выстрелы в молоко

Погода паршивая — город превратился в болото, ливень бьет в лобовое почти перпендикулярно, и видно примерно ничего. У Вадима одна цель: доехать как можно скорее до дома, забыв о рабочих делах. Лавирует между машин, торопится, и как результат — не успевает сбросить скорость перед лужей. Как назло, краем глаза замечает, как фонтан грязной воды окатывает зазевавшегося возле нерегулируемого перехода парня. Запоздало притормаживает, провожая в боковое зеркало взглядом фигурку в темной одежде. Парень стоит совершенно обалдевший, смотрит вслед, даже не трясет кулаком и не матерится… Что-то похожее на вину легонько скручивается между ребер и, Вадим, выругавшись себе под нос, включает аварийку и медленно катится назад. Поравнявшись с пострадавшим, опускает стекло на пассажирской двери, начинает нагло: — Извини, не заметил, все нормально? И ожидает, что парень начнет скандалить, и тогда можно будет с чистой совестью газануть и уехать — он же извинился, а в ответ хамство! Но парень, зависнув на секунду, оглядывает себя и, вздохнув, взмахивает рукой — мол, жги, господь, хуже уже не будет. — Подвезти? — с сомнением спрашивает Вадим. Парень, мигом оценив перспективу укрыться от дождя в далеко не дешевом автомобиле, кивает и отвечает неожиданно приятным голосом: — Было бы круто. Вадим снимает блокировку с дверей. Парень залезает на переднее, хлопает дверью со всего размаху, как колхозник, и снимает шапку с идиотским помпоном. Да он совсем юнец. Волосы острижены почти под ноль, щеки запали, словно ел в последний раз полгода назад, но при этом — симпатичный. — Спасибо, — говорит парень. — Я… я вообще-то на собеседование шел, — словно виновато добавляет он. — Ща просохнешь, — с наигранной бодростью отвечает Вадим и врубает печку на полную мощность, хоть в машине и так уже жарко. — Грязь останется, — тихо отвечает парень. — Ладно, все равно не особо хотелось… Он называет адрес — Вадиму почти даже по пути. Придется проехать свой дом, куда он так стремился, а потом развернуться, но он представляет пункт назначения и без карты. Припоминает: — Там ЧОП что ли? — Угу. Вадим бросает взгляд на парня, выруливая в левую полосу. На сидельца не похож. На бывшего мента тоже. С чего бы ему в третьесортные охранники стремиться? А парень, заметив, что его разглядывают украдкой, без слов понимает не заданные вслух вопросы и говорит: — Я дембельнулся недавно. Надо денег заработать и в Москву ехать. — А, еще один покоритель, — хмыкает Вадим. — Да нет, — ворчит парень, — там… ну, друг детства. Увидеться хоть. — И как тебя зовут, покоритель Москвы? — пропускает Вадим мимо ушей его угловатое объяснение. — Олег. — А я — Вадим. И делает музыку погромче. Олег тянет ладони к дефлекторам, подставляет пальцы под теплый воздух, и одежда его, слегка подсохшая, и вправду хранит следы грязи, явиться в таком на собеседование даже в убогий ЧОП — стыдно. Побарабанив пальцами по рулю, Вадим нехотя предлагает: — Если есть время, то давай домой тебя завезу. Отмоешься, одежду сменишь. — С домом напряженка, — коротко отвечает Олег. — Родители выгнали? — Родителей нет. В хостеле живу. Уже не успею вернуться. Говорит он спокойно — просто рассказывает, а не пытается вызвать жалость; и Вадима это чем-то цепляет. Помедлив, он спрашивает: — В армии чему-то научился? — Вполне. Ага. Обычно начинают ныть, что только траву красили и говнодавы начищали до блеска. Это, конечно, основные занятия в любой части, но, может, парень еще не отвык исполнять приказы. — Вот что, — решает Вадим. — Сейчас ко мне зайдем, поболтаем. В ЧОП свой успеешь еще. А мне пригодится толковый помощник, умеющий