***
Шото ходил всё это время весь на нервах. Он пытался выпросить у Тойи хоть какую-то таблетку, чтобы чувствовать себя лучше. Парень не хотел, чтобы брат давал ему наркотики, нет. Самого обычного успокоительного было бы достаточно, но старший не давал ему ничего, отшучиваясь. Так прошла целая неделя. Концентрация Тодороки упала, учиться стало намного сложнее, от чего и успеваемость начала немного, но снижаться. Ему стало немного лучше только после одного, очень важного известия. За одним из семейных ужинов, которые они проводили каждый день, несмотря на достаточный холод со стороны каждого члена застолья. — Пару дней назад Инко умерла. Тоя, ты должен оформить опеку над Изуку. Покойная Мидория хотела, чтобы мы приняли мальчика в свою семью после смерти, но для нашего дела усыновлять его попросту невыгодно. — он говорил так, будто ничего не произошло. Без капли скорби и жалости к Изуку. — Но, отец, я не подхожу по возрасту, и компания всё равно может понести убытки из-за него. Почему ты так хочешь выполнить эту просьбу? Мы же и так достаточно сделали для этой семьи! — Это не обсуждается. — начал Энджи, более холодным тоном, но после сбавил обороты — Если бы не Хисаши, то нас всех тут вообще не было. Помни о том, насколько огромную роль в наших жизнях сыграла их семья. Но, конечно, я не хочу доверять этому необразованому мальчику хоть какую-то долю. Если ты усыновишь его, тем самым, наша компания может понести меньшее количество убытков, и долг будет исполнен. А по поводу возраста я позабочусь. Шото был возмущён тем, что они так спокойно говорили о смерти и совершенно не думали о том, как чувствует себя Изуку. Ему было всё равно, что Инко умерла, но ему не было плевать на парня, о котором он заботился последние несколько месяцев. В горле встал ком от отвращения к собственной семье. У него не получалось съесть и кусочка еды. Парень встал из-за стола, тихо сказав «спасибо, я сыт» и ушёл в свою комнату. Тревога окатила его холодной водой. Его снова бросало то в жар, то в холод и он нервно драл кожу на пальцах зубами, пока бегающим взглядом искал телефон. Он действительно боялся лишиться того, что мог вот-вот заполучить, боялся потерять самого яркого человека, которого когда-либо встречал. Сейчас Шото сказал бы, что готов пойти следом за Изуку куда угодно, даже в загробный мир за скромную плату, а именно-жизнь. Пальцы совсем не слушались его, промазывая про иероглифам. Ещё более нервно было ждать ответа. –«Я не знаю как себя чувствую.» –«Ты никогда этого не замечал, сколько бы не следил, верно?» –«Я ничего не чувствую уже около полугода. Ни-че-го. У меня даже не получилось заплакать, когда узнал о смерти матери.» Тодороки сглотнул накопившуюся слюну. Он решил не заниматься гиблым делом, печатая сообщение. Легче записать голосовое, в надежде на то, что Мидория может прослушать. – Почему ты мне не говорил об этом? Я не хочу тебе врать или что-то скрывать, потому что ты мне действительно нравишься. Из-за этого я приходил к тебе каждый день, проводил с тобой время, даже если мы просто молчали ,или ты кричал на меня. Я просто наслаждался твоим обществом изо дня в день, и ты даже не представляешь, насколько тяжело мне было себя контролировать всё это время. Мне жаль, что ты не смог доверится мне, рассказать об этом и всех остальных твоих переживаниях. Запомни, я всегда буду рядом с тобой, не смотря ни на что, Изуку. Пожалуйста, расскажи мне подробнее о своём состоянии. – его голос дрожал, а в каждом предложении он тараторил, сглатывая на точках. Шото не хотел перезаписывать это, поэтому , без зазрения совести, отправил сообщение. –«Ты под чем?»«Да если бы»–
–«В смысле?»«Забей. Лучше расскажи мне подробнее о своём самочувствии»–
