***
Ворвавшись в номер, я готов был увидеть любых прихвостней Сатаны, я готов был рвать, сжигать, убивать любого, кто посягнул на покой и жизнь Виктории. Одна она была действительно важна. Но открывшаяся картина повергла в шок. Виной ее состояния были не демоны, хотя, косвенно, и они тоже. Виновником ее ужаса и отчаяния был я. Увидев репортаж по телевизору, я сразу понял, насколько облажался. Отец провернул очередную свою хитрую игру, которую я не смог предугадать и предотвратить. Я один был повинен в том, до чего все это дошло. Невинные жертвы, принесенные лишь для того, чтобы добраться до Вики. И плевать было бы на любую душу, прекратившую свое существование, если бы это не коснулось ее. Вики правильно поняла все с первых кадров. И хоть не лично я участвовал в убийствах, именно я ее подвел. Тысячи лет существования поблизости с этим тираном должны были дать мне достаточно оснований для того, чтобы предусмотреть подобный исход. Я обязан был понять, что он не отпустит нас просто так, что не будет слепо верить в то, что я выполню свое предназначение. Я предал Вики тем, что допустил все эти жертвы. Я предал ее тем, что позволил погибнуть родителям. Я предал ее тем, что проявил беспечность. Обвинения Виктории не вызвали во мне негодования, я не был разочарован тем, что ее вера так легко пошатнулась, ведь понимал, как все это выглядело со стороны. Более того, я и сам чувствовал вину. Сатана давно съехал с катушек, но интриги и манипуляции настолько въелись в его сущность, что вытравить можно, только уничтожив носителя. И он все продумал идеально. Когда Вики выхватила из сумки кинжал, я по-настоящему испугался. Не за себя. Я был уверен, что Вики не использует его против меня. Но даже если и так, существенного вреда он бы мне не нанес. Я испугался за нее. Крошечный порез и выступившая на его месте капля крови, вначале удивили, а после — заставили и без того колотящееся сердце биться еще быстрее. То, о чем не думал никто из знакомых с пророчеством бессмертных. Все мы считали, что убить ее могу только я. Но это оказалось не так. Сотни лет с мыслями об этой девушке, сотни встреч, сотни часов, проведенных рядом. Только увидев алую каплю на ее пальце, я уже знал, к чему все придет. И я мог бы ее остановить. Мог забрать кинжал, постараться успокоить. Мог, но не сделал. Я стоял неподвижно, тело сковало оцепенение. Перед глазами стояла пелена, в которой угадывались очертания возможного будущего. Если бы я остановил ее в тот момент, уверен, это случилось бы позже. Ее трепетная, ранимая душа не выдержала бы новостей о новых смертях. А они бы продолжались до тех пор, пока я не сыграл свою роль. Пока она жива. Вики попросила меня убить ее при первой же встрече, но я не мог этого пообещать. Одно знал наверняка: я больше не стану искать ее до установленного пророчеством срока, я не приближусь к ней, как бы не манила желанная энергия. Я больше не стану портить ее и без того короткую жизнь своим присутствием. Влетевший в номер Пэймон растерялся лишь на мгновение, после бросаясь к Вики. Наверное, на его месте должен был находиться я, но тело, словно парализованное, не слушалось. Демон объяснил ей, что произошло в действительности, но это ничего не меняло. Я смотрел, как ее ладони и одежда окрашиваются в цвет смерти. В очередной раз видя, как умирает ее душа, я терял часть себя. Хоть клинок в этот раз вонзил не я, все равно чувствовал, что ее кровь на моих руках. Воспоминания вновь затопили сознание бурлящим потоком. Ее взгляд, в котором ощущалась непомерная вина. Я знал, что она хочет извиниться за озвученные обвинения, но в этом не было необходимости. Я не винил Вики в преждевременных выводах. Но кроме вины в ее взгляде было принятие. Несмотря на