выстрелы в молоко

Вадим, открыв шкаф, перебирает пиджаки на вешалках. Касается за плечики — ткань дорогая. И все пахнут стойким парфюмом. Даже если не наклоняться, аромат чувствуется. Крылья носа чуть дергаются — а вот и знакомый запах курева, один пиджачок все-таки Волкова… Он невольно задерживает на нем руку, поглаживает. — Ты где застрял? — слышится недовольный голос рыжика. Вадим оборачивается к нему спокойно — будто и не застукали. Рыжик хмурит брови, и из-за незажившей ссадины на лбу выглядит комично. — Сказал же — возьми на полке любую, — злится он. Вадим, пожав плечами, закрывает дверцу, открывает другую, лезет к одежде, уложенной стопками… Берет нежно-розовую футболку подходящего размера. — Вернешь, — звенит рыжик. — Не-а, — отказывается Вадим. — Себе как компенсацию оставлю. Ждет, что рыжик начнет спорить, но тот лишь гневно раздувает ноздри. Ага, жалко отдавать футболку Олега? А нечего мою было рвать в порыве страсти… — Богато, — кивает Вадим в сторону огромной постели под атласным покрывалом. Подходит к ней, футболку надевать не торопится. — Тебе пора уходить, — совсем ледяным тоном говорит рыжик. Вадим внаглую садится на постель и безмятежно смотрит на него. Здесь они еще не трахались. К себе домой рыжик тоже его неохотно пускал, морозился, снимал отели и отсасывал в машине, пришлось поломать его немного, чтобы перенести свидания поближе к супружескому ложу, вот только их комната с Олегом всегда была закрыта, приходилось довольствоваться перепихоном на диване. До тех пор, пока рыжик, вымотанный, не буркнул: возьми футболку в шкафу. Комната Вадиму не нравится. Дурацкие стены, дурацкая кровать. Впрочем, большая, на такой и втроем кувыркаться можно. Он играет с рыжиком в гляделки, и тот наивно думает, что, если не моргать, Вадим пристыженно согласится уйти домой. Рыжик ломается первым, выдыхает: — Олег скоро вернется. Проваливай. — А ты заставь, — ухмыляется Вадим. Рыжик переступает с ноги на ногу. Еще не оделся — только халат набросил на плечи. Халат, не сомневается Вадим, вместе с нижним бельем отправится в стиралку, как только он ступит за дверь, а сам рыжик — срочно в душ, чтобы смыть с себя чужой запах. — Я не шучу, — отрезает рыжик. — Ладно. Уйду. Но сперва — поцелуй, — ухмыляется Вадим. Почти слышит, как щелкают шестеренки у рыжика в мозгу. Как он решает, пойти на поводу и отвязаться от любовника — или скандалить дальше и нарваться на Олега. Побеждает здравомыслие. Зло выдохнув, рыжик приближается к нему и наклоняется было, но Вадим отстраняется. Похлопывает себя по коленям. Глаза напротив — полыхают от гнева. Таким он заводит еще больше. — Присядь, — хищно говорит Вадим. — А то не по-людски… Рыжик закатывает глаза, но садится к нему на колени, толкает ладонями в грудь, и Вадим послушно падает на спину, кладет ладони ему на талию, скользкую через шелк халата. Рыжик наклоняется резко, мажет сомкнутыми губами по рту, шипит: — А теперь — вон. — Это мы еще посмотрим, — отвечает Вадим и в одно движение перекатывает его на спину, подминает под собой. Рыжик под ним бьется, заряжает в бок коленом, толкает почти ощутимо, ерзает весь в своем скользком халатике, но Вадим запросто с ним справляется, ловит за руки, вклинивается между бедер, рыжику только и остается что крепче ими обхватить и поддаться, а он все равно дергается, кусает за шею чуть ли не до мяса по ощущениям. Вадим только посмеивается. Ага, кусай, борись… чем больше возишься, тем больше времени тратишь, оттягивая неизбежное, а притих бы — закончили поскорее… Рыжик молча и ожесточенно уворачивается от его губ, пытается высвободить руки, выламывая себе запястья, бьет коленями — и совсем слабо стопами. Тяжело дышит. Вадим, придавливая его сверху, почти и не замечает сопротивления, только все сильнее встает член, да и рыжик уже упирается ему в голый живот, оставляя след смазки. — Давай еще раз по-быстрому, — шепчет Вадим. — Где у вас тут все припрятано… — Не здесь, — шипит рыжик. Дергается, почти выбравшись из-под него, но Вадим, подтянувшись повыше, вдавливает его в постель, скользит кончиком носа по его шее, и кожа рыжика покрывается мурашками. — Ну, где? — терпеливо спрашивает он. — Под подушкой, в тумбочке, под кроватью? Мне самому поискать? Рыжик выдыхает ему в ухо. Вадим изгибается, прижимаясь к его члену животом сильнее. — Под кроватью