– Я в норме. В своей своеобразной норме. Знаешь, изображать злость намного легче, чем взаправду плакать или плакать вообще. Но я, конечно, соврал, сказав, что ничего не чувствую. Вина. Мне жаль, что я наговорил ей столько гадостей несколько месяцев назад, мне правда стыдно за это. Возможно, она бы не умерла, будь мы рядом. Но сейчас ей уже всё равно, верно? Я не хочу плакать по тому, чего больше не существует. Не хочу думать об этом или ещё что-то. – Изуку замялся – На самом деле, я ждал тебя всё это время. Я чувствовал себя живым, когда ты был рядом, потому что нужно было изображать хоть что-то. А сейчас я целыми днями либо лежу и смотрю в потолок, либо листаю ленты социальных сетей. Знаешь, такое себе времяпрепровождение. Его голос не отображал никаких эмоций. Он был тихим, приглушённым и хриплым, да ещё и намного ниже, чем обычно. Шото слышал, насколько сильно Мидория устал от всего, что с ним происходит, как он устал существовать. – Я приеду к тебе завтра, хорошо? Ещё мне нужно сказать кое-что важное. Инко просила моего отца взять тебя к нам в семью, но по его соображениям мы возьмём тебя к нам немного иначе. У меня есть брат, Тоя. Конечно, он ещё не подходит по возрасту, ему 22, но отец должен уладить этот вопрос. Ты будешь жить с нами после выписки. Кстати, когда она? Тебе говорили? Или может ты спрашивал? – на этот раз Тодороки не нервничал так сильно, как в прошлый раз. Его голос всё ещё немного подрагивал, но ему всё равно было лучше. –«Через неделю мне снимают гипс. Врач сказал, что у меня быстро срослись кости, и я могу заново учится ходить, но он не говорил, когда у меня выписка.»«Ладно. Я сам у него это спрошу завтра»–
Шото выключил телефон, обессилено падая на кровать с тяжёлым вздохом. Ему пора перестать так сильно переживать за Изуку.***
И всё снова как обычно. Мидория не знает, как себя вести и о чём можно спросить, поскольку всю свою жизнь он был для всех обузой, а сейчас появился человек, которому он интересен даже в таком состоянии. Если этот эффект некой загадочности пропадёт, то Шото продолжит интересоваться им? Будет ли он нужен ему? – Почему я так интересен тебе? Почему нравлюсь? – Изуку первым сказал хоть что-то за полчаса посещения. – Я ни с кем особо никогда не общался. Из близких у меня только брат, так как все остальные мне кажутся какими-то серыми. Ты же… Не знаю, как яркое пятно в моей жизни? Ты-яркий, даже в таком состоянии. Да и я никогда не видел такого, чтобы человек реально проживал свои проблемы и впадал в отчаяние. Никогда. Я видел лишь то, как люди плакали и говорили чушь об ужасных вещах, а после радостно шли в кафе с друзьями. Ты просто другой, Изуку. – Но ты же меня совсем не знаешь. Если мы сблизимся, буду ли я тем самым ярким пятном? – Мидория не смотрел на Шото, который явно задумался над этим вопросом. – Думаю да. Тебе же не станет менее интересна какая-то тема, если ты будешь её знать, верно? – Тодороки тяжело вздохнул – Или это не так работает… – Я не знаю, как это работает. У меня никогда не было настоящих друзей или кого-то особенно близкого. Просто, я надеюсь на то, что это действительно так. – Изуку хмыкнул, слегка поджав губы. – Давай начнём с простого. Расскажи подробнее о своей семье. – Я не уверен, что могу рассказывать всё. Ну, на самом деле я плохо знаю своих родителей, поскольку они всё моё детство были на работе. Я помню несколько неприятных моментов из детства, связанные с ними, но я пока не хочу об этом рассказывать. – Шото слегка наклонился в сторону – Отец у меня холодный и строгий человек, я никогда не получал от него любви. Мать мягкая и всегда потакает отцу, слушается его во всём и всегда молчит. Мной всё детство занимался брат. Он играл со мной, учил меня чему-то, заботился обо мне, когда я болел. В общем, Тоя был мне родителем, а не мой отец или мать. – Тодороки пожал плечами – Теперь твоя очередь. – Мой отец умер, когда мне было 3 или 4 года, я его особо и не помню. Мать была доброй и заботливой, но в последние годы жизни сильнее ушла