выстрелы в молоко

101 — оладик, Вадим помогает Олегу восстановиться после пяти пуль и грустит — Так нормально? — тихо спрашивает Вадим. Олег, со стоном устроившись на боку, отвечает сипло: — Нормально. И закрывает глаза. Вадим стоит еще перед ним несколько секунд, смотрит, не исказится ли болью лицо, и идет в душ. Все вокруг в воде — Олег, несмотря на раны и скованные движения, упрямо моется и промывает раны сам, Вадиму позволяет только заклеить их повязками и пластырями. Разрешает готовить ему. Разрешает помогать дойти до кровати — все еще ослаблен. Вытащить из госпиталя его, раненого, было просто, найти крошечную квартирку, чтобы не привлекать внимания, — минутное дело, а вот находиться рядом с ним, видеть больным, просыпаться от того, что он стонет во время кошмаров, — невыносимо. Прикосновения к нему обжигают, а совсем не трогать — невозможно. Вадим возвращается в кровать, ложится на край, укрывается вторым одеялом. Пока что Олег спит. В последние пару ночей он просыпался от боли, и Вадим колол ему обезбол. Зато не кошмары. Пусть лучше боль… И как назло — пока он дышит рядом, разгоряченный до лихорадки, лезут некстати воспоминания, как он мерз во сне, но стоило его обнять — тут же переставал тянуть одеяло к носу. Каким он был сильным, и перебороть его в постели в шуточном бою было совсем не просто. Каким он был наглым — никогда не говорил, что влюблен, но целовал пылко, а утром приносил завтрак в постель. Вадим слишком хорошо помнит, как они занимались любовью, как Олег вставал на колени и выгибался перед ним, подставляясь, как он таял, когда Вадим проводил языком между ягодиц и ласкал там, толкаясь все глубже. Все это — засечки прямо на мозге, шрамы навсегда. Вадим опять скользит рукой в трусы и сжимает член. Дрочит не на него — как на него, такого хворого, дрочить. Грешно даже немного. Нет, дрочит на воспоминания, растревоженные близостью. На то, как они утром оставались в постели, трепетно касались друг друга лишь руками, но внутри все замирало от желания. На то, как Олег мучительно долго облизывал член перед тем, как взять в рот. На то, как Олег сидел у него на коленях и, дурачаясь, кормил с руки крошечными профитролями, которые сам и приготовил. Да на все подряд, если честно. На все, что с ним связано. Член горит, и страшно хочется подкатиться к Олегу, приспустить на нем нижнее белье, ткнуться головкой между ягодиц, целовать шею. Но нельзя. Они ни о чем не разговаривали. Олег попросил помочь — Вадим прилетел. Вот и все. Словно между ними никогда ничего не было. Олег со стоном переворачивается на спину, и Вадим сбавляет обороты, скользит кулаком по члену медленнее. — Я слышу, — хрипло говорит Олег. — Ну извини. Я мужчина в самом расцвете сил. Мне каждый день надо, — с нарочитой ухмылкой отвечает Вадим, хоть ее и не видно в темноте. — А мне пока вообще не хочется, — зачем-то говорит Олег. — Либидо на нуле. — Так ты еще болеешь, какое тут либидо. Вадим все медленнее двигает рукой, вяло подрачивает опадающий член. Вот собака. Сам никак — и другому малину испортил. Вадим прячет член в трусы, вытирает ладонь о простыню. Все равно уже сегодня не получится у него под боком подрочить, погрузившись в его дыхание, в его запах. Тянется к Олегу и целомудренно касается губами сухого горячего лба. Олег тяжело вздыхает. Он-то, может, и засыпает, вроде бы не притворяется. А вот Вадим до рассвета буравит потолок взглядом. * 102 — дракоразум с намеками на все остальные пыринги Сереже мало. Ерзает на бедрах, трется о член задницей, хотя только кончил, и нетерпеливо царапает грудь. Вадим, взяв его за талию, переворачивает, нависает сверху. Толкается в него, растраханного, пальцами, и там так горячо, так скользко от смазки и спермы… Сережа стонет. Пока только пальцами. От пальцев он воет и извивается, выгибается, пытается насадиться глубже, в него ладонь запросто входит до самых костяшек, в него бы и кулак, наверное, вошел… Но терпения не хватает, и Вадим входит в него членом — все так же без резинки. Садится на пятки, Сережу натягивает на себя, держа за бедра. Возит его по простыне, уже напрочь сбитой, и долбит так, что тот почти вскрикивает от каждого проникновения. От марафона член почти потерял чувствительность, кончить еще раз сложно, придется долго с ним… Зато Сережа, обхватив пальцами головку, трет уздечку, и его уже трясет крупной дрожью, он сжимается весь, стонет в голос, округляя яркие губы. На щеках у него — лихорадочный румянец. Понятно, почему он пару раз в неделю стабильно выходит на связь. Даже если Волков его нормально трахает, одного ему все равно не хватит… Сережа с криком кончает, в нем становится теснее. Вадим заканчивает ему на лицо. Когда Сережа после душа одевается и смотрится в зеркало, Вадим, натянувший спортивки на голое тело, подходит