коробка, — сдается рыжик. Держа его одной рукой за плечо, чтобы не вздумал обмануть и вскочить, Вадим тянется под кровать, шарит ладонью, натыкается на прямой угол… Довольный, выдвигает коробку, не глядя ищет в ней смазку. Рыжик еще растянутый, пальцы в него входят запросто, ноги он сам закидывает на плечи. Комкает атласное покрывало и жмурит глаза. Вадим, расстегнув джинсы, лишь немного приспускает их, входит без защиты — похер, он разрешает, хоть и делает потом возмущенное лицо. Нарочито медленно двигается, и рыжик нетерпеливо подается навстречу, цедит: — Быстрее. Вадим склоняется к нему, согнув пополам, шепчет в самое ухо: — Боишься, что Олег застукает? Прямо там, где ты ему про вечную любовь лапшу на уши вешаешь? Щеку обжигает пощечина. Посмеиваясь, Вадим прикусывает белую шею, и рыжик в гневе рявкает: — Без следов! И молча! — А что… неприятно? — выдыхает Вадим, вбиваясь в него по самые яйца. Рыжик стонет, глаза не открывает. Больше не ведется — не отвечает. Сжимает шею ногами, а Вадим хватает его руки и заводит их ему за голову, стискивает запястья, даже, наверное, слишком старается — останутся следы. Ожесточенно толкается в него, все-таки торопится — тоже не хочет объясняться с Волковым и бить ему по морде. Рыжик постанывает под ним, напрягаются все жилы на его руках, пытается высвободиться — но Вадим только крепче держит его руки, держит всего его, контролирует от и до, хоть рыжик и считает, что сам ставит условия, владеет им настолько, что трахает в постели, где он занимается любовью с Волковым, и раз за разом доказывает: блядь, лживая блядь, подстилка, под кого угодно ляжешь, как течная сука. — Шлюха, — шепчет он, и рыжик дергается, как от удара, стискивает зубы на шее Вадима, весь сжимается — а Вадиму лишь это и нужно, он замирает, кончая в него без резинки, пачкая его изнутри так же, как уже испачкал снаружи. Отпускает руки, медленно выходит, садится между его ног. Любуется видом полусогнутых коленей, промежности. Покрасневшими щеками. Вздымающейся грудной клеткой. Шрамом. Он все еще не кончил. Ждет. Бросить бы его такого, недотраханного, чтобы подумал над своим поведением, надрачивая в душе… Но он же не совсем мудак, так, наполовину, на три четверти максимум, а потому обхватывает его член, другой рукой отводит колено в сторону, чтобы развел ноги пошире, и нагло разглядывает его всего, почти любуется. Давно уже не задается вопросом, зачем это рыжику. Пытался спросить — тот лишь плечом дернул и насупился. Давно уже не размышляет, зачем ему самому это. Понятно, зачем. Чтобы потрахаться с огоньком. Чтобы каждый раз охуевать, как рыжик забирается к нему на член, словно его вынуждают, а потом стонет и позволяет себя раскладывать по-всякому, и полирует ртом лучше любых профессионалок, и так течет, что крышу сносит. Рыжик ахает, сперма падает ему на живот. Вадим вытирает ладонь о покрывало, подхватывает с пола футболку Волкова и надевает ее. Получается в обтяжку. Как он любит. Рыжик выпрямляет ноги, поворачивается на бок и сворачивается в клубок. Издевательски взъерошив его волосы, Вадим советует: — Коробку спрятать обратно не забудь. И проветрить. — Без советов обойдусь, — вяло огрызается рыжик. Вадим зачем-то подходит к шкафу и еще раз трогает пиджак Олега. Знает, что рыжик внимательно за ним наблюдает, но все равно притягивает рукав к лицу и глубоко вдыхает — да, парфюм и табак, лучшее сочетание… — Не думай, что ты тут главный, — вдруг говорит рыжик. — Это ведь ты прибегаешь по первому зову. Вадим лишь хмыкает. Уходит, захлопнув дверь, и забирается на этаж повыше. Там садится на подоконник и ждет. Засекает время. Через полчаса Волков поднимается по лестнице, вставляет ключ в замок. Надо же, не соврал рыжик, и вправду времени в обрез было… Вадим не видит отсюда Волкова, зато слышит, как открывается дверь, как он зовет: — Серый… Ответа нет. Рыжик, видимо, в душе. Остается надеяться, что все улики он успел спрятать. Вадим, подождав еще немного, словно мог бы услышать из-за стальной двери крики скандала, все же спускается вниз. Слишком уж Волков дорожит своим ненаглядным. В любое пекло за ним лезет. Может, дойдет до него наконец, что тратит время не на того. Однажды же должно что-то щелкнуть. А пока, думает он, разложу рыжего на их кровати во всех позах в ближайшие дни, и пусть только попробует запротестовать…