Sing me the last lullaby

Все четверо продолжали путь, несмотря на то, что пошёл дождь, а образовавшийся густой туман мешал следить за дорогой. Кроме этого, солнце совсем не появлялось, поэтому снаружи вновь было темно и холодно. Погода будто специально нагнетала, заставляя Хосока сжаться от ужаса, особенно, когда они наконец оказались в нужном лесу с древними высокими деревьями, стволы которых можно было обнять только втроём. Чон поднял взгляд и заметил на ветвях канаты в виде виселиц, а на них — трупы. Их было около десяти. Мужчины и женщины, которых повесили Серафиты и вспороли им животы, показывая, что к ним лучше не соваться. Парень сглотнул, опуская голову. Зрелище не из приятных. Лошади скакали дальше, вертя мордами от неприятных капель, и спустя какое-то время Чон продолжил смотреть вперёд. Он никогда не был в Андоне, и это место не было похоже на обычную Корею или уж тем более на провинцию Кёнгидо. По его рукам пошли мурашки, когда сквозь туманные сгустки и мощные ветви старых деревьев развиднелась могучая река мутного синего цвета. Визуально она была больше, чем сама Хан, окружающая Сеул, и через такой широкий водный поток вел лишь старый и длинный деревянный мост. — Дом, — облегчённо выдохнула Серафина, расслабленно закрывая глаза, и расставила руки в стороны, наслаждаясь свободой. Лошади забежали на мост, ведущий на другой берег. Раздался стук копыт, который приглушал начавшийся в мгновение ливень, а Хосок дышал всё чаще, рассматривая то, что было вокруг него. Лес. Густая пугающая чаща леса, посреди которой протекала глубокая река, а на одной из сторон стояли старые корейские постройки времён Чосона. Он видел подобные места ещё в детстве. Что уж говорить, даже в Сеуле есть похожий район с ханоками, которые были отреставрированы. Но сейчас даже издали было видно, что их покрыли растения, а весь город светился в огне ярких факелов, спрятанных под деревянными крышами. За поселением виднелись горы, которые так же утопали в деревьях, окружая собой эту местность и защищая тем самым от врагов. Когда они пробегают большую часть моста, Серафина суёт два пальца в рот и начинает свистеть, надеясь на то, что их услышат соратники, а Хосок наблюдает за этим и скачет дальше, внимательнее рассматривая местность, в которой они оказались. — Быстрее! — радостно восклицает девушка, когда кто-то из Серафитов свистит в ответ. После того, как мост оказывается позади, копыта животных ступают на потрескавшуюся плитку. Серафина дёргает лошадь за поводья и тут же замедляется. Конь Чона точно так же перестаёт бежать и идёт следом за брюнетками, которые ведут их в нужном направлении. Всё было спокойно до того момента, пока из ниоткуда не раздался новый громкий свист. Хосока вдруг схватили за одежду, сбрасывая на землю. Парень испугался, обняв Юнги ногами и руками, чтобы он не пострадал ещё больше. — Сана, нет! — вскрикнула Серафина, но девушка ее не послушала и начала бросаться на Хосока, который оттолкнул от себя младшего, защищая его изо всех сил. Незнакомка сразу направила клинок в лицо упавшего брюнета, но он схватил рукоять ее ножа. Острое лезвие точно смотрело в его глаз. Парень уводил оружие, мельком замечая и оставляя в памяти это лицо с двумя шрамами, которые так же шли от уголков губ до висков с обеих сторон. Чон переворачивает девушку под себя, наставляя ее же нож в горло, но не более, ибо не должен убивать членов их секты. Лишь защищаться. Он не успевает что-либо сделать, как замечает, что появляется какой-то парень со сбритыми волосами и подбегает к Юнги, который и так оставался без сознания. Серафит не хочет медлить и достаёт топор, чтобы прикончить его. — Нет!!! — срывает горло Хосок, но неподалеку раздается