обрушившуюся правду, она не жалела о содеянном, не тосковала о практически оборвавшейся жизни. В Виктории была вера в то, что я найду выход, но ждать и смотреть на ненужные жертвы ее нежная и ранимая душа была неспособна. Не импульсивное решение, а полностью осознанный шаг, самопожертвование ради спасения множества жизней. Разве могло в этой светлой, доброй девушке затаиться что-то мрачное и темное, жестокое и беспощадное? Не может ли оказаться в итоге, что она зря умирала в столь раннем возрасте множество раз? Когда она выдохнула последний раз, а ее сердце замерло без единого стука, я вдруг ощутил дикий, режущий плоть холод. Он сковывал тело, не позволяя даже моргнуть, вынуждая смотреть на мертвую Вики, так бережно удерживаемую демоном. Ее энергия окружила, пронизывая до костей, словно прощаясь, а после, в одно мгновение, все погасло, исчезло, холод сменился пустотой, а душа сжалась в крошечный болезненный ком, подтверждая, что все закончилось. Пэймон тоже ощутил сразу, но продолжал баюкать Вики в своих руках, заботливо поглаживая спутавшиеся волосы и шепча что-то тихо и неразборчиво. Я знал, что он проникся к ней, что готов был защищать, как старший брат маленькую несмышленую сестру. Только однажды я видел подобное его отношение к одной единственной демонице, что Пэймон считал семьей. Вики заняла в его сердце весомое место, и он тоже не хотел ей такой судьбы. Не знаю, сколько времени мы провели в тишине, прежде чем он аккуратно поднял девушку на руки, бережно относя и укладывая тело на кровать. Вернулся ко мне он с горящими адским огнем глазами. — Какого черта ты ничего не сделал?! Пэймон схватил меня за плечи и сильно встряхнул, видимо, в попытке привлечь внимание. И у него получилось. Эмоции, сдерживаемые глубоко внутри при Вики, прорвались наружу, и я скинул с себя его руки, отходя прочь. Пелена злости заволокла сознание, кулаки сжимались и разжимались, все мое нутро чувствовало необходимость этот гнев выплеснуть. — Люцифер! Откуда вообще у нее твой клинок? — Дал для самообороны! Я повернулся к Пэймону, серьезно и зло заглядывая в глаза. Сжатый кулак вдруг врезался в мою скулу, заставляя пошатнуться, но я все же устоял, готовый ответить ему не менее мощным ударом. Но Пэймон просто отвернулся, делая несколько шагов в сторону, гневно растирая костяшки пальцев. — Почему ты ничего не сделал?! Почему не забрал его?! Почему допустил все это?! Демон махнул рукой в сторону кровавого пятна, растекшегося по ковру в углу комнаты. Я отвернулся, не желая смотреть на оставленные следы ее смерти, горящими глазами наблюдая за охваченным злобой другом. — Потому что это ничего бы не изменило. Только добавило бы ей страданий. Он хотел что-то ответить, но, поразмыслив, все же закрыл рот. Пэймон сел в кресло, упираясь локтями в колени и мучительно медленно массируя виски. В одно мгновение будто воздух выкачали из легких, сил на крики и агрессию не осталось. Ему тоже было больно. — Ты готов был ее убить? Гнев поутих, оставляя место печали и тоске. В зеленых глазах моего единственного друга было лишь непринятие, нежелание верить в подобный исход. Как бы ни было страшно пророчество, как бы сильно ни хотелось избежать его осуществления, смерти Вики всеми силами хотелось избежать. Понимание пришло с запозданием, когда ее сердце перестало биться. — Я почти уверен, что в этом не было необходимости. Слишком много всего сводится к тому, что пророчество или не верно полностью, или мы толковали его не правильно. Я сел в кресло напротив, то и дело бросая взгляды на дверь в спальню. Наш уголок рая, ставший ее последним пристанищем. Место, в котором мы были счастливы. Место, которое отпечатается в памяти ее смертью. — Хочешь сказать, сейчас она умерла