Небезопасно было в тебя влюбляться

Тодороки сидел в учительской и без особого интереса выслушивал недовольство директора. Тот был обоснованно возмущен низкой успеваемостью и плохими результатами на городских олимпиадах. Но Шото это мало касалось: своим ученикам он всегда старался подтянуть оценки, поскольку понимал, как глупо будет портить бесполезной, по мнению многих, физкультурой аттестат. Сбежать с собрания хотелось ужасно. В столовой его ожидал чай, а из дома он приволок вкуснейший бутерброд из хлеба и ветчины. Тот томился в его сумке, ожидая своего звездного часа. Альфа собирался полакомиться им еще на первой перемене, но ученик-должник отвлёк его. На второй не хватило времени. На третьей он задержался с учителем астрономии, что самозабвенно убеждал его в нужности своего предмета. Он доказывал его нужность всем, кого встречал на своём пути, будь то учителя или даже ученики. То ли у него был какой-то комплекс, то ли целью всей его жизни было выбесить как можно большее количество народу, но сбежать от его вездесущих криков было практически невозможно. А на четвёртой перемене в общий чат кинули оповещение о внеплановом совещании. Нет, Тодороки был очень рад, что его не задерживают после работы, но, тем не менее, ему казалось страшно глупым обсуждать серьёзные вопросы во время десятиминутных перемен, когда с трудом успеваешь сходить в туалет. Он вздохнул. На часах была практически половина, скоро прозвенит звонок, множество учеников, лишенные своих преподавателей, не найдут ничего лучше, как начать развлекаться. И ладно, если в кабинете физики ничего кроме эбонитовой палочки они не найдут, то в кабинете химии есть реагенты, обязательно какой-нибудь идиот решит заявить о себе, может, выпендриться перед друзьями, альфами или омегами, и смешает какие-нибудь кислоты, подорвав свою голову и головы окружающих зевак. Впрочем, Шото не сильно это волновало. Это школа, здесь множество подростков, людей, проходящих половое созревание, переживающий пубертат, здесь постоянно происходит что-то подобное. Тодороки с уверенностью может заявить, что старшая школа – самое сложное время в жизни любого человека. Ну, разве что после старости. Хотя кто знает. Никогда Шото не чувствовал себя настолько слабым, прям бессильным, как в подростковые годы. Никогда мысли о смерти не посещали его голову настолько часто, никогда прежде или после не было так сложно и страшно просто существовать. Каждую секунду в школе он ощущал прессинг со стороны одноклассников и учителей, всей системы образования, а, возвращаясь домой, получал добрую порцию откровенного говна от родителей. Это было худшее время. Наверное, это было одной из причин, почему Тодороки решил стать учителем. Он, в отличии от многих своих сверстников, совершенно спокойно относился как к маленьким детям, так и к подросткам. Ему хотелось лишить их ужаса обучения с каким-нибудь полоумным дедом. Если верить статистикам всяких программ, большинство школьников считает физкультуру самым бесполезным уроком в школе. Многие со страхом рассказывают о школьных занятиях, делятся жутким опытом и признаются, что кроме неловкости и дискомфорта они не чувствовали ничего. – Нам нужно повышать средний балл по школе! Мы академия, а не жалкая школка в селе! Будьте же благоразум… – лишь на секунду выплыл Тодороки из собственных раздумий. И тут же поспешил уйти в них обратно, не желая еще хоть мгновение слушать этот писклявый, взвинченный голос. Если ему так хочется покричать, пусть кричит, Шото не собирается это слушать. Коллеги его мнение разделяли: многие откровенно скучали, зевали и оглядывались по сторонам, многозначительно посматривая на часы. Но директор принципиально это игнорировал, продолжая кричать. Шото вздохнул. Он закинул ногу на ногу, с улыбкой вспоминая недавнюю замену в классе 2А. Более интересной замены, наверное, за последние полгода у него не было. Помимо того, что со старшеклассниками всегда интересно – они забавные и смешные, среди них порой находятся развитые не по годам индивидуумы, что только и делают, что