новый свист, и незнакомец, замахнувшийся на Мина, резко застывает, не причиняя ему вреда. Хосока будто бы парализовало. Он знатно перепугался в это мгновение и не мог двигаться, оставаясь в шоковом состоянии. А что было бы, убей они младшего? Буквально одна секунда сейчас спасла его от неминуемой смерти. Чон осматривает обмякшего парня, который продолжал беспомощно валяться на земле, и выдыхает через рот. Он понимает, что должен сейчас же забрать Юнги к себе на руки, чтобы закрыть от сектантов, но не успевает, ибо его хватают новые парни, поставив на ноги, вновь угрожая острым клинком, приставляя его к горлу. — Серафина, Аран? Кого вы привели? — раздается приближающийся голос. Не низкий, скорее тенор, но с характерной хрипотцой, которая пробуждает в Хосоке новую тревожную искорку. То ли он так сильно боялся Серафитов, то ли попросту замёрз. — Вы же знаете, как учитель не любит чужаков на своей территории. — Господин, Господин! — кричит Серафина, спрыгнувшая с лошади и бежит к незнакомцу, падая перед ним на колени. — Они спасли нас от гибели, вызволили из лап работорговцев и дали еду и воду. Позвольте отплатить им тем же! Хосок осматривал фигуру примерно его роста в черном плаще с капюшоном, который скрывал лицо. Серафит внимательно выслушивал девушку, после чего развернулся к Чону и подошёл ближе, застыв на месте. Хо ничего не понял, нахмурив брови, и перевёл взгляд на Юнги, который продолжал валяться на холодной земле, промокая под ливнем. Сейчас была ценна каждая секунда, а их бессмысленно удерживали, не позволяя хотя бы спрятаться от дождя. Пауза продолжалась слишком долго и Хосока пробило. Он не мог впустую наблюдать за тем, как макнэ теряет связь с жизнью. — Ну же! Помогите ему кто-нибудь! — начинает брюнет. — Он же сейчас замёрзнет насмерть! Рука, как понял Хо, главного, поднимается вверх, и его тут же отпускают. Он сразу бросается к блондину и осторожно берет его на руки, крепко прижимая к себе, и укутывает в раскрывшуюся куртку. Его лоб горел от жара, но конечности были холодными. Хо поджал губы, рассматривая бледное лицо, которое не реагировало ни на что. Лишь капли падали на его кожу и скатывались по щекам, словно слёзы. Хосок возвращается к Главнокомандующему незнакомцу, всё ещё не видя его лица отчётливо под широким капюшоном. — Если вы здесь главный, — старается вежливо обращаться он, — то помогите. Этому парню недолго осталось. — Хён? — дрогнувшим голосом произносит Серафит и наконец-то снимает капюшон, показывая побритую голову, и сводит брови домиком, не веря в то, кого перед собой видит. — Хосок? Брюнет, слыша своё имя, хмурит брови, а когда видит его лицо и отличительные знаки, как у остальных сектантов, замечает и другие детали. Маленькие родинки под губой и на носу, глаза, которые немного похожи на его. Он затаивает дыхание. Кроме двух огромных шрамов, один на лбу, пересекающий бровь, который Хосок сам когда-то обрабатывал и успокаивал родного брата, чтобы он не плакал так громко. — Чонгук, — открывает рот он и не знает, что ему делать. Он не верит в то, что видит его живым перед собой сейчас. Что это не призрак, а действительно Чонгук. Живой, взрослый. Который нашёл своё место. Они смотрят друг на друга, будто время застыло, и они никуда не торопятся. Оба не могут поверить в то, что действительно встретились и выжили в этом жестоком мире. Их молчание прерывает уже сам Гук, вспоминая, что у парня, который был вместе с его старшим братом, что-то не так. — Что произошло? — обращается Чон к Хосоку и подходит ближе. — Он, — запинается брюнет, переводя взгляд с макнэ на Юнги. — У него внутреннее кровотечение и рассечены стопы, он еле пережил дорогу, пожалуйста, помоги ему. Мне нужен врач, — просит