держать автомат. Он на миг переглядывается с Олегом. Тот поднимает бровь и усмехается самым уголком губ. — Шестерка? — интересуется он. — Именно. С перспективами роста. — Ну… давайте. В конце концов, ему нужно набрать мяса на убой — вот, пожалуйста, судьба сама подкидывает вариант. Хотя пацан совсем зеленый. Даже жалко немного. В квартире Вадима Олег ведет себя скромно. Разувается перед порогом в тамбуре, аккуратно несет куртку в ванную и, не уронив ни капли воды на пол, отмывает и вешает на предложенные плечики на лейку душа. На джинсах у него вековая грязь — их Вадим велит снять и сунуть в стиральную машинку, на полотенцесушителе просохнут быстро. Олег на мгновение медлит, а потом выполняет. Идет на голос на кухню в свитере, трусах и носках, и Вадим все-таки подмечает, какие у него красивые ноги — подтянутые, еще юношеские бедра, острые колени. Олег садится за стол и сцепляет пальцы в замок. Запустив стиралку на пятнадцать минут, Вадим возвращается и разливает по чашкам кипяток, ради приличия ставит на стол вазочку с печеньем, щедро предлагает: — Не стесняйся. Пока он рассказывает о работе, Олег сжирает все печенье. И вправду — оголодал, первое впечатление не обмануло. Стоит озвучить сумму, которую Олег получит на руки, — и тот, не раздумывая, отвечает: — Согласен. А можно еще чаю? Хмыкнув, Вадим подливает кипятка к старому пакетику. …Спустя пару недель оказывается, что печенье было потрачено не зря — Олег не только выживает во время крупного замеса с местным кланом, но и укладывает пару человек. Тогда Вадим приглядывается к нему всерьез и видит уже не только хмурую юную мордашку и высокий рост, но и умные глаза. Он ожидает, что парень, выполнив предложенную работу, рванет в Москву, но Олег бормочет: — Никто меня, в общем-то, там и не ждет особо. Так что если нужно еще с кем-то разобраться… Вадим смеется. Разбирались взрослые дяди, а мелюзга так, внимание отвлекала. Но оставляет Олега при себе. Он сносно водит машину и остро замечает все детали, держится всегда так, чтобы видеть весь периметр, и Вадим, оценив его потенциал, подпускает его поближе. Дает денег и велит купить нормальную одежду вместо старья, на что Олег возражает — в хостеле украдут же. Закатив глаза, Вадим добавляет немного сверху и советует снять квартиру или хотя бы комнату с замком на двери. Для него эти деньги — вложение в будущего союзника, для Олега — похоже, подарок небес, за Вадима он теперь готов порвать любого. Через полгода он уже не выглядит, как заморыш, немного подражает Вадиму в манерах, и это откровенно льстит. Приводя его в бары пару раз в месяц, Вадим втолковывает ему, как надо пить хороший алкоголь, а Олег задумчиво говорит, что закуску мог бы приготовить лучше — хлеб в бутербродах пересушен. — Это брускетты, — смеется Вадим. Олег ничуть не обижается. Только кивает: учту. Пробует еду вдумчиво, рассматривает сервировку, и Вадиму приходит в голову: нужно сводить его в ресторан. Вряд ли он когда-то видел высокую кухню даже на картинках. Отчасти понимает, что вкладывается в подчиненного не только ради того, чтобы купить его преданность. Давно уже за собой заметил: Олег ему нравится. Рисковать Вадим не собирается, но благодарность за мелкие знаки внимания льстит. И приятно ночью пофантазировать, как Олег говорит “спасибо” не словами, а прикосновениями. …Когда Вадиму ломают правую руку, Олег, мрачнее тучи, заявляет, что придет и будет помогать. Каждый день. Отказа он не принимает — хмуро шутит, что знает адрес Вадима и при необходимости выбьет дверь. А рука болит. И чешется под гипсом. Но больше все равно раздражает боль: тянет и ноет, и от