напрасно? — Хочу сказать, что мы что-то упускаем. С пророчеством никак не вяжется наша связь. Мы нашли книгу в старом монастыре. Кто-то много лет назад подбросил мне страницу из нее. Там весьма подробно описывается родство душ, — я опустил голову, подпирая ее руками. Думать не получалось совершенно. В груди и в голове была пустота. — Ты же помнишь Шепфа? Связь — это дар. Мог ли он создать ее в наказание? Наступила мучительная пауза. Тишина пробиралась под кожу, в то время как мысли путались, а перед глазами стояло ее лицо. В тот самый момент, когда глаза закрылись, а душа растворилась. — Я не знаю, Люцифер. Пэймон замолчал, видимо, размышляя о том, что делать дальше. Наша миссия здесь завершена. В нахождении на Земле больше нет необходимости. Но проститься с этим местом оказалось поистине сложно, практически невозможно. — Я собираюсь вернуться в ад. Знал ли я, что там меня ожидает? Безусловно. Но ад все еще оставался моим домом. Мы молча смотрели друг другу в глаза на протяжении минуты, прежде чем Пэймон покачал головой: — Ты хотел, чтобы я слепо следовал за тобой, и я делал все, о чем ты просил. Нужна была защита человеческой девчонке? Пожалуйста. Выследить демоницу, выполняющую поручение Сатаны? С трудом, но да. Я подставился перед твоим отцом так, что смерти в аду мне не избежать. А потому, прости, Люцифер, но дальше ты пойдешь один. Развлекайся. Был ли я удивлен? Нет, ни капли. Пэймон был прав, ему категорически нельзя оказываться на глазах у Сатаны, если хочет еще жить. А потому я кивнул на его слова: — Береги себя. Пэймон посидел еще некоторое время, глядя в прикрытую дверь спальни, за которой на кровати как спящая принцесса из сказки лежала Вики, но без возможности проснуться. Казалось бы, их не связывало ничего, но он действительно ощущал чувство утраты. Уже направляясь к окну, он остановился, поднимая с пола сумку с вещами, в боковом кармане которой хранился блокнот. Вытащив так бережно хранимый Викторией подарок, он пролистал его, несколько раз тихо усмехнувшись, а после направился к открытому балкону, прихватив ее рисунки с собой. — Никто не должен знать, что здесь произошло, Люцифер. Озвучив предостережение, не обернувшись и не попрощавшись, Пэймон взмыл в небо, растворяясь в светлеющем под солнечными лучами небе. Проводив его взглядом, я направился в спальню, присаживаясь на край кровати возле, казалось бы, мирно спящей Вики. Если не смотреть на темное пятно, покрываяющее грудь, живот, расползшееся на мягкие домашние брюки, она выглядела спокойной и умиротворенной. Мягко коснувшись ее руки, я с болью осознал, что больше не чувствую ее тепла. Тонкие пальцы не сжимали ответно мои, она не улыбалась, с нежностью заглядывая в глаза. Ее больше нет. Снова на месте горячего, с силой бьющегося в груди сердца осталась огромная дыра, болезненной пульсацией отдающаяся в теле. Я вынул из ее груди клинок, вытирая о собственные брюки. В этот раз оставлять признак моей слабости не хотелось категорически. Склонившись, я легко коснулся ее губ своими, а после быстро вышел на балкон, призывая водоворот.***
Дверь моей камеры со скрипом отворилась, но я даже не поднял головы, не желая видеть очередного визитера. Тонкие каблуки звонко цокали по липкому от крови полу, когда демоница вальяжно подходила ближе. Коснувшись наманикюренными пальцами подбородка, она вынудила меня посмотреть на нее. — Взгляни на себя, Люцифер. Не тошно от того, во что ты превратился? Ости смотрела с выраженной брезгливостью, отмечая взглядом раздробленные, повисшие за спиной крылья, и рваные раны на обнаженном торсе. Ребра выглядывали из-за поврежденной кожи, как и внутренние органы. Отцовские шавки забавлялись на славу. Я дернул головой, выворачиваясь из ее