к нему сзади и проводит пальцами по следам на шее. Ухмыляется: — Домой-то тебя с таким пустят? — Пустят, — снисходительно отвечает Сережа. — Дома знают о моих… потребностях. И разрешают. — М-м… — Вадим обнимает его за талию. Расстегивает его ширинку — хочется полапать напоследок. Сережа замирает, но не отталкивает, и Вадим обхватывает его чистенький после душа и мягкий член. — А дома в курсе, что твои потребности — это я? — Это наш с тобой маленький секрет, — подмигивает Сережа через отражение. Немного твердеет в руке. Вадим проводит носом по его шее, глубоко вдыхает. Вкрадчиво говорит: — Так может, нам объединиться домами. Тебя с двух сторон зажать. Кончить и в твою сладкую попку, и на твое очаровательное личико… Сережа морщится: — Поработай над лексикой, вообще не заводит. Но судя по его члену в руке — лексика ему в самый раз. Вадим прикусывает тонкую кожу на его шее, оттягивает. Отпускает и говорит: — Ты подумай. Втроем. Тебе точно понравится. — Вряд ли, — отводит он взгляд. — Олег… он только со мной. С тобой он не захочет. Вадим хмыкает. Отпускает его привставший член, застегивает ему ширинку. А раньше Олег с ним очень даже хотел. Но вслух ничего не говорит. Пусть у него тоже будет маленький секрет. И выпроводив Сережу, подумывает, не написать ли Волкову. Ну, там, привет. Как дела. Не хочешь ли потрахаться по старой памяти, раз твоя домашняя шалава себе такое позволяет. Но на сегодня откладывает. Сегодня его Сережа и так укатал… * 103 — оладик, R Вадим неожиданно шумный. Рычит, вбивая в койку, постанывает на излете, шумно дышит в ухо и бормочет после: — Сокровище, ты просто сокровище… Олег сдерживается. Прикусывает то губу, то предплечье, когда сверху опять наваливается тяжесть разгоряченного тела, но все равно по-дурацки всхлипывает, когда Вадим вылизывает ему ухо. У них так и происходит постоянно: Вадим выпаливает да-да-да-а-а, когда Олег опускается перед ним на колени, а Олег стоически сцепляет зубы во время ответной ласки. — А в части тебя не заткнуть было, — шепчет Вадим. — И кровать не так застелена, и берцы воняют, и вообще, хватит в меня тыкать членом… — Не было такого, — вскидывается Олег. — Извини, опять перепутал грязные фантазии с жизнью, — ухмыляется Вадим. Отсасывает ему в машине на парковке, пока рядом ходят с тележками люди, и Олег хочет не только потерять голос, но и вовсе исчезнуть, стать невидимым. Ладонь прокусывает чуть ли не до крови. Хамить Олег начинает ко второй неделе: — Тебя тарелки мыть не научили родители? — У меня хотя бы были родители, — ржет Вадим, открывает кран, вода льется на столовую ложку, забытую в тарелке с засохшей гречкой, и брызги летят во все стороны. Взбеленившись, Олег хватает его за ворот футболки, тянет на себя под треск ткани, в одно движение разворачивает и толкает к стене, заламывает руку. Хватает ртом воздух. — Хочешь жестко? Давай, — загорается Вадим. Вода так и брызжет, доводя до белого каления. Вадим шепчет: — Можешь называть меня папочкой. И притирается задницей. Да похер на эту воду, пусть хоть всю кухню зальет… Потом, потирая плечо, Вадим моет посуду, и тарелки больше в раковине не копит. Нарывается в постели, кусая, и Олег дает ему звонкую пощечину, а Вадим ловит его запястье и заводит руку за голову. Борются ожесточенно, яростно, член стоит колом, и Вадим чудом берет верх на мгновение — уткнув лицом в подушку, вбивается между бедер, и тогда Олег капитулирует, стонет от жара ствола на чувствительной коже. — Принцесса-то не немая, — радуется Вадим. Хочется дать ему локтем по носу и скрутить. А потом Вадим нежничает, зализывает все темные следы на шее, полукружье по форме зубов на бедре, извиняется за синяк на ребрах — заигрался… Лезет языком в рот, а потом и в задницу, и Олег кусает подушку. — Хочу, чтобы ты орал со мной, — говорит Вадим однажды. — В окно на алкашей? — фыркает Олег. — В постели, Поварешкин. Что мне сделать? Олег долго смотрит на него, на улыбку в глазах, а губы — неподвижны. Бормочет: — Да ты все уже сделал. И отпускает себя в эту ночь, и стонет с ним, и любит. * 104 — оладик, NC-17 — В Китай? Шутишь опять? — фыркает Олег. Вадим прикрывает глаза и прижимает телефон ближе к щеке, словно может через расстояние ощутить его дыхание. Отвечает: — Когда я с тобой шутил? Ну, может, замуж не всерьез позвал, а остальное… Олег молчит. Вадим запросто представляет, как он, прислонившись плечом к дверному косяку, выжидает — его любимая тактика: взять паузу, чтобы собеседнику стало некомфортно, и слова из него посыпались сами собой. — Во что ты одет? — спрашивает Вадим. — Прекрати. Вадим устраивается на диване удобнее, разваливается, шире расставив колени. Начинает: — На мне красная футболка и джинсы. Те, с порванной коленкой. Олег хмыкает. Помнит, конечно, как позорно Вадим навернулся, когда