Чонгука Хо. — Я дам лучшего, — отвечает парень и начинает бежать в сторону города, свистнув остальным Шрамам, чтобы они расходились. Хосок направляется за ним, предварительно кивнув Серафине, чтобы поблагодарить её. Девушка широко улыбнулась, кивнув в ответ, и махнула правой рукой, как бы отпуская его. Чон поджал губы и устремился дальше, следя за Гуком, который пробегал через все узкие улочки, что ограждались стенами в два метра из камней, и старинные дома, добираясь до определённой цели. Брюнет мельком рассматривал всё вокруг, продолжая поражаться тому, что Серафиты поселились в подобном месте, которое так хорошо соответствует их атмосфере. Гук завернул в один из дворов, где стоял деревянный дом, над которым всё так же нависали широкие ветви зелёных деревьев, что в определённых местах стали красно-жёлтыми. Младший брат Хо постучался в толстую дверь, и её тут же открыла высокая худая женщина. Брюнет отступил на шаг, пугаясь её внешнего вида. Чёрные волосы заплетены в косы, смотрела она злобно и холодно, но как только увидела Гука, то её лицо сразу приобрело взволнованный вид. — Яра, — вздыхает он, пытаясь отдышаться после бега, — справишься с внутренним кровотечением? — Сейчас? С чужаком?! — широко раскрывает глаза она, осматривая рядом стоящих незнакомцев. — Точнее, — откашливается она, — да, Господин. Чонгук переглядывается с Хосоком, после чего женщина приглашает их в дом. Они переступают деревянный порог и проходят одну, на вид, совершенно обыкновенную комнату для жилья. Но потом оказываются в следующей, выход из которой ведёт в коридор во внутренний двор. Парни проходят по дождливой улице, и после Яра заворачивает направо. Оказавшись внутри, Хосок видит почти что полноценный операционный кабинет, только с деревянными стенами, что немного не вписывается в его понимании. Вокруг горят свечи, посередине стоит кушетка, а вокруг неё всё нужное врачу оборудование. Удивительно, что Шрамы в принципе нашли всё это и доставили сюда в целости и сохранности. Хосок проходит и укладывает Юнги, снимая с него тёплую куртку, и спешит стянуть холодный кусок ткани, который он вместе с Серафиной обмотал вокруг его талии, но Яра не позволяет. — Стой. Я сама с ним разберусь, — грубо говорит она, получая неодобрительный вздох Чонгука. — Он мой родной брат. Полегче, — спокойно просит парень, осматривая женщину с ног до головы. Брюнетка поднимает взгляд на Чона, одновременно обрабатывая чем-то свои руки, и надевает перчатки с маской. Промолчав, она подходит к Мину и касается его оголённых стоп, которые все были в грязи, и разглядывает то, как их рассекли. — Работорговцы? — спрашивает она, осматривая раны, и улавливает боковым зрением кивок Хосока. — Я разберусь с его кровотечением, потом зашью ноги, пока будет в отключке. — Но, если он проснется?! — восклицает Хо, приближаясь к врачу, как его останавливает младший брат. — Хо, Яра лучшая из моих людей. Все будет нормально. — Так что не стоит паниковать, — продолжает она. — Кровью кашлял? — вновь кивок. — Всё ясно. Можете уходить. Я его прооперирую, но после не смогу терпеть чужака, особенно, — фыркает она, замечая татуировку Цикад на плече парня, — букашку в своём доме. — Я сразу же унесу его, — шепчет Хосок, уводя взгляд. — Хорошо. Свободны, — отвечает она, и парни выходят на улицу, не отвлекая медика. Чон видит, как Чонгук выходит вперёд, подзывая его, и уводит дальше по старинному городу, а Хосок вновь бежит за своим макнэ, запоминая дорогу. Брюнет, кажется, вот-вот заплачет. Юнги — Чонгук, Юнги — Чонгук. Все чувства разом смешались внутри него: страх и печаль из-за гнетущих мыслей о любимом парне и невероятное счастье с ошеломлением из-за младшего брата. Он хочет просто