Небезопасно было в тебя влюбляться

Учащиеся без особого интереса перебрасывали друг другу мяч. Тот был легкий, волейбольный, Шото сказал им тренировать подачу и стойку, но большинство, забыв о его словах, просто перебрасывали мяч, как делали это в детском саду. Ни о каких соединенных вместе руках речи не шло, ни о нижних подачах, ни о верхних, ни о правильном принятии. Нет, кто-то, кто любил волейбол, подавали хорошо, к несчастью, очень сильно, так, что брошенные ими мячи будто бы могли проломить стену. Но таких было немного, Тодороки мог не переживать, что они снесут кому-то голову за время его отсутствия. Сам он вышел из зала, оглядываясь точно преступник по сторонам. Никого посреди урока здесь не было и быть не могло, лишь одинокий глаз камеры будто смотрел именно на него. Шото глянул на него, подумав, что выглядит достаточно странно, но вовремя вспомнил, что охраннику по большей части всё равно на такие вещи, он вряд ли станет покидать свой пост из-за подобного, и смело шагнул к двери. Тодороки не раз бывал в раздевалке омег, планировка там была такая же, как и в трех других раздевалках, ничего особенного увидеть он там не мог. Иногда подбирал чьи-то забытые вещи, когда занятия заканчивались, и относил их на пост охраны, каждый день запирал на ключ, когда уходил из школы. Но он никогда не мог позволить себе зайти туда в середине учебного дня. Ни на уроке, ни, тем более, на перемене. Получить от какого-нибудь особого решительного омеги рюкзаком по голове не хотелось, да и после объяснять директору, что он там забыл, тоже. Да и мало ли, ещё к ответственности привлекут, у учителей с этим всё очень строго. На переменах там всегда была толкучка от множества переодевающихся, а во время урока Шото тоже не хотел рисковать, боясь нарваться на какого-нибудь нерасторопного ученика, что потерял, например, второй носок и скакал по всей раздевалке на одной ноге в одних трусах. Мало ли. Да и в раздевалках альф и омег всегда пахло так сильно, что дышать было просто невозможно. Нет, не затхлостью и потом, а множеством их естественных ароматов. К омегам он всегда заходил, как в парфюмерную, где бестолковый продавец вылил несколько непонравившихся духов прямо на пол. Так сладко, так приторно, что на языке оседает странный привкус и хочется тошнить. Но сегодня что-то щелкнуло в голове Тодороки, он передумал. Ему куда важнее было узнать, где Мидория, что с ним. Ему хотелось быть уверенным, что с этим омегой всё хорошо, что он в порядке. Убедиться, что Изуку просто ушел домой, а не прячется в каком-нибудь туалете, не желая идти на урок. Да и Кода выглядел так подозрительно, наверняка соврал. Шото замешкался у двери, несмело переступая с ноги на ногу. Он нерешительно постучал, внимательно вслушиваясь в звуки за стенкой. Всегда так делал, когда после рабочего дня проверял, остался ли кто в раздевалке или ее можно запирать. Страшно было столкнуться с кем-то, кто решил растянуть переодевание на целый час. Обычно таких не было, но осторожность никогда не помешает. С той стороны послышалась привычная тишина. Тодороки потянулся к ручке двери, но почему-то одернул себя и постучал снова для убедительности. – Здесь никого нет? – спросил он громко, чувствуя себя страшно глупо. Ответом вновь была тишина. Редко учащиеся затыкали уши наушниками, когда переодевались, такой вариант он даже не рассматривал. – Если нет, я сейчас войду, – заметил Шото. Вновь никто не отозвался. Альфа поморщился и потянул за ручку, решив, что, если кто там и есть, он определенно готов к его входу. Дверь медленно открылась, Тодороки робко заглянул внутрь, ожидая самого худшего. Из его горла вырвался нервный смешок, когда он оглядел помещение. Робкое моргание, на него посмотрела пара больших изумрудных глаз. Шото непроизвольно вздрогнул всем телом и криво улыбнулся, быстро мазнув по омеге взглядом. Тот был одет. Альфа, поняв это, сразу же расслабился, одновременно испытав легкое странное чувство досады. Одет Мидория был в обыкновенную школьную форму, с неловким видом сидел на лавке, а на коленках держал свой рюкзак. – Да-а… – Тодороки сделал в его сторону пару