нес из магазина ящик пива, — кто же знал, что асфальт весь в ямах? За ящиком не видно… Вадим сам припоминает этот момент, чтобы Олег потерял бдительность. И Олег хватает наживку, мягко говорит: — А я в домашнем. Треники и все. — И под ними — ничего? — спрашивает Вадим. Расстегивает ширинку и мнет член через ткань нижнего белья. — Ничего, — подтверждает Олег. — У тебя рука уже в штанах? — Даже в трусах, — говорит Вадим и скользит ладонью по животу вниз, по дорожке волос, забирается кончиками пальцев под резинку боксеров. Олег выдыхает. Звук ласкает Вадима. Он, все еще с закрытыми глазами, представляет, как Олег думает о нем и тоже тянется к паху, тискает член через спортивки, и встает у него запросто, у него всегда так быстро встает… Дыхание Вадима тяжелеет. Не таясь, шумно дышит в трубку в такт движениям кулака, и плоть твердеет в ладони. — Ты серьезно? — понижает голос Олег, словно не один. — Черт, Вадим… Хлопает на том конце провода дверь — будто он заперся в туалете. — Говорю же — я никогда с тобой не шучу. — Давай хотя бы по видео, — предлагает Олег. — Нет, давай так. Скажи… скажи, что хочешь меня, — просит Вадим, хотя в голову сначала пришли совсем другие слова. — Хочу, — тихо отвечает Олег. — Хочу снять с тебя джинсы и… — осекается. — И сесть на колени между ног, — заканчивает за него Вадим. Почти ощущает, как Олег сидит перед ним и тянется к члену, почти чувствует его дыхание, когда обхватывает под головкой. — И взять в рот, — шепчет Олег. — Глубоко, чтобы до рвотного… — Люблю твой рот, — зачарованно отвечает Вадим. — Твой маленький жадный рот… Все быстрее скользит кулаком по члену, ствол в руке горячий и твердый, а кожа ладоней — грубая, не то что нежный язык, не то что слизистая щеки, и взгляд этот щенячий, поплывший… — Пришли фотку, — выпаливает Вадим. Олег отключается. Сразу же прилетает фотография — член в кулаке, капля смазки стекает по головке, и вправду — в одних трениках, без трусов, сидит на закрытом унитазе, темнеют волосы в паху. Пальцы по буквам не попадают, и Вадим перезванивает. Не прекращая движений, рычит: — Лицо пришли, а не дикпик. Олег посмеивается: — Забыл, какой ты романтик. Все же отправляет — едва заметная улыбка, растрепанные, словно после сна, волосы, глаза — как же тепло он смотрит… Глядя на него, Вадим прикусывает губу, представляет тысячи вариантов — как кончает ему на лицо, как проводит членом по щеке, как толкается ему в рот, как возит головкой по языку, а потом — как целует его, целует жадно, до спазма в груди, и его накрывает, размазывает в кашу, как от лобового столкновения, сперма заливает ладонь. Отдышавшись, перезванивает. Слушает дыхание Олега, искушает: — Как же хочу тебе отсосать. Сначала отсосать, потом вылизать, языком тебя вытрахать, чтобы ты в голос стонал. И войти в тебя сразу, пока ты от слюны мокрый. Я бы тебя к кровати привязал, чтобы ты только моим был… Олег глухо стонет. А когда стихает, Вадим повторяет почти забытую просьбу: — Поехали со мной в Китай. Работа будет. Я за тебя поручусь. — Какой еще Китай, — выдыхает Олег. — Не поеду… И Вадиму завыть хочется. * 105 — оладик, R Вадим только касается бедра — легонько, невзначай, через ткань брюк, — а у Олега уже бежит дрожь к самому сердцу. Он коротко переглядывается с Вадимом, и тот ухмыляется, а потом натягивает на лицо балаклаву. Олег делает то же самое, проводит ладонью по автомату, висящему на шее. И начинается: выломанная дверь, очередь в потолок, визг, топот ног в берцах, огненный танец богини смерти в брызгах крови, ковер из мертвых тел. Вадим выбивает еще одну дверь, отшвыривает в сторону попавшуюся на пути проститутку, прицеливается, но Олег быстрее — стреляет из-за его плеча. Вадим оборачивается к нему с укором в глазах, и Олег улыбается ему — тоже одними глазами. Извини. Не удержался. Отработаю. Уезжают, бросают тачку, пересаживаются в другую, меняют снова, наконец добираются до точки и оставляют одежду с чужими росчерками крови, бережно пакуют оружие, опять — в автомобиль... Олег думал, что это ему не хватает терпения, но нет — Вадим с пассажирского щупает за бедро, распаляет, лезет к ширинке. Олег отталкивает его руку — на дороге темень и сплошные повороты, куда ты?.. Вадиму плевать, он вжикает молнией, кладет руку на член. Съехав по спинке сидения пониже, касается себя между ног. К Олегу больше не лезет — просто держит ладонь в паху, а у себя расстегивает ширинку, вытаскивает член из трусов, медленно водит кулаком. Сперва Олег хочет возмутиться, но в горле ком встает. Украдкой поглядывает, как мелькает между пальцев головка Вадима, и член Олега под его расслабленной ладонью напрягается сам собой. Олег даже не ищет себе оправданий: подсел. Нет, всегда был таким. Хотел ярко и кроваво, рискуя зазря, чтобы до оглушающего рева крови, чтобы