выстрелы в молоко

121 — оладик, ГАИ!ау, PG-13 Выехав со съезда на автомагистраль, Олег еще издалека замечает знакомый силуэт и поэтому не разгоняется. И точно: гаишник, взмахнув полосатым жезлом, велит ему остановиться. Олег сруливает в карман, ставит машину на ручник и, опустив окно, делает музыку потише. Гаишник подходит к нему, улыбается во весь рот и представляется: — Лейтенант Вадим Драконов, права с собой? Ого. Это что-то новенькое. Прошлый десяток раз, когда гаишник останавливал его, называл только фамилию. А в этот раз даже имя рассекретил. — Вы же знаете, — отвечает Олег, — всегда с собой. Достает из подлокотника права и протягивает гаишнику. Тот осматривает их с обеих сторон, словно не видел до этого. — У вас все хорошо? — спрашивает он, улыбаясь, и мелкий снег падает на его зимнюю форму, присыпает светоотражающие полоски. — В полном, — заверяет Олег. — А у вас? — Были неплохо, теперь стали замечательно, — отвечает гаишник с широкой улыбкой. — Хорошего пути, — говорит он и возвращает права. Дождавшись, пока Олег тронется с места, гаишник отходит в сторону, и следующие машины и фуры не замечает. Олег уже привык, что пару раз в неделю по пути на работу его останавливает именно этот гаишник. Улыбается, проверяет права, желает хорошего дня, смотрит на него и его права каждый раз, словно в первый. Поначалу Олег не мог понять, в чем дело. Проверял, горят ли обе фары, не забросало ли номер грязью, даже посмотрел на страховку — нет, еще действует, так что с его авто не так? А потом смирился и даже ждал, когда будет смена улыбчивого гаишника. Это стало своего рода ритуалом: переброситься ничего не значащими словами, показать друг другу зубы. Тем более что гаишник был красивым молодым мужчиной — высоким, светлоглазым, а улыбка… Олег прибавляет скорость и вздыхает. Да, улыбка у него потрясающая, аж сердце начинает стучать быстрее. Через неделю рождественский снежок превращается в метель. Олег выходит из дома на сорок минут раньше, прогревает и чистит машину, а незадолго до съезда на магистраль заезжает на заправку и берет два стаканчика кофе, ставит их в подстаканники под магнитолой и надеется, что сегодня смена его лейтенанта. Хотя, по большому счету, собачья это работа — стоять в такую вьюгу на посту, остается надеяться, что форма у них теплая, иначе сляжет лейтенант с простудой… Олегу улыбается удача: заметив его неторопливо перебирающуюся на полосу машину, от бело-синей будочки отходит человек и машет ему жезлом. Улыбнувшись, Олег привычно паркуется, приглушает музыку и открывает окно. — Доброе утро, — улыбается ему гаишник — нос и щеки раскраснелись, похож на снеговика. — Права? — Вы же знаете, — отвечает ему Олег и смотрит в глаза. На ресницах гаишника тает снег. Не глядя он тянется к кофе и протягивает стаканчик: — Возьмите. Погода сегодня паршивая, а вы весь день на улице. — Не положено, — с жалостью говорит гаишник. — Я ведь на посту. А в каптерке к обеду остынет. Лучше вы пейте, пока горячий. — Жалко, — искренне расстраивается Олег. — Я вас хотел порадовать. Он ставит кофе обратно. — Музыка у вас мрачная, — вдруг говорит гаишник. — Под такую недолго и в отбойник руль вывернуть. — Не беспокойтесь, не выверну. Олег никак не может задавить улыбку, глядя на гаишника. Он смотрит на него и ловит себя на том, что считает его своим приятелем, хотя ничего о нем не знает, кроме звания и имени, да и разговоры у них все были только о правах и страховке. Олег решается познакомиться поближе: — А вы какую музыку слушаете? — Да всякую, — будто бы смущается гаишник. — Леди Гагу люблю. Только старые альбомы. Бэд романс там, Папарацци… Ладно, езжайте, — он тепло смотрит на Олега. — Только аккуратно. Хорошего пути. — И вам, — брякает Олег, не подумав, и тут же исправляется: — В смысле, хорошего дня. Не простудитесь. — Постараюсь, — сияет гаишник. — Я завтра проверю, — обещает Олег. Уезжая, он лыбится как дурак, и сердце бешено колотится. В следующий раз он поступает умнее. Заваривает в маленьком термосе сладкий чай с лимоном, кладет на пассажирское сиденье и возит с собой. Гаишник останавливает его лишь спустя три дня, и Олег, просияв, здоровается первым: — Доброе утро! Вот, — сует он термос через окно. — Чай. Точно не остынет. Гаишник, изумленный, берет термос и расплывается в улыбке. — А как же мне вернуть его вам? — Остановите в следующий раз — вот и вернете. Олег радуется, что на этот раз гаишник его дар принял. Душа у него поет. Термос он получает обратно на следующий день. Обменивает его на другой, старенький, но все еще держащий тепло, а спустя неделю гаишник вместе с термосом отдает ему листочек с номером и улыбается: — Звоните, если что случится. Мало ли. Олег все еще сомневается, что это были подкаты. Может, просто человек хороший и общительный. Листочек вкладывает в книжечку с правами. Пользуется номером он только к концу месяца. Пишет: “Доброе утро, это Олег Волков. Ну который с термосом. Я завтра ухожу в отпуск на две недели. Не теряйте.” В ответ ему приходит грустный смайлик и пожелание как следует отдохнуть. Планов на отпуск у Олега нет. Он проводит его дома, отсыпается, готовит, играет в компьютер. Скучает по своему гаишнику — без его улыбки странно и пусто ощущается каждое утро. Интересно, а днем он тоже на посту?.. Олег, два раза скатав впустую, на третий все-таки попадает на своего лейтенанта. Тот, взмахнув жезлом, подходит удивленный: — Вы же в отпуске. — По вам соскучился, — признается Олег. — А выходные у вас бывают? У гаишника от уголков глаз разбегаются лучики. — В субботу абсолютно свободен, — говорит он. — Так может, по кофе? — предлагает Олег. Уши все-таки вспыхивают — давно он ни с кем не знакомился вот так, буквально на улице. Как бы не промахнуться. — Мне чай ваш больше кофе нравится, — говорит гаишник. — Может, возьмем два термоса — и в центральный парк? Его к Новому году украсили. — Договорились, — отвечает, обрадовавшись, Олег. — Во сколько и куда заехать? Гаишник выбирает время и обещает прислать смской адрес. Олег до того счастлив, что в ближайшем месте, где кончается отбойник, лихо разворачивается через двойную сплошную, но его никто не тормозит. Он обещает себе, что это в первый и последний раз, он ведь дисциплинированный водитель, да и теперь, когда у него в друзьях, а может, и не только, лейтенант ГАИ, надо вести себя прилично… Он почему-то уверен, что все получится. И вправду: спустя пару месяцев его будят тихие слова: — Доброе утро, малыш. Права с собой? Олег, утыкаясь лицом в подушку, ворчит: — А ты обыщи меня. Вдруг биту под сиденьем прячу. Вадим смеется и обыскивает очень тщательно, залезает пальцами туда, куда точно не влезла бы никакая бита, а потом шепчет: — Раз прав нет, то придется оштрафовать. И штрафует в постели до самого обеда. * 122 — оладик, PG-13 Вадим смотрит из окна на улицу. Сосед с третьего этажа выгуливает в снегопад свою обожаемую овчарку. Овчарка в восторге