нее застонать хочется — такая долгая и досадная. На второй день Вадим просит Олега замотать гипс пленкой и лезет в душ. Олег, кажется, сидит под дверью — с чего иначе, стоит Вадиму выматериться от боли, тут же стучит и спрашивает, нужна ли помощь? Как же он благодарен за все, что я для него сделал, думает Вадим. Справляется кое-как сам, сидит в трусах на кухне, пока Олег осторожно срезает пленку, чтобы не потревожить лишний раз руку, и замечает, что у Олега подрагивают пальцы. — Замерз? — спрашивает Вадим и мельком бросает взгляд на Олега. Нет, конечно. В квартире душно, хоть и открыты окна. — Боюсь больно сделать, — отвечает Олег. — Не боись. Хуже точно не сделаешь. Олег готовит ему еду, хотя заказать доставку — дело одного звонка. Через пару дней приезжает пораньше и помогает застегнуть рубашку. Вадим старается не думать о его прикосновениях, сглатывает слюну, дышит едва-едва. Прокатывает. Олег не замечает, как его пальцы действуют на Вадима. Он накидывает на плечи Вадиму пиджак и сопровождает на переговорах. Вадиму кажется, что достаточно кивнуть — и Олег кинется из-за его спины крошить голыми руками всех, кто хоть с тенью насмешки посмотрел на временно нетрудоспособного решателя вопросов. Но Вадим и сам справляется. С левой-то он тоже умеет стрелять, и заказчики это знают. Гипс снимают через два месяца. Рука вялая и тощая. Вадим смотрит на нее с отвращением, а Олег, сидя за водительским, строго говорит, что теперь руку надо разрабатывать. Глупый локоть сгибается, принимая привычное за последние недели положение, словно Вадим разучился держать руку прямо. — Я в детстве руку ломал, — рассказывает Олег. — Три месяца в гипсе. И ничего — восстановил форму, как видишь, — улыбается он, глянув на Вадима. Кажется, именно за эти два месяца они перешли на ты, и Олег научился улыбаться открыто, не пряча глаза и зубы. — Спасибо, — говорит Вадим. — Да ладно, — отмахивается Олег и переключает внимание на дорогу. — Нет, Волков, серьезно. Спасибо. Ты же знаешь, что никто, кроме тебя, не стал бы со мной нянчиться. Не стал бы резать стейки на кусочки, чтобы Вадим мог насаживать их на вилку левой рукой, не стал бы застегивать пуговицы на рубашке, не взял бы на себя ответственность за пару заказов, пока Вадим ждал в машине, и уж точно никто бы не возился каждый вечер с пленкой, защищая гипс. Никто еще не видел Вадима таким беспомощным — и на Олега Вадим не злился. Тот не жалел его за слабость. Просто делал все, чтобы Вадиму было комфортно. Я ведь за него тоже всех порву, вдруг осознает Вадим. Не только потому, что он сюсюкался со мной, калечным, два месяца, а просто. Порву — и все. — Поедем в ресторан на обед? — переводит Олег тему. — Мне твоя стряпня больше нравится, — тихо отвечает Вадим. — Давай домой. И Олег, кивнув, везет его домой. Там он в коридоре тянется к рубашке Вадима — и резко отдергивается, нервно усмехается: — Прости. Привычка. Вадим, улыбнувшись, медленно расстегивает пуговицы в полумраке прихожей. — Все в порядке. Я тоже уже привык. Пока Вадим принимает душ, растирая мочалкой руку, Олег разогревает оставшуюся со вчерашнего вечера еду. Вадим безуспешно пытается откупорить бутылку красного — но рука сопротивляется даже малейшей нагрузке, и Олег забирает у него вино и штопор. Разливает по бокалам, как учил Вадим: не до краев, а на дно, до самой широкой части. К его виду на своей кухне Вадим так привык, что забывается и выпивает больше, чем планировал. В голове приятно гудит. Наверное, только поэтому он и позволяет себе коснуться щеки Олега, протянув руку над столом. Проводит большим пальцем по скуле и признается: — Ты — это судьба. Олег