит, как по-кошачьи приближается к ним солнышко, присаживается на край постели. Бормочет: — Понимаю, почему звал не слишком активно. Вадим скорее чувствует, чем видит, как скользит ладонь солнышка по бедру Олега. Тот вздрагивает, и Вадим угадывает: аккуратные пальцы уткнулись ему в дырочку, ведут между ягодиц по вытекшей сперме. — Стирать сам будешь, — строго говорит солнышко. — Мой подарок, между прочим, заляпал... Он забирается сверху, садится на бедра Олегу, и Вадим, ощущая его вес, тянется к нему ладонью — вот уж на ком море одежды: брюки, свитер, футболка... — Я ему новые подарю, — говорит Вадим. — Такие, знаешь, где жопа полностью открытая... — Ага. Он их наденет, и я тебя не позову, — с напускной ревностью отвечает солнышко. — Серый, давай уже к нам, — ворчит Олег и зевает. — Тебе уже хватит, может? — хихикает тот и, легонько шлепнув ладонью Олега по заднице, встает. На ходу снимает свитер, идет в сторону ванной. Скоро начинает шуметь вода. Олег опять ложится рядом с Вадимом, лицом к лицу. Поморщившись, стягивает испачканные спермой семейники, сталкивает их на пол стопой. Опять зевает. Вадим, обняв его, шепчет: — Ты можешь спать лечь. Мешать не будем. — А... ты просто меня из игры хотел вывести, — улыбается Олег. Солнышко они все же дожидаются. Вертят его, горячего после душа, между собой, и делят поровну. * 65 — оладик преканонный, R — Страшно хочу тебя, — украдкой шепчет Волков, когда они спускаются по трапу самолета, и быстро уходит вперед, закинув рюкзак на одно плечо, словно они незнакомы. У Вадима екает все внутри: а в прошлый раз Волков упорно делал вид, что между ними просто дружеская дрочка, и как разойдутся пути — так все... Вадим не торопясь заходит во второй автобус. Первый, в который сел Волков, уже уехал к зданию аэропорта. До точки они добиваются разными путями, но к ночи собираются вчетвером в квартире, раскладывают оружие по сумкам, вставляют в новые телефоны одноразовые симки. Волков никак не показывает, что все еще хочет, будто тех слов и не было; Вадим тоже сосредоточен на задаче, прикидывает маршрут на завтра, складывает снайперку в чехол, хотя терпеть не может лежать на крыше и гладить курок, лучше бы в гущу событий... Ладно, в этот раз надо сделать чисто. Постепенно все стихает. Они ложатся спать. Волков — на раскладушке в соседней комнате. И не потрогаешь его, протянув руку, и не посмотришь, спит он или притворяется... Джесси, заняв лучшую кровать у окна, отрубается мгновенно, даже не предлагает отлизать ей, чтобы лучше спалось. Вадим тоже не прочь бы выспаться, но... Но все же тихо идет на кухню. Щелкает забытой Волковым зажигалкой, вспыхивает огонек. Сигарет нигде нет. Да он и не курит... бросил давно и снова травиться не станет. Но вот вдохнуть бы чужой дым... Он стоит несколько минут у темного окна, а потом слышит скрип половицы. Не оборачивается. Шаги совсем тихие, но он их узнает. Приблизившись, Волков почти вплотную встает за его спиной и протягивает пачку сигарет. Выбив одну, Вадим отнимает пачку и кладет ее на подоконник. Зажимает незажженную меж зубов, а по телу скользят ладони, в уши забивается сдерживаемое дыхание, и он хотел бы соврать, что остается спокойным, но колени чуть слабеют. Волков касается его, кончиками пальцев скользит под резинку боксеров, и Вадим прикусывает сигарету так сильно, что того гляди пополам разгрызет. В ягодицы упирается твердо, горячо, он и сам заводится вполоборота. Осознает вдруг, что вцепился в подоконник так, что все вены на предплечьях вздулись. Руки у Волкова холодные. Вадим ловит его ладонь, прижимает к члену — давай, раз хочешь, чего медлишь, всех разбудить собрался?.. Запястье Волкова напрягается, и Вадим убирает руку. Выплевывает сигарету. Поворачивается медленно, неслышно, и почти натыкается на губы Волкова — дашь поцеловать наконец или опять увернешься?.. А тот в одно движение стекает на колени, утыкается лицом в пах, и Вадим едва сдерживает громкий выдох. Действительно, страшно хочет, раз даже не руками... Волков тянет резинку его боксеров вниз, обхватывает раскаленный член губами, и ресницы прикрытых глаз его вздрагивают. Рука сама тянется к его коротким, жестким, словно проволока, волосам, ложится на затылок, и короткий звук срывается все же с губ Волкова — то ли стон, то ли мычание, но звучит одобрительно, и Вадим, упершись ягодицами в подоконник, подталкивает его к себе, насаживает ртом на член поглубже. Олег старается тихо, но дыхание носом все равно шумное, членом он давится, пускает неглубоко, только за щеку, а еще оглушительно громко ходит его кулак по собственному члену. Спалились тыщу раз, отрешенно думает Вадим, но ему уже плевать. Он жестче насаживает Волкова на член, тычется головкой в нежную слизистую его щеки, заполошно хочет отсосать ему, отсосать ему в шестьдесят девять, вылизать, вытрахать языком, пальцами, членом, он хочет с ним всего, но — может лишь кусать губы, пытаясь быть потише. Волков ведь даже целовать его не позволяет. И как ты, сука лицемерная, держишься только, если так бешено хочешь, если так себе наяриваешь, пока сосешь... На голень Вадиму попадают горячие капли спермы, и Волков, содрогнувшись, замирает. Взяв его лицо в ладони, Вадим небрежными быстрыми движениями вгоняет ему в рот, чтобы не расслаблялся, не терял темп, даже касаться рукой ствола не надо — и так кончит... Он, задохнувшись, спускает Волкову прямо в рот, а тот не пытается отстраниться, вырваться, судорожно глотает, с трудом сдерживая кашель и рвотный. А потом — плавно выпускает, встает на ноги, тянется к Вадиму. Тот, размазанный, тянется было в ответ, чтобы ощутить на его губах свой вкус, но Волков ускользает в сторону, хватает из-за спины Вадима пачку сигарет и отступает на пару шагов. Улыбается едва заметно и скрывается в темноте комнаты. Вадим, глубоко дыша, пытается прийти в себя. Вся кухня, кажется ему, пропахла сексом, вот сейчас бы точно закурить, чтобы сбить этот запах... Но он идет в ванную, включает воду. Умыв лицо, возвращается в постель. Утром о случившемся напоминает лишь смятая сигарета, забытая на подоконнике.