рук, снова устремляя взгляд в пол. Я знал, что выглядел поверженным, разбитым, уничтоженным, и это было слишком близко к истине. — Уже почти три года ты болтаешься на этих цепях, а стоило лишь пойти навстречу Сатане и не тянуть с убийством смертной. Чувства к ней сделали тебя слабым и ничтожным. Я ухмыльнулся, сплевывая собравшуюся во рту кровь. Ости сейчас выглядела иначе, будто даже сильнее. Видимо, за хорошо выполненную работу, отец одарил ее новыми усиливающими чарами. Если б она понимала, что это значит, не гордилась бы тем, что приближена к Владыке. — Ты ничего не знаешь о чувствах, Ости. — Отнюдь, — она обошла меня, задевая ладонью поврежденные крылья, заставляя вздрогнуть от пронзившей тело боли. — Я любила тебя, Люцифер. И наши отношения еще можно вернуть. Уверена, Сатана скоро выпустит тебя. Я хрипло рассмеялся, чувствуя, как коричная энергия с негодованием растекается по маленькому мрачному помещению. Наивная. — Наши «отношения», — я специально выделил важное слово, — закончились давным-давно. Ты не интересна мне, Ости. Тем более, у тебя теперь новый любовник, не так ли? Намного более влиятельный. Ты слишком зависима от власти, но теперь забралась на самую вершину. Что не устраивает твою вечно голодную душонку? Ости снова встала напротив меня, недовольно скривившись. Скрестив руки на груди, она некоторое время помолчала, будто решая, что стоит мне говорить. — Секс с тобой мне нравился больше. Я опять рассмеялся, но треснувшие ребра заставили болезненно закашляться и снова сплюнуть на пол кровь. Насколько же она глупа. — Расскажи об этом моему папаше и уже сегодня будешь висеть рядом. Не переживай, места здесь хватит на двоих. — Пэймон считал, что ты захочешь меня убить… Она задумчиво подняла взгляд, осматривая закованные в кандалы руки, запястья которых были стерты до костей. Усмехнулась каким-то своим мыслям и уже шагнула в мою сторону, выказывая совершенно недвусмысленные намерения. Похоть во взгляде горела, сжигая ее же без остатка. — Я и убью. Ты же не думаешь, что твои действия останутся безнаказанными? Что-то в моем голосе заставило ее остановиться и нервно сглотнуть. Я смотрел на нее исподлобья и чувствовал затаившийся в глубине этой жалкой души страх. Здесь и сейчас она понимала: я не трону ее, просто потому что не могу. Но подобных гарантий на будущее у нее не было. — Я знаю, как доставить тебе удовольствие и заставить забыть о глупой смертной девке. Уверена, ты передумаешь. Развернувшись, она гордо прошагала до двери, напоследок снова оглянувшись на меня. От ее слов было тошно и противно. Сущая идиотка, ведомая жаждой власти, но не имеющая при этом достаточного количества мозгов. Ее срок еще не пришел, но это только пока. Даже если у меня не будет возможности поквитаться, судьба не дарует ей то, о чем она мечтает. Отец разделается с ней ровно в тот момент, когда она перестанет приносить пользу или удовольствие. И в ее случае это неизбежно. Вернувшаяся в камеру тишина, нарушаемая лишь звуком падающих на склизкий пол капель крови и моим тяжелым дыханием, не продлилась долго. Дверь снова скрипнула и меня обдало тяжелой, темной, давящей энергией. Сам Сатана снизошел до того, чтобы предстать перед собственным сыном. За все проведенное мной здесь время это случалось лишь несколько раз. И каждый его визит приносил лишь боль. — Старая подружка никак не может тебя забыть, сын? Он явно пребывал в прекрасном расположении духа, гадкая улыбка не сходила с лица. Сатана подошел ближе и повторил жест Ости, приподнимая мое лицо и вынуждая смотреть в его глаза. Такие же алые, как и мои, только в них кроме огня преисподней плескались тьма и безумие, полностью поработившие разум правителя. Я ждал. Не предпринимая попыток