в работу, забила на меня и себя. Как ты можешь заметить, она умерла, поэтому задавать такой вопрос было не очень правильно. – наконец, Изуку посмотрел на Шото, что в стыде поджал губы. – Да всё в порядке, чего ты? – Потому что ты прав. Ты ведь сейчас сирота, поэтому… Ты понял. – Тодороки тяжело вздохнул, пока тёр глаза глаза, опёршись локтями на колени. – Я в порядке, Шо, не загоняйся. – впервые за несколько дней он сел в постели, чуть двигаясь на руках назад – Расскажи… Ну, я не знаю, о своих интересах? – У меня нет особых интересов. Отец постоянно мотает меня по различным курсам по финансовой грамотности. Кроме этого ничего. – Вообще ничего? Есть же столько различных хобби, ты никогда не пробовал? – Мидория наклонил голову вбок, с интересом наблюдая за реакцией Шото. – Мне запрещено заниматься чем-то не нужным. По мнению отца всё, что не пойдёт в дело компании — хуйня, по народному говоря. – он тёр шею, будто разминая её. – Если хочешь, мы можем как-нибудь зайти домой, у нас стоит пианино, оно, кажется, ваше. Я не думаю, что твой отец узнает. Тем более, я давно не играл. – Изуку улыбнулся краями губ. – Но ведь он может запретить тебе ездить домой. – Это и не важно. Ведь моим опекуном будет не твой отец, а Тоя. Это значит, что отец не сможет взять меня под контроль. – Очень хороший вариант лазейки, но это не сработает. Ты никогда не жил в таких условиях и не знаешь, как всё устроено. – Значит, мы просто сбежим. Он ведь ничего не сможет с этим сделать, верно? – Мидория смотрел на лицо Шото, что сглотнул и отвёл взгляд в сторону – Неужели сможет? – Это именно те семейные моменты, о которых я не хочу говорить. – он поджал губы, сгорбившись. – Можешь не говорить, я и так всё понял. – Изуку повернул голову прямо – Извини. – Тебе не за что извиняться, не ты же это делал. – Тодороки невесело усмехнулся – Лучше расскажи, как давно ты начал заниматься музыкой. – Я не очень хорошо помню, может год или полтора назад. Вообще, я хотел поступать в UA, но вот теперь не знаю, смогу ли. – Я туда собираюсь поступать, но не на музыканта, к сожалению. Буду продюсировать артистов. Это, наверно, единственное, что мне разрешил отец. Может, он просто сжалился надо мной, я не знаю. На счёт поступления не переживай, всё-таки твоим опекуном будет член моей семьи, а репутация у нас хорошая. Ну и денег много. Вообщем, я постараюсь уговорить отца на помощь тебе. – Шото взглянул на Изуку, чуть улыбаясь, но он не увидел благодарности в его глазах. – Не недооценивай меня. Я добьюсь всего самостоятельно, без помощи взяток. – Мидория был твёрд и холоден, из-за чего Тодороки слегка приуныл. *** Прошло около трёх недель с момента их первого нормального разговора. Изуку был очень рад вновь встать на ноги и упасть в этот же момент. Мышцы его ног совсем атрофировались, его об этом никто не предупреждал. Сейчас всё намного лучше, поскольку Мидория достаточно интенсивно разрабатывал ноги, а следовательно, ходить удавалось намного проще. Конечно, он всё ещё иногда нуждался в опоре, но парень всё равно был счастлив встать снова. Первая встреча с Энджи Тодороки прошла гладко, как по маслу. Изуку заметил, что отец Шото был словно на важных переговорах: Пытался казаться добрым, открытым и честным человеком, а так же заботливым отцом. Мидория не стал что-то говорить по этому поводу, лишь воспользовался положением, выпросив разрешение на походы домой. Его поведение было таким, как и у всех обычных подростков. Может быть, отец Шото заметил, что Изуку притворяется, но его это не особо волновало. Главное, что дело в шляпе. В тот день мать стояла рядом и не особо слушала их диалог, только изредка в согласии качала головой. В будущем Мидория не раз пытался поговорить с женщиной, но всё бестолку, она как будто находилась в каком-то трансе. Это было странно и пугающе, но Изуку вновь промолчал на счёт этого. Сам