от снега и тащит соседа по сугробам, сосед прикрывается от летящего в лицо снега рукой, и Вадим, поглаживая забравшегося на руки кота, ухмыляется, нет, даже злорадствует. Успевает сделать себе кофе и сточить бутерброд, снова выглядывает в окно — а сосед только возвращается с прогулки, отряхивает от снега овчарку и сам по-собачьи встряхивается. Но Вадим еще не знает, что через пару месяцев он, взглянув на сонного Олега, будет с тяжелым вздохом вставать с постели и надевать поводок на возбужденно цокающую когтями по полу собаку, уворачиваться от ее языка, лезущего в лицо в приступе любви, и грустно смотреть на кота, которому по барабану эти прогулки в холодрыгу под снегом. Кота вполне устроит, что в постели остается теплый человек, и Олег, притянув его к себе, будет нежиться под одеялом, а когда вернется Вадим и вымоет овчарке лапы, то Олег и его подзовет к себе греться и наслаждаться субботним утром. Но Вадим пока что всего этого не знает, а потому бормочет: — Больные люди — эти собачники. То ли дело ты, Рыжик, моя кисонька, мой самый красивый котик. В том, как он, здоровый взрослый мужик, нежно воркует с котом, ему будет особенно тяжело признаться Олегу. * 123 — оладик, пост-ВВ, PG-13 — Куда?.. — сонно спрашивает Вадим, забрасывая Олегу руку на талию. Олег садится, и ладонь его падает на простыню. Олег нашаривает на полу тапочки. Вадим, не желая отпускать, касается кончиками пальцев бедра. — Сейчас вернусь, — обещает Олег. — Спи. Он не возвращается. Закрывается на кухне, заваривает успокоительный чай, который только еще больше бесит. Вертит в руках пачку сигарет, но не закуривает — дым все равно до спальни доберется, да и в груди пока что от курения саднит. Хуже всего, конечно, бессонница, даже боль почти не беспокоит, но спать он не может, а весь следующий день — вялый, как селедка на исходе срока годности. У Вадима вот со сном всегда было четко: лег, досчитал до пяти — заснул. Будильник прозвенел, или за плечо его тронь — проснулся, и взгляд за секунду становится ясным. Мне бы так, думал Олег вечность назад, думает так и теперь. У него ведь даже кошмаров нет, котелок крепкий оказался, засыпает без сновидений — а потом вдруг открывает глаза, а вокруг ночь. И снова закрыть их не получается. Он мерзнет. Берет со стула плед, который притащил Вадим без единого вопроса. Внимательный. Увидел, что Олег покрывается мурашками, и плед поселился на кухне. Потом еще один — в гостиной. И еще один — в спальне. Бессонницу вроде не заметил еще. Под утро Олег обычно возвращается в постель, забывается ненадолго сном, а если Вадим спрашивает с подозрением, почему Олег рот себе уже от зевоты порвал — так это потому что организм восстанавливается, свежего воздуха не хватает, вот и сплю на ходу… Позалипав пару часов в интернете, Олег тихонько возвращается в постель. Вадим, как по команде, снова кладет ему руку на талию, припечатывая к кровати. Бормочет: — Опять новости сканировал? — Ты о чем? — бурчит Олег и накрывается одеялом до подбородка. Вадим подкатывается к нему и будто бы засыпает. А Олег смотрит в окно напротив кровати, разглядывает в сотый раз, как светлеет небо за занавеской из белого тюля. Он уже совсем расслабляется, почти соскальзывает в дрему, как Вадим тихо говорит: — Не нашли? — Как в воду канул, — отвечает Олег. Не взяли спецслужбы, не всплыл в канале труп, нет, он просто растворился, завершив то, что хотел, вот и все. И всех бросил. Вадим вздыхает и обнимает крепче. — Может, снотворное? — выдыхает он. — Я достану… Он прижимается носом к загривку, и от его дыхания бегут мурашки. — Зачем? — спрашивает Олег, и даже сам слышит, как фальшиво звучит. Вадим вздыхает и притирается щекой к плечу, словно чешется, скоблит кожу щетиной. — Я же не лезу к тебе в душу, Волков, — говорит он и зевает. — Но читал, что от бессонницы и умереть можно. Олег фыркает. Он от кучи горячих слезинок металла не умер, и уж бессонница его точно не сможет после такого убить. Вадим прав. Олег ничего не рассказал, а Вадим не стал спрашивать, просто остался рядом и заставлял по часам пить таблетки, укутывал зябнущие ноги, угрожал, что нахлобучит тарелку вместе со всем содержимым Олегу на голову, если тот так и не начнет нормально есть. И бессонницу он все-таки заметил, значит. Но ухитрился три месяца деликатно отмалчиваться. Впрочем, первое время Олег и не устраивал ночные бдения на кухне, встать сил не хватало. Олег вспоминает, как Вадима пришлось уламывать на интим. Он раньше всегда лез первым, никак не мог насытиться, даже после нескольких оргазмов, отдохнув и перекусив, вновь был не прочь повторить, а тут — морда кирпичом, раздраженное: Волков, да ты откинешься сразу, руки убери, я сказал. И — обидный шлепок по ладоням. А может, ревновал и держал обиду, впервые приходит Олегу в голову. Вовсе не за здоровье беспокоился, а по-глупому, по-детски дулся, выдумав, что у Олега что-то было с желтоглазым существом, в которое превратилась его первая любовь. А потом простил, забил, сдался — Олег ведь умеет быть настойчивым, даже настырным, тем более когда чувствует на себе взгляды и ощущает случайные прикосновения, словно Вадим на миг забылся. — Хорошо, — тихо произносит Олег, — давай снотворные попробуем. Вадим, похоже, все-таки заснул — не отвечает, дышит ровно. Только обнимает все так же крепко, и вряд ли в следующие ночи отпустит из постели, раз уж заговорил об очередной их проблеме. Он все проблемы Олега сделал их общими, взвалил на себя и ни разу не упрекнул, не пожаловался. Рассвет залезает в окна, звонит будильник — зачем им теперь будильник?.. Вадим от первых же звуков приподнимается на локте, садится. Проводит ладонью по бедру Олега. Напряженно зовет: — Олег. Я тебя вытащу. — Ты уже вытащил, — отвечает Олег и перекатывается на спину. Смотрит сухими глазами на Вадима — собранного, как перед схваткой. — Еще нет, — мрачно говорит он. Касается волос. — Поспи немного. И, перебравшись через ноги Олега, уходит в ванную. Олег глядит в потолок. Да. Несмотря на оставленную позади больницу, на потерявших их следаков, несмотря на относительно спокойную жизнь — Вадим его так и не вытащил. Пора, наверное, помочь ему. Постараться и самому не просто выжить, а пережить и оставить в прошлом все, что случилось. Шумит вода за стенкой, и Олег заставляет себя побороться еще немного, чтобы уже стать из этой тени снова самим собой. * 124 — оладик, мортал комбат, PG-13 — Будем играть, — торжественно говорит Вадим, вытаскивая из пакета купленную со вторых рук приставку. Следом появляются два проводных джойстика. Олег изо всех сил старается не прокомментировать такую бестолковую трату денег в сугубо негативном ключе, но лицо его все-таки выдает, видимо, скепсис, потому что Вадим мигом обижается: — Да ты сам будешь ночами в мортал комбат рубиться. Ага, мортал комбат — это звучит знакомо, воспоминание разблокировано — в старших классах все с горящими глазами