сыплются умными мыслями, – в классе еще и был Мидория, с которым Тодороки в особенности был не против поговорить. Изуку выглядел напряженным, когда Шото вошёл, но всё же более расслабленным, чем на уроках физкультуры. Его лицо так смешно вытянулось, а после поникло, когда он узнал, кто именно будет у них заменять. Тодороки это страшно не понравилось. Не сказать, чтоб он был сильно эгоистичным и ожидал оваций и рукоплесканий от своего прихода, но разочарование и лёгкий страх на лице омеги подрезали его самооценку. Зато Шото узнал одну преинтереснейшую вещь. Раньше он полагал, что, раз Изуку – отличник, на других уроках он должен чувствовать себя комфортно и раскрепощенно, как ни быть расслабленным и довольным, когда знаешь весь материал! Но это оказалось не так. – Все свободны, – бросил наконец директор, и все дружно подскочили со своих мест, устремляясь в классы. Тодороки первее других выскочил в коридор, торопясь в физкультурный зал. Он спешил, опасаясь, что непослушные ученики решили разбить друг другу головы тяжелыми гимнастическими мячами. На его практике подобного ещё не случалось, но он ничуть бы не удивился, узнав, что школьники решили сделать именно так. По его воспоминаниям старшая школа была максимально веселая и разнообразная в количестве выходок и дурных событий, за которые в итоге так никто и не нес ответственности. Альфа бегом поднялся по лестнице, уже предвкушая недовольные взгляды учеников. Те сами большие любители опаздывать, всегда с честными глазами улыбаться и говорить, что заблудились, хотя от самих так и несет куревом, которое они развели в туалете. Нет, настоящие сигареты мало кто осмеливается проносить в школу, но электронные… не раз Шото заходил в туалет и пробирался к кабинке через дым, размахивая в стороны руками, так всё было напарено. Тодороки замедлился на последних ступеньках, быстро приводя дыхание в норму. Он с чуть хмурыми бровями вспомнил того идиота, который сказал Мидории гадость прямо в лицо. Видимо, в классе его не сильно любят. Мало где вообще любят отличников, однако, и у них всегда есть друзья-товарищи, а Изуку был совсем один. Шото безумно стало жаль его, когда он увидел яд в глазах одноклассников, а вместе с жалостью пришло и какое-то необъяснимое чувство злости и безумного раздражения. Что этот урод себе позволяет! Подумав об этом, альфа почувствовал, что вновь начинает злиться. Хотя он редко был подвержен злобе, ухитряясь везде и всюду держать себя в руках. Но этот случай безумно ему не понравился, заставил ледяную кровь закипеть в жилах, а клыки начать неприятно зудеть. – Доброе утро, класс! – крикнул Тодороки, открывая дверь и врываясь в зал. Учитывая, что никого в коридоре уже не осталось, учащиеся, минуя его слова, самовольно проникли в зал, не дожидаясь особого приглашения. Альфа оглядел быстро всех и с облегчением выдохнул: никто не разбил никому голову о козла. – Доброе утро, – лениво отозвался кто-то, с трудом разлепляя глаза. Шото быстро подскочил к своему журналу, глянул на сегодняшнюю дату и класс, что стоял на пятом уроке. – Так… вы у меня 1В, правильно? – уточнил на всякий случай, посмотрев на присутствующих исподлобья. Он тут же нахмурился, почувствовав, что что-то не так. – Нет, мы 2А, – без промедления сказал кто-то, а Тодороки в недоумении приподнял брови. – Как же… – он поморщился, – я точно знаю, сейчас у меня урок с 1В, – альфа нахмурился, пытаясь сообразить, что же происходит. А тот ли сегодня день недели? – Хм… вот, у меня даже распечатка есть. – А у нас изменение в расписании! – крикнул кто-то. Шото внимательно на него посмотрел, покачав неопределенно головой. – Меня… – он замолчал, осекшись. Кажется, его предупреждал об этом кто-то то ли вчера, то ли позавчера, в конце рабочего дня, когда он на всех порах спешил домой. Какой-то невысокий щупленький человек предупреждал его о неожиданной перестановке между двумя классами. Но Тодороки всё пропустил мимо ушей. Оно и не удивительно, учитывая, как сильно он спешил. – Что ж… – альфа поджал губы, вздыхая. – Замечательно, – он