Sing me the last lullaby

На лице Чимина расцвела лёгкая улыбка, когда парни подошли к нужной точке Хонсона. Он знал, что впереди спасение и место, где наконец-то можно будет перевести дух. Все трое бегут вперёд и оказываются совсем рядом с базой, но ничего не слышат. Хосок напрягается и двигается дальше, касаясь железных ворот. — Где охрана? — хмурит брови Чон и осматривается. — Я тысячу раз был в Хонсоне, нас должны были встретить ещё за пятьдесят метров отсюда. Рука касается железа, после чего пальцы скользят вверх, как и взгляд. Он пытается уловить какое-нибудь слабое место, где можно пройти. На ум приходит воспоминание о правой части ограды, и брюнет начинает направляться туда. Только перелазить ничего не нужно. Вторые ворота широко распахнуты, но на посте вновь никого не оказалось. На песке были следы от шин, которые не успел размыть дождь. Парни ускоряются и оказываются за оградой, удивлённо раскрывая глаза. Хосок застывает от ужаса и опускает автомат, осматривая внутренний двор и так полуразрушенной базы. На дорогах и траве лежали свежие трупы Цикад, которых кто-то расстрелял, оставив гнить на сырой земле. Юнги останавливается, забывая, как дышать. Его взгляд бегло хватается за мёртвых сослуживцев, а сознание начинает нагонять панику после единственной мысли о том, кто должен был находиться здесь. Мин подрывается с места и бежит в здание, чувствуя, как к горлу подступает мерзкий ком, заставляющий его глаза слезиться. — Юнги, стой! Там может быть опасно! — вскрикивает Пак и начинает бежать следом за макнэ, как вдруг его тело разом сковывает и он падает на землю, корчась от боли. Хосок пугается, подбегает к младшему и подхватывает его за талию, поднимая обратно на ноги. — Что с тобой такое? — не понимает он, рассматривая побледневшее лицо Чимина в капюшоне своей байки. — Ты заболел после вчерашнего? — ладонь хёна касается лба брюнета, ощущается сильнейший жар. — Всё хорошо, — отнекивается парень, — побежали за Юнги, а то ещё нарвётся на что-нибудь. Хосок растерянно кивает и пускает Чимина вперёд. Наёмники вбегают в здание следом за самым младшим и замечают его в холле, бегающим в ошеломлении и таком же непонимании происходящего. Они поднимаются по лестнице, начав рыскать вместе с блондином по всем этажам, заглядывать во все комнаты. Юн закрывает лицо, стараясь не закричать от своей беспомощности, не знает, что ему делать, и трясётся, боясь найти трупы троих человек, от которых зависела его дальнейшая судьба. Только после обхода всех комнат парни убеждаются, что здесь нет тел Намджуна, Марлин и Сокджина. — Почему? Я не понимаю, — робко проговаривает Юнги, пока его запястья трясутся от истерики. Он видел мёртвых сослуживцев, но не в таком большом количестве. — Кто… Кто это сделал? Пак стоит около трупа одного из врачей и до боли прикусывает губы, подняв взгляд на Хосока. — ФЕДРА. Теперь понятно, почему их джипы разъезжают возле Хонсона и в принципе в самом городе. Они расстреляли всех Цикад в округе и захватили базу. — Где сейчас может быть Марлин? — сводит брови домиком Юнги, смотря на самого старшего. — Где? Ты же был в Цикадах, ты знаешь, где находятся их точки! — Никто тебя туда не поведёт, уж слишком далеко. С таким раскладом мы возвращаемся в Сеул, а ты обратно в Ыйджомбу. Домой, — твёрдо командует брюнет, вызывая в Мине ещё больше отрицательных эмоций. — Ты надоел мне! Почему вечно ведёшь себя как чёртов кремень? Сам же понимаешь, как эта операция важна. — Намджун и Марлин не давали иных указаний, я не собираюсь заниматься