обсуждали, как пойдут после уроков к Лешке, Лешка после того, как получил от родаков в подарок приставку, мигом стал первым номером по популярности в школе, вот такой социальный лифт с самого дна на пьедестал почета. — Неужели тебе на работе недостаточно драк? — спрашивает Олег, пока Вадим прилаживает приставку к телевизору. — Хорошей драки всегда мало, — авторитетно заявляет Вадим. — Сейчас вот еще подгляжу пару приемов, и от меня все будут прямиком в морг отправляться… Ага, а сейчас оппоненты всего лишь в реанимашку отъезжают. Олег искренне пытается не портить Вадиму радость своей кислой миной, а потому отправляется на кухню. Им бы, честно говоря, холодильник для начала купить нормальный, а то этот, состоящий из одной камеры, только для дачи или гаража годится. Но денег у них в обрез, арендовали квартиру с пустыми стенами, из совместно нажитого имущества — лишь матрас, электрическая плитка на две конфорки, телик и вот этот холодильник. А, еще пластиковый стол с двумя стульями. Вадим заверяет, что счастье с милым и в шалаше, и Олег особо не спорит — привык к спартанским условиям, но хотелось бы все же хотя бы подобие уюта. Или диван. Диван бы пригодился. После ужина Вадим торжественно зовет Олега проиграть первый в его жизни бой. Олег наугад выбирает из персонажей уродца с хищной мордой, с непривычки путаясь между стиками геймпада, а Вадим — девчонку с огромной грудью и минимумом одежды. Играть Олег не умеет, а потому тыкает на все кнопки подряд, да и Вадим, кажется, занят тем же самым, лупит по геймпаду так, что тот скоро сломается пополам в его огромных ручищах. Шкала здоровья у девчонки стремительно падает, уродец прописывает ей в корпус и наносит травмы, несовместимые с жизнью, и Олег, сам не поняв как, выигрывает два боя подряд. — Finish her, — кровожадно говорит голос за кадром, а Вадим восклицает: — Да как так-то?! Милина — неубиваемая! Ты раньше играл? — возмущается он. — Новичкам везет, — парирует Олег и возвращается в меню выбора персонажей. Теперь ему хочется поиграть за уродца с зелеными глазами. — Сейчас Китана тебя размотает, — обещает Вадим, и на ринг с уродцем Олега выходит еще одна грудастая и совсем голая ассасинка. Новичкам, как оказывается, везет целый вечер, и Олег, войдя в азарт, успевает перепробовать всех персонажей, а Вадим упорно выставляет против него женщин в полосках ткани разных цветов. — Да попробуй ты за мужика, — советует Олег, — понятно же, что мужик массой берет. Во, вот этого, Бараку возьми. — Он лох, — буркает Вадим. — Спать пора. В ванную он уходит обиженным. Олег оттаскивает матрас от телевизора к стене и ради интереса смотрит в интернете, как вообще нужно играть; не может же быть, чтобы он из чистой удачи провел столько победных боев подряд. К следующей игре надо подготовиться, он точно когда-то слышал, что в мортал комбате есть комбинации, надо бы парочку заучить… Чтобы Вадим не обижался, Олег поддается ему в постели. Впрочем, он почти всегда поддается. Вечерами Олег совершенствует мастерство. Научившись выносить любого персонажа за пять-семь удачных комбо, он ржет от того, как бессильно бесится Вадим, охотно меняется с ним и джойстиками, и сторонами ринга, но все это не помогает. Не касается джойстика первые несколько секунд игры, позволяя Вадиму отработать удары, а потом уделывает его без особого труда. Да, хорошая покупка, холодильник, пожалуй, подождет… Вадим рычит, в очередной раз проиграв, и валит Олега на матрас. Нависнув сверху, грозно спрашивает: — Ты читеришь? — Нет, — изумляется Олег, — ты же видишь, я просто нажимаю все кнопки подряд. — Так и я тоже, — воет Вадим и утыкается лбом ему в плечо. Олег снисходительно гладит его по спине. Интерес к игре потухает, переходит в другую плоскость, а на следующий день, пока Олег бродит по супермаркету с тележкой, приставка таинственным образом исчезает. — А где?.. — заикается было Олег, но Вадим перебивает: — Я деньги на холодильник теперь откладываю. Во, смотри, шахматы купил. Интеллектуальная игра. Будем прокачивать мозги. Олег думает, как бы поделикатнее сообщить, что он в школе после уроков ходил в бесплатную секцию по шахматам, и тренер едва не отправил его на городские соревнования, но Олег уперся рогом и отказался — это развлечение для ботанов! А он так, просто в приют подольше возвращаться не хотел, поэтому и просиживал штаны за доской… Но он решает оставить это признание до вечера. Или Вадим сам поймет после нескольких партий. В общем, с играми у них так и не складывается, но Вадим утешается тем, что сложилось со всем остальным — и Олег с ним солидарен. * 125 — оладик, танец, PG-13 Вадим подсоединяет телефон к дешевой колонке и включает музыку. Краем глаза замечает, как встрепенулся Олег — сидит на койке под шатром, играющим роль казармы. Жарко ему. В ложбинке ключиц, видной из-под черной майки, блестит пот. Вадим и сам страдает от пустынного полуденного солнца даже под навесом, но музыка дрожит на кончиках пальцев и даже хочется двигаться, а не остывать в тени, пока пинком не прогонят. — В честь чего дискотека? — интересуется Олег, стоит Вадиму лишь притопнуть дважды в такт льющейся песне. — Просто так, — пожимает плечами Вадим. — Волков, иди сюда. Олег настороженно сводит брови, но все равно поднимается, приближается — опасливо, словно Вадим может его ударить. А Вадим ни о чем таком не думает, нет. Он мгновение любуется Олегом — майка заправлена в брюки в крапинку, ремень с тяжелой бляшкой плотно обхватил чуть пониже талии, берцы начищены. Вадим бесцеремонно кладет ладонь ему на талию, хватает за руку и делает полшага назад. Олег не поддается, не подхватывает танец. Тихо говорит: — С катушек слетел? Перегрелся? — Да ладно тебе, — укоряет Вадим. — Никого ж нет. Потанцуй со мной. И крепче сжимает пальцы Олега. Чтобы не выскользнула рыбкой мокрая ладонь. Поясница его горячая, взмокшая, и будь вокруг хоть полыхающий ад — Вадим все равно держал бы на ней руку. Он смотрит на Олега выжидающе. Тот все еще пытается сопротивляться: — Это сейчас никого. Вернутся — увидят. — А мы услышим, когда они подъедут, мотор же ревет. — Это глупо, — отрезает Олег и пытается высвободить пальцы. И до Вадима доходит. — Ты не умеешь? — быстро спрашивает он. Олег все-таки отнимает руку, но Вадим кладет ладонь ему на плечо, словно девчонке на дискотеке после пятого класса. Конечно, не умеет, думает Вадим. Где бы он научился. Он никогда на девчонок даже не смотрел, наверное, а под музыку, которую он слушает, и в одиночку не потанцуешь. Олег каменеет, ощутимо напрягаются мышцы спины. — Все я умею, — бурчит он и решительно берет Вадима за талию. Ритм он совершенно не чувствует — переступает с ноги на ногу и позорно покачивается. Вадим опять берет его ладонь, притягивает к себе ближе, чтобы чувствовал, как расслабленно должно быть тело, как на сильную долю нужно сделать шаг, на слабую — плавно повернуться, и нет ничего сложного, они же просто