внимательно оглядел класс. Среди присутствующих не было одной хорошо знакомой ему фигуры. Не было Мидории. Он сразу же, непроизвольно, начал искать его среди учеников, взглядом перебирая лица в конце шеренги. Омега всегда обычно стоял там, неуютно переминаясь с ноги на ногу и не поднимая на окружающих глаз. Но его там не было. Как и в середине шеренги, как и в ее начале. Шото это озадачило. Он уже успел привыкнуть, что 2А класс в основном характеризует странный ученик, что носит форму, но никогда не занимается. Он привык видеть его растерянные глаза и глупую улыбку, привык наблюдать, как Мидория трусливо сбегает из шеренги на лавочку, делая вид, что его просто не существует, а слова учителя его никак не касаются. Тодороки ко всему этому привык. Он запомнил даже имя, хотя с этим у него всегда были особенные проблемы. Запомнил, как Изуку выглядит, наверное, всё о нем. Запомнил рост, мог бы попытаться угадать приблизительный вес, запомнил телосложение, даже излишне хорошо, что самого Шото часто вводило в недоумение. Он ведь не разглядывает учеников, а со старшеклассниками-омегами вообще старается быть предельно осторожными, опасаясь, что те себе чего-то не того надумают. Но Мидорию он запомнил хорошо. Запомнил, как одежда струится по его телу, запомнил мягкие изгибы, точенные формы, еле заметно выступающую грудь, что прячется за вечно свободными футболками. Запомнил бедра, что ухитряются обтягивать свободные треники, запомнил смешные кеды и лицо, такое странное, необычное с вечно идиотским выражением. Изуку редко улыбается. Или просто Тодороки никогда этого не видел, потому что омега предпочитает хранить угрюмое молчание на его уроках. Изуку редко улыбается, но в тот единственный раз, когда на лице Мидории он заметил какую-то натянутую кривую улыбку-усмешку, он запомнил это до мельчайших подробностей. Складочки, что образовались вокруг глазок, губы, что сложились в тонкую полосочку, сморщенный нос и глаза, что смотрели с великим недоверием и даже осуждением. Шото всё запомнил. Почему? Он не знает. Альфа даже запомнил запах. Пусть запоминать там было особо нечего: в силу возраста запах у Изуку не очень сильный, мощный, концентрированный. Но Тодороки запомнил и его. Легкий, ненавязчивый, с легкими сладенькими нотками. Шото понравилось. И это почему-то ужасно его напугало. И сейчас среди присутствующих Тодороки искал его. Искал его неуклюжую фигурку, искал его бледное перепуганное лицо, носом непроизвольно искал запах, пытался вычленить его среди множества ароматов окружающих. Но его не было. Мидории просто не было здесь, просто не было в физкультурном зале. Шото даже не поленился и посмотрел на лавке, но и там омега обнаружен не был. Возможно… он заболел. Желая развеять всякие сомнения, Тодороки полюбопытствовал: – Кого сегодня нет? – будто бы невзначай, будто бы его это совсем не волнует. Школьники рассеянно пожали плечами, переглядываясь между собой в поиске своих дружков. Они перемялись с ноги на ногу и так ничего и не сказали. Шото только в недоумении покачал головой. Он тоже часто забывал о существовании своих одноклассников, но, когда того требовала ситуация, всё-таки вспоминал каждого. А для этих Мидории будто бы и не существовало вовсе. – Вроде все есть, – наконец сказал кто-то. – Ладно, пройдемся по списку, – поморщился Тодороки, лениво начав перечислять фамилии. Он не сводил с ребят глаз, пытаясь понять по выражению их лиц, специально или случайно они не назвали Изуку. – Так… Мидория? – альфа вопросительно приподнял брови. Ответом ему была тишина. – Его нет? – негромко поинтересовался Шото. Ученики растерянно начали пожимать плечами. На их лицах отразилось искреннее незнание, Тодороки поморщился, вздыхая, решил, что они просто не знают. Вряд ли Изуку общается с кем-то в классе, о его существовании никто и не помнит. – Кажется, он сегодня был в школе, – вдруг крикнула какая-то добрая душа. Шото удивленно поднял глаза. Он прищурился, пытаясь сообразить, что только что услышал. Вот как. Значит, был в школе. Если так говорят те, кто с