вспыхивает. Стреляет взглядом из-под ресниц и кладет ладонь поверх руки Вадима, отвечает: — Я так часто думаю. Что с тобой меня сама судьба столкнула. Он вдруг привстает и тянется к Вадиму, наклоняется, касается губ, и от неожиданности Вадим отстраняется, прижавшись лопатками к спинке стула. Олег замирает, выпрямляется и делает шаг назад, роняет стул. Вадим обалдело говорит: — В смысле, когда я тебя из лужи окатил, это судьба вмешалась… Все еще ощущает поцелуй, как ожог, и не может сообразить, когда его фантазии успели воплотиться в реальность. Он старался не думать об этом. Очень старался. — Черт, — шепчет Олег. — Я… извини, выпил, и померещилось… я не из этих, — выпаливает он отчаянно. Скороговоркой добавляет: — Я пойду. Выскакивает в прихожую быстрее, чем Вадим успевает встать следом за ним. — Волков! — рявкает Вадим. — Стоять. Олег, уже взявшийся за ручку двери, вздрагивает и застывает — привычка подчиняться приказам в нем сильнее страха. Вадим успевает его нагнать. Перехватывает левой рукой поперек груди, касается губами загривка. Шепчет: — Олег, ты это серьезно? Не потому, что подумал, что я этого хочу от тебя? — Несерьезно, — поспешно говорит Олег. Пытается убрать ладонь с груди, но Вадим стискивает его сильнее. Позволяет Олегу так и стоять спиной, пряча глаза, и вкрадчиво спрашивает: — Не юли. Давно хотел? — Давно, — выдыхает Олег. — Все, Вадим, замяли. Больше не повторится. Выдохнув, Вадим прижимается к нему всем телом, ведет губами по шее, и кожа Олега покрывается мурашками. — Я еще дольше. Точно тебе говорю. Повернись ко мне. Олег все еще окаменевший, даже не пытается двинуться, и Вадим устало приказывает, ослабляя хватку: — Волков. Посмотри на меня. И тогда Олег плавно поворачивается. В глазах его плещется недоверие. Вадим сомневается, что слова помогут, и поступает просто: вжимает Олега в дверь, целует — долго, пробуя на вкус его жесткие губы, ощущая колкость подбородка, его дыхание. Чувствует, как Олег чуть смягчается, твердо только между ног — упирается Вадиму в бедро. У самого тоже встает — два месяца даже подрочить нормально не мог, лишь созерцал Олега, млел от его заботы… Олег, рвано выдохнув, наконец смелеет. Взъерошивает волосы на затылке Вадима, обнимает за талию, поддается и тает. — Пойдем в кровать, — шепчет Вадим. Никогда не позволял себе смотреть на парней с работы — табу. Иначе все узнают, уважать перестанут. А с Олегом не боится. После того, как Олег о нем заботился, точно никому и словом не обмолвится. И Олег сам, наверное, в ужасе, что кто-то узнает о нем. Был бы постарше — никогда бы не поцеловал, сдержался. Рука слушается плохо, но ее ограниченной подвижности хватает, чтобы раздеть Олега. Раздеть и замереть, разглядывая, не обращая внимания на его смущение. Желание кружит голову. С мужчинами у Вадима было редко. С любимыми мужчинами, которым он доверился бы, — вовсе никогда. Он падает на Олега, покрывает поцелуями, спускается коленями на пол — опираться на правый локоть все еще не получается, предательски дрожит; и каждая мышца в теле начинает тоже дрожать, стоит лишь взять в рот член, словно запретный плод. Олег шумно выдыхает, срывается с его губ придушенный стон, и за плечи Вадима он цепляется так, будто хочет оставить синяки. Срывается быстро, а Вадим все целует его бедра, никак не может насытиться. В себя приходит, когда Олег настойчиво тянет его на кровать, когда коленям становится больно от жесткого пола, и Вадим держится ничуть не дольше, хоть и минет Олег делает не то чтобы умелый. А потом между поцелуями Вадим шепчет: — Ты бы хоть намекнул. Я бы понял. Заметил. — Нет, — мигом отвечает