топчутся на месте, надо только закрыть глаза, самому стать музыкой… — Волков, — негромко говорит Вадим. — Повторяй шаги за мной. Он отступает, теперь — в сторону, теперь — на Олега, и тот, споткнувшись, не успевает за Вадимом, и Вадим приземляется подошвой ему на ногу. — Я же только берцы начистил, — укоряет он. — Я протру, — обещает Вадим, на миг даже представляет, что опускается перед Олегом на одно колено и протирает отпечаток своего ботинка на носке его берца. Устав от молчаливого сопротивления Олега — вроде бы и поддался, и пытается танцевать, а все равно приходится его шевелить, тянуть на себя, словно груз тащишь, — Вадим давит ему на загривок, укладывая его голову себе на плечо. Олег выдыхает будто с облегчением. Обнимает за талию и покачивается на месте — почти даже в такт. — Научу тебя танцевать, — говорит Вадим. — Не люблю я это, — морщится Олег. Дыхание его щекочет шею. Еще издалека Вадим слышит рев мотора — значит, парни возвращаются с провизией, да и колонка барахлит, шипит, играя следующую песню. Вадим украдкой целует Олега в ухо. Тот, отстранившись, берет лицо Вадима в ладони, касается губ. Легко улыбается. — Ладно, — шепчет. — Я научусь, если ты хочешь. — Хочу я только тебя, — отвечает Вадим и отпускает его. Выключает музыку. Олег протирает берцы и, подняв полотно шатра, идет под солнце помогать разгружать багажник. Вот и все нежности — один поцелуй тайком. Но без этой крохи ласки было бы куда хуже. * 126 — оладик, R У Вадима пальцы жесткие, не привыкли ласкать, и все же Олег чувствует, как он пытается касаться нежно — ведет кончиками по бедру, едва касаясь, дотрагивается до дрогнувшего живота, проводит между грудных мышц и останавливается, положив ладонь на щеку. В темноте спальни Олег совсем не видит его лица, не может прочитать взгляда, а дыханием или словами Вадим не торопится себя выдать. Так и замирает, сидя между ног Олега. Олег разводит колени шире, устраивается на мягкой подушке удобнее, кладет руку поверх ладони Вадима. Хочет сказать — не бойся, но молчит, потому что Вадим ничего в этой жизни не боится. Хочет сказать — сделай уже хоть что-то, мы так долго к этому шли, но молчит, потому что голосовые связки так напряжены, что и звука не сможет выдавить. Хочет сказать — поцелуй меня, но вместо этого подается вверх, дотрагивается до губ Вадима, и тот шумно выдыхает носом, опускается на Олега сверху, вклинивается между коленей, и оба они — голые, заведенные, по-дурацки тихие. Но Вадим смелеет, трогает увереннее, сжимает бедра, а Олег — роняет едва слышный стон, и ему страшно непривычно от пальцев внутри, словно никогда этого не делал — пара лет в одиночестве, которым он себя окружил, превратилась в вечность, — но стоит в очередной раз напомнить себе, что это пальцы Вадима, и с члена капает на живот смазка. ...А Вадим потом, спустя долгое время, говорит: — Да я в ту ночь боялся, что тебя слишком сильно трону — и все, ты мне в лоб зарядишь и сбежишь. Ты же неприступный, на тебя глянь не под тем углом — и ты тут же иголки растопыриваешь. Олег фыркает и утверждает, что Вадим бессовестно заливает и брешет, но... но знает, что все так и было, он долгое время реагировал на каждое слово и прикосновение остро, все расценивал как атаку — бывает так, если в прошлых отношениях поранился. И все-таки в первую их ночь вместе он бы все молча стерпел, даже готов был разочароваться, но не ушел бы, потому что ему это нужно было в первую очередь. И он отвечает: — Ты ходил по тонкому льду. Но все было идеально. — Со мной у тебя всегда идеально, — самодовольно улыбается Вадим и притягивает за талию. — Это у тебя — со мной, — осаживает Олег, чтобы не зазнавался, но Вадим прав: с ним — каждый раз именно так, как Олегу нужно. * 127 — оладик, случай в качалке, NC-17 Вадим замечает парня на одной из тренировок. Не то чтобы смотрит по сторонам, просто между подходами к штанге долго отдыхает, все-таки вес давно уже не маленький берет, и от скуки палит по сторонам рассеянным взглядом под музыку в наушниках. Тогда и обращает внимание на присяд в смите с соткой. Стоя вполоборота, украдкой глядит, как парень в черной футболке и таких же черных спортивках медленно опускается со штангой на плечах, замирает, когда колени достигают прямого угла и неторопливо поднимается. Он так размеренно делает пятнадцать повторений, что Вадим забывает про свои рывки к груди. Вот это выдержка, почти завидует он, вот это внимание к технике… Он-то привык быстро сесть — и тут же пружиной вверх, шумно дыша, повторяя до отказа… Парень ставит штангу на упоры и отдыхает, и Вадим вдруг ловит его взгляд через зеркало. Криво улыбается, пойманный за подглядыванием, и молча показывает большой палец. Отворачивается и, встав на покрытие, берет штангу и резко поднимает ее к груди, делает выход, держит над головой на вытянутых руках, хоть и не планировал, и мышцы дрожат от напряжения, но он все еще красуется — видал, пацан? Роняет штангу обратно на грудь, еще ниже — бьет по бедрам, и поднимает снова. Тут уже не до переглядок: нужно сосредоточиться, чтобы не уронить штангу с грохотом. А когда он заканчивает, то обнаруживает, что парень вовсе не смотрел на него. Продолжил делать свои сосредоточенные присяды, а потом ушел качать трицепс к скамейке, поставив на нее одно колено и наклонившись, и все так же — медленно, думая о технике, о дыхании. Вадим уже не завидует, Вадим восхищается. Восхищается ровной линией спины, обрисовавшимися под тканью штанов ягодицами, плавным, отточенным движением руки с гантелей. С того дня он все чаще видит парня в качалке под вечер, ближе к закрытию. А может, парень всегда тут был, просто Вадим теперь стал обращать на него внимание. Выучил его маршрут, запомнил его веса, понял, что тот не наращивает их, а просто поддерживает форму. И форма у него, надо сказать, что надо, видно даже под мешковатыми штанами, а вот футболка ему — в облипочку, словно стала мала, когда раскачался. Широкие плечи и узкая талия отпечатываются у Вадима на сетчатке глаза. Он то и дело палится, и парень коротко, одним уголком губ, улыбается ему, встречаясь взглядом, и кивает в знак приветствия. Обычно он уходит раньше — еще бы, отработал программу до автоматизма, а Вадим каждый раз пытается взять больше, а потом ходит туда-сюда, чтобы восстановить дыхание, и выбегает из зала последним, даже душ не принимает — уже не успевает, едет домой в джинсах поверх тесно обхвативших бедра спортивок. Все это продолжается месяца два, кажется. Его взгляды на темноволосого парня, взгляды в его темные глаза, размышления о легкой небритости — всегда ведь с гладким лицом приходит, а в этот раз почему с щетиной?.. И Вадим ни разу не протягивает ему руку, чтобы познакомиться, хоть они и здороваются кивками каждый раз, заметив друг друга. В конце декабря Вадим думает: надо познакомиться. А почему бы и нет? У него не то чтобы много друзей, в основном только случайные