самовольством и... — не договаривает Хо. — Ты должен, — вдруг парирует Чимин. — Что? — Хосок подходит к младшему и берёт его за плечо, заглядывая в глаза. — Ты же сам хотел обратно в карантин, — глаза брюнета бегают, рассматривая лицо макнэ, который, как ему показалось, находился на грани срыва. — Мы вернёмся и… — Хосок, пожалуйста, нет. Ты должен отвести Юнги в Чхонджу, — Чимин поднимает на хёна слезящиеся глаза. — Для меня это конечная станция. Чон слышит единственное «ты». Его губы приоткрываются, а ладонь исчезает с плеча, на котором лежала секунду назад. Парень смотрит пристальнее на друга, отбрасывая все дурные мысли, и продолжает разговор. — Чимин, я не понимаю, что происходит в последнее время. Конец? Хорошо, если ты так хочешь, мы можем постараться разыскать других Цикад, мы… — Никаких «мы» больше не будет! — кричит на эмоциях Пак, поворачивая в голову в сторону хёна. — Больше не будет. — Что? — вскидывает бровь Чон, раздражаясь. — Что ты несёшь, Чимин? Пак закрывает слезящиеся глаза и тихо всхлипывает. Его руки медленно снимают байку хёна и скидывают её на пол, явив Хосоку и Юнги бремя, которое в скором лишит его жизни. У брюнета широко раскрываются глаза от увиденного. Он делает пару маленьких шагов назад, пока внутри что-то сковывает от паники и осознания кошмарности ситуации. На ключице Чимина виднеется загноившийся укус и посиневшие вены, которые разгоняют кровь от ранения, постепенно заражая всё тело. Юнги закрывает рот ладонью, смотря на рану, и закусывает губы. Девятнадцатилетний парень вдруг начинает винить себя в том, что не смог добраться до базы вовремя, что вакцину ещё не изобрели. — Чимин, ты... — Хосок отказывается принимать увиденное и крепко обнимает еле стоящего на ногах Пака. — Как же так? — он начинает касаться кожи около укуса дрожащими руками и не знает. Ничего не знает. Просто смотрит на глубокую стадию заражения и теперь понимает, почему макнэ было так плохо после больницы. — Как так получилось? Мы же всегда вылезали из таких передряг, Чимин, — уже шепчет Хосок, беря лицо младшего в ладони, и смотрит прямо в блестящие глаза, надеясь на то, что это всего лишь один из его постоянных кошмаров. Что он поднимет веки и ничего не будет. Хосок просто останется лежать в своей постели, около него будет сонный Пак, который решил, что на нижнем ярусе удобнее, а в комнату через грязное окно будут пробиваться редкие солнечные лучи. Всё спокойно и тихо, никаких операций и заказов. Они просто наслаждаются хорошим днём, отдыхая в тихом месте, к которому успели привыкнуть за несколько лет. — Похоже, в этот раз я прогадал, — опустошенно улыбается брюнет, — ты же понимаешь, Хо, — Пак шмыгает носом и старается не плакать. Он трясущимися руками достаёт свой пистолет. Передав его в ладонь Хосока, Чимин собственноручно направляет дуло себе в лоб, — пожалуйста, не дай мне превратиться в чудовище. — Чимин, мы же должны прийти, — всхлипывает Юнги. Он не знает, что ему делать. Переводит взгляд на Чона, выискивая у него ответ, но видит лишь ошеломлённое лицо и поблёскивающие глаза, из которых так и норовят скатиться слёзы. Только самый старший продолжает их сдерживать, будто боится показать свою слабость в этот момент. — Прости, Юнги, но ты сам видишь. Моему укусу — больше суток, твоему — почти месяц. Посмотри, что со мной происходит. Чимин и правда был в шаге от того, чтобы обратиться окончательно. Он весь побледнел. Вены начали выступать и приобрели болезненный пурпурный цвет. Глаза постепенно тускнели. На чёрных, как