Последняя ходка

      В палате пахло нашатырным спиртом и ещё какими-то лекарствами. Здесь всё было как и полагается настоящей госпитальной палате — три больничные койки, между ними по тумбочке для личных вещей больных. В углу комнаты стоял большой шкаф белого цвета с лежащими внутри медикаментами. Он запирался на ключ от ловких служак, ворующих оттуда спирт для своих, определённо корыстных целей. Рядом со шкафом — шторка для переодеваний. Не подходящая по цвету, широкая ширма отделяла рабочее место фельдшера от остального помещения. За ней стоял добротный дубовый стол с кучей папок и бумаг на ней. Стол, по-видимому, использовался человеком выбравшим комфорт взамен порядка. Тут и там по нему были расставлены фотографии в рамках. На одних из них запечатлены пейзажи природы, в большинстве своем горные, а на другой части фото улыбались люди, по видимому, родные хозяина стола. Особенно много было фотографий с миловидной брюнеткой. Миша отметил, что лицо у неё острое и правильное, даже слишком, зато взгляд и улыбка были на фото очень тёплые и задорные. Единственной деталькой, на которую лично Михаилу было неприятно смотреть, был пирсинг в носу — по его мнению он был лишним в образе девушки, но все равно брюнетка была очень симпатичной. Конечно, не красивее Кати, быстро поправил себя мысленно Миша — нет никого, красивее его девушки. При мыслях о Кате парень невольно улыбнулся, но тут же остановил себя и продолжил осмотр. В углу стола пристроился кактус карликового размера в оранжевом горшочке. Несмотря на беспорядок, глядя на это Миша ощущал какую-то теплоту в душе.       Это всё парень успел осмотреть в деталях от банального безделья. Он лежал в палате уже второй день и не имел возможности с кем-то контактировать. Исключением были всё время меняющиеся солдаты, приносившие ему кормёжку прямо в госпиталь. Но даже так у него получилось узнать, что Егор на блокпост так и не вернулся, а трупа его он не видел.       Собственно, мысли Миши очень часто возвращались к рейду, как бы он их не отгонял. В глазах возникали образы мёртвых товарищей, парня начинало мутить и подташнивать. А ночью снились мертвые товарищи. Но больше всего у него не укладывалось в голове, что произошло с волком в тот самый момент «почкования». Мишины знания в области биологии позволяли предполагать, что это невозможно, и никаких других объяснений, кроме как банальной галлюцинации, он придумать не мог. Был бы здесь Егор, Миша бы обсудил это с ним, но тот так и не вернулся.       Все эти мысли крутились в голове Миши, когда он валялся на койке и незаметно для себя задремал. Но сон был чутким — сквозь пока что не плотный заслон полудрема протиснулись громкие шаги, показавшиеся сонному парню очень громкими. Он вздрогнул и открыл глаза, посмотрел на дверь, но долго на ней взгляд не задержал, переведя его на часы. Было позднее утро, но до кормёжки было ещё довольно долго. Миша вздохнул и подумал, что несмотря на то, что совсем недавно умирал от скуки и одиночества, сейчас он не имел никакого желания с кем-то контактировать.       — Кого там еще принесло? — негромко пробурчал Миша и с неохотой откинул одеяло и сел на кровати.       В помещение, после короткого стука, тут же вошли две фигуры: капитан и единственный фельдшер, один на весь блокпост. При виде капитана Миша резко вскочил, моментально взбодрившись, вытянулся по струнке, но тут же чуть не свалился обратно от потемнения в глазах и резкой боли в голове. Он сам не понял, как успел ухватиться одной рукой за спинку кровати и остаться стоять ровно.       — Здравия желаю, товарищ капитан!       — Вольно солдат, вольно. Но хвалю, болеешь, но старших по званию всё равно уважаешь. Примером для подражания можешь быть, Гневный, — капитан опустил свой извечный пафос. Миша, изрядно удивившись, почувствовал нотки уважения в голосе офицера, — Да вольно же, ты что, не услышал?        — Есть, товарищ капитан. Спасибо за похвалу. Рад стараться, — по уставному ответил Миша.       — Так… Зачем я собственно сюда пришел? Ты, Михаил, садись, а… — капитан почему-то замешкался, оглядел палату и тут же неуловимо его тон изменился и стал для Михаила привычным, — Воронцов! Я не понял, это что за эфиопская кампания у тебя на рабочем столе?! Сейчас же убрать, ещё раз увижу и наряд вне очереди схлопочешь. Совсем расслабился. Кактусы-цветочки, тьфу… Ты взводный фельдшер или садовник?       