связи, можно и завести друга-натурала. Он почти не сомневается, что парень — натурал. Иначе бы уже хоть разок подмигнул, попытавшись прощупать почву. А я почему не подмигиваю, спрашивает себя Вадим. А черт его знает… В пятницу он, решив похалтурить, заканчивает на полчаса раньше. Замечает, что у парня уже последний этап его тренировки — висит на перекладине, вытягивая позвоночник, расслабляется после упражнений. Вадим уходит в раздевалку, уже по привычке берет свитер и хочет надеть его поверх майки, но взглядом натыкается на полотенце на дне сумки. А ведь сегодня у него есть время сходить в душ. Он раздевается догола и идет к душевым по почти безлюдному коридору между шкафчиками. Слышит за спиной шаги, машинально оборачивается… Парень, так и оставшийся для него безымянным, коротко улыбается и на ходу снимает наушники, а Вадиму ничего не остается, кроме как войти в дверь душевых — носом уже в нее уперся. Он вешает полотенце на крючок, проходит мимо распахнутых шторок к самой крайней, у стены, и снова его заставляет замереть звук — на этот раз открывшейся двери. И он опять невольно поворачивает голову, смотрит, как парень вешает полотенце на крючок рядом с полотенцем Вадима. Не занимает первую попавшуюся лейку душа, а тоже проходит вглубь, не отрывая взгляда от Вадима. Вот и время осуществить план по знакомству… Вадим протягивает ему ладонь и называет имя. — Олег, — отвечает парень и сжимает его ладонь. Держит крепко, но пальцы не ломает. Не отпускает. И Вадим тоже держит в ответ его руку — сухую от порошка магнезии, теплую. Олег первым отводит взгляд — точнее, опускает, ресницы вздрагивают, и от его прикосновения по руке проходит словно разряд, стекает от плеча вниз… Вадим соскальзывает взглядом по груди с напряженными мышцами и острыми темными сосками, по высушенному прессу, бедрам… Не отпуская ладонь Олега, он не дает себе ни секунды на опасливые размышления. Делает к нему шаг, сталкиваясь грудь в грудь, и толкает в кабинку, а Олег быстро касается его загривка и притягивает к себе, касается губами. Вадим не глядя закрывает шторку, Олег — врубает воду, и на миг опаляет ледяной, а потом она теплеет, но Вадим чувствует это только лопатками — вдавил Олега в стену, куда вода долетает лишь брызгами. Они наконец размыкают рукопожатие — и Вадим опускает ладони на крепкие ягодицы, ввинчивается языком Олегу в рот, прижимается к нему всем телом. Пока еще не пришла усталость, пока в крови кипит адреналин — Вадим берет от этого момента все, ощущает каждым сантиметром кожи прикосновение, а еще — руки на талии, жадный поцелуй. Они торопятся, даже не разговаривают; встает мгновенно, а в бедро тычется твердый член в ответ. Вадим обхватывает член Олега ладонью, а хотел бы — ртом, но лишь раздвигает его губы языком, прикусывает нижнюю, как только Олег касается его. С ним в тысячу раз ярче, чем в толчке клуба с едва знакомым человеком, в тысячу раз лучше, чем с полу-знакомцем из интернета в гостевой комнате квартиры, и Вадим не понимает, почему его так заводит именно здесь, под шум воды, с едва уловимо танцующими мурашками на затылке страхом от того, что кто-то еще может зайти в душевые. Член у Олега — раскаленный, ровный, обжигает ладонь, и Вадим полирует его, напирая грудью в грудь сильнее. Олег склоняет голову в сторону, прижимается лбом к плечу, ненароком открывая шею, и Вадим прикусывает тонкую кожу. Ведет пальцем по смазке на головке, и движения Олега на его члене замедляются, он сжимает его, выдыхает, и Вадим облизывает его соленую от пота шею, дурея. У самого уже поджимаются яйца от напряжения. Он резко ведет кулаком, глубоко вдыхает — Олег пахнет мечтою, и на ладонь бьет сперма. Ожив через секунду, Олег снова проходится кольцом пальцев по члену Вадима, целует плечо. Короткого прикосновения губ хватает, чтобы в груди что-то сжалось, чтобы внизу живота все в узел скрутилось. Сперма брызжет на живот Олега, и Вадим мимолетно проводит по его прессу ладонью, размазывает белесые капли по кубикам. Отшагивает под воду, ловит взгляд Олега — чуть смазанный, дышит через приоткрытые губы. Он поднимает руку и едва ощутимо толкает в плечо, прогоняя, и Вадим торопливо уходит в кабинку напротив, подрагивающими пальцами смывает сперму, пот. Сердце бешено колотится. Вода в кабинке напротив стихает, и по плитке быстро шлепают босые ноги. Вадим, выждав минуту, тоже выключает воду. Его все еще потряхивает. Олег, видимо, умеет одеваться, пока горит спичка — потому что ни вещей, ни его самого уже у шкафчика нет. Вадима даже колет легкое разочарование — испарился, будто и не было его, будто привиделась в горячке сумасбродная дрочка. Рискованно. В раздевалке еще пара мужиков торчит. Нет, он точно сошел с ума, хотел же всего лишь познакомиться… Одевшись, Вадим вытаскивает из сумки номерок от гардероба и проходит через вертушки в холл спортивного клуба. Сердце опять подскакивает к горлу, как у подростка. Олег, словно специально медля, поправляет у зеркала шапку, надвигает ее до бровей. Вадим в спешке берет куртку, сует непослушные руки в рукава, на ходу застегивается и, переглянувшись с Олегом, следом за ним выходит на улицу. Тут же бьет по лицу холодный ветер. — Тебя подвезти? — спрашивает Вадим и вытаскивает из кармана ключи от авто. — Я на своей, — отвечает Олег. Встав поодаль от входа в спортклуб, они смотрят друг на друга, и с неба падает манка, тает на щеках Олега. — Обменяемся номерами? Или это разовая акция? — уточняет Вадим. Олег, кажется, немного розовеет. Достает телефон и выжидающе поднимает взгляд на Вадима. Вадим диктует цифры. Они пожимают друг другу руки и расходятся, и уже в машине у Вадима проходит звонок от незнакомого номера и после первой же трели — сразу сброс. На парковочном месте через дорогу вспыхивают фары, выезжает черный крузак. Вадим провожает его взглядом. И ему иррационально хочется перезвонить сейчас же, навязаться в гости или позвать к себе, попробовать поцеловать не в спешке, дотягиваясь языком до гланд, а медленно, вдумчиво, держа лицо в ладонях, и не подрочить наскоро, а долго лежать друг на друге, толкаться бедрами, распаляясь и дразня… Он прикусывает губу. Выруливает на дорогу. Стоит на светофоре, наблюдая, как черный крузак, успевший проскочить на зеленый, уносится вдаль. И, забив на все приличия, звонит. * 128 — оладик, R Олег даже не слышит, а чует всеми рецепторами — со спины приближаются. А потом уже различает шаги и узнает их. Поэтому не оборачивается. Продолжает курить, прислонившись плечом к деревянной стене казармы-времянки. Вадим, подойдя почти вплотную, закидывает руку на плечо, словно случайно дотрагивается кончиками пальцев до груди, и через футболку Олег ощущает его прикосновение, словно голый. У него так постоянно с Вадимом: тот держится на расстоянии, только лишь смотрит — и Олег уже чувствует себя обнаженным, поднимается горячая волна от низа живота к лицу; Вадим приближается — и Олег перед ним