остановиться под дождём, разреветься и выпустить все эмоции наружу. Но в итоге продолжает бежать дальше, собирая всю свою силу в кулак, и держится, не проронив слез. Как только Гук заводит старшего брата в другой ханок, Хосок крепко прижимает его к себе. Настолько, что парень на секунду думает, что задохнётся, и первым размыкает объятья, тепло улыбаясь. Чон рассматривает лицо со шрамами и до сих пор думает, что это сон. Его макнэ, которого он так сильно любит, по которому так тосковал, перед ним. — Ты стал чересчур сильным, хён, — шепчет Гук и выбирается из хватки, наконец вдыхая кислород. — Я сильно по тебе соскучился, — проговаривает он, смотря в родные глаза. — Так боялся, что с тобой что-то случилось. — Я думал, ты погиб, — дрогнувшим голосом произносит хён, садясь, как и Гук. — Мне так сильно тебя не хватало, когда я остался в Цикадах. Я и представить не мог, что с тобой происходило. Ты ведь был ещё младше. Расскажи, что случилось? Как ты тут оказался и, — Чон хмурит брови, — неужели стал главарём секты? — Ах, что ты, — неловко рассмеялся Чонгук, почесав побритый затылок, на котором волосы отросли совсем чуть-чуть. — Я не глава этих людей, — вновь смех и смущение. — Впрочем, я слишком слаб, несерьёзен для них и ну… Я почти не знаю молитв, понимаешь? — усмехается парень, посмотрев на старшего брата и прикусывает губу. — Я был чужаком и многие до сих пор не воспринимают меня серьёзно, так что ты сам понимаешь. — Но, почему тебя называют Господином? — не понимает Чон, всматриваясь в лицо напротив. — Как они смогли тебя принять? — Ну, — протягивает парень, — когда мне было четырнадцать, я смог сбежать из Цикад, но в силу того, что не знал местность, меня чуть не схватили работорговцы. Тогда их бизнес процветал ещё лучше. Мне очень повезло. Парень из Серафитов, который как раз был их главой и духовным учителем на тот момент, уже видел меня, когда мы совершали вылазки вместе с Цикадами. Он меня и спас. Оказывается, он давно наблюдал за мной, хотел подружиться, а когда увидел в таком состоянии, то просто не смог оставить одного. Серафиты меня обогрели, накормили, дали жилье и не мучали так, как Цикады. Он заменил мне тебя в первое время. — Кто он? — спрашивает Хо, видя широкую улыбку макнэ. — Ким Тэхён, — ласково произносит он. — Я вас познакомлю, когда он освободится, — Чонгук перебирает между пальцами ткань со своего плаща. — Дело в том, что я, — протягивает он, откашливаясь. Хосок молчит, выжидая, когда макнэ произнесёт то, что собирался. Но тот продолжает ломаться, мямлить и уводить взгляд. Никак не может, всячески запинаясь и закрываясь. — Ну? — Кто этот незнакомец? Тот, которого ты принёс? — переводит тему Чонгук, продолжая потирать ладонью шею от волнения. — Партнёр? Вы ищите убежище? — Он мой парень, — без каких-либо раздумий произносит Хосок. Брюнет застывает, рассматривая старшего брата. Он даже выпрямляется, когда слышит эту информацию, пытаясь переварить сказанное. Чон смотрит в ответ, после чего уводит взгляд, напряжённо выдыхая. Оба понимают, как однополые союзы сейчас презираются, поэтому о них никто не говорит, либо тщательно скрывает. — Ты в плане, — заикается макнэ, — в прямом? Ты любишь его как парня? — он видит кивок. — Очень, — опечаленно шепчет Хосок, понимая, что ни разу не говорил это Юнги в лицо. Его вновь сковывает страх того, что младший может не пережить сегодняшнюю ночь. Он сидит как на иголках, думая только о нём, хотя и старается отвлечься на Чонгука. На своего брата, которого увидел спустя долгие годы. Почему сейчас даже это не помогало? — Хо, — отвлекает его Гук, коснувшись колена хёна, — он выживет, не переживай. Ты скоро увидишь его, — брюнет кивает, закусывая губы, и глотает неприятный