ночь, радужках и зрачках медленно появлялась еле заметная пелена, которая ослепляла его, не давая возможности смотреть на мир так же ясно, как раньше. — Пожалуйста, пристрелите, мне так больно, — всхлипывает парень и вдавливает дуло пистолета в свою кожу, — Хосок, прошу тебя! — вновь срывается на крик он, замечая, как его стойкий друг проиграл битве со слезами, вздрагивая. — Чи, — не успевает договорить Мин, слыша, как Чон, сглотнув, снял пистолет с предохранителя. — Спасибо, — выдыхает он, ожидая выстрела, — выполни мое последнее желание, я знаю, ты сможешь, — ладонь Пака оказывается на лице хёна. — Ты должен отвести Юнги к Цикадам. Пообещай мне, что он подарит человечеству шанс на будущее. Шанс таким неудачникам, как я. Пообещай, что спасёшь его любой ценой. — Я, — щёки брюнета обжигают горячие слезы, — клянусь, Чимин. Я доставлю его к Марлин даже ценой собственной жизни. Пак прикрывает глаза и облегчённо вздыхает. В его лице начинает читаться некое спокойствие, понятно, по какой причине. Ведь Чимин всегда всецело доверял хёну. — Спасибо, — шепчет Пак, — ты был мне до́рог. Чимин бегло смотрит на плачущего блондина и растягивает губы в такой же теплой улыбке, даря ему надежду. Юнги цепляется за нее, как за спасательный круг. Будто она способна вернуть его к человеческому состоянию. Будто всего этого кошмара и не было вовсе, как вдруг идиллия разрушается воплем Чимина. Он кричит сквозь сомкнутую челюсть, потому что больно. Вирус разрушает всё в его теле, заставляя страдать. Чувство такое, что во все его мышцы воткнули по клинку и кромсают их изнутри. Суставы выворачивает, зрение медленно угасает, а в голове вспышками бьёт невыносимая боль, заставляя его медленно сходить с ума. — Я так не хочу умирать, — взахлёб плачет Пак. — Мне очень страшно, сделай это быстро, — шепот, который больно режет по ушам обоих, заставляя сжаться все тело. В глазах Хосока вспышками проносятся воспоминания с Чимином пару лет назад. Таким свободолюбивым, любящим движение и жизнь. Ему было наплевать на то, что вокруг царил хаос, люди убивали друг друга. Он просто хотел жить, быть рядом с Чоном и чувствовать себя комфортно, как дома. Широко улыбался каждому дню, хоть и совсем не лёгкому. Он радовался и ценил каждую секунду. Хосок не мог стрелять прямо сейчас и знал, что Чимин поймёт это. О том, что хён даст сделать ему ещё пару вдохов, чтобы распрощаться с жизнью окончательно. Успокоиться, постараться принять невозможное. — Я буду скучать, Чиминни, — полусевшим голосом шепчет Хосок, так нежно, что вызывает в плачущем Паке умилённую улыбку, после чего не медлит и сдавливает курок. Секунда — и весь театр пронизывает истошный крик. Юнги сгибается пополам и закрывает лицо руками. Он не отводил глаза — смотрел, как пуля пробила Чимину голову навылет, после чего тело парня мешком рухнуло на осколки старого здания. Хосок опускает пистолет, смотря на то, как от головы друга начинает растекаться лужа крови, свидетельствующая о том, что он мертв. Быстро. Жаль, что он чувствовал хоть какую-то боль в момент выстрела. Будь воля Хосока, он бы дал Чимину погибнуть во сне лишь через пятьдесят лет от старости. Но реальность жестока. Она отбирает всё в самый неожиданный для человека момент, крушит его мечты и… заставляет распрощаться с жизнью именно так, как он боялся больше всего. Брюнету плохо, невыносимо. Он хочет подползти к Паку и обнять, коснуться кончиками пальцев его век и закрыть глаза, не представляет, как это — оставить его тело здесь. Только, как бы Хосок себя не