Завтра будет солнце

Вода лилась из дыры в натяжном потолке непрерывным потоком. Дима с подвернутыми по колени штанами судорожно собирал документы и вещи, пытаясь не забыть ничего. А вещей было много — в этой квартире он жил уже около года и попросту забыл, куда дел ту или иную вещь. Было понятно, что, если он просто подставит тазик, это не поможет, у соседей сверху явно не просто трубу прорвало. Вода уже затопила пол, и Диме казалось, что он стоит в сплошной луже. Что случилось у соседей, Дубин не знал. Дима бегал наверх, но там ему никто не открыл. Пришлось вызывать аварийную службу, но те были ещё в пути. В дверь позвонили и Дима кинулся открывать, надеясь, что это работники аварийной службы, которая уже час не могла приехать. Но, открыв дверь, он увидел на пороге женщину лет сорока. Хозяйку квартиры. Женщина, одетая так, словно бросилась сюда, как только узнала, выглядела рассерженной. Хотя тут скорее подойдет слово разгневанно: сведенные к переносице брови и праведный гнев в глазах. Она никогда не отличалась добрым нравом, всегда находила к чему придраться, а теперь Диму, кажется, ждала казнь. Он сглотнул. — Здравствуйте, Людмила Александровна. Женщина фыркнула и прошла в квартиру квартиру. Попав в комнату, она осмотрела ущерб и тут же покинула квартиру, направившись, судя по всему, к соседям сверху. Раздались крики вперемешку с матами. Дима устало вздохнул. С одной стороны он даже рад, что кричат не на него. С другой не факт, что хозяйка сейчас не вернется и Диме не достанется. Он зашёл в комнату и взял вещи. После этого случая Дима поселился в хостеле, не особо дорогом, но довольно уютном, хозяйка сама встречала гостей и к ней всегда можно было обратиться в случае чего. Диме удалось спасти большинство вещей, в том числе электронику, чему Дима был рад — не хотелось покупать сейчас новый телефон. Несмотря на выплату за досрочное выселение, лишних денег у него не было. Хостел находился к месту работы ближе, чем прошлая съёмная квартира, и первое время с непривычки он приезжал на работу раньше. И в этом был плюс. А минус был в том, что жил он с двумя соседями. Два парня, студенты, вместе приехали в Питер учиться. Вот только с общежитием возникли проблемы, и им предстояло ещё месяц жить тут, пока не освободятся места. Парни были не особо проблемными, даже наоборот, приятными в общении и понимающими, но Диме, привыкшему жить одному, было некомфортно. К тому же была у одного из них, Антона, привычка — он постоянно брызгался одеколоном, сильным, стойким одеколоном. И вскоре вещи Димы им пропахли, но запретить парню пользоваться духами он не мог. Просто не знал, как. Потому приходилось терпеть чужой запах на своей одежде. То, что он жил в хостеле, Дима Грому не говорил, хотя они и были в отношениях. У того было достаточно своих проблем, и Дубин просто не понимал, зачем нагружать ещё больше. Да, они встречаются, но что Гром сделает? Позовет к себе? После месяца отношений? Вряд ли. Вот только запах чужого одеколона от Игоря не скрылся. Но тот предпочитал молчать. Грому запах не нравился, это можно было понять, но, видимо, он думал, что Дима просто стал пользоваться духами, и молчал. Правда, в один из вечеров не выдержал и всё же спросил, зачем Дима использует одеколон. После краткого «Я и не использую», Гром лишь нахмурился. Не пользуется. Значит, пользуется кто-то другой. Кто-то, у кого есть доступ к одежде Димы. Кто-то, кто близок Диме. Мужчина. Возможно, отец? Но Дима живёт один. Тогда друг? Ну, не настолько же близкий друг, чтобы Дима буквально пропах его духами. Съедаемый своими мыслями, Гром решил просто наблюдать. Вряд ли Дубин стал бы скрывать, если бы ему не нравилось что-то в отношениях. И уж тем более он бы не стал заводить кого-то на стороне, в этом Игорь был уверен. Но эти мысли разбились в прах, когда Дима пришёл в чужой рубашке. Понять, что рубашка чужая, можно было легко — во-первых, она была Дубину велика. Во-вторых, она была слишком яркой для него. Какого-то отвратительно зелёного цвета. Дима предпочитал цвета спокойнее. И тогда Игорь заволновался. В голове роились тысячи мыслей, от того, что Дима ему изменяет, до того, что у Дубина что-то случилось. Но что? Что такого должно было случится, что Дима пришел на работу в чужой рубашке? Как это вообще могло случиться? День шел долго, казалось, дольше, чем обычно, вокруг всегда было слишком много людей, а они были слишком заняты, и Гром боялся, что попросту не сможет узнать, в конце концов, спрашивать: «Дима, почему ты в чужой рубашке, я думал я твой парень?», когда вокруг вас ваши коллеги, многие из которых довольно гомофобны, было чистым самоубийством. Лишь после работы Грому удалось попросить Диму задержаться. С делом они уже разобрались, но Гром сказал, что ему нужно обсудить кое-что очень важное. Важное для них. Когда, наконец, вокруг не осталось ни одного человека, который мог бы подслушать их разговор, Гром решился. Дима сидел за столом, теребя край чужой зелёной рубашки, явно волнуясь. Значит, есть о чём. — Дима... Со мной что-то не так? Я тебе не нравлюсь? Дима посмотрел на Грома с удивлением. Не нравится? Ему? Гром? Для Дубина это звучало как «Слоны летают в Африку на зиму?». Он любил Игоря. Любил, как никого и никогда не смог бы полюбить. Любил его глаза, голубые как июльское небо, любил волосы, тёмные, жёсткие, которые отрастали кудряшками, любил, когда Гром был серьёзным, любил, когда Гром дурачился. Он просто любил. — С чего ты взял? — Ну, ты... Пахнет от тебя одеколоном, хотя ты сказал, что не пользуешься. А ещё ты в чужой рубашке сегодня. Ну, это видно, Дим. Она больше тебя на размер! И цвета ты такие не носишь, я знаю. Я перестал тебе нравиться? Сделал что-то не так? Ты скажи, я же исправлюсь! — Нет, просто... — Дима замолчал. Это же не будет звучать как жалоба? Он же не принуждает этим Грома ни к чему? — Я живу в хостеле! Квартиру затопила соседка сверху, ну, ту, которую я снимал. Мне пока что жить негде. А рубашку я утром кофе облил, поэтому у соседа взял. Она последняя чистая была. Ты подумал, что перестал мне нравиться? Гром уставился на Диму. Минуту они просто молчали. Дима думал о том, что Игорь вот так легко пришел к этой мысли, что перестал нравится ему. Игорь о том, что, скажи Дима раньше, ему было бы лучше. Им обоим было бы лучше. — Дима, может, ты тогда ко мне переедешь? Мне так спокойнее хоть будет. Да и вообще... Тебе же комфортнее. У меня не замок, конечно, но всяко лучше хостела. Дима задумался. С одной стороны, он мог бы. Сам Гром предложил, а с другой... — Ладно. Но ты ставишь дверь в туалет, — Дима тяжело вздохнул.