абсолютно наг, каждый нерв в теле коротит. Сейчас Олегу кажется, что он спиной чувствует каждый изгиб: широкая грудь, поджарый живот, тяжелая холодная бляшка на грубом армейском ремне. Хотя Вадим держится в паре сантиметров, что уже выходит за грани приличия. — Дай затянуться, — просит Вадим. Олег ни разу у него пачки в руках не видел. Даже те сигареты, которые Вадим изредка стрелял, оставались наполовину недокуренными. И все же он не упрекает, а, чуть повернув голову, искоса смотрит на Вадима и отводит руку назад. Чтобы затянуться, Вадим кладет подбородок Олегу на плечо. Втягивает — и тут же выдыхает дым, по-кошачьи коротко трется виском о линию челюсти. Отстраняется и остается рядом, как ни в чем не бывало. Олег, прислонившись спиной к казарме, бросает на Вадима взгляд. А тот — смотрит в ответ, и все им друг про друга ясно, кристально ясно, не надо ни слов, ни намеков, и хоть Олег никогда не был силен в чувственном познании, на этот раз он уверен абсолютно четко: да, взаимно, да, хочу. — В наряде сегодня Илюшка, — вполголоса говорит Вадим. — Опять останется угол у снарядов слепым. — Ага, — соглашается Олег. Все, наверное, знают, что Илюшка тупит и проникновение на территорию заметит только когда начнется бой. Но никто вне очереди сменить его не вызывается. Вадим все смотрит на Олега, уверенно скользит по нему взглядом, и хоть его лицо почти не выражает эмоций, Олег понимает: нравится. Вадиму то, что он видит, нравится. И у Олега — та же беда: он пожирает Вадима взглядом, всегда находит его, видит издалека, и ему чертовски мало ничего не значащих разговоров, редких вхождений в личное пространство, глаз, словно обещающих многое. Олег бычкует сигарету. Идут на построение, в штаб, на раздачу еды, в казармы. Закрывают глаза. Олегу не спится. Он все думает про слепой угол у снарядов. Что это, если не приглашение? Он переворачивается на другой бок, но Вадим в противоположном углу лежит тихо. А, ладно… Олег тихо поднимается с койки, берет с собой берцы и неслышно в носках ступает на выход. Пробирается вдоль стены к снарядам и обувается только там — иначе бы точно кто-нибудь ненужный проснулся от шороха и суеты. Но и нужного — нет. Шагов Олег не слышит. Присаживается у стены в темноте, смотрит на ящики — и едва различает их очертания. Машинально касается кармана брюк — но сигарет нет, забыл взять. Только стрелки часов на запястье светятся, и Олег дает Вадиму десять минут. Вадим подкрадывается через семь. Мягко идет тяжелыми берцами по песку, и Олег неторопливо поднимается ему навстречу. Наверное, они пересекаются взглядами — но в темноте не различить движения зрачков. Вадим останавливается перед ним, словно чего-то ждет, и Олег, шумно выдохнув, резко раздражается — сам же позвал, сам это чувствуешь, почему ждешь? Делает шаг и, положив одну ладонь Вадиму на затылок, другую — на талию, чтобы точно не смел дать заднюю, целует. Ровно одно мгновение Олегу кажется, что Вадим оттолкнется его и окажется, что он все не так понял. А потом… потом Вадим обнимает в ответ, толкает в стену лопатками, и язык его — во рту. Олег уже не держит его — цепляется за него. Внутри такая буря поднимается, что того гляди снесет с ног. Прислонившись к стене, Олег задыхается от поцелуя, а Вадим — напирает, пошло и мокро проводит языком по губам, по щеке, глубоко вдыхает, прижавшись носом к скуле, и бедром Олег чувствует его напряжение. У самого — такое же. Ни слова не произносят. Ремни лежат в располаге, разрешено спать без них, берцев и броника, а потому с брюками друг друга они справляются за долю секунды, и Вадим обхватывает член Олега через нижнее белье, выбивая воздух из легких. Олег в ответ касается его — только не через ткань, сразу же ныряет ладонью за резинку, касается горячей плоти, твердеющей в кулаке. — Волков, — выдыхает Вадим в самое ухо Олегу — так тихо, что случайно услышавший сочтет его слова свистом ветра. — Не ожидал, что ты такой дерзкий… — Заводит? — отвечает Олег, едва не подавившись словами — Вадим ведет по члену. — Пиздец как, — признается Вадим. Больше не говорят. Только чувствуют, только трогают, и Олег вцепляется зубами в плечо Вадима, чтобы не издать ни звука, погибает в его руках, в крепком уверенном объятии, а когда Вадим отпускает — рушится на колени, словно ослабли и превратились в вату, и трется о его член лицом. Обнимает за бедра и ласкает ртом, на голову опускается ладонь. Не давит. Гладит коротко остриженный затылок. И то ли Олег так постарался, то ли Вадим чересчур на взводе — но кончает он быстро, и Олег от неожиданности глотает почти все, только подбородок вытирает ладонью. Напоследок еще проводит губами по бедрам — по одному, по второму, и ему до трясучки хочется все повторить сейчас же, а еще лучше — найти укромный уголок и завалиться на любую горизонтальную поверхность, сплавиться обнаженными телами. Вадим за плечи тянет его наверх, ставит на ноги, снова целует. Шепчет: — Возвращайся первым. Я через пять минут. И напоследок воровато проводит ладонью по пояснице. Утром они никак не выдают себя — переглядываются только чаще, но смотрели друг на друга они и до этой ночи. Олег понятия не имеет, когда они смогут повторить. Знает только, что и ему, и Вадиму это нужно, а значит — найдут возможность. Вадим уголком губ улыбается ему, и Олег горит, а потом, когда Вадим украдкой касается его спины, — тает. * 129 — оладик, NC-17, Олег забыл про день рождения Вадика На часах уже почти полночь, когда прилетает сообщение. “ничего не забыл, Поварешкин?” Олег на миг отрывается от карты и прикидывает, что он мог забыть. Заказ взял. Предоплату взял. Договорился, где взять оружие на той стороне. Маршрут вот зазубривает. Паспорт есть. “Вроде ничего не забыл”, — отвечает он. И возвращается к карте, запоминает, как идут улицы вдоль крупного бизнес-центра, смотрит панорамы на экране ноутбука и прикидывает, с какой крыши удобнее будет снять цель снайперкой. На часах — одна минута следующего дня. “я в тебе разочарован”, — категорично пишет Вадим, и Олег никак не возьмет в толк, что тот имеет в виду. “Набухался?” — спрашивает он. “конечно, сегодня это обязательно”, — отвечает Вадим. Не праздник же, думает Олег, и вряд ли поминки, предъявлять за чью-то забытую годовщину Вадим бы точно ему не стал. Забив, Олег переворачивает телефон экраном вниз и больше не реагирует. Рано утром он уезжает в аэропорт, подает паспорт пограничнику, и тот, бегло глянув на фото, потом на Олега, снова на открытую первую страницу, возвращает паспорт со словами: — Приятного полета. С днем рождения, — вдруг улыбается он, и Олег машинально улыбается в ответ, кивает — легенду он зазубрил, даже номер паспорта может наизусть назвать, а уж фальшивую дату четверть-векового юбилея — и подавно. И, сделав шаг, он резко понимает, о чем забыл. Торопливо проходит досмотр, забирает с ленты сумку, тут же пишет с одноразового мобильника по номеру, чудом оставшемуся в