чувствовал, Юнги сейчас был важнее. Бросив на тело друга последний беглый взгляд и забрав свою злосчастную байку, Чон прошептал тихое: «Прости» и подошёл к макнэ, подхватив его сзади. — Тише, успокойся, — шепнул он, чувствуя, как Мин выбирается из его объятий. Но Хосок только крепче прижимает его к себе, не выпуская. Он впутывает пятерню в высветленные волосы и мягко гладит его голову, выжидая, когда Юнги успокоится. Парень перестает сопротивляться спустя пару минут и, уже обмякнув, плачет в грудь старшего, боясь даже взглянуть в сторону, где недавно стоял живой Чимин. Вот почему говорил, что боится заразиться. Вот почему был так подавлен вчера. Юнги надеется, что смог подарить ему хоть немного заботы пятнадцать часов назад. Как-то успокоить перед неминуемой смертью. Смертью. Чимин уже вчера вечером знал, что всё сложится именно так. Блондин тянет руки вперёд и по инерции обнимает Хосока, который старается сдерживаться, хотя сам трясётся от давящей истерики. Мин громко всхлипывает и вцепляется в майку Чона. — Как мы, — на выдохе произносит Юнги, не договаривая основной мысли. — Давай, ты сейчас успокоишься, а потом мы пойдём дальше, — предлагает брюнет твёрдым тоном и поражает Мина своей стойкостью. — Все мы умрём, рано или поздно. Чимина смерть настигла гораздо раньше, чем могла, это прискорбно. Хосок заглядывает в кофейные глаза, полные слёз, и сжимает Юнгиево плечо, пытаясь привести его в чувства. — Да, я, — парень моргает, смотря в бок, и вытирает оставшиеся слёзы, — прости.

***

Хосок уже проложил путь к следующей базе, которая находилась в провинции Чолла-Пукто. Ни много ни мало, дорога туда занимает неделю, может, больше, если не иметь иного средства передвижения, кроме как пехом. Они оба устали за сегодняшний день, но не нашли ни одного здания, в котором можно было бы переночевать, поэтому пришлось засесть в роще, среди кустарников и деревьев, чтобы их не было видно. Холодно, но им не привыкать. Брюнет осматривал Юнги, который разбирал свои вещи из рюкзака, чтобы взять бутылку воды и немного выпить. Хосок громко вдохнул, похрустев шеей, после чего решился задать вопрос. — Если всё так обернулось, может, поговорим друг о друге? Например, откуда ты? Как оказался в Цикадах? Раньше мы не обсуждали этого. Юнги прячет бутылку обратно и, нахмурив брови, поворачивает голову в сторону старшего. Говорить не хочется от слова совсем то ли от усталости, то ли от того, что это Хосок. Но в голове всплывают воспоминания о Чимине и его слова об обожаемом хёне, поэтому макнэ всё же находит в себе силы на обычный ответ. — Хванхэ-Пукто, — холодный взгляд Мина пытается уловить изменения в выражении лица старшего. — Хванхэ-Пукто? Либо мои навыки в географии слишком плохи, либо ты чокнулся. У нас нет такой провинции, — не понимает Хосок, продолжая хрустеть, но уже пальцами. — Кэсон. Моя мать была из Пхеньяна, если так легче понять, — после этих слов Юн замечает, как у старшего широко раскрылись глаза. Похоже, он смог удивить его впервые за все время. — Что? Неужели южнокорейцы настолько неженки, что боятся северокорейцев до сих пор? Спустя двадцать лет пандемии. — Я просто думал, в КНДР почти все погибли. Вся северная часть считается мертвой зоной. — Вся, кроме границы с Южной Кореей, — вздыхает он. — Я сразу остался без матери. Она вдохнула споры за пару часов до моего рождения. Удивительно, что я вообще выжил. Я помню свою жизнь с шести лет. Как меня защищал отец, как я пытался помогать ему, даже носить какие-то псевдо тяжёлые вещи, охотиться, убивать. Помню, даже