шагов, – совсем никого, – он нервно усмехнулся. Обрадовался, что нашел Изуку, узнал, где тот, успокоился. Но и обеспокоился одновременно, не понимая, почему омега тут сидит. – М-мне… – Мидория нелепо взмахнул руками и отвернулся, отводя стыдливо глаза в сторону, – стало… э… а… – он поежился, – п-плохо… я… – Плохо? – Шото удивленно приподнял брови. Изуку был плохим вруном. По крайней мере, сейчас у него ничего не получилось: Тодороки очень легко вычленил его вранье. – Ну… – омега глупо дернул плечами, – д-да… у меня так голова закружилась… и вообще… ну… я… м… – И чего же ты не пошел в медпункт? – полюбопытствовал альфа и подошел к нему, пытаясь заглянуть в глаза, хотя Изуку усердно отворачивался. – Мидория-кун, скажи честно, – Тодороки беззлобно ему улыбнулся, – ты не хотел идти на урок, верно? – Я… – омега растерянно на него посмотрел и поспешил отвернуться, чувствуя себя страшно некомфортно. Шото вздохнул. – Я… – он качнул головой, – не буду… ругаться или ставить плохие оценки. Классному руководителю и уж директору точно ничего не скажу, – пообещал альфа. – Ну… – Мидория дернул плечами, покусывая губы, – ну… я… п-просто… – Ты не хотел идти на урок, да? – Тодороки посмотрел на него с искренней заботой и присел рядом на лавку. – Я… – Изуку поежился и отодвинулся от него, сжимаясь, будто хотел казаться меньше. Шото это не понравилось, но он всё же отсел подальше и подпер голову кулаком, вопросительно на него глядя. Омега молчал и в глаза ему не смотрел, стыдливо отворачиваясь. Болезненно он не выглядел, но сейчас почему-то казался особенно забитым. – В чем проблема? – полюбопытствовал Тодороки. – Чем… уроки физкультуры… тебе так не нравятся? – он вопросительно приподнял брови. Мидория поерзал на лавке, глупо пожал плечами, не желая поднимать эту тему. Шото его понимал – тоже не любил много обсуждать. – Не знаю, – пискнул Изуку тихо. Альфа вздохнул. – У тебя так со всеми уроками? – уточнил он, уже зная ответ. Нет, определенно, нет, если Мидория так хорошо учится. – М… – омега неуверенно на него посмотрел, размышлял, похоже, стоит ли довериться или лучше промолчать и ничего не говорить. – Ну… с другими… нет, – осторожно сказал он. – А чего так? – Тодороки вновь внимательно на него посмотрел, – что не так с уроком физкультуры? – Ну… – У тебя всегда так с ним было? – Н-нет… хотя… – Изуку пожал плечами. – У тебя мало оценок, Мидория-кун, – заметил Шото негромко. – Чем ты руководствовался, когда остался в раздевалке? – М… – Мидория дернул плечами и отсел ещё дальше, спиной прижимаясь к стене. – Ну… я знаю, – грустно протянул он. – В чем же тогда дело? – Тодороки с искренним волнением на него посмотрел. Он редко проявлял подобный интерес и внимательность к ученикам, это было странно. – Тебя задирают одноклассники? – Да нет… – Ты же всегда сидишь на лавке, – заметил Шото, – что в этом сложного? Иди дальше сиди. Я же обещал, что скоро принесу шахматы, – усмехнулся он, желая разрядить обстановку. – Ну, если физическая нагрузка тебе так поперек горла. – Мм… – Изуку поежился и неуверенно пожал плечами, не зная, что он должен сказать. – Я не знаю, – тихо пробубнил омега. – Просто… находясь в зале, я чувствую себя некомфортно, – проговорил он неуверенно, – очень некомфортно. Я… не хочу туда идти, – тихо закончил он. Тодороки удивленно на него посмотрел и нахмурился, не зная, что он должен сказать. Пытаться настоять на своем глупо: это только принесет в жизнь Мидории ещё больше проблем. Но понять его сложно, Шото никогда не понимал, что происходит у подростков в голове. – Почему? Что именно не так? – М… – Изуку пожал плечами, вздыхая. Ответа на этот вопрос, видимо, у него не было. – Понятно, – Тодороки поднялся. – Я надеюсь, мы ещё поговорим об этом, – тихо сказал он, медленно направляясь к выходу. – У меня там дети с мячами играют, боюсь, окна разобьют, – рассмеялся он, – или друг друга поубивают, их нельзя надолго оставлять одних. – А… – Мидория глупо моргнул. – А ты, – Шото махнул рукой, – посиди тут, – улыбнулся он мягко, – и подумай, что именно в физкультуре не так. Надеюсь, потом ты мне скажешь, – весело сказал альфа и вышел