отстраниться, ведь в случае с отцом они были бесполезны. Просто ожидал того, что он скажет и сделает. Мое молчание и покорность позабавили его еще сильнее, и Сатана довольно ухмыльнулся. — Мне не хватает моего верного палача. В других нет твоей изощренности и жестокости. Готов ли ты вновь приступить к своим обязанностям? — Гори в аду. Выплюнул ему эти слова прямо в лицо, надеясь, что выгляжу не слишком жалко, хотя уверен, так и было. Слабый, закованный в цепях, утративший желание бороться и раз за разом выполнять его поручения. Самоубийство Вики и то, что ему предшествовало, подкосило меня как никогда и ничто прежде. — Ты знаешь, что адский огонь мне не страшен. Но все еще дерзишь. Без моих уроков совсем распоясался. Одно неуловимое движение, и рука Сатаны с мерзким чавкающим звуком прорвала и без того поврежденную кожу на животе, сжимая в крепкой ладони все, до чего могла дотянуться. Кровь пульсацией, быстрым потоком сочилась из раны, стекая по запястью, пачкая чистый отутюженный пиджак и рукав белоснежной рубашки. Я не смог сдержать болезненный хрип, сгибаясь, стараясь отстраниться от невыносимой муки, но не порадовал его стоном или криком. Пальцы внутри моего живота разжались, ладонь перевернулась, каждым движением вынуждая задерживать дыхание. Он играл, получая колоссальное удовольствие от моих мучений. Кандалы врезались в и без того стертую кожу рук, когда я пытался отодвинуться; безжизненно висящие за спиной крылья дрожали, принося все новую нестерпимую боль, а Сатана не унимался, с садистским восторгом глядя на торчащие из раны кишки и кровь, сплошным потоком стекающую по его рукам и рваным лохмотьям на моем теле, что прежде назывались одеждой. Подчиняя мое тело своей воле, он вынудил меня поднять голову и неотрывно смотреть ему в глаза, показывая все то, что старательно я пытался держать в себе, пока вторая рука протиснулась рядом с первой. Крепко обхватывая треснувшие ребра, дьявол ухмыльнулся в предвкушении, выворачивая их с треском в обратную сторону. Болезненный стон застрял в горле, я не позволил ему вырваться, но это ничего не изменило. Сатана впивался взглядом в мои глаза, видя весь спектр испытываемся мук и наслаждался им. Моргнув, я заставил себя отвернуться, и только после того, как отец удивленно выдохнул, осознал, что именно сделал. Увлеченный моими страданиями, он ослабил влияние? Нет, маловероятно. Но во мне никогда не было сил противиться его способностям, что же изменилось? Сатана отпустил меня, вытирая руки о какую-то ветхую тряпицу, висящую на стене. Он задумчиво устранял с кожи следы крови, давая мне короткую передышку. С такой травмой регенерация будет справляться долго, а значит мучения так быстро не закончатся. Черти не позволят ей зажить за несколько дней, каждый раз обновляя переломы костей и разрывы мягких тканей. — Что ты решил? — отец откинул тряпку в собравшуюся в углу камеры лужу крови. — Готов приступить к своим обязанностям? — Я больше не буду выполнять твои приказы. Повиснув на цепях без сил, сейчас я выглядел еще более жалким и ничтожным, но это ничего не меняло. Если он убьет меня за дерзость, так тому и быть. Но прогибаться под ним я больше не буду. — Я ведь могу и заставить, ты знаешь. Его сегодняшнее настроение пугало. Слишком доброжелательное для Сатаны, оно вызывало подозрение и очередное сомнение в здравости ума. Словно в нем проснулся отцовский инстинкт, чего, конечно же, быть не могло. Однако, за этими странными речами скрывалось его привычное поведение. Сверкнув огнем в алых глазах, он применил собственную силу, заставляя меня сквозь боль подняться на ноги. Кандалы, на которых безвольно висело мое тело, прикованное за руки цепями к потолку, звякнули, расслабляя натяжение. Меня