***
А однажды, когда Ацуши зашёл на кухню, он увидел очень интересную картину: Чуя, сложив ноги в позе лотоса, сидел на столе, задумчиво что-то записывая в тетрадь. — Доброе утро…? — растерянно произнес Ацуши, рассматривая парня на столешнице. Тот был в огромной белой футболке, на которой было написано: «Sexy», вот наверняка опять у Осаму стащил. Футболка сбилась с плеча, сползая по руке до самого локтя, открывая острые ключицы и узкие, худые плечи. Бледная кожа Чуи была вся усыпана веснушками — золотыми конопушками, превращающего его в нечто бесподобно милое. Но что это бесподобно милое делало на столе? — О-о, Ацуши-кун! — Чуя поднимает голову от работы, переставая писать, в голубых глазах появляется страх. — Не советовал бы тебе ходить тут! Тем более босиком! — уже с настоящим ужасом добавляет рыжий, смотря на босые ступни зашедшего. — А что- — Деточка, ты что на столе забыл? Неужели так загоняешься из-за роста? — Дазай появился как всегда из неоткуда. Ацуши оставалось лишь наблюдать пантомиму Чуиного лица, что за одну сотую секунды приняло очень воинственный вид: рыжие брови свелись к переносице, а губы сжались в полоску, верхняя губа чуть задралась, обнажая клыки. — Я имею право стоять и сидеть везде в этом блядском доме! — кричит Чуя, выпрямляя спину, но не слезая со стола. Повисла небольшая пауза. Ацуши услышал машину, проехавшую за закрытым окном. — …Где паук? — невозмутимо спросил Дазай, смело шагая в кухню. — Под столом, — незамедлительно ответил Накахара, боязливо смотря на то, как Осаму наклоняется под столешницу. Накаджима деликатно молчал, хотя в голове взвинтился вопрос: это ж насколько надо бояться этих безобидных существ, чтобы менять свое место жительства до стола? — Все, я с ним поговорил, Чуя, можешь не волноваться. Он обещал не бросаться на тебя и не отгрызать ногу, — скоро, доверительно говорит Дазай, разгибаясь обратно, и серьезно смотря на веснушчатого. Чуя не выглядит убеждённым. Он недоверчиво высовывается со своего насеста, выглядывая, и смотрит на пол, выискивая там страшное чудовище. Такого не наблюдается, но рыжий все равно не доверяет Осаму, поэтому со стола не слезает, поерзав на жёсткой столешнице. — Чу-уя, трусишка, — сладко тянет Дазай, облокачиваясь об стол. — Не бойся, никакого ужасного паука тут нет! Кроме, разве что, тебя. Скорость реакции Накахары это нечто. Ацуши успевает только моргнуть, а Чуя за этот же промежуток времени прокрутил ручку в пальцах, наводя острым концом вперёд, и вонзил ее в сантиметре от сонной артерии Осаму. Дазай лишь успел поймать его руку за запястье, спасая себя от протыкания ручкой. Иногда Накаджиме страшно думать, что будет, если Чуя промахнется или не рассчитает силы. Такого пока не было, но все же. — Клянусь, когда-нибудь, я ебну тебя! — рычит Чуя, вставший на столе на колени, чтобы дотянуться до шеи Осаму. — Жду не дождусь, — усмехается Дазай, отводя подрагивающую ручонку в сторону, и вдруг хватает Чую поперек талии, закидывая на плечо. — Ты чт- — Да вот, хочу тебя в жертву пауку принести, — спешит объяснить свои действия шатен. — У нас в ванной их как минимум трое! Накахара разражается громким воплем, полным ужаса, смешанного с ненавистью. Иногда Чуя попросту пугает. Это вот он «нечто бесподобно милое»? В жизни не поверишь. Какой-то демон во плоти. До ванны Осаму добрался, но там уже не смог сдерживать безумную силищу веснушчатого. Ацуши, из любопытства пошедший следом, увидел, как Чуя спрыгнул с рук Дазая, выхватил с держателя лейку душа, быстро повернул кран, и шатена сбило сильной струёй воды. Изначально вода была хоть теплой, а потом Накахара докрутил кран до максимума, и Осаму в лицо ударил кипяток в чистом виде. Ну, почти в чистом, ибо потом с его лицом все было в порядке и ожогов ни одной из степеней не наблюдалось.***