в коридор. Сердце его, что во время разговора трепетно сжалось, наконец расслабилось и начало биться громче, пугая своего обладателя. На душе остался какой-то странный радостный осадок, он поспешил вернуться в зал. Ученики, как Тодороки и предполагал, всё ещё лениво перекидывали мячи, весело беседуя между собой. Их отсутствие учителя полностью устраивало, многие предпочли бы просто посидеть на лавке и весело поболтать, ничем не занимаясь. А лучше даже не переодеваться в спортивную форму, лучше поспать, отдохнуть. У старшеклассников просто бешеная нагрузка, помнится, именно в те годы Шото чувствовал себя максимально слабым, забитым и уставшим. – Молодцы, заканчиваем, – крикнул альфа, забегая в класс. – Поделитесь на две команды, – сказал он. Ученики недовольно переглянулись между собой и сгруппировались вместе, друзья к друзьям. Тодороки со скептицизмом на это посмотрел. Чувствовалось, что большинство омег принципиально не любит альф и не хочет с ними играть, но при таком делении команда альф получает преимущество. Они чаще выше, некоторые ростом с волейбольную сетку, и сильнее, что их подачи способны сбить особо нежных омег с ног. Шото поморщился и самостоятельно разделил учащихся на две команды, стараясь распределить силы максимально равномерно. Все заканючили, недовольно закатывая глаза и вздыхая. Друзья переглядывались через сетку, многозначительно глядя друг на друга. – Если кто-то не хочет играть, может сесть, – сжалился Тодороки, вздыхая. Гурьбой половина класса устремилась к лавкам, как к спасительному кругу, который может спасти их от унижения и издевательства. Шото дунул в свисток, мяч оказался в воздухе, ученики лениво подняли руки, бестолково перекидывая его между собой. Тодороки за всем этим наблюдал устало и равнодушно. Он привык, что школьники по большей части забивают на правила игры и подают мяч как и откуда хотят. Сейчас его мысли по большей части были поглощены совершенно другими вещами. Альфа пытался выяснить причину такого поведения Изуку. Что именно в уроках приносит ему дискомфорт? Шото не кричал на него ни разу, кроме той единственной разминки не заставлял заниматься ни разу. Мидория спокойно сидит на лавке, никто не трогает его, никто буквально его не замечает. Что же в этом плохого? Он часто сидит под сеткой, когда учащиеся играют, поэтому частенько мяч прилетает в его сторону и бьет омегу по боку или плечу, потому что тот лишь растерянно моргает и не успевает даже руки подставить. Неужто именно это доставляет ему самый большой дискомфорт? Тодороки нахмурился. Он обращал внимание на то, как одноклассники смотрят на Изуку, и с уверенностью может заявлять сейчас, что те на него не смотрят. Их взгляды проскальзывают мимо него, как мимо совершенно пустого места, они его не замечают. Мидория не может видеть в их глазах осуждения или злобы, что же так его пугает здесь? Шото предположил, что когда-то раньше кто-то попал по Изуку мячом, такую вероятность тоже нельзя было исключать. Или что-то случилось на уроке физкультуры в прошлой школе, или в началке кто-то кричал на него, полоумный учитель какой-нибудь, что скорее псих, чем учитель. Но предположений было много, а правды Тодороки знать не мог. Надо было спросить, но вряд ли Мидория рассказал бы ему хоть что-то. Он выглядит слишком зацикленным на себе, слишком забитым и напуганным, чтобы вообще разевать рот. Шото видел на своем времени множество разных отличников. Но всех их отличала от других одна малоправильная черта. Все они были заносчивыми и высокомерными, с настоящим ядом относились к одноклассникам, которые тоже хорошо учились хотя бы по какому-то одному предмету. Тодороки полностью это понимал и людей, страдающих синдромом отличника, никак не осуждал. Но Изуку таким не был. Ему словно не хватало смелости, слов и желания ставить обидчиков на место. Удивительно, что при такой неуверенности в себе он вообще ухитряется договариваться с учителями о пересдачах и более хороших отметках. Впрочем, возможно, что он ужасно умный и выполняет всё правильно с первой попытки, кто ж его знает, а сам сидит тихонечко, как мышка. Но если он такой