Шото всегда был приветлив и отзывчив, они много болтали на разные темы, начиная с погоды, заканчивая дурацкими историями из детства, половину которых Изуку придумал или додумал. Тогда Мидория наконец смог почувствовать, что у него есть кто-то, кому он сможет доверять. Это чувство было смутно знакомым ему, от чего никогда не уходила лёгкая тревога. С Тоей дела обстояли намного хуже. Он постоянно странно смотрел на Мидорию и явно был не очень рад его появлению в их доме. Изуку лишь оставалось надеяться, что их отношения улучшаться. Наконец, мы возвращаемся в сегодняшний день. Сегодня они наконец смогут сходить к Мидории в гости, а значит, Изуку снова сможет сыграть. Они едут на метро молча, поскольку воспитание обоих не позволяет общаться в общественном транспорте. Но по выходу, Мидория начинает рассказывать истории, связанные с его детством. Изуку шёл окольными путями, лишь бы не проходить мимо дома Кацуки. Ему не хотелось видеть когда-то родное место, которое стало для него не лучше, чем ад. На входе к себе стояла их с мамой фотография в застеклённой тонкой рамке. Вокруг неё стояли потухшие свечи, цветы и похоронные венки. Мидория аккуратно подвинул всё это, чтобы они могли пройти внутрь. Вся мебель покрылась пылью, так же её было на свету яркого солнца из окон. Изуку заметил, как Тодороки с интересом рассматривал пустой интерьер. Парень не понимал, что настолько сильно заинтересовало его друга. – Когда ты говорил, что вы жили бедно, то я представлял себе другую картину. Ну, знаешь, для нашей семьи бедные — банкроты, а у них дома всё совсем по-другому. – теперь Изуку понял, почему Шото был таким заинтересованным. – Давай сейчас не об этом, не хочу вспоминать плохое. Лучше пойдём в мою комнату. – Мидория поднялся к себе. Его комната выглядела ещё более плачевно, чем весь дом в целом. Даже пианино, что заполняло практически половину пространства, не улучшило картину – Надеюсь оно не расстроено. – он говорил как будто для себя. Изуку открыл крышку и быстро провёл по клавишам, проверяя ноты на фальшивость. Сборники с произведениями лежали на инструменте. Открыв случайную страницу случайной книги, Мидория начал чувственно играть. Шото всё это время стоял в проходе, наблюдая за происходящим. Если бы он не знал, что парень никогда не учился в музыкальной школе, а учился играть по урокам в интернете, то никогда не поверил в это. Теперь Тодороки был уверен в том, что Изуку не нужна помощь его семьи. – Рот то закрой, птичка залетит. – пока Шото думал, Мидория уже успел доиграть произведение. – Ты прекрасно играешь, Изуку. – его глаза были широко раскрыты – Хочешь, я попрошу отца купить тебе рояль и ещё нот? У нас как раз есть свободный зал для тебя. – Мне ничего не нужно. Вы и так сделали слишком много для меня и мамы. Давай мы просто будем приезжать сюда и проводить время вместе, большего мне не нужно. – Мидория говорил почти шёпотом, боясь разрушить спокойствие своей души. Тодороки лишь кивнул на его предложение. Следующим заиграл спокойный вальс. Шото сел на пыльную кровать, рассматривая, неаккуратно отросшие, волосы Изуку, что переливались зелёным на свету. В полном спокойствии и умиротворении они проводили время до начала заката. Тогда было пора возвращаться домой и причём в спешке, поскольку Энджи не будет ждать их слишком долго.***