ним вовсе не общается, значит, действительно был. Что ж… – Сейчас только пятый урок. Куда он мог деться? – Тодороки нахмурился, оглядывая всех. Мало вероятно, что Мидория просто пошел домой. Как и то, что у него какие-нибудь дела, например, поход к врачу. Ученики пусть и любят пропускать уроки, делают это по крайней необходимости, не желая опускать свою успеваемость. – Он куда-то ушел? – Хм… – ученики в недоумении начали переглядываться, по очереди пожимая плечами. – Кажется, он был сегодня на геометрии… ну, в смысле, на четвертом уроке. – Так, – Шото закрыл журнал, поморщившись. – Ребята, он вообще был в раздевалке? – спросил чуть недовольно Тодороки и в лоб посмотрел на несколько омег, что сгруппировались, хихикая, в конце шеренги. Иногда ему ужасно хотелось расставить их в другом порядке. Как и альф, что не упускали возможности начать пихать друг друга локтями и что-то говорить, быстро-быстро перешептываясь. Но, к несчастью, все они были приблизительно одного роста, как бы Шото ни хотелось, он не мог перемешать их в другом порядке и нарушить общее построение. Приходилось терпеть. – Э… он был в раздевалке? – негромко спросила одна, пихнув своего друга в бок. Тот только плечами пожал. – Не знаю… вроде бы нет… – неуверенно проговорил он. Тодороки поморщился. И как только этого можно было не заметить? Впрочем, если Мидория и вправду та самая тихая мышка в их классе, то не удивительно, что он абсолютно никому не нужен. – Так вроде или всё-таки нет? – спросил негромко Шото, непроизвольно начиная злиться от незнания. Ему было ужасно важно в данную секунду разобрать, где Изуку, что с ним. Пошел ли он домой или у него освобождение, пошел ли он к врачу или сидит где-нибудь в туалете, не желая идти на урок? Может, вывалился из окна, а этого никто и не знает! – Ну… – омеги с одинаковыми выражениями на лицах пожали покатыми плечами. – Нет, – наконец сказал один из них. Тодороки тяжело вздохнул. – Может кто-нибудь из вас сбегать и посмотреть, там он или нет? – устало попросил преподаватель. – Может, ему плохо стало, – негромко предположил он. Школьники со странными выражениями на лицах переглянулись, и Шото подумалось, что они сами заперли его где-нибудь, чтобы насолить. Маловероятно… – Я сам не могу сходить, – поморщившись, заметил Тодороки. – Ну, ребята, сбегайте кто-нибудь. – Я могу! – вдруг воскликнула какая-то альфа, тут же получая под ребра от своего товарища. Шото перевел на нее усталый взгляд и вздохнул. – Ладно, молчу-молчу, – девушка тут же заткнулась, а все как один начали смеяться. – Так что? – Тодороки чуть недовольно посмотрел на учеников, – Кода-кун, сходи ты, – решил попросить он лично, поняв, что коллективная просьба действует только хуже. Омега посмотрел на него пусто и кивнул, быстро убежав из зала в коридор. Шото проводил его усталым взглядом, вновь переключая всё своё внимание на класс. Он не нашел ничего лучше, чем отправить их бегать, а после заняться базовой разминкой, которую заставил провести одну из главных хулиганок-задир. Урок быстро приобрел повседневный характер, кажется, все уже и забыли, что только что произошло. А точка в клеточке напротив фамилии Изуку так никуда и не исчезла. Тодороки ерзал, как те же школьники перед экзаменом, сидя на лавке, и не мог совладать со своим неизвестно откуда взявшимся волнением. Он тяжело вздыхал и хмурился, переживая, что с Мидорией что-то случилось. – Впрочем, – альфа усмехнулся, наблюдая за занимающимися учениками, – шахматы я пока что не купил, – он вздохнул. Быть может, Изуку чувствует это и поэтому не торопится на урок? Буквально вчера Шото не поленился и зашел в торговый центр, чтобы присмотреть какие-нибудь шахматы. Требовать их от школы специально для учеников, которые находятся на освобождении, или таких, как Мидория, жутко странных и робких, он не стал, сразу зная, насколько это неблагодарное и глупое занятие. Вероятнее всего, ничего у него не получится. Администрация с умными лицами только пожмет плечами и пробубнит себе под нос что-то о том, что дети заниматься настоящим