шатало из стороны в сторону, перебитое колено не давало опоры на ногу, слабость была во всем теле, вызванная ранами, потерей крови и годами расходуемой на регенерацию и поддержание жизни энергии. Крылья, прежде безжизненно висящие за спиной на сломанных костях и порванных сухожилиях, начали раскрываться, ведомые не моей волей, а прихотью дьявола. Не знаю, какая сила держала внутренние органы в пределах разорванного и изломанного тела, казалось, что вот сейчас все вывалится наружу, с противным влажным шлепком падая на пол, разбрызгивая так и не начавшую подсыхать кровь. В глазах темнело от нахлынувшей боли, я готов был потерять сознание, но такого приятного исхода ждать не приходилось. Не знаю, что в тот момент сподвигло меня на попытку бороться, ведь сколько их не предпринималось в прошлом, все были безуспешны. Собирая себя по крупицам, медленно стягивая зыбкую волю, я заставил себя поднять глаза на отца. В этот момент ему важны были мои унижения: слабый, безвольный, неспособный даже собственное тело защитить от дополнительных повреждений. Я наблюдал за сменяющимися эмоциями на его лице, видя в кровавых глазах удивление, неверие. Он сводил нахмуренные брови, но следил за каждым моим движением. Вот я перехватил руками цепи, подтягиваясь на них, снимая давление с повреждённого колена. Вот справился с равновесием, вставая устойчивее и увереннее. Вот поднял выше подбородок, впервые глядя на отца свысока. И он отпустил меня. Удерживающие силы спали, возвращая волю, но я продолжил стоять, хоть и чувствовал, что все не заживающие долгое время раны спасибо не скажут. Растерянный и удивленный дьявол с гневом и шоком вглядывался в мои глаза, выискивая причину, пытаясь понять, откуда во мне возникла сила сопротивляться его умениям, но нашел там нечто другое. — Ты не убивал ее. Озарение и нездоровое ликование отразились на его лице. Сатана увидел то, чего не должен был. Он даже не уделил внимания деталям, замечая только, как Вики вонзает клинок в свою грудь, и это, пожалуй, было единственным плюсом в складывающейся ситуации. — Она убила себя сама. Пэймон просил, чтобы это осталось в тайне, ведь мы оба понимали, к чему такая новость может привести. Я продолжал жить лишь потому, что был нужен Сатане. Убийца, способный не допустить свершения пророчества. Но теперь, когда выяснилось, что она может уничтожить себя сама, во мне больше необходимости нет. — Интересно… — Сатана полностью развернулся ко мне, задумчиво потирая подбородок, а после, осознав суть этих воспоминаний, громко рассмеялся. — В твоих интересах было скрывать от меня эту информацию, но ты оказался слишком слаб. Выходит, даже такая, как Ости, справилась с задачей лучше тебя. Сатана снова подошел ближе, осматривая меня с головы до ног, а я терпеливо ждал, когда он примет решение. Я устал, слишком сильно устал за тысячи лет своего существования. Устал за прошедшие столетия с момента его становления у власти двух миров. Если он убьет меня, значит не в моих силах что-либо изменить. Но если я смогу выжить, если у меня хватит сил бороться, несмотря на годы пыток, это на многое повлияет. А то, что произошло несколькими минутами ранее, дает каплю надежды на новое будущее. — Ты же понимаешь, что это значит, сын. И я понимал. Знал наверняка, что на этом мое существование окончится, а небытие примет меня с распростертыми объятиями, если я не справлюсь. Но я должен попытаться. Ради Виктории. Затягивать прелюдию отец не стал. Его сила вновь захватила меня, действуя на этот раз иначе, с четким намерением убить, уничтожить. Кровь закипала в жилах. Он принуждал мое тело к саморазрушению. Я чувствовал, как под его влиянием органы внутри переворачивались, раздувались, трещали, кости