неправильно и грязно, чтобы заказчик, передавая сумку с наличкой, сморщился: зачем так шумно? Чтобы потом трахаться в толчке аэропорта, встав коленями на опущенную крышку унитаза — иллюзия, будто в кабинке один человек, в которую все равно никто не поверит. Вадим в миг оргазма все-таки не сдерживается — сжимает ладонь на твердом члене Олега, и въезжая в освещенный тоннель после черной дороги, Олег на долю секунды слепнет, втягивает воздух через сцепленные зубы. На миг касается загривка Вадима — и тот тут же нагибается, ловит член ртом, скользит языком по плоти. На резком повороте прикусывает, и Олег шипит, а потом едва не выруливает на встречку, чудом ухитряется увернуться от мчащей в лоб легковушки. Вадим сглатывает и, довольный, разваливается в кресле. — Ремень пристегни, — произносит Олег первые слова за поездку. — Ты такой заботливый, — хмыкает Вадим. — Поздновато спохватился. И вправду: почти приехали. Прежде чем бросить тачку на стоянке, Олег хватает Вадима за воротник рубашки и целует, царапая его щетиной. Вадим стискивает его запястье. Смеется в губы: — А был таким скромником. И пожирает Олега в своей сумасшедшей страсти. * 106 — дракоразум, PG-13 Сережа впервые остается у Вадима на ночь. Когда они, успокоившись, уже устав от силы взаимного притяжения, стихают, гасят свет, в квартире становятся различимы звуки с улицы от открытого окна. И Сереже среди них не по себе. В его высотке не слышно ничего, кроме свиста ветра, а здесь, на третьем этаже, — каждое слово, сказанное случайным прохожим, каждый шорох брошенной на асфальт обертки становятся оглушительными. Вадим за спиной мерно дышит и лежит горячим камнем, закинув одну руку Сереже на талию, и уже, видимо, спит. Дурацкая идея, тоскливо думает Сережа. Надо было, как всегда, взять такси и уехать. А может, еще не поздно?.. Соврать, что забыл взять контейнер для линз, и выскользнуть на улицу. Сережа крутит эту мысль в голове и почти решается выбраться из-под руки Вадима, чтобы для вида посетить ванную, для подкрепления легенды, но едва он начинает шевелиться, как Вадим притягивает его к себе, утыкается носом за ухо. Бормочет: — Котенок, не уезжай. У Сережи привычно все плавится в груди от ласкового слова. Его так никто никогда не звал. Серый, Сергей, Серега, осторожное "Сереж" от девочек, с его именем вечно проблемы — сокращенное звучит слишком по-детски, прозвища — грубо. У Вадима с этим проблем не возникло: назвал рыжиком, когда их познакомили, насмешливо и тихо сказал "малыш", когда в первый раз обнял и прижал к стене, а потом перебрал все оттенки кошачьих, и никому другому Сережа не позволил бы таких глупостей, но Вадиму... Вадиму он почти сразу дал карт-бланш. Вадим невесомо целует шею, трется щекой о голое плечо. И в его объятиях все отходит на второй план. Нет больше звуков с улицы, не раздражает непривычно мягкая подушка, не хочется отнять одеяло и завернуться в него одному. Сережа кладет ладонь на руку Вадима. Расслабившись, шепчет: — Никуда я не уеду. Вадим стихает. И Сереже сон забирается под веки, смыкаются глаза. А утром он забывает, как хотел сбежать, утром у них — ленивые ласки в кровати, неспешный завтрак с кофе из турки и бутербродами, мечтательные взгляды глаза в глаза. Это все серьезно, наверное, думает Сережа. Это все, наверное, по любви. * 107 — сероладик, R Натянутые выходят отношения: оба ревнуют Олега. Ничуть не отрицая влечения друг к другу, они оба пытаются перетянуть на себя одеяло. Сережу до зубовного скрежета бесит, когда Вадим наклоняется к Олегу и целует его — легко, просто проходя мимо дивана, они даже одеты; а Вадим стреляет злым взглядом, когда Сережа забирается к Олегу на колени и загораживает ему вид на телевизор, где блогер в белой шапочке вещает, как правильно собрать торт. Цапаются по мелочам: забытые в зале носки, сунутая в шкаф с чистым бельем пропахшая потом майка. Сережа бросается на Вадима разъяренной кошкой и сует ему эту майку в лицо, а Вадим с насмешкой хватает его запястья и запросто удерживает за руки, и только тогда злость переплавляется во что-то иное. Олег, проходя мимо, замечает, что он им, в целом, не нужен… И они тут же доказывают обратное, словно пытаясь выяснить, как же ему больше нравится: сверху, когда Сережа распластан и громко, почти наигранно стонет, или же снизу, под Вадимом, рычащим при каждом толчке. До сих пор Олег не раскалывается. Перетекает от одного к другому, они вертят его между собой, доводя до исступления, а потом переглядываются — и валятся плашмя в кровать, потому что сил после показательных выступлений уже не остается. Ссорятся с криками из-за пустяков так, словно не их Олег однажды застукал в тачке с членами друг друга в руках. Словно это он их вынудил сосуществовать вместе, а не Сережа с почти остановившимся от