в то время наша страна пыталась держать планку того, что все хорошо. Только большая часть уже была уничтожена, а Цикады спасли меня. Те, которые добрались до Кэсона спустя девять лет после вспышки кордицепса. — Я тогда удивился, что к Цикадам попал ещё кто-то в таком же маленьком возрасте, как и я, — усмешка. — А иммунитет? Что произошло? — Шрамы мне на лице, — начинает Мин, мельком демонстрируя их на своей щеке, — их оставил щелкун, когда мне было семь. Мой отец уже тогда все понял, потому что на меня это никак не повлияло, и объяснил, что об этом нельзя никому рассказывать. Окончательно я убедился в иммунитете, только когда гулял с парнем в мертвой зоне Южной Кореи. Около месяца назад. — Друг? — поинтересовался Хосок, уже вырисовывая что-то на песке кончиком ветки, и услышал тяжёлый вздох. — Что-то не так? — Он мне симпатизировал. Поэтому мы не могли видеться на базе и уходили в укромные места. Хосок застыл, забыв о своём маленьком развлечении, и поднял глаза на блондина. Мину нравятся парни? — Почему не могли? Это потому что он симпатизировал тебе как... — он не успевает договорить и уже видит кивок. — Что, осудишь? — Зачем? — пожимает плечами Хо. — У меня и Чи, — начинает он, но потом резко замолкает, поникнув из-за воспоминаний, — просто… Забудь. У меня тоже было пару интриг. — У тебя? — удивляется Юн. — Я думал, ты таких терпеть не можешь, — хмыкает он. — Либо хорошо прятался от Марлин. Джуна ведь тоже сняли с поста Главнокомандующего по этой причине и поставили на его место ее. Ещё и Джина увезли в Хонсонскую базу, — вздох. — В наше время однополый союз сильно презирается. Людей и так осталось слишком мало. Поэтому мне было не по себе рассказывать кому-либо об этом. И мне было жаль Нама. Хотя в Джина не смели как-то тыкать пальцами, — Юн усмехается уголком тонких губ, — сложно в это поверить, но, получается, сохранность его и моей жизни ставит под вопрос существование человеческой расы в дальнейшем. Он единственный, кто сможет разработать вакцину. — Да, — тяжело вздыхает Хосок. — В то время я уже успел сбежать, но про них слышал. Джун был замечательным Лидером, а Джин спасал сотни жизней в Ыйджомбу. Это было самым глупым решением Цикад. — А ты откуда? — робко спрашивает макнэ, ведя плечом. — Ты же не рождённый в пандемии? Брюнет переводит на Юнги тяжёлый взгляд, после чего смотрит на землю и поджимает губы. На лице застывает лёгкая улыбка от воспоминаний о прошлой жизни. На душе становится тепло и одновременно тоскливо. Раньше Хосок мог чувствовать себя обычным слабым ребёнком и ему ничего за это не делали. Он просто жил обычной жизнью, играл с любимой собакой и смотрел с родителями американские фильмы, которые можно было включить на любой вкус. — Кванджу, — мечтательно произносит он тихим убаюкивающим голосом. — Оттуда были мои родители, многое рассказывали о городе. Родился я там, но, когда мне было два года, они переехали в Сеул, потому что наконец-то накопили на дом своей мечты. Я прожил там следующие три года, завёл друзей. — А что было до вируса в Южной Корее? — Спокойствие. Свобода. Счастливые люди, — Хо замечает заинтересованное выражение лица Мина и вновь чуть улыбается. — У каждого был свой дом или квартира. И в целом доме жила только одна семья. На всех была своя комната, кровать, постоянно была еда, сладости, душ, интернет, все удобства. Люди вокруг меня не применяли насилие, я слышал о терактах или убийствах только по телевизору, в новостях. Взрослые ходили на работу, чтобы получать деньги, подростки