памяти: “С прошедшим” <i>“дорого яичко к христову дню, Поварешкин”, — мигом отвечает Вадим, и Олег нервно хихикает с этого яичка. Удивляет, что у Вадима даже сомнений не возникло, кто написал ему с незнакомого номера. Походив по залу ожидания, он находит свободное место, садится, положив сумку на колени, и трет загривок — шея что-то начала гореть. Не то чтобы они были особо близки. Но Вадим его с днем рождения прошлой осенью поздравил. А еще Вадим приготовил подарок, сделал, так сказать, своими руками, и ту дрочку в толчке Олег еще долго вспоминал. А самое смешное — после нее ничего не последовало. Вот вообще ничего. Он, конечно, не обиделся, но осадочек остался. “У меня другой часовой пояс, извини”, — бессовестно врет Олег, и Вадим наверняка это понимает. Вадим, похоже, надулся на его невнимательность и больше не отвечает. Только уже после посадки, когда Олег сидит в кресле у окна, и голос пилота в динамиках просит перевести все устройства в авиарежим, телефон снова вибрирует. “так и скажи, что про друга забыл” Про друга. Олег пересчитывает все их дружеские моменты. Получается целых три. Считая подарок. Первый — на адреналине, с искусанными губами, в разрушенной заброшке у стены. Второй — в средней паршивости отеле, в номере Вадима, рядом со разложенным на столе оружием. И вот подарок — третий. А в остальном они больше огрызались друг на друга и одеяло перетягивали каждый на себя. Ну, и здоровались при редких встречах. Стюардесса, остановившись рядом в проходе, настойчиво просит Олега выключить телефон. Он, кивнув, блокирует экран и сует мобильник в карман переднего кресла. А как только стюардесса уходит, достает и быстро печатает: “Я замотался. У меня сейчас взлет, я потом напишу” Вадим ответить не успевает — самолет и вправду начинает движение по полосе, взлетает, и связь пропадает. А потом Олегу становится немного не до переписки, ему бы быстро освоиться на местности и выполнить задание, да и Вадим ему так и не присылает ничего на последнее сообщение. И только вернувшись обратно домой, Олег пишет ему уже со своего номера — одноразовый мобильник разбит и утоплен. “Я тебе подарок приготовил, увидимся?” Он с пару секунд раздумывает, должен ли подарок быть ручной работы — и решает, что, раз забыл о дне рождения, нужно приготовить кое-что посолиднее. Вадим, для вида поломавшись, соглашается приехать вечером. Олег успевает привести себя в порядок, сготовить нехитрый ужин и надеется, что Вадим проявит знание этикета и привезет выпить, в последнее время Олег перестал покупать алкоголь в запас, да и пить, по большому счету, бросил. От звонка в дверь он невольно вздрагивает — на этой съемной у него ни разу гостей не было, он даже не знал, как звучит трель. — И где мой подарок? — с порога спрашивает Вадим и снимает куртку. Они не виделись они несколько месяцев, но никому и в голову не приходит поздороваться. — Это сюрприз, — отвечает Олег. Его окатывает волной одеколона, словно Вадим вылил на себя половину флакона, но Олегу его запах нравится. Всегда нравился. С первой же встречи, когда они, рыча друг на друга из-за какой-то ерунды, вроде вкуса тушенки, сошлись почти нос к носу, едва не подрались. Вадим, заметив, как Олег втягивает воздух, ухмыляется. Остается в красивой бордовой рубашке и темных джинсах, и Олегу смутно кажется, что Вадим тоже старался принарядиться для встречи. — Сначала подарок или ужин? — вполголоса спрашивает Олег. Вадим смеряет его взглядом. — Подарок, — нахально отвечает он и тянется к Олегу, касается ладонью щеки. — Гладкий какой, — усмехается он. — Час назад брился? Олег улыбается уголком губ. И это Вадим знает — что стоит Олегу побриться, и уже через полдня щетина снова колется. — Проходи, — ведет Олег Вадима в комнату. — Садись. Вадим опускается на диван, а Олег, зайдя ему за спину, берет приготовленный шарф из мягкой ткани и накрывает им глаза Вадима. — А это зачем? — едва заметно напрягается Вадим. — Сюрприз же, — поясняет Олег и завязывает концы шарфа на затылке. В конце концов, оба они знают, зачем встретились. Иных встреч у них не бывает. Либо по работе, либо… Олег встает между широко расставленных ног Вадима. Даже с шарфом на пол-лица он ухитряется выглядеть нагло. И у Олега мурашки вверх по позвоночнику бегут от того, как его этот наглец одновременно бесит и заводит. Он тихо опускается на колени, тянется к ширинке, расстегивает пуговицу, молнию… Вадим выдыхает чуть громче, чем до этого. Он кладет локти на спинку дивана, устраивается удобнее и чуть приподнимается, чтобы Олегу было проще стянуть с него джинсы и ярко-алые боксеры — короткие, тесно обхватывающие уже чуть напрягшуюся плоть. Берет рукой, вторую ладонь кладет на бедро и смотрит на Вадима, беззастенчиво пользуясь тем, что он этого не увидит. А Вадим — красивый, проносится в голове словно чужая мысль, и Олег кивает, вторя ей. Ага. Красивый. С квадратной челюстью, узкой полоской губ — прикусывает нижнюю. И охренеть какой мощный… Олег скользит кулаком вверх-вниз по члену, разглядывая Вадима. Одной рукой расстегивает его рубашку — медленно, потому что неудобно. Обнажает грудь и проводит по черным контурам незавершенной татуировки. И член в его ладони становится все тверже. — Это и есть весь сюрприз? — спрашивает Вадим с едва уловимой хрипотцой, закравшейся в голос. — Ага, — беспечно отвечает Олег и, наклонившись, берет в рот. Вадим выдыхает уже не сдерживаясь — шумно, длинно. Ладони его тут же оказываются на затылке Олега. Большим пальцем он касается кончика уха, массирует голову, и Олег, уплывая, облизывает головку, берет глубже. Его все в Вадиме будоражит, а член — особенно, и он солжет, если скажет, что не хотел попробовать его на вкус. Он не торопится, изучает его, ласкает, и Вадим гладит его по голове, сжимает плечи, но не подталкивает. Он на миг отрывает ладонь, тянется к шарфу, но Олег ловит его руку, без слов говорит — нет. И возвращает его руку себе на голову. Чуть надавливает — давай, покажи, как хочешь. Вадим, поняв, мягко притягивает его ближе, и Олег, пуская член глубже, судорожно дышит носом, пытаясь не подавиться. Задевает зубами, и Вадим тихо, низко стонет. Ритмично давит на затылок, и едва Олег ловит ритм — отпускает, снова мнет плечи. Помогая себе рукой, Олег пальцами другой сжимает сосок Вадима, ведет по груди, забираясь под рубашку. Впервые, кажется, касается его обнаженного тела, литых мышц, и у него встает до боли. И член во рту — горячий, огромный, каменный, напряженный до предела, Олег сжимает головку губами, в последний раз ведет пальцами по всей длине — и на язык бьет сперма. Вадим тихо рычит. Стискивает и отпускает плечи. Расслабляется, разводя ноги еще шире, и глубоко дышит. Уже без разрешения снимает с глаз шарф, а Олег поднимается, глотая, и вытирает рот ладонью. Вадим смотрит на него чуть смазанно, приоткрыв рот. Высоко вздымается его грудь. Опускает взгляд пониже живота, где топорщатся