ужаса сердцем умолял его простить, а Олег, придя в себя, бросил, что он все прекрасно понимает, его Вадим тоже будоражит до дрожи. Но не клеится. Фантазии расходятся с реальностью. Сережу вымораживает от того, как Олег плавится от прикосновений Вадима, а Вадим смотрит на него неподвижным взглядом рептилии, когда Сережа танцует на бедрах Олега. Первым не выдерживает Олег. В искрящейся напряжением тишине вечера, пока они еще не решили, пора ли пойти в кровать, он говорит: — Потрахайтесь уже. — Мы трахаемся, — ворчит Вадим, — почти каждый день трахаемся. — Со мной, — уточняет Олег. — А вам нужно переспать друг с другом. — Мы спали, — нервно отвечает Сережа. Нет, не спали, поправляет он себя. Сосались до полного отказа лицевых мышц, терлись друг о друга, отталкивали — ошеломленные тем, что творят. Не выдержали лишь однажды — Вадим подвез его до дома, и глупые руки сами потянулись к его ширинке, а Вадим — в ответ, и его жесткая ладонь на члене была верхом блаженства, пока снаружи в окно со стороны пассажирской двери не постучал Олег. Не спали. — Больно надо, — хмыкает Вадим. — Он орет и имитирует. — Ну извините, — начинает привычно злиться Сережа, — я полностью отдаюсь эмоциям. В отличие от некоторых. Сверлит Вадима взглядом, и тот, в кресле наискосок от дивана, скалится. Ладонь Олега соскальзывает со спинки дивана на бедро Сереже, поддевает шорты. Перемещается на член, и Сережа победно улыбается Вадиму. Тот никак не демонстрирует разочарования, держит ухмылку. — Хочешь же, — укоряет Олег непонятно кого из них. — Завелся от трэш-тока. И рука его ложится на привставший член приятным теплом. — От твоих поползновений завелся, — фыркает Сережа. — Я всегда завожусь, когда на тебя смотрю, Поварешкин, — хрипло говорит Вадим. И снова сталкиваются взглядами, почти начинают спорить: он сказал это мне, нет, мне… Олег, убрав руку, подталкивает Сережу между лопаток, а Вадим сам поднимается с кресла, словно хочет перехватить инициативу, забрать Олега себе. Сережа оглядывается на Олега, но тот, скрестив руки на груди, пожимает плечами: — Я сегодня отдыхаю. Вы сами по себе. — Тогда я в душ, — спокойно говорит Вадим. — Я первый, — спорит Сережа. Обгоняет его, сталкивается с ним в проеме двери, и Вадим легко оттесняет его. Сжав его плечо, Сережа рывком дергает его на себя, а Вадим перехватывает его запястье. Смотрит четко в глаза. У Сережи от ярости раздуваются ноздри, горит лицо. До белого каления доводит хватка на руке — не вырваться. Слишком сильный. Это однажды в бывшем приятеле Олега и понравилось. Сережа, стиснув челюсти, сгребает в кулак ворот его футболки, тянет к себе, цедит: — Это мой дом. И я диктую правила. — А как же законы гостеприимства? — хмыкает Вадим. Склоняет голову к Сереже, словно помогая тянуть за ворот, и почти сталкивается с ним носом. Сережа выдыхает, а в ответ ему опаляет губы. Разом вспоминаются все поцелуи, будто украденные, член встает сильнее. — А я тебя в гости не звал, — шипит Сережа ему в губы. — Ага. Сразу пожить пригласил. Вадим смеется над ним, и Сережа всю силу вкладывает в толчок, всем телом прижимает его к стене, по инерции вбивается в него — и чувствует, бедром чувствует возбуждение. На миг прикрывает глаза — а Вадим уже кладет ладони ему на ягодицы, притягивает ближе. Сережа тихо стонет. Проводя кончиком носа по его волосам, Вадим жадно вдыхает. Шепчет: — У Олега уже рука в трусах. Сережа не верит. Оглядывается — и замирает. Олег, сев полубоком в угол дивана, широко расставил ноги и мнет себя, запустив руку в домашние спортивки. Взгляд его плывет. А Вадим резко подхватывает Сережу на руки, и Сережа машинально сжимает его талию бедрами. Дуреет от легкости, с которой Вадим его поднял и понес к дивану. Плавится от того, как аккуратно он присаживается, поддерживая Сережу одной рукой за талию, другой — под ягодицы. Разбивается от того, как Вадим смотрит в глаза. И не выдерживает. Бросается на него, кусая губы, зарывается пальцами в короткие волосы, шарит ладонями по телу, по стальным мышцам, стонет ему в рот. Совсем как тогда, в машине, когда крышу снесло наглухо. Почти одновременно с ним тянется к члену, пляшущими от возбуждения руками приспускает его штаны вместе с трусами, а Вадим идеально зеркалит, и прикосновение его влажной от смазки головки к Сережиной обжигает. Сережу оглушает от яркости оргазма, даже голова кружится. Он, всхлипывая, кончает в руку Вадиму, на одних рефлексах продолжает полировать ладонью его ствол, и Вадим, кончая, прикусывает ему шею до боли. Тяжело дыша, Сережа ищет его губы, и Вадим рывком валит его на диван, затылком — на колени Олегу, накрывает собой. Словно во сне, Сережа ощущает пальцы Олега на щеке, на уголке губ, во рту. Пальцы, испачканные спермой. Он облизывает их жадно, а потом отпускает, и их берет в