ком в горле, чтобы успокоиться. — Я так и не договорил. Мне… Тоже нравятся парни, — шепчет Чон, смотря в глаза старшего, и не видит там и капли злости или отторжения, расслабленно вздыхая. — Я в отношениях с Тэ. Поэтому ко мне так обращаются. — Я рад, что у тебя всё хорошо, — легко улыбается Хосок, рассматривая счастливого брата. — Каким бы больным фанатиком его ни считали, я все равно люблю его. Мне плевать на его мировоззрение и жестокость, потому что для меня и своих он — самый лучший и заботливый человек. Поэтому все добровольно ему подчиняются. Он даже не заставлял меня учить молитвы и ходить на службы, — смеётся Гук. — Как же странно слышать это от тебя, — проговаривает Хо, растерянно улыбаясь. — Никогда бы не подумал, что ты залетишь в религиозное общество. — Ладно, — переводит тему младший, — мне интересно, как ты встретился с этим парнем. Были партнёрами? — Нет, — на лице Хо застывает улыбка, а в памяти проносятся моменты с Чимином, заставляющие тяжело вздохнуть. — Я с партнёром должен был доставить его на базу Цикад в Хонсоне. Но ФЕДРА всё разгромили в тех местах. В Чхонджу всё было разрушено работорговцами, а в Йонджу — не знаю. Мы просто наткнулись на двух Цикад и узнали, что базы в том месте больше нет. — А, — запинается Чонгук. — Это сделали Серафиты, — осведомляет он, — они не угодили нашим из-за своей наглости и получили сполна. Забудь. Я так понимаю, действующие базы остались только в Ыйджомбу и Пусане? — Именно туда мы и направляемся. Юнги, — называет его имя Чон, — он попал к работорговцам, и я смог вытащить его оттуда только сегодня. Раньше мы с ним учились вместе в Цикадах, а потом встретились вот так. — Но зачем ему одному перемещаться из самой дальней точки? Они же обычно наступают не меньше, чем пятьдесят человек. — Он идёт туда не как солдат, а как лекарство, — решает рассказать Хосок, надеясь на то, что брат поверит, и видит лишь нахмуренные брови. — У него иммунитет. Его кусали два раза, один раз при мне. У него первое время держится жар, а после — ничего. Марлин говорила о том, что он последняя надежда человечества. — Ну-у-у, — тянет макнэ, не видя в этих словах какого-либо бреда, — я верю в это. Даже с научной точки зрения, кордицепс должен был рано или поздно как-то мутировать. Но ты действительно поведёшь его в Пусан и собственноручно отдашь на растерзание врачам? — хмурится Гук, не понимая ситуации. — Что ты?.. — Ты ведь понимаешь, что его будут кромсать до тех пор, пока не поймут, как сделать вакцину, которая по итогу может усугубить положение или просто не работать? А чтобы выработать иммунитет подобным путём, придётся пожертвовать ещё большим количеством человек. Я думаю, в этом нет смысла. — Смысла в вакцине? — Да. Хён, сам подумай. Кому понадобится иммунитет? — хмыкает он, пожимая плечами. — Просто кому? Нам, при том, что мы прекрасно охраняем целое поселение и у нас не бывает заражений? Может, ФЕДРА, которые вооружены до зубов? Цикады, — усмешка, — лжецы. Они обыкновенные террористы, которые убивали мирных граждан, а вакцина для них — просто козырь в этой войне, не более. Мы двадцать лет живём в этих условиях, все уже привыкли. Нам бы понадобилась вакцина только для здравомыслия. Чтобы Цикады поняли, что нет смысла воевать против ФЕДРА, ведь они изо всех сил пытаются оборонять карантинные зоны. Чтобы другие люди поняли, что любое насилие, кроме самозащиты, не может быть оправдано. Не может нести за собой здравый смысл. Но нет! Даже с вакциной наш хаос продолжится. Весь мир погрузился в бездну, и нам не удастся вытащить людей из неё по щелчку пальцев. Из той самой глубокой ямы, где никто не имеет прав, где нет закона и каждый сам за себя. Да и не факт, что вакцину можно