Олег и возится на нем сверху, трется членом о живот. — Ты же не… — Я же да, — со странным удовлетворением признается Вадим. Кладет ладони ему на ягодицы, прижимает к себе теснее. Олег выдыхает ему в шею. — А… а эскортницы? Слово он выбирает верное — называть их проститутками Вадим отучил его быстро. — Ну, надо же как-то, — лениво отвечает Вадим. — Я здоровый молодой мужик… Лег, закрыл глаза — и наслаждаешься. — Я бы не смог, — бормочет Олег. Тюкает губами в щеку, в ухо, капает смазкой на живот. — И ты ни с кем до меня? — угадывает Вадим. — Ни с кем, — ворчит Олег, окончательно смутившись. Больше его Вадим не донимает. Оба они еще с месяц-другой будто бы сомневаются. Доверяют друг другу, но сомневаются. Вадим — что Олег действительно хочет именно с ним, а не выполняет приказ, не ложится с ним в постель из страха потерять работу. А Олег, чувствует он, все еще относится настороженно: вдруг такая же игрушка, как девушка за деньги или новый автомобиль? Но одним совместным утром, пока сонный и оттого угрюмый Олег варит кофе, Вадим, подперев кулаком подбородок, говорит: — Я тебя не заставляю ведь. Кофе там, завтраки… — Мне уйти? — мигом оборачивается Олег. — Нет. Просто говорю. Никакого принуждения. Ни в чем, — уточняет Вадим. Олег, расслабившись, торопливо гасит под туркой огонь. Разливая кофе по чашкам, спиной к Вадиму говорит: — Я люблю варить тебе кофе. Готовить для тебя. — А я — тебя, — усмехается Вадим и лишь спустя секунду понимает, что сказал. Олег замирает. Поворачивается к нему. — Вадим… И в мгновение ока оказывается рядом. Целует, а потом зачем-то опускается на колени и обнимает ноги Вадима. — Ты чего?.. Олег, — зовет Вадим, по-дурацки растрогавшись, и гладит его по волосам. Положив голову на колени Вадиму, Олег тихо говорит: — Это и вправду — судьба. Хорошо, что дождь в тот день шел… — Хорошо, что во мне совесть шевельнулась, — хмыкает Вадим. Немного ноет между ребер, потому что Олег в ответ ничего не сказал. Хватило бы и “я тебя”. Но со словами у Олега плохо, он давно еще это понял; Олег выражает любовь поступками. Вадим гладит его по волосам, и кофе уже не хочется. Только поцелуев. Ночью он переступает еще одну черту — хоть Олег и раньше направлял его пальцы между ног, хоть и терся о член ягодицами, заполошно шепча: хочу тебя, — но Вадим отказывал ему в этом. Отчасти потому, что не хотел причинить боль. А больше от того, что все еще не до конца верил, что Олег с ним — по любви. Он ведь все-таки первый у Олега. И дорожит им. Но на этот раз решается. Ласкает его языком, и Олег, стиснув простыню в кулаках, стонет в подушку, кусает ее, дрожит всем телом, и пальцы после этого принимает запросто. Вадим кончает на него — иначе продержится совсем недолго — и продолжает осторожно раскрывать, дает привыкнуть. Член снова встает, как у подростка, лишь от того, что он касается Олега, и Олегу нравится. А потом… потом проникает в него. Медленно, целуя плечи и спину, прислушиваясь. В висках пульс стучит от напряжения. И мысли — не о том, как скорее получить оргазм, хотя в теле все дрожит от возбуждения, а об Олеге, чтобы ему было хорошо. Он находит ладонь Олега, сжимает пальцы. — Малыш, — шепчет. Слово выскальзывает само собой. Ни разу не называл его иначе как по имени или фамилии. Олег, выдохнув, крепче сжимает руку Вадима, и время ускоряется, дышат в унисон, двигаются единым целым, Вадим кончает раньше — и Олег тут же нагоняет его, стоит лишь тронуть его член. А потом лежат, обнявшись. Вадим целует Олега в затылок. Больше ничего друг другу не говорят — и так все ясно. И Вадим про себя благодарит ливень, однажды изменивший его жизнь.