Они опоздали. Это было самое худшее, что могло произойти, поскольку за очередным ужином , обстановка была напряжённее обычного. Отец Шото не спускал с них глаз и единственное, что мог делать Изуку, так это стыдливо смотреть в свою тарелку, пытаясь спокойно пережевать пищу. – Спасибо за еду. – Мидория пытался говорить как можно спокойнее, но его движения выдавали тревогу. Ему ничего не ответили и он спокойно ушёл в комнату. Новая волна тревоги нахлынула на него после того, как он пошёл в ванную, но заместо этого случайно подслушал разговор Шото и Энджи. – Ты стал совершенно неконтролируемым. Сначала ты постоянно ездил к нему в больницу, а теперь ещё и «в гости»? Не отпивайся от рук, Шото. Ты когда-то станешь владельцем нашей компании, не забывай об этом. А если твой брат не будет справляться со своей задачей, то поверь, ты очень быстро встанешь на его пост. – Да что ты опять заладил со свей компанией. Мне плевать на неё. – Тодороки старался говорить как можно тише и спокойнее – Ты всю жизнь запрещал мне заниматься тем, чем мне хотелось и всё в твоих целях. Когда до тебя уже дойдёт, что я в точности такой-же человек, как и ты. У меня есть своя воля и желания. Прекрати контролировать каждый мой шаг и приказывать что делать, а что нет. – его интонация была полна ненависти, а слова злобой. Взгляд не выражал ничего, кроме чистого гнева и Шото не знал, откуда он взялся. – Иди в свою комнату. Придёшь сразу, как успокоишься. – тон отца ни разу не изменился, что раздражало ещё сильнее. – Серьёзно? Ты просто проигнорируешь мои слова? Ну да, ты же всегда так делаешь. Мои, Тои, мамы в конце концов. Она ведь именно из-за тебя стала такой. А тебе всего лишь нужно было услышать хоть кого— – в это же мгновенье парень получил глухую пощёчину – …то… – Я тебе уже всё сказал. Возвращайся в свою комнату и не говори того, о чём пожалеешь, Шото. Мужчина смотрел сверху-вниз в глаза своего сына, терпеливо дожидаясь, когда тот выйдет из кухни. Изуку, услышав шаги в свою сторону, прижался к стене, чтобы его не заметил Энджи. Мидория пошёл за Шото сразу, как дверь закрылась. – Шото, что случилось? – глупо спрашивать такое, после того, как подслушал весь разговор – Как ты себя чувствуешь? – его игнорировали и Изуку это совершенно не нравилось – Скажи уже хоть что-то! – он пытался поспеть за своим другом, который по какой-то причине пошёл не к себе, а в комнату своего брата. По прибытию в помещение, Тодороки начал рыться во всех ящиках и возможных тайниках – Что ты ищешь? – Изуку, – его голос звучал тяжело – уходи. Мы можем поговорить об этом позже, хорошо? Изуку не стал навязываться и настаивать дальше. Он просто ушёл, дав Шото возможность закинуть в себя очередную таблетку. На протяжении получаса Мидория пытался унять тревогу. У него никогда не получалось чувствовать себя спокойно в этом доме, и он ненавидел это ощущение постоянной уязвимости, как будто прямо сейчас из-за угла на него кто-то выпрыгнет и убьёт. Единственное место, в котором он чувствует спокойствие – родной дом. Но только если он с кем-то, поскольку в одиночестве, его душит пыль и сожаления. Вина вперемешку с тревогой поглощают Изуку с головой, и он боится утонуть в этой тёмной слизи. Его голова начинает раскалываться, он понимает, что его бак для накопления слёз скоро взорвётся, но он не может этого сделать, поскольку Шото заходит в комнату и тяжело садится рядом с ним. – Ты подслушивал. – его голос низкий и тихий – Зачем тогда спрашивал? – взгляд устремлён прямо в пол, не выражая ничего. – Я не хотел подслушивать. Это вышло случайно. – Изуку хмурился – Ты не думаешь, что сейчас подходящий момент для того, чтобы рассказать о семейных моментах? Может, тебе станет легче, если ты выговоришься? – Отец бил и насиловал мою мать на моих глазах, когда я был маленький. Тоя был со мной только до 7 лет, а когда ему исполнилось 14, то он забил на меня и свою жизнь. Он тоже постарался травмировать меня. – Тодороки крепко сжал челюсти – Знал бы ты, насколько уязвимо я себя чувствую, Изуку. – он сглотнул. – Я знаю, Шото, знаю. Я тоже не чувствую себя в безопасности здесь. Что сделал твой брат? – Мидория старался быть как можно более аккуратным. – Мне не очень то и хотелось видеть самого близкого человека под альфой, а потом в истерике вызывать ему скорую. – Тодороки жевал губы. – Сколько тебе было? – честно сказать, Изуку не особо понимал о чём идёт речь, но сделал вид, будто всё понимает. – Около 9. Хорошо, что сейчас он завязал, но плохо то, что зарабатывает в основном за счёт продажи наркотиков. – Кстати говоря... Что ты искал в его комнате? – Мидория боялся услышать подтверждение своих догадок, но ему нужно было знать. – Его наебал поставщик и поэтому он забрал мою пачку таблеток. Всё в норме, они мне прописаны. – никто и никогда не говорил ему о том, что в дружбе нужно быть честным. В принципе, Изуку тоже об этом не сообщали.***