и дети учились в школах и университетах, веселились и общались между собой. Совсем маленькие дети оставались дома, либо их водили в детсад. У нас была яркая и продвинутая страна, а после… — Чон слегка поникает. — Произошла вспышка кордицепса. Я тогда думал, что это всё обычный кошмар и я скоро проснусь, но я был слишком наивным в свои пять лет. Зря. — Где твои родители сейчас? — сводит брови макнэ. — Там же, где и у всех. Юнги коротко кивает, склоняя голову набок, и думает о своём отце, который тоже заразился ещё в Северной Корее. Вспоминает, как его пришлось пристрелить рядовым из Цикад и как он не мог простить их за это, хотя понимал — иного выхода нет. Его отец не имел иммунитета и тоже, как и Чимин, не хотел обращаться. — Со мной был только младший брат. Но Цикады разделили нас. Его отправили на другую базу, а меня оставили в Ыйджомбу. Прошло семнадцать лет, а я всё ещё тоскую по нему и понятия не имею, жив он или нет. А ведь ему было всего шесть. — Так зачем ты пошёл с ним туда? — не понимает младший. — Мы умирали с голоду, — слегка раздражённо произносит Хо. — Кому нужен ребёнок с младшим братом, у которых погибли родители? Нас разве что могли пустить на мясо люди, которые пытались выжить в зоне, где была нехватка продовольствия. А в военную школу было очень трудно попасть, к Цикадам легче. Но мы знали, что через год из этой группировки отсеивают самых слабых и они снова остаются сами по себе. У нас не было выбора. — Из-за этого ты так ненавидел Цикад? Или причина в другом? — не перестаёт интересоваться макнэ. — Это был первый толчок к ненависти. Я попал к ним в восемь лет, почти как ты, но, в отличие от тебя, моим первым и последним тренером была Марлин. Ты же сам помнишь, как заходил ко мне в комнату и говорил, что знаешь, насколько она жестока. Да и сам видел в зале, как она заставляла меня работать, — Хосок касается пальцами своей переносицы, потирая её, после чего заводит ладонь в волосы. — Она и все её тренировки остались моим кошмаром. Что дневным, что ночным. Она изводила меня, думала вырастить будущую правую руку, и как же она разочаровалась, когда я сбежал при первой удобной возможности, — Хосок поворачивает голову, смотря в лисьи глаза блондина. — Последней каплей был момент, когда меня отправили к ФЕДРА. Тогда она совершала теракты вместе с нами. В той зоне был мой друг, который сбежал от Цикад в военную школу, став солдатом. Наша группировка в то время превосходила ФЕДРА, поэтому мы с лёгкостью взяли их базу. Она заставила меня убить его под предлогом того, что хороший боец всегда выполняет приказы и ему не должны мешать личные границы. Я выстрелил, — Чон хмурит брови и поднимает голову, слегка откашливаясь. — Юнги. Младший быстро реагирует, поражённо смотря на хёна. Он впервые назвал его по имени после их встречи спустя столько лет. У парня перемешались все чувства разом. — Я виноват. Из-за Цикад и, особенно, после них я стал жутким параноиком. Прости за тот выстрел. Мне жаль. Юнги кивает, вспоминая, как Пак говорил об этой части характера Хосока. — Извинения приняты. Постарайся не пристрелить меня в следующий раз. Хо усмехается, осматривая Мина с ног до головы. Он изменился с момента, как они виделись в Цикадах. Стал выше, сильнее, выносливее. Это даже вызвало в нём лёгкую гордость за младшего, ведь раньше он так стремился к этим результатам. — Помню, как ты хотел превзойти самого себя, — продолжает Хо, — у тебя получилось. — Спасибо, — чуть улыбается Мин и вздыхает, думая о том, как они переживут следующий день.