Воронцов промямлил что-то невразумительное и бросился прятать всё своё добро в ящики стола. Капитан сразу потерял к нему интерес и обратился к Мише:       — Михаил, поговорим без чинов, — дождавшись кивка, Виталий Дмитриевич неторопливо сел на койку напротив Михаила и продолжил, — Расскажи мне о вашем рейде ещё раз. Хочу послушать, так сказать, из первых уст.       — Так точно, товарищ… э-э-э, Виталий Дмитриевич. Все было так. Сначала, когда мы вышли с блокпоста, всё было спокойно. Дошли до озера, заглянули в ложбинку, где должны были быть собаки, а там пусто оказалось… — Михаил остановился, посмотрев на резко нахмурившегося капитана, но тот взмахом руки приказал продолжать.       Капитан, как и начальство других блокпостов, неофициально сотрудничал со сталкерами. Данный рейд был не первой просьбой здешних обитателей зачистить местность, но еще ни разу капитана не обманывали и предоставляли только проверенную информацию. Виталий Дмитриевич хотел узнать причину, по которой он потерял своих бойцов, и если виноваты сталкеры, мало им не покажется.       — Ну, как пусто… В ложбинке собак не оказалось, но не успели мы расслабиться, как они появились как-будто из ниоткуда и напали сзади. Стая была не особо большой и мы открыли по ним огонь… Но была одна странность. Среди диких собак был один волк… — Михаил замешкался, но всё-таки решился, — и… я не уверен, но мне кажется, что это был не обычный волк. Когда мы открыли огонь, он вдруг резко бросился на нас, если быть точным, на Кротова. И когда он почти допрыгнул до него, вдруг случилось что-то особенно странное… — он обреченно посмотрел на капитана, понимая, что тот просто не поверит в его рассказ, но соврать Михаил не решился, — Виталий Дмитриевич, вы же знаете, я совершенно нормальный, не псих какой-нибудь… Но я точно видел! Был один, а потом раз и как бы разделился на троих. Правда! И в этот момент у меня жутко заболела голова. Кротов упал и закричал, Меджидов кинулся ему на помощь, но оставил спину незащищенной и ему собака в шею вцепилась. Я пытался им помочь, стрелял, но не успел. На Егора… То есть… Ну, на Погорелого тогда прыгнули три дикие собаки и он отстреливался от них. Я сообразил, что Кротову и Меджидову уже не помочь и открыл огонь по собакам около Погорелого. И именно тогда мне по голове словно кувалдой стукнули и я потерял сознание, — Миша перестал тараторить и выдохнул, не смея поднять взгляд, боясь увидеть там недоверие, — Когда пришел в себя, Меджидов и Кротов были мертвы, со всеми дикими псами и одним из трёх волков были та же ситуация. Егора Погорелого нигде не было. Я тогда подумал, что он не пытался поднять меня, потому что решил, что и я тоже того… И я решил, что он на блокпост ушёл и за ним отправился. Ну и всё, в принципе, — Михаил поднял взгляд и увидел не насмешливый или недоверчивый взгляд капитана, как он опасался. Нет, тот был сосредоточен и очень задумчив.       Наконец, после долгого для Миши минутного молчания, капитан посмотрел на него:       — Ты молодец, Михаил, — серьезно кивнул Виталий Дмитриевич, отчего Михаил облегченно выдохнул, — Ты поступил так, как и поступил бы настоящий солдат. Я буду настаивать на достойной награде тебе и дополнительном отпуске. Но история с волком мне покоя не даёт. Ты уверен, что тебе ничего не привиделось?       — Виталий Дмитриевич, не могу знать. Но я всё же думаю, что это был какой-то новый вид мутантов. Я, конечно, не какой-нибудь биолог яйцеголовый, но мне кажется, что они просто за мозги хватают жертву и галлюцинации показывают.       — Не тебе решать, солдат. Это дело науки, — капитан хлопнул себе по колену и встал, одернув форму, — Неси службу спокойно. Тебя скоро выпишут. До скорой встречи.       Фельдшер тоже вскочил, метнул взгляд на Михаила и быстро перевел на капитана, видимо, не понимая, что ему дальше делать. После секундной заминки, он всё-таки вышел вслед за начальством. Дверь захлопнулась за неожиданными посетителями и Михаил, устало мотнув головой, снова прилёг на койку.