рот Вадим. Извернувшись, Сережа оглядывается на Олега, смотрит снизу вверх. И впервые за последние несколько недель не екает болезненно внутри, хоть Вадим и вылизывает ладонь Олега. — Я был прав? — шепчет Олег. — Всегда прав, — шелестит Сережа. И в эту ночь Олег смотрит на них, а они — никак не могут насытиться друг другом. * 108 — оладик, NC-17 — Осмелел? — усмехается Вадим, когда Волков толкает его в подсобку. У Волкова лицо такое, будто прямо сейчас ударит. Он упирает ладонь в плечо, подталкивает к стене, и Вадим, нарочито ухмыляясь, чтобы выбесить, ждет, что же Волчонок предпримет. А так трогательно вспыхивал и угрюмился в ответ на бесстыдные подкаты на грани хамства… — Испугался? — цедит Волков. Ладонь его соскальзывает с плеча на стену повыше, и удерживает локтем, уткнувшимся в грудь. Глаза его так близко, что Вадим различает чуть заметные рыжеватые крапинки на радужке. Его дыхание едва ощутимо касается губ. Вадим не собирается делать ему подарок и подставляться, хотя внутри начинает гореть — Волков действует на нервы, триггерит все рецепторы вот уже пару месяцев, и Вадим его почти ненавидит, потому что не может схватить и ткнуть носом в койку. — Чего мне бояться, — тихо, пропуская в голос едва заметную угрозу, отвечает Вадим. — Давай, бей в морду. Или чего ты там хотел. И позволяет себе первое прикосновение — обхватывает запястье Волкова, словно хочет отстранить его руку, впечатавшую в стену. Волков тоже полыхает, как температурный. Вадим крепче стискивает пальцы, а телом — расслабляется, небрежно прижимается лопатками к стене, ставит дальше опорную ногу, скользя по бедру Волкова своим, и тот шумно выдыхает. Смотрит в глаза, на миг соскальзывает на губы — и обратно. Резко касается другой рукой ширинки, и Вадим не стесняется — ага, привстало, пощупай, ты же любишь члены, хоть и не признаешься в открытую. Ладонь Олега замирает между ног. Вадим, оскалившись, издевательски кладет ладонь ему на загривок, притягивает к себе, прижимаясь к его лбу своим. Шепчет: — Зассал. И Волков, мигом взбеленившись, рычит в губы, судорожно расстегивает ремень Вадима, сильнее давит острым локтем в грудь. От его возни прошивает от кончиков пальцев ног до макушки, и резко перестает хотеться с ним играть и заигрывать, хоть прямо сейчас ноги раздвигай — и подставляйся, и жалобно роняй стоны, уткнувшись лицом ему в шею… Вадим удерживает хмурую мину, словно все это происходит не с его молчаливого разрешения, и Волков так же мрачно глядит в ответ, а ладонью — обхватывает раскаленный член. Вадим все-таки допускает слабость — выдыхает, прикрыв глаза. И Волков пользуется: вбивает бедро между ног, стягивает брюки с бельем пониже, задницей Вадим касается щербатой холодной стены. Член в кулаке Волкова горит. — Что, — шепчет Волков злорадно, — поплыл? — Пошел ты, — выдавливает Вадим и кое-как фокусирует взгляд на нем. Смотрит в глаза, пока Волков медленно полирует член. Смотрит на губы, пока Волков обводит большим пальцем сочащуюся смазкой головку. Смотрит на белую полоску зубов, показавшуюся в насмешке, пока Волков с оттяжкой проводит вниз, и яйца скручиваются в узел. Выебу, отрешенно думает Вадим. Разверну спиной, поставлю раком и выебу, буду трахать, пока он на члене не кончит, пока на заднице не останутся синяки от пальцев. И от мыслей он возбуждается еще сильнее, до неприличия быстро и крепко, и от жесткой ладони Волкова бьется пульс везде, особенно в паху, сжимается задница, словно в предвкушении, хотя никто ему ничего не обещал. Он все стискивает запястье Олега, держит руку на его загривке, хотя стоило бы сделать ответный ход — схватить его за член, чтобы он потерял самообладание, но Вадим и так едва себя контролирует, того гляди — вцепится в губы поцелуем. А Волков все быстрее отдрачивает, вывернув запястье, и дышит коротко и часто. Вадим, глядя на него, уже ничего не представляет — только рассматривает его лицо во всех деталях, его черные ресницы и черные точки щетины, и накрывает все сильнее. Он сдвигает ноги, теснее зажимая между них бедро Волкова, и разом понимает, что это его Волков мог бы сейчас нагнуть и трахнуть — Вадим точно не стал бы сопротивляться и доказывать, кто должен быть сверху. Волков оттягивает кожу с головки, сжимает у основания крепче — и Вадима окончательно захлестывает, он, сквозь стиснутые зубы застонав, упирается лбом в плечо Волкову, кончает фейерверком, капли спермы остаются на их майках. — Еще одна шутка про мою девственную жопу — и тебе конец, — вкрадчиво говорит Волков и вытирает ладонь о бедро Вадима. — Что — конец? Выебешь? — криво тянет улыбку Вадим. Волков отступает от него на шаг и встряхивает ладони, словно от воды. Вадим залипает на упругую выпуклость в районе ширинки. Рот наполняется слюной. — Мне кажется, или ты спросил это с