умный, такой молодец, любимец учителей, то почему нет распирающей, как у всех, гордости, почему нет самомнения и уверенности? Прозвенел звонок. Альфа подскочил со своего места, перепугавшись: он забыл о времени, погрузившись в глубокие раздумья, и не замечал, что происходило вокруг. – А… – ученики вопросительно на него обернулись, – все свободны, – крикнул Тодороки и взял из рук школьника мячик, закинув его к другим мячам в корзину. Зал опустел очень быстро: учащиеся всегда торопились покинуть поскорее, кто спешил домой, кто на следующий урок, кто в раздевалку, надеясь занять место получше, кто просто хотел покинуть это злосчастное место. Но так или иначе Шото очень быстро оставался в гордом одиночестве. Его это совершенно устраивало, даже нравилось. Альфа мог спокойно сесть на лавку или скрыться в инвентарной, чтобы спокойно отдохнуть, а, может, пообедать. Но сегодня его волновали другие вещи. Тодороки, открыв несколько окон для проветривания, направился в коридор, замер в дверях, боком опершись на дверь. Он внимательно оглядел пустующее пространство взглядом, ожидая, когда кто-нибудь появится. Из-за дверей раздевалок доносились веселые голоса, смех, усталые вздохи и бесконечное шуршание. Шото вовсе не было это интересно, да и подслушивать глупые школьные разговоры он не любил – ничего интересного дети всё равно не обсуждали, вздыхая лишь на тему того, как много домашних заданий, какой следующий урок, у кого сколько стоит лифчик, где были куплены кеды, – волновался сейчас о совершенно других вещах. Тодороки ждал Изуку. Тот рано или поздно должен выйти из раздевалки, глупо в этом сомневаться. По крайней мере, альфа надеется, что это произойдет, мало ли, омега решит выскочить в окно, умереть или, учитывая, что это всего-то второй этаж, просто сбежать из школы. Его одолевали легкие подозрения, что Мидория уже куда-нибудь ушел, но Шото искренне надеялся, что, раз со звонка прошло меньше минуты, Изуку не успел так незаметно выскользнуть. Двери открылись, первыми из своей раздевалки повалили гурьбой девочки-беты. Тодороки проводил их равнодушным взглядом. Удивленным он не был: беты всегда справлялись с банальным функционалом лучше других или это только его собственное наблюдение, так или иначе, переодевались они всегда быстрее других. За ними повалили из-за соседней двери пацаны-беты, вежливо поклонившиеся учителю, Шото лишь кивнул в ответ, улыбнувшись. Большие педанты, ничего не скажешь. Через пару минут, весело смеясь, в коридор вышло несколько омег, что-то радостно обсуждающих. На Тодороки они не обратили особого внимание, ему вообще порой казалось, что они стараются его не замечать в силу какой-то высокомерности или недолюбливания. Но Изуку среди них не было. Шото вздохнул. Он повернул голову, в недоумении посмотрев на дверь в раздевалку альф, откуда до сих пор никто не вышел. Это было странно. Они никогда не были достаточно аккуратными и собранными, как беты, но, однако же, никогда долго не мешкали, иногда выходя из раздевалки в самом неподобающем виде. Не заправленные рубашки, растрепанные волосы, не застегнутые ремни, стянутые галстуки, лениво закинутые на плечо. Тодороки полностью их понимал: сам по молодости был довольно рассеянным и мало озабоченным своим внешним видом. Неужели они все вдруг решили одеться прилично? В ответ на его мысли за стеной послышался грохот. Шото нахмурился, медленно двинувшись в сторону раздевалки, в недоумении приоткрыл дверь, желая убедиться, что у детей всё хорошо. Всё, очевидно, было плохо. Какой-то широкий пацан, стоящий в одних трусах, трясся на месте от гнева, его явно кто-то ударил по лицу: из носа вытекала тоненькая струйка крови. Этим кем-то оказалась девушка, что тихо рычала, ужасно скалясь, и готова была продолжить его убивать, если бы только ее не держали одноклассники под руки, оттаскивая в сторону. Она была неимоверно зла, золотые глаза налились кровью, став заметно темнее, всегда ровные волосы растрепались, лицо исказилось в гневе. Такие ситуации случались редко, но удивленным Тодороки не был. Он вбежал в раздевалку, встав между ними. – Тихо-тихо, – вырвалось у