спортом должны, а не лодырничать. В открытую признать, что им не хочется выделять на это каких-то жалких несколько тысяч йен, они, конечно же, не могут. Зажимают каждую монетку, лишь бы набить собственные карманы или животы. А, может, берегут деньги на какие-нибудь более важные мероприятия. Но что за более важные мероприятия вообще могут быть? Даже думать смешно. Только сегодня директор жаловался, что ученики с неохотой участвуют в олимпиадах, что учителя не могут их с агитировать, замотивировать, какие там деньги. Просто жадничают все. В эту топку Тодороки лезть не хотел. Пошлют, так ещё и гадостей наговорят, а-то он не знает, как это работает. То же министерство образования выбирает учебники для школьной программы не потому, насколько они хороши, нет, вовсе нет, а просто отталкиваясь от того, какой процент они получат от автора учебника с его продажи. Если каждый учебник стоит в районе тысячи йен, а на всех школьников третьегодок старшей школы, например, их нужно, как минимум, миллион, это же насколько большие деньги там крутятся. С одного единственного учебника по одному единственному предмету для одного единственного класса. А классов в каждой школе двенадцать. Поглощенный раздумьями, Шото решил купить шахматы сам. Он долго разгуливал между магазинов, подбирая подходящие, но никакие ему не нравились. Какие-то были слишком маленькими, какие-то – слишком большие, какие-то уродливые и грубые, какие-то слишком изысканные и пафосные, что он бы просто постеснялся принести их в школу. Какие-то были излишне взрослыми, какие-то – детскими. Он смотрел на множество вариантов в магазине настольных игр и не мог определиться. Тодороки пытался отделаться от этих мыслей, но не получалось. Ему всё время казалось, что это очень важный выбор в его жизни, от которого зависит слишком многое. Зависит его работа, его дальнейшая судьба, вся его жизнь. Он представлял, как откроет перед Мидорией шахматы, как радостно загорятся его большие смешные глаза, как на лице расцвет странная улыбка. Представлял, как он поставит перед омегой доску прямо на лавку, они расставят фигуры и долго будут играть. Изуку тяжело будет думать над каждым ходом, с интересом будет крутить фигуры в руках, восхищаясь их тонкости и изысканности. Картинка была такой яркой в голове Шото, что он не смог от нее отделаться, в итоге так ничего и не купив. Вернувшись домой, решил залезть в интернет-магазин, подобрать что-нибудь там. Ассортимент был явственно больше, но от этого лишь разбегались глаза, а палец то и дело дергался, порываясь положить очередной товар в корзину. Сильно устав, Тодороки решил выбрать самые простые и невинные на его взгляд шахматы, которые не должны были вызвать у окружающих вопросы. Деревянные, приятного светлого и темного кофейного оттенка, покрытые лаком для красоты. Они были недорогие и явно использовались людьми обычными, а не коллекционерами, собирающими только редкие экземпляры. После Шото лег спать. Наутро, вспомнив о содеянном, альфа ещё долго ходил в волнении и ругал себя за то, что сделал такой необдуманный выбор. Его не отпускали опасения, что Мидория со скептицизмом посмотрит на шахматы и ему даже не захочется играть в силу их уродливости. От этих мыслей он не смог избавиться и на работе. Дверь осторожно открылась, в зал вбежал взволнованный Кода. Он подошел к Тодороки, странно отводя глаза в сторону; тот сразу почувствовал, что что-то не так. – Чего ты так долго? – альфа поднялся со своего места, – он был там? – в лоб спросил он. Коджи нервно вздохнул и замотал головой, не поднимая взгляда. – Нет, в раздевалке пусто, – пискнул он, торопясь отступить и встать куда-нибудь вместе ко всем. – Там никого нет. – Совсем никого? – Шото прищурился, внимательно анализируя его взглядом. Омега поежился, не зная, куда себя деть от подобных вопросов. Тодороки сразу же почувствовал, что он врет. – Совсем никого, – подтвердил тихонечко Кода. – М… что ж, спасибо, – альфа искусственно улыбнулся, подумав, что надо самому сходить и проверить. К ученикам нет никакого доверия.