Раньше Ацуши считал, что в этом странном дуэте роль того, кто будет флиртовать, безвозмездно и безвозвратно отдана Осаму, но Накаджиме пришлось в этом жёстко и не раз разочароваться. Просто флирт Чуи в конце всегда нёс в себе жестокий подъеб, так что шутить таким образом было опасно. Чуя был на кухне, времяпровождался в компании Ацуши. Оба парня дописывали задания, но успевали перекинуться парой фраз, чтобы разговор не потух. Осаму стоял позади Чуи, прислонившись спиной к холодильнику, играя с рыжими волосами. Игры были немного специфичного характера, но Накахара стойко терпел. Почти молча. Но пару раз на лице веснушчатого проскользнула болезненная гримаса. Оторвать бы Осаму руки, и с ногами местами поменять. Может тогда бы было больше пользы. — Дазай, прекрати, — глухо мычит Чуя, не отрывая взгляда от тетради, отмахиваясь тонкой рукой, как от назойливой мухи. Его успешно проигнорировали, только скинули лишние передние пряди прямо на лицо, закрывая обзор. Накаджима с ужасом смотрел на когда-то красиво лежащие распущенные волосы друга, которые теперь напоминали поселение древесных ниндзя. — Дазай, ублюдок, — повышает голос Чуя, хмуря рыжие брови. — Прекрати. Осаму мерзко хихикает, накручивая на тонкие пальцы рыжие волосы как кольца, после чего отставил руку в сторону, смотря издалека. Накахара зашипел, сморщившись от боли, и попытался содрать свои волосы с пальцев шатена. — Дазай! — Да я уже двадцать два года Дазай, что? — Предложить альтернативу хочу. Отпусти мои волосы нахуй! — Чуя откладывает ручку и поворачивается на стуле к стоящему сзади. — Дазай, тебе, помнится, не хватало ласки и тепла? Солнце ты там рисовал, да? А хочешь сам стать моим солнцем? — такой вопрос не выбил из колеи готового ко всему Ацуши, тот лишь поднял глаза от тетради на Чую и обратно. Намечается великий подъёб. — Допустим, хочу, — взволнованно ответил Дазай, немного подумав. Перекрестившись перед этим и чуть не упав в обморок. Чё тут думать, сразу понятно, что хочет. — Тогда держись от меня за 149 ебаных миллионов километров. Воу. Это было… Жестоко. С лица Осаму сползла улыбка, и он обиженно заскулил, как побитая собака. Накаджима вперил взгляд в тетрадку, опустив пушистые ресницы, и постарался скрыть рвущиеся наружу смешки. — Ну Чу-уя, — захныкал Дазай, пятясь от ухмыляющегося Накахары спиной к окну. — Почему ты так жесток со мной?! — Каждый получает то, чего достоин, — пожимает плечами веснушчатый, наблюдая, как Осаму пытается выпрыгнуть в окно с первого этажа. Как итог, у Дазая застряла лодыжка в форточке, не спрашивайте как ему это удалось, и на этом попытка самоубийства завершилась, не успев начаться.***
— Иди готовить наш ужин, припадочный, — усталый голос Чуи раздался за стеной, и Ацуши встрепенулся, может удастся поболтать с Накахарой? Обычно, после неудачных попыток заставить бинтованного двигаться, Чуя сам уходил на кухню. В конечном итоге, если всё-таки Осаму скинут с кровати и силком поставят перед плитой, результат не изменится. — Чу-уя, не тро… трогай меня, — Дазай сладко зевнул где-то за бетоном. Он спал. Ну Накахара геро-ой. Это ж какая должна быть смелость у человека, чтобы будить спящего Дазая ради таких смертных дел, как приготовление ужина?! — Эй, сучий кусок идиота, — цокнув языком, Чуя убрал из голоса усталость, кровать обиженно скрипнула, когда на неё что-то приземлилось. Вероятно, что-то тяжелое. Осаму глухо повторил вопль кровати. — Ну-ка ноги в руки, и пошёл! Ужин сам себя не приготовит! — А если я тебя попрошу?.. — заискивающе вопрошает Осаму. Он не теряет надежды отпинаться от обязанностей. — Нет, и не мечтай, — холодно отсекает Чуя. Таким голосом в фильмах появляются предатели, которых все считали другом семьи. — А если я очень-сильно-прям-кровь-из-носу попрошу? — Я не буду помогать тебе из принципа. — Какой ты чёрствый, карлик, — тянет Дазай, вздыхая так печально, что даже Ацуши ему посочувствовал. Захотелось не затолкнуть его в кухню, а вытолкнуть на улицу. Чуя горбатится весь день, как ебанная лошадь, а этой коварной дряни лень какой-то ужин приготовить. Ну знаете ли. За такое