С выписки Мидории прошло около года. Каждый день они проводили время друг с другом: они плакали, смеялись, злились вместе. Шото проник в каждую клетку мозга Изуку, и они не были против этого. Прошёл почти год и сейчас парень-приёмыш, так называет его Энджи, чувствует себя намного лучше. Честно сказать, на его состояние ещё и повлияло начало их отношений, но в последнее время , Тодороки ведёт себя совершенно иначе. Раньше он клялся в безграничной любви, но это не продлилось дольше двух месяцев. Шото стал холоден и отстранён. Изуку не понимал в чём дело и постоянно думал об этом, пытаясь понять в чём его вина. Сегодня они снова находятся в доме Мидории. Тодороки, как обычно, слушал игру, но в какой-то момент руки Изуку обессилено упали на клавиши. Он больше не мог играть, смеяться, петь. Ничего. У него получалось лишь молча плакать, отпуская немые слёзы наружу. – Скажи мне, Шото, – тихо и с горечью начал он – что я сделал не так? Почему ты так холодно относишься ко мне? – О чём ты говоришь? Я люблю тебя, Изуку. Не нужно плакать. – он снова врал. Врал, что ему жаль, врал, что любит. – Я всё вижу, прекрати. Тебе больше не интересно со мной, в твоих глазах больше нет прежних огоньков. Тебе совершенно всё равно на меня, так зачем ты это говоришь? – его тон начинал постепенно повышаться, в конце срываясь на рыдания. – Изуку, дорогой, – Шото положил руку на его щёку – ты прекрасен, когда плачешь. – он аккуратно поддался вперёд, целуя. Солёный вкус слёз обводакивал его и ему кажется, что он зависим от этого больше, чем от любого наркотика. Он не переставал целовать, не смотря на несогласие Изуку. Ему было плевать – Знаешь, что ты сделал, милый? – шептал он в губы, смотря в испуганные глаза – Сначала ты свёл меня с ума, а после стал такой-же пустышкой, как и все. Я всего-то лишь хочу, чтобы ты продолжал быть таким же особенным, разве ты не понимаешь этого? И в этот момент Мидория понял, что был прав с самого начала, но всё равно повёлся. Слова о том, что он во всём виноват, крутились в его голове, образуя ком. Ему хотелось кричать от осознания того, что ему снова сделают больно. Он понимал, что снова попал в этот отвратительное чёрное, склизкое место тревоги, сожаления и вины. Появилось что-то новое. Оно сковывало его руки и ноги, не давая сбежать. Изуку оттолкнул Шото от себя , со всей имеющейся у него силой, и попытался убежать. Самое печальное, что реакция Тодороки была намного быстрее него. Именно тогда всё произошло в первый раз. Как бы Мидория не кричал, как бы не давал отпор, у него всё равно ничего не получалось. Это лишь сильнее заводило и злило Шото. А после, Изуку ощутил пустоту в груди. Он совсем не слушал Тодороки, у него получалось лишь лежать и смотреть в потолок. Сил не было от слова «совсем», ему больше не хотелось кричать и плакать, не хотелось убежать. Он больше ничего не может. – Хорошо, Изуку, я оставлю тебя. Придумаю что-нибудь, чтобы отец не слишком сильно злился на тебя. – это последнее, что сказал Шото перед тем как уйти. Мидория попытался сесть. Его конечности дрожали, а тело ломило от боли. Он заметил кровь на своих ногах и не был удивлён этому. Ощущение грязи выворачивало его, и именно из-за этого чувства у него получилось двигаться. Зеркало в ванной было пыльным и грязным. Резко смахнув толстый слой с поверхности, он посмотрел на своё лицо. Красные, опухшие глаза были тёмными