надеждой? — фыркает Волков. Разворачивается, тянется к двери. Вадим, рывком натянув штаны, даже не успевает их застегнуть. Хватает Волкова за талию, притягивает к себе. Шепчет: — И куда ты собрался? Спускает ладонь, сжимая его между ног, и чувствует, как напрягся всем телом Волков, готовый вырваться, но Вадим не дает ему ни единого шанса — впечатывает щекой в дверь и по-хозяйски шарит у него в штанах, пока Волков в кровь кусает губы. * 109 — оладик с дерзким Олегом, NC-17 — О… Олег, — задыхается Вадим, — хва… хватит! Выпаливает, краснея, как малолетка, а Олег, стрельнув шальным взглядом, на миг выпускает член изо рта, улыбается хитро и снова касается губами, берет за щеку. Рискует в общей душевой, стоя на коленях перед почти полностью одетым Вадимом, и голову от его наготы сносит шрапнелью. Вцепившись ему в плечи, Вадим едва не воет — и злится на себя, ему ведь сотни минетов делали, и получше этого, так почему от Олега так рвет башню, так горят нервы? Олег отсасывает ему наскоро, помогая рукой, и Вадим кончает непозволительно быстро. Олег тут же встает под лейку душа, сплевывает сперму, умывает лицо, а Вадима потряхивает, он кое-как застегивает брюки и затягивает ремень. Отступает на несколько шагов, наваливается спиной на стену и пялится на Олега — голого, мокрого, вода стекает по бедрам, в ложбинку между ягодицами, и рука его торопливо ходит по члену. В душевой жарко становится, даром что вода у них только едва теплая. Вадим тщательно изучает феномен Волкова. Вроде не самый обольстительный и смазливый среди всех, кто снимал Вадима, и не особо приветливый, даже не пытается понравиться. Наверное, это и подкупает: Олег видит, как Вадим от него плывет, и абсолютно в себе уверен, ему незачем заслуживать симпатию. Он не обращает внимания на Вадима на стрельбах, не подсаживается к нему за обедом, закатывает глаза в ответ на шутливый флирт и привычно-армейские пошлые шутки. Только ходит в душ последним, чтобы остаться с Вадимом наедине, и стоит к нему встать поближе — тут же прижимает к стене и, мазнув губами по щеке, опускается на колени. Вадим, в очередной раз дрожащими руками натягивая одежду, пытается привлечь Олега к себе — плевать, что мокрый и останутся темные пятна на одежде, но Олег вырывается, упрямо лезет под душ. Вадим, выдохнув, не выдерживает: — На хрена ты это делаешь? — Что? — фыркает Олег, обернувшись к нему, и опять отгораживается струями воды. Глядя в его коротко остриженный затылок, Вадим говорит: — Сосешь. — Люблю сосать, — хмыкает Олег. — Так всему взводу отсосал бы тогда. Дай в ответ тебе отсосу разок хоть. — Больно надо, — дергает плечом Олег. — Сомневаешься в моих талантах? — удивляется Вадим. Ни разу на его памяти еще никто от отсоса не отказывался. Олег делает вид, что не слышит. Встает ведь у него от того, что он член в рот берет. Каждый раз встает. И отсасывает так жадно, будто вечность мужика не видел. — Поварешкин, — теряет терпение Вадим, — ну что за хуйня, а? Олег, кончив на кафельную стену, моет руки и выключает воду, идет к табуретке, на которую навалена комом одежда. Промокнув тело полотенцем, натягивает трусы. Снисходит до ответа: — Вад, давай на чистоту: ты мне на хуй не сдался со своими сальными шутками и бородатыми анекдотами. Но члену у тебя — охуенный. Он смотрит на Вадима из-за плеча, и становится до смешного обидно. — А мне с тобой диалоги Платона, что ли, обсуждать? — тихо говорит Вадим. — Ты забыл, где находишься? Олег, одевшись, молча выходит. Пошел ты на хуй, зло думает Вадим, просто пошел в пизду. Больше не таскается за ним в душ и не шутит дружески, покрывает его, как и всех остальных, витиеватыми оскорблениями, которые у них, в мужском братстве, считаются нормой, и разок замечает, как от досады дергает уголком губы Олег. А потом их отправляют в разные точки, и встречаются они в одном укреплении лишь через полгода. Олег, только приехавший, смотрит на него слегка оторопело, но вида не подает. К ночи, разместившись, он поднимается со спальника и тихонько идет на улицу, сжимая в ладони пачку сигарет. Вадим ворочается. Ему бы поспать, прошлой ночью он стоял на стреме, от недосыпа он теряет бдительность. Но Олег не дает ему покоя. Здесь — не учебка, в душе не закроешься под конец дня, тут даже ссышь у всех на обозрении в углу укрепа. Но нервы все равно натянуты. Не лучший же минет, напоминает себе Вадим. Техники — ноль, глубокую глотку Олег делать не умеет. А все равно зацепил не по-детски. Выругавшись себе под нос, Вадим рывком встает, накидывает броник и идет за Олегом. Тот курит у двери — в берцах, штанах и футболке. Вадим ворчит: — Тебя проинструктировали. В бронике даже спать. Каска где? Олег отвечает в рифму деланно-небрежно и затягивается чересчур глубоко. Молчат. — Че, скучал по моим сальным анекдотам? — спрашивает