***

      В импровизированном карцере было довольно прохладно. Собственно, это было ни разу не удивительно, так как карцером служил металлический вагончик, оказавшийся на блокпосте невесть откуда. Мебели тут было не густо: кровать в углу, занимающая очень много места и тазик в другом. Над предназначением последнего предмета в комнате Андрей долго гадал и, осмотрев его вдоль и поперёк, пришел к выводу, что тазик служил для банных процедур. Покончив с осмотром тазика, Андрей долго искал себе другие занятия. Но так их и не обнаружив, уставился в потолок, предаваясь не радужным мыслям.       Андрею жутко не повезло. Он наткнулся на патруль совсем недалеко от блокпоста, где они обычно долго не задерживаются, да ещё и при дневном свете, когда патрульные особо ленивые и невнимательные. Что будет теперь — неизвестно. К нему ранее приходил тот сержант с язвами на лице и победоносно объявил: «Начальство не знает что с тобой делать, крысёныш. На твоём месте я бы начинал бояться, хо-хо». А после, продолжая противно хихикать, хлопнул дверью и вышел из вагончика.       Чего Андрею стоило ожидать — было явственно не понятно. Скорее всего, его просто отправят в город под суд, по крайней мере Андрею очень хотелось в это верить. В его мыслях то и дело всплывали страницы имиджбордов и анонимок, где они с Юрой совсем недавно собирали по крупицам информацию о Зоне. Особенно сильно по мозгам била фраза: «Военные в Зоне со сталкерами не церемонились раньше, не церемонятся сейчас и не будут церемонится в будущем. Никогда.».       С такими хмурыми мыслями он и просидел до вечера, после чего прогремела команда «Отбой», и он, вместе со своими хмурыми и беспокойными мыслями, погрузился в такой же хмурый и беспокойный сон.

***

      — Но!.. Виноват, товарищ полковник, — голос капитана Самойлова оставался ровным, но при этом он до побеления пальцев сжал трубку, лицо стало мрачным, а глаза сузились от еле сдерживаемой ярости, — Приказ принял… Есть… До связи.       Трубка опустилась на аппарат с громким стуком. Капитан наклонился ближе к столу и облокотился подбородком на сжатые в единый кулак руки. Если бы кто-то в этот момент зашел в кабинет, то моментально бы почувствовал гнетущую атмосферу в нем и поспешил убраться побыстрее.       После долгих минут размышлений, Валерий Дмитриевич встал из-за стола и подошел к окну. Тучи извивались, создавая собой разные пушистые узоры. В другое время капитан обязательно бы отметил красоту неба… Но не сейчас, не сейчас… Немного усилий и распахнулись деревянные створки окна. Капитан глубоко вдохнул проникший свежий воздух и закурил. Всего за несколько затяжек покончив с первой сигаретой, капитан раздраженно кинул ее в пепельницу на подоконнике и достал следующую. Ее он раскуривал в разы медленнее, уставившись в окно невидящим взглядом.       В руках остался окурок, когда капитан Самойлов моргнул и осознанно посмотрел на него. Затушив до конца сигарету, Валерий Дмитриевич захлопнул окно, не заметив, что старые створки неплотно прилегли, оставляя щель. Следом капитан задернул шторы, подошел к панели управления мегафоном и пробурчал в динамик:       — Старший сержант Ахтырцев, срочно ко мне в кабинет.       Не прошло и две минуты, как в дверь кабинета постучали. После краткого разрешения войти, дверь захлопнулась за отдавшим приветствие сержантом:       — Старший сержант Ахтырцев по вашему приказу прибыл.       — Присаживайся, Фёдор, — приказал капитан, продолжая мерить кабинет неторопливым шагом вдоль стены у стола, напротив опустившегося на стул старшего сержанта. Валерий Дмитриевич бросил на того внимательный взгляд, но отметил только спокойную сосредоточенность у подчиненного. Капитан удовлетворенно кивнул, мысленно отметил в который раз, что не зря приблизил к себе такого подчиненного. Исполнительный, верный и самое главное — умеющий молчать. По мнению капитана, его ждало большое будущее.       — Я вызвал тебя по поводу нашего «гостя», — капитан перестал мерить кабинет шагами и вернулся за рабочий стол. Валерий Дмитриевич сел, впившись тяжелым взглядом в внимательно слушающего его подчиненного, — Там, — капитан поднял палец вверх, — выразили желание разобраться, как так получилось, что пойманный «гость», при попытке бегства рано утром, оказал сопротивление и был ликвидирован. Они требуют протокол.       Старший сержант нахмурился; установившиеся в кабинете тишина давила на уши.       — Валерий Дмитриевич, — ожил Ахтырцев, — но …       — Никаких но, Фёдор. Я знаю, что ты хочешь сказать. Никаких вторых шансов в Зоне и пулемета с рожком. Сам должен понимать, чем нам аукнется невыполнение данного приказа, — капитан тяжело выдохнул, но продолжил уверенным голосом, — Не знаю, кому и как наш «гость» так сильно насолил, но оттуда, — капитан снова поднял палец вверх, — пришел четкий приказ: «гостя» в расход. Он ждет протокол с фотоотчетом завтра… Выбери себе понятливого и молчаливого помощника. Всё должно быть по закону, чтоб ни один крючкотвор к протоколу не смог придраться.       — Понял, — нахмуренный старший сержант встал и одернул форму, — Разрешите выполнять? — Иди, Ахтырцев, иди.

***

      Михаил стоял в шоке всего несколько секунд: он услышал то, что определённо не должен был слышать. И всё из-за того, что он так «вовремя» проходил мимо окна кабинета капитана.       На самом деле, парень не стремился что-то подслушивать. Он просто слишком устал сидеть в госпитале, вышел подышать свежим вечерним воздухом и размять ноги.       «Ну как, надышался?» — подумал Миша и быстрым шагом отправился назад, опасаясь случайно встретиться со старшим сержантом и получить по шапке. Миг — и он уже перед зданием госпиталя.       Снаружи здание выглядело ужасно. Бетонная коробка, окрашенная в белый цвет, с тут и там слезшей краской. Дверь была дешёвая, пластиковая и вся в трещинах. Окон у госпиталя почти не было, кроме каких-то совсем небольших форточек. Всё это было похоже скорее на небольшой склад, чем на полевое медицинское учреждение.       Дверная ручка опустилась вниз и Михаил прошмыгнул в палату, плотно захлопнув за собой дверь. Остановившись, он задумался, стоит ли включать свет. И так и не использовав переключатель, Михаил тяжело опустился на койку, переваривая услышанное: «Расстрелять? То есть, как это? Просто за то, что парень, по собственной глупости, пытался пробраться сюда? В место, где он и так почти сто процентов погиб бы от какой-нибудь аномалии или дикой собаки?» — это никак не хотело укладываться в голове у Михаила. Конечно, его терзали сомнения, но он был уже почти уверен, что сделает всё возможное, чтобы этого не допустить. Да, тот парень всё равно долго не проживёт в Зоне, но это хотя бы даст ему шанс. Если он не совсем придурок и попытается выбраться. И во второй раз уже вряд ли попадётся патрулю, — «Если капитан не мог по какой-то причине предоставить этот маленький шанс «гостю», то я сам это сделаю».       И Михаил стал ждать ночи. На блокпост спустилась вечерняя темень, но пока что было слишком рано. Михаил хотел дождаться хотя бы команды отбоя и после неё прождать ещё минут тридцать, когда часовые разойдутся по своим постам, а обычные служаки отправятся спать.       