и ничего не выражали, губы кровоточили и проходились мелкой дрожью. Вода не текла из крана, поскольку за ЖКХ не платили уже достаточно давно, удивительно, что семья Тодороки всё ещё платит за землю. Пора одеваться и ехать «домой». Изуку взял полотенце и вытер им все грязные места. В шкафчике лежало, уже давно никому не нужное, нижнее бельё, которое явно нуждается в стирке, но делать было нечего. Даже все эти действия не помогли Мидории почувствовать себя чистым. Когда он ехал в поезде, то ощущал не только сперму, что до сих пор вытекала из него, но также и взгляды людей. Изуку понимает, что всем наплевать на него и ,на самом деле, никто не смотрит на него, но даже малейший шум заставлял его дёргаться и смотреть на источник звука. Затаившийся в груди, страх разрывал его сердце на мелкие кусочки. Парень подоспел ровно к семейному ужину, на котором было напряжённее обычного. Мидория пытался съесть хоть кусочек еды, не смотря на тошноту, но в итоге сдался, съев только треть. Изуку понимал, что ему срочно нужно в душ. Может быть, хоть так он почувствует себя чистым? Нет. Даже когда струйки воды обжигали его кожу, он всё ещё ощущал прикосновения на своей коже, всё ещё ощущал зуд на каждом сантиметре кожи. Ему хотелось разодрать самого себя к чертям. Но ему не позволил это сделать Тоя, что в своей привычной манере начал говорить с ним. – Дорогой Изуку, папочке срочно нужно поговорить с тобой и Шото, поэтому быстрее выходи из ванной. – его голос излучал пассивную агрессию. – Ты мне не отец, прекрати так называть себя. – Мидории потребовалось потратить все оставшиеся силы для того, чтобы сказать это максимально громко. Он выключил воду и добавил уже намного тише – Сейчас выйду. Зайдя в комнату Тои, он смотрел в пол, не обращая на них никакого внимания. У него не было сил смотреть им в глаза, но его заставили сделать это, схватив за подбородок. – Посмотри сюда, Изуку. – старший Тодороки помахал блистером таблеток – Знаешь ли ты, что это за таблетки и чьи они? – Это таблетки Шото. Он говорил, что их ему прописали. – Да? Очень интересно. – Тоя перевёл взгляд на своего брата и обратно на Изуку – А ты знаешь, что твой любимый Шото год сидит на ёбаном Ксанексе, аргументируя это тем, что не хочет сделать тебе больно. – в груди Мидории мгновенно вспыхнул гнев. – Не сделать больно? – в его руках будто появилось больше силы, от чего он грубо отодвинул руку Тои от себя и повернулся к Шото , с остекленевшими от ярости глазами – Тебе напомнить, что ты сделал сегодня?! Да я блять лучше умру, чем продолжу жить рядом с таким уродом, как ты. Я буду рад умереть и больше не чувствовать эту грязь на себе. – он не знал откуда в нём взялась такая яркая злоба, и ему не хотелось разбираться в этом. Изуку не стал защищаться, когда увидел, что его вот-вот ударят. Парень усмехнулся, вытирая кровь. «Ты ничем не лучше своего отца, Шото. Точно такой же ублюдок.» – вот, что сказал Мидория перед тем, как его ударили вновь. «А от Тои ты решил взять зависимость? Не ты ли плакался мне из-за своей неебической травмы?». Адреналин ударил ему в голову, и он был уверен в том, что если Шото вновь замахнётся на него, то разрушит последнюю стену разума в своём сознании, но третьего удара не произошло, поскольку Тоя остановил своего брата. – Изуку, съебись отсюда. Не говори ничего, просто уходи. – старший Тодороки проводил его глазам, после чего обратился к Шото – Только не говори, что ты его изнасиловал. – Я всего лишь хотел его исправить. Знал бы ты насколько прекрасно он плачет и как приятно слышать стоны боли. Ещё лучше становится от осознания того, что ты создал это самостоятельно. – в его глазах не отражалось ни капли сожаления. – Ты больной. Они оба знали это. Тоя сожалел о том, что не смог уберечь Шото от всего, что он пережил, а сам младший жалел лишь о том, что не успел попробовать кровь Изуку на вкус.