получают в лицо. — А ты ебанная каланча!.. Встава-ай! — слышится шипение и что-то приложилось об стену. — Я щас встану, и ты ляжешь, — обещает Дазай, и эта угроза звучит вполне себе выполнимо. Становится страшно. За Ч- — Я щас так лягу, что у тебя встанет, — доверительно говорит Накахара, и Накаджима вываливается за Земную оболочку. Оу. Сгорбившись в беззвучном смехе, Ацуши стек по столу под него, обнимая колени и продолжая безмолвно умирать от хохота и смущения одновременно. Чу-уя, Ками-сама… — У меня и бе… — Шуруй готовить наш ужин, кретин! — в голос Накахары возвращается бывшая усталость. Осаму, с кряхтением и обиженным нытьем пополз в сторону кухни, периодически подвывая, как он несчастен. Несчастен тут, разве что, один Накаджима. И его потерянные навсегда нервные клетки. Как итог, Дазай, конечно же, ничего не приготовил. Кроме тряпки, которую он очень искусно поджарил с двух сторон до золотистого пепла вместо неё. Этот запах палённой тряпки в цветочек Ацуши запомнит на всю жизнь. Так же, как те матерные слова, которые вылил на голову Дазая Чуя. Накаджима таких в жизни не слышал. Настолько ухищренных и красочных. С суффиксами всех уменьшительно-ласкательных слов. Как потом Осаму ползал за Накахарой, вымаливая прощение, надо было видеть, снимать на камеру и выкладывать в интернет с хештегами: «Домашние_животные», «психологическая_травма» и «лайфхак_попросить_прощенье».***
Накаджима умеет быть терпеливым. Может быть тихим, скромным до чертиков и незаметным. Умеет вести себя так, что приходится оборачиваться и убеждаться, что он все ещё здесь, ибо сидеть тихо, как мышка, Ацуши умеет с малых лет. Но всякому терпению приходит конец. И Ацуши не исключение. Он просто обязан узнать в каких отношениях состоят Чуя с Дазаем. Беловолосый провёл в их окружении около двух месяцев, но ему лично показалось, что грёбаный год. И за этот год Ацуши так и не понял, кто эти двое друг другу. Ведут себя, как враги. Разговаривают, как враги. Дерутся и ругаются, как пожилая супружеская чета. Но что-то упрямо твердит, что они-просто-друзья. Но рассказ Накахары о том, что за дичь творилась у них с Осаму перед институтом не уходит из головы. Потому что, с какой стороны не посмотри, Чуя везде представляется каким-то наивным дурачком. Как можно быть другом с человеком, который предложил тебе отношения, потом исчез из твоей жизни на четыре года, а затем вернулся обратно, как ни в чем не бывало? Тем более, как можно встречаться с данным видом гуманоидов. Но тогда кто они…? Ацуши уже готов был спросить на прямую у Накахары, встречается ли он с Дазаем, и даже согласен был на то, что потом получит от Чуи по лицу. Хорошо, если тряпкой. Плохо, если рядом будет нож или вилка. Надо просто подгадать момент и… Подгадывать момент оказалось лишним. Он сам подгадал Ацуши, пол одиннадцатого вечера, застав его с кружкой кофе, плетущимся в свою комнату. Кофе — потому что у Накаджима сессия. Плетущимся — потому что сессия уже третий день. Ничто не предвещало беды. За окном вихрем метался снежный ветер, хлопая открытой форточкой. В коридоре мигала лампочка. На третий «миг» она горит чуть короче. Накаджима, устало потирая подушечками пальцев веки, поднялся из-за стола кухни, размышляя над тем, где могут столько времени пропадать шумные соседи, что он их с утра не видел. От Рюноскэ пришло сообщение, в котором Ацуши обещали четвертовать, если он сейчас же не ляжет спать, и что при желании, пусть Накаджима перебирается к нему на время сессии. Как никак к институту ближе. Спать. Спать-спать-спать. Всё, на что мог функционировать воспаленный мозг — это как заведенный повторять эту фразу, слипшиеся ресницы не поднимались, и Накаджима безумным усилием воли заставил себя оторваться от стола, прекращая по нему растекаться бесформенный лужей и медленно поднялся, направляясь к выходу с кухни, держа в руках кружку с остывающим кофе. Главное не уснуть. Ему надо готовиться. Хлопнула входная дверь