брюки. — Волков, — хрипло говорит он, — давай я тоже тебе сюрприз сделаю. — У меня день рождения еще не скоро, — негромко отвечает Олег, и от колен до ягодиц сковывает напряжение, хочется хоть к чему-то уже прижаться пахом. — А я без повода, — бормочет Вадим и тянет к нему руки. Олег, сделав шаг, садится к нему на колени. Вадим ловит его лицо ладонями. Держит, внимательно глядя в глаза, и, словно решившись, притягивает к себе, целует, обнимает одной рукой. И Олег обнимает его за шею в ответ. Жмется к нему всем телом и думает: к черту пересчет этих подарков, ему такие сюрпризы каждый день нужны, и плевать, что он подумает, сегодня он точно останется на ночь, и… и он не успевает закончить мысль — все вышибает из головы от того, как Вадим его трогает. * 130 — оладик, NC-17 Олег играючи пристегивает Вадима к батарее наручниками — казалось, просто шутит, хватая за руки, а кольцо вдруг защелкивается на запястье, и скованные руки съезжают вниз, гремя цепочкой по трубе. — Я же батарею вырву, — ласково говорит Вадим. — А ты постарайся сидеть смирно, — улыбается Олег и удобнее устраивается на бедрах. А как тут сидеть смирно, когда он ерзает на коленях? Вадиму всегда голову сносило от того, что Олег любит сидеть верхом, сжимать коленями бока, прижиматься всем телом, и всегда нравилось медленно скользить ладонями ему под одежду, стягивать с него футболки и водолазки, держать за талию, пока он, наклонившись, касается лица и целует. А сейчас — руки за спиной, у холодной трубы, она же впечатывается в спину, и весь этот дискомфорт можно терпеть, вот только Олег все еще в одежде и не торопится ее снимать. — Разденься, — просит Вадим. Невольно дергается вперед — и тут же стихает: и вправду ведь силушки немеряно, дернет посильнее — и труба просто погнется, если повезет. Олег ловит его лицо в ладони, гладит скулы большими пальцами. Глаза у него искрятся, словно совершил шалость. Шепчет: — Не-а. Сначала раздену тебя. И начинает медленно расстегивать пуговицы мягкой флисовой рубашки. Целует в губы и расстегивает вслепую, гладит по оголившейся груди, забирается под мышки, и одновременно становится и щекотно, и жарко. Вадим тянется к его губам, прикусывает, почти рычит — мало того, что обездвижил, так еще и медлишь теперь назло? А Олег возится на его бедрах, притирается к члену, и мысли выбивает из головы. Отстранившись, Олег приспускает рубашку с плеч Вадима, оставляет болтаться у запястий. — Теперь ты, — напоминает Вадим. Олег, улыбнувшись уголком рта, берет футболку за край и стягивает в одно движение, обнажается, отбрасывает ее в сторону, встряхнув головой, и глупые руки, опять забыв про наручники, тянутся к нему, чтобы дотронуться, чтобы сжать мышцы груди, чтобы провести от горла до пояса брюк — и бессильно стискиваются кулаки. — Не буянь, — строго говорит Олег. — Квартира съемная. — Я ее выкуплю, если ты меня дразнить не перестанешь, — обещает Вадим. — А с чего ты взял, что я тебя дразню? — округляет глаза Олег. Расстегивает ширинку Вадима, сдвинувшись ближе к коленям, и запускает в брюки ладонь, берет привставший член через белье. Прижимается к груди — теплый еще, не успел замерзнуть без футболки. Вадим опять ловит его губы, упивается им, а Олег мягко массирует член, сжимает-разжимает пальцы, и Вадим пытается толкаться ему в руку, но ни черта не выходит, пока колени прижаты к полу весом Олега. А наручники начинают натирать запястья — видимо, неосознанно шевелит руками, стараясь выпутаться. Джинсы Олег с него стягивает рывком, вместе с нижним бельем, оставляет голым, разве что в носках и рубашке, повисшей на запястьях. На коленях пятится назад, рассматривает внаглую, будто никогда не видел, и от взгляда его темных, теплых глаз по телу бегут мурашки. — Делай что хочешь, — хрипло говорит Вадим. — Только… только делай. Олег, поднявшись, расстегивает ширинку. Раздевается он совсем не элегантно, никакого стриптиза, но Вадима заводит и то, как он просто опускает брюки к щиколоткам и сбрасывает их, тряся стопой. А еще заводит, что у Олега от всех их зажиманий встал сильнее. Видно под черными боксерами. — А что ты хочешь? — вкрадчиво спрашивает Олег и ставит босую ступню на бедро. От ледяной ноги все волоски мигом встают дыбом. — Тебя, — завороженно отвечает Вадим, скользя по его ноге взглядом вверх — от пальцев до косточки на узкой щиколотке, от колена к бедру. Олег, переступив на пол, делает к нему шаг, ногой разводит бедра, и Вадим шире расставляет ноги. А Олег, приблизившись еще, опирается на подоконник и прижимается пахом к лицу. Вадим обхватывает его член губами через нижнее белье, трется о него щекой, лижет, зубами тянет трусы вниз. Высвобождает наконец головку и облизывает ее, засасывает в рот. Олег, шумно выдохнув, толкается к нему бедрами. Берет в рот неглубокими толчками, и у Вадима сердце колотится все быстрее. Руки до спазма напрягает, чтобы не рвануться вперед, не сжать бедра. Резинка боксеров Олега трет подбородок, а члена его — мало, так и не вставил ни разу полностью. Вадим стонет, обхватив ствол губами, и с уголка рта течет слюна. Выдохнув, Олег отстраняется, головка выскальзывает изо рта. Резко приспустив трусы под яйца, Олег короткими, почти нервными движениями отдрачивает себе, и член его мелькает перед лицом, Вадим дотягивается до него языком, до соленой головки, и, кажется, только этого прикосновения хватает — Олег, задохнувшись, замирает на мгновение, и Вадим едва успевает закрыть глаза. Сперма — по всему лицу. Горячая. Стекает с щек. Попадает в рот. Олег плавно опускается на колени между его ног, проводит левой рукой по ресницам, и тогда Вадим открывает глаза. Ухмыляется: — Красиво? Олег лишь кивает. Его надолго не хватает — никогда не умел играть и притворяться. На член забирается наскоро, даже не надев презерватив, и, сжав плечи Вадима, движется на нем все быстрее, и у Вадима круги плывут перед глазами от возбуждения, сохнет сперма на лице, руки превратились в ледышки — слишком сильно сжимает пальцы, пытаясь не двигаться. Пожар горит только внизу живота, под Олегом, и Вадим, зарычав, наклоняется вперед, сгибается, уткнувшись лицом ему в грудь, и его изнутри опаляет, всего выламывает, а Олег подрагивает, остановившись. Отдышавшись, поднимается, оперевшись Вадиму на плечи. Ноги у него — запредельные, длинные, ровные, и Вадим тянется губами к его бедрам. — Сейчас расстегну, — шепчет Олег. Шарит по подоконнику в поиске ключа. Опустившись на одно колено, торопливо расстегивает наручники, и пока Вадим растирает затекшие руки, возвращается с бумажной салфеткой. Вадим уворачивается: — Не надо, водой смою. Пожав плечами, Олег касается салфеткой себя между ног — стекает по бедру сперма. — На тебя что нашло? — тихо спрашивает Вадим, поднимая на него взгляд. — Не знаю, — отводит взгляд Олег. — Не понравилось? — Почаще бы так, — отвечает Вадим. В душ идут вместе — оба грязные. И Вадим наконец касается Олега руками всласть. *