него, – всё ребята, брейк, – нахмурился Шото. – Что у вас тут произошло? – он вопросительно глянул на девушку, что вырвалась из рук «добрых» одноклассников и стояла с выражением крайней злобы на лице. Тодороки качнул головой и обернулся на ее противника, что немного робко стоял около угла, пожимая плечами, будто желая скорее замять ситуацию. Он был главным хулиганом их класса, Шото ничуть не удивился, поняв, что он замешан в драке, но не мог понять, что самая адекватная ученица на вид забыла в ней. – Ничего не произошло, – буркнул хулиган. – Так, – Тодороки нахмурился. Таким ответом он удовлетворяться не собирался. – Здесь как-то слишком много для «ничего», – заметил Шото, ожидая объяснений. Не было ничего удивительного в том, что подростки подрались. Они импульсивные и злые, гормоны играют, ничего кроме собственного мнения не существует. Но такое редко происходило в школе. Хулиган казался таким забитым, будто бы в классе нашелся кто-то сильнее его, что само по себе казалось слишком абсурдным. Но, глянув ещё раз на девушку, Тодороки всё понял. Раздраженная донельзя чем-то она готова была его убить, всякие тормоза исчезли, не удивительно, что он перепугался. – Он просто урод, – хрипло проговорила девушка, выплевывая эти слова оппоненту в лицо. – Надеюсь, сдохнет в канаве, – буркнула она и быстро вылетела из раздевалки, попутно подтягивая и застегивая свои штаны. Шото шагнул вслед за ней, но решил всё-таки не останавливать. Сейчас она слишком злая, чтобы разговаривать, пусть остынет немного. Да и что-то подсказывало ему, что ее злость полностью обоснована. – Так, – Тодороки оглядел взглядом присутствующих, – да что, собственно, произошло? – Да она ни с того, ни с сего на меня набросилась, – сипло проговорил хулиган. Шото посмотрел на него строго и качнул головой, показывая, что не верит. Мальчик поежился, сильно вжимая голову в плечи. – Что вы видели? – обратился Тодороки к остальным, кто мог лицезреть эту картину. – Ну… – альфы неуверенно переглянулись, – да он… – начал неуверенно кто-то, – гадости начал говорить… – Что за гадости? В чей адрес? – Шото нахмурился и вновь посмотрел на хулигана, что сделал такое лицо, будто к нему это никаким боком не относится. – Да… этого… – неуверенно развел говоривший руками, – ну… омеги… как его зовут? – он нахмурился, глянув на одноклассников, – ну… Мидория, кажется. А эта… вдруг разозлилась ужасно. – Да? – Тодороки приподнял брови, чувствуя, как внутри собираются очень странные, неприятные ощущения. Злость, негодование, какая-то будто бы ревность. – И что же ты говорил? – хрипло спросил Шото, повернувшись к хулигану. Он был готов задушить его собственными руками. – Ничего особенного, – буркнул тот, – ничего такого. – Что ты говорил? – строго повторил Тодороки. – Ирука-кун слишком спокойная, чтобы беспричинно бросаться на людей, – заметил он. Мальчик только глаза закатил, махнув рукой. Говорить он не собирался. Вместо него встрял другой: – Он говорил, что Мидория-кун какой-то странный… что вообще… а потом что-то про его внешность… тело там… Шото нахмурился. – Что про внешность? – Ну… – прежде говоривший пожал плечами. Альфы переглянулись между собой со странными выражениями на лицах, а после одна из них наконец выпалила: – Что-то про его задницу, какая она плоская из-за того, что он спортом не занимается. Тодороки моргнул, мысленно соглашаясь с этим утверждением. Но ему не понравилось, что какой-то идиот говорит так про Изуку. – И что мне с тобой делать? – скрестил он руки на груди. – К директору вести за такие слова? – Не надо. – Понимаешь сам, что за дело получил? – поинтересовался Шото, еле справляясь с желанием самому ударить этого мелкого уродца. – Да… – буркнул хулиган, – можем мы сделать вид, что ничего не было? Ни моих слов, ни драки. – М… – Тодороки задумался, – Ируке-кун очевидно не нужны проблемы, – пожал он плечами, – хорошо. Только смотри, думай, что говоришь. – Да-да, – кивнул мальчик и поспешил вылететь из раздевалки. Шото оглядел оставшихся и вышел в коридор, качая задумчиво головой. Ну и страсти у старшеклассников. Девчонка-то явно влюбилась. Тодороки ее понимал.