Вадим. — Или по чему-нибудь другому? Олег бросает на него взгляд — Вадим понимает это в темноте только по короткому движению его головы. И быстро, воровато Олег касается его ширинки, а Вадим отбивает его ладонь. Выхватывает сигарету, поднесенную ко рту, бросает ее и сжимает челюсть Олега, толкается большим пальцем ему в рот. Олег вдруг поддается — обхватывает палец губами, лижет, и Вадим охуевает, как старательно он ласкает, ему сейчас на загривок надави — и точно отсосет, забив на все и всех. Нехотя Вадим отпускает его. Олег приваливается к пустому дверному косяку — дверь в заброшке давно выбили. — Ладно, — тихо говорит он. — Скучал. — То-то же, — злорадно отвечает Вадим и уходит обратно в расположение, плюхается на спальник. Олег тоже вскоре возвращается, устраивается поодаль. После ротации Олег сам его находит в госпитале, где Вадим отдыхает с ерундовым пулевым — заебался, честно говоря, работать, иначе бы ни за что не позволил себя в больничку отвезти. Олег кладет на живот Вадиму поверх одеяла два мандарина и молчит. Вадим рассматривает его — похудевшего, уставшего. Вполголоса спрашивает: — Отсосешь по-быстрому в толчке? Олег усмехается: — А тебе плохо не станет? Тебя каждый раз после этого колотило, как в припадке. — Какая же ты сука, — зачарованно говорит Вадим. Олег, коротко улыбнувшись, сжимает его ладонь. И когда они запираются в сортире, Вадим толкает его к стене, целует его злой рот, и Олег впервые позволяет залезть к нему в штаны, и в то, как он дрожит в руках, Вадим окончательно и бесповоротно влюбляется. * 110 — оладик, R У Олега мигом дыхание сбивается — а Вадим всего лишь сжал его член через грубую ткань штанов. — Не здесь, — просит Олег, воровато оглядываясь. — Да ладно. К тебе на кухню все заходить боятся. Олег бросает взгляд на закрытую, но не запертую дверь. Вадим ладонью ощущает, как сильно он хочет, завелся мгновенно, Вадим и сам на него реагирует непозволительно страстно, но Олег прав — не здесь. А хочется уложить его грудью на стол, стянуть к щиколоткам брюки, раздвинуть ноги... Олег отходит от Вадима на пару шагов к недочищенной картошке, берет короткий нож. Шумно выдыхает через нос. — Я ведь до тебя доберусь, — вполголоса говорит Вадим. — И что тогда? — быстро спрашивает Олег. Вадим все по его интонации понимает. Не бычит, не пытается поддеть. Всерьез спрашивает. Хочет нервы себе пощекотать. Отшутиться бы, чтобы не мучиться. Но Вадим и сам хочет хотя бы разговором с ним сблизиться, раз иначе не получается. И начинает тихо говорить: — Сначала — раздел бы. Футболку. Берцы. Брюки. Посмотрел бы, как ты стоишь передо мной в трусах и носках. Потом — повалил бы на кровать. Снял носки, медленно, чтобы ты мурашками покрылся от нетерпения... Олег сглатывает. Застыл с наполовину очищенной картофелиной и ножом, смотрит на Вадима не мигая. Вадим и сам не может от него глаз оторвать. Тяжелеет в паху, словно он ощущает, как подрагивают бедра Олега под ладонями. — А потом лег бы между твоих ног, — продолжает Вадим совсем тихо. — Так, чтобы ты член мой почувствовал животом. Какой он большой. Как он крепко на тебя стоит. — Я бы захотел его потрогать, — хрипло говорит Олег. — Ага, полез бы в трусы, взял в кулак... Странно это — глядя друг другу в глаза, говорить о сексе. И не пытаться даже дотронуться. За дверью Вадим слышит топот берцев, на кухню заглядывает старшина, и Олег тут же смущенно опускает глаза к чану с картошкой. — Волков, скоро ужин? — По расписанию, — бурчит Олег. — Жаль, — расстраивается старшина. — Давай сегодня пораньше. А ты чего тут трешься? — прищуривается он на Вадима. — Помогаю, — с невинным видом отвечает Вадим и старается к нему не поворачиваться — иначе спалит стояк. — Ну-ну, — бурчит старшина, — помогатор хренов. Но уходит, ничего больше Вадиму не сказав, — знает, что Вадим филонит, только когда можно. А когда нельзя — четко отрабатывает. — Я бы лег так, чтобы твой член между ног ткнулся, — вдруг говорит Олег, резкими движениями снимая с картофеля шкурку. Вадим представляет чересчур ярко — и крепкие бедра Олега, и как головка будет мазать между ними, и как тело само будет в нетерпении толкаться бесконтрольными движениями. — Я бы точно кончил, — признается Вадим. — И снова встало бы за секунду. — Так уж за секунду, — фыркает Олег — не сдерживает дежурную насмешку. Вадим отвечает серьезно: — За секунду, точно тебе говорю. На тебя — за долю секунды. Олег смотрит на него почти с укором. Вадим взгляда его не выдерживает и прикрывает глаза. Понятия не имеет, когда и где с ним уединиться. Главное, чтобы поскорее, иначе с ума сойдет... Олег тяжело вздыхает, вторя его мыслям. — Ладно, — решает Вадим, — давай нож второй... И вместе с ним превращает картошку в неаккуратные угловатые брусочки, хотя работу на кухне ненавидит.