выкручивались, ломаясь, сухожилия разрывались. Легкие непроизвольно наполнялись кислородом, держась на грани того, чтобы лопнуть в его избытке, а после опустошались, до ощущения огня в груди. Он не давал мне возможности вздохнуть. Я закрыл глаза, отвлекаясь от охвативших тело боли и мучений, а на внутренней стороне век, будто напечатанное, было лицо Виктории. Моей нежной, ласковой, заботливой. Той, что спасла мою душу от вечных терзаний. Даже сейчас, спустя годы после своей смерти, она продолжала спасать меня от боли, даря покой. Но воспоминания о ней не лишали меня чувств, я продолжал ощущать давление силы отца. Лицо покраснело от невозможности дышать, хрипы вырывались из горла, я был на грани. Воспоминания о проведенном времени с Вики все крутились перед глазами, заставляя мучительно улыбнуться. Как она смеялась и пританцовывала на пассажирском сидении автомобиля, услышав по радио любимую песню. Как хохотала в голос, вытирая слезы, когда я с удовольствием шел на поводу ее дурашливости. Как ласково улыбалась, утыкаясь носом в шею, прежде чем погрузиться в сон. Как дразнила вечно задирающимися футболками и открытыми участками тела. Я продолжал улыбаться, а после сделал вдох. Вдох, дарящий свободу. — Проклятье! Силы отца давили все больше, но теперь не действовали так, как он на то рассчитывал. Я чувствовал, как возвращалась ко мне способность двигаться, как успокаивалась мучительная боль, как влияние дьявола сходило на нет. Осознание того, что теперь я совершенно неподконтролен ему, вызвало хриплый, горький смех. Сатана изменился в лице, в глазах его горел гневный огонь. Он озлобленно смотрел на меня, пока я смеялся, отплевываясь кровью. В ярости он обошел меня, резко и быстро вырывая крылья, вынуждая тело выгнуться дугой. Он не мог уйти проигравшим. Никогда. Снова встав напротив, он смотрел на меня с ненавистью и толикой страха, что прятался в самых отдаленных глубинах его сознания. Сила не сработала, но при нем все еще оставалась физическая, что в разы превышала мою. Удерживая меня одной рукой за шею, приблизился максимально близко к лицу, насыщаясь испытываемой мной болью, снова вонзая ладонь в грудную клетку. Безошибочно находя сердце, он крепко сжал его между пальцами, постепенно увеличивая давление, желая насладиться предсмертной агонией. Но и в этот раз что-то пошло не по его плану. Словно наткнувшись на барьер, пальцы замерли, так и не совершив последний рывок, лишающий меня жизни. Я смотрел в его глаза, видел, как он злился, но сделать больше ничего не мог. Только терзать в этой клетке до скончания веков. Отец громко и злобно рыкнул, отходя к двери, и я готовился облегченно выдохнуть, когда он остановился на пороге, не оглянувшись больше: — Зализывай раны, щенок. Твое наказание продлится в школе. Дверь хлопнула с противным лязгом, и тишина заполнила ставшую мне пристанищем клетку, давая возможность задуматься о том, что все это значит. Уверен, дело в связи, что впервые за время нашего с Вики существования укрепилась так сильно. Но мои ли силы так увеличились, или это она «поделилась» со мной частью своей неуязвимости, все еще оставалось загадкой. Загадкой, которую я разгадаю. Снова одна дорогая моему черствому сердцу девушка перетасовала все карты, без угрызения совести вручая мне козыри. Снова Виктория подарила мне желание жить и бороться. Снова показала новое будущее, к которому стоит идти. Восстановить тело, излечить раны, вернуться к тренировкам. Несмотря на возможность бороться, пока что мне противопоставить нечего. Но это только пока. И школа мне только поможет. Ты возродишься через сотню лет, но к тому моменту я успею подготовиться. Я Убью Сатану и узнаю правду о пророчестве. Я сделаю все, чтобы ты больше не страдала.