Время текло медленно, как сильно переваренный кисель. Одна минута казалась десятью и Мишу это ожидание просто убивало. Его сильно клонило ко сну, но он боролся с ним, делая отжимания, приседания и меряя шагами комнату. Но вот, наконец-то, часы показали заветную половину двенадцати ночи, и Миша, не дождавшись круглого числа, выбрался из госпиталя на улицу.       Снаружи было по осеннему холодно. Парень поёжился, но не стал надолго задерживаться на месте и пошёл к казарме, стараясь не привлекать внимания. Здания казармы было длинным и продолговатым, с большими окнами по обе стороны. Оно, в отличие от госпиталя, было построено на славу и поэтому, несмотря на свой почтенный возраст, оставалось жизнеспособным, и казалось, что переживёт ещё не одно поколение солдат.       Дверь в казарму мягко и беззвучно открылась, отчего Миша мысленно похвалил сослуживцев за своевременную смазку петель и прошёл в помещение. Миша оказался в небольшой проходной. Здесь был проход в спальную часть казармы, деревянная лестница на второй этаж и столик дежурного, которого сейчас как раз не было на месте. Не успев даже оценить уровень своей удачливости, Миша подскочил к столу и начал судорожно рыться там, ища заветный металлический ключ. На столе его не оказалось и Миша чуть было в отчаянии не завыл, но тут хлопнул себя по лбу и выдвинул один из ящиков стола. Именно в ящиках и хранились ключи от разных помещений на блокпосте. И наконец, на глаза попался увесистый, весь в царапинах и в сбитой краске, железный ключ. Схватив его, парень задвинул ящик и быстро вышел на улицу, не забыв при этом тихо прикрыть за собой дверь.       Сердце нещадно билось, а ноги казались свинцовыми, но несмотря на это, Михаил очень резво продвигался к железному вагончику поодаль блокпоста. Когда вагончик оказался уже совсем близко, Миша засомневался — а если кто-то узнает, что это он? И что тогда произойдёт? Трибунал, суд и на нары? А может с ним случится тоже, что могло бы случиться с задержанным, если бы он не подслушал случайно разговор? Миша усилием воли отогнал минутные сомнения и решительно воткнул ключ в замочную скважину. Дверь проскрипела, звук прокручивания ключа, как показалось Мише, были слышен на весь Предбанник, но отступать было уже поздно. Он резко распахнул дверь и увидел застывшего в углу парня. Рассматривать его внешность у солдата не было времени и он только прошипел:       — За мной… Тихо! Без лишних шумов, а то… — договаривать не пришлось, пленный оказался не конченным придурком и резко поддался вперёд, выбираясь из вагончика.       Миша вдруг осознал, что ему ничего дать парню в дорогу, ругнулся тихо, но всё-таки сказал:  — Сейчас ты обходишь блокпост с левой стороны, не привлекая внимания часовых. Отходишь метров на пятьдесят и оттуда — ходу, ходу, ходу! Чтобы пятки засверкали. Ясно? Когда будешь бежать, придерживайся центральной дороги, увидишь поворот, тебе туда. После будет еще два разделения: одно к деревне около озера — это поворот направо, там ещё несколько машин брошенных, а поворот налево — в другую деревню, там ничего особенного не увидишь. Тебе в сторону деревни не у озера, то есть налево. На-ле-во! Уловил? Там ваши сидят. Около блокпоста больше не появляйся, пристрелят. Всё понял? Тогда вперёд! И про меня, если поймают, ни слова! Иначе…       Бывший пленный не дослушал. Он пригнулся и торопливо, насколько это возможно в гусином шагу, направился к левой части блокпоста. Миша сплюнул, снова нервно ругнулся и оглянулся, но схватил ключ покрепче и со всей силы запульнул в близкие заросли кустарника. Оглядываясь, он поспешил обратно в палату.