подъезда. Оп, Ацуши взбодрился, ускоряя шаг. Кто это у нас тут пришёл? В такое время могли вернуться только одни люди. Существа. Накаджима готов ко многим сюрпризам в своей жизни. Но все-таки иногда даже его нервная система берет выходной, срываясь в глубокий шок. Такой, что парализует конечности и спирает дыхание из лёгких. В конце темного коридора показался Дазай. Точнее, Ацуши сначала думал, что это один Осаму. Когда тот немного повернулся, то в складках его пальто мелькнули рыжие кудри. С грохотом, именно грохотом, видимо, костей, Осаму одним движением вжал Накахару в стену, толкнув его к ней сразу двумя руками, сжимая пальцами чужие плечи. Чуя, что странно, не закричал, ударяя в ответ, как происходило в подобных ситуациях, а добровольно слился со стеной, скользя по ней дрожащими руками, коленки младшего тоже мелко тряслись, что не ушло от внимания Ацуши. А так же от внимания Ацуши не ушло, что они целовались. Дазай с животным рыком впился в приоткрытые губы Чуи, даже не пытаясь сдерживать себя. Накахара с явным трудом смог оторвать одну руку-опору от стены и вцепился в воротник пальто парня, дёргая его вниз и тихо мыча в чужой рот, закрывая глаза с пушистыми ресницами. Тихо — это так, что только, разве что, мадам Черри не слышала. Тонкие пальцы Чуи быстро расстёгивают пуговицы на чужом пальто, стаскивая его с плеч Осаму, пока тот вдавливает Накахару в стену с чудовищной силой. Чуя медленно стекает по стене, коленки в высоких берцах подгибаются. Тёмный, безмолвно охуевающий коридор наполнился тяжёлым, сбивчивым дыханием, и, едва слышными, несусветно, для Ацуши, пошлыми влажными хлюпами. Парни словно слились в одно целое. В одно нечто, странным тесным клубком подбирающееся к своей двери. Бежевое пальто Дазая, что он с истериками называл «охровым», практически полностью скрывало Накахару, и были видны только огненные взъерошенные кудри. Накаджима никогда не видел настолько яростных выражений чувств. С первого взгляда даже не поймёшь, целуются они или дерутся. Одним рывком Дазай опускает короткую курточку Чуи до локтей, не разрывая поцелуя. Накахара откровенно, чересчур уж откровенно, с нетерпением стонет, когда с его шеи сдирают шарф и забираются пальцами под футболку. Ацуши был не готов. На весь коридор раздался звон разбитой кружки, выскользнувшей из ослабевших пальцев Накаджимы. Горячий кофе хлынул на пол, заливая паркет и носки Ацуши, но тот ничего не заметил, не в состоянии отвести взгляда от соукоку. Ни веснушчатый, ни Дазай этого не слышат и не видят, продолжая продвигаться по стенке к двери, параллельно стягивая с друг друга одежду. Стягивая — не точное описание. Сдирая. Отрывая вместе с мясом и пуговицами. Сминая в кулаках и порвав по шву пару вещей. По коридору раздается треск разрываемой футболки и новый, хриплый вскрик-стон, затыкаемый распухшими покрасневшими губами. — Вот блядь… — лицо Накаджимы это картина «Крик» Эдварда Мунка, с той разницей, что Ацуши орал молча, но основательно. Он явно видит магию. Сон. Ацуши никогда не матерился. Ему это казалось чем-то очень неправильным, но вынести это нереально. Ни в сказке сказать, ни пером описать, ни матом сформулировать. В полутёмном коридоре, освещаемые мигающей лампочкой, парни напоминали двух актёров гей-порно перед главной сценой, и что-то Ацуши подсказывало, что эта сцена не так уж и далеко. Чую с новым грохотом толкают спиной на деревянную дверь, он рукой, продолжая углублять поцелуй, нащупал замок, с третьей попытки вставил туда дрожащий ключ и толкнул дверь спиной, надавливая на ручку, заваливаясь в черную комнату. До слуха доносится хриплый, сбивчивый голос: — Хочу тебя. Сейчас. Прямо здесь. Сон как рукой сняло, Ацуши срывается с места, и с матом в голове устремляется в свою комнату, пытаясь заткнуть уши, заскакивает в незастегнутые ботинки, сгребает в охапку куртку и вылетает из общежития как пробка, хлопнув на последок от души дверью.Жди, Акутагава, к тебе идёт твоя принцесса.