синтезировать, — пожимает плечами Гук. Хосок опускает голову, задумываясь над словами брата. И правда, почему он сам так по-детски верит в то, что вакцину сразу же изобретут? Верит в то, что Юнги не придётся жертвовать своей жизнью ради неё? В голове Чона просыпаются воспоминания о том, как люди пытались изобрести лекарство от кордицепса, но в итоге просто пожертвовали кучей жизней тех, кто добровольно пошёл испытывать его на себе. Почти все попытки изобрести спасение от заражения приводили к летальному исходу тех, кому её вводили. Даже малая доля кордицепса поражала нервную систему человека. Так есть ли смысл в новой попытке? Даже если на секунду представить, что лекарство изобрели, то что дальше? Его будут использовать только Цикады. Будут заманивать в свои ряды людей ради желаемого укола в плечо, который якобы спасёт их жизнь, но нет. Они всё равно продолжат воевать с ФЕДРА, будут пытаться занять места должностных лиц и погибать. Правительство не восстановится, никто не сможет спокойно остановить работорговцев, сломать веру Серафитов. Никто не пойдёт добровольно восстанавливать старые полуразрушенные дома. — Юнги понадобится одежда, — отвлекает Хосока от мыслей Гук, который на секунду встал, взяв свои вещи. — Ему должно подойти. Чон кивает, забирая всё. — Я не знаю размера его ноги. На первое время возьмёшь это, потом мы дадим ему нормальные ботинки, — проговаривает макнэ, широко улыбаясь. — Пошли, я покажу тебе твой дом.

***

Чонгук выделил Хосоку и Юнги отдельный ханок, где они могли проводить своё время до тех пор, пока младший не восстановится. Или, как сказал Гук: «Если вы решите остаться, я найду место получше». Сейчас Мин спал на груди у старшего. Яра действительно была талантливым врачом и смогла спасти жизнь Юнги, оставив новый шрам на его животе. Она закончила довольно быстро для такого случая и после осведомила об этом парней. Хосок гладил спину младшего, спокойно вздыхая. Юнги теперь вместе с ним. Он рядом и живой. Было больно вспоминать то, как выглядели раны до обработки, смотреть на его разбитое лицо и не слышать почти ни единого звука, кроме стонов боли. К счастью, сейчас парень беззаботно сопел у Хосока под боком и был в безопасности. — Солнце, — раздается тихий шепот и поцелуй в макушку. Парень чуть поворачивается набок, стараясь не будить Мина, и прижимает его крепче к себе. Хотел бы уснуть, но сомкнуть глаз не получается и на секунду. Страх, что его снова заберут, дёргает за струнки, заставляя тело и разум оставаться в напряжении. Все равно. Юнги отнимут у Хосока в любом случае. Если не бандиты, щелкуны или работорговцы, тогда врачи. Чон упирается носом в высветленные волосы и бесшумно всхлипывает, кусая губы. Почему младшему суждено прожить подобный поворот в жизни? Поворот в никуда. Слезы продолжали течь, обжигая горячие щёки. Хосок не плакал так много за последние несколько лет, как за эти пару дней. Хотелось реветь каждый божий час, когда он думал о том, что с младшим может случиться в будущем. Мозг специально загонял в бездну, навязывал мысли о том, что все, кто находятся около Чона, страдают. Он не хочет отдавать его. Хосоку всего-то нужно оставить макнэ рядом с собой и жить как раньше, спокойно. Зная, что блондину ничего не угрожает, что он всегда будет вместе с ним. Но как же глупо, Чон продолжает вести Юнги в Пусан, окончательно осознав, что он может оттуда не вернуться. Брюнет смотрит в умиротворённое лицо с дрожащими от дыхания ресницами и укутывает парня в теплый плед с ног до головы. Чувствует его медленное биение сердца и слегка успокаивается, закрывая глаза. Сейчас Юнги рядом с ним и ему ничего не угрожает, так что он мог расслабиться и постараться не думать о будущем.